Харитонова Алёна. Охота на ведьму

   Торой послушно кивал, но внутренне весь подобрался – так не терпелось уже перейти от разговоров к делу, однако перед тем, как начать колдовство, волшебник поманил к себе настороженного Илана. Мальчишка бочком подошёл и опустился на подлокотник кресла.
   – Илан, запомни, если что-нибудь случится, ты здесь единственный мужчина, и должен во всём помогать Люции, понятно?
   Внучок зеркальщика серьёзно кивнул и шёпотом спросил:
   – А как же Элукс? Он ведь старше…
   Волшебник отрицательно покачал головой:
   – Элукс художник, он живёт в вымышленном мире и сильно рассеян, так что ты должен быть взрослым за вас обоих.
   Похоже, это объяснение вполне устроило мальчика, однако он всё же осторожно уточнил:
   – Но с тобой ведь ничего не случится?
   – Нет. А теперь тихо, нужна тишина.
   Люция дождалась, пока Илан отлепится от Тороева кресла и, наконец, дала отмашку:
   – Начинаем. И помни, чуть что – зови меня.
   – Да понял я, понял. – Отмахнулся Торой и развернул перед глазами лист с рунами – можно подумать, без многомудрой Люции он, ну никак не справится.
   Ведьма же торжественно откашлялась и начала нараспев произносить слова непонятного заклинания, точнее даже не слова, а звуки, из которых оно состояло. Странно, но в устах колдуньи они приобрели совсем иное звучание – некоторое удивительное своеобразие напева – завораживающего и отрывистого.
   Маг впился глазами в начертанные Рогоном руны. В этот раз прояснение наступило быстрее – волшебнику даже не понадобилось должным образом всматриваться, чтобы увидеть-таки загадочную Чи'ен – она сама выплыла навстречу из мелкого рунического узора, будто отделилась от листа бумаги, становясь с каждой секундой всё осязаемее, плотнее и объёмней. И снова у Тороя закружилась голова, точнее нет! Только сейчас он понял – кружилась вовсе не голова, кружилась комната. Но вот стены покоев, словно от удара, прянули в стороны, унеслись куда-то вдаль. Краем глаза волшебник увидел, что люди, находившиеся рядом с ним – Люция, Илан, даже Элукс становятся каким-то полупрозрачными и… плоскими, словно это они, а не диковинная руна были нарисованы. Ведьма всё ещё читала заклинание, но маг уже не слышал отрывистых гортанных словоречий – мир, до этого момента бывший реальным – изменялся и таял вместе с теми, кто его населял.
   Лишь теперь Торой понял, что уже не сидит в кресле, а стоит на полу покоя, окружённый призрачными тенями своих спутников. Голос колдуньи таял где-то в необозримой пустоте, потрескивание дров в камине и вовсе растворилось в безмолвии, а стены комнаты, как собственно и потолок, навсегда исчезли. Теперь волшебник стоял как будто бы на вершине башни, вот только вершина эта по-прежнему сохраняла меблировку комнаты – также лежал на полу красивый чёрный ковёр, так же стояли кресла и возвышался камин… Но теперь по комнате проносился ничем не сдерживаемый ветер, а там, где заканчивался каменный пол…
   Волшебник сделал несколько шагов к самой кромке покоя и судорожно выдохнул – далеко-далеко внизу простирался Гелинвир – мрачный и пустынный. Только сейчас магу стало понятно – он больше не в крепости, он над ней и на очень, очень большой высоте. А потом Торой понял ещё одно – пол под его ногами, ровно как и призрачная обстановка комнаты исчез. Волшебник стоял в пустоте, судорожно сжимая в руках лист с начертанной на нём руной Чи'ен.
   «Эх, сейчас я ка-а-ак хлопнусь…» – подумалось Торою. Однако он не хлопнулся – мир, простершийся под ногами, затянуло то ли облако, то ли туман, а потом от резкого рывка вправо и вверх, волшебника отчаянно замутило. Когда он открыл глаза незримая высь исчезла, а ноги твёрдо упирались в дощатый пол. Интересно, интересно… Торой поднял голову и… только комок в горле помешал ему отчаянно и громко выругаться – маг оказался в чёрном ночном лесу и теперь со всех четырёх сторон на него неслось что-то чёрное и стремительное – в бессознательной попытке защититься, волшебник раскинул в стороны пустые руки.
   Непонятное нечто, несущееся со всех сторон, резко остановилось, словно повстречав на своём пути неведомую преграду. Торой с удивлением понял, что это, оказывается, примчались из ниоткуда бревенчатые стены простой деревенской избы. Маг ещё кружил по пустой комнате, когда сверху, с чернильно-синего неба на стены стремительно, но мягко опустилась крыша.
   Теперь чародей находился уже не в лесу, а в просторной комнате, ещё миг и из воздуха стали появляться лавки вдоль стен, длинный стол, пёстрые половички на полу, очаг… А потом пришло и узнавание – Торой уже бывал здесь раньше! Хлопнула низкая дверь, и в комнату вошёл, пригнувшись, чтобы не удариться головой о притолоку, дюжий богатырь.
   – Приветствую тебя, Рогон. – Негромко сказал маг.
   Великий волшебник улыбнулся и отвесил столь изящный и непринуждённый поклон, что весь налёт мнимой деревенской простоты с него как будто ветром сдуло, и благородство происхождения и воспитания не смогли скрыть ни простая рубаха, ни холщовые штаны, ни густая борода.
   – Ну, здравствуй, Торой. Вижу, ты разобрался с моим посланием.
   – Нет. – Честно признался гость. – Мне помогли.
   Рогон широко улыбнулся и ответил:
   – Да, теперь я вижу.
   Стало быть, заметил след стороннего колдовства с той же лёгкостью с которой заметил раньше приворот Люции.
   Торой опустился на скамью. Странное дело – сейчас волшебство казалось гораздо более реальным, нежели в момент первой встречи – за окнами шумел лес, в очаге трещал самый настоящий огонь, даже стол и скамьи были как настоящие. Тем временем Рогон опустился на лавку напротив Тороя и пояснил:
   – Наша первая встреча стала возможной благодаря обряду Зара, а сейчас – мы просто спим. И видим сны.
   Волшебник улыбнулся своим словам. Торой же совершенно не к месту подумал, что, если Рогона побрить, постричь и приодеть, то получится… Хм. Получится, пожалуй, вовсе не деревенский простак-увалень, а кто-то вроде молодого аристократа. Странно…
   – А почему нельзя было точно также поступить и в первый раз? – Спросил чародей, вспоминая предыдущую встречу.
   И Рогон снова пояснил:
   – Ну, до этого мы ведь ни разу не встречались, и никакое волшебство не смогло бы соединить наши разрозненные сознания. Впрочем, не об этом сейчас речь. Итак, времени у нас ещё меньше, чем в прошлый раз – колдовской сон хрупок и мы должны удерживать его совместными усилиями.
   Торой кивнул и сосредоточился. Под внутренним взором он увидел тонкие нити Силы, соединяющие, словно паутина, его и Рогона. Некоторые из этих нитей уже заметно истончились, и Великий Чародей незаметно протягивал к своему собеседнику всё новые и новые потоки Могущества, продолжая удерживать сознание Тороя рядом. В свою очередь Торой мягко направил поток Силы к Рогону – тонкие нити надёжно переплелись, даруя на некоторое время прочную связь двух сознаний, одно из которых давно уже кануло в Мире Скорби.
   – Итак, ты спрашивал, про зеркало. И сейчас я могу ответить – это зеркало – дело рук Искусника Гиа. Был в старину такой мастер зеркал. Когда и зачем он создал это зеркало – никто не знает, говорят, будто это и не зеркало вовсе, а отполированная чешуя дракона. Но, – Тут Рогон скептически поморщился, – чего не наврут для красоты легенды. В общем, насколько я знаю, когда разразилась Великая война, зеркало уже было утеряно.
   – Подожди, – перебил его Торой, – подожди, я ничего не понимаю, какая война? Это, когда ты пытался захватить Гелинвир?
   Рогон белозубо улыбнулся.
   – Да уж, вижу, летописцы после моей смерти времени даром не теряли – насочиняли такого, что пропотеешь. Но, к сожалению, друг мой, у нас слишком мало времени, чтобы я мог поведать тебе, как всё было на самом деле. Скажу коротко – Великую войну развязал вовсе не я, а Аранхольд, именно он поднял людей и колдунов против Совета, именно он повёл войско на смерть и проиграл. Я бы никогда такого не сделал. Ах, как же жаль, что я не могу тебе всё объяснить!
   Волшебник досадливо хлопнул ладонью по скамье. И это «Ах!», этот удар и неожиданная горячность совершенно обезоружили Тороя. Только теперь он, наконец, понял, что рядом с ним находится не легендарный маг, не дюжий богатырь в странной деревенской одежде, не властитель дум и не кумир детства. Перед ним обычный человек, которому очень, очень хочется, нет, даже не оправдаться, а попросту поделиться рассказом о случившейся много десятков лет назад несправедливости.
   И ученик Золдана смертельно пожалел о том, что не может вызнать у волшебника все подробности давешней магической сшибки, узнать, наконец-то, правду.
   – В общем, слушай. Зеркало это, как гласят легенды, было создано для волшебников, оно, якобы, могло показывать то, что волшебники видят только внутренним взором. Скажем, подходишь ты к зеркалу, а оно отражает твою волшебную сущность и сразу видно по сполохам силы, кто ты – маг, человек или колдун какой. Это зеркало хотели рассечь на десятки сотен маленьких осколков и передать их гвардейцам, чтобы те ловчее изобличали чернокнижников. Но потом что-то не срослось, то ли мастер совершил ошибку, то ли само зеркало, как и все зеркала, оказалось непокорным. Говорят, будто, работу над своим творением искусник начал, когда его жена была в ожидании, а закончил, когда она умерла в родах, оставив мужу новорожденного первенца. Может быть, сам искусник от горя вложил в своё творение не то, что следовало. Короче говоря, зеркало не оправдало себя. Его бы, наверное, разбили, но оно, к сожалению, не попало в руки волшебников – Гиа, совсем тронувшись рассудком от горя, исчез в неизвестном направлении, прихватив с собой и проклятое зеркало и младенца. Так их и не нашли.
   Торой жадно слушал старинную легенду, но по-прежнему ничего не понимал. Наконец, устав вникать, спросил напрямик:
   – Рогон, так что же это за зеркало? Какое в нём проклятье?
   Великий маг грустно улыбнулся и ответил:
   – Вместо того чтобы только отражать чужую Силу, зеркало жадно её поглощает, а при проведении должных обрядов и вовсе может вытянуть Могущество вместе с жизнью. Ну, во всяком случае, так про него говорили.
   Торой откинулся к стене – округлые брёвна избы больно впились в спину, но чародей этого не заметил. Он вспоминал «Перевёрнутую подкову», уродливое зеркало на стене и барную стойку, за которой день ото дня принимала посетителей жизнерадостная Клотильда.
   – Стало быть, зеркало может низложить многих магов? – Уточнил волшебник.
   Рогон кивнул. И вдруг, в эту самую секунду, Тороя совершенно некстати словно потянуло прочь из тела – убогая комната поплыла перед глазами, утрачивая точность очертаний, откуда-то издалека донеслись неразборчивые гневные призывы и, как будто, пощёчины. Люция пыталась разорвать чары! Перепугалась небось крепкому сну волшебника и теперь пытается его «вызволить» из лап коварного Рогона.
   – НЕТ! – Торой буквально впился взором в соединяющие его и Великого Мага нити Силы. Вот одна из них лопнула, не выдержав напряжения, за ней другая, потом третья. Волшебник сделал попытку удержать рвущиеся чары, и неимоверным усилием воли ему это удалось. Вцепившись в широкие плечи Рогона и едва ли не намертво прирастая к магу, Торой пеленал и опутывал себя и своего собеседника новыми и новыми нитями Могущества.
   Так дико волшебник не чувствовал себя никогда в жизни. Ему померещилось, будто при одном сознании его тело словно раздвоилось – Торою одновременно казалось, что он куда-то бежит и струи дождя хлещут его по лицу, и в то же самое время, он чувствовал (хотя и чуть менее явственно) тепло очага, плечи Рогона под своими ладонями и дощатый пол под неподвижными ногами.
   В свою очередь Великий Маг тоже вцепился в собеседника, не позволяя заклинанию развеяться.
   – Торой, – кричал он из какой-то смутной дали сквозь вой ветра, шелест дождя и звонкое хлюпанье луж, – зеркало может уничтожить только последний из рода Создателей! Я думаю это тот самый мальчик, за которым охотится ведьма. Зеркало нужно, понимаешь, нужно уничтожить, иначе случится беда, могут…
   Голос стал ещё глуше и продолжил стремительно удаляться, так что последние слова поглотило невнятное эхо. Руки Рогона также постепенно утрачивали плотность, становясь полупрозрачными руками призрака. А кто-то (да чего там гадать, ясно кто – Люция) тем временем неумолимо тянул сознание Тороя прочь из сна. Но волшебник всё ещё цеплялся за смутные обрывки сновидения, всё ещё тянул к ускользающему магу тонкие нити своей Силы. Ещё одной встречи у них не будет. Никогда. Значит надо успеть, надо успеть спросить едва ли не самое главное.
   – Рогон! – Яростно проорал волшебник вслед исчезающему призраку, – Рогон, кем был Алех? Кем был эльф Алех?!
   Великий Маг тремительно таял в воздухе, словно бы уносимый порывом ветра. Стены избушки ринулись прочь, исчезая в темноте, крышу, будто снесло ураганом, вот растворилась в воздухе немудрёная обстановка комнаты, а потом откуда-то издалека всё-таки донёсся ответ волшебника:
   – Алех? Алех был отличнейшим ведьмаком…
   И снова Тороя захлестнуло двойственной чувство, будто он одновременно стоит на месте растворившейся избушки и в то же самое время куда-то бежит сквозь дождливую ночь. А потом всё это утратило важность, поскольку рассудок мага затрясся, словно в истерике.
   Алех был ведьмаком? АЛЕХ? Друг и ученик Рогона, который прекрасно знал о появлении в будущем Тороя, о зиме, ведьме и мальчике, а также о зеркале… Алех был ведьмаком! Торою показалось, будто ещё немного – одну-две секунды – и его рассудок просто не выдержит – нити Силы лопались одна за другой, болезненно отпуская диковинный сон. О, Сила Всемогущая, почему, почему он, Торой, мог так заблуждаться, полагая, будто Гелинвир погубила именно ведьма? Почему не ведьмак? Как он мог даже не допустить мысли о том, что Мирар усыпил мужчина, а вовсе не женщина? А та битва, когда пришлось останавливать дождь? Он ведь не видел лица той, с которой столкнулся, да и если бы видел… Что толку? Всё равно за долю секунды ничего не поймёшь. Что же касается облика колдуньи (точнее, колдуна) под внутренним взором, то на таком расстоянии, да ещё с помощью друзей-чернокнижников при желании можно запросто исказить оттенок Силы. Да и наверняка гроза являлась лишь обходным манёвром, Алех, скорее всего, устроил её только для того, чтобы выяснить, остался ли в Гелинвире хоть один живой волшебник.
   Мир крутился и плыл перед глазами, а Торой всё никак не мог вынырнуть из пучины странного полусна-полубреда, он покорно бежал куда-то сквозь ночь, но всё ещё не мог разлепить глаза и вернуться в реальность, словно какая-то неудержимая Сила ещё не хотела отпускать его.

* * *

   Люция ещё не закончила читать гортанное заклинание, а маг уже обмяк в своём кресле и глубоко уснул. Девушка прилежно дочитала словоречие и скептически уставилась на волшебника – ничего не скажешь, поколдовали.
   – Спит. – Не поверила своим глазам колдунка, – спит, как старый конь!
   Она даже потрясла мага за плечо, но, увидев, как безжизненно упала на грудь его голова, поспешно убрала руку – стало быть, в этом и заключалось волшебство – усыпить Тороя и отправить его в мир снов, где он, по всей вероятности, и встретится с Рогоном.
   Ведьма пожала плечами – надо так надо.
   – Ну что, парни, у нас куча свободного времени. – Она хлопнула в ладоши. – Кстати, Элукс, не хочешь меня нарисовать?
   Вопрос был своевременным, при слове «нарисовать» юный художник вскочил со своего места и, взяв колдунку за руку, отвёл её на низенький диванчик, там усадил, расправил складки платья. Осторожно, кончиками пальцев, повернул подбородок, а потом поманил к себе Илана. Заинтригованный мальчишка тут же устроился у ног ведьмы. Элукс отошёл на полшага, любуясь полученным результатом. Видимо, его всё удовлетворило, поскольку он, по-прежнему молча, уселся напротив и приступил к рисованию.
   Люция скосила глаза, но ничего разглядеть не смогла, только макушку художника, склонившегося над бумагой.
   Так прошло довольно много времени, Элукс азартно скрипел карандашом по бумаге, Люция величественно смотрела на огонь, а Илан время от времени зевал. Торой продолжал дрыхнуть… Наконец, ведьма, несмотря на немые протесты Элукса и его возмущённое мычание прервала творческий порыв – за окном уже сгустились сумерки, пора было ложиться спать.
   Они заснули под сладкий шелест дождя и мурлыканье «кошеньки». Кошенька вообще мурлыкала очень громко и уютно.
   «Интересно, что там снится Торою», – подумала Люция, погружаясь в сладкий сон.
   Ведьме снилось, что она дома – в маленькой лесной избушке, орудует на кухоньке – готовит жаркое из зайца, в надежде поразить Тороя своим кулинарным мастерством. Вот уже и сковорода раскалилась на огне и пришла пора выкладывать на неё аккуратные кусочки мяса. И девушка, опасливо отстранясь от очага, чтобы не обжечься, бросает зайчатину кипящее масло, а масло возмущённо шипит и брызгается, причём, чем сильнее размешивает Люция жаркое, тем яростнее становится шипение. «Так не пойдёт. – Думает ведьма, – так не пойдёт, у меня же всё сгорит…» Она пытается снять сковороду с огня, но та принимается шипеть ещё яростнее.
   Именно это свирепое шипение, становящееся с каждым мгновением всё неистовее и громче, разбудило спящую. Люция испуганно распахнула глаза, прогоняя остатки сна. Однако шипение раскалённого масла и не думало никуда исчезать!
   Несколько мгновений колдунка слепо таращилась в темноту, а потом разглядела на фоне мерцающих оконных стёкол воинственно изогнутый силуэт «кошеньки». Трёхцветка свирепо шипела, скребя когтями мраморный подоконник.
   – Киса? – Испуганным шёпотом позвала ведьма. – Киса…
   Кошка шарахнулась, испугавшись неведомо чего, а потом сиганула девушке прямо на живот, заставив ведьму болезненно охнуть.
   – Да что с тобой? – Люция поспешно встала и подошла к окну. Кошка беспокойно припустила следом, путаясь под ногами и призывно мяукая.
   – Тихо ты! – Шикнула на неё девушка, – Разбудишь всех.
   Словно поняв сказанное, трёхцветка молча запрыгнула на подоконник и, вытянув шею, уставилась в окно.
   Колдунья тоже вглядывалась в темноту с огромным интересом – чего там могло привидеться всегда спокойной кошке, что она принялась шипеть с этакой злостью?
   – Я ничего не вижу. – По-прежнему шёпотом сказала ведьма трёхцветке.
   За окном и впрямь ничего не изменилось – лишь продолжал занудно сыпать дождь, поливая мостовую, воздушные тротуары, здание Академии и округлый купол Залы Собраний. Ведьма прижалась лбом к стеклу, стараясь как следует разглядеть и ту часть площади, которая располагалась прямо под окнами покоев.
   – Ничего не вижу. – Недовольно произнесла она и уже хотела было идти обратно, как кошка несильно но всё же ощутимо цапнула колдунку за палец.
   – Ой! – Люция отдёрнула руку, – Ты чего?
   Но трёхцветка не удостоила её ответом, она вновь обернулась к окну и мяукнула, как бы призывая девушку быть внимательней. Ведьме пришлось снова приникнуть к стеклу. И снова она ничего не заметила – всё те же мокрые мостовые, мрачные здания… А это что?
   По изогнутому тротуару, прямиком к покоям, где так уютно устроились беглецы, скользила какая-то тень. Тень была похожа на очертания огромной летучей мыши, которая осторожно летела сквозь дождь прямо над камнями мостовой, чтобы не быть замеченной. Сердце ведьмы в ужасе сжалось, а потом пустилось в неистовый пляс. Тень была далеко внизу, на самом близком к земле тротуаре, но с такой скоростью она могла достигнуть башни, где находились Люция и её спутники, за считанные минуты… Однако незваная гостья, по всей видимости, ещё не обнаружила укрытие беглецов – она скользила от здания к зданию, словно принюхиваясь – невероятных размеров летучая мышь за смутной пеленой дождя.
   Кошка тем временем неотрывно следила за парящей тенью, напрягшись и лихорадочно подёргивая усами.
   – Ах ты моя хорошая, – Торопливо похвалила колдунка бдительного пушистого сторожа и ту же громким шёпотом крикнула в тишину комнаты, – Мальчики подъём!
   Удивительное дело, но и Элукс и Илан проснулись сразу же. Внучок зеркальщика испуганно сел на кровати сонно хлопая глазами.
   – Что там, Лю? – Испуганно спросил он, натягивая одеяло к самому подбородку.
   – Одевайтесь, оба!
   Ведьма, не зажигая из предосторожности огонька, опрометью выбежала в комнату, где на кресле продолжал безмятежно дрыхнуть волшебник.
   – Торой, Торой, да проснись же! – Она изо всех сил трясла мага за плечи, но тот по-прежнему не размыкал глаз. – Вставай, ты!..
   Голос девушки сорвался от ужаса. Но чародей спал, и разбудить его не было ни малейшей возможности. Внезапно паника оставила Люцию, уступив место расчётливому хладнокровию. Следовало бежать, бежать без оглядки. Но ведь не бросишь же бесчувственного волшебника на произвол судьбы? В дверях спальни возник взлохмаченный, но уже собранный Элукс. Юный рисовальщик крепко держал за руку испуганного Илана.
   – Надо уходить. – Скороговоркой произнесла Люция. – Там чужак!
   Мальчишки одновременно согласно кивнули, блеснув в темноте испуганными глазами. Рассвирепевшая кошка уже давно выбежала из спальни и теперь расхаживала возле балконных дверей, напряжённо стегая хвостом воздух. Судя по всему она готовилась к решительной битве и уж точно не собиралась в ней проигрывать. Люция без труда догадалась, почему трёхцветка так яростно вышагивала именно рядом с балконными дверьми – ведь аккурат за ними к покоям возносилась широкая лента воздушного тротуара. Стало быть, неведомый чужак попытается проникнуть в комнаты именно отсюда, двери-то открываются с двух сторон… Судя по всему Илан понял мысли колдуньи, потому что резво вырвавшись из рук Элукса, мальчишка вдруг подлетел к коробу, где хранились кисти, карандаши и баночки с красками.
   – Лю, вот так!
   Илан одним рывком высыпал содержимое ящика на пол.
   И то верно, есть надежда, что чужак оступится на всём этом беспорядке и, если не убьётся, так хотя бы чувствительно ударится. Элукс, было запротестовал, замычал, обиженно замахал руками. Но Илан, разом повзрослевший, схватил рисовальщика за запястье и сказал:
   – Так надо, не спорь.
   Впрочем, ведьма этих уговоров почти не слышала, она схватила свой узелок и рывком подняла Тороя из кресла. Колдунка была уверена, что из этой её затеи ничего не выйдет – попробуйте-ка поставить на ноги спящего крепким сном мужика! Но нет, волшебник хотя и неуверенно, но всё-таки встал, глядя в пустоту бессмысленными глазами. Ни дать, ни взять лунатик.
   – Бежим! – Скомандовала ведьма. – Илан, Элукс, мчитесь во весь дух!
   Рисовальщик было застонал что-то про беспорядок, но Люция грозно цыкнула на него и послушный мальчик присмирел. Илан, не заставил ведьму повторять дважды, ухватил испуганного рисовальщика за руку и толкнул дверь окоев, увлекая за собой гелинвирца. Ведьма вскользь подивилась тому, как повзрослел внучок мирарского зеркальщика за последние несколько дней.
   Первой в тёмный коридор метнулась воинственная «кошенька», следом, держась за руки, Элукс и Илан, а уже за ними Люция с Тороем. Волшебник бежал неуверенно, пошатываясь, будто пьяный, но всё-таки бежал. Девчонка тянула его за собой, и Торой исправно переставлял ноги.
   Звонко щёлкнув пальцами, ведьма зажгла над головами спутников переливающийся изумрудом болотный огонёк. Девушка не задавалась мыслью, куда именно бежать, главное, как ей сейчас казалось, очутиться на улице, а там… там посмотрим.
   Беглецы неслись через гулкие коридоры замка, сворачивая то вправо то влево, впереди, словно стрела, мчалась, едва касаясь лапами пола, кошка. Именно она, как ни странно, указывала дорогу в этом лабиринте покоев и зал. Колдунка всецело доверилась чутью пушистой хищницы, а сама, увлекая за собой Тороя, шептала срывающимся голосом заклинание, разрывающее чары.
   – Очнись, – задыхаясь умоляла девушка, – я тебя заклинаю, очнись или мы все погибнем!
   Где-то далеко позади раздался радующий сердце грохот. На долю мгновения беглецы замерли, а потом Илан в нездоровом азарте радостно воскликнул:
   – Сработало!
   – Он упал. – Едва справляясь с дыханием, печально согласился Элукс и подытожил. – Теперь там беспорядок…
   – БЕЖИМ! – Яростно зашипела Люция, и все пятеро снова помчались вперёд.
   Болотный огонёк мчался под самым потолком, превращая бегство в какую-то совершенно мистическую гонку, окрашенную сполохами и переливами. Но вот беглецы, перескакива я через три ступеньки, сбежали по широкой парадной лестнице в просторную гостиную, и «кошенька», нетерпеливо мяукнув, замерла перед высокими входными дверями. Илан с разбегу толкнул плечом тяжёлые створки и, больно ударившись, вылетел в ночь, увлекая за собой Элукса. Следом за ними в дождливый мрак вынырнула Люция, тащившая за руку безвольного волшебника.
   – Туда! – Скомандовала девушка и помчалась к одному из воздушных тротуаров, что уводил в противоположную от замка сторону.
   А ведь ещё сегодня вечером ведьма и близко боялась подойти к этим проклятым «мостикам» – такими ненадёжными и хрупкими они ей казались. И, надо же, сейчас колдунке не было решительно никакого дела до ненадёжности и хрупкости гелинвирских тротуаров, ей даже была совершенно безразлична высота, на которую они вздымались. Всё отступило на второй план.
   Оскальзываясь в темноте, беглецы устремились вперёд. Мчаться в гору по гладким мокрым камням мостовой оказалось неимоверно тяжело, да и болотный огонёк освещал путь лишь на несколько шагов вперёд.