Страница:
Накор и Калис стояли у кормы, тихо о чем-то беседуя, Гуда дремал, растянувшись на нагретых солнцем досках палубы немного поодаль от них.
Гарри огляделся по сторонам:
— И все же я отказываюсь понять, как можно определить направление, когда кругом до самого горизонта только вода, вода и вода.
Николас молча с ним согласился. Небо было ясным, и лишь далеко на севере виднелось несколько маленьких белых облачков. Вокруг же насколько хватало глаз простиралась ровная гладь океана. В первые три недели плавания им то и дело встречались небольшие островки, теперь же «Стервятник» оказался один на один с величественным, бескрайним водным простором. Нигде не мелькали больше ни гребень утеса на коралловом островке, ни парус встречной шхуны, ни крыло чайки. Это повергало жизнерадостного Гарри в уныние.
Волнение первых дней плавания, когда все были охвачены азартом погони, давно улеглось, и на корабле воцарилась скука. Маркус почти неизменно пребывал в дурном расположении духа. Он то бродил взад и вперед по верхней палубе, словно тигр в королевском зверинце, то по целым дням просиживал на своей койке в каюте, погрузившись в мрачные раздумья. Николас и Гарри, чтобы хоть чем-нибудь себя развлечь, помогали матросам ставить и убирать паруса и драить палубу. Оба без труда постигли азы нелегкой морской службы. От постоянных физических усилий при скудной корабельной пище и принц, и его сквайр заметно потеряли в весе, став, однако, сильнее и жилистее, чем прежде. Николас от почти постоянного пребывания под жгучим солнцем загорел до черноты. Нежная кожа рыжеволосого Гарри в первые дни плавания пошла волдырями, но Энтони намазал ему лицо и верхнюю часть туловища каким-то целебным притиранием, и волдыри прошли, а еще через несколько дней Гарри загорел так же ровно, как и его юный господин. Теперь их можно было принять за уроженцев знойного юга. Николас избавился от бороды и снова стал бриться по утрам, Маркус бороду сохранил, и сходство между кузенами стало гораздо менее заметным к большой радости обоих.
Каждый из путешественников старался развлечь себя чем только мог. Накор и Энтони часто пускались в пространные рассуждения о магии, вернее, о «фокусах», как Накор упорно продолжал именовать все относившееся к волшебству. Гуда любил вздремнуть на теплых досках палубы, подставив лицо легкому бризу. Порой старый воин подолгу говорил о чем-то с Калисом.
Дни шли унылой, неспешной чередой, складываясь в недели. Амос приказал урезать и без того скудные порции пищи, выдаваемые матросам и пассажирам. При отплытии из Фрипорта он позаботился о том, чтобы припасов на корабле было вдоволь, но плаванию не видно было конца, и никто не мог с точностью сказать, когда наконец на горизонте покажется земля. Возможно, от этого мгновения их отделяло всего каких-нибудь несколько дней, но Траск не исключал и того, что «Стервятнику» придется плыть к неведомым берегам еще не одну неделю и потому решил расходовать провизию как можно более экономно.
Николас знал, что за морем лежал неведомый им большой материк. Об этом говорил ему отец, в чьих словах у принца никогда еще не было повода усомниться. Однако теперь, стоя на носу «Стервятника» и вглядываясь в необъятную синь Безбрежного моря, он в который уже раз с беспокойством думал о том, что карта, о которой упоминал Арута, с нанесенными на нее контурами далекого материка, где не довелось еще побывать никому из жителей северного полушария, могла ведь оказаться и подделкой. Что, если Макрос Черный взял да и вздумал в свое время разыграть с помощью этой карты доверчивого принца Аруту и остальных? Мало ли по каким причинам ему взбрело на ум сыграть с ними такую шутку? Возможно, жители Королевства, в особенности из числа простолюдинов, свято верящие, что Безбрежное море потому так и названо, что не имеет другого берега и простирается в бесконечность, не так уж и не правы?
Что до матросов «Стервятника», то они продолжали с усердием выполнять свои обязанности и не ополчались против начальствующих лишь потому, что привыкли во всем полагаться на своего капитана. Они не верили в существование материка за Безбрежным морем и почти в открытую насмехались над Энтони, прокладывавшим курс корабля с помощью своего волшебного умения. Но их вера в то, что Траск способен пройти вдоль всего Безбрежного моря на «Стервятнике» и вернуться назад в Королевство, была неколебима.
Николас, задрав голову, взглянул на верхушку главной мачты. Дозорный, который нес там вахту, смотрел вперед в тщетной надежде увидеть на горизонте корабль, который они преследовали. Бриза в разговоре с Амосом описала его довольно подробно, и Траск сделал из ее слов вывод, что черный четырехмачтовик был неким подобием галеона, какие часто строили в Квеге несколько десятков лет назад. Амос не сомневался, что «Стервятник», гораздо более маневренный и быстроходный корабль, чем этот черный гигант, рано или поздно его нагонит. Но у галеона было большое преимущество во времени. Он ведь снялся с якоря на десяток дней, а то и на все две недели прежде бывшего «Орла». И все же Амос надеялся, что тот не успеет подойти к неведомому берегу, что они его нагонят еще в открытом море.
Николас также всей душой на это уповал. Время на корабле тянулось медленно, и досуга для размышлений и воспоминаний у принца здесь было больше, чем когда-либо прежде. И Николас все чаще ловил себя на мысли о счастливом воссоединении с красавицей Эбигейл и о будущей их совместной жизни. Порой память его будоражили картины поединка с Рендером, и окровавленный труп пирата часто являлся ему в ночных кошмарах. Он с беспощадной отчетливостью вспоминал, как клинок его сабли вонзился в живот людоеда, вспорол податливую плоть и уперся в кость позвоночника. При мысли об этом Николаса всякий раз прошибал холодный пот. С тех пор как он убил Рендера, Николас считал себя замаранным, опоганенным этим убийством, сопричастным злу и насилию, что царили в мире. Он пробовал было поделиться своими тревогами с Гудой и Гарри, но те его не поняли или не захотели понять. Оба с горячностью утверждали, что ничего зазорного в убийстве такого мерзавца, как Рендер, нет и быть не может и что Николас должен гордиться своим геройским поступком, как гордятся им они оба.
Но слова их не могли рассеять сомнений и раскаяния Николаса. Он и сам не раз себя убеждал, что Рендер был отвратительным чудовищем, повинным в гибели несчастной герцогини Брианы и множества других людей, что, убив его, он тем самым спас жизнь многим, кого людоед уничтожил бы на своем кровавом пути. Но все это было тщетно. Николас не мог избавиться от мысли, что в их поединке Рендеру была отведена роль жертвы, а следовательно сам он, сколь бы тяжкой ни оказалась вина казнимого, выступил не более чем палачом.
Принцу, разумеется, не приходило в голову поверять подобные соображения Маркусу. Слова о том, что он раскаивается в убийстве Рендера, который погубил его мать и похитил сестру, наверняка вызвали бы у чувствительного, болезненно самолюбивого кузена приступ безудержной ярости.
Николас был почти уверен, что, случись ему вновь участвовать в подобном поединке, он не смог бы убить своего соперника, кем бы тот ни оказался. У него попросту не поднялась бы рука для еще одного смертельного удара. Но он ни с кем не поделился этой своей уверенностью, иначе его чего доброго сочли бы тяжко захворавшим или повредившимся в уме.
На палубу вышла Бриза, и Николас ей улыбнулся. Девушка нравилась ему своей независимостью, самоуверенностью, капризной переменчивостью нрава. Она немного напоминала ему «дядюшку Джеймса», одного из советников короля Лиама в Рилланоне, состоявшего в приятельских отношениях также и с принцем Арутой. Он носил титул графа и часто бывал в Крондоре со своей женой и детьми. Однако сквозь безупречно отточенные придворные манеры Джеймса нет-нет да и пробивались отголоски его разудалого прошлого: ведь по слухам, в детстве и ранней юности тот состоял членом гильдии крондорских воров! В нем чувствовалось тщательно замаскированное светской сдержанностью какое-то первозданное буйство, неистовость и страстность, свойственные людям отважным и решительным, много испытавшим на своем веку и привыкшим во всем полагаться лишь на самих себя. Все то же чувствовалось и в Бризе, однако ей, в отличие от «дядюшки Джеймса», не приходилось обуздывать свой нрав и ради соблюдения внешней благопристойности скрывать под маской учтивых манер упрямый, а порой и вздорно строптивый нрав.
Бриза кивнула Николасу и Гарри и решительно направилась к Маркусу. Принц и сквайр обменялись насмешливыми взглядами. По какой-то ей одной ведомой причине девушка избрала сына герцога объектом своего пристального, подчас весьма назойливого внимания. Она то и дело принималась его поддразнивать, и это доставляло немало веселых минут всем на корабле, за исключением разве что самого Маркуса. Бриза прекрасно ладила с матросами. Она умела ругаться, лазать по вантам и крепить паруса нисколько не хуже любого из них, чем снискала их безусловное уважение. К ней благоволили даже самые суеверные из членов экипажа, кто считал, что присутствие женщины на борту сулит кораблю несчастье. Опасения Амоса, что кто-нибудь из матросов непременно захочет свести с ней более короткое знакомство, а преуспев в этом, станет объектом зависти остальных, а это повлечет за собой ссоры и драки, оказались совершенно безосновательны. У этой молоденькой уличной девчонки, почти ребенка, с всклокоченными медно-рыжими волосами и огромными голубыми глазами, достало мудрости и такта, чтобы установить со всеми без исключения членами экипажа ровные дружеские отношения, ни в какой мере не грозившие перейти в нечто более глубокое. Всякий из них готов был бы защитить ее от любых недостойных посягательств. Одним словом, заверения Амоса в том, что на корабле никто не причинит ей вреда, оправдались в полной мере. Когда Бриза своей легкой, танцующей походкой направлялась к Маркусу, матросы, свободные от вахты, с усмешкой за ней наблюдали, предвкушая развлечение. Им нравилось, что девчонка без труда могла вогнать заносчивого сына герцога в краску и заставить его спасаться бегством в свою каюту.
Бриза подошла к Маркусу, и на ее узком личике с острым подбородком и выступающими скулами засияла радостная улыбка.
— Привет, красавчик! Ты часом не хочешь спуститься со мной вниз? Я бы кое-чему тебя научила…
Маркус с зардевшимися от смущения и досады щеками помотал головой.
— Нет. Но вниз мне сойти придется. Я ведь еще не обедал. — Он повернулся и пошел к трапу. Бриза направилась было следом, но он раздраженно бросил ей:
— Не смей за мной ходить! А не то мне кусок в горло не полезет!
Бриза разочарованно вздохнула.
— Тебе все еще не надоело его дразнить? — хмыкнул Гарри.
Бриза пожала плечами:
— Надо же хоть чем-то заняться. Иначе здесь все того и гляди поумирают со скуки. А кроме того, он меня бесит, этот ваш Маркус! Просто какой-то индюк надутый! — При этом сравнении Николас и Гарри, а также стоявшие поблизости матросы так и покатились со смеху. — Никогда не улыбнется, слова приветливого не скажет. И шуток совсем не понимает. Я и решила его маленько растормошить. Ему от этого вреда не будет, а нам всем не грех чуток позабавиться, верно? — И она плутовато прищурившись оглядела всех, кто ее окружал.
Николас кивнул, радуясь в глубине души тому, что Бриза избрала объектом своих шутливых домогательств не его, а кузена Маркуса. Однако по своему мягкосердечию он не мог не посочувствовать Маркусу. Дитя природы. Бриза обладала силой и неистовостью, которым мало кто мог противостоять. Николас не сомневался, что она добьется-таки от Маркуса чего пожелает, если только эта игра ей вскорости не наскучит.
В первые же дни плавания Николас без труда догадался, что нарочито неопрятный вид Бризы был вовсе не следствием ее неряшливости, а своего рода маскировкой, без помощи которой скромная молоденькая девушка, наделенная к тому же хорошеньким личиком, стала бы легкой добычей похотливого фрипортского отребья. Ведь защитить ее от насильников было некому. В облике же грязной нищенки она могла чувствовать себя относительно безопасно, а растрепанные волосы, едва доходившие до плеч, и бесформенная мешковатая одежда скрывали ее ладную фигурку и придавали ей сходство с мальчишкой, которое многих вводило в заблуждение.
Заложив руки за спину и негромко насвистывая, Бриза направилась к трапу. Николас рассмеялся.
— Что это ты развеселился? — спросил Гарри, заранее зная ответ.
— Представил себе, какое лицо будет у Маркуса, когда она подсядет к нему за стол. Как бы он не подавился солониной, бедняга!
— Когда-нибудь же у него лопнет терпение, и девчонка поплатится за свои шалости.
— А что он ей сделает? Ведь это дитя улицы как-никак женщина. Не станет же он с ней драться. А в словесных битвах Бриза всегда берет над ним верх.
— Я вот пытаюсь себе представить, — задумчиво протянул Гарри, — как бы она выглядела в дорогом дамском наряде.
— Я тоже об этом думал! — подхватил Николас. — Она ведь на диво хорошенькая, если только смыть с лица всю грязь, да расчесать как следует волосы. У нее такие огромные синие глаза…
Гарри насмешливо изогнул бровь.
— Так-так. Выходит, Эбигейл — дело прошлое?
— Как ты можешь такое говорить?! — вспылил Николас. — Как только у тебя язык повернулся?!
— Прости, — поспешно проговорил Гарри. — Я ведь пошутил.
— И притом весьма плоско, — буркнул Николас.
Гарри протяжно вздохнул.
— Ну перестань же на меня дуться! Я ведь уже перед тобой повинился. — Но разговор о внешности Бризы очень его занимал, и он поспешил к нему вернуться:
— По-моему, ей было бы к лицу такое платье, какие надевали на последнем приеме в Крайди Маргарет и Эбигейл. Со всеми этими кружевами и оборками…
Николас насмешливо улыбнулся.
— Вот-вот. И с вырезом, который оставляет почти всю грудь открытой. Моя мать считает этот фасон ужасно вульгарным.
Гарри помотал головой:
— Ничего в этом нет вульгарного. Очень даже красиво. А у Бризы такая длинная шея и такие красивые гибкие руки… Ей сами боги велели носить такие платья!
— Тебя послушать, — не без ехидства произнес Николас, — так окажется, не я один позабыл, кого мы разыскиваем и по ком нам надлежит вздыхать.
Гарри развел руками:
— Что ж поделаешь. Здесь ведь так тоскливо, а Бриза, согласись, забавная девчонка. Но кроме нее, я за все время разлуки с Маргарет ни на одну девицу или даму даже не взглянул. Не до того было.
Николас кивнул. После разграбления Крайди и похищения девушек у них с Гарри и впрямь не оставалось времени и сил для галантных похождений.
— Я вот еще чего не могу понять, — вздохнул сквайр.
— Чего же?
— Почему она тратит время на этого зануду Маркуса, а не займется, к примеру, мной?
Николас пристально взглянул на друга. Гарри беззаботно улыбался, однако взгляд его при этом оставался серьезным.
Внезапно с мачты раздался крик впередсмотрящего:
— Капитан! Люди за бортом!
— Где ты их видишь? — встрепенулся Амос.
— В трех румбах по правому борту!
Траск бросился к борту. Николас, Гарри и добрая половина матросов поспешили за ним следом. Вдали они увидели несколько едва различимых фигурок, качавшихся на волнах. Амос сплюнул в воду и ударил кулаком по поручню борта.
— Проклятью работорговцы! Они швыряют больных и умирающих за борт на корм акулам!
— Один из них вроде бы жив! — крикнул дозорный.
Амос повернулся лицом к матросам и проревел:
— Шлюпку на воду! Подберите того бедолагу, что еще дышит! Держите курс против ветра, мистер Родес!
Корабль развернулся и замедлил ход. Едва днище шлюпки коснулось воды, как двое матросов принялись что было сил работать веслами. Шлюпка стремительно понеслась к телам, видневшимся на поверхности моря.
— Акулы! Вижу акул! — крикнул дозорный.
Амос взглянул туда, куда тот указывал с верхушки мачты. Над водой вздымался треугольный плавник. Он быстро приближался к трупам невольников.
— Это акула-людоед, — буркнул Траск.
— А вот и еще одна, — и Гарри указал немного в сторону от черно-коричневого плавника. — И еще!
— Но ведь твои люди успеют добраться до этого бедняги первыми? — с надеждой спросил Николас.
Амос покачал головой.
— Нет, Ники. Первыми там будут акулы. Хорошо, ежели они сперва сожрут которого-нибудь из мертвых. Тогда у этого парня будет шанс уцелеть. Акулы — странные твари. Они могут часами плавать рядом с человеком и не обращать на него ровно никакого внимания, а могут вмиг его сожрать, стоит ему только войти в воду. Вот и поди угадай, как они себя нынче поведут.
— Попробую их отвлечь, — негромко проговорил Калис и натянул тетиву своего лука. Почти не целясь, он выпустил длинную стрелу, и та вонзилась в спину одной из морских хищниц немного ниже ее треугольного плавника. Вода вокруг акулы тотчас же окрасилась кровью. Три ее товарки как по команде развернулись и, позабыв о мертвых невольниках, набросились на раненую. Завязалась отчаянная схватка.
Амос восхищенно присвистнул.
— Вот так везенье! Ведь кожа у акулы страсть какая толстая. Пробить ее стрелой — это что проколоть рыцарские доспехи сапожным шилом!
— Везение здесь ни при чем, — с мягкой улыб. кой возразил Калис и повесил лук на плечо.
Тем временем гребцы втащили еле живого невольника в лодку и направили ее назад, к кораблю.
— Приготовить трос! — распорядился Амос.
Когда шлюпка подошла к борту «Стервятника», трос и два прочных каната были переброшены через перила борта. С помощью нескольких членов команды гребцам удалось поднять истощенного пленника на палубу. Энтони осмотрел его кожу, приподнял веко, приложил ухо к груди и коротко бросил:
— Сведите его вниз! Мне надо теперь же им заняться!
Матросы подняли умиравшего на руки и отнесли в кают-компанию. Амос приказал помощнику:
— Прежний курс, мистер Родес!
— Есть, капитан! — ответил тот.
Траск почесал подбородок и вполголоса сказал Николасу:
— Ежели один из них все еще жив…
— То мы от них совсем недалеко! — радостно подхватил принц.
Амос кивнул:
— Самое большее в двух днях пути. — Он подсчитал что-то в уме и добавил:
— Ежели я не ошибаюсь, мы увидим их посудину завтра на закате. — В глазах его сверкнул недобрый огонь, губы изогнулись в зловещей улыбке. Николасу не было нужды спрашивать, чему он так свирепо радуется. Он знал, что Амос только и мечтал нагнать виновников кошмара в Крайди, чтобы сполна им за все отомстить.
Вернувшись на палубу, Амос поманил к себе обоих кузенов. Остальные с любопытством и некоторой завистью проводили их взглядами.
— Он пока жив, — отрывисто бросил адмирал. — Но похоже, дела его плохи.
— Кто же он такой? — спросил Маркус.
— Он назвался Хокинсом. Его захватили в Карсе. Он был подмастерьем тамошнего колесника.
— Выходит, этот Хокинс таки был на том корабле! — воскликнул Николас.
— Ну, ясное дело, — кивнул Траск. — Откуда ж бы еще ему взяться? Он сказал, что продержался на воде два дня и две ночи, пока мы его не подобрали. На рассвете они швыряют за борт всякий мусор, а с ним и мертвых, и умирающих. Этому бедняге еще повезло. Он взобрался на поломанный рундук. Море было спокойное, и тот не опрокинулся и не потонул. Парня бьет отчаянный кашель, и Энтони считает, что потому-то они его и выкинули вместе с покойниками. Все равно он уже не жилец.
— А что он говорил о девушках? — с беспокойством спросил Николас.
— Он мало что о них знает. Их держат отдельно от других невольников. Какой-то матрос с того корабля вроде бы однажды проболтался, что принцессу и твою разлюбезную блондинку, — при этих словах Амоса Маркус сердито покосился сперва на него, а потом на принца, — поселили в отдельной каюте на верхней палубе и обходятся с ними очень даже почтительно, как оно и подобает. Но ведь все это только слухи! — Амос тяжело вздохнул.
— Мы успеем их нагнать, прежде чем они бросят якорь? — спросил Маркус.
— А то как же! — кивнул Траск. — Ежели только земля не окажется ближе, чем я рассчитал. — Он взглянул на волны, окрашенные лучами заходившего солнца в багрово-золотистые тона. — Мы сейчас идем по глубоким водам, — и перевел взор в вышину неба, — но мне все ж невдомек, где именно мы находимся. Звезды-то все не на своих местах! Вот уж месяц, как многие из тех, что мне знакомы, исчезли в северной стороне, а взамен появились другие, каких я сроду не видывал. Но все ж мне думается, что, когда мы догоним негодяев, до суши останется еще несколько дней хода. Ежели я только верно припоминаю ту карту.
— Какой далекий путь нам придется проделать! — заметил Маркус.
— Почитай что четыре месяца, ежели идти из Крондора до северного берега той неведомой земли. Мы ведь вышли из Фрипорта два месяца назад, а добираться до суши нам осталось еще не меньше пары недель. — Амос покачал головой и прибавил:
— И то если Энтони не напутал с курсом. — Он глянул себе под ноги, так, словно мог видеть сквозь доски палубы кают-компанию и умиравшего колесника из Карса. — Но до сих пор он, видать, Не ошибался. Иначе б мы не встретили и не подобрали этого бедолагу.
— А ты сумеешь потом отыскать путь домой? — забеспокоился Николас.
Амос уверенно кивнул:
— Я определю его по звездам, а еще — по направлению ветра и по морским течениям. Я ведь все это примечаю и заношу в судовой журнал. Может, найти обратную дорогу в этом море будет не так уж и просто, но я берусь привести корабль к берегу где-то между кешианским Элариалом и Крайди.
Он кивнул кузенам и вернулся на мостик. В небе зажглись первые звезды. Маркус и Николас облокотились о поручень борта и стали молча глядеть в темные воды Безбрежного моря.
Глава 12. КОРАБЛЕКРУШЕНИЕ
Гарри огляделся по сторонам:
— И все же я отказываюсь понять, как можно определить направление, когда кругом до самого горизонта только вода, вода и вода.
Николас молча с ним согласился. Небо было ясным, и лишь далеко на севере виднелось несколько маленьких белых облачков. Вокруг же насколько хватало глаз простиралась ровная гладь океана. В первые три недели плавания им то и дело встречались небольшие островки, теперь же «Стервятник» оказался один на один с величественным, бескрайним водным простором. Нигде не мелькали больше ни гребень утеса на коралловом островке, ни парус встречной шхуны, ни крыло чайки. Это повергало жизнерадостного Гарри в уныние.
Волнение первых дней плавания, когда все были охвачены азартом погони, давно улеглось, и на корабле воцарилась скука. Маркус почти неизменно пребывал в дурном расположении духа. Он то бродил взад и вперед по верхней палубе, словно тигр в королевском зверинце, то по целым дням просиживал на своей койке в каюте, погрузившись в мрачные раздумья. Николас и Гарри, чтобы хоть чем-нибудь себя развлечь, помогали матросам ставить и убирать паруса и драить палубу. Оба без труда постигли азы нелегкой морской службы. От постоянных физических усилий при скудной корабельной пище и принц, и его сквайр заметно потеряли в весе, став, однако, сильнее и жилистее, чем прежде. Николас от почти постоянного пребывания под жгучим солнцем загорел до черноты. Нежная кожа рыжеволосого Гарри в первые дни плавания пошла волдырями, но Энтони намазал ему лицо и верхнюю часть туловища каким-то целебным притиранием, и волдыри прошли, а еще через несколько дней Гарри загорел так же ровно, как и его юный господин. Теперь их можно было принять за уроженцев знойного юга. Николас избавился от бороды и снова стал бриться по утрам, Маркус бороду сохранил, и сходство между кузенами стало гораздо менее заметным к большой радости обоих.
Каждый из путешественников старался развлечь себя чем только мог. Накор и Энтони часто пускались в пространные рассуждения о магии, вернее, о «фокусах», как Накор упорно продолжал именовать все относившееся к волшебству. Гуда любил вздремнуть на теплых досках палубы, подставив лицо легкому бризу. Порой старый воин подолгу говорил о чем-то с Калисом.
Дни шли унылой, неспешной чередой, складываясь в недели. Амос приказал урезать и без того скудные порции пищи, выдаваемые матросам и пассажирам. При отплытии из Фрипорта он позаботился о том, чтобы припасов на корабле было вдоволь, но плаванию не видно было конца, и никто не мог с точностью сказать, когда наконец на горизонте покажется земля. Возможно, от этого мгновения их отделяло всего каких-нибудь несколько дней, но Траск не исключал и того, что «Стервятнику» придется плыть к неведомым берегам еще не одну неделю и потому решил расходовать провизию как можно более экономно.
Николас знал, что за морем лежал неведомый им большой материк. Об этом говорил ему отец, в чьих словах у принца никогда еще не было повода усомниться. Однако теперь, стоя на носу «Стервятника» и вглядываясь в необъятную синь Безбрежного моря, он в который уже раз с беспокойством думал о том, что карта, о которой упоминал Арута, с нанесенными на нее контурами далекого материка, где не довелось еще побывать никому из жителей северного полушария, могла ведь оказаться и подделкой. Что, если Макрос Черный взял да и вздумал в свое время разыграть с помощью этой карты доверчивого принца Аруту и остальных? Мало ли по каким причинам ему взбрело на ум сыграть с ними такую шутку? Возможно, жители Королевства, в особенности из числа простолюдинов, свято верящие, что Безбрежное море потому так и названо, что не имеет другого берега и простирается в бесконечность, не так уж и не правы?
Что до матросов «Стервятника», то они продолжали с усердием выполнять свои обязанности и не ополчались против начальствующих лишь потому, что привыкли во всем полагаться на своего капитана. Они не верили в существование материка за Безбрежным морем и почти в открытую насмехались над Энтони, прокладывавшим курс корабля с помощью своего волшебного умения. Но их вера в то, что Траск способен пройти вдоль всего Безбрежного моря на «Стервятнике» и вернуться назад в Королевство, была неколебима.
Николас, задрав голову, взглянул на верхушку главной мачты. Дозорный, который нес там вахту, смотрел вперед в тщетной надежде увидеть на горизонте корабль, который они преследовали. Бриза в разговоре с Амосом описала его довольно подробно, и Траск сделал из ее слов вывод, что черный четырехмачтовик был неким подобием галеона, какие часто строили в Квеге несколько десятков лет назад. Амос не сомневался, что «Стервятник», гораздо более маневренный и быстроходный корабль, чем этот черный гигант, рано или поздно его нагонит. Но у галеона было большое преимущество во времени. Он ведь снялся с якоря на десяток дней, а то и на все две недели прежде бывшего «Орла». И все же Амос надеялся, что тот не успеет подойти к неведомому берегу, что они его нагонят еще в открытом море.
Николас также всей душой на это уповал. Время на корабле тянулось медленно, и досуга для размышлений и воспоминаний у принца здесь было больше, чем когда-либо прежде. И Николас все чаще ловил себя на мысли о счастливом воссоединении с красавицей Эбигейл и о будущей их совместной жизни. Порой память его будоражили картины поединка с Рендером, и окровавленный труп пирата часто являлся ему в ночных кошмарах. Он с беспощадной отчетливостью вспоминал, как клинок его сабли вонзился в живот людоеда, вспорол податливую плоть и уперся в кость позвоночника. При мысли об этом Николаса всякий раз прошибал холодный пот. С тех пор как он убил Рендера, Николас считал себя замаранным, опоганенным этим убийством, сопричастным злу и насилию, что царили в мире. Он пробовал было поделиться своими тревогами с Гудой и Гарри, но те его не поняли или не захотели понять. Оба с горячностью утверждали, что ничего зазорного в убийстве такого мерзавца, как Рендер, нет и быть не может и что Николас должен гордиться своим геройским поступком, как гордятся им они оба.
Но слова их не могли рассеять сомнений и раскаяния Николаса. Он и сам не раз себя убеждал, что Рендер был отвратительным чудовищем, повинным в гибели несчастной герцогини Брианы и множества других людей, что, убив его, он тем самым спас жизнь многим, кого людоед уничтожил бы на своем кровавом пути. Но все это было тщетно. Николас не мог избавиться от мысли, что в их поединке Рендеру была отведена роль жертвы, а следовательно сам он, сколь бы тяжкой ни оказалась вина казнимого, выступил не более чем палачом.
Принцу, разумеется, не приходило в голову поверять подобные соображения Маркусу. Слова о том, что он раскаивается в убийстве Рендера, который погубил его мать и похитил сестру, наверняка вызвали бы у чувствительного, болезненно самолюбивого кузена приступ безудержной ярости.
Николас был почти уверен, что, случись ему вновь участвовать в подобном поединке, он не смог бы убить своего соперника, кем бы тот ни оказался. У него попросту не поднялась бы рука для еще одного смертельного удара. Но он ни с кем не поделился этой своей уверенностью, иначе его чего доброго сочли бы тяжко захворавшим или повредившимся в уме.
На палубу вышла Бриза, и Николас ей улыбнулся. Девушка нравилась ему своей независимостью, самоуверенностью, капризной переменчивостью нрава. Она немного напоминала ему «дядюшку Джеймса», одного из советников короля Лиама в Рилланоне, состоявшего в приятельских отношениях также и с принцем Арутой. Он носил титул графа и часто бывал в Крондоре со своей женой и детьми. Однако сквозь безупречно отточенные придворные манеры Джеймса нет-нет да и пробивались отголоски его разудалого прошлого: ведь по слухам, в детстве и ранней юности тот состоял членом гильдии крондорских воров! В нем чувствовалось тщательно замаскированное светской сдержанностью какое-то первозданное буйство, неистовость и страстность, свойственные людям отважным и решительным, много испытавшим на своем веку и привыкшим во всем полагаться лишь на самих себя. Все то же чувствовалось и в Бризе, однако ей, в отличие от «дядюшки Джеймса», не приходилось обуздывать свой нрав и ради соблюдения внешней благопристойности скрывать под маской учтивых манер упрямый, а порой и вздорно строптивый нрав.
Бриза кивнула Николасу и Гарри и решительно направилась к Маркусу. Принц и сквайр обменялись насмешливыми взглядами. По какой-то ей одной ведомой причине девушка избрала сына герцога объектом своего пристального, подчас весьма назойливого внимания. Она то и дело принималась его поддразнивать, и это доставляло немало веселых минут всем на корабле, за исключением разве что самого Маркуса. Бриза прекрасно ладила с матросами. Она умела ругаться, лазать по вантам и крепить паруса нисколько не хуже любого из них, чем снискала их безусловное уважение. К ней благоволили даже самые суеверные из членов экипажа, кто считал, что присутствие женщины на борту сулит кораблю несчастье. Опасения Амоса, что кто-нибудь из матросов непременно захочет свести с ней более короткое знакомство, а преуспев в этом, станет объектом зависти остальных, а это повлечет за собой ссоры и драки, оказались совершенно безосновательны. У этой молоденькой уличной девчонки, почти ребенка, с всклокоченными медно-рыжими волосами и огромными голубыми глазами, достало мудрости и такта, чтобы установить со всеми без исключения членами экипажа ровные дружеские отношения, ни в какой мере не грозившие перейти в нечто более глубокое. Всякий из них готов был бы защитить ее от любых недостойных посягательств. Одним словом, заверения Амоса в том, что на корабле никто не причинит ей вреда, оправдались в полной мере. Когда Бриза своей легкой, танцующей походкой направлялась к Маркусу, матросы, свободные от вахты, с усмешкой за ней наблюдали, предвкушая развлечение. Им нравилось, что девчонка без труда могла вогнать заносчивого сына герцога в краску и заставить его спасаться бегством в свою каюту.
Бриза подошла к Маркусу, и на ее узком личике с острым подбородком и выступающими скулами засияла радостная улыбка.
— Привет, красавчик! Ты часом не хочешь спуститься со мной вниз? Я бы кое-чему тебя научила…
Маркус с зардевшимися от смущения и досады щеками помотал головой.
— Нет. Но вниз мне сойти придется. Я ведь еще не обедал. — Он повернулся и пошел к трапу. Бриза направилась было следом, но он раздраженно бросил ей:
— Не смей за мной ходить! А не то мне кусок в горло не полезет!
Бриза разочарованно вздохнула.
— Тебе все еще не надоело его дразнить? — хмыкнул Гарри.
Бриза пожала плечами:
— Надо же хоть чем-то заняться. Иначе здесь все того и гляди поумирают со скуки. А кроме того, он меня бесит, этот ваш Маркус! Просто какой-то индюк надутый! — При этом сравнении Николас и Гарри, а также стоявшие поблизости матросы так и покатились со смеху. — Никогда не улыбнется, слова приветливого не скажет. И шуток совсем не понимает. Я и решила его маленько растормошить. Ему от этого вреда не будет, а нам всем не грех чуток позабавиться, верно? — И она плутовато прищурившись оглядела всех, кто ее окружал.
Николас кивнул, радуясь в глубине души тому, что Бриза избрала объектом своих шутливых домогательств не его, а кузена Маркуса. Однако по своему мягкосердечию он не мог не посочувствовать Маркусу. Дитя природы. Бриза обладала силой и неистовостью, которым мало кто мог противостоять. Николас не сомневался, что она добьется-таки от Маркуса чего пожелает, если только эта игра ей вскорости не наскучит.
В первые же дни плавания Николас без труда догадался, что нарочито неопрятный вид Бризы был вовсе не следствием ее неряшливости, а своего рода маскировкой, без помощи которой скромная молоденькая девушка, наделенная к тому же хорошеньким личиком, стала бы легкой добычей похотливого фрипортского отребья. Ведь защитить ее от насильников было некому. В облике же грязной нищенки она могла чувствовать себя относительно безопасно, а растрепанные волосы, едва доходившие до плеч, и бесформенная мешковатая одежда скрывали ее ладную фигурку и придавали ей сходство с мальчишкой, которое многих вводило в заблуждение.
Заложив руки за спину и негромко насвистывая, Бриза направилась к трапу. Николас рассмеялся.
— Что это ты развеселился? — спросил Гарри, заранее зная ответ.
— Представил себе, какое лицо будет у Маркуса, когда она подсядет к нему за стол. Как бы он не подавился солониной, бедняга!
— Когда-нибудь же у него лопнет терпение, и девчонка поплатится за свои шалости.
— А что он ей сделает? Ведь это дитя улицы как-никак женщина. Не станет же он с ней драться. А в словесных битвах Бриза всегда берет над ним верх.
— Я вот пытаюсь себе представить, — задумчиво протянул Гарри, — как бы она выглядела в дорогом дамском наряде.
— Я тоже об этом думал! — подхватил Николас. — Она ведь на диво хорошенькая, если только смыть с лица всю грязь, да расчесать как следует волосы. У нее такие огромные синие глаза…
Гарри насмешливо изогнул бровь.
— Так-так. Выходит, Эбигейл — дело прошлое?
— Как ты можешь такое говорить?! — вспылил Николас. — Как только у тебя язык повернулся?!
— Прости, — поспешно проговорил Гарри. — Я ведь пошутил.
— И притом весьма плоско, — буркнул Николас.
Гарри протяжно вздохнул.
— Ну перестань же на меня дуться! Я ведь уже перед тобой повинился. — Но разговор о внешности Бризы очень его занимал, и он поспешил к нему вернуться:
— По-моему, ей было бы к лицу такое платье, какие надевали на последнем приеме в Крайди Маргарет и Эбигейл. Со всеми этими кружевами и оборками…
Николас насмешливо улыбнулся.
— Вот-вот. И с вырезом, который оставляет почти всю грудь открытой. Моя мать считает этот фасон ужасно вульгарным.
Гарри помотал головой:
— Ничего в этом нет вульгарного. Очень даже красиво. А у Бризы такая длинная шея и такие красивые гибкие руки… Ей сами боги велели носить такие платья!
— Тебя послушать, — не без ехидства произнес Николас, — так окажется, не я один позабыл, кого мы разыскиваем и по ком нам надлежит вздыхать.
Гарри развел руками:
— Что ж поделаешь. Здесь ведь так тоскливо, а Бриза, согласись, забавная девчонка. Но кроме нее, я за все время разлуки с Маргарет ни на одну девицу или даму даже не взглянул. Не до того было.
Николас кивнул. После разграбления Крайди и похищения девушек у них с Гарри и впрямь не оставалось времени и сил для галантных похождений.
— Я вот еще чего не могу понять, — вздохнул сквайр.
— Чего же?
— Почему она тратит время на этого зануду Маркуса, а не займется, к примеру, мной?
Николас пристально взглянул на друга. Гарри беззаботно улыбался, однако взгляд его при этом оставался серьезным.
Внезапно с мачты раздался крик впередсмотрящего:
— Капитан! Люди за бортом!
— Где ты их видишь? — встрепенулся Амос.
— В трех румбах по правому борту!
Траск бросился к борту. Николас, Гарри и добрая половина матросов поспешили за ним следом. Вдали они увидели несколько едва различимых фигурок, качавшихся на волнах. Амос сплюнул в воду и ударил кулаком по поручню борта.
— Проклятью работорговцы! Они швыряют больных и умирающих за борт на корм акулам!
— Один из них вроде бы жив! — крикнул дозорный.
Амос повернулся лицом к матросам и проревел:
— Шлюпку на воду! Подберите того бедолагу, что еще дышит! Держите курс против ветра, мистер Родес!
Корабль развернулся и замедлил ход. Едва днище шлюпки коснулось воды, как двое матросов принялись что было сил работать веслами. Шлюпка стремительно понеслась к телам, видневшимся на поверхности моря.
— Акулы! Вижу акул! — крикнул дозорный.
Амос взглянул туда, куда тот указывал с верхушки мачты. Над водой вздымался треугольный плавник. Он быстро приближался к трупам невольников.
— Это акула-людоед, — буркнул Траск.
— А вот и еще одна, — и Гарри указал немного в сторону от черно-коричневого плавника. — И еще!
— Но ведь твои люди успеют добраться до этого бедняги первыми? — с надеждой спросил Николас.
Амос покачал головой.
— Нет, Ники. Первыми там будут акулы. Хорошо, ежели они сперва сожрут которого-нибудь из мертвых. Тогда у этого парня будет шанс уцелеть. Акулы — странные твари. Они могут часами плавать рядом с человеком и не обращать на него ровно никакого внимания, а могут вмиг его сожрать, стоит ему только войти в воду. Вот и поди угадай, как они себя нынче поведут.
— Попробую их отвлечь, — негромко проговорил Калис и натянул тетиву своего лука. Почти не целясь, он выпустил длинную стрелу, и та вонзилась в спину одной из морских хищниц немного ниже ее треугольного плавника. Вода вокруг акулы тотчас же окрасилась кровью. Три ее товарки как по команде развернулись и, позабыв о мертвых невольниках, набросились на раненую. Завязалась отчаянная схватка.
Амос восхищенно присвистнул.
— Вот так везенье! Ведь кожа у акулы страсть какая толстая. Пробить ее стрелой — это что проколоть рыцарские доспехи сапожным шилом!
— Везение здесь ни при чем, — с мягкой улыб. кой возразил Калис и повесил лук на плечо.
Тем временем гребцы втащили еле живого невольника в лодку и направили ее назад, к кораблю.
— Приготовить трос! — распорядился Амос.
Когда шлюпка подошла к борту «Стервятника», трос и два прочных каната были переброшены через перила борта. С помощью нескольких членов команды гребцам удалось поднять истощенного пленника на палубу. Энтони осмотрел его кожу, приподнял веко, приложил ухо к груди и коротко бросил:
— Сведите его вниз! Мне надо теперь же им заняться!
Матросы подняли умиравшего на руки и отнесли в кают-компанию. Амос приказал помощнику:
— Прежний курс, мистер Родес!
— Есть, капитан! — ответил тот.
Траск почесал подбородок и вполголоса сказал Николасу:
— Ежели один из них все еще жив…
— То мы от них совсем недалеко! — радостно подхватил принц.
Амос кивнул:
— Самое большее в двух днях пути. — Он подсчитал что-то в уме и добавил:
— Ежели я не ошибаюсь, мы увидим их посудину завтра на закате. — В глазах его сверкнул недобрый огонь, губы изогнулись в зловещей улыбке. Николасу не было нужды спрашивать, чему он так свирепо радуется. Он знал, что Амос только и мечтал нагнать виновников кошмара в Крайди, чтобы сполна им за все отомстить.
***
Николас, Маркус и остальные пассажиры собрались на палубе. Солнце склонялось к горизонту. Амос спустился вниз, в кают-компанию, где лежал спасенный накануне невольник, которого предоставили заботам Энтони и Накора. Им пока ничего не удалось от него узнать. Он был еще слишком слаб, чтобы говорить.Вернувшись на палубу, Амос поманил к себе обоих кузенов. Остальные с любопытством и некоторой завистью проводили их взглядами.
— Он пока жив, — отрывисто бросил адмирал. — Но похоже, дела его плохи.
— Кто же он такой? — спросил Маркус.
— Он назвался Хокинсом. Его захватили в Карсе. Он был подмастерьем тамошнего колесника.
— Выходит, этот Хокинс таки был на том корабле! — воскликнул Николас.
— Ну, ясное дело, — кивнул Траск. — Откуда ж бы еще ему взяться? Он сказал, что продержался на воде два дня и две ночи, пока мы его не подобрали. На рассвете они швыряют за борт всякий мусор, а с ним и мертвых, и умирающих. Этому бедняге еще повезло. Он взобрался на поломанный рундук. Море было спокойное, и тот не опрокинулся и не потонул. Парня бьет отчаянный кашель, и Энтони считает, что потому-то они его и выкинули вместе с покойниками. Все равно он уже не жилец.
— А что он говорил о девушках? — с беспокойством спросил Николас.
— Он мало что о них знает. Их держат отдельно от других невольников. Какой-то матрос с того корабля вроде бы однажды проболтался, что принцессу и твою разлюбезную блондинку, — при этих словах Амоса Маркус сердито покосился сперва на него, а потом на принца, — поселили в отдельной каюте на верхней палубе и обходятся с ними очень даже почтительно, как оно и подобает. Но ведь все это только слухи! — Амос тяжело вздохнул.
— Мы успеем их нагнать, прежде чем они бросят якорь? — спросил Маркус.
— А то как же! — кивнул Траск. — Ежели только земля не окажется ближе, чем я рассчитал. — Он взглянул на волны, окрашенные лучами заходившего солнца в багрово-золотистые тона. — Мы сейчас идем по глубоким водам, — и перевел взор в вышину неба, — но мне все ж невдомек, где именно мы находимся. Звезды-то все не на своих местах! Вот уж месяц, как многие из тех, что мне знакомы, исчезли в северной стороне, а взамен появились другие, каких я сроду не видывал. Но все ж мне думается, что, когда мы догоним негодяев, до суши останется еще несколько дней хода. Ежели я только верно припоминаю ту карту.
— Какой далекий путь нам придется проделать! — заметил Маркус.
— Почитай что четыре месяца, ежели идти из Крондора до северного берега той неведомой земли. Мы ведь вышли из Фрипорта два месяца назад, а добираться до суши нам осталось еще не меньше пары недель. — Амос покачал головой и прибавил:
— И то если Энтони не напутал с курсом. — Он глянул себе под ноги, так, словно мог видеть сквозь доски палубы кают-компанию и умиравшего колесника из Карса. — Но до сих пор он, видать, Не ошибался. Иначе б мы не встретили и не подобрали этого бедолагу.
— А ты сумеешь потом отыскать путь домой? — забеспокоился Николас.
Амос уверенно кивнул:
— Я определю его по звездам, а еще — по направлению ветра и по морским течениям. Я ведь все это примечаю и заношу в судовой журнал. Может, найти обратную дорогу в этом море будет не так уж и просто, но я берусь привести корабль к берегу где-то между кешианским Элариалом и Крайди.
Он кивнул кузенам и вернулся на мостик. В небе зажглись первые звезды. Маркус и Николас облокотились о поручень борта и стали молча глядеть в темные воды Безбрежного моря.
Глава 12. КОРАБЛЕКРУШЕНИЕ
Стоило забрезжить первым рассветным лучам, как с мачты раздался голос дозорного:
— Вижу корабль!
— По какому курсу? — прокричал в ответ Траск.
— Прямо впереди, адмирал!
Амос вместе с остальными стоял на носу и напряженно вглядывался вдаль. Позади них над ровной гладью океана занималась заря. День обещал быть ясным. Однако на западе, там, куда они держали путь, небо еще оставалось затянутым предрассветной дымкой. Через несколько мгновений после того, как впередсмотрящий разглядел впереди черный корабль, Калис с улыбкой кивнул:
— Теперь и я его вижу.
— Мне бы твои годы! Твои молодые глаза, эльф, куда зорче моих! — буркнул Траск.
Калис ничего на это не ответил, однако по губам его скользнула едва заметная усмешка. Он вытянул руку вперед:
— Да вон же он!
Огромный корабль казался маленькой, едва различимой точкой на фоне серо-голубого утреннего тумана. Определить, что это четырехмачтовик под всеми парусами, мог с такого дальнего расстояния лишь опытный взгляд моряка, долгие годы бороздившего океанские просторы.
— Проклятье! — Амос ударил ладонью по перилам борта. — Мы ж ведь за ночь к нему нисколько не приблизились!
— И когда же мы теперь его нагоним? — спросил Маркус.
Амос в два прыжка подскочил к трапу, что вел на мостик, и, взявшись за перила, обернулся к Маркусу:
— При таком ходе у нас на это уйдет не меньше недели. — Он огляделся по сторонам. — Три румба по левому борту, мистер Родес! — В звуках его голоса слышались досада и смятение. Он прокатился по кораблю устрашающим эхом. — Натянуть паруса! Я хочу, чтоб эта лохань шла по ветру со всей скоростью, на какую она способна!
— Есть, капитан! — последовал ответ. Матросы, не дожидаясь приказаний со стороны помощника, проворно бросились к снастям и принялись натягивать паруса. «Стервятник» с попутным ровным пассатом побежал вперед, слегка подпрыгивая на волнах.
Николас взобрался на мостик следом за Траском.
— Амос, а я-то думал, что мы идем очень быстро и им от нас никуда не деться.
В словах принца Траск уловил невысказанный упрек. Он мотнул кудлатой головой и досадливо крякнул.
— Идем-то мы быстрей некуда, но где нам тягаться с четырехмачтовиком на таком курсе?! Ведь у него ж парусов гораздо больше, чем на нашем «Стервятнике»! Зато наша посудина легче, и мы их всяко обойдем, да вот только не успели б они прежде бросить якорь!
— А что, если переменить курс, и отвернуть в сторону, а потом подойти к ним сбоку?
Амос невесело усмехнулся:
— Это ж тебе не лодочные гонки в заливе. Здесь как-никак открытый океан, и рассчитать, где будет их лохань, когда мы соберемся ее подрезать, нет никакой возможности. Они ведь могут тем временем переменить курс и уйти на несколько миль в другую сторону. Мы только время потеряем. Нет, дружок, гнаться за ними, будь они неладны, мы можем только по прямой.
— А такая погоня может длиться целую вечность, — мрачно подытожил Николас, повторив одно из любимых изречений Траска.
— Где ж ты это слыхал, сынок? — оживился Амос.
Николас рассмеялся:
— Ты говоришь это всякий раз, когда рассказываешь о вашем бегстве из Крондора и о том, как Джоко Редберн пытался нагнать ваш корабль.
— Будь я проклят! — растроганно пробасил Траск. Глаза его подозрительно заблестели. — Ты, оказывается, не пропускаешь мимо ушей мою старческую болтовню, малыш Ники! — Он обнял Николаса за плечи и привлек к себе. — И то сказать, не зря у меня к тебе душа лежит гораздо больше, чем ко всем остальным вместе взятым моим будущим внукам! — Резко отстранив его от себя, Амос свел брови к переносице и скомандовал:
— Вижу корабль!
— По какому курсу? — прокричал в ответ Траск.
— Прямо впереди, адмирал!
Амос вместе с остальными стоял на носу и напряженно вглядывался вдаль. Позади них над ровной гладью океана занималась заря. День обещал быть ясным. Однако на западе, там, куда они держали путь, небо еще оставалось затянутым предрассветной дымкой. Через несколько мгновений после того, как впередсмотрящий разглядел впереди черный корабль, Калис с улыбкой кивнул:
— Теперь и я его вижу.
— Мне бы твои годы! Твои молодые глаза, эльф, куда зорче моих! — буркнул Траск.
Калис ничего на это не ответил, однако по губам его скользнула едва заметная усмешка. Он вытянул руку вперед:
— Да вон же он!
Огромный корабль казался маленькой, едва различимой точкой на фоне серо-голубого утреннего тумана. Определить, что это четырехмачтовик под всеми парусами, мог с такого дальнего расстояния лишь опытный взгляд моряка, долгие годы бороздившего океанские просторы.
— Проклятье! — Амос ударил ладонью по перилам борта. — Мы ж ведь за ночь к нему нисколько не приблизились!
— И когда же мы теперь его нагоним? — спросил Маркус.
Амос в два прыжка подскочил к трапу, что вел на мостик, и, взявшись за перила, обернулся к Маркусу:
— При таком ходе у нас на это уйдет не меньше недели. — Он огляделся по сторонам. — Три румба по левому борту, мистер Родес! — В звуках его голоса слышались досада и смятение. Он прокатился по кораблю устрашающим эхом. — Натянуть паруса! Я хочу, чтоб эта лохань шла по ветру со всей скоростью, на какую она способна!
— Есть, капитан! — последовал ответ. Матросы, не дожидаясь приказаний со стороны помощника, проворно бросились к снастям и принялись натягивать паруса. «Стервятник» с попутным ровным пассатом побежал вперед, слегка подпрыгивая на волнах.
Николас взобрался на мостик следом за Траском.
— Амос, а я-то думал, что мы идем очень быстро и им от нас никуда не деться.
В словах принца Траск уловил невысказанный упрек. Он мотнул кудлатой головой и досадливо крякнул.
— Идем-то мы быстрей некуда, но где нам тягаться с четырехмачтовиком на таком курсе?! Ведь у него ж парусов гораздо больше, чем на нашем «Стервятнике»! Зато наша посудина легче, и мы их всяко обойдем, да вот только не успели б они прежде бросить якорь!
— А что, если переменить курс, и отвернуть в сторону, а потом подойти к ним сбоку?
Амос невесело усмехнулся:
— Это ж тебе не лодочные гонки в заливе. Здесь как-никак открытый океан, и рассчитать, где будет их лохань, когда мы соберемся ее подрезать, нет никакой возможности. Они ведь могут тем временем переменить курс и уйти на несколько миль в другую сторону. Мы только время потеряем. Нет, дружок, гнаться за ними, будь они неладны, мы можем только по прямой.
— А такая погоня может длиться целую вечность, — мрачно подытожил Николас, повторив одно из любимых изречений Траска.
— Где ж ты это слыхал, сынок? — оживился Амос.
Николас рассмеялся:
— Ты говоришь это всякий раз, когда рассказываешь о вашем бегстве из Крондора и о том, как Джоко Редберн пытался нагнать ваш корабль.
— Будь я проклят! — растроганно пробасил Траск. Глаза его подозрительно заблестели. — Ты, оказывается, не пропускаешь мимо ушей мою старческую болтовню, малыш Ники! — Он обнял Николаса за плечи и привлек к себе. — И то сказать, не зря у меня к тебе душа лежит гораздо больше, чем ко всем остальным вместе взятым моим будущим внукам! — Резко отстранив его от себя, Амос свел брови к переносице и скомандовал: