Херберт Фрэнк. Дети Дюны

самозащиты в том испытании, которое выбрали они с Ганимой. Неудача сожжет
их души. Он ел спайсовое печенье и спал, просыпался поесть опять, попить,
и возвращался в сон. Долгим было путешествие к этому месту, суровая
нагрузка для детских мускулов.
К вечеру он проснулся посвежевшим, прислушался - нет ли признаков
жизни. Выбрался из своего песчаного савана. Пыль высоко в небе летела в
одном направлении, но песок обжигал его щеку с другого - верные признаки
идущей перемены погоды. Он ощутил приближение бури.
Он осторожно выбрался на гребень дюны, опять поглядел на загадочные
скалы. Воздух между ним и скалами был желт. Приметы говорили, что
надвигается буря Кориолис, ветер, несущий смерть в своем животе. Огромная
простыня гонимого ветром песка растянется, возможно, свыше чем на четыре
градуса широты. Заброшенная пустота гипсового подпола обрела теперь желтый
оттенок, отражая облака пыли. Лито обволокло обманчиво мирным веером.
Затем свет угас и пала ночь - быстро приходящая ночь внутренней пустыни.
Скалы предстали угловатыми вершинами, посеребренными светом Первой Луны.
Он ощутил, как в кожу его впиваются песчаные колючки. Раскат сухого грома
прозвучал эхом отдаленных барабанов и, в пространстве между лунным светом
и тьмой, он заметил внезапное движение: летучие мыши. Ему слышны были
колыхание их крылышек, их тонкие попискивания.
ЛЕТУЧИЕ МЫШИ.
Случайно или намеренно, это место внушало мысль о заброшенности и
запустении. Это, должно быть, и есть полулегендарная твердыня
контрабандистов: Фондак. А если не Фондак? Если табу все еще действует и
это - лишь призрачная мертвая оболочка Джакуруту?
Лито скорчился на подветренной стороне дюны, дожидаясь ночи, чтобы
приноровиться и вписаться потом в ее собственные ритмы. Терпение и
осторожность - осторожность и терпение. Некоторое время он развлекался,
припоминая маршрут Чосера из Лондона в Кентербери - перечисляя места от
Сауфмарка: две мили до оазиса Св.Томаса, пять миль до Дептфорда, шесть
миль до Гринвича, тридцать миль до Рочестера, сорок миль до Ситтингбурна,
пятьдесят миль до Баутона под Блином, пятьдесят восемь миль до Харблдауна
и шестьдесят миль до Кентербери. Сознание, что немногие в его мире помнят
Чосера или знают какой-либо Лондон кроме поселения на Гансириде, вызывало
в нем воодушевляющее чувство неподвластного времени бакена. Св.Томас
сохранился в Оранжевой Католической Библии и в Книге Азхара, но Кентербери
исчезло из людской памяти, точно так же, как и планета, где оно
находилось. Такова ноша его воспоминаний, всех тех жизней, что угрожают
его поглотить. Некогда он совершил эту поездку в Кентербери.
Однако, нынешнее его путешествие было длиннее и опаснее.
Вскоре он прокрался через гребень дюны и направился к освещенным
луной скалам. Он сливался с тенями, быстро проскальзывал через гребни, не
издавал ни звука, способного дать знать о его присутствии.
Пыль исчезла, как это частенько бывало перед бурей, и ночь была
великолепной. Сейчас, в отличие от недвижного дня, он слышал, как,
приближаясь к скалам, маленькие создания суетятся во тьме.
В низине между двумя дюнами он наткнулся на семейство джебоа,
бросившееся от него врассыпную. Он перемахнул через следующий гребень,
соленая встревоженность пронизывала его эмоции. Та расселина, что он видел
- это ли вход? Были и другие заботы: съетчи прежних времен всегда
охранялись ловушками - отравленные шипы в ямах, отравленные иглы на
растениях. На ум ему лезло старое выражение Свободных: "слухом мыслящая
ночь". И он прислушивался к малейшему звуку.
Теперь серые скалы возвышались над ним, став гигантскими при
приближении. Прислушиваясь, он услышал на этой круче невидимых птиц, тихий
звук крылатой добычи для хищников. Голоса принадлежали дневным птицам, но
раздавались ночью. Что так круто поменяло их образ жизни? Людские хищники?
Лито резко замолк. Над утесом светил огонь - танец мерцающих и
загадочных драгоценностей на фоне черного газа ночи, вид того сигнала, что
может подаваться из съетча странствующим по бледу. Кто же обитатели этого
места? Он прокрался вперед, к глубочайшим теням у подножия кручи, пошарил
по камню рукой, двинулся на ощупь в расселину, виденную им днем. Нашел он
ее при восьмом шаге, вытащил из фремкита пескошноркель и потыкал во тьму.
Когда он сдвинулся, что-то тугое и вяжущее упало на его плечи и руки,
сковав его.
КАПКАННАЯ ЛОЗА!
Он удержался от порыва начать бороться, лоза бы от этого только туже
затянулась. Он уронил шноркель, изогнул пальцы правой руки, стараясь
добраться до ножа на поясе. До чего же он показал себя несмышленым - надо
было с расстояния швырнуть что-нибудь в эту расселину, проверить, нет ли
опасностей во тьме. Его ум был слишком занят светом над кручей.
От каждого движения лоза все туже затягивалась, но его пальцы
коснулись наконец рукояти ножа. Он осторожно охватил рукой рукоять, начал
вытаскивать нож.
Его окутал слепящий свет, сковавший его движения.
- А, славная добыча в наших сетях, - густой мужской голос позади Лито
показался ему чем-то смутно знакомым. Лито попробовал повернуть голову,
отдавая себе отчет, что лоза просто раздавит его тело, если он будет
двигаться слишком вольно.
Рука забрала его нож, прежде чем он успел увидеть пленившего его. Та
же рука со знанием дела обыскала его сверху донизу, вытащила маленькие
приспособленьица, которые он и Ганима носили ради того, чтобы выжить.
Ничто не ускользнуло от обыскивавшего, даже удавка из шигавира, спрятанная
в волосах.
Лито так его и не видел.
Пальцы что-то сделали с лозой, и Лито обнаружил, что может вздохнуть
свободней, затем мужчина сказал:
- Не сопротивляйся, Лито Атридес. Твоя вода - в моей чаше.
С огромным усилием сохранив спокойствие, Лито спросил:
- Ты знаешь мое имя?
- Разумеется? Когда кто-то попадает в ловушку, то это ради чего-то.
Он у нас уже намеченная жертва, разве нет?
Лито промолчал, но мысли его закружились вихрем.
- Подозреваешь предательство? - сказал густой голос. Руки повернули
Лито, мягко, но с явной демонстрацией силы. Взрослый показывал ребенку, за
кем превосходство.
Лито посмотрел туда, где полыхали два переносных светильника, увидел
черные обводы закрытого маской стилсьюта лица, капюшон. Когда глаза его
привыкли после темноты, он увидел темную полоску кожи, глубоко запавшие
глаза потребителя меланжа.
- Ты удивляешься, почему мы подняли всю эту суету, - голос мужчины,
исходивший из закрытой нижней части лица, как-то занятно приглушался,
словно мужчина старался скрыть свой выговор.
- Я давно перестал удивляться количеству людей, желающих смерти
близнецов Атридесов, - ответил Лито. - Причины очевидны.
Пока Лито это произносил, его ум кидался на неизвестное как на прутья
клетки, яростно добиваясь ответов. Ловушка именно на него? Кто знал, кроме
Ганимы? Невозможно! Ганима бы не предала собственного брата. Тогда кто-то,
достаточно хорошо его знавший, чтобы предугадать его действия? Кто? Его
бабушка? Откуда ей суметь?
- Тебе нельзя было позволить и дальше продолжать в том же духе, -
сказал мужчина. - Очень плохо! Перед тем, как взойти на трон, тебе надо
получить образование, - глаза без белков неподвижно посмотрели на Лито. -
Ты удивляешься, как кто-то осмеливается браться за образование такой
персоны, как ты? Как ты, со знанием множества обитающих в твоей памяти! В
том-то и дело, видишь ли! Ты считаешь себя образованным, но ты лишь склеп
мертвых жизней. У тебя еще нет твоей собственной жизни. Ты - лишь ходячая
перенасыщенность другими, всеми, у которых одна цель - искать смерти. Не
годится правителю искать смерти. Ты все устелешь трупами вокруг себя. Твой
отец, например, никогда не понимал...
- Ты осмеливаешься говорить о нем в таком тоне?
- Много раз я на это осмеливался. В конце концов, он был лишь Пол
Атридес. Ладно, мальчик, добро пожаловать в свою школу.
Мужчина высвободил руку из-под плаща, коснулся щеки Лито. Лито ощутил
толчок и его понесло куда-то во тьму, в которой развевался зеленый флаг.
Это было зеленое знамя Атридесов с его символами дня и ночи, с древком
Дюны, скрывавшим трубку с водой. Теряя сознание, он слышал журчание воды.
Или это кто-то хихикнул?

36

МЫ все еще можем вспоминать золотые дни до
Хайзенберга, показавшего людям стены, окружающие их
предопределенные доводы. Жизни внутри меня находят это
забавным. Знание, видите ли, бесполезно, если бесцельно,
но цель - это и есть то, что возводит окружающие стены.
Лито Атридес II. Его Голос.

Алия жестко разговаривала со стражами, стоявшими перед ней в фойе
Храма. Их было девять, в пыльных зеленых мундирах пригородного патруля, и
все они еще не могли отдышаться и обливались потом от напряжения. Свет
позднего полдня проникал в дверь за ними. Площадь была очищена от
пилигримов.
- Итак, мои приказы ничего для вас не значат? - вопросила она.
И она удивилась собственному гневу, не пытаясь его сдержать, но
выплескивая его наружу. Тело ее трепетало от напряжения многих событий -
как с цепи всех разом сорвавшихся. Айдахо исчез... леди Джессика...
никаких сообщений... Только слухи, что она на Салузе. Почему Айдахо не
подал весточки? Что он совершил? Узнал ли он наконец о Джавиде?
На Алии было желтое одеяние - цвет Арракинского траура, цвет палящего
солнца Свободных. Через несколько минут она возглавит вторую и последнюю
погребальную процессию к Старому ущелью, чтобы установить там мемориальный
камень по ее пропавшему племяннику. Работа будет завершена ночью,
подходящие почести тому, кому предназначено было править Свободными.
Жреческая стража вроде бы встретила ее гнев даже с вызовом, и уже без
всякого стыда. Они стояли перед ней, очерченные тающим светом. Запах пота
легко проникал сквозь легкие и неэффективные стилсьюты горожан. Их глава,
высокий светловолосый Каза, с символами бурки - символами семьи Каделам,
убрал в сторону маску стилсьюта, чтобы говорить яснее. Голос его был полон
гордыни, которой и следовало ожидать от отпрыска семьи, некогда правившей
съетчем Табр.
- Разумеется, мы постарались его схватить!
Он явно был выведен из себя ее нападением:
- Он богохульствует! Мы знаем твои приказы, но мы слышали его
собственными ушами!
- И не сумели его схватить, - тихим и обвиняющим голосом сказала
Алия.
Одна из стражей, невысокая молодая женщина, попробовала защититься:
- Там была густая толпа! Клянусь, люди нам намеренно встревали на
пути!
- Мы до него доберемся, - сказал Каделам. - Не вечно же нам терпеть
неудачу.
Алия нахмурилась.
- Вы что, не понимаете меня и мне не повинуетесь?
- Миледи, мы...
- Что ты сделаешь, Каделам, если схватишь его и обнаружишь, что он и
в самом деле мой брат?
Он явно не уловил оттенков интонации в ее вопросе, хотя не мог он
стать жреческим стражем, не имея достаточно образования и
сообразительности, чтобы соответствовать своей работе. Он желает
пожертвовать собой?
Стражник сглотнул и сказал:
- Мы сами должны убить его, поскольку он сеет смуту.
Остальные воззрились на него с ужасом, отвращением - и все с таким же
непокорством. Они понимали, что именно они слышали.
- Он призывает племена сплотиться против тебя, - сказал Каделам.
Алия теперь понимала, как его укротить. Она сказала спокойно и с
будничной деловитостью:
- Понимаю. Что ж, если ты должен пожертвовать собой таким образом,
открыто его настигнув, чтобы все видели, кто ты такой и что ты сделал -
наверно, ты и вправду должен, как я понимаю.
- Пожертвовать со... - он осекся, поглядел на товарищей. Как Каза
отряда, его назначенный руководитель, он имел право говорить за них, но
тут он проявил признаки того, что предпочел бы промолчать. Другие стражи
неуютно заерзали. В пылу преследования, они открыто пренебрегли приказом
Алии. Можно было только размышлять над тем, чем обернется такое
неповиновение "Чреву Небесному". После того, как они явно почувствовали
себя неуютно, между ними и их Казой образовалось небольшое расстояние.
- Ради блага Церкви, наша официальная реакция должна будет быть
сурова, - сказала Алия. - Ты понимаешь, о чем я говорю?
- Но он...
- Я сама его слышала, - сказала она. - Но это особый случай.
- Он не может быть Муад Дибом, миледи!
"Как же мало ты знаешь!" подумала она. И сказала:
- Нам нельзя рисковать, захватывая его на людях, где другие смогут
увидеть причиненный ему вред. Если предоставится другая возможность -
тогда конечно.
- Он все эти дни непрестанно окружен толпой!
- Тогда, я боюсь, мы должны быть терпеливы. Конечно, если ты
настаиваешь на неповиновении мне... - она оборвала фразу, предоставив ему
из воздуха выловить недосказанное о последствиях - но он хорошо понял.
Каделам был честолюбив, перед ним открывалась блестящая карьера.
- Мы не имели в виду явить себя непокорными, миледи, - он теперь
овладел собой. - Мы действовали поспешно - теперь я это вижу. Простите
нас, но он...
- Ничего не произошло - нечего прощать, - ответила она, пользуясь
принятой формулой Свободных: одним из многих способов, при помощи которого
племя поддерживало мир в своих рядах, и этот Каделам еще достаточно имеет
от Старого Свободного, чтобы это помнить. В его семье - долгая традиция
править. Вина - это тот хлыст наиба, которым надо пользоваться скупо.
Свободные служат лучше, когда избавлены от вины и упреков.
Он показал, что осознает ее приговор, склонив голову и сказав:
- Ради блага племени - я понимаю.
- Идите и освежитесь, - сказала она. - Процессия начнется через
несколько минут.
- Да, миледи, - и они заспешили прочь, каждое их движение выдавало, с
каким облегчением они уходят.
Внутри Алии пророкотал бас:
"Ага! Ты донельзя искусно с этим справилась. Один-двое из них до сих
пор верят, что ты хочешь смерти Проповедника. Они найдут способ".
"Заткнись! - прошипела она. - Заткнись! Мне бы никогда не следовало к
тебе прислушиваться. Смотри, что ты натворил..."
"Направил тебя на путь безнравственности", - ответил бас.
Она ощутила как этот голос откликается в ее черепе отдаленной болью,
подумала: "Где мне спрятаться? Мне некуда идти!"
"Нож Ганимы остр, - сказал Барон. - Помни это".
Алия моргнула. Да, это то, что стоит помнить. Нож Ганимы остр. Может,
этот нож еще избавит их от нынешних затруднений.

37

Веря неким словам, ты веришь а их скрытые доводы.
Веря, что нечто правильно или неверно, правдиво или лживо,
ты веришь в предположения, заключенные в словах,
выражающих эти доводы. Такие предположения часто полны
пробелов, но для убежденных пребывают драгоценнейшими.
Доказательство с открытым концом. Паноплиа Профетикус.

Ум Лито плавал в густейшем настое запахов. Он распознал тяжелый
коричный запах меланжа, застоявшийся пот работающих тел, едкий запах из
сборника воды мертвых со снятой крышкой, пыль многих видов - кремневая
преобладала. Запахи образовывали шлейф через пески грез, творили туманные
формы в мертвой стране. Он знал, что эти запахи должны что-то ему
поведать, но часть его еще не могла слушать.
Мысли призраками проплывали в его мозгу: "В данное время у меня нет
законченных черт - я весь состою из предков. Солнце, опускающееся в песок
- это солнце, опускающееся в мою душу. Некогда это множество внутри меня
было великим, но с этим кончено. Я - Свободный, и приму наконец
Свободного. Золотая тропа кончилась, не начавшись. Ничего нет, кроме
заметаемого ветром следа. Мы, Свободные, знали все уловки, чтобы скрыть
себя - не оставляли ни экскрементов, ни воды, ни следов... Смотри теперь,
как тает мой след".
Мужской голос повторял у его уха: "Я мог бы убить тебя, Атридес. Я
мог бы убить тебя, Атридес". Это повторялось снова и снова, пока потеряло
значения, не стало чем-то вроде бессловесного заклинания, запавшего в
дремоту Лито: "Я мог бы убить тебя, Атридес".
Лито прокашлялся - и ощутил, как потрясла его чувства реальность
этого простого действия. Его пересохшее горло сумело выдавить:
- Кто?..
Голос рядом с ним сказал:
- Я - образованный Свободный, и я убивал уже. Вы забрали наших богов,
Атридесы. Что нам печься о вашем вонючем Муад Дибе? Ваш бог мертв!
Настоящий это голос урабы или еще один кусок его сна? Лито открыл
глаза, обнаружил, что лежит несвязанным на жесткой кровати. Он посмотрел
вверх - на камень, на тусклые глоуглобы, на лицо без маски, разглядывая
его так близко, что он ощущал, как пахнет дыхание человека обычной едой
съетчей. Лицо - Свободного: не могло быть ошибки насчет темной кожи,
резких черт и обезвоженной плоти. Это был не упитанный горожанин. Это был
Свободный пустыни.
- Я - Намри, отец Джавида, - сказал Свободный. - Теперь ты знаешь
меня, Атридес?
- Я знаю Джавида, - сипло проговорил Лито.
- Да, твоя семья хорошо знает моего сына. Я им горжусь. Возможно, вы,
Атридесы, скоро узнайте его еще лучше.
- Что...
- Я - один из твоих школьных наставников, Атридес. У меня только одна
задача: я - тот, кто мог бы тебя убить. Я бы с радостью это сделал. В этой
школе, окончить успешно - означает жить, провалиться - означает попасть в
мои руки.
В его голосе Лито услышал неумолимую искренность. Его пробрало
морозом. Это - Гом Джаббар в человечьем обличьи, высокомерный враг, для
испытания его права на вход в человеческое сообщество. Лито ощутил в этом
руку своей бабушки, а за ней - безликие массы Бене Джессерит. Его скорчило
при этой мысли.
- Твое образование начинается с меня, - сказал Намри, - это
справедливо. Это соответствующе. Потому что на мне оно может и кончиться.
Теперь слушай меня внимательно. Каждое мое слово несет в себе жизнь. Все
во мне несет смерть.
Лито стрельнул глазами по комнате: каменные стены, голо - только его
кровать, тусклые глоуглобы и темный проход позади Намри.
- Мимо меня не проскочишь, - сказал Намри. И Лито ему поверил.
- Зачем ты это делаешь? - подумал Лито.
- Это уже объяснено. Подумай, какие замыслы в твоей голове! Ты здесь,
а в состояние настоящего нельзя вставить будущее. Несочетаема эта пара -
"теперь" и "в будущем". Но если ты доподлинно узнаешь свое прошлое, если
ты посмотришь вспять и увидишь, где ты побывал, то, может быть, опять
найдешь в нем разумное. Если нет - это будет твоя смерть.
Лито отметил, что в голосе Намри нет злобы, но, при всем том звучит
он твердо - обещание смерти сдержит.
Намри повернулся на каблуках, посмотрел в каменный потолок.
- Во время оно Свободные встречали зарю, обратясь лицом на восток.
Эос, знакомо? "Заря" - на одном из старых языков.
- Я говорю на этом языке, - с горькой гордостью ответил Лито.
- Значит, ты меня не слушал, - сказал Намри, и лезвие ножа было в его
голосе. - Ночь была временем хаоса. День был временем порядка. Вот как
было во времена того языка, на ковром, по твоим словам ты говоришь: тьма -
беспорядок, свет - порядок. Мы, Свободные, изменили это. Эос стал светом,
которому мы не доверяли. Мы предпочли свет луны или звезд. Свет обозначал
слишком много порядка, и это могло быть гибельным. Видишь, что сделали вы,
Атридесы - Эос? Человек - творение лишь того света, который его защищает.
На Дюне, солнце было нашим врагом, - Намри опустил взгляд на Лито. - Какой
свет ты предпочитаешь, Атридес?
По тому, как Намри приосанился, Лито почувствовал, что этот вопрос
очень весом. Убьет ли его этот человек, если он не даст правильного
ответа? Может. Лито видел, что рука Намри спокойно покоится на рукояти
крисножа. Кольцо в виде магической черепахи блеснуло на боевой руке
Свободного.
Лито легко присел на колени, перебирая в уме верования Свободных. Они
доверяли Закону и любили, когда его уроки преподносились в виде аналогий,
эти старые Свободные. Свет луны?
- Я предпочитаю... свет Лисану, Л'хакку, - сказал Лито, следя за
Намри, чтобы уловить малейшую подсказку в его поведении. Тот, вроде бы,
был разочарован, но его рука соскользнула с ножа. - Это свет правды, свет
истинного мужчины, в котором ясно видно влияние ал-Мутакаллима, -
продолжил Лито. - Какой иной свет предпочтет человек?
- Ты говоришь как цитирующий, а не как верующий, - проговорил Намри.
Я и цитирую, - подумал Лито. Но начал ощущать направленность мыслей
Намри, как тот процеживает свои слова через давний навык старинной игры в
загадки. В подготовку Свободных включались тысячи таких загадок, и Лито
надо было лишь обратиться памятью к обычаям, чтобы примеры начали
всплывать в его уме. Вопрос: "Молчание?". Ответ: "Друг преследуемого".
Намри кивнул себе, как бы разделяя эту мысль, и сказал:
- Есть пещера, являющаяся для Свободных пещерой жизни. Взаправдашняя
пещера, спрятанная пустыней. Шаи Хулуд, прапрадед всех Свободных,
запечатал эту пещеру. Об этом мне рассказывал мой дядя Зиамад, а он
никогда не лгал мне. Есть такая пещера.
Намри кончил говорить - и наступило вызывающее Лито молчание. ПЕЩЕРА
ЖИЗНИ?
- Мой дядя Стилгар тоже рассказывал мне об этой пещере, - сказал
Лито. - Она запечатана, чтобы трусы не могли в ней прятаться.
Отсвет глоуглоба промелькнул в затененных глазах Намри. Он спросил:
- Вы бы, Атридесы, открыли эту пещеру? Вы стремитесь управлять жизнью
через духовенство: ваше централизованное духовенство для информации,
Оквафа и Хаджжа. Уполномоченный Маулана называется Козар. Он проделал
долгий путь от истоков своей семьи в соляных копях Ниази. Скажи мне,
Атридес, что не так с вашим духовенством?
Лито выпрямился, отдавая себе отчет, насколько полно он втянут в эту
игру в загадки с Намри, и что ставка - смерть. Все в этом человеке
показывало, что при первом же неправильном ответе он использует свой
криснож.
Намри, увидя в Лито это понимание, сказал:
- Верь мне, Атридес. Я - сокрушитель мертвецов. Я - Железный Молот.
Теперь Лито понял. Намри виделся себе Мирзабахом, Железным Молотом,
которым побивают тех мертвых, которые не могут дать удовлетворительного
ответа на вопросы, на которые они обязаны ответить при входе в рай. Что не
так с централизованным духовенством, созданным Алией и ее жрецами?
Лито подумал о том, как он ушел в пустыню, и к нему вернулась
маленькая надежда, что Золотая тропа может еще появиться в его мире. Намри
подразумевал в своем вопросе нечто большее, а не то, какой мотив погнал
собственного сына Муад Диба в пустыню.
- Только Господу принадлежит указывать путь, - сказал Лито.
У Намри дернулся подбородок и он впился в Лито колючим взглядом:
- Может ли быть правдой, что ты действительно в это веришь? -
вопросил он.
- Поэтому я и здесь, - ответил Лито.
- Найти путь?
- Найти его для самого себя, - Лито свесил ноги с кровати. Непокрытый
коврами каменный пол был холоден. - Жрецы создали свою духовную
организацию, чтобы спрятать путь.
- Ты говоришь, как неподдельный мятежник, - сказал Намри и потер
кольцо-черепаху на своем пальце. - Посмотрим. Еще раз внимательно слушай.
Ты знаешь высокую Защитную стену в Джалал-уд-Дине? Эта стена хранит знаки
мой семьи, высеченные там в первые дни. Джавид, мой сын, видел эти знаки.
Абеди Джалал, мой племянник, видел эти знаки. Муджахид Шафкват из Тех,
Других, он тоже их видел. В сезон бурь под Суккаром, я проходил с моим
другом Якупом Абадом возле этого места. Ветры были опаляюще горячи, как те
вихри, от которых мы научились нашим танцам. У нас не было времени
взглянуть на знаки, потому что буря загородила дорогу. Но когда буря
миновала, нам было видение. Факты над взвеянным песком. На мгновение
показалось лицо Шакир Али, взирающего сверху на свой город гробниц.
Видение исчезло через краткий миг, но мы все его видели. Скажи мне,
Атридес, где могу я найти город гробниц?
Вихри, от которых мы научились нашим танцам, подумал Лито. "Видение
Фатты и Шакир Али".Это были слова Скитальца Дзэнсунни - одного из тех, кто
почитал себя единственными настоящими мужчинами пустыни.
"И у Свободных нет гробниц".
- Город гробниц в конце той тропы, которой следуют все люди, - сказал
Лито. И процитировал представление Дзэнсунни о рае: "Это сад на тысячу
шагов в охвате. Чудесный коридор служит входом в него, в двести тридцать
три шага в длину и в сотню шагов в ширину, весь вымощенный мрамором из
древнего Яйпура. Там обитает ар-Раззак, дающий пищу, всем жаждущим. И в
Судный День, все, кто встанет и будет искать этот город гробниц, не найдет
его. Поскольку писано: то, что ты знаешь в одном мире, ты не найдешь в
другом".
- И опять ты цитируешь без веры, - насмешливо скривился Намри. - Но,
пока что, я приму это, потому что, по-моему, ты знаешь, зачем ты здесь, -
холодная улыбка тронула его губы. - Я даю тебе УСЛОВНОЕ будущее, Атридес.
Лито напряженно приглядывался к Намри. Не еще ли один это вопрос -
замаскированный?
- Хорошо, - сказал Намри. - Твой разум был уже подготовлен. Я убрал
шипы. Ладно, еще один вопрос. Ты слышал, что в городах далекого Кадриша
имитируют стилсьюты?
Пока Намри ждал, Лито вопрошал свой ум, нет ли и здесь скрытого
значения. "Имитация стилсьютов? Их носят на многих планетах". И он сказал:
- Кадриш? Пусть расфуфыриваются, как хотят, это давно известно, уже
набило оскомину. Умные животные сливаются с фоном.
Намри медленно кивнул и сказал:
- Тот, кто тебя поймал и доставил сюда, скоро тебя навестит. Не
пытайся покинуть это место. Это станет твоей смертью.
Встав при этих словах, Намри вышел и исчез в темном проходе.