Херберт Фрэнк. Дети Дюны

то, о чем я прошу, или нет? Надо ее похитить, а выглядеть это должно делом
рук Дома Коррино.
Он промолчал, пропуская ее тон и доводы через свой ум ментата. План
похищения показал такую степень черствости и жестокости, что это до
глубины души потрясло Данкана. Рисковать жизнью собственной матери ради
приведенных ему причин? Алия лжет. Может быть, перешептывания об Алии и
Джавиде - правдивы. При этой мысли у него свело от ледяного холода живот.
- Ты единственный, кому могу я в этом довериться, - сказала Алия.
- Знаю, - ответил он.
Восприняв это как согласие, она улыбнулась в зеркало самой себе.
- Видишь ли, - проговорил Айдахо, - ментат выучен рассматривать
каждого человека как последовательность взаимосвязей.
Алия не ответила. Она сидела, погрузившись в личные воспоминания,
лицо ее стало при этом пустым и отрешенным. Айдахо поглядел на нее через
плечо и содрогнулся. Вид у нее был такой, словно она общалась с голосами,
слышными только ей.
- Взаимосвязи, - прошептал он.
И подумал: "Нужно отбросить прежние страдания, как змея отбрасывает
прежнюю кожу - только для того, чтобы обрасти новыми и принять все их
ограничения. То же самое с правительствами - даже с Регентством. К
сошедшим правительствам вполне можно относиться как к выкинутой при линьке
ненужной коже. Я должен осуществить этот план, но иначе, чем требует
Алия".
Вскоре Алия, пожав плечами, сказала:
- Лито не следует подобным образом выходить наружу в нынешние
времена. Я сделаю ему выговор.
- Даже со Стилгаром?
- Даже с ним.
Встав от зеркала, она подошла к стоявшему возле окна Айдахо и
положила руку ему на руку.
Он подавил дрожь, заставив себя заниматься лишь вычислениями в своем
мозге-компьютере. Что-то в ней вызывало в нем бурное отвращение.
Что-то в ней.
Он не мог заставить себя посмотреть на нее. Он чувствовал запах
меланжа от ее косметики. Он откашлялся.
- Сегодня вечером я займусь изучением даров Фарадина, - сказала она.
- Одежд?
- Да. Ничто делаемое им не является тем, чем кажется. И мы должны
помнить, что его башар, Тайканик, сторонник чаумурки, чаумас и всех других
тонких способов убийства царственных лиц.
- Цена власти, - сказал он, отстраняясь от нее. - Но мы до сих пор
мобильны, а Фарадин нет.
Она изучающе посмотрела на его точеный профиль. Порой трудно постичь
ход его мыслей. Имел ли он в виду лишь то, что свобода действий
развязывает руки для создания воинской мощи? Да, жизнь на Арракисе слишком
долго была слишком безопасной. Чувства, некогда заостренные вездесущими
опасностями, вырождаются, оказавшись вне употребления.
- Да, - сказала она. - У нас до сих пор есть Свободные.
- Мобильность, - повторил он. - Нам нельзя низводить себя до пехоты.
Такое было бы глупо.
Тон Данкана вызвал раздражение Алии, и она сказала:
- Фарадин применит любые средства, чтобы нас уничтожить.
- В том-то и дело, - ответил он. - Вот и форма инициативы,
мобильности, которую мы не имели в прежние дни. У нас был кодекс, кодекс
Дома Атридесов. Мы всегда жили по средствам, а мародерствовать
предоставляли нашим врагам. Это ограничение теперь, конечно, больше не
соблюдается. Мы равно мобильны, Дом Атридесов и Дом Коррино.
- Мы похитим мою мать, чтобы уберечь ее от зла, точно так же, как и
по другим причинам, - сказала Алия. - Мы так и живем по кодексу!
Он поглядел на нее. Ей известно, как опасно провоцировать ментата на
уход в его выкладки. Разве она не понимает, что он вычислил? И все же...
он до сих пор ее любит. Он провел рукой по глазам. Как же молодо она
выглядит. Леди Джессика права: Алия как будто ни на один день не
состарилась за годы их совместной жизни. У нее так и сохранились мягкие
черты ее матери - Бене Джессерит, но глаза ее были глазами Атридесов:
примеряющими, требовательными, ястребиными. А сейчас некая одержимость и
жестокий расчет таились в этих глазах.
Айдахо слишком долго прослужил Дому Атридесов, чтобы не знать все
сильные и слабые стороны этой семьи. Но то, с чем он столкнулся сейчас в
Алии, было для него внове. Атридесы могли затевать коварные игры против
врагов, но никогда против друзей и союзников, а тем более против члена
семьи. Такова была твердая основа позиции Атридесов: поддерживай свое
собственное население как только способен, показывай ему, насколько лучше
ему живется под властью Атридесов; демонстрируй любовь к друзьям через
свою искренность с ним. Хотя, не от Атридесов это исходит, то, о чем
просит сейчас Алия. Он ощущал это всем своим телом и всеми своими нервами.
Все его чувства и восприятия сливались в неразделимое ощущение присутствия
чужеродного в занятой Алией позиции.
И - словно с резким щелчком включились датчики его ментатского
сознания - ум его погрузился в тот оцепенелый транс, в котором не
существуют Времени, а существуют лишь вычисления. Алия догадается, что с
ним произошло, но ничего не поделаешь. Он отдался своим выкладкам.
Расклад: ОТРАЖАЯСЬ, леди Джессика живет псевдожизнью в сознании Алии.
Он видит это также, как видит отражение того Данкана Айдахо, который еще
не был гхолой, постоянно пребывающее в его собственном сознании. Алия
обладает этим видением, будучи одной из предрожденных. Он обрел подобный
дар в регенерационных чанах Тлейлакса. При том, Алия, ставя под угрозу
жизнь матери, отказывается от ее отражения в своем сознании.
Следовательно, у Алии отсутствует контакт с псевдо-Джессикой внутри нее.
Следовательно, Алия НАСТОЛЬКО ПОЛНО во владении некоей другой псевдожизни,
что всем остальным в ее сознании места нет.
ОДЕРЖИМОСТЬ!
ЧУЖДОСТЬ!
БОГОМЕРЗОСТЬ!
Сделав некий вывод, ментат принимает его и обращаются к другим граням
проблемы. Так поступил и Данкан. Все Атридесы здесь, на этой одной
планете. Рискнет ли Дом Коррино напасть из космоса? Его ум быстрее молнии
пробежался по тем изобретениям, что покончили с примитивными формами войн:
Первое - все планеты уязвимы для нападения из космоса; отсюда, всеми
Великими Домами средства возмездия вынесены во внепланетное пространство.
Как Фарадину не знать, что Атридесы не пренебрегли этой элементарной
предосторожностью.
Второе - силовые щиты являются полнейшей защитой от неядерных
снарядов и взрывных устройств, основная причина почему в военных схватках
вновь вышла на первое место живая сила. Но пехота ограничена в своих
возможностях. Дом Коррино может вернуть своих сардукаров хоть на прежние
позиции у самых арракинских пределов, но те неровня свободным с их
отчаянной свирепостью.
Третье - сохраняется постоянная опасность планетарному феодализму со
стороны большого технократического класса, но воздействие Бутлерианского
Джихада продолжает предотвращать перегибы технологизма. Только Иксиан,
Тлейлакс и несколько разрозненных внешних планет способны угрожать в этом
отношении, но все они не устоят перед совместной яростью остальных частей
Империи. С Бутлерианским Джихадом покончено не будет. Механизированная
война требует большого технократического класса. Империя Атридесов
направила эту силу по другому руслу. Ни один большой технический класс не
выходит из-под надзора. И Империя благополучно остается феодальной -
естественно, ведь это лучший общественный строй для того, чтобы
расширяться за широко разбросанные дикие рубежи - на новые планеты.
Данкан ощутил, как озарилось его сознание ментата, на огромной
скорости промчавшись по заложенным в память данным, САМИМ ПО СЕБЕ,
полностью непроницаемое для течения времени. С быстротой молнии его
вычисления проделали главный и решающий путь, приведя его к убеждению, что
Дом Коррино не осмелится на НЕЗАКОННОЕ ядерное нападение - но он отдавал
себе полный отче, из каких составляющих сложилось это убеждение: у Империи
столько же ядерных и союзных сил, сколько у всех других Домов вместе
взятых; по меньшей мере половина Великих Домов отреагирует без раздумий,
если Дом Коррино нарушит Конвенцию - к внепланетной системе возмездия
самих Атридесов присоединится всесокрушающая мощь, и не будет даже
надобности к предварительному призыву. Этим призывом станет страх. Салуза
Вторая и ее союзники исчезнут горячими облаками. Дом Коррино не рискнет на
такую катастрофу. Он несомненно был искренен, письменно присоединившись к
мнению, что ядерное оружие - это резерв, существующий для одной
единственной цели: защиты человечества в том случае, если оно когда-либо
столкнется с враждебным "другим разумом".
У компьютерных мыслей ясные грани и четкие очертания. Они - не
затуманенные межеумки. Алия выбрала похищение и ужас, потому что стала
чуждой, не Атридесом. Дом Коррино представлял угрозу, но отнюдь не с тех
направлений, наличие которых Алия отстаивала на Совете. Алия хотела
удалить леди Джессику, потому что Бене Джессерит своим старческим разумом
разглядела то, что лишь теперь стало ясно Данкану.
Айдахо стряхнул с себя транс ментата и увидел холодное оценивающее
выражение на лице стоящей перед ним Алии.
- Не предпочла бы ты, чтоб леди Джессика была убита? - спросил он.
Вспышка чужеродной радости не прикрыто полыхнула на краткий миг перед
его взором, прежде чем скрыться под притворным негодованием:
- Данкан!
Да, эта отчужденная Алия предпочитает матереубийство.
- Ты боишься своей матери, а не за нее, - сказал он.
Ее оценивающий взгляд не изменился, когда она ответила:
- Конечно, боюсь. Она докладывает обо мне Сестрам.
- Что ты имеешь в виду?
- Разве ты не знаешь величайшего искушения для Бене Джессерит? - она
пододвинулась к нему поближе, соблазнительная, глядя на него из-под
ресниц. - Лишь ради близнецов я заботилась о том, чтобы поддерживать в
себе силу и бодрость.
- Ты говоришь об искушении, - бесстрастным голосом ментата сказал он.
- Это то, что Сестры прячут глубже всего, то, чего они больше всего
боятся. Вот почему они называют меня БОГОМЕРЗОСТЬЮ. Они знают, что их
запреты меня не вернут. Искушение... они всегда говорят о нем с сильным
ударением: ВЕЛИКОЕ ИСКУШЕНИЕ. Видишь ли, мы, опирающиеся на учение Бене
Джессерит, способны воздействовать на такие вещи, как регулирование
внутреннего баланса энзимы в наших телах. Это продлевает молодость - и
намного дольше, чем меланж. Понимаешь, к каким приведет последствиям,
начни этим пользоваться многие посвященные? Это будет замечено. Уверена,
ты просчитываешь истинность того, о чем я говорю. Меланж - вот что делает
нас мишенью столь многих заговоров. Мы владеем веществом, продлевающим
жизнь. А если станет известно, что Бене Джессерит владеет даже еще более
могущественным секретом? Понимаешь! Ни одна Преподобная Мать не будет в
безопасности. Похищения и пытки Бене Джессерит станут самым обычным делом.
- Ты достигла совершенства в отладке баланса энзимы, - это было
утверждение, а не вопрос.
- Я бросила открытый вызов Сестрам! Доклады моей матери сделают Бене
Джессерит неколебимым союзником Дома Коррино.
Насколько правдоподобно, подумал он.
И пустил пробный камешек:
- Но ведь наверняка твоя мать не пойдет против тебя!
- Она была Бене Джессерит задолго до того, как стала моей матерью.
Данкан, она позволила, чтобы ее собственный сын, мой брат, подвергся
испытанию Гом Джаббаром! Она это устроила! Зная, что он может и не выжить!
У Бене Джессерит прагматизма всегда было намного больше, чем веры. Она
выступит против меня, если решит, что это в лучших интересах Сестер.
Он кивнул. До чего же она убедительна. Печально об этом думать.
- Мы должны владеть инициативой, - сказала она. - В этом - наше
острейшее оружие.
- Остается проблема Гурни Хэллека, - заметил он. - Должен ли я убить
своего старого друга?
- Гурни в пустыне, с каким-то шпионским поручением, - ответила она,
зная, что Айдахо уже об этом осведомлен. - Он благополучно устранен с
дороги.
- Очень странно, - сказал Данкан. - Губернатор-Регент Келадана
работает на побегушках здесь, на Арракисе.
- Почему бы и нет? - вопросила Алия. - Он ее любовник - в своих
мечтах, если не на самом деле.
- Да, конечно, - и он засомневался, расслышала ли она неискренность в
его голосе.
- Когда ты ее похитишь? - спросила Алия.
- Лучше, чтоб ты об этом не знала.
- Да... Да, понимаю. Куда ты ее увезешь?
- Туда, где ее не смогут найти. Там посмотрим. Она не останется здесь
угрозой тебе.
Нельзя было не разглядеть ликования в глазах Алии.
- Но когда...
- Если ты не будешь знать, то сможешь при необходимости держать ответ
перед Узнавателем Лжи, что ты не знаешь, где она.
- Да, умно, Данкан.
"Теперь она верит, что я убью леди Джессику", - подумал он. А вслух
сказал:
- Спокойной ночи, любимая.
Она не расслышала бесповоротности в его голосе, и даже беспечно
поцеловала его, когда он уходил.
И на всем своем пути через съетчеобразный лабиринт коридоров храма
Айдахо обмахивал глаза. Глаза производства Тлейлакса тоже подвержены
слезам.

20

Ты любил Келадан -
Плачь по сгинувшей рати его,
Даже снова любя,
Не забудешь, скорбя,
Невозвратные тени его.
Рефрен из Хаббаньянского Плача.

Стилгар учетверил охрану в съетче вокруг близнецов, но понимал, что
это бесполезно. Мальчуган был совсем как свой тезка, дедушка Лито. Все,
знавшие прежнего Герцога, это подмечали. Вид у Лито был расчетливый, и
осторожность при нем была, но все это следовало брать с поправкой на
скрытую неистовость, на падкость к опасным решениям.
Ганима больше похожа на мать. У нее рыжие волосы Чани, материнский
разрез глаз, и взвешенность при разрешении трудностей. Она часто
повторяла, что делает лишь то, что должна делать, но, куда ни поведет
Лито, она последует за ним.
А Лито собирался повести их к опасности.
Ни разу Стилгару не пришло на ум поверить свою проблему Алии. А
значит, исключалась и Ирулэн, бежавшая к Алии со всем и вся. Придя к
такому решению, Стилгар осознал, что признает вероятность того факта, что
Лито судит об Алии верно.
"Она использует людей походя и черство, - думал он. - Даже Данкана
она так использует. Дело даже не в том, что она изменит ко мне свое
отношение и убьет меня. Главное - что она меня УВОЛИТ".
Тем временем охрана была усилена, и Стилгар блуждал по съетчу как
призрак в просторных одеяниях, ничего не оставляя без пригляда. И все это
время его обуревали сомнения, посеянные в нем Лито. Если нельзя положиться
на традицию, то где же та скала, за которую можно заякорить свою жизнь?
В день Приветственного Собрания в честь прибытия леди Джессики
Стилгар следил за Ганимой, стоявшей вместе с бабушкой на пороге у входа в
главную палату собраний съетча. Было рано, и Алия еще не прибыла, но люди
уже густой толпой скапливались в палату, исподтишка бросая взгляды на
ребенка и взрослую, когда проходили мимо них.
Стилгар остановился в затененной нише, вне людского потока, и
наблюдал за этой парой, не в состоянии расслышать их слов сквозь
пульсирующий ропот скапливающихся толп. Люди многих племен были здесь
сегодня, чтобы приветствовать возвращение своей старой Преподобной Матери.
Но Стилгар глядел на Ганиму. Ее глаза, и как она пританцовывает, когда
говорит! Ее движения его восхищали. А эти синие-в-синем, твердые,
пытливые, оценивающие глаза. А как она, мотнув головой, отбрасывает с
плеча золотисто-рыжие волосы. Все это - Чани. Воскресший призрак,
сверхъестественное сходство.
Стилгар медленно переместился поближе и занял пост в другой нише.
Он не мог припомнить на своем веку ни одного другого ребенка,
взиравшего бы так же, как Ганима - кроме ее брата. Где же Лито? Стилгар
оглянулся в переполненный проход. Его стража подняла бы тревогу, будь
что-то не так Стилгар покачал головой. Эти близнецы с ума его сведут.
Постоянно они испытывали на износ его душевное спокойствие. Он мог бы
почти возненавидеть их. Царственные особы не защищены от ненависти, но
кровь (и ее драгоценная вода) предъявляют такие требования к
самообладанию, перед которыми меркнут все прочие заботы. Эти близнецы
существовали, как его величайшая ответственность.
Пронизанный пылью коричневый свет возник в пещерообразной палате
собраний за Ганимой и Джессикой, коснулся плеч девочки и ее нового белого
одеяния, озарив сзади ее волосы, когда она обернулась и поглядела в
проход, на густо идущих людей.
"Почему Лито заразил меня этими сомнениями? - задумался Стилгар. Без
сомнения, он сделал эго умышленно. - Может быть, Лито хотел, чтобы я хоть
в малой степени разделил опыт его сознания". Стилгар ЗНАЛ, что близнецы
отличаются от других, но его рассудок никогда не был в состоянии вместить
это знание. Он никогда не ощущал чрево матери как темницу пробуждающегося
сознания... сознания, живого со второго месяца беременности, как
утверждалось.
Лито сказал однажды, что его память подобна "внутренней голографии,
расширяющейся в размерах и подробностях с первоначального шока
пробуждения, но никогда не меняющаяся ни в форме, ни в очертаниях".
Впервые, наблюдая за Ганимой и леди Джессикой, Стилгар начал
понимать, что это, должно быть, такое - жить в цепляющейся паутине
воспоминаний, не в силах ни покинуть се, ни найти изолированное прибежище
для собственного ума. Столкнувшись с такой обусловленностью, человек
должен интегрировать сумасшествие, отбирать и отвергать среди множества
предложений, по системе, где ответы меняются так же быстро, как и вопросы.
Не могло быть закрепленной традиции. Не могло быть абсолютных ответов
на вопросы о двух сторонах. Что подходит? То, что не подходит. Что не
подходит? То, что подходит. Ему пришел на ум образец этому, старая игра
Свободных в загадки. Вопрос: "Что несет смерть и жизнь?" Ответ: "Ветер
Кориолиса".
"Почему Лито хочет, чтобы я это понял?" - спросил себя Стилгар.
Осторожно зондируя, Стилгар понял, что близнецы разделяют общий взгляд на
свою несхожесть с другими: думают об этом как о несчастье. "Для таких
проход по каналу рождения должен быть изматывающим", - подумал он.
Неведение ослабляет потрясение от некоторых переживаний, но они-то ведь не
будут пребывать в неведении насчет момента рождения. Столкнешься с
непрестанной войной с сомнениями. Будешь обижаться на свое несходство с
остальными. Приятно дать почувствовать другим хотя бы вкус этого отличия.
"Почему я?" - вот что будет твоим первым вопросом без ответа.
"А я о чем себя спрашиваю? - подумал Стилгар. Кислая улыбка тронула
его губы. - Почему я?"
По-новому видя теперь близнецов, он уяснил себе, почему они так
бесшабашно рискуют своими незрелыми телами. Ганима однажды сказала ему -
как отрезала - когда он бранил ее за то, что она полезла по западной круче
к вершине над съетчем Табр: "Почему я должна бояться смерти? Я уже
побывала в ней - много раз".
"Да как я осмеливаюсь учить таких детей? - подивился Стилгар. - Как
кто-либо посмеет?"
Как ни странно, мысли Джессики развивались в схожем русле, когда она
беседовала со своей внучкой. Она думала о том, как должно быть трудно жить
со зрелым умом в незрелом теле. Тело должно еще только научиться тому, что
ум уже познал и умеет - идет подгонка реакций и рефлексов. Пусть доступен
им древний комплекс Бене Джессерит прана-бинду, но даже и тут их ум
обгонит тело. Гурни будет чрезвычайно трудно выполнить ее распоряжения.
- Вон Стилгар - наблюдает за нами из той ниши, - сказала Ганима.
Джессика не обернулась. Но ее поразило то, что расслышала она в
голосе Ганимы. Ганима любит старого Свободного любовью детей к родителям.
Даже когда она говорит о нем небрежно или поддразнивает его, она его
любит. Осознание этого заставило Джессику увидеть старого наиба в новом
свете - внезапно оформившееся в ясную форму понимание открыло ей, что
общего у Стилгара и близнецов. Новый Арракис не очень-то устраивает
Стилгара, поняла Джессика. И не больше этот новый мир устраивает ее
внуков.
Незваная и непрошеная, всплыла в мозгу Джессики старая присказка Бене
Джессерит: "Заподозрить, что ты смертен, есть начало ужаса; неопровержимо
уяснить, что ты смертен - познать окончание ужаса".
Да, смерть не станет тяжелым ярмом для Стилгара и близнецов, но жизнь
их - это медленное пламя. Все они находят свой мир плохо подходящим и
жаждут иных путей, где познание изменений не сулит угрозы. Они - дети
Абрахама, большему научившиеся от парящего над пустыней ястреба, чем из
любой писаной книги.
Лито поразил Джессику не далее, как сегодня утром, когда они стояли у
струящегося над съетчем канала.
- Вода - как капкан для нас, бабушка, - сказал он. - Лучше бы нам
жить далекой отсюда пылью, потому что тогда ветер мог бы вознести нас выше
высочайших круч Защитной стены.
Хоть Джессике и не впервой было встречаться со зрелостью, находившей
себе окольный путь через уста этих детей, при этом замечании она
смешалась, хоть и сумела проговорить:
- Такое мог бы сказать твой отец.
А Лито, подбросив в воздух горсть песка и, наблюдая за падением
песчинок, ответил:
- Да, мог бы. Но мой отец не учитывал в то время, как быстро вода
заставляет все возвращаться в ту землю, из которой она выходит.
И сейчас, стоя в съетче рядом с Ганимой, Джессика заново пережила
шок, испытанный ею при этих словах. Она обернулась, взглянула на плавно
текущую толпу, скользнула острым взглядом по затененным очертаниям
Стилгара в нише. Стилгар - не из ручных Свободных, обученных лишь таскать
веточки для гнезда. Он до сих пор ястреб. Думая о красном цвете, он думает
не о цветах, а о крови.
- Ты внезапно так притихла, - сказала Ганима. - Что-нибудь не так?
Джессика покачала головой.
- Всего лишь то, что Лито сказал мне нынче утром.
- Когда вы ходили на посадки? Что он сказал?
Джессика подумала о занятном выражении взрослой мудрости, появившейся
утром на лице Лито. Точно такое же выражение приобрело сейчас лицо Ганимы.
- Он припоминал то время, когда Гурни от контрабандистов вернулся под
знамена Арракиса, - ответила Джессика.
- Значит, вы говорили о Стилгаре, - сказала Ганима.
Джессика не спросила, откуда такое прозрение. Близнецы, казалось,
способны были по собственному желанию воспроизводить ход мыслей друг
друга.
- Да, говорили, - ответила Джессика. - Стилгару не нравится, как
Гурни величает Лито, но присутствие Гурни принуждает и всех Свободных к
уважению Гурни постоянно говорит: "Мой Герцог..."
- Понимаю, - заметила Ганима. - И, конечно, Лито указал, что ОН еще
не Герцог Стилгара.
- Верно.
- Ты, конечно, знаешь, что Лито с тобой делал, - сказала Ганима.
- Не уверена, что знаю, - призналась Джессика, и это признание
показалось ей особенно неловким, потому что ей и в голову не приходило,
будто в поведении Лито с ней было что то умышленное.
- Он старался вызвать тебя на воспоминания о нашем отце, - сказала
Ганима. - Лито всегда жаждет узнать нашего отца с точек зрения других
людей, его знавших.
- Но... Разве у Лито нет...
- О да, он может вслушиваться во ВНУТРЕННЮЮ ЖИЗНЬ. Разумеются. Но это
не то же самое. Вы, конечно, говорили о нем. О нашем отце, я имею в виду.
Вы говорили о нем как о своем сыне.
- Да, - Джессика как обрубила. Ей не нравилось ощущение, что эти
близнецы вертят ею, как хотят, открывают ее память для наблюдения,
дотрагиваются до любого переживания, вызывающего их интерес. Может, Ганима
занимается этим прямо сейчас!
- Лито сказал что-то, задевшее тебя, - сказала Ганима.
Необходимость подавить гнев словно сокрушила Джессику:
- Да... Сказал.
- Тебе не нравится то, что он знает нашего отца так, как знала его
наша мать, а нашу мать - так, как знал ее наш отец, - сказала Ганима. -
Тебе не нравится, что это означает то, что мы можем знать о тебе.
- Я прежде никогда на деле не задумывалась над этим с такой стороны,
- натянутым голосом ответила Джессика.
- Да, обычно знание чувственных вещей как раз и смущает, - сказала
Ганима. - Тебе трудно думать о нас иначе, как о детях. Но нет ничего, чем
бы занимались вместе наши родители, на людях или в уединении, что не было
бы нам ведомо.
На краткий миг Джессика пережила то же чувство, что и утром у канала,
но теперь это чувство относилось к Ганиме.
- Он, вероятно, говорил о "мужской чувственности" твоего Герцога, -
сказала Ганима. - Порой не мешало бы надевать узду на язык Лито!
"Разве нет ничего святого для этих близнецов?" Джессика испытала
сначала потрясение, затем ярость, затем отвращение. Как они осмеливаются
говорить о чувственности ЕЕ Лито? Разумеется, любящие друг друга мужчина и
женщина разделяют и свои телесные наслаждения! Это прекрасно и интимно, и
не для того, чтобы выставлять напоказ в нечаянном разговоре между взрослым
и ребенком.
ВЗРОСЛЫЙ РЕБЕНОК!
Джессика вдруг осознала, что ни у Лито, ни у Ганимы это не было
нечаянным.
Поскольку Джессика сохраняла молчание, Ганима сказал:
- Мы оскорбили тебя. Извиняюсь за нас обоих. Зная Лито, я знаю, что
он не подумает об извинениях. Порой, следуя по следу особенного запаха, он
забывает, как мы отличаемся... От тебя например.
Джессика подумала: "И вот почему, конечно, вы оба это проделываете.
Вы учите МЕНЯ!" А затем подивилась: "Кого еще они учат? Стилгара?
Данкана?"
- Лито старается увидеть вещи такими, как видишь их ты, - сказала
Ганима. - Воспоминаний недостаточно. Именно тогда чаще всего и терпишь
неудачу, когда пытаешь самое неподатливое.