Иванов Алексей. Вместе с Россией

военного министерства такого энергичного и умного деятеля, как я!"


74. Волочиск, апрель 1916 года

После совещания 1 апреля на царской Ставке, где, вопреки сопротивлению
Эверта, Куропаткина и только что отрешенного от командования Юго-Западным
фронтом Иванова, Брусилов добился у верховного главнокомандующего и
начальника его штаба Алексеева разрешения наступать и его фронту, новый
главкоюз* приказал Клембовскому вызвать на 5 апреля в местечко Волочиск
командующих всеми подчиненными ему четырьмя армиями.
______________
* Сокращение слов "главнокомандующий Юго-Западным фронтом", принятое во
время первой мировой войны.

Мудрый генерал избрал Волочиск не случайно. Во-первых, местечко
находилось почти на середине четырехсотверстной линии Юго-Западного фронта,
всего в полусотне верст от передовой. Оно лежало на линии Юго-Западной
железной дороги, что обеспечивало коммуникации и надежную телеграфную связь
со штабами армий и его собственным штабом в Бердичеве.
После совещания главкоюз собирался проинспектировать 11-ю и 7-ю армии,
с которыми Брусилов был знаком пока только понаслышке.
Во-вторых, Брусилов не хотел разрабатывать наступательную операцию в не
остывшем еще "гнезде" Николая Иудовича Иванова. В Бердичеве все напоминало
ему генерала-плакальщика. Здесь, казалось ему, не выветрился дух смирения
перед врагом, робости и заниженной оценки собственных войск. К тому же чины
штаба фронта трепетали перед новым главкомом, ожидали всеобщего разгона, и
ждать от них сейчас серьезной помощи не приходилось. Да и командующим
армиями было бы полезно начинать работу с новым командующим в иной
обстановке.
Назначая встречу на линии бывшей государственной границы империи,
Брусилов как бы намекал своим возможным оппонентам, что пора отступления
кончилась и начинается изгнание врага из пределов Отчизны. Хитрый старик
всеми доступными ему силами как бы толкал своих подчиненных на Запад, в
наступление...
Сегодня, когда его идея должна была воплотиться в конкретные приказы
командующим армиями, Алексей Алексеевич считал необходимым разжечь дух
единомыслия, без которого победа над противником невозможна. Генерал не
спешил заняться рутинной работой.
"Для славы России должны мы наступать! - охватил глазом на карте
главнокомандующий фронтом четкие линии своих боевых порядков. Потом он
перевел взгляд на другую карту - боевых действий союзнических войск. - Не
только для спасения Франции и Италии, но для блага России!.. Цель высока,
хотя союзники толкают нас в наступление ради своих эгоистических
интересов... Наверное, и в кампании нынешнего года нас обманут и подведут,
как подводили в пятнадцатом и четырнадцатом... Хорош Жоффр! Заявлять на
союзническом совещании в Шантильи, что ввиду недостатка людей Франция должна
избегать потерь и потому будет вести только оборонительные бои!.. А активную
борьбу с противником должна вести Россия!.. Выручать Францию, да и Англию с
Италией должна тоже только Россия!.. А драгоценные союзники при этом даже
поставки боеприпасов срывают!.."
Настроение генерала, еще недавно хорошее, стало портиться. Он вспомнил
точку зрения Алексеева на сей предмет. Начальник штаба Ставки дал ему
почитать свое письмо Жилинскому, российскому представителю в союзническом
совете в Париже. "Думаю, что спокойная, но внушительная отповедь,
решительная по тону, на все подобные выходки и нелепости стратегически
безусловно необходима. Хуже того, что есть, не будет в отношениях. Но мы им
очень нужны, на словах они могут храбриться, но на деле на такое поведение
не решатся. За все нами получаемое они снимут с нас последнюю рубашку. Это
ведь не услуга, а очень выгодная сделка. Но выгоды должны быть хотя немного
обоюдные, а не односторонние...".
"Да что на союзников кивать, коль в самой России порядка нет! - с
горечью подумал вдруг Брусилов. - Снова Надежда* пишет про разные интриги
против меня в Петербурге и Ставке, которые порождаются завистью... Бездарные
паркетные шаркуны ходят в славе и почестях, присваивают себе чужие успехи, а
общественность, двор, может быть, и народ - им верят!.. Подумать только, моя
8-я армия сыграла решающую роль в том, что неприятель оставил Львов в
четырнадцатом году без боя, а Рузский вошел в город и всю заслугу по
овладению столицей Галиции приписали ему! Теперь этот плакса Николай Иудович
интригует вместе со старой перечницей, графом Фредериксом, против меня и
против своих бывших соратников... Он хотел бы остановить наше наступление в
зародыше, чтобы не было контраста с его беспомощностью... Ловок только
подъезжать к царю с поздравлениями да с орденами... Как лихо он самодержцу
"Георгия" преподнес!.. Поэтому и обретается на Ставке в звании "состоящего
при особе государя-императора"... Обидно за войска, что бездарности вроде
Куропаткина и Иванова подрезают крылья боевым орлам... Ну да бог с ними... С
божьей помощью я еще могу что-то сделать, тем более отогнать от себя всю эту
пакость! История разберет, как было дело, а теперь главное - победить!"
______________
* Жена Брусилова, Надежда Владимировна.

Морщинки горечи, состарившие было лицо генерала, разгладились, он
подошел к сейфу, отомкнул его и достал копию записки Алексеева царю,
разосланную по приказу Николая командующим фронтами накануне совещания в
Ставке 1 апреля. Полистал изящно переплетенную рукопись, приложенные карты,
схемы. Вернулся к большой настенной карте.
"Михаил Васильевич прав, когда считает, что Германия и Австро-Венгрия
будут в кампании нынешнего года напрягать все свои значительные силы и
средства для достижения решающего успеха на том или ином фронте. Если Верден
окажется для немцев орехом не по зубам, то они, конечно, повернут все
основные силы на Восточный фронт и попытаются смять Россию... Он правильно
ставит вопрос: как решать нам предстоящую в мае задачу - отдавать ли
противнику инициативу, ожидать его натиска и готовиться к обороне, или,
наоборот, упредить его. Если мы упредим неприятеля началом наступления,
заставим его сообразоваться с нашей волей и разрушим планы его действий, то
кампанию мы выиграем... Эх, если бы мне дали командование всеми нашими
фронтами! Я не только летнюю кампанию выиграл бы, но и Австрию выбил бы
напрочь из игры... А за ней и Германии ничего не оставалось бы делать, как
просить мира!" - пронеслось в голове генерала, но он усмирил свою гордыню.
Вновь и вновь размышлял Брусилов над оценкой, которую дал положению на
русско-германском фронте генерал Алексеев.
"Действительно, наши силы растянуты на тысячу двести верст и фронт
уязвим всюду... Железнодорожная сеть наша развита слабо и не обеспечивает
быстрой переброски резервов в достаточных количествах. Это лишает нашу
оборону активности и не обещает успеха в случае, если где-то в одном месте
неприятель сконцентрирует свои силы для прорыва... Мы просто не сумеем
подтянуть по бездорожью резервы. Но это же лишает и противника возможности
оперативно маневрировать своими резервами и дает нам возможность нанести ему
удар... удар... Прав Алексеев, когда предлагает готовиться к наступлению в
начале мая, упредить противника и заставить его сообразовываться с
действиями наших войск, а не подчиниться его планам, пассивно обороняясь и
выжидая, куда он ударит... Напрасно только он отдал первенство в наступлении
Северному и Западному фронтам. Это все отрыжки довоенной стратегической
игры. Как тогда настроились Алексеев, Эверт и другие - наступать на
Восточную Пруссию, так до сих пор и не могут думать иначе. Давно пора было
сделать выводы и обрушиться на Австрию... Севернее Полесья, в лесах, болотах
и наступать труднее... А ведь не надо было совещания в Ставке, чтобы узнать,
что ни Эверт, ни Куропаткин наступать не хотят... Как они в присутствии его
величества юлили и отнекивались от наступления!.. Возмутительно! Куропаткину
с его пессимизмом только в могильщиках служить, а не в армии, которую
прославил Суворов! И Эверт от него недалеко ушел - как они объединились
против меня, когда я заявил его величеству, что Юго-Западный фронт будет
наступать! М-да-а! Теперь необходим успех, иначе ославят "генералом от
поражений", как Куропаткина... А ведь они будут ставить палки в колеса..." -
возмущался Брусилов и снова усилием воли отогнал от себя неприятные мысли,
мешавшие думать о предстоящем деле.
Задача стояла гигантская. Накануне войны все генеральные штабы
исповедовали теорию, по которой наилучшей формой маневра считался обход
одного или обоих флангов противника с целью его последующего окружения.
Практика войны опрокинула эту теорию, поскольку сразу сформировались
сплошные позиционные фронты. Пришлось прорывать сильно укрепленные позиции
неприятеля фронтальными ударами, которые из-за небывало возросшей силы огня
сопровождались огромными потерями наступающей стороны.
"Господи, сколько же солдат погибнет, ежели следовать канонам войны! -
заранее сокрушался Брусилов. - Ведь не скроешь от неприятеля, да еще
располагающего аэропланами для разведки, концентрацию воинских масс,
подтягивание артиллерии к участку прорыва... Обдумаем-ка еще раз все..."
От настенной карты он отошел к столу, где были разложены схемы участков
его фронта. Широко расставленными руками оперся о стол.
"Да! Быть по сему!.. - решительно поднял он голову. - Каждая из четырех
армий и некоторые корпуса выбирают свой участок прорыва и немедленно
приступают к его подготовке.
Начнем атаку сразу в 20-30 местах, чтобы лишить неприятеля возможности
определить направление главного удара... Правда, такой образ действий имеет
свою обратную сторону - я не смогу на главном направлении сосредоточить
столько сил, чтобы сразу пробить брешь... Но сделаю обратное тому, чему учат
германские стратеги: выберу тот план, который подходит именно для данного
случая. Легко может статься, что на месте главного удара я получу лишь
небольшой успех или совсем его не добьюсь. Если большой успех окажется там,
где я его сегодня не жду - что же, направлю туда все свои резервы, и с
богом..."
На душе командующего стало немного легче после того, как он принял
окончательное решение.
"Теперь надо убедить в этом командующих армиями и начальников их
штабов, чтобы они донесли мои мысли до войск, дружно ударили по
неприятелю... Ох и сильны же у них каноны и формулы, высиженные
бездарностями в генеральских эполетах...
Бог даст, уломаю своих-то!.."


75. Волочиск, апрель 1916 года

Когда маленький, сухой и подвижный Брусилов решительными шагами вошел в
главный зал таможни, где должно быть совещание, вокруг стола, установленного
в центре помещения, уже сидели его генералы. Три генерал-адъютанта и
генерал-лейтенант, генералы и полковники, собранные для важного сообщения,
дружно встали при появлении главнокомандующего.
- Прошу сесть! - скомандовал Брусилов и оглядел зал. Он был светел и
просторен. По распоряжению генерал-квартирмейстера, ведавшего также
вопросами контрразведки, из всего здания были удалены люди и все двери
опечатаны. Только члены военного совета были пропущены в зал.
Брусилов рассказал о совещании под председательством царя в Могилеве, о
решении Ставки наступать Западным фронтом и о том, что Юго-Западному фронту
выпала роль поддержать войска соседа, отвлечь на себя внимание неприятеля.
Затем главнокомандующий изложил свою идею о нескольких одновременных ударах,
вводящих противника в заблуждение...
Генерал говорил убежденно, подкреплял свою теорию примерами удачных
действий с начала войны. По мере доклада он с недоумением и возмущением стал
замечать, что на лицах соратников не видно уверенности. Первым свои сомнения
в успехе задуманного Брусиловым наступления высказал генерал-лейтенант
Каледин. Каледин стал командующим армией вопреки желанию Брусилова. Более
того, Алексей Алексеевич по приказу царя был вынужден сдать ему свою любимую
8-ю армию, хотя и предлагал назначить ее главнокомандующим более
решительного генерала - Клембовского.
- Я убежден, - говорил Каледин, развалясь на стуле, - что нанесение
удара Юго-Западным фронтом грозит нам большими опасностями...
В памяти Брусилова всплыло тупое и завистливое лицо Николая Иудовича
Иванова, злобный оскал Эверта, простодушное хлопание глазами дурашливого
Куропаткина, недовольное подергивание усами Алексеева и бездумное молчание
Николая на военном совете в царской Ставке. Тогда он преодолел
недоброжелателей. Теперь - снова неверующие в успех задуманного, да еще - в
собственном стане. Снова надо доказывать, объяснять, убеждать!
Командующий 7-й армией генерал-адъютант Щербачев также не выказал
энтузиазма по поводу наступления.
- Алексей Алексеевич, вы знаете, что я не люблю стоять на месте и
всегда очень охотно иду вперед... Однако теперь я считаю решительную атаку
рискованным делом и потому не могу разделить ваше мнение...
Брусилов перевел глаза на генерала Крымова, который замещал
командующего 9-й армией Лечицкого, внезапно заболевшего воспалением легких.
Молодой генерал поднялся и коротко, но весомо выразил от имени Лечицкого
согласие на переход в наступление. Генерал-адъютант Сахаров, командующий
11-й армией, также спокойно согласился с предложениями Брусилова.
"Ну что же! - мысленно подвел итог главнокомандующий. - Двое за мою
идею, двое - против. Придется их поставить на место! У нас здесь не
Государственная дума, а военный совет!"
Каледин продолжал упорствовать и после того, как Щербачев снял свои
возражения.
- Боюсь браться за дело! - уныло, словно заведенная шарманка, повторял
генерал. - Трудно ждать успеха от этого предприятия.
Кровь внезапно бросилась в голову главнокомандующему.
- Генерал! - резко поднялся со своего места Брусилов. - В таком случае
я буду поставлен перед необходимостью либо сменить вас, либо передать
направление главного удара в полосу 11-й армии!
Сахаров с ехидством посмотрел на Каледина. Тот не ожидал, что Брусилов
так быстро может с ним расправиться, и начал оправдываться, а закончил
согласием на наступление.
- Теперь, господа, когда мы пришли к единению о необходимости
наступления, хочу обсудить с вами некоторые предложения о его проведении, -
вполне удовлетворенный победой над сомневающимися, приступил к главному делу
Брусилов.
Каждый командующий получил указание разработать свой план, и не в
кабинете по карте, а на месте - совместно с командирами подразделений - от
пехоты до артиллерии. В штабном документе точно указать, кто и что именно
атакует, какие для этого назначаются силы. Поставить задачи пехоте и
артиллерии, определить потребное количество орудий и снарядов, установить
последовательность артиллерийской подготовки, конкретные цели артатаки,
чтобы не допускать напрасного расхода снарядов.
Одухотворенность, творческий огонь и воля делали маленького и
сухонького генерала величественным, сильным и красивым, когда он излагал
свои идеи, через несколько дней перевернувшие все понятия о тактике и
стратегии в позиционной войне. Германский главнокомандующий Фалькенгайн
вынужден был признать гениальную простоту "брусиловских ударов" и
оригинальность всех этапов прорыва. Французский главнокомандующий Фош на
завершающем этапе войны использовал идею Брусилова для организации
франко-английского наступления в кампании восемнадцатого года.
Генералы, проведшие почти два года войны в действующей армии,
закончившие Николаевскую академию* и уже сами преподававшие в ней, с
удивлением и интересом воспринимали все, что говорил им главнокомандующий. А
он рисовал яркую картину будущего наступления.
______________
* Академия Генерального штаба.

Пехота поведет атаку волнами. Таких волн для главной атаки будет
образовано не менее трех-четырех, а за ними последуют еще и резервы. Волны
атакующих следуют одна за другой с интервалом в 150-200 шагов, причем вторая
волна пополняет собой потери первой волны, третья подпирает первые две и
является их непосредственной поддержкой. Четвертая волна следует за ними как
резерв передовых полков.
Атака пехоты начинается сразу же после короткой артиллерийской
подготовки, причем артиллерия не прекращает своего огня сразу, а переносит
его на вторую линию траншей, затем на третью и так далее. Для этого пушки и
гаубицы следовало подтянуть как можно ближе к передовой - не далее 2-3
верст.
Передовая и вторая волны пехоты не должны останавливаться в первой
линии неприятеля, а на плечах отступающего противника захватывать вторую,
третью - сколько сможет линий окопов. "Подчищать" неприятельские траншеи,
закрепляться в них должны резервы полков и дивизий.
- Нужно иметь в виду, - Брусилов обвел глазами всех присутствующих, -
что наш противник нормально основывает всю силу своей обороны на второй
линии окопов, и задержка на первой линии подвергает войска сосредоточенному
огню неприятеля. В общем, атака укрепленных позиций в современной войне -
операция трудная, искусная. Твердо уверен, что продолжительный совместный
боевой опыт будет нами использован полностью и при наступлении будет
применен в полной мере.
Особенно подчеркнул главнокомандующий роль артиллерии в предстоящей
боевой работе. Он разделил ее на два этапа. На первом - уничтожение
проволочных заграждений австрийцев, разрушение укреплений первой и второй
линий противника, причем главное внимание артиллеристов обращалось на
подавление пулеметных гнезд. После начала штурма пехоты батареи должны
перенести огонь от места скопления резервов неприятеля на укрепления,
примыкающие к флангам его, на третью линию обороны:
Торжественные от предстоящего великого дела, сидели генералы, и каждый
из них уже примеривал указания главнокомандующего к своей армии. Покряхтывал
старик Сахаров, Щербачев задумчиво подергивал свой ус. Каледин ревностно
слушал, желая подчеркнутым вниманием загладить свою оплошку, когда он
отказывался от столь блестящей возможности снискать славу и популярность при
царском дворе. А что будет именно успех - в этом никто не сомневался,
особенно молодой Крымов.


76. Бердичев, май 1916 года

К десятому мая Юго-Западный фронт был готов к наступлению. Был накоплен
боезапас, к передовым позициям противника скрытно подведены траншеи. В
некоторых местах окопы русской пехоты отстояли от австрийских на двести
шагов, которые наступающие могли преодолеть за минуту-полторы. Все делалось
под покровом темноты, с первыми проблесками дня саперы уходили в тыл.
Австрийские наблюдатели не находили ничего тревожного в поведении русских и
соответственно докладывали об этом своему командованию.
Фон Гетцендорф затеял на начало мая наступление против итальянской
армии и стал снимать многие части с русского фронта для отправки в район
Трентино.
Брусилов внимательно наблюдал за всеми изменениями оперативной
обстановки, инспектировал войска, заряжал боевым духом офицеров. Генерал
уважал и ценил разведку всех видов, внимательно изучал разведсводки,
присылаемые из Ставки, и донесения собственных войсковых разведчиков.
Особенно его интересовали возможности воздушных наблюдателей. Он запрашивал
у Алексеева как можно больше летательных аппаратов.
Штаб командующего довольно точно установил характер неприятельской
обороны. Для каждой армии были изготовлены планы наступления с детальным
изображением позиций противника.
Под руководством генерал-лейтенанта Величко* в тылу были построены
участки позиций, точно копировавшие австрийские. Войска обучались их
преодолению. Вблизи передовой готовились настоящие и ложные позиции для
полевой и тяжелой артиллерии, войска до поры до времени укрывались от
воздушных наблюдателей противника в лесах.
______________
* Генерал-лейтенант К.И.Величко (1856-1927), профессор фортификации,
военный инженер. Был полевым инспектором по инженерной части при Ставке.
После победы Великого Октября перешел на сторону Советской власти. С 1918
года - на службе в Красной Армии.

Штаб главнокомандующего жил размеренной и налаженной жизнью в зданиях
упраздненного еще в прошлом веке кармелитского монастыря. Почувствовав
твердую руку генерала, штабные офицеры подтянулись.
В кабинете главкома на столах были разложены карты участков фронта,
полос наступления, смежных участков Западного фронта. В начале мая поверх
всех этих листов, так хорошо известных Брусилову, легли карты итальянского
театра военных действий. 2 мая превосходящие силы австрийцев атаковали
войска первой итальянской армии в районе Трентино, и итальянцы, неся крупные
потери, стали отступать.
- Значит, скоро запросят помощи у России! - пришел к выводу Брусилов.
Действительно, главнокомандующий итальянской армией Кадорна спешно
обратился сначала во французскую главную квартиру с просьбой повлиять на
русских, чтобы они скорей начали свое наступление. Затем от имени Кадорны на
русского военного агента в Риме полковника Энкеля стал усиленно давить
генерал Порро, чтобы тот немедленно довел до сведения Алексеева "усердную
просьбу ускорить во имя общих интересов начало наступления русской армии". В
тот же час итальянский представитель в русской Ставке генерал Марсенго
сделал такое же заявление Алексееву. В довершение всего начальник
итальянской военной миссии в России полковник Ромеи отправил из Петрограда в
Могилев категоричную телеграмму:
"Итальянская главная квартира самым энергичным образом настаивает на
том, чтобы русская армия немедленно начала наступление на австрийском
фронте, и утверждает, что нынешнее затишье в действиях русских армий создает
весьма серьезную опасность для союзников... Если Россия будет продолжать
настаивать на том, что она в настоящее время не может перейти в решительное
наступление, то необходимо, чтобы она по крайней мере теперь же произвела
демонстративное наступление с целью удержать против себя силы австрийцев и
оттянуть те силы, которые, вероятно, находятся в пути на итальянский фронт".
- Макаронные вояки! Шантажисты! - ругался Алексеев, получив эту
телеграмму. - Втягивать нас без надлежащей подготовки в немедленную атаку -
значит вносить в общий план союзников только расстройство и обрекать наши
действия на неудачу. Не буду ничего начинать неподготовленного ради этих
сволочей! Они уже начинают командовать нашей армией! - кипятился Алексеев
при своих ближайших сотрудниках. Но когда царь получил от итальянского
короля совсем уже паническую личную телеграмму, где намекалось, что Италия
выйдет из войны, если русская армия не окажет ей сейчас же действенную
помощь, начальник штаба Ставки вынужден был сдвинуться с мертвой точки.
11 мая Брусилов получил от Алексеева телеграмму, в которой его, как и
других главнокомандующих фронтами, запрашивали от имени главковерха, когда
могут быть закончены подготовительные операции для производства атаки против
австрийцев по намеченному плану.
Из Бердичева в Могилев в тот же день ушел лаконичный ответ: "К
наступлению готов. Желательно начать 19 мая". Другие главкомы по-прежнему
ссылались на различные обстоятельства, препятствующие боеготовности их войск
и скорейшему началу наступления.
Алексеев все-таки отдал приказ о выступлении войск Юго-Западною фронта
22 мая, Западного фронта - 28 или 29 мая.
- Слава богу, хоть с помощью итальянских несчастий вымолили себе
позволение наступать! - горько пошутил Брусилов, получив приказ.
Вечером двадцать первого атмосфера в Бердичеве была наэлектризованной.
В войска прошел приказ начинать артиллерийскую подготовку на рассвете
следующего дня. Известно было также, что неприятель спокоен и не ожидает для
себя никаких тревог.
Брусилов как заведенный ходил по своему огромному кабинету.
Приближалась минута триумфа всей его жизни. Надо было предусмотреть любую
неожиданность.
Дежурный офицер робко постучал в дверь и сообщил, что на прямом проводе
из Ставки - генерал-адъютант Алексеев. Решительными шагами Брусилов
отправился в соседнюю комнату, где стояли телеграфные аппараты и юзы для
связи со Ставкой и войсками.
- Главкоюз у аппарата! - доложил Брусилов.
На бегущей ленте потекли слова, которыми Алексеев пытался убедить
Брусилова отказаться от намеченного плана прорыва, отложить его на несколько
дней, сконцентрировать все силы на одном участке. Начальник штаба добавлял,
что свои предложения он делает по желанию верховного главнокомандующего.
Кровь прилила к лицу Брусилова. От возмущения он топнул ногой.
- Передавайте! - приказал он юзисту. Аппарат застрекотал. - Изменить
мой план не считаю возможным, и если это мне категорически приказывают, то
прошу меня сменить. Откладывать день наступления также не нахожу возможным,
ибо все войска заняли исходное положение для атаки, и, пока мои распоряжения
об отмене дойдут до фронта, артиллерийская подготовка уже начнется. Кроме
того, обращаю ваше внимание на то, что войска при частых отменах приказаний
неизбежно теряют доверие к своим начальникам. А посему - прошу меня сменить.
Брусилов вытер руку, неожиданно вспотевшую, таким брезгливым движением,