беспокойство за нее. - Лучше тебе поспешить в Табр, - и подумала: "Как
глупо с моей стороны подозревать Данкана! Он принадлежит мне, а не
Джессике". Это - требование племен - выбило ее из колеи, подумалось Алии.
Она беспечно помахала на прощание уходящему Данкану.
С чувством безнадежности Данкан вышел из Палаты Собраний. Алия не
только ослеплена чужеродной одержимостью, но при каждом кризисе становится
все более невменяемой. Она уже пересекла опасную точку - и обречена. Но
что он может сделать для близнецов? Кому он может довериться? Стилгару? Но
что Стилгар сумеет сделать кроме того, что и так им делается?
НЕ ЛЕДИ ЛИ ДЖЕССИКЕ?
Да, он рассмотрит такую возможность - но Джессика может быть слишком
глубоко вовлечена в заговор Бене Джессерит. Он не питал особых иллюзий
насчет этой жены из рода Атридесов. По велению Бене Джессерит она может
оказаться способной на что угодно - даже на то, чтобы обратиться против
собственных внуков.



    22



Хорошее управление никогда не зависит от законов, но
от личных качеств правящих. Механизм управления всегда в
подчинении воли тех, кто управляет этим механизмом.
Следовательно, самый важный элемент управления - это метод
отбора лидеров.
Закон и Управление. Руководство Космического Союза.

"Почему Алия хочет, чтобы я провела вместе с ней утреннюю аудиенцию?
- гадала Джессика. - Они не проголосовали за мое возвращение в Совет".
Джессика стояла в приемной перед Большой Башенной Залой. Где-нибудь
не на Арракисе сама огромная приемная уже считалась бы быть достойной. Под
руководством Атридесов, здания Арракина стали еще даже более гигантскими
после концентрации богатства и власти, и это помещение казалось сгущенным
воплощением дурных предчувствий Джессики. Не любила она эту комнату, с ее
изразцовым полом, изображавшим победу ее сына над Шаддамом IV.
Она поймала отражение своего лица в отполированной пластальной двери,
ведшей в Большую Залу. Возвращение на Дюну заставило ее проводить
сравнения - и в своем лице Джессика видела лишь признаки старения:
появились крохотные морщинки на овальном лице, взор густо-голубых глаз
сделался слабее. Она еще помнила, как у ее синих глаз были белки. Только
благодаря осторожным манипуляциям специалистов ее волосы продолжали
оставаться блестяще бронзовыми. Нос ее оставался маленьким, губы
цветущими, а тело стройным, но даже тренированные Бене Джессерит мускулы
не могли не уступать потихоньку течению времени. Кто-то мог не заметить
этого и сказать: "Ты нисколько не изменилась!" Но закалка Вене Джессерит
была обоюдоострым мечом - маленькие изменения редко ускользали от тех, кто
ее прошел.
И отсутствие маленьких изменений в Алии не осталось незамеченным
Джессикой.
Джавид, распорядитель Алии, стоял в огромной двери, выглядя нынче
утром очень официально. Джинн в широких одеждах, циничная улыбка на
круглом лице. Джавид был для Джессики парадоксом: хорошо откормленный
Свободный. Заметив, что ее внимание обращено на него, Джавид понимающе
улыбнулся и пожал плечами. Не сказать, что с подобающим почтением к
Джессике - и намеренно непочтительно. Он ненавидел Атридесов, но, если
верить слухам, Алии он служил не одним единственным образом.
"Вот поколение пожимающих плечами", - подумала Джессика, увидев его
жест. - "Он знает, что я слышала рассказы о нем, и показывает, что ему на
это наплевать. Наша цивилизация вполне может умереть от безразличия,
прежде чем падет жертвой внешнего нападения".
Стражам, которых Гурни приставил к ней перед отправкой к
контрабандистам в пустыню, не по душе было, что она отправляется сюда без
их сопровождения. Но, как ни странно, Джессика чувствовала себя в
безопасности. Пусть кто-нибудь превратит ее здесь в мученицу - Алии после
этого тоже не выжить. И Алия не может не понимать этого.
Когда Джессика не откликнулась на его ухмылку и пожатие плеч, Джавид
кашлянул - только практикой достигаемая гортанная отрыжка. Это прозвучало
как тайный язык. Он говорил: "Мы-то понимаем чушь всей этой помпы, миледи.
Разве не удивительно, во что можно заставить верить людей?"
"Удивительно!" - согласилась Джессика, но на лице ее никак не
отразилась эта мысль.
Приемная была уже полным полна, люди Джавида впустили всех, кому
дозволено было обратиться со своим ходатайством на аудиенции сегодняшнего
утра. Внешние двери уже закрылись. Просители и служители держались на
вежливом расстоянии от Джессики, но отметили, что она в простой черной абе
Преподобной Матери Свободных. Много это возбудит вопросов. Ни одного знака
отличия жречества Муад Диба на ней нет. Слышались приглушенные разговоры.
Народ делил свое внимание между Джессикой и небольшой боковой дверцей, из
которой должна появиться Алия, чтобы провести всех в Большую Залу.
Джессике было очевидно, что старые предписания, точно определявшие этикет
Регентства, заколебались.
"Мое прибытие сюда само по себе способствовало этому", - подумала
Джессика. - "Но я прибыла, потому что Алия меня пригласила".
Подмечая признаки беспокойства, она поняла, что Алия умышленно тянет
время, чтобы определилось направление всех неуловимых течений среди
собравшихся здесь. Алия, конечно, смотрит в потайной глазок. Немногие
тонкости поведения Алии ускользали от Джессики, и с каждой минутой она все
больше убеждалась, как же была права, приняв на себя миссию, которую
навязывал ей Бене Джессерит.
- Нельзя позволить, чтобы дела и дальше шли по такому пути, -
доказывала ей глава делегации Бене Джессерит. - Наверняка признаки порчи
от тебя не ускользнут - от тебя прежде всего! Мы знаем, почему ты нас
покинула, но знаем также твою выучку. Тебе ни в чем не отказывали, давая
тебе образование. Ты исповедуешь Паноплиа Профетикус, и ты обязана знать,
когда озлобленность могучей религии угрожает нам всем.
Джессика, смотревшая в окно замка Келадан на нежное начало весны,
задумчиво поджала губы. Ей не хотелось пускать свои мысли по подобному
логическому пути. Один из первых уроков Бене Джессерит - соблюдать
вопрошающее недоверие ко всему, что является под личиной логики. Но ведь и
члены делегации это знали.
Как же влажен был воздух тем утром, подумала Джессика, оглядывая
приемную Алии. Как свеж и влажен. А здесь влага в воздухе была потной,
пробуждающей в Джессике неуютное чувство, и она подумала: "Я вернулась на
пути Свободных". Воздух был слишком влажен в этом надземном съетче. Что
стряслось со Смотрителем Влаги? Пол никогда бы не допустил подобной
расхлябанности.
Она заметила, что Джавид, с его бодрым и спокойным лоснящимся лицом,
как будто и не замечает неполадки с влажностью в воздухе приемной. Плохая
выучка для рожденного на Арракисе.
Члены делегации Бене Джессерит пожелали знать, требует ли она
доказательств их обвинений. Она сердито процитировала им в ответ одно из
их собственных руководств: "Все доказательства неизбежно приводят к
теоремам, у которых нет доказательств. Все, что мы знаем, известно нам
потому, что мы хотим в это верить".
- Но мы препоручили эти вопросы ментатам, - возразила глава
делегации.
Джессика изумленно на нее уставилась.
- Просто восхитительно, как это вы достигли своего нынешнего
положения, так и не уяснив ограниченность ментатов, - вот что ответила
Джессика.
И тут делегация расслабилась. Все это явно было лишь проверкой, и
Джессика ее выдержала. Они боялись, конечно, что Джессика полностью
утратила контакт с теми сбалансированными способностями, которые
составляли суть выучки Бене Джессерит.
И тут Джессика слегка насторожилась, поскольку Джавид покинул свой
пост у двери и направился к ней.
Он поклонился:
- Миледи. Мне пришло в голову, что вы, может быть, не слышали о
последнем подвиге Проповедника.
- Я получаю ежедневные отчеты обо всем, что здесь происходит, -
ответила Джессика. "Вот тебе, передай это Алии!"
Джавид улыбнулся.
- Тогда вы знаете, что он поносит вашу семью. Не далее как вчера
вечером он проповедовал в южном пригороде, и никто не осмелился его
пальцем тронуть. Вы, конечно, знаете, почему.
- Потому что они считают, что это мой вернувшийся сын, - с оскоминой
в голосе ответила Джессика.
- Этот вопрос еще не ставился перед ментатом Айдахо, - сказал Джавид.
- Может быть, он сумеет с ним справиться и утрясти все сомнения.
Вот еще один, воистину не знающий ограниченности ментатов, подумала
Джессика, хотя и отваживается наставлять рога одному из них - в мечтах,
если не наяву.
- Ментаты разделяют приверженность своих использователей к ошибкам, -
сказала она. - Человеческий мозг, как и мозг любого животного, это
резонатор. Он резонирует на окружающую среду. Ментат выучен распространять
свое сознание сразу на многие петляющие параллели казуальности и проходить
по этим петлям, выявляя длинные цепочки последствий. "Пусть попробует это
переварить!"
- Значит, этот Проповедник не вызывает ваших опасений? - голос
Джавида внезапно стал казенным и напыщенным.
- Я считаю его здоровым симптомом, - ответила Джессика, - и не хочу,
чтоб ему докучали.
Давид явно не ожидал столь резкого ответа. Он попробовал улыбнуться -
не получилось. Затем:
- Правящий Церковный Совет, боготворящий волю вашего сына,
преклонится, конечно, перед вашими желаниями, если вы будете настаивать.
Но, разумеется, какое-то объяснение...
- Может, это вам лучше объяснить, как Я вписываюсь в ваши планы, -
сказала Джессика.
Джавид с прищуром на нее поглядел.
- Мадам, я не вижу логических причин вашему отказу осудить этого
Проповедника. Он не может быть вашим сыном. Я обращаюсь к вам с разумной
просьбой: осудите его.
"Все это подстроено, - подумала Джессика. - Он действует по поручению
Алии".
- Нет, - ответила она.
- Но он оскверняет имя вашего сына! Он проповедует отвратительные
вещи, во весь голос выступает против вашей божественной дочери. Он
подстрекает против нас население. Когда его спросили, он ответил, что даже
вы по природе порочны, и вот почему...
- Хватит этой чепухи! - сказала Джессика. - Сообщи Алии, что я
отказываюсь. Со времени прибытия я не слышу ничего, кроме разговоров о
Проповеднике. Мне это наскучило.
- Скучно ли вам будет узнать, мадам, что в своем последнем злословии
он заявил, что вы не выступите против него? И вот теперь вы здесь, ясно...
- Как я ни порочна, а все равно его не осужу, - прервала она.
- Это непрочное дело, мадам!
Джессика сердито и отстраняюще взмахнула рукой.
- Убирайся! - это было сказано с такой повелительной властностью, что
услышали остальные, и он вынужден был подчиниться.
Глаза его полыхнули яростью, но он заставил себя сухо поклониться - и
вернулся к своему посту у двери.
Этот спор аккуратненько лег на уже сделанные Джессикой наблюдения. В
голосе Джавида, когда он говорил об Алии, звучали сиплые интонации
любовника - не ошибешься. Слухи, несомненно, были правдивы. Алия позволила
своей жизни покатиться по унизительной и жуткой дорожке. Наблюдая это,
Джессика начала питать подозрения, что Алия по собственной охоте впала в
Богомерзость. Не было ли это извращенной волей к самоуничтожению? Потому
что деятельность Алии была безусловно направлена на то, чтобы уничтожить и
ее, и основу власти, питавшейся от учения ее брата.
Слабая беспокойная суета в приемной усилилась, сделавшись вполне
явной. Афисионадос этого места не могли не видеть, что Алия чересчур
задерживается, и все они уже слышали, как Джессика властно отогнала
фаворита Алии.
Джессика вздохнула. У нее было ощущение, что душа ее вся сжалась и
отстала от тела, когда она вступала в это место. Передвижения среди челяди
и челобитчиков были так прозрачны! Заискивание перед важными персонами -
как танец ветра по полю зерновых всходов. Искушенные обитатели замка
хмурили лбы, и с каждым из своих сослуживцев вели себя соответственно их
шкале оценок придворного веса. Джавиду явно повредила полученная от нее
выволочка - немногие с ним теперь заговаривали. Но другие! Ее наметанный
глаз живо определял, какую оценку значимости имеет каждый из сателлитов
власти.
"Они не обращаются ко мне, потому что я опасна, - подумала Джессика.
- Они чуют, что я вызываю страх Алии".
Джессика оглядела помещение - и увидела, как отведены от нее взгляды.
До чего же всерьез принимают они собственную суету! Ее вдруг охватило
желание во всеуслышание провозгласить, до чего беспочвенны все избитые
оправдания бесцельности их жизней.
Слух ее привлек отрывок ведущегося рядом разговора. Высокий и
стройный жрец обращался к своей котерии, явно к покровительствуемым им
просителям:
- Я часто должен говорить иначе, чем думаю. Это называется
дипломатией.
Напряженный смех прозвучал слишком громко - и затих слишком быстро.
Группка заметила, что Джессика их слушает.
"Мой Герцог услал бы такого в самую отдаленную адскую дыру!" -
подумала Джессика. "Нет, я не слишком скоро вернулась!" Она поняла теперь,
что жила на Келадане как в изолированной капсуле, куда способны были
просачиваться только вести о самых вопиющих крайностях Алии. "Я поддалась
собственному дремотному существованию", - подумала она. Келадан был не
меньше изолирован, чем первоклассный фрегат, благополучно ведомый надежным
рулевым Космического Союза. Только самые резкие маневры ощутимы - да и те
до нельзя смягчены.
"До чего же соблазнительно жить в мире!" - подумала она.
Чем дальше наблюдала Джессика двор Алии, тем больше испытывала
симпатий к тому, что, по донесениям, говорил слепой Проповедник. Да, Пол
мог бы произнести такое, видя, что творится в его царстве. Интересно,
подумала Джессика, что выяснил Гурни среди контрабандистов.
Да, поняла Джессика, ее первое чувство по отношению к Арракину было
верным. Когда она впервые ехала в город в сопровождении Джавида, ее
внимание было привлечено бронированными экранами перед домами, тщательно
охраняемыми дорожками и аллеями, терпеливыми наблюдателями на каждом углу,
высокими стенами и толстыми фундаментами, говорившими о глубоких подземных
помещениях Арракин стал невеликодушным местом, ограниченным местом с
безрассудно, самодовольно жесткими очертаниями.
Вдруг открылась маленькая боковая дверца приемной, изрыгнув в
помещение авангард из жриц-амазонок, под заслоном которых вышла Алия,
высокомерно двигаясь со сдержанным осознанием подлинной и ужасной силы.
Лицо Алии было спокойно - ни одна эмоция не проступила на нем, когда ее
взгляд встретился со взглядом матери и выдержал его. Но обе знали, что
битва началась.
По приказу Джавида распахнулись гигантские двери Большой Залы,
подчиняясь бесшумной неизбежности скрытой энергии.
Алия подошла к матери, и стража прикрыла их со всех сторон.
- Не пора ли нам пройти в Залу? - спросила Алия.
- Самое время, - ответила Джессика. И подумала, увидев злорадство в
глазах Алии: "Она полагает, будто сможет уничтожить меня и остаться
невредимой! Она сумасшедшая!"
И Джессика задумалась, не может ли это быть связано с тем, что хотел
Айдахо. Он передал ей послание, но она не сумела ответить. Такое
загадочное послание: "Опасность. Должен вас увидеть". Написано оно было на
одной из старых разновидностей Чакобсы, где особое слово, напрямую
означавшее "опасность", подразумевало "заговор".
"Я повидаюсь с ним сразу же по возвращении в Табр", - подумала она.



    23



Таков изъян власти: в конечном счете, она действенна
лишь в абсолютном, ограниченном мироздании. Но основной
урок нашего относительного мироздания в том, что все
меняется. Пол Муад Диб преподал этот урок сардукарам на
равнинах Арракина. Его потомкам еще предстоит заучить этот
урок для самих себя.
Проповедник в Арракине.

Первым ходатаем на утренней аудиенции был кадешанский трубадур,
пилигрим хаджжа, кошелек которого опустошили арракинские наемники. Он
стоял на зеленых, как вода плитах палаты, всем своим видом показывая, что
может просить, но не попрошайничать.
Джессика, сидевшая рядом с Алией на семиступенчатой платформе,
восхитилась его дерзким видом. Для матери и дочери были поставлены рядом
два одинаковых трона, и Джессика особенно отметила, что Али села справа,
на МУЖСКОЕ место.
Что до кадешанского трубадура, то было ясно, что люди Джавида
пропустили его как раз за демонстрируемую им сейчас черту характера - за
удаль. Ожидалось, что трубадур развлечет придворных в Зале - этим и
расплатится, взамен денег, которых у него больше не было.
По докладу Жреца-Ходатая, излагавшего сейчас дело трубадура, у
кадешанца осталась только та одежда, что была на нем, да бализет на
кожаном шнуре, закинутый за плечо.
- Он говорит, его попотчевали темным напитком, - губы Ходатая
дрогнули в плохо сдерживаемой улыбке. - Если будет угодно вашему
Святейшеству, питье погрузило его в беспомощное состояние, а когда он
очнулся, его кошелек был срезан.
Джессика разглядывала трубадура, пока Ходатай нудил и нудил лживо
лебезящим голосом, выдавая одну затхлую мораль за другой. Кадешанец высок,
с лихвой за два метра. Его блуждающий взгляд говорит о бодром и остром
уме. Его золотые волосы ниспадают до плеч, по моде его планеты, и серый
балахон хаджжа не в состоянии скрыть ощущения зрелой силы, которым веет от
его тела, аккуратно сужающегося к талии от широкой грудной клетки. Он
сообщил, что зовут его Тагир Мохандис, что происходит он от владевших
собственным делом механиков, гордится своей родословной и самим собой.
Алия, наконец резким взмахом руки прервала изложение ходатайства и
заговорила, не поворачиваясь:
- Пусть первое суждение вынесет леди Джессика, в честь ее возвращения
к нам.
- Спасибо тебе, дочь, - отозвалась Джессика, подчеркивая для всех,
кто слышит, семейное старшинство. "Дочь!" Значит, этот Тагир Мохандис -
часть ее плана. Или он просто невинный простак? Вынести сужение - открыть
путь к нападению на себя, поняла Джессика. Вполне в духе Алии.
- Ты хорошо играешь на своем инструменте? - спросила Джессика,
указывая на девятиструнный бализет на плече трубадура.
- Не хуже самого великого Гурни Хэллека! - Тагир Мохандис заговорил
так громко, чтобы его услышали все в Зале, и его слова вызвали
заинтересованное шевеление среди присутствующих.
- Ты ходатайствуешь о деньгах на проезд, - сказала Джессика. - Куда
ты отправишься на эти деньги?
- На Салузу Вторую, ко двору Фарадина, - ответил Мохандис. - Я
слышал, он выискивает трубадуров и менестрелей, поддерживает искусства, и
вокруг него идет великое возрождение культурной жизни.
Джессика удержалась от взгляда на Алию. Здесь, конечно, было
известно, о чем будет просить Мохандис. Она обнаружила, что этот эпизод
спектакля ее развлекает. Они что, думают, она не в состоянии выдержать
подобный укол?
- Не сыграешь ли ты, за свой проезд? - спросила Джессика. - Мои
условия - условия Свободных. Если мне понравится твоя музыка, я могу
оставить тебя у себя, развевать мои заботы - если твоя музыка оскорбит мой
слух, я могу послать тебя на работы в пустыню, чтобы ты там отработал
деньги на свой проезд. Если я сочту, что ты играешь как раз подходяще для
Фарадина, о котором говорят, что он враг Атридесов, я тебя пошлю к нему, с
моим благословением. Будешь ты играть на этих условиях, Тагир Мохандис?
Запрокинув голову, тот громово расхохотался. Его светлые волосы
взметнулись, когда он сорвал бализет с плеча и проворно его настроил - в
знак того, что принимает вызов.
Толпа в Зале надавила, пытаясь подойти поближе, но была оттеснена
придворными и стражей.
Вскоре Мохандис тронул струны, с тщательным вниманием прислушиваясь к
привораживающей вибрации крайних, басовых струн, к их длящемуся бдению.
Затем, возвысив голос до сочного тенора, он запел, явно импровизируя, но с
такой ловкостью, что Джессика была околдована еще до того, как
сосредоточилась на словах.

Неизбывной тоской по морям Келадана
Вы томитесь, Атридесы,
В оно время его властелины,
Но на долю изгнанников - чуждые страны!

Вы твердите, что горький вам выдался жребий,
Грезы по Шаи-Хулуду растаяли в небе,
И что горечь есть в вашем сегодняшнем хлебе -
Но на долю изгнанников - чуждые страны.

Вы взнуздали Арракис рукою железной,
Червь смирился пред вами, уйдя в свои бездны,
Вы приняли судьбу без борьбы бесполезной -
Ведь на долю изгнанников - чуждые страны.

Коан-Тином зовут тебя, Алия, всюду,
Духом, скрытым от явного взора, покуда...

- ДОВОЛЬНО! - взвизгнула Алия. Она резко привстала на троне. - Я
тебя...
- Алия! - Джессика воззвала достаточно громко, голосом, повышенным
ровно настолько, чтобы привлекая полное внимание, одновременно избежать
конфронтации. Она мастерски воспользовалась Голосом, и все, ее слышавшие,
ясно ощутили, какая развитая упражнениями мощь стоит за этим возгласом.
Алия опустилась на трон, и Джессика заметила, что дочь ее нисколько не
расстроена.
"И это тоже было предусмотрено заранее, - подумала Джессика. - До
чего же интересно!"
- Этот первый проситель подлежит моему суду, - напомнила она дочери.
- Очень хорошо, - едва слышно ответила Алия.
- Я нахожу его подходящим даром Фарадину, - сказала Джессика. - Его
язык острее крисножа. Кровопускание, на которое способен этот язык, было
бы весьма оздоровительным и для нашего двора, но пусть лучше оно
предназначается для Дома Коррино.
Легкая рябь смешков разбежалась по зале.
Алия фыркающе выдохнула воздух.
- Ты слыхала, как он менял назвал?
- Он тебя никак не назвал, дочка. Он просто повторил то, что и он, и
кто угодно может услышать на улице. Они называют тебя Коан-Тин.
- Дух смерти женского рода, расхаживающий без ног, - проворчала Алия.
- И ты будешь отбрасывать тех, кто докладывает правду, то с тобой
останутся лишь знающие, что ты желаешь услышать, - сладким голосом сказала
Джессика. - Нет ничего более ядовитого, чем киснуть в собственном соку.
Все, стоявшие в непосредственной близости к трону, так и
поперхнулись.
Джессика перевела взгляд на Мохандиса, хранившего молчание, и
нисколько не запуганного. Он ожидал любого решения, которое может быть о
нем вынесено, с таким видом, словно это его вовсе не касалось. Мохандис
был как раз из породы тех, кого ее Герцог привлек бы на свою сторону в
беспокойные времена: одним из действующих с уверенностью в своей правоте,
но принижающим все, что выпадет на долю, даже смерть, не кляня судьбу.
Зачем же он тогда выбрал такую линию?
- Почему ты пел именно такие слова? - спросила его Джессика.
Он поднял голову и четко проговорил:
- Я слышал, что Атридесы благородны и свободомыслящи. Мне вздумалось
проверить это и, может быть, остаться у вас на службе, получив время найти
тех, кто меня ограбил, и расквитаться с ними по-своему.
- Он осмелился проверять НАС! - пробормотала Алия.
- Почему бы и нет? - осведомилась Джессика.
И улыбнулась трубадуру в знак благорасположения. Он пришел в этот зал
только потому, что это сулило ему еще одно приключение, еще одно новое
переживание. У Джессики появилось искушение забрать его в свою свиту, но
реакция Алии грозила бедами смелому Мохандису. Были и другие приметы,
свидетельствовавшие, что как раз этого и ждут от леди Джессики - что она
возьмет смелого и красивого трубадура себе на службу, как взяла храбреца
Гурни Хэллека. Лучше всего отослать Мохандиса туда, куда ведет его путь,
хотя и мучительно обидно отдавать Фарадину такой чудесный экземпляр.
- Он отправится к Фарадину, - сказала Джессика. - Проследите, чтобы
он получил свои деньги на проезд. Пусть его язык пустит кровь Дому Коррино
- посмотрим, выживет ли он после этого.
Алия устремила в пол вспыхнувший взгляд, затем выдавила запоздалую
улыбку.
- Мудрость леди Джессики превыше всего, - сказала она, взмахом руки
отсылая Мохандиса.
"Совсем не так пошло, как она хотела", - подумала Джессика, но по
поведению Али было красноречиво видно, что матери уготовано и более
зловещее испытание.
Следующего просителя препроводили вперед.
Джессику, видевшую реакцию дочери, начали грызть сомнения. Здесь
пригодится урок, преподанный близнецами. Пусть Алия и БОГОМЕРЗОСТЬ, но она
- одна из предрожденных. Она может знать свою мать так же, как знает саму
себя. Не укладывается, что Алия могла неправильно предположить реакции
матери в случае с трубадуром. "Зачем Алия разыграла это противостояние?
Чтобы меня отвлечь?"
Времени на размышления больше не было. Второй проситель занял место
перед двойным троном, его Ходатай - сбоку.
На этот раз просителем был Свободный, старик с песчаными отметинами
на лице, рожденного в пустыне. Он не был высок, но тело имел жилистое, а
длинная одежда, носимая обычно поверх стилсьюта, придавала ему
величественный вид. Широкая одежда сочеталась с его узким лицом,
крючковатым носом и сплошной полыхающей синевой его глаз. Стилсьюта на нем
не было - и без него старик чувствовал себя неуютно. Огромное пространство
Приемной Залы наверняка казалось ему опасной открытой местностью, которая
похитит из его тела драгоценную влагу. Под капюшоном, частично откинутым
назад, видны были узлы нефайи - головного убора наиба.