Херберт Фрэнк. Дети Дюны

личность и общество, даже прогресс и традиции - все это
может быть примирено в учении Муад Диба. Он учил нас, что
не существует непримиримых противостояний, кроме как в
верованиях людей. Всякий может сорвать завесу Времени.
Будущее можно открыть в прошлом или в собственном
воображении. Делая это, отвоевываешь самосознание во
внутреннем бытии. И тогда понимаешь, что космос - связное
целое, и ты - неотделим от него.
Харк ал-Ада. Проповедник в Арракине.

Ганима сидела за пределами светового круга спайсовых ламп, наблюдая
за Буром Агарвисом. Ей не нравились его круглое лицо и непрестанно
движущиеся брови, то, как при разговоре он шевелит ногами, словно его
слова были скрытой музыкой, под которую он танцевал.
"Он здесь не для того, чтобы вести переговоры со Стилгаром", -
сказала себе Ганима, видя подтверждение этому в каждом слове и движении
Бура. Она еще дальше отодвинулась от круга Совета.
Во всяком съетче было помещение, подобное этому, но зала собраний
заброшенной джедиды производила на Ганиму впечатление удушающе тесного
места - слишком низок был потолок. Шестьдесят людей отряда Стилгара, плюс
девять прибывших вместе с Агарвисом - все уместились в одном конце залы.
Масляные светильники отбрасывали отсветы на низкие несущие балки потолка,
и дрожащие тени, танцевавшие на стенах, а едкий дым наполнял все помещение
запахом корицы.
Встреча началась в сумерках, после молитв о влаге и вечерней трапезы.
Теперь уже она длилась более часа, и Ганима не могла измерять до дна
скрытые пороки в поведении Агарвиса. Слова его представлялись вполне
ясными, но с ними не согласовывались движения его тела и глаз.
Сейчас говорил Агарвис, отвечая на вопрос одного из заместителей
Стилгара, племянницы Харахи по имени Раджия. Эта сумрачно-аскетичная
молодая женщина с опущенными углами губ казалась взирающей на мир с
непреходящим отвращением. Ганима сочла это выражение лица Раджии вполне
соответствующим обстоятельствам.
- Разумеется, я верю, что Алия дарует всем вам полное и совершенное
прощение, - говорил Агарвис. - Иначе бы я не находился здесь со своей
миссией.
Раджия собиралась еще что-то сказать, но вмешался Стилгар:
- Меня не настолько беспокоит доверяем ли ей мы, как то, доверяет ли
она тебе, - в голосе Стилгара слышались рыкающие полутона. Он неуютно
чувствовал себя от этого предложения занять свое прежнее место.
- Неважно, доверяет ли она мне, - сказал Агарвис. - Если быть
искренним - мне в это не верится. Я слишком долго искал вас, вас не
находя. Но я всегда чувствовал, что она не очень-то хочет, чтоб тебя на
самом деле схватили. Она...
- Она была женой человека, которого я убил, - сказал Стилгар. -
Заверяю тебя, он сам на это напросился. Мог бы с равным успехом кинуться
на собственный нож. Но от этого нового подхода попахивает...
Агарвис пританцовывая вскочил, гнев ясно был написан на его лице.
- Она тебя прощает! Сколько раз я должен это повторять? Она заставила
жрецов устроить большой спектакль ниспрошения о божественном наставлении
о...
- Это лишь поднимает другую проблему, - это Ирулэн, наклонилась
вперед, мимо Раджии, темные волосы Раджии подчеркнуто оттеняют ее светлую
головку. - Она убедила тебя, но у нее могут быть другие планы.
- Жречество...
- Но ходят самые разнообразные слухи, - сказала Ирулэн. - Что ты не
только ее военный советник, что ты ее...
- Довольно! - Агарвис был вне себя от ярости. Бушующие эмоции кровью
бросили ему в лицо, исказили его черты. - Верьте чему хотите - но я не
могу больше с этой женщиной! Она оскверняет меня! Она пачкает все, к чему
ни прикоснутся! Я использован. Я замаран. Но я никогда не подниму нож
против моей родни! Нет - никогда!
Ганима, наблюдавшая за ним, подумала: "Тут, по крайней мере, из него
полезла правда".
Как ни удивительно, Стилгар рассмеялся.
- А, кузен, - сказал он. - Прости меня, но гнев выдает правду.
- Значит, ты согласен?
- Я этого не сказал, - он поднял руку, предупреждая новый взрыв
Агарвиса. - Это не ради меня, Бур, но ради других, кто здесь есть, - он
обвел рукой вокруг себя. - Они на моей ответственности. Давай поразмыслим
на миг, какое возмещение предлагает Алия.
- Возмещение? Нет ни слова о возмещении. Прощение, но не...
- Тогда что же предлагает она порукой за свое слово?
- Съетч Табр, и ты в нем наибом, полная автономия нейтральной
стороны. Она теперь понимает, как...
- Я не войду опять в ее свиту и не буду поставлять ей вооруженных
бойцов, - предупредил Стилгар. - Это понятно?
Ганима услышала, что Стилгар начинает сдавать, и подумала: "Нет,
Стил! Нет!"
- В этом нет нужды, - ответил Агарвис. - Алия хочет только, чтобы
Ганима вернулась к ней и выполнила данное обязательство об обручении с...
- Так вот оно наконец! - у Стилгара сдвинулись брови. - Ганима - цена
моего прощения. Неужели она считает меня...
- Она считает тебя разумным, - возразил, усаживаясь, Агарвис.
Ганима восторженно подумала: "Он этого не сделает. Переведи дух. Он
этого не сделает".
И только она это подумала, тихий шорох послышался сзади и левей от
нее. Она не успела обернуться, как ее схватили сильные руки. Плотный
коврик, пахнущий снотворным, накрыл ее лицо до того, как она успела
позвать на помощь. Теряя сознание, она ощутила, как ее несут к двери в
самом темном уголке залы. И подумала: "Мне бы следовало догадаться! Мне бы
следовало быть начеку!" Но державшие ее руки были взрослыми и сильными.
Она не могла из них вывернуться.
Последними ее впечатлениями были холодный воздух, мерцание звезд,
лицо под капюшоном, взглянувшее на нее и спросившее:
- Она ведь не пострадала, а?
Ответа она уже не слышала, звезды завертелись у нее перед глазами,
вытягиваясь в полоски, и пропали во вспышке света, который был ядрышком ее
внутреннего "я".

61

Муад Диб снабдил нас особого рода знанием о
пророческом видении, о поведении, ощущающем такое
прозрение, и о его влиянии на события, сопровождавшиеся
находящимися "на линии". (То есть, события, которым дано
произойти внутри взаимосвязанной системы, которую пророк
открывает и интерпретирует.) Как было еще где-то отмечено,
такое видение действует как своеобразная ловушка для
самого пророка. Он становится жертвой того, о чем знает -
относительно распространенный вид человеческого крушения.
Опасность в том, что предсказывающие реальные события
могут проглядеть поляризующий эффект, привносимый
сверх-потворством собственной правде. Они склонны
забывать, что в нашем поляризованном мироздании ничто не
может существовать без наличия своей противоположности.
Харк ал-Ада. Провидческое видение.

Вздуваемый песок туманом висел на горизонте, затмевая восходящее
солнце. В тенях дюн песок был холоден. Лито стоял перед кольцом пальм,
глядя на пустыню. Он чуял запах пыли и колючих растений, слышал утренние
звуки людей и животных. В этом месте у Свободных не было канала, только
чистый минимум посадок вручную, орошаемых женщинами, носившими воду в
кожаных мехах. Их ветроловушка была хрупкой, легко сокрушаемой бурями, но
и легко восстанавливаемой. Тяготы, суровость спайсового промысла и
приключения - вот как протекала здесь жизнь. Эти Свободные до сих пор
верили, что рай - звук льющейся воды, но лелеяли древнюю концепцию
свободы, которую и Лито с ними разделял.
"Свобода - это состояние одиночества", - подумал он.
Лито расправил складки белой робы, закрывавшей его живой стилсьют.
Ему было уже ощутимо, насколько изменила его оболочка песчаной форели - и
вместе с этим чувством он всегда испытывал чувство огромной утраты. Он уже
не был полностью человеком. Странные вещи плавали в его крови. Реснички
песчаной форели проникли в каждый орган, приспосабливая его и изменяя.
Сама форель тоже приспосабливалась и изменялась. Но, зная это, Лито
чувствовал себя оторванным от всех прежних нитей утраченной человечности;
жизнь его поймана в первичность острой тоски по концу тянувшейся из
древности непрерывности. Он понимал, однако, какая ловушка в потакании
подобным эмоциям. Он хорошо понимал.
"Пусть будущее происходит для самого себя", - думал он. -
"Единственное правило, руководящее творчеством - это само творение".
Трудно было отвести взгляд от песков, от дюн - от великой пустоты.
Здесь на краю песка было несколько скал, но воображение бежало вперед, за
них, к ветрам, пыли, редким и одиноким растениям и животным, дюне,
сливающейся с дюной, пустыни с пустыней.
Позади него раздался звук флейты, зовущей на утреннюю молитву,
молитву по влаге, звучала чуть измененная серенада новому Шаи Хулуду. Едва
Лито это понял, как музыка зазвучала для него напевом вечного одиночества.
"Я мог бы попросту уйти в эту пустыню", - подумал он.
Все тогда изменится. Одно направление станет не хуже другого. Он уже
научился жить жизнью, свободной от страстей. Его мистицизм Свободного
утончился до жуткой грани: все, что он имел при себе, было ему необходимо
- но только это и было. А это составляло всем лишь накинутую робу,
спрятанного в ее складках ястреба Атридесов и кожу,
которая-не-его-собственная.
Было бы легко уйти отсюда прочь.
Внимание его привлекло движение высоко в небесах - по косо выкроенным
кончикам крыльев он узнал стервятника. От этого у него заныло в груди. Как
и дикие Свободные, стервятники живут в этой стране, потому что здесь они
рождены. Ничего лучшего они не знают. Пустыня делает их такими, какие они
есть.
Но в кильватере Муад Диба и Алии взросла другая порода Свободных.
Она-то и была причиной того, почему он не мог уйти в пустыню, подобно
своему отцу. Лито припомнил слова Айдахо очень давних дней: "Эти
Свободные! Они восхитительно жизненны. Я никогда не встречал жадного
Свободного".
Теперь жадных Свободных полным-полно.
Волна печали поднялась в Лито. На нем лежит проложить курс, который
все это изменит, но жестокой ценой. И управлять этим курсом будет все
трудней и трудней по мере их приближения к вихрю.
Кразилек, Тайфунный бой, впереди... но Кразилек или худшее будут
расплатой за неправильный шаг.
Позади него послышались голоса, затем чистый и пронзительный детский
голосок произнес:
- Вот он.
Лито обернулся.
Из-под пальм выходил Проповедник, ведомый ребенком.
"Почему я думаю о нем как о Проповеднике?" - подивился Лито.
Ответ был ясно начертан на скрижали ума Лито: "Потому что он больше
не Муад Диб, не Пол Атридес". Пустыня сделала его тем, что он есть сейчас.
Пустыня и шакалы Джакуруту с их чрезмерными добычами меланжа и постоянным
предательством. Проповедник состарился. Да, состарился, не несмотря на
спайс, а благодаря ему.
- Мне сказали, ты хочешь меня видеть, - заговорил Проповедник, когда
ребенок-поводырь остановился.
Лито поглядел на это дитя пальмовой рощи, мальчика ростом почти с
него самого, благоговение которого умерялось ненасытным любопытством.
Молодые глаза томно поблескивали над маской стилсьюта детского размера.
Лито махнул рукой:
- Оставь нас.
На миг плечи мальчика выразили яркое нежелание, затем благоговение и
естественное уважение Свободного к личной жизни других взяли верх. Ребенок
удалился.
- Ты знаешь, что Фарадин здесь, на Арракисе? - спросил Лито.
- Гурни рассказал мне, когда прилетал вчера ночью.
И Проповедник подумал: "Как же холодно отмерены его слова. Совсем он
как я, в прежние мои дни".
- Я стою перед трудным выбором, - сказал Лито.
- Я думал, все выборы тобой уже сделаны.
- Мы понимаем ТУ ловушку, отец.
Проповедник прочистил глотку. Напряжение дало ему понять, как близко
они к сокрушительному кризису. Теперь Лито будет полагаться не на чистое
видение, а на управление видением.
- Тебе нужна моя помощь? - спросил Проповедник.
- Да. Я возвращаюсь в Арракин и хочу пройти туда как твой поводырь.
- Для чего?
- Ты не будешь еще раз проповедовать в Арракине?
- Может быть. Есть вещи, которых я им еще не сказал.
- Ты не вернешься назад в пустыню, отец.
- Если пойду с тобой?
- Да.
- Я сделаю все, как ты ни решишь.
- Ты подумал? Ведь вместе с Фарадином там будет и твоя мать.
- Несомненно.
И опять Проповедник прокашлялся. Проявлял нервозность - чего Муад Диб
себе никогда не позволял. Слишком долго это тело пребывало вне прежнего
режима самодисциплины, слишком часто Джакуруту изменнически наполняло этот
мозг безумием. И Проповедник подумал, что может, и не слишком мудро
возвращаться в Джакуруту.
- Ты не обязан идти туда со мной, - сказал Лито. - Но там моя сестра
и я должен вернуться. Ты можешь отправиться вместе с Гурни.
- И ты пойдешь в Арракин один?
- Да. Я должен встретить Фарадина.
- Я пойду с тобой, - вздохнул Проповедник.
И Лито, ощутив в Проповеднике промелькнувшую тень прежнего безумия
видений, подумал: "Играет ли он в игру предвидения?" Нет. Он никогда
больше не пойдет этой дорогой. Он ведал о ловушке частичных уступок.
Каждое слово Проповедника подтверждало, что он передал видения своему
сыну, понимая, что все в этом мире уже предугадано.
Нет, старые противоположности мчали сейчас Проповедника Он убегал из
парадокса в парадокс.
- Тогда мы отправимся через несколько минут, - сказал Лито. - Ты
скажешь Гурни?
- Разве Гурни с нами не пойдет?
- Я хочу, чтобы он уцелел.
И опять Проповедник всем телом ощутил напряжение. Оно было разлито в
воздухе вокруг него, в земле у него под ногами, в парящей птице,
смотревшей на не-ребенка, который был его сыном. Резкий вопль его прежних
видений скребся в его горле.
"Проклятая святость!"
Не уйти от сочащегося песка своих страхов. Он знал, с чем столкнется
в Арракине. Они опять вступят в игру с ужасающими и смертоносными силами,
которые никогда не смогут принести им покой.

62

Ребенок, отказывающийся путешествовать в снаряжении
своего отца - это символ самой уникальной человеческой
способности. "Я не обязан быть тем, чем был мой отец. Я не
обязан подчиняться правилам моего отца или даже верить
всему, во что верил он. В том-то и моя сила как человека,
что я могу делать собственный выбор, во что мне верить и
во что мне не верить, кем мне быть и кем мне не быть".
Харк ал-Ада. "Лито Атридес II. Биография".

Женщины-пилигримы танцевали под барабан и флейту на Храмовой площади,
головы их обнажены, браслеты на шеях, платья тонки и открыты. Их длинные
черные волосы сперва развевались, затем нахлестывали им на лица, когда они
щурились.
Алия глядела на эту сцену, и привлекательного и отталкивающую, с
высоты своего храма. Была середина утра, час, когда на площади начинал
растекаться запах сдобренного спайсом кофе - от торговцев под тенистыми
аркадами. Вскоре она должна будет выйти приветствовать Фарадина,
преподнести формальные дары и присутствовать при его первой встрече с
Ганимой.
Все шло согласно плану. Гани убьет его, и, в последующих потрясениях,
только один человек будет готов ухватить свою выгоду. Куклы танцуют точно
так, как потянешь за веревочку. Как она и надеялась, Стилгар убил
Агарвиса. А Агарвис привел похитителей к джедиде, не ведая о том, что
секретный передатчик был спрятан в новых сапогах, которые она ему
подарила. Теперь Стилгар и Ирулэн ждут в темницах Храма. Может, они и
умрут, а может, их можно будет и как-то иначе с пользой употребить. Пусть
подождут: вреда не будет.
Она заметила, что городские Свободные наблюдают за танцовщицами на
площади глазами напряженными и не бегающими. Принцип равенства, начавшись
в пустыне, переселился и в города и городки Свободных, до сих пор упорно в
них сохраняясь, но социальные различия между мужчиной и женщиной уже
давали о себе знать. Это тоже отлично соответствует плану. Разделяй и
властвуй. Алия улавливала что в том, как двое Свободных смотрят на этих
инопланетянок и их экзотический танец, уже ощущается еле заметная
перемена.
"Пусть смотрят. Пусть наполнят свои умы гхафлой".
Жалюзи окна Алии были открыты, и ей ощутимо было резкое усиление
жары, в это время года начинавшейся прямо на восходе и достигавшей пика в
полуденные часы. Температура каменных плит площади наверняка намного выше.
Неуютно для этих танцовщиц, но они все продолжали кружиться и изгибаться,
взмахивать руками и волосами в страстном упоении танцем. Они посвятили
свой танец Алии, Чреву Небесному. Об этом Алии шепнула специально для
этого пришедшая служанка, глумясь над инопланетянками и их странными
обычаями. Служанка объяснила, что они - с планеты Икс, где сохранялись
остатки запрещенных наук и технологий.
Алия фыркнула. Эти женщины так же невежественны, суеверны и отсталы,
как Свободные пустыни... Точь-в-точь как заметила глумливая служанка,
прибежавшая, чтобы подольститься, с докладом о посвящении их танца. И ни
служанка, ни иксианки не знают, что Икс - это просто буква алфавита
позабытого языка.
Весело смеясь про себя, Алия подумала: "Пусть танцуют". В танце
выходит энергия, которая иначе могла бы найти более разрушительное
применение. И музыка приятна, тонкие завывания, плоские тимпаны, барабаны
из тыквы, хлопающие ладони.
Внезапно музыку заглушил гул множества голосов на дальнем конце
площади. Танцовщицы сбились, потом, после краткого замешательства, опять
поймали ритм, но утратили при этом чувство одиночества, и даже их взгляды
обратились к воротам площади, где толпа растекалась по каменным плитам как
хлещущая через открытый клапан канала вода.
Алия вгляделась в надвигающуюся волну.
Теперь ей стали слышны слова, и надо всем: "Проповедник!
Проповедник!"
Затем она увидела его, шагающего широкими шагами в первом приливе
волны, рука на плече мальчика-поводыря.
Пилигримы-танцовщицы перестали кружиться и удалились на террасы
ступеней под Алией. Так к ним присоединились их зрители - и во всех,
наблюдающих за Проповедником, она различила благоговение. Ее же
собственным чувством был страх.
"Как он смеет!"
Она полуобернулась послать стражу, но сразу же пришедшие соображения
остановили ее. Толпа уже заполнила площадь. Она может повести себя совсем
не мирно, если станет упрямствовать в своем явном желании услышать слепого
провидца.
Алия стиснула кулаки.
ПРОПОВЕДНИК! Зачем Пол это делает? Для половины населения, он -
"сумасшедший пустыни", и, следовательно, свят. Другие перешептываются на
базарах и в лавках, что это почти наверняка Муад Диб. С чего бы еще
Махдинату дозволять его гневную ересь?
Среди толпы Алии видны были беженцы, крохи добравшихся из брошенных
съетчей, их одежды в лохмотьях. Опасное там внизу место - место, где
возможно допустить ошибки.
- Госпожа?
Голос раздался позади Алии. Она обернулась и увидела Зию, стоявшую в
арке дверного проема внешней палаты. При ней была вооруженная охрана из
Личной Гвардии.
- Да, Зия?
- Миледи, Фарадин за дверьми и просит аудиенции.
- Здесь? В моих покоях?
- Да, миледи.
- Один?
- С ним два телохранителя и леди Джессика.
Алия положила руку на горло, припомнив последнюю немирную встречу с
матерью. Времена, однако, изменились. Их отношения будут определяться
новыми условиями.
- До чего же он импульсивен, - сказала Алия. - Какую причину он
выдвигает?
- Он слышал о... - Зия указала на окно на площадь. - Он говорит, что
слышал, будто от вас лучший вид.
Алия нахмурилась.
- Ты веришь этому, Зия?
- Нет, миледи. По-моему, он слышал слухи. И хочет видеть вашу
реакцию.
- Это моя мать его настропалила!
- Вполне вероятно, миледи.
- Зия, дорогая моя, я хочу, чтобы ты выполнила особый ряд очень
важных для меня приказаний. Подойди сюда.
Зия подошла на расстояние шага от Алии.
- Миледи?
- Пригласи Фарадина, его телохранителей, и мою мать. Затем приготовь
Ганиму. Ее следует облачить как невесту по обычаям Свободных, до последней
детали - ПОЛНОСТЬЮ.
- И нож, миледи?
- И нож.
- Миледи, это...
- Ганима не представляет для меня угрозы.
- Миледи, есть основания полагать, что она сбежала со Стилгаром в
пустыню, больше чтобы его защитить, чем по любой другой...
- Зия!
- Миледи?
- Ганима уже подала свое ходатайство за Стилгара, и Стилгар останется
в живых.
Но она предполагаемая наследница!
- Просто выполни мои приказы. Пусть Ганиму приготовят. Когда ты
присмотришь, чтоб это делалось, пошли пять служителей из храмового
жречества на площадь. Пусть пригласят Проповедника сюда. Пусть подождут
удобного случая и заговорят с ним, больше ничего. Силу им применять
нельзя. Я хочу, чтобы они его вежливо пригласили. Абсолютно никакого
принуждения. И, Зия...
- Миледи? - как же насупленно она это произнесла.
- Проповедник и Ганима должны быть введены сюда одновременно. Они
должны вместе войти по моему сигналу. Понимаешь?
- Я понимаю план, миледи, но...
- Просто сделай это! Вместе, - и Алия кивнула своей амазонке,
отпуская ее. Когда Зия, повернувшись, уходила, Алия сказала: - Выходя,
пригласи Фарадина и его сопровождающих, но позаботься, чтобы перед ними
вошли десять моих самых достойных доверия стражей.
Зия, выходя из комнаты, оглянулась на ходу.
- Все будет сделано по вашим распоряжениям, миледи.
Алия отвернулась и посмотрела из окна. Всего лишь через несколько
минут ее ПЛАН принесет кровавые плоды. И Пол будет здесь, когда его дочь
нанесет coup de grace ["удар милосердия" (франц.) - смертельный
завершающий удар, прерывающий мучения противника] его святошеским
претензиям. Алия услышала, как входит присланное Зией подразделение. Все
скоро будет кончено. Все кончено. Она поглядела вниз на Проповедника,
занимающего свое место на первой ступени, с растущим ощущением триумфа.
Его юный поводырь присел на корточки рядом с ним. Алия увидела желтые
одежды храмовых жрецов, поджидающих слева, застопоренных плотной толпой.
Они, однако, опытны в обращении с толпами. Они найдут дорогу к цели. Голос
Проповедника прогремел над площадью, толпа с сосредоточенным вниманием
ожидала его слов. Пусть слушают! Скоро в его слова будет вложен совсем
другой смысл, чем он предполагает.
И не будет поблизости никакого ПРОПОВЕДНИКА, чтобы запротестовать.
Она услышала, как вошел Фарадин с сопровождающими, услышала голос
матери:
- Алия?
Не оборачиваясь, Алия сказала:
- Добро пожаловать, Принц Фарадин, матушка. Идите сюда, любуйтесь
спектаклем, - затем она оглянулась, и увидела рослого сардукара,
Тайканика, злобно хмурившегося на стражей, загородивших дорогу. - Но это
негостеприимно, - сказала Алия. - Дайте им пройти. - Двое стражей, явно
действуя по приказам Зии, подошли к ней и встали между ней и остальными.
Прочие стражи расступились. Алия отошла к правой стороне окна, указала
жестом: - Отсюда и вправду наилучший вид.
Джессика, в своей традиционной черной абе, сумрачно глянула на Алию,
сопровождая Фарадина к окну, но встала между ним и стражами Алии.
- Так это любезно с вашей стороны, леди Алия, - сказал Фарадин. - Я
столько слышал об это Проповеднике.
- И вот он во плоти, - сказала Алия. На Фарадине был серый мундир
командующего сардукарами, без знаков отличия. Поджарая грациозность его
движений восхитила Алию. Возможно, этот Принц Коррино будет не просто
забавой от безделья.
Голос Проповедника загремел в помещении через усилители возле окна.
Алия почувствовала, как этот звук пронизал ее трепетом до самых костей, и
стала слушать еще зачарованней.
- И обнаружил я, что я - в пустыне Зан, - вскричал Проповедник, - в
ее бесплодии воющей дикости. И Господь повелел мне очистить это место.
Поскольку мы искушаемы пустыней, и скорбны в пустыне, и соблазняемы ее
дикостью забросить наши пути.
"Пустыня Зан", подумала Алия. Такое название было дано месту первого
испытания Скитальцев Дзэнсунни, от которых произошли Свободные. Но его
слова? Завоевывает ли он доверие, чтобы обратить его на разрушение
твердынь съетчей верных ей племен?
- Дикие звери лежат на ваших землях, - голос Проповедника гулко
гремел над площадью. - Скорбные твари наполняют ваши дома. Вы, бежавшие из
своих домов, не умножите больше ваших дней на песке. Да, вы, забросившие
свои пути, вы умрете в смраднейшем гнезде, если и дальше будете идти по
этой дороге. Но если вы внемлете моему предупреждению, то Господь проведет
вас через страну западней в Горы Господни. Да, Шаи Хулуд вас поведет.
Над толпой поднялись тихие стоны. Проповедник сделал паузу, поводя
безглазыми глазницами в направлении звуков. Затем он воздел руки, широко
их распахнул и воззвал:
- О Господь, моя плоть томится по пути Твоему в сухой и полной жажды
стране!
Старуха перед Проповедником - явная беженка, судя по ее заношенным и
заплатанным одеяниям - воздела руки и взмолилась:
- Помоги нам, Муад Диб! Помоги нам!
У Алии внезапным испугом стиснуло груди, она спросила себя,
действительно ли эта старуха знает правду. Она взглянула на мать, но
Джессика пребывала недвижимой, деля свое внимание между стражами Алии,
Фарадином и видом в окне. Фарадин, слушавший с зачарованным вниманием,
словно к месту прирос.
Алия взглянула из окна, стараясь разглядеть храмовых жрецов. Их не
было видно, и она предположила, что они пробираются прямо под ней мимо