Страница:
Люция силилась отрешиться от мелькающих в голове образов, которые терзали её разум, силилась освободиться от чужого присутствия, но не могла. Ведьма собрала остатки воли в кулак, судорожно вздохнула и попыталась сосредоточиться на просьбе Тороя. Странно, но усилие подействовало – перед глазами у колдуньи прояснилось, и она смогла-таки увидеть устремлённый на неё взгляд спутника, даже рассмотреть иней на его ресницах и снег в чёрных волосах.
Девушка кивнула.
– Люция, что ты видишь? – Торою надо было доподлинно знать, что она действительно видит его, а не попросту кивает от безысходности.
– Иней. – Шёпотом выдохнула девушка. – У тебя на ресницах иней.
И тут, понимая, что нельзя больше терять ни мгновения – ещё пара секунд и колдунья снова растворится в безотчётных фрагментах собственной памяти – маг бережно, даже нежно, вытер холодными ладонями мокрые щёки ведьмы и коснулся замёрзших губ осторожным поцелуем. Волшебник почувствовал вкус талого снега, судорожное дыхание колдуньи, её растерянность и смятение:
– Ты нужна мне, – прошептал он, скользнув дыханием по её лицу, – Ты очень нужна мне и мальчику, попытайся сосредоточиться. Чужака можно прогнать, главное, делай всё, как я скажу. Поняла?
Лицо ведьмы прояснилось – теперь она с удивлением смотрела на волшебника, от которого не ждала не то что такой неожиданной ласки, но и столь проникновенных слов. Странный поступок Тороя на время вырвал девушку из западни её же собственного разума. Молодая колдунья вновь кивнула, стараясь преодолеть присутствие в своём сознании странного чужака и сосредоточиться на лице склонившегося над ней мужчины.
– Люция, – маг снова встряхнул свою спутницу, порядком уже засыпанную снегом, – смотри мне в глаза. Ни в коем случае не отводи взгляд. Смотри мне в глаза.
Ведьма затряслась от напряжения. Она не чувствовала ни холода, ни летящих в лицо колючих снежинок, ни рук волшебника на своих плечах – только неимоверное усилие воли, напряжение всех сил. Чужак в её голове неуклюже ворошил память своей жертвы, но никак не мог добраться до вчерашней ночи. То ли Люция, сама того не ведая, сопротивлялась, то ли чернокнижник был слишком неумелым, во всяком случае, он безрезультатно копошился в воспоминаниях детства и юности, увязая в них, словно в болоте.
– Смотри мне в глаза, – вновь потребовал Торой.
И колдунья, ошеломлённая поступком своего спутника, поймала синий взгляд, силясь понять, зачем волшебник сделал то, что сделал? Однако через мгновение эти мысли вымело из головы, как впрочем, и все остальные, даже чужак отступил под неведомым натиском и тихим монотонным голосом. Низложенный маг пристально всматривался в испуганные зелёно-голубые глаза ведьмы и нараспев говорил то, чему много лет назад научился у Золдана. Торой не знал, получится ли у девушки одолеть чернокнижника (который наверняка был сильнее деревенской колдуньи) и вытеснить его из своего сознания. Однако выбора не было, а надежда, как известно, умирает последней.
– Видишь комнату, Люция? Большая комната, в которой нет окон и очень темно? Видишь распахнутую дверь?
Девушка на миг опешила от этой странной речи, а в следующее мгновение зрачки тёмно-синих глаз, заглядывающих, казалось, прямо ей в душу, разверзлись, заполнив мир вокруг тьмой.
Только теперь ведьма с ужасом поняла, что действительно находится в огромной пустой зале – высокая двухстворчатая дверь мрачной комнаты была распахнута, открывая путь к ярко освещённым солнцем покоям – анфилады бесконечных светлиц уходили куда-то вдаль, распахнутые двери манили бежать прочь из темноты, в которой находилась Люция. Странно, но даже здесь – в коридорах собственного сознания, девушка слышала спокойный и тихий голос мага:
– Ты не одна там, беги на свет и захлопывай двери…
За спиной колдуньи что-то тихо и настойчиво скреблось. Как будто десятки мышей пытались процарапать лапками каменную кладку. А ещё через мгновение за плечами Люции раздался страшный грохот. Девушка испуганно оглянулась и увидела, что в закрытые двери, находящиеся позади, ломится что-то огромное, что-то неизвестное и злобное. Высокие створки ходуном ходили под тяжёлыми ударами, сотрясаясь и дрожа между косяками. Последние несколько ударов были настолько сильны, что одна из петель не выдержала и с жалобным всхлипом вылетела из стены.
Ведьма испуганно отпрыгнула в сторону и, наконец, поняла, что больше медлить нельзя. Набрав в грудь побольше воздуха, не чувствуя под собой подгибающихся от ужаса ног, девушка бросилась прочь из тёмной залы. Едва только молодая колдунья выбежала вон, как двери за её спиной перестали сотрясаться и с грохотом распахнулись. В раскрытые, словно огромная пасть створки, по стенам, потолку и полу страшной мрачной комнаты к ведьме устремились упругие, похожие на извивающихся чёрных змей, щупальца. Словно растущие с огромной скоростью гибкие лозы, они заполнили собой всё пространство, жадно скользя к обессилевшей от ужаса жертве.
– Люция, закрой двери. – Прозвучал эхом уже едва слышный за мёртвым шорохом голос Тороя.
Девушка ринулась к высоким створкам, с грохотом захлопнула и всем телом налегла на них, закрывая страшную комнату и удерживая рвущиеся вон щупальца. И всё же, несколько из них с змеиным шелестом успели проскользнуть под дверью, некоторые, хищно извиваясь, тянулись сквозь замочную скважину к своей жертве. Чужак по-прежнему пытался завладеть сознанием неопытной колдуньи, надеясь вновь ухватить нить воспоминаний.
Захлёбываясь от ужаса, Люция бросилась прочь. Она не чувствовала физической усталости (ещё бы, ведь всё происходило не в реальности, а где-то в глубинах подсознания), не задыхалась от бега, здесь отсутствовали все привычные человеческие ощущения – даже осязание, но страх… Глубокий животный страх от которого становились дыбом волосы, а парализованная воля мешала сопротивлению… Этот страх никуда не делся. Напротив, он стал сильнее.
Лишь только ведьма отпустила дверь и бросилась прочь, надеясь спастись в следующей зале, как створки с грохотом ударились о стены и следом за беглянкой, отвратительно шурша, вновь устремились чёрные хищные ловцы. Девушка вновь с размаху захлопнула двери очередной комнаты, прищемив рвущихся вон змей. Вполне осязаемый крик боли и удивления, явно не принадлежащий колдунье, пронёсся эхом по коридорам. Одно из гибких щупальцев жадно ухватило свою жертву за щиколотку левой ноги и дёрнуло к дверям. Только теперь ведьма почувствовала боль, но не в теле, нет, в собственном рассудке, будто кто-то с жадностью рванул из него кусочек воспоминаний, рванул, и выдернул с корнем.
Колдунья взвизгнула и рывком подалась назад. Свободной правой ногой в грубом башмаке Люция придавила отвратительную чёрную змею к полу, расплющивая её, и одновременно удерживая весом своего тела дрожащие под натиском неведомого чудовища створки дверей. Новый вопль боли и удивления разнёсся по залам. Щупальце отпустило столь желанную жертву и стремительно скрылось под дверью. Люция, воспользовавшись временным отступлением врага, ринулась прочь, боясь оглянуться.
Очередная длинная зала, залитая ярким светом, вновь потемнела от присутствия чужака – чёрные змеи кишмя кишели, заполняя собой пространство. Одно из щупальцев жадно лизнуло Люцию между лопаток, пытаясь настигнуть беглянку, но девушка увернулась, не позволив чужаку вцепиться в плечо.
– Уходи! – всей силой рассудка прокричала ведьма, – Уходи прочь!
И вот очередные высокие двери. Люция не понимала, когда закончится гонка, закрывать двери было бессмысленно – засовы на них отсутствовали. Тут-то неожиданное прозрение и осенило молодую колдунью, она поняла, что пока ещё, несмотря ни на что, является хозяйкой своего разума. В конце концов, хоть в её сознание и вторгся чужак, но сознание это по-прежнему принадлежало ей. А значит…
Люция захлопнула очередные высокие двери. Но захлопнула не руками, как делала до этого, а глубоким мысленным приказом. Створки с грохотом ударились о косяки, и широкий засов, появившийся неведомо откуда, задвинулся сам собою. Девушка услышала, как жадно скребутся с обратной стороны скользкие мысли чужака и, сломя голову, бросилась в следующую комнату. Душа Люции наполнилась необъяснимым чувством ликования, настоящего экстаза, вызванного чувством освобождения. Огромные двери сами собой с грохотом закрывались следом за девушкой, засовы щёлкали, словно капканы, ведьма бежала, почти физически ощущая гнев и бессилие отторгнутого ею чужака. Наконец, когда очередные двери захлопнулись за её спиной, колдунья, неожиданно для себя, вновь оказалась в пустой тёмной комнате, а ещё через несколько секунд окружающая темнота превратилась в чёрные зрачки прозрачных синих глаз.
Тороя замело снегом – плечи, волосы уже были покрыты небольшими сугробами, но маг совершенно не чувствовал холодных объятий пронзительного ветра, он впился взглядом в лицо ведьмы, наблюдая за её внутренней борьбой. Наконец, опустошённый взгляд Люции обрёл осмысленность, и молодая ведьма повисла на шее у низложенного волшебника, плача от облегчения. Мужчина неловко похлопал свою спутницу по спине, но прорыдаться не позволил – снова встряхнул.
– Хватит. Хватит. Успокойся. До каких воспоминаний он успел добраться? Он узнал об Илане, узнал о том, что ты дала отпор кхалаям? – Чародей внимательно посмотрел в заплаканные покрасневшие глаза и осторожно отбросил с лица девушки мокрую прядь волос, выбившуюся из косы.
Ведьма судорожно вздохнула и отрицательно покачала головой:
– Нет, он почему-то увяз в детских воспоминания…
– Ты молодец. Ты справилась с очень сложной задачей, которая далеко не каждому начинающему магу под силу. – Торой не кривил душой, он и впрямь был поражён тем, как быстро и отчаянно ведьма изгнала из своего сознания чужака. – Но теперь надо спешить, рано или поздно они возьмут след.
Мужчина, не теряя времени, подхватил со скамьи, завёрнутого в одеяло, сладко сопящего ребёнка, осторожно вытер лицо мальчишки – всё в капельках талого снега – и вопросительно посмотрел сквозь порывы метели на Люцию. Девушка поспешно вытерла со щёк остывавшие на ветру слёзы, набросила на голову капюшон плаща и устремилась вперёд. Маг поспешил следом.
Идти сквозь пронизывающий ветер и вьюжную круговерть было делом непростым. Резкие порывы срывали с головы капюшон, рвали полы плаща, норовя бросить в лицо побольше снежных иголок. Люция с трудом пробиралась через снежные заносы, путаясь в юбке, подол которой уже огрубел, покрывшись коркой льда. Торой по возможности поддерживал спутницу под локоть, не давая ей оскользнуться и упасть. Путники старались идти как можно быстрее, но за четверть часа едва смогли миновать несколько кварталов. Несколько раз им попадались сгоревшие и ещё дымящиеся остовы домов, на которые ведьма старалась не смотреть, боясь увидеть там, помимо головёшек, останки хозяев. Вместо этого колдунья пытливо всматривалась сквозь вьюжную круговерть в лицо мага, гадая над тем, о чём он думает.
А мысли Тороя были всецело поглощены погоней. Некромант и чернокнижник, идущие по их следу не давали низложенному волшебнику покоя, мужчина понимал, сколь малы шансы скрыться. Рано или поздно, не отягчённые ничем (вроде ослабшей ведьмы и спящего ребёнка) мужчины нагонят беглецов. Лицо мага горело, обжигаемое ледяным ветром и снегом, губы онемели, нести по глубоким сугробам спящего (и далеко не щуплого) мальчишку с каждым шагом становилось всё тяжелее.
Очередное озарение пришло также неожиданно, как и предыдущее. Висок снова взорвался болью, и маг опять увидел преследователей. Некромант, в очередной раз провалившись в сугроб, тихо выругался, поплотнее запахнулся в плащ и бросил в снег хрупкую, переливающуюся оттенками серого Молнию Ищейку. Сгусток Силы заскользил по сугробам, отыскивая ориентир – посторонние пульсации. И вот, налившись густой синевой, молния заскользила от «Перевёрнутой подковы» в тот самый переулок, где скрылись беглецы.
Некромант оживился, и что-то прокричал своему спутнику сквозь завывания метели. Чернокнижник (вид у него, кстати, после схватки с ведьмой был весьма-таки помятый), проваливаясь в сугробах и сгибаясь под порывами ветра, приблизился к спутнику, чтобы лучше слышать его слова, удовлетворённо кивнул, и оба мужчины заторопились следом за молнией.
Вот теперь Тороя накрыло волной по настоящему жгучего отчаяния. Маг остановился, тяжело дыша, почти физически ощущая собственное бессилие и безвыходность ситуации. Уже не уйти. Слишком поздно. Как бы быстро не бежали ведьма и её спутник – ускользнуть не удастся:
– Люция, стой. – Со спокойной отрешённостью попросил мужчина, привалившись спиной к покрытому инеем фонарному столбу. – Теперь уже можно не торопиться, они взяли след. Как ни плутай, всё равно догонят…
Ведьма, не расслышав сквозь снежную круговерть слова мага, повернулась и подошла ближе:
– Что ты остановился? Идём!
Волшебник отрицательно покачал головой.
– Бесполезно. Они только что взяли след.
Молодая колдунья поправила соскальзывающий с головы, покрытый инеем капюшон и вновь прокричала сквозь непогоду:
– Что же делать? Ты примешь бой?
Торой горько усмехнулся и, посмотрев куда-то мимо своей собеседницы, просто ответил:
– Нет.
Люция, проваливаясь в снегу, устремилась к магу. Резкий порыв ветра сорвал с головы девушки капюшон и швырнул на оголённую шею новую пригоршню снега, но колдунья даже не почувствовала обжигающих объятий пурги.
– Почему? Почему, нет?!
– Их двое, они сильнее. – Сказал Торой и не соврал. Преследователей, действительно было двое, и они действительно были сильнее его – низложенного.
Ведьма замерла, пустыми глазами глядя в ту сторону, откуда должны были появиться преследователи. Люция перебрасывала узелок со своими пожитками из одной закоченевшей руки в другую и всё никак не могла взять в голову, почему её спутник так легко сдался.
– Послушай. – Девушка повернулась к магу, который, прикрыв глаза, пытался восстановить дыхание. – У нас же есть Книга. Ты ведь волшебник, ну так сделай, хоть что-нибудь! Что стоишь, словно пень, ты же мужчина! У тебя есть меч, в конце-то концов!
На последних словах своего гневного монолога Люция буквально сорвалась на крик. Торой не без усилия открыл глаза и посмотрел в пылающее от гнева и страха лицо ведьмы. Неожиданно, на него накатила совершенно необъяснимая волна, нет, не злости, а настоящей слепой ярости. Обиды на себя самого. И впрямь, какой он мужчина, если не может защитить не то что свою спутницу, но и себя самого? От безысходности и обиды защемило сердце. Что же теперь, и впрямь покорно сдаваться на милость преследователей? Хорош заступничек, ничего не скажешь. И снова горячая слепая ярость хлынула в кровь. Низложенный чародей дал ей выход наиболее привычным для него способом…
– Знаешь что… Ты, – Прошипел маг, даже не пытаясь подбирать слова, – дура деревенская, хватит тут на меня орать, иначе я оторву твою бестолковую голову раньше, чем это делают те колдуны. Понятно?
Мужчина перебросил спящего Илана с руки на руку и вплотную подошёл к Люции, сверля её глазами. Он знал, что она права. Права совершенно и полностью. Должно быть, именно поэтому ему хотелось стереть колдунью в порошок:
– Если хочешь биться с мечом против чернокнижия, пожалуйста, иди и бейся, не имею ничего против. – Отчеканил волшебник, – Даже с удовольствием понаблюдаю за этой комедией. Мне же кажется бессмысленной сама идея выступать с оружием против магии. Я вообще сейчас склоняюсь к мысли бросить тебя здесь и вместе с мальчишкой скрыться в какой-нибудь укромной подворотне. Толку-то от тебя всё равно – чуть да маленько.
Ведьма отпрянула. Чего она никак не ожидала от Тороя, так это подобной вспышки гнева. Разве не он буквально несколько минут назад так ласково и настойчиво вызволял её из капкана страшного волшебства некроманта? И вот сейчас этот самый человек, что недавно целовал её, стал, как и прежде, странно далёким, да ещё и неожиданно свирепым. Люция видела, как потемнели от еле сдерживаемого бешенства его глаза, как заходили желваки и сжались губы.
– Значит, ты хочешь просто сдаться? – Как-то вяло поинтересовалась девушка, вытирая мокрое от снега лицо. – Просто сдаться? Без боя?
Торой на секунду отвернулся, а потом снова перевёл взгляд на свою спутницу. Видеть её растерянное, перепуганное лицо оказалось выше его сил, и маг проорал, перекрывая вой метели:
– НЕТ! Но мне нужно хотя бы немного побыть в тишине и собраться с мыслями, а не слушать твой скулёж! Поняла?
– ДА! – С такой же яростью крикнула ему в лицо колдунья. – Да! Я поняла! Я поняла, что ты ничего не можешь сделать! А попробуешь улизнуть вместе с мальчишкой, я безо всяких угрызений совести расскажу про тебя некромантам всё без утайки. Да ещё и дорогу покажу, по которой пошёл, так что далеко не убежишь, не радуйся!
Люция уже и впрямь была готова выхватить из ножен мага тяжёлый меч и, в первую, очередь зарубить им самого Тороя, а там под раздачу попали бы и колдуны. И им бы тоже мало не показалось – сейчас ведьма дошла до такого состояния яростного мандража, что способна была взглядом высекать из камня искры, не то, что выйти с железякой против чернокнижников.
Новая волна слепого гнева накрыла Тороя. Не покойся сейчас у него на руках сладко посапывающий ребёнок, волшебник, должно быть, задушил бы вздорную колдунью.
И в тот самый момент, когда в голове мага звенело от отчаяния и неистовой ярости, вызванных собственным бессилием, а также своенравностью спутницы, Торой ощутил знакомое уже покалывание в кончиках пальцев. На этот раз покалывание было сильнее и стремительно распространялось по замерзшим ладоням. Теперь в онемевшие, было, от стужи руки, словно разом впились сотни иголок. Ощущение было такое, как если бы Торой, что есть силы, стиснул ладонями ежа средних размеров или небольшой кактус. Низложенный волшебник даже не успел изумиться неожиданному притоку Силы, как правый висок снова взорвался тупой болью. Вместе с болью в очередной уже раз за сегодняшнее утро пришло понимание – путников и их преследователей разделяет всего два квартала. Маг снова увидел чародеев, увязающих в сугробах, увидел, как, переливаясь и опережая колдунов всего на пару шагов, плывёт по снегу иссиня-чёрная Молния Ищейка, почувствовал усталость и злобу обоих мужчин.
– Люция, быстро! – Маг пихнул Илана в руки девушки, чувствуя, как по телу, стремительными волнами расходится давно забытое ощущение нахлынувшей невесть откуда Силы.
Колдунья, только секунду назад видевшая бешенство в глазах своего спутника, опешила и, скорее непроизвольно, нежели осознанно, приняла из его рук ребёнка. Мальчишка оказался тяжёлым, а толстое шерстяное одеяло мешало, обхватить ребёнка поудобнее.
– Чего? – Ведьма, конечно же, не поняла, чем вызвана столь резкая смена настроения Тороя, однако во время заметила, что недавняя ярость покинула глаза мужчины и лицо его, минуту назад пылавшее гневом, теперь было полно каменного спокойствия.
– Прячься. Быстро. – Глядя в метель, повторил маг.
Ведьма оказалась сообразительнее, чем можно было предположить. Вместо того чтобы задавать глупые вопросы, она поспешно кинулась прочь, неловко прижимая к груди ребёнка.
К счастью, бежать девушке пришлось недалеко – всего несколько десятков шагов, аккурат до сгоревшего дома. Остов некогда красивого и уютного жилища, чернел на фоне сугробов и казался единственно надежным укрытием. Огонь здесь погас ещё ночью, но и сейчас пепелище выглядело страшно – крыша обрушилась, остатки стен были черны от копоти. Конечно, ведьма, ни за какие коврижки не стала бы здесь прятаться, но выбора не оставалось, девушка понимала – времени на поиски другого укрытия нет. А потому, колдунья нырнула в чёрный дверной проём, с ужасом вдохнув горький запах ещё тёплых углей и золы. Самый страшный запах, который преследовал её с детства – запах страха, запах вечной угрозы, висящей над каждой ведьмой – запах костра.
Стараясь не шуметь, колдунья пробиралась по головёшкам, миновала груду кирпичей, очертаниями напоминавшую камин, оступилась на глиняном черепке, краем глаза заметила в куче головёшек совершено чёрную кочергу без черенка, вздрогнула, когда, оплавившиеся осколки стёкол заскрипели под ногами. Единственное, что хоть как-то утешало ведьму – это отсутствие ветра. Снег по-прежнему сыпался на чёрное пепелище, но резкие порывы метели налетали на полуразрушенный огнём остов дома и уже не сбивали с ног. Наконец, возле закопченной стены девушка рухнула на колени, стараясь больше не оглядываться. Люция положила Илана на пепелище, кое-как отпихнув ногой в сторону какую-то обуглившуюся деревяшку. Оступаясь на тёплых ещё головёшках, девушка прокралась к чёрному оконному проёму и осторожно выглянула на улицу. В мешанине снежинок она увидела силуэт Тороя. Маг стоял на одном колене посреди улицы, поправляя сапог. Ветер рвал полы его плаща и щедрыми пригоршнями бросал в лицо колючие снежинки.
Ведьма нервно переступила с ноги на ногу, с ужасом ожидая появления преследователей. Она даже предположить не могла, как Торой сумеет справиться с двумя колдунами. Внезапно, у ног Люции что-то шевельнулось, отвлекая искательницу приключений от суетных мыслей. Боясь не то что опустить глаза или пошевелиться, а даже просто сделать вдох, девушка лишь тихо застонала от невыразимого ужаса. Ей отчего-то показалось, что сейчас из-под обуглившихся головёшек высунется чёрная человеческая рука, ухватит её за щиколотку, а затем из-под остывающих углей появится и сам хозяин дома, посмертный покой которого молодая колдунья так нагло нарушила. Однако, ничего подобного, разумеется, не случилось, это просто заворочался во сне Илан, а струхнувшей ведьме оказалось достаточно едва слышного шороха для того, чтобы вообразить не весть что.
Молодая колдунья судорожно сглотнула и, стараясь не всматриваться в очертания кое-где присыпанных снегом головёшек, снова выглянула на улицу. От каменной, покрытой копотью стены дома на девушку пахнуло гарью. Ладони, которыми Люция прислонилась к стене, стали чёрными от сажи, но ведьма даже не заметила этого. Она отбросила с лица прядь волос, оставляя на лбу и щеке грязные угольные следы, и снова сосредоточенно всмотрелась в завывающую пургу.
Чародей сделал глубокий вдох и опустился на одно колено прямо в снег, подставив преследователям беззащитную спину. Он прекрасно знал, что они не станут причинять ему вреда. Не станут хотя бы потому, что он единственный бодрствующий человек в городе, где, скованный колдовскими чарами, спал даже королевский маг. А уж это что-нибудь да значило. Потому волшебник меланхолично поправил голенище сапога, проводив взглядом, скрывшуюся в метели Люцию, и только после этого почувствовал, что замечен.
Торой, не спеша, поднялся на ноги, отряхнул колено от снега и, по-прежнему не поворачиваясь, простёр к земле порядком окоченевшую ладонь. Покалывание усилилось, а потом неожиданное тепло приласкало застывшие пальцы, когда Молния Ищейка рванула к ним, скользя над сугробами.
Тёмно-синий сгусток чужой Силы покорно лёг магу в ладонь.
Лишь после этой небрежной, но весьма впечатляющей демонстрации собственной Силы, волшебник обернулся к преследователям. С деланным интересом он посмотрел на парящую в руке Молнию, а затем перевёл взгляд на замерших чародеев. Да, Торой с детства любил покрасоваться, ведь он прекрасно знал – ничто так сильно не пугает и не очаровывает одновременно, как эффектный выход.
Маг улыбнулся преследователям с такой иронией, что один из окаменевших в изумлении мужчин раздражённо дёрнул плечом. Увязая в сугробах, путники бесстрашно направились к неожиданно встреченному мужчине. Капюшоны плащей, что были низко надвинуты на лбы, скрывали лица колдунов, и низложенный волшебник не мог, как следует их разглядеть. И, тем не менее, он был абсолютно уверен, что каждый из преследователей едва ли старше двадцати пяти лет. Собственно, для колдуна это был, можно сказать, почтенный возраст, ведь обычно ни те, ни другие (стараниями Высшего Магического Совета) не доживали и до тридцати. Торой ждал, когда оба приблизятся к нему. Ждал, ничем не выдавая глубокого внутреннего напряжения и, чего там скрывать, даже некоторого трепета.
Чародей без труда определил, кто в этой паре сильнее. Некромант. Когда же тот отбросил с головы капюшон, Торой не без удивления признал, что просчитался с возрастом. Волшебнику было лет девятнадцать-двадцать, однако Сила, волнами исходившая от него, впечатляла своей мощью. Конечно, как таковое наличие могущества вовсе не означало наличие мастерства, но главенствовал в паре, вне всяких сомнений, именно этот рыжий субтильный юноша с веснушками на лице, который сейчас настороженно рассматривал Тороя.
Девушка кивнула.
– Люция, что ты видишь? – Торою надо было доподлинно знать, что она действительно видит его, а не попросту кивает от безысходности.
– Иней. – Шёпотом выдохнула девушка. – У тебя на ресницах иней.
И тут, понимая, что нельзя больше терять ни мгновения – ещё пара секунд и колдунья снова растворится в безотчётных фрагментах собственной памяти – маг бережно, даже нежно, вытер холодными ладонями мокрые щёки ведьмы и коснулся замёрзших губ осторожным поцелуем. Волшебник почувствовал вкус талого снега, судорожное дыхание колдуньи, её растерянность и смятение:
– Ты нужна мне, – прошептал он, скользнув дыханием по её лицу, – Ты очень нужна мне и мальчику, попытайся сосредоточиться. Чужака можно прогнать, главное, делай всё, как я скажу. Поняла?
Лицо ведьмы прояснилось – теперь она с удивлением смотрела на волшебника, от которого не ждала не то что такой неожиданной ласки, но и столь проникновенных слов. Странный поступок Тороя на время вырвал девушку из западни её же собственного разума. Молодая колдунья вновь кивнула, стараясь преодолеть присутствие в своём сознании странного чужака и сосредоточиться на лице склонившегося над ней мужчины.
– Люция, – маг снова встряхнул свою спутницу, порядком уже засыпанную снегом, – смотри мне в глаза. Ни в коем случае не отводи взгляд. Смотри мне в глаза.
Ведьма затряслась от напряжения. Она не чувствовала ни холода, ни летящих в лицо колючих снежинок, ни рук волшебника на своих плечах – только неимоверное усилие воли, напряжение всех сил. Чужак в её голове неуклюже ворошил память своей жертвы, но никак не мог добраться до вчерашней ночи. То ли Люция, сама того не ведая, сопротивлялась, то ли чернокнижник был слишком неумелым, во всяком случае, он безрезультатно копошился в воспоминаниях детства и юности, увязая в них, словно в болоте.
– Смотри мне в глаза, – вновь потребовал Торой.
И колдунья, ошеломлённая поступком своего спутника, поймала синий взгляд, силясь понять, зачем волшебник сделал то, что сделал? Однако через мгновение эти мысли вымело из головы, как впрочем, и все остальные, даже чужак отступил под неведомым натиском и тихим монотонным голосом. Низложенный маг пристально всматривался в испуганные зелёно-голубые глаза ведьмы и нараспев говорил то, чему много лет назад научился у Золдана. Торой не знал, получится ли у девушки одолеть чернокнижника (который наверняка был сильнее деревенской колдуньи) и вытеснить его из своего сознания. Однако выбора не было, а надежда, как известно, умирает последней.
– Видишь комнату, Люция? Большая комната, в которой нет окон и очень темно? Видишь распахнутую дверь?
Девушка на миг опешила от этой странной речи, а в следующее мгновение зрачки тёмно-синих глаз, заглядывающих, казалось, прямо ей в душу, разверзлись, заполнив мир вокруг тьмой.
Только теперь ведьма с ужасом поняла, что действительно находится в огромной пустой зале – высокая двухстворчатая дверь мрачной комнаты была распахнута, открывая путь к ярко освещённым солнцем покоям – анфилады бесконечных светлиц уходили куда-то вдаль, распахнутые двери манили бежать прочь из темноты, в которой находилась Люция. Странно, но даже здесь – в коридорах собственного сознания, девушка слышала спокойный и тихий голос мага:
– Ты не одна там, беги на свет и захлопывай двери…
За спиной колдуньи что-то тихо и настойчиво скреблось. Как будто десятки мышей пытались процарапать лапками каменную кладку. А ещё через мгновение за плечами Люции раздался страшный грохот. Девушка испуганно оглянулась и увидела, что в закрытые двери, находящиеся позади, ломится что-то огромное, что-то неизвестное и злобное. Высокие створки ходуном ходили под тяжёлыми ударами, сотрясаясь и дрожа между косяками. Последние несколько ударов были настолько сильны, что одна из петель не выдержала и с жалобным всхлипом вылетела из стены.
Ведьма испуганно отпрыгнула в сторону и, наконец, поняла, что больше медлить нельзя. Набрав в грудь побольше воздуха, не чувствуя под собой подгибающихся от ужаса ног, девушка бросилась прочь из тёмной залы. Едва только молодая колдунья выбежала вон, как двери за её спиной перестали сотрясаться и с грохотом распахнулись. В раскрытые, словно огромная пасть створки, по стенам, потолку и полу страшной мрачной комнаты к ведьме устремились упругие, похожие на извивающихся чёрных змей, щупальца. Словно растущие с огромной скоростью гибкие лозы, они заполнили собой всё пространство, жадно скользя к обессилевшей от ужаса жертве.
– Люция, закрой двери. – Прозвучал эхом уже едва слышный за мёртвым шорохом голос Тороя.
Девушка ринулась к высоким створкам, с грохотом захлопнула и всем телом налегла на них, закрывая страшную комнату и удерживая рвущиеся вон щупальца. И всё же, несколько из них с змеиным шелестом успели проскользнуть под дверью, некоторые, хищно извиваясь, тянулись сквозь замочную скважину к своей жертве. Чужак по-прежнему пытался завладеть сознанием неопытной колдуньи, надеясь вновь ухватить нить воспоминаний.
Захлёбываясь от ужаса, Люция бросилась прочь. Она не чувствовала физической усталости (ещё бы, ведь всё происходило не в реальности, а где-то в глубинах подсознания), не задыхалась от бега, здесь отсутствовали все привычные человеческие ощущения – даже осязание, но страх… Глубокий животный страх от которого становились дыбом волосы, а парализованная воля мешала сопротивлению… Этот страх никуда не делся. Напротив, он стал сильнее.
Лишь только ведьма отпустила дверь и бросилась прочь, надеясь спастись в следующей зале, как створки с грохотом ударились о стены и следом за беглянкой, отвратительно шурша, вновь устремились чёрные хищные ловцы. Девушка вновь с размаху захлопнула двери очередной комнаты, прищемив рвущихся вон змей. Вполне осязаемый крик боли и удивления, явно не принадлежащий колдунье, пронёсся эхом по коридорам. Одно из гибких щупальцев жадно ухватило свою жертву за щиколотку левой ноги и дёрнуло к дверям. Только теперь ведьма почувствовала боль, но не в теле, нет, в собственном рассудке, будто кто-то с жадностью рванул из него кусочек воспоминаний, рванул, и выдернул с корнем.
Колдунья взвизгнула и рывком подалась назад. Свободной правой ногой в грубом башмаке Люция придавила отвратительную чёрную змею к полу, расплющивая её, и одновременно удерживая весом своего тела дрожащие под натиском неведомого чудовища створки дверей. Новый вопль боли и удивления разнёсся по залам. Щупальце отпустило столь желанную жертву и стремительно скрылось под дверью. Люция, воспользовавшись временным отступлением врага, ринулась прочь, боясь оглянуться.
Очередная длинная зала, залитая ярким светом, вновь потемнела от присутствия чужака – чёрные змеи кишмя кишели, заполняя собой пространство. Одно из щупальцев жадно лизнуло Люцию между лопаток, пытаясь настигнуть беглянку, но девушка увернулась, не позволив чужаку вцепиться в плечо.
– Уходи! – всей силой рассудка прокричала ведьма, – Уходи прочь!
И вот очередные высокие двери. Люция не понимала, когда закончится гонка, закрывать двери было бессмысленно – засовы на них отсутствовали. Тут-то неожиданное прозрение и осенило молодую колдунью, она поняла, что пока ещё, несмотря ни на что, является хозяйкой своего разума. В конце концов, хоть в её сознание и вторгся чужак, но сознание это по-прежнему принадлежало ей. А значит…
Люция захлопнула очередные высокие двери. Но захлопнула не руками, как делала до этого, а глубоким мысленным приказом. Створки с грохотом ударились о косяки, и широкий засов, появившийся неведомо откуда, задвинулся сам собою. Девушка услышала, как жадно скребутся с обратной стороны скользкие мысли чужака и, сломя голову, бросилась в следующую комнату. Душа Люции наполнилась необъяснимым чувством ликования, настоящего экстаза, вызванного чувством освобождения. Огромные двери сами собой с грохотом закрывались следом за девушкой, засовы щёлкали, словно капканы, ведьма бежала, почти физически ощущая гнев и бессилие отторгнутого ею чужака. Наконец, когда очередные двери захлопнулись за её спиной, колдунья, неожиданно для себя, вновь оказалась в пустой тёмной комнате, а ещё через несколько секунд окружающая темнота превратилась в чёрные зрачки прозрачных синих глаз.
Тороя замело снегом – плечи, волосы уже были покрыты небольшими сугробами, но маг совершенно не чувствовал холодных объятий пронзительного ветра, он впился взглядом в лицо ведьмы, наблюдая за её внутренней борьбой. Наконец, опустошённый взгляд Люции обрёл осмысленность, и молодая ведьма повисла на шее у низложенного волшебника, плача от облегчения. Мужчина неловко похлопал свою спутницу по спине, но прорыдаться не позволил – снова встряхнул.
– Хватит. Хватит. Успокойся. До каких воспоминаний он успел добраться? Он узнал об Илане, узнал о том, что ты дала отпор кхалаям? – Чародей внимательно посмотрел в заплаканные покрасневшие глаза и осторожно отбросил с лица девушки мокрую прядь волос, выбившуюся из косы.
Ведьма судорожно вздохнула и отрицательно покачала головой:
– Нет, он почему-то увяз в детских воспоминания…
– Ты молодец. Ты справилась с очень сложной задачей, которая далеко не каждому начинающему магу под силу. – Торой не кривил душой, он и впрямь был поражён тем, как быстро и отчаянно ведьма изгнала из своего сознания чужака. – Но теперь надо спешить, рано или поздно они возьмут след.
Мужчина, не теряя времени, подхватил со скамьи, завёрнутого в одеяло, сладко сопящего ребёнка, осторожно вытер лицо мальчишки – всё в капельках талого снега – и вопросительно посмотрел сквозь порывы метели на Люцию. Девушка поспешно вытерла со щёк остывавшие на ветру слёзы, набросила на голову капюшон плаща и устремилась вперёд. Маг поспешил следом.
Идти сквозь пронизывающий ветер и вьюжную круговерть было делом непростым. Резкие порывы срывали с головы капюшон, рвали полы плаща, норовя бросить в лицо побольше снежных иголок. Люция с трудом пробиралась через снежные заносы, путаясь в юбке, подол которой уже огрубел, покрывшись коркой льда. Торой по возможности поддерживал спутницу под локоть, не давая ей оскользнуться и упасть. Путники старались идти как можно быстрее, но за четверть часа едва смогли миновать несколько кварталов. Несколько раз им попадались сгоревшие и ещё дымящиеся остовы домов, на которые ведьма старалась не смотреть, боясь увидеть там, помимо головёшек, останки хозяев. Вместо этого колдунья пытливо всматривалась сквозь вьюжную круговерть в лицо мага, гадая над тем, о чём он думает.
А мысли Тороя были всецело поглощены погоней. Некромант и чернокнижник, идущие по их следу не давали низложенному волшебнику покоя, мужчина понимал, сколь малы шансы скрыться. Рано или поздно, не отягчённые ничем (вроде ослабшей ведьмы и спящего ребёнка) мужчины нагонят беглецов. Лицо мага горело, обжигаемое ледяным ветром и снегом, губы онемели, нести по глубоким сугробам спящего (и далеко не щуплого) мальчишку с каждым шагом становилось всё тяжелее.
Очередное озарение пришло также неожиданно, как и предыдущее. Висок снова взорвался болью, и маг опять увидел преследователей. Некромант, в очередной раз провалившись в сугроб, тихо выругался, поплотнее запахнулся в плащ и бросил в снег хрупкую, переливающуюся оттенками серого Молнию Ищейку. Сгусток Силы заскользил по сугробам, отыскивая ориентир – посторонние пульсации. И вот, налившись густой синевой, молния заскользила от «Перевёрнутой подковы» в тот самый переулок, где скрылись беглецы.
Некромант оживился, и что-то прокричал своему спутнику сквозь завывания метели. Чернокнижник (вид у него, кстати, после схватки с ведьмой был весьма-таки помятый), проваливаясь в сугробах и сгибаясь под порывами ветра, приблизился к спутнику, чтобы лучше слышать его слова, удовлетворённо кивнул, и оба мужчины заторопились следом за молнией.
Вот теперь Тороя накрыло волной по настоящему жгучего отчаяния. Маг остановился, тяжело дыша, почти физически ощущая собственное бессилие и безвыходность ситуации. Уже не уйти. Слишком поздно. Как бы быстро не бежали ведьма и её спутник – ускользнуть не удастся:
– Люция, стой. – Со спокойной отрешённостью попросил мужчина, привалившись спиной к покрытому инеем фонарному столбу. – Теперь уже можно не торопиться, они взяли след. Как ни плутай, всё равно догонят…
Ведьма, не расслышав сквозь снежную круговерть слова мага, повернулась и подошла ближе:
– Что ты остановился? Идём!
Волшебник отрицательно покачал головой.
– Бесполезно. Они только что взяли след.
Молодая колдунья поправила соскальзывающий с головы, покрытый инеем капюшон и вновь прокричала сквозь непогоду:
– Что же делать? Ты примешь бой?
Торой горько усмехнулся и, посмотрев куда-то мимо своей собеседницы, просто ответил:
– Нет.
Люция, проваливаясь в снегу, устремилась к магу. Резкий порыв ветра сорвал с головы девушки капюшон и швырнул на оголённую шею новую пригоршню снега, но колдунья даже не почувствовала обжигающих объятий пурги.
– Почему? Почему, нет?!
– Их двое, они сильнее. – Сказал Торой и не соврал. Преследователей, действительно было двое, и они действительно были сильнее его – низложенного.
Ведьма замерла, пустыми глазами глядя в ту сторону, откуда должны были появиться преследователи. Люция перебрасывала узелок со своими пожитками из одной закоченевшей руки в другую и всё никак не могла взять в голову, почему её спутник так легко сдался.
– Послушай. – Девушка повернулась к магу, который, прикрыв глаза, пытался восстановить дыхание. – У нас же есть Книга. Ты ведь волшебник, ну так сделай, хоть что-нибудь! Что стоишь, словно пень, ты же мужчина! У тебя есть меч, в конце-то концов!
На последних словах своего гневного монолога Люция буквально сорвалась на крик. Торой не без усилия открыл глаза и посмотрел в пылающее от гнева и страха лицо ведьмы. Неожиданно, на него накатила совершенно необъяснимая волна, нет, не злости, а настоящей слепой ярости. Обиды на себя самого. И впрямь, какой он мужчина, если не может защитить не то что свою спутницу, но и себя самого? От безысходности и обиды защемило сердце. Что же теперь, и впрямь покорно сдаваться на милость преследователей? Хорош заступничек, ничего не скажешь. И снова горячая слепая ярость хлынула в кровь. Низложенный чародей дал ей выход наиболее привычным для него способом…
– Знаешь что… Ты, – Прошипел маг, даже не пытаясь подбирать слова, – дура деревенская, хватит тут на меня орать, иначе я оторву твою бестолковую голову раньше, чем это делают те колдуны. Понятно?
Мужчина перебросил спящего Илана с руки на руку и вплотную подошёл к Люции, сверля её глазами. Он знал, что она права. Права совершенно и полностью. Должно быть, именно поэтому ему хотелось стереть колдунью в порошок:
– Если хочешь биться с мечом против чернокнижия, пожалуйста, иди и бейся, не имею ничего против. – Отчеканил волшебник, – Даже с удовольствием понаблюдаю за этой комедией. Мне же кажется бессмысленной сама идея выступать с оружием против магии. Я вообще сейчас склоняюсь к мысли бросить тебя здесь и вместе с мальчишкой скрыться в какой-нибудь укромной подворотне. Толку-то от тебя всё равно – чуть да маленько.
Ведьма отпрянула. Чего она никак не ожидала от Тороя, так это подобной вспышки гнева. Разве не он буквально несколько минут назад так ласково и настойчиво вызволял её из капкана страшного волшебства некроманта? И вот сейчас этот самый человек, что недавно целовал её, стал, как и прежде, странно далёким, да ещё и неожиданно свирепым. Люция видела, как потемнели от еле сдерживаемого бешенства его глаза, как заходили желваки и сжались губы.
– Значит, ты хочешь просто сдаться? – Как-то вяло поинтересовалась девушка, вытирая мокрое от снега лицо. – Просто сдаться? Без боя?
Торой на секунду отвернулся, а потом снова перевёл взгляд на свою спутницу. Видеть её растерянное, перепуганное лицо оказалось выше его сил, и маг проорал, перекрывая вой метели:
– НЕТ! Но мне нужно хотя бы немного побыть в тишине и собраться с мыслями, а не слушать твой скулёж! Поняла?
– ДА! – С такой же яростью крикнула ему в лицо колдунья. – Да! Я поняла! Я поняла, что ты ничего не можешь сделать! А попробуешь улизнуть вместе с мальчишкой, я безо всяких угрызений совести расскажу про тебя некромантам всё без утайки. Да ещё и дорогу покажу, по которой пошёл, так что далеко не убежишь, не радуйся!
Люция уже и впрямь была готова выхватить из ножен мага тяжёлый меч и, в первую, очередь зарубить им самого Тороя, а там под раздачу попали бы и колдуны. И им бы тоже мало не показалось – сейчас ведьма дошла до такого состояния яростного мандража, что способна была взглядом высекать из камня искры, не то, что выйти с железякой против чернокнижников.
Новая волна слепого гнева накрыла Тороя. Не покойся сейчас у него на руках сладко посапывающий ребёнок, волшебник, должно быть, задушил бы вздорную колдунью.
И в тот самый момент, когда в голове мага звенело от отчаяния и неистовой ярости, вызванных собственным бессилием, а также своенравностью спутницы, Торой ощутил знакомое уже покалывание в кончиках пальцев. На этот раз покалывание было сильнее и стремительно распространялось по замерзшим ладоням. Теперь в онемевшие, было, от стужи руки, словно разом впились сотни иголок. Ощущение было такое, как если бы Торой, что есть силы, стиснул ладонями ежа средних размеров или небольшой кактус. Низложенный волшебник даже не успел изумиться неожиданному притоку Силы, как правый висок снова взорвался тупой болью. Вместе с болью в очередной уже раз за сегодняшнее утро пришло понимание – путников и их преследователей разделяет всего два квартала. Маг снова увидел чародеев, увязающих в сугробах, увидел, как, переливаясь и опережая колдунов всего на пару шагов, плывёт по снегу иссиня-чёрная Молния Ищейка, почувствовал усталость и злобу обоих мужчин.
– Люция, быстро! – Маг пихнул Илана в руки девушки, чувствуя, как по телу, стремительными волнами расходится давно забытое ощущение нахлынувшей невесть откуда Силы.
Колдунья, только секунду назад видевшая бешенство в глазах своего спутника, опешила и, скорее непроизвольно, нежели осознанно, приняла из его рук ребёнка. Мальчишка оказался тяжёлым, а толстое шерстяное одеяло мешало, обхватить ребёнка поудобнее.
– Чего? – Ведьма, конечно же, не поняла, чем вызвана столь резкая смена настроения Тороя, однако во время заметила, что недавняя ярость покинула глаза мужчины и лицо его, минуту назад пылавшее гневом, теперь было полно каменного спокойствия.
– Прячься. Быстро. – Глядя в метель, повторил маг.
Ведьма оказалась сообразительнее, чем можно было предположить. Вместо того чтобы задавать глупые вопросы, она поспешно кинулась прочь, неловко прижимая к груди ребёнка.
К счастью, бежать девушке пришлось недалеко – всего несколько десятков шагов, аккурат до сгоревшего дома. Остов некогда красивого и уютного жилища, чернел на фоне сугробов и казался единственно надежным укрытием. Огонь здесь погас ещё ночью, но и сейчас пепелище выглядело страшно – крыша обрушилась, остатки стен были черны от копоти. Конечно, ведьма, ни за какие коврижки не стала бы здесь прятаться, но выбора не оставалось, девушка понимала – времени на поиски другого укрытия нет. А потому, колдунья нырнула в чёрный дверной проём, с ужасом вдохнув горький запах ещё тёплых углей и золы. Самый страшный запах, который преследовал её с детства – запах страха, запах вечной угрозы, висящей над каждой ведьмой – запах костра.
Стараясь не шуметь, колдунья пробиралась по головёшкам, миновала груду кирпичей, очертаниями напоминавшую камин, оступилась на глиняном черепке, краем глаза заметила в куче головёшек совершено чёрную кочергу без черенка, вздрогнула, когда, оплавившиеся осколки стёкол заскрипели под ногами. Единственное, что хоть как-то утешало ведьму – это отсутствие ветра. Снег по-прежнему сыпался на чёрное пепелище, но резкие порывы метели налетали на полуразрушенный огнём остов дома и уже не сбивали с ног. Наконец, возле закопченной стены девушка рухнула на колени, стараясь больше не оглядываться. Люция положила Илана на пепелище, кое-как отпихнув ногой в сторону какую-то обуглившуюся деревяшку. Оступаясь на тёплых ещё головёшках, девушка прокралась к чёрному оконному проёму и осторожно выглянула на улицу. В мешанине снежинок она увидела силуэт Тороя. Маг стоял на одном колене посреди улицы, поправляя сапог. Ветер рвал полы его плаща и щедрыми пригоршнями бросал в лицо колючие снежинки.
Ведьма нервно переступила с ноги на ногу, с ужасом ожидая появления преследователей. Она даже предположить не могла, как Торой сумеет справиться с двумя колдунами. Внезапно, у ног Люции что-то шевельнулось, отвлекая искательницу приключений от суетных мыслей. Боясь не то что опустить глаза или пошевелиться, а даже просто сделать вдох, девушка лишь тихо застонала от невыразимого ужаса. Ей отчего-то показалось, что сейчас из-под обуглившихся головёшек высунется чёрная человеческая рука, ухватит её за щиколотку, а затем из-под остывающих углей появится и сам хозяин дома, посмертный покой которого молодая колдунья так нагло нарушила. Однако, ничего подобного, разумеется, не случилось, это просто заворочался во сне Илан, а струхнувшей ведьме оказалось достаточно едва слышного шороха для того, чтобы вообразить не весть что.
Молодая колдунья судорожно сглотнула и, стараясь не всматриваться в очертания кое-где присыпанных снегом головёшек, снова выглянула на улицу. От каменной, покрытой копотью стены дома на девушку пахнуло гарью. Ладони, которыми Люция прислонилась к стене, стали чёрными от сажи, но ведьма даже не заметила этого. Она отбросила с лица прядь волос, оставляя на лбу и щеке грязные угольные следы, и снова сосредоточенно всмотрелась в завывающую пургу.
* * *
Неожиданное хладнокровие пришло само собой. Сердце на мгновение сбилось с ритма, а потом застучало размеренно и спокойно. Торой видел обоих преследователей, видел то, как они ускорили шаг, следуя за переливающейся Молнией, видел, как один из них поправил капюшон на голове, видел, что через пару десятков шагов оба мужчины достигнут конца квартала и повернут налево, в точности повторяя путь, пройденный магом и ведьмой. Лишь только преследователи обойдут аккуратный двухэтажный дом с изящным крыльцом, как низложенный маг окажется в поле их зрения.Чародей сделал глубокий вдох и опустился на одно колено прямо в снег, подставив преследователям беззащитную спину. Он прекрасно знал, что они не станут причинять ему вреда. Не станут хотя бы потому, что он единственный бодрствующий человек в городе, где, скованный колдовскими чарами, спал даже королевский маг. А уж это что-нибудь да значило. Потому волшебник меланхолично поправил голенище сапога, проводив взглядом, скрывшуюся в метели Люцию, и только после этого почувствовал, что замечен.
Торой, не спеша, поднялся на ноги, отряхнул колено от снега и, по-прежнему не поворачиваясь, простёр к земле порядком окоченевшую ладонь. Покалывание усилилось, а потом неожиданное тепло приласкало застывшие пальцы, когда Молния Ищейка рванула к ним, скользя над сугробами.
Тёмно-синий сгусток чужой Силы покорно лёг магу в ладонь.
Лишь после этой небрежной, но весьма впечатляющей демонстрации собственной Силы, волшебник обернулся к преследователям. С деланным интересом он посмотрел на парящую в руке Молнию, а затем перевёл взгляд на замерших чародеев. Да, Торой с детства любил покрасоваться, ведь он прекрасно знал – ничто так сильно не пугает и не очаровывает одновременно, как эффектный выход.
Маг улыбнулся преследователям с такой иронией, что один из окаменевших в изумлении мужчин раздражённо дёрнул плечом. Увязая в сугробах, путники бесстрашно направились к неожиданно встреченному мужчине. Капюшоны плащей, что были низко надвинуты на лбы, скрывали лица колдунов, и низложенный волшебник не мог, как следует их разглядеть. И, тем не менее, он был абсолютно уверен, что каждый из преследователей едва ли старше двадцати пяти лет. Собственно, для колдуна это был, можно сказать, почтенный возраст, ведь обычно ни те, ни другие (стараниями Высшего Магического Совета) не доживали и до тридцати. Торой ждал, когда оба приблизятся к нему. Ждал, ничем не выдавая глубокого внутреннего напряжения и, чего там скрывать, даже некоторого трепета.
Чародей без труда определил, кто в этой паре сильнее. Некромант. Когда же тот отбросил с головы капюшон, Торой не без удивления признал, что просчитался с возрастом. Волшебнику было лет девятнадцать-двадцать, однако Сила, волнами исходившая от него, впечатляла своей мощью. Конечно, как таковое наличие могущества вовсе не означало наличие мастерства, но главенствовал в паре, вне всяких сомнений, именно этот рыжий субтильный юноша с веснушками на лице, который сейчас настороженно рассматривал Тороя.