Страница:
Маг, наконец, устав ожидать, когда внучок зеркальщика успокоится, сокрушённо вздохнул и рассеянно потрепал всхлипывающего Илана по макушке.
– Не плачь, всё же не совсем один остался, вон и Люция рядом, с ней не пропадёшь.
Утешение на поверку оказалось сомнительным, поскольку лишь пробудило новый приступ рыданий. Мальчик ничего не ответил, а вместо того, чтобы успокоиться, только ещё яростнее вцепился в рубашку (а заодно и бока) ведьмы.
Паренёк горько всхлипывал, болезненно прощаясь с тем привычным, что навсегда потерял – родным городом и домом, заботливыми и ласковыми родителями, любимым дедом, так и не родившемся братом (или то была сестра?)… Люция ласково поглаживала вихрастую льняную макушку и шептала что-то ласковое. Постепенно её голос и привычные уже интонации оказали своё волшебное действие – внучок зеркальщика начал успокаиваться. Наконец, он оторвал зарёванное лицо от ведьминого плеча и бросил косой взгляд на Тороя, стоявшего рядом. Волшебник был невозмутим и, словно озадачен. Встретившись глазами с мальчишкой, маг по-свойски подмигнул ему, а потом раскрыл ладонь, над которой вспыхнул, переливаясь, язычок яркого белого пламени – точь-в-точь такой же, как тот, что парил под потолком.
Илан, непривычный к каким бы то ни было чудесам, восторженно распахнул глаза и с некоторой опаской протянул руку. Искрящееся пламя стекло в сложенную лодочкой ладошку. Мальчишка склонился над огоньком с тем любопытством, с каким его ровесники рассматривали бы какого-нибудь редкого жука. Весёлое пламя плясало и переливалось, не обжигая кожу. Паренек осторожно, кончиками пальцев, подвинул лепесток огня на ладони и с восторгом вздохнул – подарок волшебника засиял всеми оттенками жёлтого, превратившись из ослепительно-белого в золотой.
Люция поверх головы Илана посмотрела на Тороя, который наблюдал за собственным творением с ничуть не меньшим восторгом, словно бы создал огонёк впервые в жизни… Почувствовав взгляд ведьмы, чародей улыбнулся и, наконец, сказал:
– Ну, мы поедим сегодня или подождём, пока всё окончательно остынет и превратится в холодец?
Илан, наконец-то, оторвал завороженный взгляд от переливающегося лепестка пламени и обрадовано кивнул. Люция, которая отчего-то чувствовала себя ужасно виноватой, тоже поспешно кивнула и радостно потёрла руки в предвкушении грядущей трапезы – дурманящие ароматы зайчатины вызывали уже едва ли не головокружение.
– Посмотри, колдовство идёт на убыль. Значит, проснулся не только Илан, но и все остальные?..
Волшебник согласно кивнул и невозмутимо продолжил трапезу, словно ничего необычного не произошло. У него, правда, затаилось в душе подозрение, что на самом деле Илан проснулся одним из первых, может быть, даже самым первым, но делиться этим предположением с Люцией Торой не стал – какая в сущности разница? Все предположения, даже самые смелые, нынче были бы пустой тратой времени.
Тем временем мальчик, который одной рукой ловко управлялся с ложкой, а другой играл с переливающимся огоньком, удивлённо вскинул голову. Да, когда он проснулся, Торой рассказал ему о том, что случилось безо всякой утайки – и про зиму, и про волшебный сон, и про колдовство. Внучку зеркальщика даже понравилось, что самый настоящий маг разговаривает с ним, как со взрослым.
А теперь паренёк сидел в маленькой сторожке, держал на ладони переливающийся волшебный огонёк и чувствовал себя так, словно стоял на пороге какого-то увлекательного приключения. Наверное, ему следовало бояться. Да, наверное, следовало… Но он не боялся. Отчего-то ему было спокойно в компании двух волшебников. Спокойно, а ещё донельзя интересно. Вот только не маячили бы в голове жуткие воспоминания о той самой ночи, когда ящерообразные люди вторглись в дом его родителей, не вспоминались бы страшные минуты отчаяния и ужаса, когда мальчишка цеплялся за свою няньку и скулил от страха… Да и просто, не мучили бы мысли о том, что отныне он остался сиротой. Лучше уж думать, что родители и дед живы-здоровы, а он всего лишь отправился в путешествие с их на то позволения. Да, если думать вот так, будет, пожалуй, легче. Мальчик горько вздохнул. Плакать он больше не мог. Во всяком случае, сегодня. Сегодня он пролил и без того слишком много слёз.
Люция словно почувствовала испуг и смятение мальчишки. Ладонь ведьмы мягко опустилась на льняную макушку и взъерошила непослушные волосы. Вообще, у колдуньи была масса вопросов непосредственно к Торою и, сказать по правде, она несколько досадовала на то, что Илан проснулся так некстати и теперь вот приходилось уделять испуганному пареньку должное внимание – жалеть и опекать. Ведьма винила себя за эдакую чёрствость, но всё равно окончательно отделаться от мерзкого чувства досады не могла. Очень уж хотелось поговорить с магом с глазу на глаз, не отвлекаясь на ребёнка. Торой же сидел и спокойно уплетал зайчатину. Погруженный в глубокие раздумья, он смотрел куда-то в пустоту. Ведьме показалось, что волшебник борется сам с собой, словно принимая какое-то важное решение… Может быть, он хотел о чём-то сказать своим спутникам?
Девушка снова зачерпнула из плошки мясной подливки и, решив не морочить себе голову всякой ерундой, с наслаждением отправила ложку в рот. Уж кого-кого, а столь отменного повара молоденькая ведьма в волшебнике не подозревала. По чести сказать, Люция даже радовалась тому, что безмятежно дрыхла, пока маг кухарил. Не пришлось помогать и тем самым опозориться. Готовить-то она не умела. Совсем. То ли дело – зелья какие или, на худой конец, чаи травяные… Хотя, положа руку на сердце, зелья у неё получались ещё более дрянные, чем стряпня. А, уж если бы, не приведи Сила, кто-то задался целью сыскать во всей округе самую скверную повариху, то соперниц у Тороевой спутницы точно бы не оказалось.
Колдунка снова вздохнула и принялась сосредоточенно жевать, лелея в душе надежду, что, аккурат после завтрака сможет-таки поговорить с магом и заодно вызнать у него, зачем он обманул её тогда, в таверне, не согласившись лечить раненое бедро? Наврал ещё с три короба, будто раны волшебством не исцеляются… А ведь вон, израненные руки ни капельки даже и не болят, да и обветрившиеся обкусанные губы тоже не ноют, а уж от саднящих кровоточащих трещин вовсе не осталось следа. Нет, всё-таки этот волшебник что-то да темнит…
– Торой, – наконец нарушила Люция тишину сторожки, – Ты говорил, будто как только я проснусь, ты мне что-то расскажешь…
Маг вскинул голову и пустыми глазами уставился перед собой. Ведьма осеклась на полуслове и испуганно прислушалась к тишине. Чего ему ещё примерещилось? За оконцем по-прежнему подвывал ветер, вот разве что только утро разгулялось в полную силу – сугробы сияли и ослепительно искрились под солнечными лучами.
Но Торой и не подумал отвечать, он бросил ложку на скамью и скомандовал ведьме:
– Одевайся, мигом!
Люция растерянно вытаращила глаза, не понимая, чем вызвана неожиданная спешка. Опять что ли чародей кого-то там почувствовал? Вон, замер, как борзая, взявшая след, разве только носом не водит. Видать и вправду прислушивается к чему-то. Девушка озадаченно посмотрела на мага, а потом и сама изо всех сил напрягла слух, силясь уловить ту неведомую опасность, которая так переполошила волшебника. Ничего. Даже ветер и тот стих. Ведьма потёрла кончик носа и, решив, что паника преждевременна, снова взялась за ложку. Когда же Торой вновь перевёл глаза на колдунью и увидел её по-прежнему невозмутимо и со вкусом жующей, то так яростно цыкнул, что Люция едва не подавилась от неожиданности.
– Мигом! Кому сказано?! Ну?!
Однако вредная девчонка успела-таки забросить в рот ещё пару ложек рагу и лишь после этого опрометью бросилась к своему платью, поспешно жуя на ходу. Голод, конечно, не тётка, но и спорить с взбешённым чародеем – себе дороже, лучше уж подчиниться, тем более, он и впрямь мог услышать что-то эдакое. Как ни крути, а способности Люции отличались незавидной посредственностью, в отличие от Тороевых.
Илан, совершено растерянный таким резким переходом от мирной трапезы к поспешному бегству, застыл на скамье – перепуганный и белый, словно лежащий за окном снег – только худые пальцы судорожно вцепились в сиденье. Неожиданно для себя Торой опустился на корточки перед сжавшимся в комок ребёнком и мягко сказал:
– Не бойся, мы тебя в обиду не дадим.
Он ещё помнил себя мальчишкой, а потому знал, как это страшно – оказаться в незнакомом месте с незнакомыми людьми. Вот только, когда Торой покинул отчий дом, ему было намного проще, чем теперь приходилось внучку зеркальщика. Всё-таки Торой был волшебником и, даже будучи несмышлёным ребёнком, вполне мог защититься. Да и родителей его не убивали. Те сами отказались от сына в пользу увесистого кошеля с серебром. Надо сказать, маг их за это не винил. А вот теперь чародей утешал испуганного паренька, каким был когда-то и сам.
– Не бойся, слышишь?
Илан кивнул и громко сглотнул застрявший в горле комок. Торой тем временем продолжил:
– Я же говорил тебе, что нам придётся убегать. И всё-таки бояться не надо. Ты же мужчина. Так ведь? Маленький, но мужчина, и мы с тобой должны что?..
Он вопросительно поднял брови, ожидая ответа.
Люция, которая торопливо натягивала на себя огромную клотильдину юбку, внимательно прислушивалась к разговору. Краем глаза она видела, как Илан неожиданно исполнился важности, и что-то зашептал на ухо волшебнику – не иначе отвечал на поставленный вопрос. Ведьма напрягла слух и уловила-таки не предназначенное для её ушей:
– Мы должны защищать Люцию, потому что она женщина и потому что она боится гораздо сильнее…
Колдунка, путающаяся в рукавах вязаной туники, хотела уже было возмутиться – это кто тут боится сильнее? Она? Та, которая дотащила этих двоих доходяг до сторожки? И всё-таки ведьма вовремя опомнилась. Ну, конечно, как ещё успокоить мальчику, если не внушением того, что кто-то рядом боится сильнее, а он может защитить, словно истинный мужчина? Так, во всяком случае до приближения опасности, парнишка будет храбриться из последних сил, чтобы сойти за взрослого… Впрочем, приёмы воспитания, которыми пользовался Торой, ведьме отчего-то не нравились. Ребёнок, он ребёнок и есть – не нужно требовать от него больше, чем он в состоянии вынести. Может, сказать волшебнику, чтобы вместо всяких там сомнительных идей продвигал те, которые уже зарекомендовали себя столетиями? Ну, там, например, ласковые уговоры, всякие внушения? Как ещё детей успокаивают?
Она озадачилась, торопливо стягивая завязки своих грубых башмаков. Торой и Илан ещё о чём-то шушукались, покуда волшебник поспешно укутывал ребёнка в тёплое одеяло. Золотой огонёк, подаренный мальчику, по-прежнему парил в его ладони, переливаясь и искрясь.
Пока же маг опоясывался мечом и набрасывал на плечи плащ, у Люции шевельнулось в душе нехорошее подозрение. Ведьма подумала – уж не посмеялся ли над ней спутник, так сказать, не отомстил ли за излишнюю склочность? Ну, чтобы припугнуть, да заставить побыстрее собраться. С него станется… Уж чего-чего, а яду в характере мага было хоть отбавляй. Но нет, судя по поспешности, с которой собирался сам волшебник, подвоха в его словах не крылось.
– Торой, – не вытерпела Люция, – может, скажешь, куда мы так торопимся? Что ты ещё услышал?
Но он не ответил. Вместо этого снова прислушался неизвестно к чему и глухо уронил в тишину комнаты:
– Поздно. Уже никуда не торопимся. Идём. – Маг уверенно направился к выходу, рывком распахнув дверь.
Странное смутное видение, которое столь неожиданным образом ворвалось в сознание чародея, не отступило, но напротив приблизилось настолько, что казалось уже не видением, а горькой реальностью. И уж, хочешь – не хочешь, а придётся столкнуться с этой реальностью лицом к лицу.
Яркое солнце и белизна переливающихся сугробов с непривычки ослепили троих беглецов, заставив их на мгновение болезненно прищуриться. Морозный воздух безжалостно обжёг незащищённые лица и руки, словно хотел похитить последние крохи тепла, которые ещё хранила кожа. Зато зимний лес предстал во всём своём великолепии – искрящийся пушистый снег, хвоя, кажущаяся едва ли ни чёрной на фоне ослепительной белизны, янтарные стволы сосен и высокое, до рези в глазах яркое, безоблачное небо – прозрачное, словно вода в ручье. А ещё солнце. Много-много солнца, столь долгожданного, столь яркого.
Волшебство неизвестной колдуньи мало-помалу ослабевало, однако приятный хрустящий морозец ещё держался, хотя и он был уже не такой обжигающе лютый, как прежде.
Люция зажмурилась и выдохнула облачко пара. Ей так не хотелось снова куда-то бежать… Да и Торой, опять же, хоть изо всех сил держался, а выглядел далеко не живчиком – заметно бледный после болезни, осунувшийся, даже как будто похудевший. Хорошо хоть Илан пока не плакал и не трясся от страха. Мальчишка, видимо, помнил наставление волшебника о том, что следует быть храбрым, и не прятался, по привычке, за спину ведьмы, а исполненный отваги стоял рядом. За неимением плаща, паренёк кутался в шерстяное одеяло и взволнованно поглядывал на Тороя, пытаясь по его лицу определить – так ли велика опасность?
Маг чувствовал пытливый взгляд ребёнка, а потому старался ничем не выдать своего волнения, лишь устало вздохнул и огляделся. Может, показалось? Примерещилось? Может, нет никакой угрозы? Но нет, острое чувство тревоги, что неожиданно царапнуло рассудок, явно не было случайным. Оно и сейчас трепетало где-то в груди, заставляя сердце вздрагивать в ожидании неведомой опасности. Торой прислушался. Тихо. И всё же незваный гость находился где-то поблизости. Настолько близко, что попытка скрыться от него где-нибудь в чаще выглядела бы глупой, нелепой и, самое главное, слишком запоздалой. Поэтому волшебник стоял на крыльце, терпеливо ожидая появления чужака.
Однако лес оставался безмятежным и спокойным.
Люция, которой к тому времени надоело топтаться на одном месте, недоумённо хмыкнула и перебросила из руки в руку свой заметно отощавший узелок. Судя по звенящей тишине, никакой погони не было и в помине. И что это маг взбаламутился? Может, примерещилось чего?
– Идём что ли? – Неуверенно спросила колдунья, сделав осторожный шаг вперёд.
Снег звонко скрипнул под башмаками.
– Нет. Стой. – Торой удержал девушку за плечо и пояснил. – Она уже здесь.
Ведьма обернулась, внимательно глядя на мага – издевается что ли? Никого на всю округу. Вон, какое безмолвие стоит, даже ветер и тот стих. Уж, кабы кто шёл через сугробы, так хруст было бы за версту слыхать.
– Чего ты ещё… – С неудовольствием начала Люция, но так и не договорила.
Огибая заросли молодого сосняка, к сторожке при полном, казалось бы, затишье устремился огромный клуб позёмки. Снежная россыпь весело мчалась из чащи, искрясь и переливаясь в солнечном свете. У края поляны странная пороша встретила на своём пути две стройные ели, засыпанные снегом. Однако это ничтожное препятствие не остановило снежную волну, напротив, позёмка разделилась на два искрящихся потока и обошла молоденькие деревца. Попутно стремительная пороша, словно играючи, начисто сорвала с отяжелевших ветвей пушистые сугробы – льдистые еловые лапы пружинисто распрямились и зябко ощетинились иголками в холодный воздух.
А клубы снега меж тем продолжили мчаться вперёд. По мере приближения к застывшим на крыльце сторожки людям они становились всё плотнее, всё выше и теперь уже казались двумя огромными снежными волнами. Но вот, аккурат перед домишком, обе летучих волны столкнулись, брызнули во все стороны снегом и, переплетясь между собой, взвились к самым верхушкам сосен.
Илан отступил за спину Люции, судорожно вздохнув от страха и восторга одновременно – в центре бушующей стихии возник стройный искрящийся льдистыми сполохами смерч. Победно взвыл ветер, а потом совершенно неожиданно всё стихло – снежинки с шелестом осыпались в сугробы, а на месте недавнего вихря осталась стоять стройная высокая женщина – не чета всяким нескладным пигалицам, вроде Люции.
Складки роскошного бордового плаща незнакомки серебрились от инея, однако полы одежды почему-то не покрывала ломкая корочка льда, какая возникает при длительном пешем переходе по сугробам. Да, неизвестная гостья действительно прибыла к сторожке в образе искрящейся позёмки, но уж точно не для того, чтобы тем самым пустить пыль в глаза волшебнику и его спутнице.
Женщина отбросила с головы широкий капюшон и Люция даже зажмурилась – так ярко полыхнули на солнце золотистые волосы. Незнакомка сделала уверенный шаг вперёд и слегка поклонилась. Нет, конечно, не ведьме – её спутнику – неказистую колдунку вновь прибывшая не удостоила даже взглядом, не то что приветствием.
– Здравствуй, волшебник. – Чувственный голос с едва заметной хрипотцой оживил безмолвие зимнего леса.
Юная ведьма, что топталась на пороге сторожки, приобняла за плечи изумлённого, оробевшего Илана. Разумеется, на того красота незваной гостьи не произвела ни малейшего впечатления. Его куда больше пленил эффектный выход незнакомки, нежели всё остальное.
А вот Люция, напротив, с ревнивым недовольством рассматривала появившуюся. И, надо сказать, россыпь ярких, безуспешно припудренных конопушек на носу дамочки вынудила сельскую колдунку втайне позлорадствовать. Немалое мстительное удовольствие доставило девушке и то, что глаза белобрысой дылды оказались ещё более несовершенны – один карий, другой то ли зелёный, то ли серый. Да при этом ещё глаз непонятного цвета едва заметно косил. Люция облегчённо выдохнула – не такая уж и раскрасавица, если приглядеться. Из всех богатств только и есть, что волосищи, да голос. Эка невидаль! Отчего-то юной ведьме вовсе не хотелось, чтобы её волшебник восхищался неизвестной чаровницей.
– Здравствуй, Ихвель, – ответил тем временем Торой самым будничным голосом и замолчал.
Люция изумлённо посмотрела на мага – так он, стало быть, знаком со странной гостьей? Ну, ничего себе!
Названная же Ихвелью сделала ещё один шаг и… близоруко прищурилась. Ореол горделивого величия, который удалось создать вокруг себя белокурой ведьме, мигом рассеялся. А юная колдунка, топчущаяся на пороге сторожки, едва сдержалась, чтобы злорадно не расхохотаться на всю округу – слепая курица! Так ей и надо! Люция совершенно не задумалась над причиной этой своей неожиданной неприязни – была нужда!
– Торой??? – Голос златовласой Ихвели непостижимым образом вместил в себя едва ли не десяток самых разнообразных чувств, начиная от удивления и заканчивая… да, да… злостью. Однако женщина в бордовом плаще быстро взяла себя в руки и вкрадчиво, но в тоже время насмешливо спросила:
– Уж не ты ли напугал до смерти близнецов, а?
Похоже, она и впрямь отчего-то не верила в то, что именно он схватился с колдунами в Мираре.
– Нет, не я. – Холодно ответил волшебник. – Скорее, их напугала собственная наглость.
Ихвель улыбнулась и насмешливо стрельнула глазами в сторону Люции, впервые с момента своего появления:
– А эта замухрышка, стало быть, с тобой? – Она смерила юную ведьму настолько снисходительно-презрительным взглядом, что та, против воли покраснела. Однако Люция всё же нашла в себе сил заносчиво вздёрнуть подбородок, не особенно надеясь на заступничество Тороя.
На самом деле ей в этот момент больше всего хотелось провалиться сквозь землю от унижения и злости. Ну надо же! Вынесло белобрысую дрянь! Холёная вся, аж лоснится! Волосы, вон, небось, не сами вьются, а завиты со всей тщательностью, да и нарядная накидка, явно не в сельской лавке куплена… А она – Люция – наоборот, стоит тут вся в обносках – мужская туника, бесформенная юбка, плащ с чужого плеча… Ну что за несправедливость? Ведьма едва не взвыла от бессильной, понятной только женщине ярости. Она и без того никогда не блистала красотой, а тут ещё наряды – обхохочешься…
– Ихвель, я вижу, ты принесла сюда свои прелести исключительно для того, чтобы вдоволь поплеваться ядом. – Равнодушно сказал волшебник, – Раз такое дело, прости, выслушивать колкости нет ни сил, ни желания. Идём, Люция.
И маг протянул руку своей спутнице. Колдунка с поистине королевским достоинством оперлась о протянутую ладонь (так, словно до этого полжизни ходила под руку с Тороем) и при этом не без злорадства отметила про себя то, как злобно полыхнули разноцветные глаза противной гостьи.
– Нет! – Появившаяся из снежной позёмки примиряюще вскинула руки. – Нет, постой.
– Что тебе, ведьма? – Торой сделал лёгкое, едва заметное ударение на последнем слове, но Люция всё равно чуть не прыснула со смеху – так едко получилось. Вроде не оскорбил, обратился по факту, и в то же время – эдак двусмысленно прозвучало…
– Торой, ответь мне, как ты смог… как ты… да где ты вообще взял Силы?! – Ихвель смотрела на мага едва ли не с паникой. – Тебя ведь низложили… Как же получилось…
Златовласая колдунья, видимо, решила говорить только короткими незаконченными фразами. Люция же едва не с ужасом уставилась на своего спутника. Вот он – момент истины! То-то волшебник не хотел её лечить, то-то так рвался получить книгу! Низложенный! А она-то, дура, поверила, что он полон Сил! Стоп, стоп, стоп! А как же битва на заснеженной улице, а как же огонёк, что горит в ладони Илана? Девушка глупо захлопала глазами, ничегошеньки не понимая.
Торой недобро поглядел на Ихвель и, наконец, когда она перестала исторгать из себя нечленораздельные междометия, спросил, игнорируя многочисленные вопросы:
– Зачем ты пришла? Если хочешь что-то предложить, предлагай, а нет, так мы пойдём.
На самом деле он догадывался о причине появления Ихвели. Вероятно, неизвестная ведьма, затеявшая заваруху с зеркалом и неожиданной зимой, решила отправить на поиски неизвестного мага и его спутников свою товарку. Видимо, товарка эта должна была выступить парламентёром. Скорее всего, от неё требовалось достигнуть некоей договорённости с таинственным волшебником, дабы мирным путём вернуть внучка зеркальщика. Только кто ж знал, что таинственный волшебник и Ихвель окажутся давними врагами?
Пока Торой размышлял, Илан боязливо косился из-за плеча няньки, рассматривая женщину в бордовом плаще. Надо же, ведьма… И совсем не похожа на Люцию – такую добрую, ласковую, знающую сотни сказок и в то же время, такую потешную… Нет, эта ведьма – каким-то непостижимым образом стоящая в рыхлом сугробе так, что не примялась ни единая снежинка – эта ведьма ему не нравилась.
– Верни мальчика. – Тем временем жёстко бросила Ихвель свой ультиматум в холодный воздух, – Верни мальчика, дурак! Девку эту страшную можешь оставить себе, но мальчишку верни. И так уже дров наломал, вовек не разобраться!
И всё-таки, несмотря на угрозы она, по-прежнему стояла неподвижно, словно опасаясь что-либо предпринять. Торой напряжённо прислушивался к безмолвному лесу. Как поняла Люция – боялся коварного подвоха. Маг и вправду не на шутку опасался засады, а то и вовсе облавы. В конце концов, где гарантия, что, пока разноглазая ведьма заговаривает беглецам зубы, сторожку не окружают плотным кольцом её сообщники? Однако интуиция подсказывала – кроме трёх путников, да колдуньи в бордовом плаще, на несколько вёрст вокруг нет ни единой живой (или бодрствующей) души.
Маг нарушил тишину тогда, когда нежданная гостья совсем отчаялась услышать от него хоть слово:
– Ихвель, – спросил Торой, – а ваши близнецы, они что – совсем тупые? Или это ты, как у тебя водится, медленно соображаешь? Я ведь уже сказал – внятно и с расстановкой – мальчика вы не получите. Всё. Нечего обсуждать.
И он собрался уже идти прочь, совершенно уверенный в том, что колдунья, памятуя расправу над братьями-колдунами, не осмелится напасть. Однако чисто по-мужски недооценил глубину её ярости.
Прогневлённая ведьма с неожиданной прытью ринулась вперёд по сугробам. Полы её плаща ледяными иглами осыпались в снег, а сразу же шелестящим студёным роем взметнулись в воздух, подняв клубы мёрзлой крупы.
И вот уже не разъярённая колдунья, а бушующий порыв метели рванул на трёх путников. Яростный визг обозлённой до крайности Ихвели слился с воем пурги, а через миг силуэт ведьмы утратил последнее сходство с силуэтом женщины и превратился в сверкающий ледяной кристалл, ощетинившийся множеством острых переливающихся граней. Кристалл этот стремительно понёсся к сторожке, но, не долетев до крыльца лишь несколько шагов, взорвался тысячей острых осколков. Торой едва успел вскинуть руку, чтобы хоть как-то отразить нежданной мощи и ярости удар.
Однако совсем отвести ужасающий бросок ведьминой Силы магу не удалось. Остановить мчащиеся ледяные осколки, острые, словно лезвия ножей, было уже попросту невозможно. Илан взвизгнул от ужаса и вцепился в плащ Тороя. Волшебнику осталось лишь крепко прижать мальчишку к себе и, в последней надежде хоть как-то его защитить, резко повернуться, подставляя ледяной смерти беззащитную спину.
– Не плачь, всё же не совсем один остался, вон и Люция рядом, с ней не пропадёшь.
Утешение на поверку оказалось сомнительным, поскольку лишь пробудило новый приступ рыданий. Мальчик ничего не ответил, а вместо того, чтобы успокоиться, только ещё яростнее вцепился в рубашку (а заодно и бока) ведьмы.
Паренёк горько всхлипывал, болезненно прощаясь с тем привычным, что навсегда потерял – родным городом и домом, заботливыми и ласковыми родителями, любимым дедом, так и не родившемся братом (или то была сестра?)… Люция ласково поглаживала вихрастую льняную макушку и шептала что-то ласковое. Постепенно её голос и привычные уже интонации оказали своё волшебное действие – внучок зеркальщика начал успокаиваться. Наконец, он оторвал зарёванное лицо от ведьминого плеча и бросил косой взгляд на Тороя, стоявшего рядом. Волшебник был невозмутим и, словно озадачен. Встретившись глазами с мальчишкой, маг по-свойски подмигнул ему, а потом раскрыл ладонь, над которой вспыхнул, переливаясь, язычок яркого белого пламени – точь-в-точь такой же, как тот, что парил под потолком.
Илан, непривычный к каким бы то ни было чудесам, восторженно распахнул глаза и с некоторой опаской протянул руку. Искрящееся пламя стекло в сложенную лодочкой ладошку. Мальчишка склонился над огоньком с тем любопытством, с каким его ровесники рассматривали бы какого-нибудь редкого жука. Весёлое пламя плясало и переливалось, не обжигая кожу. Паренек осторожно, кончиками пальцев, подвинул лепесток огня на ладони и с восторгом вздохнул – подарок волшебника засиял всеми оттенками жёлтого, превратившись из ослепительно-белого в золотой.
Люция поверх головы Илана посмотрела на Тороя, который наблюдал за собственным творением с ничуть не меньшим восторгом, словно бы создал огонёк впервые в жизни… Почувствовав взгляд ведьмы, чародей улыбнулся и, наконец, сказал:
– Ну, мы поедим сегодня или подождём, пока всё окончательно остынет и превратится в холодец?
Илан, наконец-то, оторвал завороженный взгляд от переливающегося лепестка пламени и обрадовано кивнул. Люция, которая отчего-то чувствовала себя ужасно виноватой, тоже поспешно кивнула и радостно потёрла руки в предвкушении грядущей трапезы – дурманящие ароматы зайчатины вызывали уже едва ли не головокружение.
* * *
Они как раз заканчивали завтракать, когда за маленьким оконцем сторожки неожиданно начало светать… Зябкие сиреневые сумерки, что за последние дни стали едва ли не привычными, сменились нежно-розовыми тёплыми красками рассвета. Люция так и застыла с ложкой, не донесённой до рта, а потом испуганно повернулась к Торою:– Посмотри, колдовство идёт на убыль. Значит, проснулся не только Илан, но и все остальные?..
Волшебник согласно кивнул и невозмутимо продолжил трапезу, словно ничего необычного не произошло. У него, правда, затаилось в душе подозрение, что на самом деле Илан проснулся одним из первых, может быть, даже самым первым, но делиться этим предположением с Люцией Торой не стал – какая в сущности разница? Все предположения, даже самые смелые, нынче были бы пустой тратой времени.
Тем временем мальчик, который одной рукой ловко управлялся с ложкой, а другой играл с переливающимся огоньком, удивлённо вскинул голову. Да, когда он проснулся, Торой рассказал ему о том, что случилось безо всякой утайки – и про зиму, и про волшебный сон, и про колдовство. Внучку зеркальщика даже понравилось, что самый настоящий маг разговаривает с ним, как со взрослым.
А теперь паренёк сидел в маленькой сторожке, держал на ладони переливающийся волшебный огонёк и чувствовал себя так, словно стоял на пороге какого-то увлекательного приключения. Наверное, ему следовало бояться. Да, наверное, следовало… Но он не боялся. Отчего-то ему было спокойно в компании двух волшебников. Спокойно, а ещё донельзя интересно. Вот только не маячили бы в голове жуткие воспоминания о той самой ночи, когда ящерообразные люди вторглись в дом его родителей, не вспоминались бы страшные минуты отчаяния и ужаса, когда мальчишка цеплялся за свою няньку и скулил от страха… Да и просто, не мучили бы мысли о том, что отныне он остался сиротой. Лучше уж думать, что родители и дед живы-здоровы, а он всего лишь отправился в путешествие с их на то позволения. Да, если думать вот так, будет, пожалуй, легче. Мальчик горько вздохнул. Плакать он больше не мог. Во всяком случае, сегодня. Сегодня он пролил и без того слишком много слёз.
Люция словно почувствовала испуг и смятение мальчишки. Ладонь ведьмы мягко опустилась на льняную макушку и взъерошила непослушные волосы. Вообще, у колдуньи была масса вопросов непосредственно к Торою и, сказать по правде, она несколько досадовала на то, что Илан проснулся так некстати и теперь вот приходилось уделять испуганному пареньку должное внимание – жалеть и опекать. Ведьма винила себя за эдакую чёрствость, но всё равно окончательно отделаться от мерзкого чувства досады не могла. Очень уж хотелось поговорить с магом с глазу на глаз, не отвлекаясь на ребёнка. Торой же сидел и спокойно уплетал зайчатину. Погруженный в глубокие раздумья, он смотрел куда-то в пустоту. Ведьме показалось, что волшебник борется сам с собой, словно принимая какое-то важное решение… Может быть, он хотел о чём-то сказать своим спутникам?
Девушка снова зачерпнула из плошки мясной подливки и, решив не морочить себе голову всякой ерундой, с наслаждением отправила ложку в рот. Уж кого-кого, а столь отменного повара молоденькая ведьма в волшебнике не подозревала. По чести сказать, Люция даже радовалась тому, что безмятежно дрыхла, пока маг кухарил. Не пришлось помогать и тем самым опозориться. Готовить-то она не умела. Совсем. То ли дело – зелья какие или, на худой конец, чаи травяные… Хотя, положа руку на сердце, зелья у неё получались ещё более дрянные, чем стряпня. А, уж если бы, не приведи Сила, кто-то задался целью сыскать во всей округе самую скверную повариху, то соперниц у Тороевой спутницы точно бы не оказалось.
Колдунка снова вздохнула и принялась сосредоточенно жевать, лелея в душе надежду, что, аккурат после завтрака сможет-таки поговорить с магом и заодно вызнать у него, зачем он обманул её тогда, в таверне, не согласившись лечить раненое бедро? Наврал ещё с три короба, будто раны волшебством не исцеляются… А ведь вон, израненные руки ни капельки даже и не болят, да и обветрившиеся обкусанные губы тоже не ноют, а уж от саднящих кровоточащих трещин вовсе не осталось следа. Нет, всё-таки этот волшебник что-то да темнит…
– Торой, – наконец нарушила Люция тишину сторожки, – Ты говорил, будто как только я проснусь, ты мне что-то расскажешь…
Маг вскинул голову и пустыми глазами уставился перед собой. Ведьма осеклась на полуслове и испуганно прислушалась к тишине. Чего ему ещё примерещилось? За оконцем по-прежнему подвывал ветер, вот разве что только утро разгулялось в полную силу – сугробы сияли и ослепительно искрились под солнечными лучами.
Но Торой и не подумал отвечать, он бросил ложку на скамью и скомандовал ведьме:
– Одевайся, мигом!
Люция растерянно вытаращила глаза, не понимая, чем вызвана неожиданная спешка. Опять что ли чародей кого-то там почувствовал? Вон, замер, как борзая, взявшая след, разве только носом не водит. Видать и вправду прислушивается к чему-то. Девушка озадаченно посмотрела на мага, а потом и сама изо всех сил напрягла слух, силясь уловить ту неведомую опасность, которая так переполошила волшебника. Ничего. Даже ветер и тот стих. Ведьма потёрла кончик носа и, решив, что паника преждевременна, снова взялась за ложку. Когда же Торой вновь перевёл глаза на колдунью и увидел её по-прежнему невозмутимо и со вкусом жующей, то так яростно цыкнул, что Люция едва не подавилась от неожиданности.
– Мигом! Кому сказано?! Ну?!
Однако вредная девчонка успела-таки забросить в рот ещё пару ложек рагу и лишь после этого опрометью бросилась к своему платью, поспешно жуя на ходу. Голод, конечно, не тётка, но и спорить с взбешённым чародеем – себе дороже, лучше уж подчиниться, тем более, он и впрямь мог услышать что-то эдакое. Как ни крути, а способности Люции отличались незавидной посредственностью, в отличие от Тороевых.
Илан, совершено растерянный таким резким переходом от мирной трапезы к поспешному бегству, застыл на скамье – перепуганный и белый, словно лежащий за окном снег – только худые пальцы судорожно вцепились в сиденье. Неожиданно для себя Торой опустился на корточки перед сжавшимся в комок ребёнком и мягко сказал:
– Не бойся, мы тебя в обиду не дадим.
Он ещё помнил себя мальчишкой, а потому знал, как это страшно – оказаться в незнакомом месте с незнакомыми людьми. Вот только, когда Торой покинул отчий дом, ему было намного проще, чем теперь приходилось внучку зеркальщика. Всё-таки Торой был волшебником и, даже будучи несмышлёным ребёнком, вполне мог защититься. Да и родителей его не убивали. Те сами отказались от сына в пользу увесистого кошеля с серебром. Надо сказать, маг их за это не винил. А вот теперь чародей утешал испуганного паренька, каким был когда-то и сам.
– Не бойся, слышишь?
Илан кивнул и громко сглотнул застрявший в горле комок. Торой тем временем продолжил:
– Я же говорил тебе, что нам придётся убегать. И всё-таки бояться не надо. Ты же мужчина. Так ведь? Маленький, но мужчина, и мы с тобой должны что?..
Он вопросительно поднял брови, ожидая ответа.
Люция, которая торопливо натягивала на себя огромную клотильдину юбку, внимательно прислушивалась к разговору. Краем глаза она видела, как Илан неожиданно исполнился важности, и что-то зашептал на ухо волшебнику – не иначе отвечал на поставленный вопрос. Ведьма напрягла слух и уловила-таки не предназначенное для её ушей:
– Мы должны защищать Люцию, потому что она женщина и потому что она боится гораздо сильнее…
Колдунка, путающаяся в рукавах вязаной туники, хотела уже было возмутиться – это кто тут боится сильнее? Она? Та, которая дотащила этих двоих доходяг до сторожки? И всё-таки ведьма вовремя опомнилась. Ну, конечно, как ещё успокоить мальчику, если не внушением того, что кто-то рядом боится сильнее, а он может защитить, словно истинный мужчина? Так, во всяком случае до приближения опасности, парнишка будет храбриться из последних сил, чтобы сойти за взрослого… Впрочем, приёмы воспитания, которыми пользовался Торой, ведьме отчего-то не нравились. Ребёнок, он ребёнок и есть – не нужно требовать от него больше, чем он в состоянии вынести. Может, сказать волшебнику, чтобы вместо всяких там сомнительных идей продвигал те, которые уже зарекомендовали себя столетиями? Ну, там, например, ласковые уговоры, всякие внушения? Как ещё детей успокаивают?
Она озадачилась, торопливо стягивая завязки своих грубых башмаков. Торой и Илан ещё о чём-то шушукались, покуда волшебник поспешно укутывал ребёнка в тёплое одеяло. Золотой огонёк, подаренный мальчику, по-прежнему парил в его ладони, переливаясь и искрясь.
Пока же маг опоясывался мечом и набрасывал на плечи плащ, у Люции шевельнулось в душе нехорошее подозрение. Ведьма подумала – уж не посмеялся ли над ней спутник, так сказать, не отомстил ли за излишнюю склочность? Ну, чтобы припугнуть, да заставить побыстрее собраться. С него станется… Уж чего-чего, а яду в характере мага было хоть отбавляй. Но нет, судя по поспешности, с которой собирался сам волшебник, подвоха в его словах не крылось.
– Торой, – не вытерпела Люция, – может, скажешь, куда мы так торопимся? Что ты ещё услышал?
Но он не ответил. Вместо этого снова прислушался неизвестно к чему и глухо уронил в тишину комнаты:
– Поздно. Уже никуда не торопимся. Идём. – Маг уверенно направился к выходу, рывком распахнув дверь.
Странное смутное видение, которое столь неожиданным образом ворвалось в сознание чародея, не отступило, но напротив приблизилось настолько, что казалось уже не видением, а горькой реальностью. И уж, хочешь – не хочешь, а придётся столкнуться с этой реальностью лицом к лицу.
Яркое солнце и белизна переливающихся сугробов с непривычки ослепили троих беглецов, заставив их на мгновение болезненно прищуриться. Морозный воздух безжалостно обжёг незащищённые лица и руки, словно хотел похитить последние крохи тепла, которые ещё хранила кожа. Зато зимний лес предстал во всём своём великолепии – искрящийся пушистый снег, хвоя, кажущаяся едва ли ни чёрной на фоне ослепительной белизны, янтарные стволы сосен и высокое, до рези в глазах яркое, безоблачное небо – прозрачное, словно вода в ручье. А ещё солнце. Много-много солнца, столь долгожданного, столь яркого.
Волшебство неизвестной колдуньи мало-помалу ослабевало, однако приятный хрустящий морозец ещё держался, хотя и он был уже не такой обжигающе лютый, как прежде.
Люция зажмурилась и выдохнула облачко пара. Ей так не хотелось снова куда-то бежать… Да и Торой, опять же, хоть изо всех сил держался, а выглядел далеко не живчиком – заметно бледный после болезни, осунувшийся, даже как будто похудевший. Хорошо хоть Илан пока не плакал и не трясся от страха. Мальчишка, видимо, помнил наставление волшебника о том, что следует быть храбрым, и не прятался, по привычке, за спину ведьмы, а исполненный отваги стоял рядом. За неимением плаща, паренёк кутался в шерстяное одеяло и взволнованно поглядывал на Тороя, пытаясь по его лицу определить – так ли велика опасность?
Маг чувствовал пытливый взгляд ребёнка, а потому старался ничем не выдать своего волнения, лишь устало вздохнул и огляделся. Может, показалось? Примерещилось? Может, нет никакой угрозы? Но нет, острое чувство тревоги, что неожиданно царапнуло рассудок, явно не было случайным. Оно и сейчас трепетало где-то в груди, заставляя сердце вздрагивать в ожидании неведомой опасности. Торой прислушался. Тихо. И всё же незваный гость находился где-то поблизости. Настолько близко, что попытка скрыться от него где-нибудь в чаще выглядела бы глупой, нелепой и, самое главное, слишком запоздалой. Поэтому волшебник стоял на крыльце, терпеливо ожидая появления чужака.
Однако лес оставался безмятежным и спокойным.
Люция, которой к тому времени надоело топтаться на одном месте, недоумённо хмыкнула и перебросила из руки в руку свой заметно отощавший узелок. Судя по звенящей тишине, никакой погони не было и в помине. И что это маг взбаламутился? Может, примерещилось чего?
– Идём что ли? – Неуверенно спросила колдунья, сделав осторожный шаг вперёд.
Снег звонко скрипнул под башмаками.
– Нет. Стой. – Торой удержал девушку за плечо и пояснил. – Она уже здесь.
Ведьма обернулась, внимательно глядя на мага – издевается что ли? Никого на всю округу. Вон, какое безмолвие стоит, даже ветер и тот стих. Уж, кабы кто шёл через сугробы, так хруст было бы за версту слыхать.
– Чего ты ещё… – С неудовольствием начала Люция, но так и не договорила.
Огибая заросли молодого сосняка, к сторожке при полном, казалось бы, затишье устремился огромный клуб позёмки. Снежная россыпь весело мчалась из чащи, искрясь и переливаясь в солнечном свете. У края поляны странная пороша встретила на своём пути две стройные ели, засыпанные снегом. Однако это ничтожное препятствие не остановило снежную волну, напротив, позёмка разделилась на два искрящихся потока и обошла молоденькие деревца. Попутно стремительная пороша, словно играючи, начисто сорвала с отяжелевших ветвей пушистые сугробы – льдистые еловые лапы пружинисто распрямились и зябко ощетинились иголками в холодный воздух.
А клубы снега меж тем продолжили мчаться вперёд. По мере приближения к застывшим на крыльце сторожки людям они становились всё плотнее, всё выше и теперь уже казались двумя огромными снежными волнами. Но вот, аккурат перед домишком, обе летучих волны столкнулись, брызнули во все стороны снегом и, переплетясь между собой, взвились к самым верхушкам сосен.
Илан отступил за спину Люции, судорожно вздохнув от страха и восторга одновременно – в центре бушующей стихии возник стройный искрящийся льдистыми сполохами смерч. Победно взвыл ветер, а потом совершенно неожиданно всё стихло – снежинки с шелестом осыпались в сугробы, а на месте недавнего вихря осталась стоять стройная высокая женщина – не чета всяким нескладным пигалицам, вроде Люции.
Складки роскошного бордового плаща незнакомки серебрились от инея, однако полы одежды почему-то не покрывала ломкая корочка льда, какая возникает при длительном пешем переходе по сугробам. Да, неизвестная гостья действительно прибыла к сторожке в образе искрящейся позёмки, но уж точно не для того, чтобы тем самым пустить пыль в глаза волшебнику и его спутнице.
Женщина отбросила с головы широкий капюшон и Люция даже зажмурилась – так ярко полыхнули на солнце золотистые волосы. Незнакомка сделала уверенный шаг вперёд и слегка поклонилась. Нет, конечно, не ведьме – её спутнику – неказистую колдунку вновь прибывшая не удостоила даже взглядом, не то что приветствием.
– Здравствуй, волшебник. – Чувственный голос с едва заметной хрипотцой оживил безмолвие зимнего леса.
Юная ведьма, что топталась на пороге сторожки, приобняла за плечи изумлённого, оробевшего Илана. Разумеется, на того красота незваной гостьи не произвела ни малейшего впечатления. Его куда больше пленил эффектный выход незнакомки, нежели всё остальное.
А вот Люция, напротив, с ревнивым недовольством рассматривала появившуюся. И, надо сказать, россыпь ярких, безуспешно припудренных конопушек на носу дамочки вынудила сельскую колдунку втайне позлорадствовать. Немалое мстительное удовольствие доставило девушке и то, что глаза белобрысой дылды оказались ещё более несовершенны – один карий, другой то ли зелёный, то ли серый. Да при этом ещё глаз непонятного цвета едва заметно косил. Люция облегчённо выдохнула – не такая уж и раскрасавица, если приглядеться. Из всех богатств только и есть, что волосищи, да голос. Эка невидаль! Отчего-то юной ведьме вовсе не хотелось, чтобы её волшебник восхищался неизвестной чаровницей.
– Здравствуй, Ихвель, – ответил тем временем Торой самым будничным голосом и замолчал.
Люция изумлённо посмотрела на мага – так он, стало быть, знаком со странной гостьей? Ну, ничего себе!
Названная же Ихвелью сделала ещё один шаг и… близоруко прищурилась. Ореол горделивого величия, который удалось создать вокруг себя белокурой ведьме, мигом рассеялся. А юная колдунка, топчущаяся на пороге сторожки, едва сдержалась, чтобы злорадно не расхохотаться на всю округу – слепая курица! Так ей и надо! Люция совершенно не задумалась над причиной этой своей неожиданной неприязни – была нужда!
– Торой??? – Голос златовласой Ихвели непостижимым образом вместил в себя едва ли не десяток самых разнообразных чувств, начиная от удивления и заканчивая… да, да… злостью. Однако женщина в бордовом плаще быстро взяла себя в руки и вкрадчиво, но в тоже время насмешливо спросила:
– Уж не ты ли напугал до смерти близнецов, а?
Похоже, она и впрямь отчего-то не верила в то, что именно он схватился с колдунами в Мираре.
– Нет, не я. – Холодно ответил волшебник. – Скорее, их напугала собственная наглость.
Ихвель улыбнулась и насмешливо стрельнула глазами в сторону Люции, впервые с момента своего появления:
– А эта замухрышка, стало быть, с тобой? – Она смерила юную ведьму настолько снисходительно-презрительным взглядом, что та, против воли покраснела. Однако Люция всё же нашла в себе сил заносчиво вздёрнуть подбородок, не особенно надеясь на заступничество Тороя.
На самом деле ей в этот момент больше всего хотелось провалиться сквозь землю от унижения и злости. Ну надо же! Вынесло белобрысую дрянь! Холёная вся, аж лоснится! Волосы, вон, небось, не сами вьются, а завиты со всей тщательностью, да и нарядная накидка, явно не в сельской лавке куплена… А она – Люция – наоборот, стоит тут вся в обносках – мужская туника, бесформенная юбка, плащ с чужого плеча… Ну что за несправедливость? Ведьма едва не взвыла от бессильной, понятной только женщине ярости. Она и без того никогда не блистала красотой, а тут ещё наряды – обхохочешься…
– Ихвель, я вижу, ты принесла сюда свои прелести исключительно для того, чтобы вдоволь поплеваться ядом. – Равнодушно сказал волшебник, – Раз такое дело, прости, выслушивать колкости нет ни сил, ни желания. Идём, Люция.
И маг протянул руку своей спутнице. Колдунка с поистине королевским достоинством оперлась о протянутую ладонь (так, словно до этого полжизни ходила под руку с Тороем) и при этом не без злорадства отметила про себя то, как злобно полыхнули разноцветные глаза противной гостьи.
– Нет! – Появившаяся из снежной позёмки примиряюще вскинула руки. – Нет, постой.
– Что тебе, ведьма? – Торой сделал лёгкое, едва заметное ударение на последнем слове, но Люция всё равно чуть не прыснула со смеху – так едко получилось. Вроде не оскорбил, обратился по факту, и в то же время – эдак двусмысленно прозвучало…
– Торой, ответь мне, как ты смог… как ты… да где ты вообще взял Силы?! – Ихвель смотрела на мага едва ли не с паникой. – Тебя ведь низложили… Как же получилось…
Златовласая колдунья, видимо, решила говорить только короткими незаконченными фразами. Люция же едва не с ужасом уставилась на своего спутника. Вот он – момент истины! То-то волшебник не хотел её лечить, то-то так рвался получить книгу! Низложенный! А она-то, дура, поверила, что он полон Сил! Стоп, стоп, стоп! А как же битва на заснеженной улице, а как же огонёк, что горит в ладони Илана? Девушка глупо захлопала глазами, ничегошеньки не понимая.
Торой недобро поглядел на Ихвель и, наконец, когда она перестала исторгать из себя нечленораздельные междометия, спросил, игнорируя многочисленные вопросы:
– Зачем ты пришла? Если хочешь что-то предложить, предлагай, а нет, так мы пойдём.
На самом деле он догадывался о причине появления Ихвели. Вероятно, неизвестная ведьма, затеявшая заваруху с зеркалом и неожиданной зимой, решила отправить на поиски неизвестного мага и его спутников свою товарку. Видимо, товарка эта должна была выступить парламентёром. Скорее всего, от неё требовалось достигнуть некоей договорённости с таинственным волшебником, дабы мирным путём вернуть внучка зеркальщика. Только кто ж знал, что таинственный волшебник и Ихвель окажутся давними врагами?
Пока Торой размышлял, Илан боязливо косился из-за плеча няньки, рассматривая женщину в бордовом плаще. Надо же, ведьма… И совсем не похожа на Люцию – такую добрую, ласковую, знающую сотни сказок и в то же время, такую потешную… Нет, эта ведьма – каким-то непостижимым образом стоящая в рыхлом сугробе так, что не примялась ни единая снежинка – эта ведьма ему не нравилась.
– Верни мальчика. – Тем временем жёстко бросила Ихвель свой ультиматум в холодный воздух, – Верни мальчика, дурак! Девку эту страшную можешь оставить себе, но мальчишку верни. И так уже дров наломал, вовек не разобраться!
И всё-таки, несмотря на угрозы она, по-прежнему стояла неподвижно, словно опасаясь что-либо предпринять. Торой напряжённо прислушивался к безмолвному лесу. Как поняла Люция – боялся коварного подвоха. Маг и вправду не на шутку опасался засады, а то и вовсе облавы. В конце концов, где гарантия, что, пока разноглазая ведьма заговаривает беглецам зубы, сторожку не окружают плотным кольцом её сообщники? Однако интуиция подсказывала – кроме трёх путников, да колдуньи в бордовом плаще, на несколько вёрст вокруг нет ни единой живой (или бодрствующей) души.
Маг нарушил тишину тогда, когда нежданная гостья совсем отчаялась услышать от него хоть слово:
– Ихвель, – спросил Торой, – а ваши близнецы, они что – совсем тупые? Или это ты, как у тебя водится, медленно соображаешь? Я ведь уже сказал – внятно и с расстановкой – мальчика вы не получите. Всё. Нечего обсуждать.
И он собрался уже идти прочь, совершенно уверенный в том, что колдунья, памятуя расправу над братьями-колдунами, не осмелится напасть. Однако чисто по-мужски недооценил глубину её ярости.
Прогневлённая ведьма с неожиданной прытью ринулась вперёд по сугробам. Полы её плаща ледяными иглами осыпались в снег, а сразу же шелестящим студёным роем взметнулись в воздух, подняв клубы мёрзлой крупы.
И вот уже не разъярённая колдунья, а бушующий порыв метели рванул на трёх путников. Яростный визг обозлённой до крайности Ихвели слился с воем пурги, а через миг силуэт ведьмы утратил последнее сходство с силуэтом женщины и превратился в сверкающий ледяной кристалл, ощетинившийся множеством острых переливающихся граней. Кристалл этот стремительно понёсся к сторожке, но, не долетев до крыльца лишь несколько шагов, взорвался тысячей острых осколков. Торой едва успел вскинуть руку, чтобы хоть как-то отразить нежданной мощи и ярости удар.
Однако совсем отвести ужасающий бросок ведьминой Силы магу не удалось. Остановить мчащиеся ледяные осколки, острые, словно лезвия ножей, было уже попросту невозможно. Илан взвизгнул от ужаса и вцепился в плащ Тороя. Волшебнику осталось лишь крепко прижать мальчишку к себе и, в последней надежде хоть как-то его защитить, резко повернуться, подставляя ледяной смерти беззащитную спину.