Херберт Фрэнк. Дети Дюны

- Ты говоришь о том, чтобы вести нас, - сказал Муриз. - Свободными
руководят люди, привыкшие пускать кровь. Куда ты нас поведешь?
- Кразилек, - ответил Лито, не отрывая взгляда от скрючившейся
фигурки.
Муриз поглядел на него вспыхнувшим взглядом, брови высоко поднялись
над его глазами цвета индиго. Кразилек? Это не просто война или резался,
это - Тайфунный Бой. Это слово из отдаленнейших легенд свободных - битва
при светопреставлении. Кразилек?
Высокий фримен судорожно сглотнул. Этот юнец так же непредсказуем,
как городской щеголь! Муриз повернулся к скрюченной фигурке.
- Женщина! Либан вахид! - приказал он. "Принеси спайсовый напиток!"
Она заколебалась.
- Делай, как он говорит, Сабиха, - сказал Лито.
Она вскочила на ноги, развернулась всем телом, воззрилась на него, не
в силах оторвать взгляда от его лица.
- Ты знаешь ее? - спросил Муриз.
- Это племянница Намри. Она провинилась в Джакуруту, и ее направили
сюда.
- Намри? Но...
- Либан вахид, - сказал Лито.
Она метнулась мимо них, выскочила за дверь, и они услышали звук ее
бегущих ног.
- Далеко она не уйдет, - сказал Муриз. Он коснулся пальцем ноздри. -
Родственница Намри, гм. Интересно. В чем она провинилась?
- Дала мне сбежать, - Лито повернулся и пошел следом за Сабихой. Он
нашел ее стоящей на краю канала. Подойдя и встав рядом с ней, он поглядел
на воду. Им слышно было, как перекликаются и трепещут крыльями птицы в
веерных пальмах неподалеку. Со стороны рабочих, убирающих песок,
доносились скребущие звуки. Лито стоял так же неподвижно, как и Сабиха,
глядя вниз, на глубокую воду и отражения в ней. Уголком глаза он видел
голубых длиннохвостых попугаев среди широких листьев пальм. Один из них
перелетел через канал и полетел точно над серебряным водоворотиком хищной
рыбы, разглядывая свое отражение - двигались они настолько синхронно, как
будто и птица, и хищник плыли в одной среде.
Сабиха прочистила горло.
- Ты меня ненавидишь, - сказал Лито.
- Ты опозорил меня. Ты опозорил меня перед моим народом. Они собрали
Иснад и отправили меня сюда, чтобы здесь я лишилась своей воды. И все
из-за тебя.
Прямо позади них рассмеялся Муриз.
- Теперь ты видишь, Лито-Батигх, у нашей Духовной Реки много
жертвователей.
- Но моя вода течет в твоих жилах, - повернулся к нему Лито. -
Никакой жертвы. Сабиха - судьба моего видения, и я следую за ней. Я бежал
через пустыню, чтобы здесь, в Шулохе, найти свое будущее.
- Ты и... - указав на Сабиху, он расхохотался, запрокинув голову.
- Это будет не так, как кто-либо из вас способен поверить, - ответил
Лито. - Запомни эго, Муриз. Я нашел следы своего червя, - и слезы
навернулись ему на глаза.
- Он отдает свою воду мертвым, - прошептала Сабиха.
Даже Муриз благоговейно воззрился на Лито. Свободные никогда не
плачут, если только не подносят кому-то или чему то драгоценнейшего дара
своей души. Почти смущенный, Муриз застегнул застежку надо ртом и натянул
низко на лоб капюшон своей джебаллы.
Лито, посмотрев поверх него, сказал:
- Здесь, в Шулохе, до сих пор молятся о росе на краю пустыни. Ступай,
Муриз, и молись о Кразилеке. Обещаю тебе, он придет.

51

Речь Свободных отличается большой сжатостью,
точностью выражаемого смысла. За ней - подразумеваемая
иллюзия абсолютного. Ее предложения - плодородная почва
для абсолютных религий. Более того, Свободные обожают
морализовать. Через отстоявшиеся высказывания они
противостоят ужасающей нестабильности всех вещей. Они
говорят: "Мы знаем, что нет предела количеству
накапливаемых знаний - завершенность знания является
прерогативой Бога. Но все, что человек может выучить, он
может и вместить". Из этого как ножом обрезающего взгляда
на мироздания они выкраивают фантастическую веру в приметы
и знаменья и в собственную судьбу. Таковы истоки их
легенды о Кразилеке - о войне при конце света.
Закрытый Отчет Бене Джессерит, досье 800881.

- Теперь он у них, в надежном месте и в безопасности, - сказал Намри,
через квадратное каменное помещение улыбаясь Гурни Хэллеку. - Можешь
доложить об этом своим друзьям.
- Где это безопасное место? - спросил Хэллек. Тон Намри ему не
нравился, но его сдерживали приказания леди Джессики. Проклятая колдунья!
В ее объяснениях нельзя было выудить никакого смысла - кроме
предостережения о том, что может произойти, если Лито не удастся стать
хозяином над своими жуткими памятями.
- В безопасном месте, - повторил Намри. - Это все, что мне позволено
тебе сообщить.
- Откуда ты это знаешь?
- Получил дистранс. С ним Сабиха.
- Сабиха. Да она просто даст ему...
- Не на этот раз.
- Ты собираешься убить его?
- Не мне уже это решать.
Хэллек скорчил гримасу. ДИСТРАНС. Кракова дальность полета у этих
проклятых пещерных летучих мышей? Он часто видел, как они легко и бесшумно
летят через пустыню, переносчики тайных посланий, запечатленных в их
попискиваниях. Но какова дальность их перелетов на этой адской планете?
- Я должен сам его увидеть, - заявил Хэллек.
- Этого не дозволено.
Хэллек сделал глубокий вздох, чтобы сохранить спокойствие. Он провел
два дня и две ночи в ожидании отчета о розысках. Теперь было уже следующее
утро, и он чувствовал, как все тает его влияние на окружающее, оставляя
его обнаженным. Да он никогда и не любил командовать. Командующий должен
ждать, пока другие сделают все интересное и опасное.
- Почему не дозволено? - спросил он. Контрабандисты, обустроившие для
себя этот съетч, слишком много вопросов оставляли без ответа, и он не
хотел больше, чтобы и Намри играл в такие же игры.
- Есть мнение, что, увидев тот съетч, ты увидишь слишком много, -
ответил Намри.
Хэллек, расслышав угрозу, с небрежной расслабленностью занял позу
опытного бойца, рука близко от ножа, но не на ноже. Ему бы очень хотелось
иметь защитное поле, но оно исключалось - во-первых, из-за его действия на
червей, и, во-вторых, из-за того, что в атмосфере, насыщенной статическим
электричеством, порождавшимся бурями, оно очень быстро выходило из строя.
- Скрытность не входила в условия нашей сделки, - сказал Хэллек.
- Убей я его, это вошло бы в условия нашей сделки? - сказал Намри.
И опять Хэллек ощутил козни невидимых сил, о которых леди Джессика
его не предупреждала. Проклятый ее план! Может быть, правильно, что не
надо доверять никому из Бене Джессерит. И он тут же почувствовал себя
изменником. Она объяснила ему проблему, и он взялся действовать по ее
плану, так и предполагая, что в этот план, как и в любой другой,
действительность потребует внесения поправок. И не было ничего общего с
Бене Джессерит - была леди Джессика из рода Атридесов, никем другим
никогда для него не являвшаяся, кроме как другом и опорой. Без нее он так
и плыл по воле волн в мире поопасней того, в котором он обитает теперь.
- Ты не можешь ответить на мой вопрос, - проговорил Намри.
- Ты должен был убить его только в том случае, если бы в нем явно
проявилась... одержимость, - проговорил Хэллек. - Богомерзость.
Намри поднял кулак к правому уху.
- Твоя госпожа знала, что мы подвергнем его проверкам на этом. Мудро
было с ее стороны передать суд в мои руки.
Хэллек разочарованно поджал губы.
- Ты слышал, что сказала мне Преподобная Мать, - продолжал Намри. -
Мы, Свободные, понимаем таких женщин, но вы, люди других миров, их никогда
не поймете. Женщины Свободных часто посылают своих сыновей на смерть.
Хэллек заговорил все еще плохо слушающимися губами:
- Ты извещаешь меня, что ты его убил?
- Он жив. Он в безопасным месте. Он продолжает получать спайс.
- Но я должен доставить его к бабушке, если он выживет, - сказал
Хэллек.
Намри только плечами пожал.
Хэллек понял, что это единственный ответ, на который он может
рассчитывать. Проклятье! Он не может вернуться к Джессике, не имея ответов
на такие вопросы. Он покачал головой.
- Зачем спрашивать о том, чего ты не можешь изменить? - спросил
Намри. - Тебе хорошо платят.
Хэллек грозно воззрился на него. Свободные! Они считают, будто все
иностранцы падки прежде всего до денег. Но Намри говорил о большем, чем
просто о предубеждениях Свободных. Здесь трудились другие силы, и это было
ясно тому, кто свое обучение прозрел под наблюдением Бене Джессерит. Все
это попахивало интригой внутри интриги внутри интриги...
Принимая оскорбительно фамильярный тон, Хэллек сказал:
- Леди Джессика будет в ярости. Она может послать когорты против...
- Занадик! - выругался Намри. - Ты, официальный гонец! Держись
подальше от Мохалаты! Я с удовольствием отдам твою воду Благородному
Народу!
Хэллек положил руку на нож, приготовил левый рукав, где у него был
спрятан маленький сюрприз для нападающих.
- Не вижу разбрызганной здесь воды, - сказал он. - Наверно, ты
ослеплен своей гордостью.
- Ты живешь, потому что я хотел, чтобы ты узнал перед смертью: твоя
леди Джессика не пошлет когорты против кого бы то ни было. Тебе не
проскользнуть тихой сапой в Хуануи, ты, отбросы другого мира. Я - из
Благородного Народа, а ты...
- А я просто слуга Атридесов, - мягко заметил Хэллек. - Мы - те самые
отбросы, что сняли ярмо Харконненов с вашей вонючей шеи.
У Намри так перекосило лицо, что зубы обнажились.
- Твоя госпожа - пленница на Салузе Второй. Приказы, которые,
по-твоему, идут от нее, поступают от ее дочери.
С крайним усилием, но Хэллек сохранил свой голос бесстрастным.
- Неважно. Алия...
Намри вытащил свой криснож.
- Что ты знаешь о Чреве Небесном? Я - ее слуга, ты, шлюха среди
мужчин. По ее повелению забираю я твою воду! - и он с безрассудной
прямотой кинулся через комнату.
Хэллек не дал себя обмануть такой притворной неуклюжестью, взмахнул
левым рукавом своей робы, высвобождая дополнительный кусок плотной
материи, подшитой к нему, - и нож Намри увяз в этой материи. Тем же
движением Хэллек закинул на голову Намри складки своей одежды и ударил
ножом под это покрывало точно тому в лицо. Он почувствовал, что удар его
достиг цели, когда тело Намри стукнулось о Хэллека твердой поверхностью
надетого под робой металлического доспеха. Свободный испустил лишь один
вопль ярости, запрокинулся назад и упал. Он лежал, кровь хлестала у него
изо рта, какое-то время его глаза еще смотрели на Хэллека, потом медленно
потускнели.
Хэллек выдохнул воздух сквозь губы. Как мог этот дурак Намри
рассчитывать, будто хоть кто-то но заметит надетого под робой доспеха?
Убирая рукав-ловушку, вытирая нож и вкладывая его в ножны, Хэллек
обратился к трупу:
- Как, по-твоему, обучены мы, СЛУГИ Атридесов, дурак?
Он глубоко вздохнул, задумавшись: "Ну, ладно. Чьей же интриги я
отвлекающая завеса?" В словах Намри вполне могло быть сколько-то правды.
Джессика в плену у Коррино, Алия плетет собственные козни. Джессика
неоднократно предупреждала, что Алия - враг, но вот своего пленения она не
предвидела. Однако, у него есть ее приказы, и он будет им повиноваться.
Во-первых, необходимо поскорее убраться из этого места. Хорошо, что один
закутанный Свободный похож на другого. Он закатил тело Намри в угол,
забросил его подушками, передвинул коврик, прикрывая кровь. Когда это было
сделано, Хэллек приладил носовую и ротовую трубки своего стилсьюта, надел
маску, как всякий, готовящийся выйти в пустыню, поглубже натянул капюшон и
вышел в длинный коридор.
"Невиновные ходят беззаботно", - подумал он, приноравливая шаги под
этакую небрежную походочку. "И я расскажу ей это, если ее увижу". Потому
что если слова Намри правдивы, то действует опаснейший встречный план.
Алия недолго позволит ему оставаться в живых, если его поймает, но всегда
есть Стилгар - порядочный Свободный, с суевериями порядочного Свободного.
Джессика ему объяснила: "На естественную натуру Стилгара наложен лишь
очень тонкий слой цивилизованного поведения. И вот как снять с него этот
слой..."

52

Дух Муад Диба - это больше, чем слова, больше, чем
буква Закона, возвышающего его имя. Муад Диб всегда должен
быть внутренней яростью против самодовольно могучих,
против шарлатанов и догматичных фанатиков. Именно эта
внутренняя ярость и должна говорить, потому что Муад Диб
учил нас одному превыше всего прочего: что люди могут
выжить только в братстве общественной справедливости.
Договор Федайкинов.

Лито сидел, прислонясь спиной к стене хижины, глаза на Сабихе,
внутренним зрением следя за разматывающейся нитью своего видения. Сабиха
приготовила кофе и отставила его в сторону. Теперь она сидела на корточках
напротив него, помешивая вечернюю трапезу, кашу, приправленную меланжем.
Руки ее проворно управлялись с ковшиком и с жидкостью цвета индиго,
оставлявшей следы на краях чаши. Она склонила свое худое лицо над чашей,
размешивая концентрат. Грубая перепонка, составлявшая стилтент хижины,
прямо позади нее имела заплату из более светлого материала, и возникал
серый ореол, на который падала тень Сабихи, танцуя в помаргивающем свете
огня, на котором готовился ужин, и единственной лампы.
Лампа заинтриговала Лито. Народ Шулоха был расточителен со спайсовым
маслом. Лампа, а не глоуглоб. Они владели рабами-отверженными, на тот
момент, о котором рассказывается в историях о самых старых обычаях
Свободных. И при том пользовались орнитоптерами и современнейшими
спайсоуборщиками. Жестокая смесь древности и современности.
Сабиха пододвинула ему чашу с кашей, загасила огонь.
Лито не обратил внимания на чашу.
- Меня накажут, если ты это не съешь, - сказала она.
Лито воззрился на нее, думая: "Если я убью ее, разобьется одно
видение. Если я расскажу ей о планах Муриза, разобьется другое видение.
Если я буду дожидаться здесь отца, это видение-ниточка станет мощным
канатом".
Он мысленно рассортировал ниточки. В некоторых было обаяние, не
дававшее ему покоя. Одно из будущих - с Сабихой - обладало в его
провидении соблазняющей реальностью. Оно угрожало перекрыть все остальные,
пока он мучительным усилием не отделался от него.
- Почему ты так на меня смотришь? - спросила она.
Он так и не ответил.
Она пододвинула чашу поближе к нему.
Лито попробовал сглотнуть сухим горлом. Побуждение убить Сабиху
нарастало в нем. Он даже задрожал. Как легко было бы разбить одно видение
- и выпустить все остальные на свободу!
- Муриз это велит, - сказала она, касаясь чаши.
Да, Муриз это велит. Суеверие побеждает повсюду. Муриз хочет, чтобы
ему истолковывали его видения. Он - как древний дикарь, просящий
ведьминого доктора бросить бычьи кости и истолковать их расклад. Муриз
забрал стилсьют пленника "из чистой предосторожности". Здесь была коварная
шпилька в адрес Намри и Сабихи. Мол, "только дураки дают пленникам
сбежать".
Хотя у Муриза есть глубокая эмоциональная проблема. Духовная Река.
Вода пленника течет в жилах Муриза. Муриз ищет повода, который позволил бы
ему убить Лито.
"Каков отец, таков сын", - подумал Лито.
- Спайс только даст тебе твои видения, - сказала Сабиха. От его
долгого молчания ей стало не по себе. - У меня самой много раз бывали
видения во время оргий. Они ничего не значат.
"Вот оно!" - подумал он, тело его напряглось в неподвижности, от
которой его кожа почудилась ему холодной и влажной. Тренировка Бене
Джессерит овладела его сознанием, направленный свет, вращающийся над ним,
чтобы озарить полыхающим светом видение о Сабихе и о всех ее отверженных
собратьях. Древнее наставление Бене Джессерит было ясным:
"Языки конструируются для того, чтобы отражать особости на пути
жизни. Каждая особость может быть опознана по словам, их допускаемым
толкованиям и конструкции предложения. Ищи перемычки. Особости
представляют те места, где жизнь остановлена, где движение запружено и
заморожено". Затем он увидел Сабиху, обладательницу видений, принадлежащих
ей по праву, и всех других людей носителями той же силы. И все же она с
презрением относилась к своим навеваемым спайсом видениям. Они вызывали
отвращение и, следовательно, должны были быть отодвинуты в сторонку,
умышленно позабыты. Они молились о росе на краю пустыни, потому что влага
ограничивала их жизни. А еще они купаются в богатстве спайса и заманивают
песчаную форель к открытым каналам. Сабиха относится к его провидческим
видениям пренебрежительно и неточно, и все же внутри ее слов он видел
путеводные огоньки: она зависит от абсолютностей, стремится к конечным
пределам, и все потому, что не может справиться с суровостью тех жестоких
решений, что затрагивают ее собственную плоть. Она цепляется за одноглазое
видение мира, может быть, замкнутое, как шар, и с замороженным временем,
потому что альтернативы ее устрашают.
Напротив, Лито ощущает чистое движение самого себя. Он - мембрана,
собирающая бесконечные измерения и, поскольку ему видимы эти измерения, он
может принимать жестокие решения.
"Как делал мой отец".
- Ты должен это съесть! - с раздражением сказала она
Лито разглядел весь узор своих видений, и знал теперь, по какой
ниточке он должен двигаться. "Моя кожа не моя собственная". Он встал,
замотался в балахон. Без стилсьюта, защищающего тело, прикосновение одежды
оставляло странное ощущение. Он стоял босиком на полу из плавленной
спайсовой ткани, ощущая пробравшиеся внутрь песчинки.
- Что ты делаешь? - вопросила Сабиха.
- Воздух здесь плох. Я выйду наружу.
- Ты не сумеешь бежать, - сказала она. - В каждом каньоне есть свой
червь. Если ты выйдешь за канал, червь учует тебя по твоей влаге. Эти
плененные черви очень бдительны - совершенно непохожи на тех, кто в
пустыне. Кроме того... - как же злорадно звучал ее голос! - На тебе нет
стилсьюта.
- Тогда чего же ты боишься? - спросил он, гадая, сумеет ли
спровоцировать ее на правдивый ответ.
- Чтобы тебя не съели.
- И тебя накажут.
- Да!
- Но я уже перенасыщен спайсом. Видение каждый миг, - он указал босой
ногой на чашу. - Выплесни это в песок. Кто узнает?
- Они следят, - прошептала она.
Он покачал головой, устраняя ее из своих видений, чувствуя, как новая
свобода обволакивает его. Нет нужды убивать эту бедную пешку. Она танцует
под чужую музыку, не зная даже па, веря, что она все еще сможет разделить
ту власть, что соблазняет голодных пиратов Шулоха и Джакуруту. Лито
подошел к дверному замку, положил на него руку.
- Когда придет Муриз, - сказала она, - он очень рассердится, что...
- Муриз - торговец пустотой, - ответил Лито. - Моя тетка его
обезводила.
Она поднялась на ноги.
- Я пройдусь с тобой.
И он подумал: "Она помнит, как я от нее сбежал. Теперь она явствует,
до чего слабой хваткой меня удерживает. Ее видения волнуются внутри нее".
Но она не прислушается к этим видениям. Ей надо лишь поразмыслить: а как
он может перехитрить плененного червя в узком проходе? Как он сможет жить
в Танцеруфте без стилсьюта или фремкита?
- Я должен побыть один, чтобы посоветоваться со своими видениями, -
сказал он. - Останься здесь.
- Куда ты пойдешь?
- К каналу.
- Ночью косяком пойдет песчаная форель.
- Она меня не съест.
- Червь порой доходит до самого канала. Если ты пересечешь канал... -
она осеклась, чтобы выразить как бы угрожающий смысл своих слов.
- Как я смогу взобраться на червя без крючьев? - спросил он, гадая,
не сохранились ли в ней все же крохи от ее видений.
- Ты поешь, когда вернешься? - спросила она, опять приседая на
корточки перед чашей, чтобы взять черпачок и еще раз помешать похлебку
цвета индиго.
- Всему свое время, - сказал он, зная, что она не в состоянии будет
распознать тонкое воздействие Голоса - через внушающую силу которого он
превращал свои собственные желания в ее решения.
- Муриз придет и проверит, было ли у тебя видение, - предупредила
она.
- С Муризом я разберусь по-своему, - сказал он, отмечая, какими
медленными и тяжелыми стали ее движения. В том, как он ею сейчас управлял,
отражалась естественная склонность всех Свободных, народа необычайно
энергичного на рассвете, но часто одолеваемого глубокой летаргической
меланхолией при наступлении тьмы. Ее уже клонило в сон и в сновидения.
И Лито один вышел в ночь.
В небе мерцали многочисленные звезды, и ему видны были громады
окружающих круч на фоне звездного неба. Он под пальмами прошел к каналу.
Долгое время Лито сидел на корточках у края канала, прислушиваясь к
шипению песка в каньоне за водной преградой. Червь маленький, судя по
звуку, - несомненно, по этой причине и пойман. Маленького червя легче
перевозить. Он подумал о способе ловли червя: охотники глушат его водяным
туманом, используя старый метод Свободных, добывающих червя для
оргии-обряда преображения. Но этот червь не будет убит окунанием. Он
отправится на хайлайнере Союза к какому-нибудь полному надежд покупателю,
пустыня которого почти наверняка окажется слишком влажной. Очень немногие
представители других миров понимают, какова же должна быть сухость
Арракиса, чтобы там сохранился червь. СОХРАНИЛСЯ - почти в прошедшем
времени. Потому что даже здесь, в Танцеруфте, воздух был насыщен влагой во
много раз больше, чем когда-либо ведал любой червь - разве что погибая в
цистерне Свободных.
Он услышал, как в хижине позади него двигается Сабиха. Она была
обеспокоена, язвима своими подавленными видениями. Он по недоумевал,
каково это было бы быть вне видений вместе с ней, принимая каждый
наступающий миг совместно и как существующий сам по себе. Эта мысль
привлекла его намного больше, чем любое из навеянных спайсом видений. Была
некая ясность в том, чтобы жить лицом к неизвестному будущему.
"Поцелуй в съетче стоит двух в городе".
Так говорила старая аксиома Свободных. В традиционном съетче
узнаваемое дикарство смешивалось с застенчивостью. Следы этой
застенчивости были в людях Джакуруту и Шулоха - но только следы. Он
опечалился, уяснив до конца, что же именно теперь потеряно.
Медленно, так медленно, что он полностью понял это прежде, чем сам
успел сообразить, его сознание наполнилось шуршанием многих тварей вокруг
него.
"Песчаная форель".
Вскоре наступит время перейти от одного видения к другому. Он ощупал
движение форели, как движение внутри себя. Свободные прожили целые
поколения бок о бок со странными созданиями, зная, что стоит пожертвовать
на приманку хоть каплю воды, и эти создания можно заманить в пределы своей
досягаемости. Многие Свободные умирали от жажды, рискуя своими последними
немногими каплями поставленной на карту воды, зная, что вытягиваемый из
форели сладкий зеленый сироп может хоть немного прибавить сил. Но, в
основном, песчаная форель - это для детей, играючи ловящих ее ради Хуануи.
И для забавы.
Лито содрогнулся при мысли, какую же ЗАБАВУ это означает для него
сейчас.
Он почувствовал, как одна из форелей скользнула по его босым ногам,
заколебалась, потом пустилась дальше, привлеченная много большим
количеством воды в канале.
За мгновение, однако, он понял, что его жуткое решение осуществимо.
"Форельная перчатка". Детская игра. Если держишь форель в руке,
разглаживая ее по своей коже, то она образует живую перчатку. Следы крови
в порах кожи ощутимы для этих созданий, но почему-то все связанное с водой
крови их отталкивает. Раньше или позже, перчатка соскальзывает на песок, и
ее подбирают в корзинку из спайсового волокна. Спайс утихомиривает их до
тех пор, пока их не топят в водосборнике смерти.
Ему слышно было, как форель сыплется в канал, как бурлит вода вокруг
пожирающих ее хищных рыб. Вода размягчает песчаную форель, делает ее
податливой. Дети рано это усваивают. Плевок на форель - и из нее
исторгается сладкий сироп. Лито прислушался к плеску. Мигрирующая форель
добралась до открытой воды, но не могла вобрать в себя струящийся канал,
охраняемый хищными рыбами.
Но она все шла - и все так же с плеском шлепалась в воду.
Лито пошарил правой рукой по песку, пока его пальцы не наткнулись на
кожистую форель. Как раз такая большая, какую ему хотелось. Она не
попыталась от него ускользнуть, наоборот, с жадностью полезла на его тело.
Он свободной рукой на ощупь изучил ее форму - нечто, напоминающее алмаз.
Ни головы, ни выступов, ни глаз, и все же воду находит безошибочно. Вместе
со своими собратьями она может слипаться телом к телу, одна за другой
становясь частью грубых переплетений плотно сжимающейся реснички, пока все
целое не превратится в единый сосущий организм, поглощающий в себя воду,
отгораживающий "яд" от гиганта, которым станет песчаная форель - от
Шаи-Хулуда.
Песчаная форель извивалась у него на груди, вытягиваясь и удлиняясь.
При этих ее движениях он ощутил, как вытягивается и удлиняется и избранное
им видение. "Эта ниточка, а не та". Он почувствовал, как песчаная форель
становится все тоньше, все больше и больше распространяясь на его руку. Ни
одна форель еще не встречала руки, подобной этой, так перенасыщенной
спайсом. Ни один человек еще не жил и не мыслил и подобных условиях. Лито
тонко подрегулировал свой энзимный баланс, со светлой уверенностью,
обретенной им после того, как это было проиграно в видении транса. Знания
бесчисленных жизней, сливавшиеся внутри него, обеспечили надежность и
точность всех его действий, защитили от смерти от передозировки, которая