Эддингс Дэвид. Потаенный город

   — Ну нет, Дареллон! Это, скорее всего, последняя моя кампания. Я не пропустил бы ее ни за какие сокровища в мире. — Абриэль поглядел вперед. — Что это там делает Комьер?
   — Лорд Комьер сказал, что хочет взглянуть на развалины Земоха, — рокочущим басом пояснил сэр Гельдэн. — Полагаю, талесийцы находят определенное развлечение в том, чтобы разглядывать следы разрушений на месте былых битв.
   — Эти талесийцы настоящие варвары, — кисло пробормотал Абриэль и поспешно взглянул на Берг стена, который, казалось, был полностью поглощен чте нием молитвенника. — Необязательно повторять эти слова, господа, — прибавил он, обращаясь к Дареллону и Гельдэну.
   — Даже и не мечтай об этом, Абриэль, — отозвался Бергстен, не отрывая глаз от молитвенника.
   — У вас невероятно острый слух, ваша светлость.
   — Это оттого, что я выслушиваю исповеди. Люди готовы кричать о чужих грехах во все горло, но их шепот едва можно расслышать, когда они переходят к собственным грехам. — Бергстен поднял глаза и указал вперед. — Комьер возвращается.
   Магистр генидианцев, пребывавший в прекрасном расположении духа, осадил своего коня, взвихрив облачка снежной пыли.
   — Уж если Спархок принимается что-то уничтожать, он подходит к делу весьма основательно! — весело сообщил он. — Я, признаться, не верил Улафу, когда он сказал мне, что наш приятель с перебитым носом сорвал крышу с храма Азеша — но теперь верю. Никогда прежде не видел таких разрушений. Сомневаюсь, чтобы во всем городе осталось хоть одно здание, пригодное для жилья.
   — Тебе, Комьер, подобные вещи доставляют наслаждение, не так ли? — с упреком спросил Абриэль.
   — Довольно, господа! — поспешил вмешаться Бергстен. — Мы здесь не затем, чтобы воскрешать старые, как мир, споры. Мы воюем всяк на свой манер. Арсианцы любят строить форты и крепости, талесийцы — их разрушать. Все это способы ведения войны, и именно в этом состоит наша служба.
   — Наша? — мягким басом отозвался Гельдэн.
   — Ты знаешь, что я хотел сказать, Гельдэн. Конечно, сам я больше не имею отношения к этим делам, но…
   — Что же ты тогда прихватил с собой топор, Бергстен? — спросил Комьер.
   Бергстен в упор взглянул на него.
   — Чтобы вспомнить старые добрые времена — а также потому, что вы, талесийские бандиты, готовы внимательно слушать человека, только когда у него в руках топор.
   — Рыцари, ваша светлость, — кротко поправил Комьер своего соотечественника. — Теперь мы зовемся рыцари. Когда-то мы были бандитами, но теперь мы порядочные люди.
   — Церковь весьма одобряет твое стремление исправиться, сын мой, хотя и знает, что ты бесстыдно лжешь.
   Абриэль тщательно спрятал улыбку. Бергстен и сам прежде был генидианским рыцарем, и порой клобук съезжал с него, приоткрывая старые привычки.
   — У кого карта? — спросил он не столько из любопытства, сколько из желания предотвратить надвигающийся спор.
   Гельдэн, звякнув доспехами, развязал ремни одной из своих седельных сумок.
   — Что бы ты хотел узнать, мой лорд? — спросил он.
   — Как обычно — далеко ли ехать, долго ли ехать и какие неприятности ожидают нас в пути.
   — До астельской границы сотня с лишним лиг, мой лорд, — ответил Гельдэн, сверяясь с картой, — а оттуда еще десять сотен лиг до Материона.
   — Самое меньшее сто дней пути, — мрачно проворчал Бергстен.
   — Если мы не попадем в переделку, ваша светлость, — уточнил Дареллон.
   — Оглянись, Дареллон! За нами скачут сто тысяч рыцарей церкви. Нет такой переделки, с которой мы не смогли бы управиться. Какая впереди местность, Гельдэн?
   — В трех днях к востоку отсюда, ваша светлость, что-то вроде водораздела. Все реки по эту сторону от него впадают в залив Миджах, по другую сторону — стекают в Астелийские топи. Я полагаю, что после того как мы пересечем этот водораздел, местность начнет понижаться — если только Отт не устроил так, что в Земохе реки текут вверх.
   К ним подъехал генидианский рыцарь.
   — Только что прибыл гонец из Эмсата, лорд Комьер, — сообщил он. — Он говорит, что у него для вас важные новости.
   Комьер кивнул, развернул коня и поскакал к войску. Остальные двинулись дальше, с трудом пролагая себе дорогу через усилившийся снегопад.
   Комьер, по пятам за которым скакал покрытый дорожной грязью гонец, возвращаясь к своим спутникам, оглушительно хохотал.
   — Что тебя так рассмешило? — спросил Бергстен.
   — У нас отличные новости из дому, ваша светлость! — весело отвечал Комьер и обратился к гонцу: — Расскажи нашему возлюбленному патриарху то, что только что рассказывал мне.
   — Слушаюсь, мой лорд, — отозвался светловолосый талесиец. — Это случилось несколько недель назад, ваша светлость. Как-то утром дворцовые слуги нигде не могли найти принца-регента. Стражники полных два дня переворачивали весь дворец сверху донизу, но маленький хорек как сквозь землю провалился.
   — Следи за своей речью, парень! — рявкнул патриарх Бергстен. — Авин, в конце концов, принц-регент — даже если он и впрямь хорек.
   — Прошу прощения, ваша светлость. Как бы то ни было, вся столица терялась в догадках. Авин Воргунссон и шагу никуда не ступил бы, не прихватив с собой духовой оркестр, чтобы возвещать фанфарами о своем приближении. Потом один из слуг наткнулся в кабинете Авина на полную бочку с вином. Это всех удивило, потому что Авин был не бог весть каким пьяницей, и слуги решили приглядеться к бочке повнимательней. Ясно было, что ее уже открывали, потому что немного вина выплеснулось на пол. Что ж, ваша светлость, ребята здорово приустали, разыскивая Авина, а потому решили утолить жажду, но когда они попытались открыть бочку, то обнаружили, что крышка прибита гвоздями. В Талесии как-то не принято заколачивать гвоздями бочки с вином, и все сразу заподозрили неладное. Принесли ломики, выдернули гвозди, сорвали крышку — и тогда увидели, что в бочке, мертвехонький, лицом вниз плавает Авин.
   — Не может быть!
   — Еще как может, ваша светлость. Видно, у кого-то в Эмсате оказалось весьма извращенное чувство юмора. Он потрудился вкатить бочку с вином в кабинет Авина, сунул его в бочку и заколотил гвоздями крышку. Авин, похоже, умер не сразу. Под ногтями у него были щепки, а на крышке изнутри — следы царапин. В кабинете было чертовски грязно. После того как Авина выловили из бочки, вино вытекало из него еще добрых полчаса. Дворцовые слуги изо всех сил старались отмыть его для похорон, но вы же знаете, как трудно свести винные пятна. Авин был весь пурпурный, когда его возложили на похоронные носилки, чтобы отпеть в Эмсатском соборе. — Гонец задумчиво потер щеку. — В жизни не видывал более странного отпевания. Первосвященник Эмсата все пытался сдержать смех, читая заупокойную молитву, да только ему это не слишком удавалось, и понемногу вся паства начала заливаться хохотом. Вообразите только — Авин возлежит на носилках, размером с полувзрослого козла и лиловый, как спелая слива, а вся паства в соборе так и покатывается.
   — Во всяком случае, его наконец-то заметили, — вставил Комьер. — Для Авина это всегда было важно.
   — О да, лорд Комьер, его заметили, и еще как! Никто в соборе не сводил с него глаз. Потом, когда его положили в родовом склепе, весь город закатил пирушку, и мы поднимали тосты в память об Авине Воргунссоне. С приходом зимы в Талесии трудно отыскать, над чем бы посмеяться, однако Авин ухитрился припасти нам веселья до самой весны.
   — Что это было за вино? — с серьезным видом спросил патриарх Бергстен.
   — Арсианское красное, ваша светлость.
   — И какого года?
   — Позапрошлого, я полагаю.
   — Урожайный год, — вздохнул Бергстен. — Вино никак нельзя было спасти?
   — Никак, ваша светлость, — после того, как Авин отмокал в нем добрых два дня. Бергстен вновь вздохнул.
   — Какая жалость, — скорбно проговорил он. И рухнул на луку седла, сложившись пополам и подвывая от неудержимого хохота.
   Когда Улаф и Тиниен въехали в предгорья Тамульских гор, там уже царил холод. Тамульские горы были одной из тех географических странностей, что тут и там разбросаны по свету, — горстка изъеденных временем и непогодой гор, никак не связанных с окружающим ландшафтом, и несколько пиков повыше, обильно поросших ельником и соснами. На более пологих склонах Тамульских гор росли дубы, сбросившие листву в преддверии зимы.
   Рыцари ехали осторожно, стараясь держаться открытых мест и шуметь, издалека объявляя о своем присутствии.
   — Неумно застигать троллей врасплох, — пояснил Улаф.
   — Ты уверен, что они здесь? — спросил Тиниен, когда они углубились в горы. Улаф кивнул.
   — Я видел следы — или, по крайней мере, те места, где они пытались замести свои следы, — а также свежую грязь там, где они закапывали свой помет. Тролли прилагают немало усилий, чтобы скрыть свое присутствие от людей. Ужин легче изловить, если он не подозревает, что ты близко.
   — Тролли-Боги обещали Афраэли, что их создания больше не будут есть людей.
   — Должно пройти не одно поколение, прежде чем эта мысль угнездится в сознании самого тупого тролля, — а тролли бывают очень тупы, когда им этого хочется. Лучше нам не терять бдительности. Как только мы выберемся из предгорий, я совершу обряд, который призывает Троллей-Богов. Тогда уж мы будем в безопасности. Опаснее всего здесь, в предгорьях.
   — Почему бы не совершить этот обряд прямо сейчас?
   Улаф покачал головой.
   — Это невежливо. К Троллям-Богам следует обращаться высоко в горах — в настоящей стране троллей.
   — Это не страна троллей, Улаф.
   — Была. Давай-ка подыщем место для ночлега.
   Они разбили лагерь на ступенчатом каменном уступе, где спины их прикрывала прочная скала, а впереди круто ниспадал каменистый уклон. Рыцари по очереди несли стражу, и, когда первый слабый отблеск зари начал понемногу вымывать темноту с пасмурного неба, Тиниен потряс Улафа за плечо.
   — В кустах у подножия утеса что-то шевелится, — прошептал он.
   Улаф сел, нашаривая рукой топор, и прислушался.
   — Тролль, — секунду спустя сказал он.
   — Откуда ты это знаешь?
   — Кто бы там ни шумел, он шумит намеренно. Олень не производил бы столько шума, а медведи уже залегли в зимнюю спячку. Тролль хочет, чтобы мы знали, что он здесь.
   — Что будем делать?
   — Подбросим хвороста в костер — пусть знает, что мы проснулись. Положение у нас сложное, так что не будем торопиться. — Улаф отбросил одеяла и поднялся, а Тиниен тем временем подложил в огонь сухих сучьев.
   — Пригласим его погреться? — спросил он.
   — Ему не холодно.
   — Это в такой-то мороз?
   — А для чего, по-твоему, у него шерсть? Тролли разводят костры ради света, а не затем, чтобы греться. Почему бы тебе не заняться завтраком? Он вряд ли станет что-то делать, покуда совсем не рассветет.
   — Сейчас не моя очередь стряпать.
   — Я должен нести стражу.
   — С тем же успехом это мог бы делать и я.
   — Ты не знаешь, что именно нужно высматривать. — Голос Улафа был воплощенная рассудительность — как всегда, когда он находил предлог не заниматься стряпней.
   Постепенно светлело — зрелище, на которое никогда не надоедает смотреть. Глядишь на темное пятно в окружающем тебя лесу — и вдруг осознаешь, что там, где секунду назад была только тьма, теперь видны деревья, кусты и камни.
   Тиниен принес Улафу тарелку с дымящимися ломтями окорока и кусок зачерствевшего хлеба.
   — Оставь окорок на вертеле, — посоветовал ему Улаф.
   Тиниен в ответ что-то проворчал, взял свою тарелку и уселся рядом с другом на краю скальной ступени. Они ели, посматривая на березняк, который рос на пологом склоне, прямо под ними.
   — Вот он, — серьезно сказал Улаф, — прямо вон за тем большим камнем.
   — Верно, — отозвался Тиниен, — теперь и я его вижу. Его трудно различить в лесу, правда?
   — На то он и тролль, Тиниен. Тролли — часть леса.
   — Сефрения говорит, что мы с ними в дальнем родстве.
   — Может быть, она и права. Между нами и троллями не так уж много различий. Они больше нас и имеют свои предпочтения в еде — вот и все.
   — И долго это может продолжаться?
   — Понятия не имею. Насколько мне известно, такого прежде еще не случалось.
   — Что он станет делать дальше?
   — Как только он убедится, что мы знаем о его присутствии, он, вероятно, попытается вступить в общение.
   — А он знает, что ты говоришь на их языке?
   — Вполне возможно. Тролли-Боги хорошо знают меня, и им известно, что я охочусь в одной стае со Спархоком.
   — Странный способ выражаться.
   — Я просто стараюсь думать как тролль. Если у меня это выйдет, я смогу предсказать, что он станет делать дальше.
   И тут тролль, задрав голову, что-то крикнул им.
   — Что он говорит? — обеспокоенно спросил Тиниен.
   — Он хочет знать, что ему теперь делать. Он в смятении.
   — Это он-то? Что уж тогда говорить обо мне?
   — Ему было велено встретить нас и провести к Троллям-Богам. Он не знает наших обычаев и правил вежливости. Мы должны наставить его в этом. Убери меч в ножны. Не стоит обострять ситуацию.
   Улаф поднялся, стараясь проделать это не слишком быстро, и, повысив голос, обратился к поджидавшему внизу существу:
   — Иди к дитя Кхвая, которое мы сделали. Мы будем есть вместе и говорить о том, что нам следует предпринять.
   — Что ты ему сказал?
   — Пригласил его к завтраку.
   — К завтраку? Ты хочешь, чтобы тролль принялся за еду в нескольких футах от тебя?
   — Это просто предосторожность. Если он примет у нас еду, будет невежливо с его стороны потом убить нас.
   — Невежливо?! Улаф, это же тролль!
   — То, что он тролль, еще не значит, что он дурно воспитан. Да, кстати, чуть не забыл. Когда он придет в лагерь, он захочет обнюхать нас. Вежливость требует взамен обнюхать его. Запашок от него так себе, но придется стерпеть. Тролли делают так, чтобы распознать друг друга при новой встрече.
   — По-моему, ты спятил.
   — Просто делай, как я скажу, и предоставь переговоры мне.
   — Что же мне еще остается, дубина? Я же не говорю на их языке, забыл?
   — В самом деле? Поразительно! Я-то думал, что все образованные люди говорят на языке троллей.
   Тролль приближался к ним осторожно, бесшумно пробираясь через березняк. При ходьбе он помогал себе длинными руками, хватаясь за деревья и толчками продвигая вперед огромное тело. Он был примерно восьми с половиной футов ростом и весь покрыт густой бурой шерстью. Лицо его напоминало обезьянье, хотя и без выступающей вперед челюсти, присущей большинству обезьян, и в глубоко посаженных глазах поблескивал разум. Он вышел на ступенчатый скальный уступ, где размещался лагерь, и присел на корточки, утвердив локти на коленях и протянув вперед огромные ладони.
   — У меня нет дубинки, — проворчал он.
   Улаф выразительным жестом отложил в сторону свой топор и показал троллю пустые ладони.
   — У меня нет дубинки, — повторил он традиционное приветствие и шепотом добавил: — Расстегни пояс с мечом, Тиниен, и отложи его в сторону.
   Тиниен начал было возражать, но передумал.
   — Дитя Кхвая, которое вы сделали, хорошее, — сообщил тролль, указывая на костер. — Кхвай будет доволен.
   — Радовать богов — хорошо, — ответил Улаф.
   Тролль вдруг с размаху ударил кулаком по скалистому уступу.
   — Все не так, как должно быть! — горестно проревел он.
   — Не так, — согласился Улаф, садясь на корточки по примеру тролля, — но у богов на это свои причины. Они сказали, что мы не должны убивать друг друга. Они сказали также, что мы не должны есть друг друга.
   — Я слышал их слова. Может быть, мы их плохо поняли?
   — Я думаю, что мы их правильно поняли.
   — Может быть, они сошли с ума?
   — Это возможно. Но мы все равно должны делать так, как они сказали.
   — О чем вы говорите? — нервно спросил Тиниен.
   — Обсуждаем философскую проблему, — пожал плечами Улаф. Тиниен изумленно воззрился на него. — Проблема действительно сложная: должны ли мы подчиняться богам, если они спятили. Я считаю, что должны. Конечно, в данной ситуации мое мнение слегка эгоистично.
   — Он не может говорить? — спросил тролль, указывая на Тиниена. — Он только издает птичьи звуки?
   — Наше племя разговаривает птичьими звуками. Ты разделишь с нами еду?
   Тролль оценивающе поглядел на коней.
   — Эту? — спросил он.
   — Нет, — покачал головой Улаф. — Эти животные возят нас на спине.
   — У вас больные ноги? Поэтому вы такие маленькие?
   — Нет. Эти животные бегают быстрее нас. Они возят нас, когда мы хотим бегать быстро.
   — Какая у вас еда?
   — Свинья.
   — Свинья — хорошо. Олень лучше.
   — Это правда.
   — Где свинья? Она мертвая? Если она живая, я убью ее.
   — Она мертвая.
   Тролль повертел головой по сторонам.
   — Я не вижу свиньи.
   — Мы принесли с собой только кусок свиньи, — Улаф указал на окорок, что жарился на вертеле над огнем.
   — Вы разделяете еду с дитя Кхвая?
   Улаф решил, что растолковывать троллю понятие приготовления еды было бы сейчас несвоевременно.
   — Да, — сказал он, — это наш обычай.
   — Кхвай доволен, что вы разделяете еду с его дитя?
   — Мы думаем, что да. — Улаф вытащил кинжал, снял с огня вертел и отрезал изрядный ломоть окорока — фунтов на пять весом.
   — У тебя болят зубы? — с искренним сочувствием спросил тролль. — У меня однажды болел зуб. Мне было очень больно.
   — У нашего племени нет острых зубов, — пояснил Улаф. — Ты примешь нашу еду?
   — Приму. — Тролль поднялся и шагнул к костру, нависая над ними.
   — Еда была возле дитя Кхвая, — предостерег Улаф. — Она горячая. Она может обжечь твой рот.
   — Мое имя Блокв, — представился тролль.
   — Мое имя Улаф.
   — У-лав? Это странное имя. — Блокв указал на Тиниена. — Как его имя?
   — Тиниен, — ответил Улаф.
   — Тин-ин. Это еще страннее, чем У-лав.
   — Мы говорим птичьими звуками, и поэтому наши имена странные.
   Тролль нагнулся и обнюхал макушку Улафа. Улаф подавил сильнейшее желание завопить и броситься наутек к ближайшему дереву. Он вежливо обнюхал в ответ шерсть Блоква. От тролля пахло не так уж и мерзко. Затем чудовище и Тиниен обнюхали друг друга.
   — Теперь я знаю вас, — объявил Блокв.
   — Это хорошо. — Улаф протянул ему ломоть дымящегося окорока.
   Блокв схватил его и целиком запихнул в рот, но тут же выплюнул на ладонь.
   — Горячая, — с некоторым смущением пояснил он.
   — Мы дуем на еду, чтобы сделать ее холодной и чтобы она не обожгла нам рот, — пояснил Улаф.
   Блокв шумно подул на окорок и снова запихнул его в рот. С минуту он задумчиво жевал, затем проглотил.
   — Еда другая, — дипломатично сообщил он и вздохнул. — Мне это не нравится, У-лав, — доверительно пожаловался он. — Все не так, как должно быть.
   — Не так, — согласился Улаф.
   — Мы должны убивать друг друга. Я убивал и ел вас, людей, с тех пор, как вы пришли в страну троллей. Так должно быть. Я думаю, что боги сошли с ума. — Блокв испустил бурный вздох. — Но ты думаешь правильно. Мы должны делать, как говорят боги. Когда-нибудь они выздоровеют. Тогда они снова разрешат нам убивать и есть друг друга. — Блокв вдруг резко встал. — Они хотят видеть вас. Я отведу вас к ним.
   — Мы пойдем с тобой.
   Весь день и добрую половину следующего дня они поднимались вслед за Блоквом высоко в горы, и наконец он вывел их на заснеженную прогалину, посреди которой в яме пылал костер. Там ожидали их Тролли-Боги.
   — Афраэль приходила к нам, — сообщил громадный Гхворг.
   — Она сказала, что сделает это, — ответил Улаф. — Она сказала, когда случится то, что мы должны знать, она придет к нам и расскажет.
   — Она прижимала рот к нашим лицам, — озадаченно добавил Гхворг.
   — Она делает так. Ее это радует.
   — Это было не больно, — с некоторым сомнением признался Гхворг, потрогав щеку, на которую пришелся поцелуй Афраэли.
   — Что он сказал? — шепотом спросил Тиниен.
   — Афраэль приходила сюда и разговаривала с ними, — ответил Улаф. — Она даже расцеловала их — ну да ты знаешь Афраэль.
   — Она целовала Троллей-Богов! — Тиниен побледнел.
   — Что он говорит? — повелительно спросил Гхворг.
   — Он хотел знать, что ты мне сказал.
   — Это нехорошо, Улаф-из-Талесии. Он не должен говорить словами, которых мы не понимаем. Как его зовут?
   — Его имя Тиниен-из-Дэйры.
   — Я сделаю так, чтобы Тиниен-из-Дэйры понимал наши слова.
   — Держись, — шепотом предостерег друга Улаф.
   — Что такое? Что происходит, Улаф?
   — Гхворг намерен научить тебя языку троллей.
   — Нет, погоди… — Тиниен осекся, закричал, хватаясь за голову, и повалился на снег, корчась в судорогах. Судороги прошли быстро, но, когда Тиниен сел, он все еще был бледен и трясся, а в глазах у него было дикое выражение.
   — Ты — Тиниен-из-Дэйры? — спросил Гхворг.
   — Д-да, — ответил Тиниен дрожащим голосом.
   — Ты понимаешь мои слова?
   — Понимаю.
   — Это хорошо. Не говори другими словами, когда мы рядом. Если ты будешь говорить другими словами, мы решим, что ты хочешь нас обмануть.
   — Я запомню это.
   — Хорошо, что запомнишь. Афраэль приходила к нам. Она сказала, что человеку по имени Берит велели не идти в место под названием Береса. Вместо этого ему велели идти в место под названием Супаль. Она сказала, вы поймете, что это значит. — Гхворг помолчал хмурясь. — Вы понимаете, что это значит?
   — Мы понимаем? — по-тролличьи спросил Тиниен у Улафа.
   — Не уверен. — Улаф поднялся, отошел к коню и вынул из седельной сумки карту. Затем он вернулся к костру.
   — Это картинка земли, — пояснил он гигантским божествам. — Мы делаем такие картинки, чтобы знать, куда мы идем.
   Шлии бросил короткий взгляд на карту.
   — Земля не такая, — сообщил он и, присев на корточки, запустил свои громадные пальцы сквозь снежный слой прямо в грязь. — Земля вот такая.
   Улаф подпрыгнул — почва под его ногами едва заметно содрогнулась. Затем он с изумленным видом уставился себе под ноги. Это была уже не столько карта, сколько миниатюрная модель всего континента.
   — Это очень хорошая картинка земли! — восхищенно проговорил он. Шлии пожал плечами.
   — Я сунул руки в землю и почувствовал, как она выглядит. Земля вот такая.
   — Где Береса? — спросил Тиниен у Улафа, с восторгом и удивлением поглядывая на тонкие волоски деревьев, которыми были покрыты, словно двухдневной щетиной, склоны миниатюрных гор.
   Улаф сверился со своей картой и прошел несколько ярдов к югу, к мерцающей водной глади, по которой бежали крохотные волны. Его ноги даже слегка погрузились в сотворенную Шлии копию Тамульского моря.
   — Здесь, — сказал он, наклоняясь и указывая пальцем на крошечное пятнышко на побережье.
   — Туда сказали идти Анакхе те, кто украл его подругу, — пояснил Тиниен Троллям-Богам.
   — Мы не понимаем, — резко сказал Кхвай.
   — Анакха любит свою подругу.
   — Так и должно быть.
   — Он сердится, когда его подруга в опасности. Те, кто украл его подругу, знают это. Они сказали, что не отдадут ее, пока он не отдаст взамен Камень-Цветок.
   Тролли-Боги дружно нахмурились, обдумывая его слова. Затем Кхвай взревел, изрыгнув громадный клуб огня, который растопил снег на полсотни ярдов в окружности.
   — Это злое дело! — прогремел он. — Так нельзя делать! Их ссора — с Анакхой, а не с его подругой! Я найду этих злых! Я превращу их в огонь, который никогда не гаснет! Они будут кричать от боли вечно!
   Тиниен содрогнулся при мысли о подобном наказании. Затем, не без помощи Улафа, он объяснил, как была изменена их внешность и какие преимущества им это дает.
   — Ты на самом деле выглядишь не так, как выглядел раньше, Улаф-из-Талесии? — поинтересовался Гхворг, с любопытством поглядывая на Улафа.
   — Совсем не так, Гхворг.
   — Странно. Мне кажется, что ты такой, как был. — Бог задумался. — Может быть, это не так странно, — признался он. — Ваше племя для меня все на одно лицо. — Бог убийства стиснул громадные кулаки. — Кхвай прав, — проворчал он. — Мы должны причинить боль злым. Покажи, куда приказали идти человеку по имени Берит.
   Улаф снова сверился с картой и прошел по миниатюрной копии мира к краю большого озера, известного как Арджунское море.
   — Это здесь, Гхворг, — сказал он, вновь наклоняясь и указывая пальцем на землю. Затем он наклонился ниже и потрясенно воззрился на побережье. — И в самом деле здесь! Я даже могу разглядеть крохотные домики! Это и впрямь Супаль!
   — Конечно, — как ни в чем не бывало пожал плечами Шлии. — Картинка не была бы хорошей, если бы я что-то упустил.
   — Нас обманули, — продолжал Тиниен. — Мы думали, что наши враги в месте, которое зовется Береса. Их там нет. Они в месте, которое зовется Супаль. У человека по имени Берит нет Камня-Цветка. Камень-Цветок у Анакхи. Анакха несет его в Бересу. Если злые встретятся с Беритом в Супале, у него не будет Камня-Цветка, чтобы отдать его злым. Они рассердятся и могут причинить боль подруге Анакхи.
   — Может быть, я слишком хорошо научил его, — пробормотал Гхворг. — Теперь он много говорит. Шлии, однако, внимательно слушал речь Тиниена.
   — Он говорит хорошо. Подруга Анакхи будет в опасности. Те, кто украл ее, могут даже убить ее. — Огромные плечи Шлии рассеянно передернулись, отряхивая снежинки, которые беспрестанно падали на него, и лицо бога исказилось от напряженных размышлений. — Я думаю, что это рассердит Анакху. Он так рассердится, что может взять Камень-Цветок и уничтожить весь мир. Мы должны помешать злым причинить боль подруге Анакхи.