Страница:
- Он последует. - Она указала на экран. - Сдается мне, что Левенбрег
там может представить собой проблему.
- Проблему? Как это?
- Сколько людей знает об этих тиграх?
- Левенбрег, он дрессирует их, один транспортный пилот, вы, и,
конечно... - Он стукнул себя в грудь.
- А что покупатели?
- Они ничего не знают. Чего вы боитесь, принцесса?
- Мой сын, ну, он очень чувствительный!
- Сардукары не раскрывают своих секретов, - сказал он.
- А также и мертвые, - Она полилась вперед и нажала на красную кнопку
под освещенным экраном.
В тот же миг Лазанские тигры подняли головы. Они вскочили на ноги и
посмотрели на вершину холма, на Левенбрега. Одновременно они повернулись и
начали быстро карабкаться вверх по склону холма.
Поначалу выглядя совершенно спокойно, Левенбрег нажал кнопку на своем
пульте управления. Его движения были уверенны, но по мере того, как кошки
продолжали подбираться к нему, он все сильнее и яростнее нажимал на
кнопку. И вдруг осознание происходящего сковало черты его лица, и он рукой
потянулся к ножу, который висел у него на поясе. Но он спохватился слишком
поздно. Сильная лапа с растопыренными когтями ударила его в грудь и сбила
с ног. Когда он упал, другой тигр зубами схватил его за шею и встряхнул.
Его позвонки хрустели.
- Не упускай малейших деталей, - сказала принцесса. Она повернулась,
резко выпрямилась, когда Тайканик достал свой нож. Но он показал ей лезвие
ножа, держа его в руке перед собой.
- Наверное, ты предпочла бы воспользоваться моим ножом, чтобы
обратить внимание на другую деталь, - сказал он.
- Верни его назад, в ножны, и хватит дурачиться! - воскликнула она в
гневе. - Когда-нибудь ты, Тайканик, ухитришься меня...
- Это был хороший человек, принцесса. Один из моих лучших людей.
- Один из _м_о_и_х_ лучших людей, - поправила она его.
Он глубоко, взволнованно вздохнул и убрал в ножны нож.
- А как быть с транспортным пилотом?
- Это можно представить как несчастный случай, - сказала она. - Ты
предупредишь его, чтобы он был очень осторожен, когда этих тигров повезет
к ним. И конечно, когда он доставит на транспорте наших любимцев людям
Джавида... - Она взглянула на нож.
- Это приказ, принцесса?
- Да.
- Тогда, может быть, мне упасть на мой нож, или ты позаботишься об
этой... э-э-э, подробности?
Она заговорила притворно спокойным, твердым голосом:
- Тайканик, если бы я не была абсолютно уверена, что ты не упадешь на
свой нож по моей команде, ты не стоял бы сейчас здесь, рядом со мной,
вооруженный.
Он молча выслушал ее и уставился на экран. Тигры все еще ели.
Она отказалась смотреть на экран, она не отвела глаз от Тайканика и
сказала:
- Ты также скажешь нашим покупателям, чтобы они больше не привозили
нам подобранные пары детей, такие, которые подходят необходимым
требованиям.
- Как прикажешь, принцесса.
- Не говори со мной таким тоном, Тайканик.
- Да, принцесса.
Ее губы вытянулись в тонкую линию. Потом она добавила:
- Сколько пар костюмов у нас еще осталось?
- Шесть пар, а также стилсьюты и обувь для песка, все это помечено
знаками Атридесов, которые вытканы на ткани.
- Ткань такая же богатая, как и на той паре? - она кивнула в сторону
экрана.
- Вполне соответствующая королевской, принцесса.
- Внимание к детям, - сказала она. - Одежду следует отправить на
Арракис в качестве подарков для королевских близнецов. Это будет подарком
от моего сына, ты понимаешь меня, Тайканик?
- Вполне, принцесса.
- Пусть напишет что-то вроде сопроводительного письма. В нем должно
говориться, что он посылает эту пустяковую одежду в знак своей преданности
Дому Атридесов. Что-то в этом духе.
- А по какому случаю?
- Ну, хотя бы по поводу дня рождения, праздника или еще чего-нибудь,
Тайканик. Это я предоставляю тебе. Я доверяю тебе, мой друг.
Он молча посмотрел на нее.
Ее лицо ожесточилось.
- Ты наверняка должен знать это? Кому еще я могу довериться с тех
пор, как умер мой муж?
Он пожал плечами и подумал, что с ней очень опасно быть в тесных
отношениях, особенно после того, как он только что убедился на примере
Левенбрега, что может произойти.
- И еще, Тайканик, - сказала она, - еще одна деталь.
- Да, принцесса.
- Моего сына учат управлять. Наступит время, когда он будет готов
взять власть в свои руки. Ты узнаешь, когда наступит этот момент. Я хочу,
чтобы меня немедленно об этом поставили в известность.
- Как прикажешь, принцесса.
Она откинулась назад и понимающе посмотрела на Тайканика.
- Ты не одобряешь меня, я знаю это. Но для меня не имеет значения,
сколько времени ты будешь помнить этот урок с Левенбрегом.
- Он хорошо обращался с животными, но вполне заменимый слуга, да,
принцесса.
- Я совсем не это имела в виду!
- Разве? Тогда... я не понимаю.
- Армия, - сказала она, - формируется, по возможности, из полностью
заменимых частей. Вот это и есть урок Левенбрега.
- Заменимые части, - сказал он. - Включая высшее командование?
- Без высшего командования. В армии для этого редко возникает
причина, Тайканик. Вот почему ты немедленно овладеешь религией Махди, и в
то же время начнешь обращать в нее моего сына.
- Я готов, принцесса. Я полагаю вы не хотите, чтобы я ограничил его
образование по другим военным искусствам ради этой, э-э-э... религии?
Она вскочила со стула, обошла его кругом, остановилась у двери
сказала, не оборачиваясь:
- Когда-нибудь, Тайканик, ты выведешь меня из терпения. - С этими
словами она вышла.
Или мы отказываемся от почитаемой долгое время теории
относительности, или мы перестаем верить, что можем
вовлечь себя в непрерывное точное предсказание будущего. В
самом деле, зная, что будущее поднимает множество
вопросов, на которые невозможно ответить, придерживаясь
традиционного подхода, если, во-первых, не отделять
Наблюдателя от Времени и, во-вторых, не сводить к нулю
развитие. Если вы принимаете теорию относительности, то
может быть видно, что Время и Наблюдатель должны
находиться в тесной связи, иначе вкрадутся ошибки.
Казалось бы, можно сказать, что невозможно вовлечься в
точное предсказание будущего. Тогда как мы объясним
продолжающиеся поиски этой призрачной цели уважаемыми
учеными? Тогда как объясним Муад Диба?
Харк ал-Ада. Лекция по Предвидению.
- Я должна тебе кое-что рассказать, - сказала Джессика, - хотя даже я
знаю, что этот мой рассказ напомнит тебе о многих случаях из нашего общего
прошлого и что это подвергнет тебя опасности.
Она замолчала, чтобы посмотреть, как Ганима воспринимает это.
Они сидели одни, вдвоем, расположившись на низких диванных подушках в
палате съетча Табр. Понадобилось значительное умение для проведения этой
встречи, и Джессика была совсем не уверена, что не она одна прикладывала
усилия для подобной встречи. Казалось, Ганима предвидела и продумывала
каждый шаг.
Было почти два часа пополудни, и волнения, связанные с узнаваниями,
были уже позади. Джессика заставила себя сконцентрировать внимание на этой
комнате со стенами из скал, с ее темными занавесями и желтыми подушками.
Чтобы преодолеть накопившееся напряжение, она мысленно перенеслась, в
первый раз за многие годы, во времена, напоминавшие ей о Литании. Против
Страха из ритуала Бене Джессерит.
"Я должна бояться. Страх убивает разум. Страх - это маленькая смерть,
которая несет полное забвение. Я буду смотреть в лицо моему страху. Я
позволю ему овладеть мною и пронзить меня насквозь. И когда он уйдет, я
внутренним зрением прослежу его путь. Там, куда уйдет страх, не будет
ничего. Только я останусь".
Она проделала это молча и глубоко, спокойно вздохнула.
- Иногда это помогает, - сказала Ганима. - Я имею в виду Литанию.
Джессика закрыла глаза, чтобы скрыть потрясение от этой способности
проникновения в чужие мысли. Прошло много времени с тех пор, как
кто-нибудь был способен прочитать ее сокровенные мысли. Осознание этого
всегда приводило в замешательство, особенно, когда эта способность
подкреплялась интеллектом, который скрывался под маской детства.
Посмотрев в лицо своему страху, Джессика открыла глаза и уже знала
источник беспорядка: "Я боюсь моих внуков". Ни один из этих детей не
показал позор Мерзости, который Алия выставляла напоказ, хотя Лито выдавал
каждый признак какого-то ужасающего уживания. Вот по какой причине он
очень искусно отстранен от этой встречи.
В порыве гнева Джессика отбросила в сторону свои привычные застарелые
эмоциональные маски, зная, что здесь от них не будет никакой пользы, они
всего лишь препятствие в общении. С тех пор, когда у нее была любовь с
Герцогом, она не убирала препятствия, и она обнаружила, что это ей
принесло одновременно облегчение и боль. Остались факты, которые ни
проклятья, ни молитвы, ни Литания не могли бы убрать из этой жизни. От
этих фактов нельзя было убежать. Их нельзя было проигнорировать. Элементы
видений Пола были восстановлены и были подхвачены его детьми. Они были
магнитом в пустоте: жестокость и все самые серьезные злоупотребления
властью притягивались к ним.
Ганима, наблюдавшая за сменой эмоций на лице своей бабушки, была
очень удивлена, что Джессика потеряла над собой контроль.
Абсолютно синхронно, как бы улавливая движения друг друга, обе
повернулись, глаза их встретились, и они уставились друг на друга,
проникая глубоко друг в друга. Они обменялись между собой мыслями, не
произнося слов.
Джессика: "Я хочу, чтобы ты видела мой страх".
Ганима: "Теперь я знаю, что ты любишь меня".
Это был быстро проходящий момент их внутреннего доверия.
Джессика сказала:
- Когда твой отец был еще мальчиком, я доставила на Келадан
Преподобную Мать, чтобы протестировать его.
Ганима кивнула. Память об этом была слишком яркой: "Мы, последователи
Бене Джессерит, были очень осторожны, чтобы увериться в том, что дети,
которых мы воспитывали, были людьми, а не животными. Никто никогда не мог
определить это по внешнему виду".
- Это тот метод, с помощью которого вас обучали, - сказала Ганима, и
память устремилась в ее разум: это старая Бене Джессерит, Ганус Хэлен
Моахим. Она прибыла в замок Келадана со своим ядовитым Гом Джаббаром. И
ящичком жгучей боли. Рука Пола (собственная рука Ганимы в разделенной
памяти) была в агонии от этого ящичка, в то время как старуха спокойно
говорила о мгновенной смерти, если он вытащит руку из ящика с болью. И не
было сомнений в том, что смерть подкрадывалась к горлу ребенка, а
старческий голос монотонно бубнил свое разумное объяснение:
- Ты слышал о животных, которые перегрызают себе ногу, чтобы
выбраться из капкана. Это свойственно животным. Человек же останется в
капкане, будет терпеть боль, ощущая смерть, потому что он может убить
того, кто ставил капкан, и подвергнуть его наказанию.
Ганима затрясла головой при воспоминании о боли. Жжение! Жжение! Полу
казалось, что от его кожи, из подверженной боли руки идет черный дым
внутри ящика, мясо скручивается и отваливается, и остаются только одни
обгоревшие кости. Но это был обман - рука была невредима. Хотя на лбу
Ганимы выступил пот при этом воспоминании.
- Разумеется, ты помнишь это так, как я не могу, - сказала Джессика.
На мгновение воспоминания отступили, и Ганима увидела свою бабушку в
другом свете: что могла бы сделать эта женщина при выполнении всех
необходимых условностей, навязанных орденом Бене Джессерит. От этого у нее
возникали новые вопросы относительно возвращения Джессики на Арракис.
- Было бы глупо проводить этот тест с тобой или с твоим братом, -
сказала Джессика. - Ты уже знаешь, как все это происходило. Я должна
признать, что вы люди, что вы не будете злоупотреблять наследованной вами
властью.
- Но ты не делай такого заключения, - сказала Ганима.
Джессика закрыла глаза, осознав, что препятствия снова возвращаются
на свои места. Она еще раз решила их убрать, спросив:
- Ты веришь, что я люблю тебя?
- Да! - Ганима подняла руку, когда Джессика пыталась договорить. - Но
эта любовь не остановит тебя от уничтожения нас. О, я знаю причину. Лучше
пусть полуживотное-получеловек умрет, чем переделает себя.
И это правда, когда это полуживотное носит имя Атридесов.
- Но вы - люди! - выпалила Джессика. - Я доверяю моей интуиции.
Ганима поняла, что это правда, она сказала:
- Но ты не уверена в Лито!
- Нет.
- Мерзость?
Джессика могла только кивнуть. Ганима сказала:
- Нет, пока. Мы оба знаем, какую опасность это представляет. Мы можем
видеть, что произошло с Алией от этого.
Джессика прикрыла глаза руками, подумала: "Даже любовь не может
защитить нас от нежелаемых фактов". И она знала, что еще любит свою дочь,
молча крича от безвыходности: "Алия! О, Алия. Я виновата со своей стороны
в твоей гибели".
Ганима молча проглотила горе.
Джессика впустила руки, подумала: "Я не могу бесконечно оплакивать
свою бедную дочь, но есть сейчас и другие вещи, с которыми необходимо
разобраться в первую очередь". Она сказала:
- Итак, вы поняли, что случилось с Алией.
- Лито и я наблюдали, как все происходило. Но мы были не в состоянии
предотвратить это, хотя мы обсуждали много возможных способов.
- Ты уверена, что твой брат свободен от этого проклятия?
- Да, уверена.
Спокойную самоуверенность этого утверждения нельзя было отрицать.
Джессика поверила этому. Затем:
- Как вам этого удалось избежать?
Ганима объяснила ей теорию, с помощью которой они с Лито определили,
как можно избежать транса от употребления спайса, в то время как Алия
всегда входила в транс. Она продолжала угадывать его видения и планы,
которые они обсуждали - и даже Джакуруту.
Джессика кивнула. Алия - из рода Атридесов, однако и это создает
большие проблемы.
Ганима умолкла, так как вдруг поняла, что Джессика все еще горюет по
своему Герцогу, как будто он умер только вчера, и память хранит в душе его
имя и память о нем вопреки всем угрозам. Воспоминания о жизни Герцога
пронеслись в сознании Ганимы, чтобы дать этому свою оценку, чтобы понять
это.
- А теперь, - сказала Джессика, ее голос оживился, - что ты скажешь
об этом Проповеднике? Я выслушала несколько тревожных сообщений вчера
после этого ужасного Очищения.
Ганима пожала плечами:
- Может быть, он...
- Пол?
- Да но мы еще не видели его, чтобы хорошенько изучить.
- Джавид смеется над этими слухами, - сказала Джессика.
Ганима задумалась. Потом спросила:
- Ты доверяешь этому Джавиду?
Угрюмая улыбка коснулась губ Джессики.
- Не больше, чем ты.
- Лито говорит, что Джавид смеется над дурными вещами, - сказала
Ганима.
- Так много всего для смеха Джавида, - сказала Джессика. - Но ты на
самом деле допускаешь возможность, что мой сын все еще жив, что он
вернулся в этом обличье?
- Мы думаем, что это возможно. И Лито... - Ганима вдруг почувствовала
сухость во рту, вспомнила, как страх сковал ее грудь. Она заставила себя
преодолеть его, пересчитав другие открытия Лито в его пророческих
видениях.
Джессика поворачивала голову из стороны в сторону, как будто она
болела.
Ганима сказала:
- Лито говорит, что он должен найти этого Проповедника, чтобы
убедиться.
- Да... Конечно. Я никогда не должна была покидать это место. Я
поступила ужасно.
- Почему ты обвиняешь себя? Ты достигла предела. Я знаю это. Лито
знает это. Даже Алия может это знать.
Джессика прижала руку к горлу, слегка потерла его. Затем произнесла:
- Да, проблема Алии.
- Она имеет на Лито какое-то странное воздействие, - сказала Ганима.
- Вот почему я сделала все, чтобы ты встретилась только со мной. Он
согласен, что она совершенно безнадежна, но однако он находит способы,
чтобы быть с ней и изучает ее. И... это очень меня тревожит. Когда я
пытаюсь говорить что-то против этого, он засыпает. Он...
- Она дает ему наркотики?
- Не-е-ет. - Ганима отрицательно покачала головой. - Но у него есть
какое-то странное проникновение к ней. И... во сне он часто произносит:
"Джакуруту".
- Опять это! - И Джессика воспроизвела в памяти сообщения Гурни о
заговорщиках, обнаруженных на посадочном поле.
- Иногда я боюсь, что Алия хочет, чтобы Лито нашел Джакуруту, -
сказала Ганима. - И я всегда думала, это это лишь легенда. Ты, конечно,
знаешь ее.
Джессика вздрогнула. "Жуткая история. Жуткая".
- Что нам надо делать? - спросила Ганима. - Я боюсь искать это в моих
воспоминаниях, во всех моих жизнях...
- Гани! Я не позволяю тебе этого делать. Ты не должна рисковать...
- Это может случиться когда угодно, даже если я не буду рисковать.
Как мы узнаем, что на самом деле случилось с Алией?
- Нет! - выкрикнула она. - Итак... Джакуруту, не так ли? Я послала
Гурни найти это место, если оно существуют.
- Но как он сможет... О! Конечно, контрабандисты.
Исходя из этого разговора, Джессика поняла, что мозг Ганимы работал в
соответствии с тем, что творилось в сознании других. "В моем! Как все это
было действительно странно", - думала Джессика, что эта юная плоть могла
содержать в себе воспоминания Пола, по крайней мере до момента
спермального отделения Пола от его собственного прошлого. Это было
проникновение в глубину души, в самые сокровенные уголки сознания, против
чего в Джессике протестовали какие то первобытные инстинкты.
Мгновенно они начали погружаться в абсолютное и безоговорочное
суждение Бене Джессерит: "Мерзость!" Но в этом ребенке было что-то милое,
желание жертвовать ради своего брата, что нельзя отрицать.
"Мы - это одна жизнь, стремящаяся в неизведанное будущее, - подумала
Джессика. - Мы - одной крови". И приготовилась принять события, которые
она и Гурни Хэллек оценили на ходу. Лито надо было отделить от сестры,
надо было обучить, как того требовал орден Сестер.
Я слышу, как в пустыне воет ветер, и я вижу, что
зимняя луна поднимается, как большие корабли в пустоте. Им
я даю свою клятву: "Я буду решительна и форму правления
сделаю искусством; я приведу в равновесие мое
унаследованное прошлое и стану современным сокровищницей
своих воспоминаний, представляющих реликвию. И я буду
известен своей добротой более, чем знанием. Мое лицо будет
излучать свет, который заполнит лабиринт времени, пока
будет существовать человечество".
Харк ал-Ада. Клятва Лито.
Будучи совсем юной, Алия-Атридес часами занималась прана-бинду,
пытаясь защитить свою собственную личность от внезапных попаданий других.
Она знала, в чем суть: меланж не мог затеряться где-то на пустыре съетча.
Он проник во все: в пищу, в воду, в воздух, даже строения, и из-за этого
она иногда кричала по ночам. Очень рано она поняла смысл оргий,
устраиваемых в съетче, когда племя выливало омерзительную воду червям. Во
время оргии свободные высвобождали из-под накопившегося гнета свою
генетическую память и избавлялись от нее. Она часто видела, как ее друзья
становились временно одержимыми на оргии.
Что касается ее, не было ни такого высвобождения, ни избавления. Она
владела полностью своим сознанием еще задолго до ее появления на свет. С
этим сознанием пришло роковое видение событий: желая того или нет она
вступала в неизбежный контакт с думами ее предков и тех личностей, которые
благодаря спайсу жили в Леди Джессике. До рождения Алия уже содержала в
себе знания, которыми необходимо было обладать Преподобной Матери из Бене
Джессерит - плюс еще больше знаний от других.
Это знание таило в себе признание жуткой действительности - это была
Мерзость. Все эти знания лишали ее сил. То, что она была рождена до своего
рождения, постоянно напоминало ей об этом. До сих пор она боролась против
самых ужасающих ее предков, на время одерживая пиррову победу, которая
продолжалась все ее детство. Она знала, кому принадлежит какое "я", но
невозможно было избавиться от того, чтобы чья-нибудь жизнь не вторгалась в
нее. "Когда-нибудь я тоже буду внедряться в чью-нибудь жизнь", - говорила
она. Эта мысль приводила ее в уныние. Идти и вторгаться в жизнь ребенка,
порожденного ею самой, воздействуя на сознание, чтобы добавить какую-то
часть жизненного опыта.
Страх крался за ней по пятам, преследовал все ее детство. Он перешел
вместе с ней в отрочество. Она боролась с ним, никогда не прося о помощи.
Кто бы смог оказать ей помощь, в которой она нуждалась? Ни ее мать,
которая никогда не могла избавиться от этого призрака суда Бене Джессерит:
рожденные до рождения были Мерзостью.
И вот наступила та ночь, когда ее брат ушел один в пустыню, чтобы
найти смерть, отдав самого себя Шаи-Хулуду, как думали Свободные. Через
месяц Алия вышла замуж за мастера фехтования Пола Данкана Айдахо, ментата,
возвращенного к жизни из мертвых с помощью искусства планеты Тлейлакс. Ее
мать сбежала на Келадан. Близнецы Пола были по закону отданы Алии на
попечение.
Также она управляла Регентством.
Ответственность за возложенные на нее обязанности отгоняла прочь
прежний страх, и она настежь раскрывала душу всем внутренним жизням,
требуя их совета, погружаясь в транс от спайса в поисках нужных решений.
Кризис наступил в самый обычный, как и многие думают, день весенним
месяцем Лааб, ясным утром в Крепости Муад Диба, где из отверстия сверху
проникал холодный ветер. Алия все еще носила траур желтого цвета, цвета
стерильного солнца. Все больше и больше в последние несколько недель она
отрицала внутренний голос своей матери, который насмехался над
приготовление к предстоящему празднику Святых Дней, который должен был
состояться в Храме.
Голос Джессики становился все тише, и под конец прозвучало какое-то
безликое требование о том, что Алия лучше бы занялась работой над
усовершенствование Закона Атридесов. Вместо этого новые голоса начали
громко заявлять о себе, о том, что наступила их очередь. Алии казалось,
что в ней открылся бездонный колодец, из глубин которого поднимались все
новые лица, как нашествие саранчи, пока наконец она не сосредоточила
внимание на одной из них, которая походила на зверя: это был старый Барон
Харконнен. В охватившем ее ужасе она пронзительно закричала, чтобы как-то
противостоять всему этому внутреннему настойчивому многоголосию, одерживая
временную победу над ними.
В это утро Алия совершала свою обычную прогулку перед завтраком по
саду, расположенному на крыше Крепости. В новой попытке одержать победу в
борьбе с внутренними голосами, она все свое сознание направила на
предостережение Чода Дзэнсунни: "Спускаясь с лестницы, можно упасть
вверх!" Но утренний свет, отражавшийся на вершинах утесов Защитной стены
отвлекал ее. Все дорожки сюда заросли мягкой густой травой. Когда она
перевела взгляд на траву, то увидела капли росы, трава за ночь собирала
всю влагу. Она видела множество своих отражений в этих бесчисленных
капельках воды. Это множество отражений вызывало у нее головокружение.
Каждое отражение имело отпечаток лица, принадлежавшего одному из
многочисленных голосов внутри нее. Она пыталась сосредоточить все свое
внимание на том, что заключала в себе трава. Выпавшие капли росы говорили
ей, как далеко продвинулись вперед экологические преобразования на
Арракисе. Именно в этих северных широтах становится теплее; содержание
двуокиси углерода в атмосфере возрастало. Она вспомнила, что в текущем
году удалось озеленить многие гектары пустыни, а чтобы полить один гектар,
необходимо 37.000 кубических футов воды. Несмотря на мирские мысли, она не
могла подавить в себе постоянные голоса.
Она прижала ладони ко лбу. Ее охранники из Храма на закате прошедшего
дня привели к ней на суд заключенного: Эссас Пэймон, маленький, смуглый
человек, который занимался художественным ремеслом и делал предметы
украшения. В действительности же Пэймон был известен как шпион КХОАМ,
задачей которого было облагать налогом ежегодный сбор спайса. Алия готова
была уже отправить его в подземную темницу, как вдруг он изо всех сил
запротестовал: "несправедливость Атридесов". За это его можно было
приговорить к немедленной смерти через повешение, но Алию задели его
дерзость и самоуверенность. Она сурово заговорила со своего трона
Справедливости, стараясь сильнее запугать его, надеясь на то, что он
раскроет им еще больше, чем то, о чем он уже сказал ее следователям.
- Почему наши сборы спайса представляют такой интерес для Комбайн
Хоннет? - требовала она. - Скажи нам, и мы освободим тебя.
- Я только собираю столько, сколько требует рынок, - сказал Пэймон. -
Я ничего не знаю, что потом делается с моим урожаем.
- Из-за этой незначительной прибыли ты вмешиваешься в наши
королевские планы? - настаивала Алия.
- Королевство почему-то всегда считает, что у нас не может быть таких
же планов, - возразил он.
Алия, покоренная его отчаянной смелостью, сказала:
- Эссас Пэймон, будешь работать на меня?
При этом его смуглое лицо побледнело, и он сказал:
- Вы почти парализовали меня, даже не затянув на шее петли. Неужели
во мне появилось нечто ценное, из-за чего вдруг начали торг?
- У тебя есть обыкновенная и практическая ценная вещь, - сказала она.
- Ты смелый, и ты сдаешься внаем лицу, предложившему наивысшую цену. Я
могу заплатить больше, чем кто-либо другой в Империи.
На что он назвал приличную сумму за свои услуги, но Алия засмеялась и
там может представить собой проблему.
- Проблему? Как это?
- Сколько людей знает об этих тиграх?
- Левенбрег, он дрессирует их, один транспортный пилот, вы, и,
конечно... - Он стукнул себя в грудь.
- А что покупатели?
- Они ничего не знают. Чего вы боитесь, принцесса?
- Мой сын, ну, он очень чувствительный!
- Сардукары не раскрывают своих секретов, - сказал он.
- А также и мертвые, - Она полилась вперед и нажала на красную кнопку
под освещенным экраном.
В тот же миг Лазанские тигры подняли головы. Они вскочили на ноги и
посмотрели на вершину холма, на Левенбрега. Одновременно они повернулись и
начали быстро карабкаться вверх по склону холма.
Поначалу выглядя совершенно спокойно, Левенбрег нажал кнопку на своем
пульте управления. Его движения были уверенны, но по мере того, как кошки
продолжали подбираться к нему, он все сильнее и яростнее нажимал на
кнопку. И вдруг осознание происходящего сковало черты его лица, и он рукой
потянулся к ножу, который висел у него на поясе. Но он спохватился слишком
поздно. Сильная лапа с растопыренными когтями ударила его в грудь и сбила
с ног. Когда он упал, другой тигр зубами схватил его за шею и встряхнул.
Его позвонки хрустели.
- Не упускай малейших деталей, - сказала принцесса. Она повернулась,
резко выпрямилась, когда Тайканик достал свой нож. Но он показал ей лезвие
ножа, держа его в руке перед собой.
- Наверное, ты предпочла бы воспользоваться моим ножом, чтобы
обратить внимание на другую деталь, - сказал он.
- Верни его назад, в ножны, и хватит дурачиться! - воскликнула она в
гневе. - Когда-нибудь ты, Тайканик, ухитришься меня...
- Это был хороший человек, принцесса. Один из моих лучших людей.
- Один из _м_о_и_х_ лучших людей, - поправила она его.
Он глубоко, взволнованно вздохнул и убрал в ножны нож.
- А как быть с транспортным пилотом?
- Это можно представить как несчастный случай, - сказала она. - Ты
предупредишь его, чтобы он был очень осторожен, когда этих тигров повезет
к ним. И конечно, когда он доставит на транспорте наших любимцев людям
Джавида... - Она взглянула на нож.
- Это приказ, принцесса?
- Да.
- Тогда, может быть, мне упасть на мой нож, или ты позаботишься об
этой... э-э-э, подробности?
Она заговорила притворно спокойным, твердым голосом:
- Тайканик, если бы я не была абсолютно уверена, что ты не упадешь на
свой нож по моей команде, ты не стоял бы сейчас здесь, рядом со мной,
вооруженный.
Он молча выслушал ее и уставился на экран. Тигры все еще ели.
Она отказалась смотреть на экран, она не отвела глаз от Тайканика и
сказала:
- Ты также скажешь нашим покупателям, чтобы они больше не привозили
нам подобранные пары детей, такие, которые подходят необходимым
требованиям.
- Как прикажешь, принцесса.
- Не говори со мной таким тоном, Тайканик.
- Да, принцесса.
Ее губы вытянулись в тонкую линию. Потом она добавила:
- Сколько пар костюмов у нас еще осталось?
- Шесть пар, а также стилсьюты и обувь для песка, все это помечено
знаками Атридесов, которые вытканы на ткани.
- Ткань такая же богатая, как и на той паре? - она кивнула в сторону
экрана.
- Вполне соответствующая королевской, принцесса.
- Внимание к детям, - сказала она. - Одежду следует отправить на
Арракис в качестве подарков для королевских близнецов. Это будет подарком
от моего сына, ты понимаешь меня, Тайканик?
- Вполне, принцесса.
- Пусть напишет что-то вроде сопроводительного письма. В нем должно
говориться, что он посылает эту пустяковую одежду в знак своей преданности
Дому Атридесов. Что-то в этом духе.
- А по какому случаю?
- Ну, хотя бы по поводу дня рождения, праздника или еще чего-нибудь,
Тайканик. Это я предоставляю тебе. Я доверяю тебе, мой друг.
Он молча посмотрел на нее.
Ее лицо ожесточилось.
- Ты наверняка должен знать это? Кому еще я могу довериться с тех
пор, как умер мой муж?
Он пожал плечами и подумал, что с ней очень опасно быть в тесных
отношениях, особенно после того, как он только что убедился на примере
Левенбрега, что может произойти.
- И еще, Тайканик, - сказала она, - еще одна деталь.
- Да, принцесса.
- Моего сына учат управлять. Наступит время, когда он будет готов
взять власть в свои руки. Ты узнаешь, когда наступит этот момент. Я хочу,
чтобы меня немедленно об этом поставили в известность.
- Как прикажешь, принцесса.
Она откинулась назад и понимающе посмотрела на Тайканика.
- Ты не одобряешь меня, я знаю это. Но для меня не имеет значения,
сколько времени ты будешь помнить этот урок с Левенбрегом.
- Он хорошо обращался с животными, но вполне заменимый слуга, да,
принцесса.
- Я совсем не это имела в виду!
- Разве? Тогда... я не понимаю.
- Армия, - сказала она, - формируется, по возможности, из полностью
заменимых частей. Вот это и есть урок Левенбрега.
- Заменимые части, - сказал он. - Включая высшее командование?
- Без высшего командования. В армии для этого редко возникает
причина, Тайканик. Вот почему ты немедленно овладеешь религией Махди, и в
то же время начнешь обращать в нее моего сына.
- Я готов, принцесса. Я полагаю вы не хотите, чтобы я ограничил его
образование по другим военным искусствам ради этой, э-э-э... религии?
Она вскочила со стула, обошла его кругом, остановилась у двери
сказала, не оборачиваясь:
- Когда-нибудь, Тайканик, ты выведешь меня из терпения. - С этими
словами она вышла.
Или мы отказываемся от почитаемой долгое время теории
относительности, или мы перестаем верить, что можем
вовлечь себя в непрерывное точное предсказание будущего. В
самом деле, зная, что будущее поднимает множество
вопросов, на которые невозможно ответить, придерживаясь
традиционного подхода, если, во-первых, не отделять
Наблюдателя от Времени и, во-вторых, не сводить к нулю
развитие. Если вы принимаете теорию относительности, то
может быть видно, что Время и Наблюдатель должны
находиться в тесной связи, иначе вкрадутся ошибки.
Казалось бы, можно сказать, что невозможно вовлечься в
точное предсказание будущего. Тогда как мы объясним
продолжающиеся поиски этой призрачной цели уважаемыми
учеными? Тогда как объясним Муад Диба?
Харк ал-Ада. Лекция по Предвидению.
- Я должна тебе кое-что рассказать, - сказала Джессика, - хотя даже я
знаю, что этот мой рассказ напомнит тебе о многих случаях из нашего общего
прошлого и что это подвергнет тебя опасности.
Она замолчала, чтобы посмотреть, как Ганима воспринимает это.
Они сидели одни, вдвоем, расположившись на низких диванных подушках в
палате съетча Табр. Понадобилось значительное умение для проведения этой
встречи, и Джессика была совсем не уверена, что не она одна прикладывала
усилия для подобной встречи. Казалось, Ганима предвидела и продумывала
каждый шаг.
Было почти два часа пополудни, и волнения, связанные с узнаваниями,
были уже позади. Джессика заставила себя сконцентрировать внимание на этой
комнате со стенами из скал, с ее темными занавесями и желтыми подушками.
Чтобы преодолеть накопившееся напряжение, она мысленно перенеслась, в
первый раз за многие годы, во времена, напоминавшие ей о Литании. Против
Страха из ритуала Бене Джессерит.
"Я должна бояться. Страх убивает разум. Страх - это маленькая смерть,
которая несет полное забвение. Я буду смотреть в лицо моему страху. Я
позволю ему овладеть мною и пронзить меня насквозь. И когда он уйдет, я
внутренним зрением прослежу его путь. Там, куда уйдет страх, не будет
ничего. Только я останусь".
Она проделала это молча и глубоко, спокойно вздохнула.
- Иногда это помогает, - сказала Ганима. - Я имею в виду Литанию.
Джессика закрыла глаза, чтобы скрыть потрясение от этой способности
проникновения в чужие мысли. Прошло много времени с тех пор, как
кто-нибудь был способен прочитать ее сокровенные мысли. Осознание этого
всегда приводило в замешательство, особенно, когда эта способность
подкреплялась интеллектом, который скрывался под маской детства.
Посмотрев в лицо своему страху, Джессика открыла глаза и уже знала
источник беспорядка: "Я боюсь моих внуков". Ни один из этих детей не
показал позор Мерзости, который Алия выставляла напоказ, хотя Лито выдавал
каждый признак какого-то ужасающего уживания. Вот по какой причине он
очень искусно отстранен от этой встречи.
В порыве гнева Джессика отбросила в сторону свои привычные застарелые
эмоциональные маски, зная, что здесь от них не будет никакой пользы, они
всего лишь препятствие в общении. С тех пор, когда у нее была любовь с
Герцогом, она не убирала препятствия, и она обнаружила, что это ей
принесло одновременно облегчение и боль. Остались факты, которые ни
проклятья, ни молитвы, ни Литания не могли бы убрать из этой жизни. От
этих фактов нельзя было убежать. Их нельзя было проигнорировать. Элементы
видений Пола были восстановлены и были подхвачены его детьми. Они были
магнитом в пустоте: жестокость и все самые серьезные злоупотребления
властью притягивались к ним.
Ганима, наблюдавшая за сменой эмоций на лице своей бабушки, была
очень удивлена, что Джессика потеряла над собой контроль.
Абсолютно синхронно, как бы улавливая движения друг друга, обе
повернулись, глаза их встретились, и они уставились друг на друга,
проникая глубоко друг в друга. Они обменялись между собой мыслями, не
произнося слов.
Джессика: "Я хочу, чтобы ты видела мой страх".
Ганима: "Теперь я знаю, что ты любишь меня".
Это был быстро проходящий момент их внутреннего доверия.
Джессика сказала:
- Когда твой отец был еще мальчиком, я доставила на Келадан
Преподобную Мать, чтобы протестировать его.
Ганима кивнула. Память об этом была слишком яркой: "Мы, последователи
Бене Джессерит, были очень осторожны, чтобы увериться в том, что дети,
которых мы воспитывали, были людьми, а не животными. Никто никогда не мог
определить это по внешнему виду".
- Это тот метод, с помощью которого вас обучали, - сказала Ганима, и
память устремилась в ее разум: это старая Бене Джессерит, Ганус Хэлен
Моахим. Она прибыла в замок Келадана со своим ядовитым Гом Джаббаром. И
ящичком жгучей боли. Рука Пола (собственная рука Ганимы в разделенной
памяти) была в агонии от этого ящичка, в то время как старуха спокойно
говорила о мгновенной смерти, если он вытащит руку из ящика с болью. И не
было сомнений в том, что смерть подкрадывалась к горлу ребенка, а
старческий голос монотонно бубнил свое разумное объяснение:
- Ты слышал о животных, которые перегрызают себе ногу, чтобы
выбраться из капкана. Это свойственно животным. Человек же останется в
капкане, будет терпеть боль, ощущая смерть, потому что он может убить
того, кто ставил капкан, и подвергнуть его наказанию.
Ганима затрясла головой при воспоминании о боли. Жжение! Жжение! Полу
казалось, что от его кожи, из подверженной боли руки идет черный дым
внутри ящика, мясо скручивается и отваливается, и остаются только одни
обгоревшие кости. Но это был обман - рука была невредима. Хотя на лбу
Ганимы выступил пот при этом воспоминании.
- Разумеется, ты помнишь это так, как я не могу, - сказала Джессика.
На мгновение воспоминания отступили, и Ганима увидела свою бабушку в
другом свете: что могла бы сделать эта женщина при выполнении всех
необходимых условностей, навязанных орденом Бене Джессерит. От этого у нее
возникали новые вопросы относительно возвращения Джессики на Арракис.
- Было бы глупо проводить этот тест с тобой или с твоим братом, -
сказала Джессика. - Ты уже знаешь, как все это происходило. Я должна
признать, что вы люди, что вы не будете злоупотреблять наследованной вами
властью.
- Но ты не делай такого заключения, - сказала Ганима.
Джессика закрыла глаза, осознав, что препятствия снова возвращаются
на свои места. Она еще раз решила их убрать, спросив:
- Ты веришь, что я люблю тебя?
- Да! - Ганима подняла руку, когда Джессика пыталась договорить. - Но
эта любовь не остановит тебя от уничтожения нас. О, я знаю причину. Лучше
пусть полуживотное-получеловек умрет, чем переделает себя.
И это правда, когда это полуживотное носит имя Атридесов.
- Но вы - люди! - выпалила Джессика. - Я доверяю моей интуиции.
Ганима поняла, что это правда, она сказала:
- Но ты не уверена в Лито!
- Нет.
- Мерзость?
Джессика могла только кивнуть. Ганима сказала:
- Нет, пока. Мы оба знаем, какую опасность это представляет. Мы можем
видеть, что произошло с Алией от этого.
Джессика прикрыла глаза руками, подумала: "Даже любовь не может
защитить нас от нежелаемых фактов". И она знала, что еще любит свою дочь,
молча крича от безвыходности: "Алия! О, Алия. Я виновата со своей стороны
в твоей гибели".
Ганима молча проглотила горе.
Джессика впустила руки, подумала: "Я не могу бесконечно оплакивать
свою бедную дочь, но есть сейчас и другие вещи, с которыми необходимо
разобраться в первую очередь". Она сказала:
- Итак, вы поняли, что случилось с Алией.
- Лито и я наблюдали, как все происходило. Но мы были не в состоянии
предотвратить это, хотя мы обсуждали много возможных способов.
- Ты уверена, что твой брат свободен от этого проклятия?
- Да, уверена.
Спокойную самоуверенность этого утверждения нельзя было отрицать.
Джессика поверила этому. Затем:
- Как вам этого удалось избежать?
Ганима объяснила ей теорию, с помощью которой они с Лито определили,
как можно избежать транса от употребления спайса, в то время как Алия
всегда входила в транс. Она продолжала угадывать его видения и планы,
которые они обсуждали - и даже Джакуруту.
Джессика кивнула. Алия - из рода Атридесов, однако и это создает
большие проблемы.
Ганима умолкла, так как вдруг поняла, что Джессика все еще горюет по
своему Герцогу, как будто он умер только вчера, и память хранит в душе его
имя и память о нем вопреки всем угрозам. Воспоминания о жизни Герцога
пронеслись в сознании Ганимы, чтобы дать этому свою оценку, чтобы понять
это.
- А теперь, - сказала Джессика, ее голос оживился, - что ты скажешь
об этом Проповеднике? Я выслушала несколько тревожных сообщений вчера
после этого ужасного Очищения.
Ганима пожала плечами:
- Может быть, он...
- Пол?
- Да но мы еще не видели его, чтобы хорошенько изучить.
- Джавид смеется над этими слухами, - сказала Джессика.
Ганима задумалась. Потом спросила:
- Ты доверяешь этому Джавиду?
Угрюмая улыбка коснулась губ Джессики.
- Не больше, чем ты.
- Лито говорит, что Джавид смеется над дурными вещами, - сказала
Ганима.
- Так много всего для смеха Джавида, - сказала Джессика. - Но ты на
самом деле допускаешь возможность, что мой сын все еще жив, что он
вернулся в этом обличье?
- Мы думаем, что это возможно. И Лито... - Ганима вдруг почувствовала
сухость во рту, вспомнила, как страх сковал ее грудь. Она заставила себя
преодолеть его, пересчитав другие открытия Лито в его пророческих
видениях.
Джессика поворачивала голову из стороны в сторону, как будто она
болела.
Ганима сказала:
- Лито говорит, что он должен найти этого Проповедника, чтобы
убедиться.
- Да... Конечно. Я никогда не должна была покидать это место. Я
поступила ужасно.
- Почему ты обвиняешь себя? Ты достигла предела. Я знаю это. Лито
знает это. Даже Алия может это знать.
Джессика прижала руку к горлу, слегка потерла его. Затем произнесла:
- Да, проблема Алии.
- Она имеет на Лито какое-то странное воздействие, - сказала Ганима.
- Вот почему я сделала все, чтобы ты встретилась только со мной. Он
согласен, что она совершенно безнадежна, но однако он находит способы,
чтобы быть с ней и изучает ее. И... это очень меня тревожит. Когда я
пытаюсь говорить что-то против этого, он засыпает. Он...
- Она дает ему наркотики?
- Не-е-ет. - Ганима отрицательно покачала головой. - Но у него есть
какое-то странное проникновение к ней. И... во сне он часто произносит:
"Джакуруту".
- Опять это! - И Джессика воспроизвела в памяти сообщения Гурни о
заговорщиках, обнаруженных на посадочном поле.
- Иногда я боюсь, что Алия хочет, чтобы Лито нашел Джакуруту, -
сказала Ганима. - И я всегда думала, это это лишь легенда. Ты, конечно,
знаешь ее.
Джессика вздрогнула. "Жуткая история. Жуткая".
- Что нам надо делать? - спросила Ганима. - Я боюсь искать это в моих
воспоминаниях, во всех моих жизнях...
- Гани! Я не позволяю тебе этого делать. Ты не должна рисковать...
- Это может случиться когда угодно, даже если я не буду рисковать.
Как мы узнаем, что на самом деле случилось с Алией?
- Нет! - выкрикнула она. - Итак... Джакуруту, не так ли? Я послала
Гурни найти это место, если оно существуют.
- Но как он сможет... О! Конечно, контрабандисты.
Исходя из этого разговора, Джессика поняла, что мозг Ганимы работал в
соответствии с тем, что творилось в сознании других. "В моем! Как все это
было действительно странно", - думала Джессика, что эта юная плоть могла
содержать в себе воспоминания Пола, по крайней мере до момента
спермального отделения Пола от его собственного прошлого. Это было
проникновение в глубину души, в самые сокровенные уголки сознания, против
чего в Джессике протестовали какие то первобытные инстинкты.
Мгновенно они начали погружаться в абсолютное и безоговорочное
суждение Бене Джессерит: "Мерзость!" Но в этом ребенке было что-то милое,
желание жертвовать ради своего брата, что нельзя отрицать.
"Мы - это одна жизнь, стремящаяся в неизведанное будущее, - подумала
Джессика. - Мы - одной крови". И приготовилась принять события, которые
она и Гурни Хэллек оценили на ходу. Лито надо было отделить от сестры,
надо было обучить, как того требовал орден Сестер.
Я слышу, как в пустыне воет ветер, и я вижу, что
зимняя луна поднимается, как большие корабли в пустоте. Им
я даю свою клятву: "Я буду решительна и форму правления
сделаю искусством; я приведу в равновесие мое
унаследованное прошлое и стану современным сокровищницей
своих воспоминаний, представляющих реликвию. И я буду
известен своей добротой более, чем знанием. Мое лицо будет
излучать свет, который заполнит лабиринт времени, пока
будет существовать человечество".
Харк ал-Ада. Клятва Лито.
Будучи совсем юной, Алия-Атридес часами занималась прана-бинду,
пытаясь защитить свою собственную личность от внезапных попаданий других.
Она знала, в чем суть: меланж не мог затеряться где-то на пустыре съетча.
Он проник во все: в пищу, в воду, в воздух, даже строения, и из-за этого
она иногда кричала по ночам. Очень рано она поняла смысл оргий,
устраиваемых в съетче, когда племя выливало омерзительную воду червям. Во
время оргии свободные высвобождали из-под накопившегося гнета свою
генетическую память и избавлялись от нее. Она часто видела, как ее друзья
становились временно одержимыми на оргии.
Что касается ее, не было ни такого высвобождения, ни избавления. Она
владела полностью своим сознанием еще задолго до ее появления на свет. С
этим сознанием пришло роковое видение событий: желая того или нет она
вступала в неизбежный контакт с думами ее предков и тех личностей, которые
благодаря спайсу жили в Леди Джессике. До рождения Алия уже содержала в
себе знания, которыми необходимо было обладать Преподобной Матери из Бене
Джессерит - плюс еще больше знаний от других.
Это знание таило в себе признание жуткой действительности - это была
Мерзость. Все эти знания лишали ее сил. То, что она была рождена до своего
рождения, постоянно напоминало ей об этом. До сих пор она боролась против
самых ужасающих ее предков, на время одерживая пиррову победу, которая
продолжалась все ее детство. Она знала, кому принадлежит какое "я", но
невозможно было избавиться от того, чтобы чья-нибудь жизнь не вторгалась в
нее. "Когда-нибудь я тоже буду внедряться в чью-нибудь жизнь", - говорила
она. Эта мысль приводила ее в уныние. Идти и вторгаться в жизнь ребенка,
порожденного ею самой, воздействуя на сознание, чтобы добавить какую-то
часть жизненного опыта.
Страх крался за ней по пятам, преследовал все ее детство. Он перешел
вместе с ней в отрочество. Она боролась с ним, никогда не прося о помощи.
Кто бы смог оказать ей помощь, в которой она нуждалась? Ни ее мать,
которая никогда не могла избавиться от этого призрака суда Бене Джессерит:
рожденные до рождения были Мерзостью.
И вот наступила та ночь, когда ее брат ушел один в пустыню, чтобы
найти смерть, отдав самого себя Шаи-Хулуду, как думали Свободные. Через
месяц Алия вышла замуж за мастера фехтования Пола Данкана Айдахо, ментата,
возвращенного к жизни из мертвых с помощью искусства планеты Тлейлакс. Ее
мать сбежала на Келадан. Близнецы Пола были по закону отданы Алии на
попечение.
Также она управляла Регентством.
Ответственность за возложенные на нее обязанности отгоняла прочь
прежний страх, и она настежь раскрывала душу всем внутренним жизням,
требуя их совета, погружаясь в транс от спайса в поисках нужных решений.
Кризис наступил в самый обычный, как и многие думают, день весенним
месяцем Лааб, ясным утром в Крепости Муад Диба, где из отверстия сверху
проникал холодный ветер. Алия все еще носила траур желтого цвета, цвета
стерильного солнца. Все больше и больше в последние несколько недель она
отрицала внутренний голос своей матери, который насмехался над
приготовление к предстоящему празднику Святых Дней, который должен был
состояться в Храме.
Голос Джессики становился все тише, и под конец прозвучало какое-то
безликое требование о том, что Алия лучше бы занялась работой над
усовершенствование Закона Атридесов. Вместо этого новые голоса начали
громко заявлять о себе, о том, что наступила их очередь. Алии казалось,
что в ней открылся бездонный колодец, из глубин которого поднимались все
новые лица, как нашествие саранчи, пока наконец она не сосредоточила
внимание на одной из них, которая походила на зверя: это был старый Барон
Харконнен. В охватившем ее ужасе она пронзительно закричала, чтобы как-то
противостоять всему этому внутреннему настойчивому многоголосию, одерживая
временную победу над ними.
В это утро Алия совершала свою обычную прогулку перед завтраком по
саду, расположенному на крыше Крепости. В новой попытке одержать победу в
борьбе с внутренними голосами, она все свое сознание направила на
предостережение Чода Дзэнсунни: "Спускаясь с лестницы, можно упасть
вверх!" Но утренний свет, отражавшийся на вершинах утесов Защитной стены
отвлекал ее. Все дорожки сюда заросли мягкой густой травой. Когда она
перевела взгляд на траву, то увидела капли росы, трава за ночь собирала
всю влагу. Она видела множество своих отражений в этих бесчисленных
капельках воды. Это множество отражений вызывало у нее головокружение.
Каждое отражение имело отпечаток лица, принадлежавшего одному из
многочисленных голосов внутри нее. Она пыталась сосредоточить все свое
внимание на том, что заключала в себе трава. Выпавшие капли росы говорили
ей, как далеко продвинулись вперед экологические преобразования на
Арракисе. Именно в этих северных широтах становится теплее; содержание
двуокиси углерода в атмосфере возрастало. Она вспомнила, что в текущем
году удалось озеленить многие гектары пустыни, а чтобы полить один гектар,
необходимо 37.000 кубических футов воды. Несмотря на мирские мысли, она не
могла подавить в себе постоянные голоса.
Она прижала ладони ко лбу. Ее охранники из Храма на закате прошедшего
дня привели к ней на суд заключенного: Эссас Пэймон, маленький, смуглый
человек, который занимался художественным ремеслом и делал предметы
украшения. В действительности же Пэймон был известен как шпион КХОАМ,
задачей которого было облагать налогом ежегодный сбор спайса. Алия готова
была уже отправить его в подземную темницу, как вдруг он изо всех сил
запротестовал: "несправедливость Атридесов". За это его можно было
приговорить к немедленной смерти через повешение, но Алию задели его
дерзость и самоуверенность. Она сурово заговорила со своего трона
Справедливости, стараясь сильнее запугать его, надеясь на то, что он
раскроет им еще больше, чем то, о чем он уже сказал ее следователям.
- Почему наши сборы спайса представляют такой интерес для Комбайн
Хоннет? - требовала она. - Скажи нам, и мы освободим тебя.
- Я только собираю столько, сколько требует рынок, - сказал Пэймон. -
Я ничего не знаю, что потом делается с моим урожаем.
- Из-за этой незначительной прибыли ты вмешиваешься в наши
королевские планы? - настаивала Алия.
- Королевство почему-то всегда считает, что у нас не может быть таких
же планов, - возразил он.
Алия, покоренная его отчаянной смелостью, сказала:
- Эссас Пэймон, будешь работать на меня?
При этом его смуглое лицо побледнело, и он сказал:
- Вы почти парализовали меня, даже не затянув на шее петли. Неужели
во мне появилось нечто ценное, из-за чего вдруг начали торг?
- У тебя есть обыкновенная и практическая ценная вещь, - сказала она.
- Ты смелый, и ты сдаешься внаем лицу, предложившему наивысшую цену. Я
могу заплатить больше, чем кто-либо другой в Империи.
На что он назвал приличную сумму за свои услуги, но Алия засмеялась и