Херберт Фрэнк. Дети Дюны

1

"Учение Муад Диба стало площадкой для появления
схоластических измышлений, предрассудков и извращений. Он
же учил умеренному образу жизни, философии, которая могла
бы помочь человечеству решить многие проблемы, возникающие
в результате постоянных изменений во Вселенной. Он
говорил, что человечество все еще развивается, оно все
время пребывает в этом процессе развития, который никогда
не кончится. Он говорил, что это развитие влияет на
изменение принципов, которые известны только вечности. Как
может извращенное толкование его учения развиваться рядом
с истинной сущностью?"
Слова Данкана Айдахо, ментата.

На красном ковре с длинным ворсом, покрывающем пол сырой пещеры,
появилось пятно света. Самого источника света не было видно, только это
единственное пятно на красной ворсистой поверхности. Кружок диаметром два
сантиметра как будто искал что-то: он хаотично двигался, то вытягиваясь,
то приобретая овальную форму. Достигнув темно-зеленого покрывала,
спадающего с кровати, он подскочил вверх, скользя по складкам.
Под зеленым покрывалом лежал ребенок с рыжеватыми волосами. Лицо его
было все еще по-детски округлым, пухленьким и полногубым. Он не был худым
- характерная черта Свободных, - но и не был рыхлым, как представители
Внешнего мира. Когда свет коснулся закрытых век, маленькая фигурка под
одеялом зашевелилась.
Теперь слышно было только ритмичное дыхание и едва уловимое
"кап-кап-кап" воды, которая капала в тазик из огромного ветряного мешка,
расположенного высоко над пещерой.
Снова в помещении возник свет. Его было немного больше, и он был
ярче. На этот раз можно было определить его источник: фигура в капюшоне
заполнила собой весь дверной проем в конце комнаты, сделанный в виде арки,
и свет шел именно оттуда. Пятно света еще раз проследовало по всему
помещению, как будто проверяя и выискивая что-то. Это вызывало ощущение
угрозы, растущего недовольства. Оно миновало спящего ребенка, задержалось
на закрытом решеткой отверстии для воздуха в верхнем углу, тщательно
обследовало выпуклость на зеленовато-золотистых занавесях, развешанных по
стенам, чтобы скрыть скалы и придать уют помещению.
Вскоре свет померк. Фигура в капюшоне сделала шаг вперед, выдавая
свое присутствие шуршанием одежды, и заняла место на одной из сторон арки,
которая служила дверным проемом. Тот, кто был знаком с заведенным здесь
порядком, в съетче Табр, сразу бы догадался, что это был Стилгар, наиб
съетча, хранитель осиротевших близнецов, которые однажды облачатся в
мантию своего отца, Пола Муад Диба. Стилгар часто совершал ночной осмотр
помещения, где почивали близнецы, и, как проявило, сначала он заходил в
спальню Ганимы, а затем в примыкающую комнату, где он мог бы убедиться,
что Лито ничего не угрожает.
"Я - старый дурак", - думал Стилгар.
Он дотронулся до холодной поверхности фонаря и затем повесил его на
крючок, прикрепленный к его поясу. Фонарь раздражал его, несмотря на то,
что он был полностью зависим от него. Эта вещь представляла собой
хитроумный инструмент, изобретенный в Империи, - приспособление, способное
обнаружить присутствие больших живых тел. С его помощью он увидел лишь
спящих детей в королевской спальне.
Стилгар знал, что его мысли и чувства были подобны свету. Он не в
состоянии был погасить всегда светящий внутренний прожектор. Какая-то
более великая сила контролировала это движение. В данный момент он
направлял этот свет туда, где ощущал реально опасность. Здесь находился
магнит для мечтаний всего великолепия всей известной Вселенной. Здесь
лежали богатства во времени - вечная власть и самый могущественный из всех
мистических талисманов: божественная подлинность религиозного наследия
Муад Диба. В этих близнецах - Лито и его сестре Ганиме - была
сосредоточена власть - сила, внушающая страх и благоговение.
И пока они живут, в них будет жить Муад Диб: несмотря на то, что он
умер.
Это были не просто девятилетние дети, они были силой самой природы,
предметом почитания и старого страха. Они были детьми Пола Атридеса, Махди
всех Свободных-фрименов. Он вызвал взрыв гуманности. Свободные с этой
планеты распространили джихад, неся свою страсть через всю человеческую
Вселенную от лица религиозного правительства, чей размах и вездесущая
власть оставили свой след на каждой планете.
"Однако, эти дети - кровь и плоть Муад Диба, - думал Стилгар. - Два
пустяковых удара моего ножа остановили бы навсегда их сердца. Их род
прекратил бы существование."
Его разум пришел в смятение от такой мысли.
"Убить детей Муад Диба!"
Но годы сделали его мудрым в отношении самоанализа. Стилгар знал о
происхождении этой жуткой мысли. Она шла от левой руки проклятого, а не от
правой руки благословенного. Айат и Бурхан Жизни были загадками для него.
Когда-то он гордился, что осознавал себя Свободным, что думал о пустыне,
как о друге; что в мыслях назвал свою планету Дюной, а не Арракисом, как
это значилось на всех картах Империи.
"Насколько просто все было, когда наш Мессия просто мечтал, - думал
он. - Но найдя своего Махди, мы освободились от вселенских бесконечных
мессианских грез. Каждый народ, порабощенный джихадом, теперь мечтает о
том, чтобы пришел вождь".
Стилгар посмотрел в спальню, окутанную мраком.
"Если бы мой нож освободил всех этих людей, интересно, сделали бы
меня мессией?"
Можно было услышать, как в своей кровати ворочается Лито.
Стилгар вздохнул. Он никогда не знал деда Атридесов, имя которого
дали ребенку. Но многие говорили, что моральная сила Муад Диба исходила
именно из этого источника. Перейдет ли это жуткое качество "правильности"
через поколение? Стилгар не нашел ответа на свой вопрос.
Он подумал: "Съетч Табр - мой. Я правлю здесь. Я - наиб Свободных.
Если бы не я, не было бы Муад Диба. Эти близнецы теперь здесь благодаря
Чани, их матери и моей родственницы, моя кровь течет в их жилах. Я там, с
Муад Дибом, Чани и со всеми остальными. Что мы сделали для нашей
Вселенной?"
Стилгар не смог бы объяснить, почему такие мысли пришли ему в голову
той ночью и почему из-за них он чувствовал себя виноватым. Он притих,
укутанный в свою робу с капюшоном. Реальность и мечта были совершенно
различными вещами. Пустыня - друг, которая когда-то простиралась от полюса
до полюса, - была уменьшена вполовину своего прежнего размера. Мифический
рай насаженной повсюду зелени привел его в уныние. Это было совсем не
похоже на мечту. И когда его планета изменилась, он понял, что тоже
изменился. Он стал гораздо более хитрым человеком по сравнению с тем,
некогда бывшим вождем съетча. Теперь он знал о многом - об искусстве
управлять государством и мудром подходе к решению самых незначительных
вопросов. Однако, он чувствовал, что эти знания и хитрости как тонкая
фанера, покрывающая железное ядро более простого, более твердого знания. И
это более старое ядро взывало к нему, умоляло вернуться его к истинным
ценностям.
Утренние звуки съетча начали вторгаться в его мысли. Люди в пещере
начинали пробуждаться. Он почувствовал, как летний ветерок коснулся его
щек: люди выходили через дверные отверстия наружу в предрассветную тьму.
Ветерок говорил о беспечности точно так же, как он говорил и о времени.
Жители пустыни больше не сохраняли режима экономии воды прежних дней.
Зачем они должны были это делать, если дождь был увековечен? Если на этой
планете были видны облака, если восемь Свободных были затоплены и убиты
стремительным потоком воды в вади? До этого происшествия слово "утонул" не
существовало в языке Дюны. Но это больше не было Дюной, это был Арракис...
и это было утро памятного дня.
Джессика, мать Муад Диба и бабушка этих королевских близнецов,
возвращается на нашу планету сегодня. Почему она прекращает навязанную
самой себе ссылку именно теперь? Почему она оставляет безмятежность и
безопасность Келадана ради опасностей Арракиса?
Были и другие тревожные мысли: догадается ли она о сомнениях
Стилгара? Она была колдуньей - Бене Джессерит, прошедшей полный курс
обучения Сестер, а теперь еще и Преподобной Матерью. Такие женщины были
очень проницательными и в то же время очень опасными. Прикажет ли она ему
упасть на свой собственный нож, как это сделали со старым Ульетом,
несостоявшимся убийцей Пардота Кайнза?
"Должен ли я ей подчиняться?" - недоумевал он.
И не мог ответить на этот вопрос, хотя теперь он думал о Льете
Кайнзе, планетологе, которому первому после отца, Пардота, пришла идея
превратить дикую пустыню Дюны в зеленый оазис, каким она и стала. Льет
Кайнз был отцом Чани. Если бы не он, не было бы ни идеи, ни Чани, ни
королевских близнецов. Звенья этой цепи очень беспокоили Стилгара.
"Как получилось, что мы встретились в этом месте? - спрашивал он
самого себя. - Как мы соединились? Зачем? Обязан ли я покончить со всем
этим, чтобы поколебать это огромное соединение?"
Стилгар все-таки допустил этот ужасный довод внутрь себя. Он мог бы
сделать такой выбор, отрицая любовь и семью, чтобы сделать так, как должен
сделать наиб в случае, когда принимают беспощадное решение ради
благополучия своего племени. Но, с другой стороны, такое убийство
представляло собой предательство и жестокость. Убить детей! Однако, они
были не просто дети. Они ели меланж, принимали участие в оргиях съетча,
исследовали пустыню в поисках песчаного червя и играли в другие игры, в
которые играют дети Свободных. И они заседали в Королевском Совете. Дети в
таком юном возрасте, однако, были довольно мудры, чтобы заседать в Совете.
Возможно, по своей плоти они дети, но у них был богатейший жизненный опыт:
они полностью унаследовали генетическую память всех предков. Это было
жуткое признание, которое противопоставляло их тетю Алию и их самих всем
остальным живым существам.
Много раз по ночам Стилгар ловил себя на том, что в голове у него
вертится это отличие. Много раз он пробуждался от кошмаров из-за этих дум,
и сюда, в спальню, его привели эти же бесконечные думы. Теперь он всецело
сосредоточился на своих сомнениях. Неспособность принять решение была уже
сама по себе решением - он это знал. Эти близнецы и их тела пробудились в
утробе, зная все воспоминания, которые перешли к ним от их прародителей.
Склонность к употреблению меланжа сделала это. Матери - Джессика и Чани -
тоже употребляли меланж. Леди Джессика родила сына - Муад Диба - до того,
как у нее появилась эта привычка. Алия же родилась уже после. В прошлом
все было ясно. Бесчисленные поколения лучших селекций генофонда под
надзором Бене Джессерит, наконец, воплотилась в Муад Дибе, но это было вне
плана. Сестрам ордена не разрешалось употреблять меланж. О, они знали о
такой возможности, но боялись этого и называли это Мерзостью. Этот факт
вызывал наибольший страх. Мерзость... Должно быть, для такого суждения у
них были свои причины. И если они говорили, что Алия была мерзостью - это
в равной степени относилось и к близнецам, потому что Чани тоже
приобщилась к меланжу: ее тело было пропитано меланжем, и ее гены так или
иначе дополняли гены Муад Диба.
Мысли Стилгара находились в беспорядочном движении. Не могло быть
сомнений в том, что эти близнецы превзойдут своего отца. Но в чем? Мальчик
говорил о способности "быть" его отцом - и доказал это. Даже будучи
младенцем, Лито обнаружил воспоминания, о которых должен был знать только
Муад Диб. Были ли другие предки, ожидающие своей очереди в широком спектре
воспоминаний, предки, чьи цели и привычки создали бессловесную опасность
для живых существ?
Мерзость, говорили священные ведьмы Бене Джессерит. Однако, Сестры
домогались генофазы этих детей. Ведьмам нужна была сперма и яйцо, но так,
чтобы не повредить плоти, которая носила их. Неужели только из-за этого
именно сейчас вернулась леди Джессика? Она порвала с Сестрами, чтобы
поддерживать своего супруга Герцога, но согласно слухам, она вернулась на
путь Бене Джессерит.
"Я мог бы покончить со всеми этими мыслями, - подумал Стилгар. - Как
бы все просто тогда было."
И, однако, он снова поймал себя на мысли, что мог бы совершить свой
выбор. Были ли близнецы Муад Диба ответственны за действительность,
которая уничтожала мечты других? Нет. Они были лишь как оптические линзы,
сквозь которые проходил свет, чтобы открыть новые формы во Вселенной.
Его измученный разум вернулся к изначальной вере Свободных, и он
подумал:
"Приходит власть Бога: поэтому старайся не торопить это. Бог должен
указать путь, и некоторые свернут с него."
Это была религия Муад Диба, которая больше всего выводила Стилгара из
душевного равновесия. Почему из Муад Диба сделали Бога? Зачем обожествлять
человека, который имеет плоть? "Золотой эликсир Жизни" Муад Диба создал
бюрократического монстра, который сидел верхом на человеческих деяниях.
Правительство и религия объединились, и нарушение закона стало грехом.
Запах богохульства распространялся, как дым, если подвергались сомнению
какие-либо правительственные указы. Виновные в бунте вызывали адский огонь
и фарисейство суда.
Однако, это были люди, создающие эти правительственные указы.
Стилгар угрюмо покачал головой, не обращая внимания на прислугу,
прошедшую в Королевскую приемную, чтобы выполнить утренние обязанности.
Он пальцами нащупал нож, висевший у него на поясе, думая о прошлом,
которое этот нож символизировал; думая о нем больше, чем тогда, когда он
симпатизировал бунтовщикам, чьи неудавшиеся восстания были сокрушены его
собственными приказами. В голове у него была полная неразбериха, и он
хотел бы знать, как все это вычеркнуть из памяти. Но Вселенную нельзя
повернуть назад. Это был огромный инструмент, направленный на серую
безжизненную пустоту. Его нож, если бы он принес смерть близнецам, только
отразился бы от этой пустоты, сплетая новые сложности, чтобы повториться в
человеческой истории, поднимая новые волны хаоса, приглашая человечество
испытать новые формы порядка и беспорядка.
Стилгар вздохнул, все больше осознавая, что рядом кто-то есть. Да,
эти слуги выполняли какой-то приказ, который был связан с близнецами Муад
Диба. Они ходили взад и вперед. "Лучше превзойти их, - сказал самому себе
Стилгар. - Лучше встретить то, что придет".
"Я все-таки слуга, - сказал он себе. - И Бог Милосердный,
Сострадательный - мой господин".
И он процитировал: - "Конечно, мы надели на их шеи оковы до самого
подбородка, потому их головы всегда подняты; и мы поставили перед ними
преграду, а потом еще одну преграду; и мы покрыли их покрывалом, поэтому
они не видят".
Так было написано в старой священной книге Свободных.
Стилгар кивнул головой самому себе.
Видеть, чтобы предчувствовать следующий момент, как это делал Муад
Диб со своими внушающими страх видениями будущего. Создавать новые места
для решений. Чтоб не быть закованными в кандалы, что могло указать на
прихоть Бога. Иная сложность за обычным пределом досягаемости
человечества.
Стилгар убрал руку с ножа. Его пальцы еще сохраняли память о нем. Но
лезвие, которое однажды сверкнуло в раскрытой пасти песчаного червя,
оставалось в ножнах. Стилгар знал, что не убьет этим лезвием близнецов. Он
пришел к решению. Лучше сохранить старую добродетель, лелеемую в его душе
верность. Лучше принять действительность такой, как она есть, чем мечтать
о несуществующем пока будущем. Горьковатый привкус во рту, подсказал
Стилгару, насколько пустыми и отвратительными могут быть некоторые мечты.
Нет! Больше никаких мечтаний!

2

Вопрос: "Ты видел Проповедника?"
Ответ: "Я видел песчаного червя".
Вопрос: "Что это за песчаный червь?"
Ответ: "Ой дает нам воздух, которым мы дышим".
Вопрос: "Тогда почему мы разрушаем его землю?"
Ответ: "Потому что Шаи-Хулуд так велит".
Харк ал-Ада. Экраны (щиты) Арракис.

Как было заведено у Свободных, близнецы Атридесов вставали за час до
рассвета. Они в упоении зевали и потягивались, каждый в своей спальне,
чувствуя по шуму вокруг, что день в пещере уже начался. Они слышали, как в
передней прислуга готовит завтрак, обыкновенную жидкую овсяную кашу с
финиками и орехами, смешанного с жидкостью, снятой с чуть забродившего
спайса.
В передней висели ярко светящиеся шары, глоуглобы, и мягкий желтый
свет через открытый дверной проем проникал в спальные помещения. Близнецы,
освещаемые мягким светом, быстро оделись, при этом каждый очень хорошо
слышал другого. Они, будто договорившись, надели стилсьюты, чтобы
уберечься от горячих ветров пустыни.
Вскоре королевская пара близнецов встретилась в передней, заметив
необычное спокойствие прислуги. На Лито поверх блестящего серого стилсьюта
был надет рыжевато-коричневый капюшон, отороченный по краям черной
материей. На его сестре - зеленый капюшон. У обоих капюшон крепился к
стилсьюту специальной застежкой в виде ястреба - герба Атридесов -
золотого с красными драгоценными камнями вместо глаз.
Видя этот раскрашенный наряд, Хара, одна из жен Стилгара, сказала:
- Я вижу, вы оделись, чтобы поторжественнее встретить бабушку.
Лито сначала принял у Читы завтрак, а потом посмотрел на темное
обветренное лицо Хары. Он покачал головой. Потом промолвил:
- Откуда ты знаешь, может, мы себя приветствуем?
Хара встретила его насмешливый взгляд, который он даже и не подумал
отвести, и сказала:
- У меня такие же голубые глаза, как у тебя!
Ганима громко рассмеялась.
Хара всегда была большим знатоком шутливо-вызывающей манеры разговора
Свободных, и она немедленно оборвала его:
- Не насмехайся надо мной, мальчик. Возможно, ты и королевской крови,
но оба мы несем клеймо, которое оставило на нас употребление меланжа.
Глаза без белков. Что еще нужно Свободным более роскошного и более
почетного, чем это?
Лито улыбнулся, уныло покачал головой.
- Хара, любовь моя, если бы ты была помоложе и еще не была женой
Стилгара, я бы сделал тебя своей.
Хара без малейшей обиды приняла эту маленькую победу, давая знать
прислуге, чтобы они готовили помещение в честь этого знаменательного
события, которого все ждали в тот день.
- Завтракайте, - сказала она. - Вам сегодня потребуется много сил.
- Значит, ты считаешь, что мы недостаточно хорошо выглядим, чтобы
предстать перед своей бабушкой? - спросила Ганима, с трудом произнося
слова из-за битком набитого рта.
- Не бойся ее, Гани, - сказала Хара.
Лито проглотил овсяную кашу, проницательно поглядывая на Хару.
Женщина от природы была дьявольски мудра, очень быстро улавливая смысл в
этой игре слов.
- Неужели она действительно поверит, что мы боимся ее? - спросил
Лито.
- Она была нашей Преподобной Матерью, ты это знаешь. А я знаю ее
методы.
- Как оделась Алия? - спросила Ганима.
- Я не видела ее, - коротко ответила Хара, отворачиваясь.
Лито и Ганима быстро переглянулись, зная о каком-то секрете, и быстро
склонились к своим чашкам с завтраком. Вскоре они вышли в большой
центральный зал.
Ганима заговорила на одном из древних языков, который сохранила их
генетическая память:
- Итак, сегодня мы увидим нашу бабушку.
- Алию это очень беспокоит, - сказал Лито.
- Кто же захочет отказываться от такой власти? - спросила Ганима.
Лито тихо засмеялся, необычно взрослым смехом.
- Более того, глаза ее матери видят также, как и наши?
- Почему бы и нет? - спросил Лито.
- Да... Возможно, этого и боится Алия.
- Кто знает Мерзость лучше, чем сама Мерзость, - спросил Лито.
- Может быть, мы не правы, ты же понимаешь, - сказала Ганима.
- Но это не так. - И он процитировал из Книги Азхар Бене Джессерит: -
Исходя из причины и жуткого опыта мы называем наперед рождение Мерзости.
Потому что тот, кто знает о том, что утрачено и проклято, тот может
воплотить в жизнь все самое ужасное из прошлого.
- Я знаю, как это было, - сказала Ганима. - Но если это правда,
почему мы не страдаем от такого же внутреннего приступа.
- Наверно, наши родители охраняют нас от этого, - сказал Лито.
- Тогда почему никто не охраняет Алию?
- Я не знаю. Это, возможно, потому, что один из ее родителей остался
среди смертных. Может быть, это все просто, потому что мы молодые и
смелые. Возможно, когда мы станем старше и более циничными...
- Мы должны быть очень осторожны с нашей бабушкой, - сказала Ганима.
- И не обсуждать этого Проповедника, который бродит на вашей планете
и говорит ересь?
- Ты не думаешь, что он на самом деле наш отец?
- Я не делаю по этому поводу никаких заключений, но Алия боится его.
Ганима покачала головой.
- Я не верю в то, что называют Мерзостью. Это - чушь!
- Ты хранишь в себе такое же огромное количество воспоминаний, как и
я, - сказал Лито.
- Ты можешь верить во что тебе хочется.
- Ты думаешь, это из-за того, что мы не осмелились впасть в состояние
экстаза от этого меланжа, а Алия это сделала? - спросила Ганима.
- Я думаю точно так же, как и ты.
Они замолчали, вливаясь в толпу людей в центральном зале.
В Съетче Табр было прохладно, но стилсьюты были теплыми, и близнецы
скинули со своих рыжих волос капюшоны. Их лица выдавали породу: большой
рот, широко посаженные глаза, от меланжа они были синими-в-синем.
Лито первым заметил приближение их тети Алии.
- Вот, она идет, - сказал он, переходя на военный язык Атридесов, как
бы предупреждая. Ганима кивнула своей тете, когда Алия остановилась перед
ними, и сказала:
- Военный трофей приветствует свою знаменитую родственницу. -
Используя тот же самый язык Чакобса, Ганима подчеркнула значение ее
собственного имени - "Военный трофей".
- Видишь ли, любимая тетя, - сказал Лито, - мы приготовились к
сегодняшней встрече с твоей матерью.
Алия, единственный человек из всей королевской свиты, которую
совершенно не удивляло взрослое поведение этих детей, перевела взгляд с
одного на другого. Потом сказала:
- Попридержите ваши языки, оба!
Бронзовые волосы Алии были зачесаны назад и образовали два золотистых
кольца. Ее овальное лицо было угрюмым, губы плотно сжаты. В уголках синих
глаз появились морщинки.
- Я предупреждала вас обоих, как надо вести себя сегодня, - сказала
тетя Алия. - И вы, также как и я, все знаете, но какие-то соображения...
- Мы-то знаем, а вот ты, возможно, не знаешь о наших соображениях, -
перебила ее Ганима.
- Гани! - сердито произнесла тетя Алия.
Лито посмотрел на тетю и сказал:
- Сегодня - тот день, когда мы не будем притворяться глупыми
младенцами!
- Никто не хочет, чтобы вы притворялись, - сказала Алия. - Но мы
думаем, что неразумно с вашей стороны вызывать у моей матери опасные
мысли. Ирулэн согласна со мной. Кто знает, какую роль должна сыграть леди
Джессика.
Лито встряхнул головой и удивился. "Почему Алия не видит, что уже обо
всем догадались? Или она слишком далеко зашла?" И он обратил внимание на
особые родовые приметы на лице Алии, которые выдавали присутствие в ней
генов деда по материнской линии. Изучая ее лицо, он почувствовал в себе
смутное волнение и подумал: "Он и мой предок тоже".
Потом Лито сказал:
- Леди Джессика была обучена управлять.
Ганима кивнула головой:
- Почему она выбирает именно это время, чтобы вернуться?
Алия сердито взглянула на нее. Потом сказала:
- Возможно, она просто хочет увидеть своих внуков.
Ганима подумала: "Вот на что ты надеешься, моя дорогая тетя. Но это
далеко не так".
- Она не может править здесь, - сказала Алия, - у нее есть Келадан.
Этого должно быть вполне достаточно.
И Ганима умиротворенно заговорила:
- Когда наш отец ушел в пустыню, чтобы умереть, он оставил тебя в
качестве Регента. От...
- У тебя есть какие-нибудь жалобы? - спросила Алия.
- Это был мудрый выбор, - сказал Лито, стараясь быть единодушным с
сестрой.
- Ты была единственным человеком, который знал, что такое родиться
так, как мы.
- Ходят слухи, что моя мать вернулась к Сестрам, - сказала Алия, - и
вы оба знаете, что думает Бене Джессерит о...
- Мерзости, - сказал Лито..
- Да! - Алия не произнесла этого слова.
- Ведьма - она всегда ведьма, так ведь говорят? - сказала Ганима.
- "Сестра, ты играешь в опасную игру", - подумал Лито, но он
поддержал ее и добавил:
- Наша бабушка была женщиной очень простодушной, в отличие от других
ее типа. Ты разделяешь ее память, Алия; несомненно, ты должна знать, чего
ожидать.
- Простодушие! - сказала Алия, покачав головой. Она оглядела весь
зал, потом снова обратилась к близнецам: - Если бы моя мать была менее
доступной, ни одного из вас здесь бы сейчас не было, и меня тоже. Я должна
была родиться у нее первой, и никто из этих... - Плечи ее слегка
вздрогнули. - Я предупреждаю вас обоих, будьте очень осторожны во всем,
что бы вы ни делали сегодня. - Алия посмотрела вперед: - Идет моя охрана.
- И ты все еще думаешь, что нам небезопасно сопровождать тебя в
звездный космопорт? - спросил Лито.
- Ждите здесь, - сказала Алия, - я доставлю ее.
Лито и его сестра обменялись взглядами, и он сказал:
- Ты говорила нам много раз, что память, которой мы обладаем,
унаследована от того, кто испытал до нас некую бесполезность, пока мы
нашей собственной плотью не воплотили эту память в жизнь. Моя сестра и я
верим в это. Мы не хотим огромных перемен, которые несет с собой приезд