Страница:
Они еще долго петляли по улочкам и переулкам — Джош жил на самой окраине.
Город стал оживать. Навстречу попадались люди — хмурые, невыспавшиеся, куда-то торопящиеся. Они шли привычными маршрутами, глядя себе под ноги, не замечая ничего вокруг. Все они служили городу, каждый из них был рабом…
— Вот здесь я и живу, — сказал Джош, останавливаясь перед крохотным домиком, спрятавшимся за толстым стволом липы, крона которой возносилась над зубцами городской стены. Вокруг было много кустов и деревьев, под ногами шелестела осыпавшаяся листва. В полегшей траве, весело чирикая, копошились воробьи.
— А здесь тихо, — заметил Рудгер.
— Да. Самая окраина. Мне нравится.
— Словно бы и не город.
— Остались еще местечки… Я здесь отдыхаю.
— Дом твой?
— Нет, снимаю. Лет десять уже, наверное. Хозяйка — милая старушка, живет у детей, сюда почти не показывается. Надо бы найти ее, отдать все, что задолжал.
— Завтра мы уходим, — напомнил Рудгер.
— Оставлю деньги ей на столе.
— Ты всегда отдаешь свои долги? — поинтересовался ученый.
— Не люблю считать себя кому-то обязанным.
— Почему?
— Не знаю… Ну ладно, пойду собираться.
— Завтра утром я зайду за тобой.
— Буду ждать.
Джош сделал два шага по направлению к домику, потом обернулся, окликнул уходящего Рудгера:
— Эй, напарник!
— Что?
— Этот маг, которому ты хочешь помочь…
— Его зовут Хурхас.
— Он что собирается сделать?
Рудгер мягко улыбнулся, пожал плечами, сказал:
— Спасти мир.
Джош ухмыльнулся в ответ:
— Достойное занятие.
— И мы ему поможем.
— Как скажешь.
— До завтра.
— Пока!
Они разошлись.
Джош, обогнув липу, поднялся на крыльцо. Запустив руку за дверной косяк, нащупал спрятанный ключ, вытащил. Отпер замок, открыл дверь и, пригнувшись, вошел в дом.
Он не был здесь несколько недель, и на первый взгляд ничего не изменилось — все вещи находились на своих местах, кровать была привычно застелена, переполненное мусорное ведро, которое он забыл вынести, так и стояло у порога. Только добавилось пыли и паутины в углах. Похоже, хозяйка не появлялась, пока постоялец отсутствовал.
Джош прошелся по комнате, заглянул на кухню, наведался в маленький сарайчик, где был туалет и хранились дрова.
Ему хотелось есть, но в доме было пусто. Горох, что лежал в деревянном ларе, сгрызли мыши. Остатки хлеба зачерствели, заплесневели, и их пришлось выбросить. Джош думал перекусить в небольшой харчевне, расположенной на соседней улице, и заодно вернуть долг хозяину. Но прежде надо сходить в банк к Тиасу, на другой конец города, взять деньги. В кредит ему уже никто ничего не даст.
А пока…
Джош на всякий случай задернул шторы на окнах.
Только круглый дурак рискнет отправиться в Центральный Мир безоружным!
Он выдвинул ящик стола, достал промасленный тряпичный сверток, аккуратно положил на столешницу. Распеленал. Любовно коснулся тусклого металла, невольно затаив дыхание, благоговея перед историей своего рода, своего мира.
Старый револьвер, когда-то принадлежавший его отцу, деду и переходивший от поколения к поколению… Оружие первых стрелков, с ручным взводом, с преломляющимся стволом, массивное, неудобное. Но по-прежнему готовое к бою, смертельно опасное в умелых руках.
Джош достал мягкое сукно, паклю, набор деревянных палочек и масленку. Осторожно протер все металлические детали, убирая лишнее загустевшее масло. Тонкой острой палочкой словно зубочисткой прочистил узкие пазы. Заглянул в ствол на просвет, крутанул барабан. Взвел курок, прицелился в вялую муху, ползущую по потолку, щелкнул вхолостую…
Приведя оружие в порядок, Джош достал из стола небольшую деревянную коробочку, где обычно держал патроны. Высыпал на столешницу, пересчитал — восемь штук. Шесть в барабан и два про запас.
Негусто.
Но купить ничего нельзя — ни патронов, ни пороха, ни оружия — очень вероятно, это не останется незамеченным, и о его покупках сразу же доложат коменданту. И тогда опять в тюрьму.
А может, все обойдется? Попросить, пусть боеприпасы приобретет Тиас — старый проверенный друг.
И никто ничего не заметит…
Но Джош не собирался рисковать.
Восемь патронов — это восемь чьих-то смертей. Не так уж и мало, если подумать. Вполне достаточно, чтобы поверить в собственную силу.
Он зарядил револьвер. Оставшиеся два патрона положил в карман. Вынул из ящика старую потрескавшуюся кобуру, сунул в нее револьвер, застегнул, покрутил задумчиво в руках.
На пояс не наденешь — заметно. Запихнуть в сумку? Неудобно, доставать сложно, да и потерять легко…
Джош вздохнул, почесал затылок. Снова полез в стол, разыскивая шило и дратву.
Свобода! И сколько всего навалилось разом! Завтра уже выходить, а еще ничего не сделано. Надо наведаться в банк, взять немного денег, немного золота. Закупить припасов, основательно поесть, отдать все долги, приобрести зимнюю одежду, собрать сумку…
Джош криво усмехнулся.
А потом идти спасать мир.
Завтра утром.
Часть третья
Глава 9
Город стал оживать. Навстречу попадались люди — хмурые, невыспавшиеся, куда-то торопящиеся. Они шли привычными маршрутами, глядя себе под ноги, не замечая ничего вокруг. Все они служили городу, каждый из них был рабом…
— Вот здесь я и живу, — сказал Джош, останавливаясь перед крохотным домиком, спрятавшимся за толстым стволом липы, крона которой возносилась над зубцами городской стены. Вокруг было много кустов и деревьев, под ногами шелестела осыпавшаяся листва. В полегшей траве, весело чирикая, копошились воробьи.
— А здесь тихо, — заметил Рудгер.
— Да. Самая окраина. Мне нравится.
— Словно бы и не город.
— Остались еще местечки… Я здесь отдыхаю.
— Дом твой?
— Нет, снимаю. Лет десять уже, наверное. Хозяйка — милая старушка, живет у детей, сюда почти не показывается. Надо бы найти ее, отдать все, что задолжал.
— Завтра мы уходим, — напомнил Рудгер.
— Оставлю деньги ей на столе.
— Ты всегда отдаешь свои долги? — поинтересовался ученый.
— Не люблю считать себя кому-то обязанным.
— Почему?
— Не знаю… Ну ладно, пойду собираться.
— Завтра утром я зайду за тобой.
— Буду ждать.
Джош сделал два шага по направлению к домику, потом обернулся, окликнул уходящего Рудгера:
— Эй, напарник!
— Что?
— Этот маг, которому ты хочешь помочь…
— Его зовут Хурхас.
— Он что собирается сделать?
Рудгер мягко улыбнулся, пожал плечами, сказал:
— Спасти мир.
Джош ухмыльнулся в ответ:
— Достойное занятие.
— И мы ему поможем.
— Как скажешь.
— До завтра.
— Пока!
Они разошлись.
Джош, обогнув липу, поднялся на крыльцо. Запустив руку за дверной косяк, нащупал спрятанный ключ, вытащил. Отпер замок, открыл дверь и, пригнувшись, вошел в дом.
Он не был здесь несколько недель, и на первый взгляд ничего не изменилось — все вещи находились на своих местах, кровать была привычно застелена, переполненное мусорное ведро, которое он забыл вынести, так и стояло у порога. Только добавилось пыли и паутины в углах. Похоже, хозяйка не появлялась, пока постоялец отсутствовал.
Джош прошелся по комнате, заглянул на кухню, наведался в маленький сарайчик, где был туалет и хранились дрова.
Ему хотелось есть, но в доме было пусто. Горох, что лежал в деревянном ларе, сгрызли мыши. Остатки хлеба зачерствели, заплесневели, и их пришлось выбросить. Джош думал перекусить в небольшой харчевне, расположенной на соседней улице, и заодно вернуть долг хозяину. Но прежде надо сходить в банк к Тиасу, на другой конец города, взять деньги. В кредит ему уже никто ничего не даст.
А пока…
Джош на всякий случай задернул шторы на окнах.
Только круглый дурак рискнет отправиться в Центральный Мир безоружным!
Он выдвинул ящик стола, достал промасленный тряпичный сверток, аккуратно положил на столешницу. Распеленал. Любовно коснулся тусклого металла, невольно затаив дыхание, благоговея перед историей своего рода, своего мира.
Старый револьвер, когда-то принадлежавший его отцу, деду и переходивший от поколения к поколению… Оружие первых стрелков, с ручным взводом, с преломляющимся стволом, массивное, неудобное. Но по-прежнему готовое к бою, смертельно опасное в умелых руках.
Джош достал мягкое сукно, паклю, набор деревянных палочек и масленку. Осторожно протер все металлические детали, убирая лишнее загустевшее масло. Тонкой острой палочкой словно зубочисткой прочистил узкие пазы. Заглянул в ствол на просвет, крутанул барабан. Взвел курок, прицелился в вялую муху, ползущую по потолку, щелкнул вхолостую…
Приведя оружие в порядок, Джош достал из стола небольшую деревянную коробочку, где обычно держал патроны. Высыпал на столешницу, пересчитал — восемь штук. Шесть в барабан и два про запас.
Негусто.
Но купить ничего нельзя — ни патронов, ни пороха, ни оружия — очень вероятно, это не останется незамеченным, и о его покупках сразу же доложат коменданту. И тогда опять в тюрьму.
А может, все обойдется? Попросить, пусть боеприпасы приобретет Тиас — старый проверенный друг.
И никто ничего не заметит…
Но Джош не собирался рисковать.
Восемь патронов — это восемь чьих-то смертей. Не так уж и мало, если подумать. Вполне достаточно, чтобы поверить в собственную силу.
Он зарядил револьвер. Оставшиеся два патрона положил в карман. Вынул из ящика старую потрескавшуюся кобуру, сунул в нее револьвер, застегнул, покрутил задумчиво в руках.
На пояс не наденешь — заметно. Запихнуть в сумку? Неудобно, доставать сложно, да и потерять легко…
Джош вздохнул, почесал затылок. Снова полез в стол, разыскивая шило и дратву.
Свобода! И сколько всего навалилось разом! Завтра уже выходить, а еще ничего не сделано. Надо наведаться в банк, взять немного денег, немного золота. Закупить припасов, основательно поесть, отдать все долги, приобрести зимнюю одежду, собрать сумку…
Джош криво усмехнулся.
А потом идти спасать мир.
Завтра утром.
Часть третья
ОСАДА
Ожидание пагубно.
Ожидание лишает силы и духа. Оно причина слабости человека или целой армии…
Из неоконченной рукописи мастера Зелда
Глава 9
Они сидели в темноте и смотрели на огонь. В бревенчатые стены с той стороны билась пурга, ветер хищно подвывал в узком дымоходе. Совсем рядом, за тонкой перегородкой, перешептывались голоса, слышалось поскрипывание половиц, шорох шагов…
— Мы должны отблагодарить хозяев за гостеприимство, — негромко сказал Хурхас. — Мы должны заплатить за еду и место для ночлега.
— У меня же нет денег, — прошептал Стас. — Зачем ты говоришь это мне? Если надо платить, так плати сам…
На этот хуторок, затерявшийся в пустынных предгорьях, занесенный снегом по самые крыши, они наткнулись совершенно случайно. Здесь жила семья из восемнадцати человек: старики и дети, мужчины и женщины. Их родственные связи были столь запуганны, а имена столь замысловаты, что у Стаса разболелась голова, едва хозяева начали представляться. Зато маг легко всех запомнил.
Их приняли радушно, но было заметно, что Хурхаса хуторяне побаиваются. Да и на Стаса поглядывали искоса: кто такой? чего от него ждать? Тем не менее гостей попотчевали какой-то пресной, но сытной кашей и парным, очень жирным молоком. Пока они ели, на полу рядом с очагом молчаливая хозяйка развернула широкий матрас.
Знаками показала, что их место — почетное место, как объяснил Хурхас Стасу, — в главной комнате, рядом с домашним огнем…
— Им не нужно золото, — маг покачал головой. — Им нужно твое умение.
— Я должен им сыграть?
— Да. Сыграй им и мне. Я хочу послушать, хороший ли ты бард. Может, я зря тебя нанял?
— Ладно.
Уже три дня прошло с того момента, как Стас очутился в этом странном заснеженном мире, а притронуться к гитаре, вынуть ее из футляра все не было возможности. Он соскучился по инструменту, стосковался по музыке и жаждал коснуться отзывчивых струн.
— Сыграю. — Стас положил тяжелый футляр на колени, нащупал замки, отпер. Поднял крышку, расстегнул ремни, любовно извлек гитару.
Хурхас повел светящейся рукой, отгоняя тьму.
— Какой странный инструмент, — сказал маг, — никогда таких не видел.
Стас отложил пустой футляр, пристроил гитару на бедре, долго, тщательно подстраивал струны. Маг, склонив голову набок и прикрыв глаза, слушал мягкий перезвон.
— Ты плохо играешь, — наконец вынес он приговор.
— Я еще не начинал, — сказал Стас.
— А что же ты делаешь?
— Готовлюсь.
— Все равно, ты плохо играешь.
— Почему это?
— Настоящему мастеру не надо готовиться.
— Я-то готов всегда, — сказал Стас. — А вот инструмент необходимо настроить. — Он взял аккорд, удовлетворенно хмыкнул. Спросил негромко, обращаясь к себе: — Что бы этакое вам сыграть?
— Балладу о Равинере, — предложил маг.
— Чего?
— Не знаешь? Тогда песнь о старом Ирванге. Стас прижал струны ладонью, повернулся к магу. Лицо старика светилось — не то отблески трепещущего в очаге огня падали на бледную кожу, не то волшебное свечение сочилось сквозь поры.
— Послушай, Хурхас, я не знаю ваших песен. Давай я сыграю что-нибудь из своего мира. Маг пожал плечами:
— Играй, что знаешь.
Стас, склонив к грифу голову, зажал барэ на пятом ладу. Мгновение выжидал, давая пальцам освоиться, слушая непогоду за стенами. И медленно, спокойно повел мелодию, негромкую, несложную, красивую…
Маг, вытянувшись, замер. Казалось, он не просто слушает — он впитывает звуки, поглощает мелодию, усваивает ее всем телом. Он словно бы закаменел, очарованный музыкой…
Стас прекратил играть. Звонкий флажолет угасал в тишине. Даже буря, казалось, утихла, слушая умирающую ноту.
— Что это было? — благоговейно прошептал Хурхас.
— “Лед Зеппелин”, — ответил Стас.
— Ты лучший бард из всех, кого мне приходилось слышать, — выдохнул маг, восхищенно качая головой. Стас немного смутился:
— Я, конечно, не мастер, но кое-что умею. И это не самая сложная вещь…
— Сыграй еще.
Из темноты выплыло бледное лицо. Хурхас поднял глаза на подошедшего хозяина, пригласил:
— Садись, Витрастим, послушай моего барда. Зови всех.
Стас негромко начал “К Элизе” Бетховена. Вновь маг вытянулся, жадно слушая музыку. Хозяин, присев в кресло перед очагом, закрыл глаза и медленно шевелил губами. Он словно пробовал мелодию на вкус.
Потом был Бах, токката ре-минор. Стас сам делал переложение этой красивой вещи для гитары.
Затем “Дар Стрейтс”, снова Бетховен и “Металлика”.
Слушатели напряженно молчали, и Стас физически ощущал, как они боятся пошевелиться, упустить ноту, нарушить гармонию, потерять мелодию. У этих людей никогда не было ни радио, ни телевизора. Они не посещали театров и филармоний. Музыка была для них настоящим волшебством, чудом, и она оказывала на них поистине магическое действие…
— Хватит, — негромко сказал Хурхас. — Хватит на сегодня. Хватит…
Стас поднял голову.
Фигура мага мягко светилась, сам он блаженно улыбался, уставившись на танцующий в очаге огонь. Вокруг сквозь тьму проступали пятна лиц — впадины глаз и ртов Залиты густым мраком, складки и морщины очерчены тенями.
Стас послушно отложил гитару.
Зачарованные люди приходили в себя, бесшумно поднимались, незаметно, так же как и пришли, расходились.
— Благодарим, — шелестели голоса. — Благодарим… Последним ушел Витрастим. Он встал, склонил голову перед гостями, сказал:
— Мы рады, что вы пришли сегодня к нам.
— Мы благодарим за кров и еду, — отозвался Хурхас.
Хозяин, кивнув, растворился во мраке. За тонкой перегородкой гудели голоса, шаркали ноги, кто-то счастливо смеялся, кто-то тихо пытался петь.
— Они никогда не забудут этот день, — сказал маг. Стас убрал гитару, запер футляр.
— Больше мы им ничего не должны?
— Нет.
— Тогда давай спать, за эту неделю я страшно вымотался. А уж последние три дня…
— Ложись, — сказал Хурхас. — Они-то теперь долго не заснут. Я тоже. А ты спи. Завтра утром снова в путь.
— Далеко нам еще?
— Три дня, если ничего не случится.
Стас забрался под одеяло, потянулся, зевнул.
— Послушай, Хурхас…
— Что?
— Вот ты маг, да?
— Конечно.
— Я-то всегда думал, что маги могут мгновенно перемещаться из одной точки пространства в другую. Или хотя бы летать. А мы с тобой вот уже который день плетемся, словно калики перехожие.
— Маги не могут летать, — недовольно сказал Хурхас. — Это сказки для детей. Никто не может летать, кроме птиц и насекомых.
— Ну, тут я с тобой не согласен, — заметил Стас. Маг не обратил внимания на его слова.
— И никто не может перемещаться мгновенно.
— Но поскорее мы можем двигаться?
— Да.
— Как?
— Быстрее шевелить ногами.
Стас хмыкнул. Пробормотал мечтательно:
— Я знаю, все это мне снится.
— Ты глуп, если действительно так думаешь.
— Вот сейчас я закрою глаза, усну и уже утром окажусь дома, будет лето — тепло, кругом зелень, птички чирикают…
— Может быть, завтра вьюга уляжется. Тогда идти легче будет.
— Надеюсь завтра тебя не увидеть, — сказал Стас, зевая и переворачиваясь на бок.
Он заснул сразу, едва только смежил веки, и уже ничто не могло потревожить его — ни голоса за дощатой перегородкой, ни бьющаяся в стены пурга, ни стреляющий углями прогорающий очаг, ни мышиная возня, ни беспокойно ворочающийся маг под боком. Он спал беспробудно, не видя снов. Спал до самого утра…
— Вставай! — Его бесцеремонно трясли за плечо. — Поднимайся! Поешь и пора идти! Пурга утихла. Вставай, бард!
— Никуда я не пойду, — отчетливо произнес он, не открывая глаз.
— Ты хочешь остаться с этими людьми? Всю жизнь выгребать навоз и копаться в земле?
— Проклятие! — Стас перевернулся на спину, уставился в потолок, чувствуя себя обманутым. — Опять ты!
— Вставай, нам пора.
— Черт побери! — Стас выбрался из-под одеяла. За ночь дом выстыл, в комнате было градусов десять — пятнадцать, не больше. — Послушай, Хурхас, купи мне шубу.
— Тебе холодно?
— Да, мне холодно, — раздраженно сказал Стас. — Я мерзну в этой куцей одежке. — Он распахнул куртку, которую не снимал, ложась спать, повернулся к Хурхасу, демонстрируя, что под ней почти ничего нет. И маг вдруг отпрянул, лицо его исказилось, в глазах мелькнули страх и отвращение. Он выбросил перед собой руку, словно от чего-то защищаясь ладонью, и длинные пальцы засветились алым пламенем.
— Что? — Стас испугался, вскочил на ноги.
— Ты… Откуда… — Хурхас справился с собой, опустил руку. — Где ты взял эту одежду?
— А что? Она всегда на мне была.
— Эта рубаха. Этот рисунок.
Стас посмотрел себе на грудь, на острые буквы “AC/DC”, пронзающие клыкастый череп.
— Майка? Я ее уже второй год ношу.
— Ты должен ее снять.
— Зачем?
— Это одежда некроманта.
— Это моя одежда.
— Ты не можешь носить на себе эти знаки.
— Почему?
— Если их увидят, то тебя убьют.
— За что это?
— Потому что это знаки колдуна-некроманта. Стас фыркнул, но на всякий случай скрестил руки на груди.
— Это обычный рисунок, символика австралийской группы, и ничего больше, — сказал он.
— Сними, — потребовал Хурхас.
— И в чем я останусь?
— Не важно. Снимай! — Маг был суров, и Стас решил не перечить. Недовольно ворча, он через голову стянул черную футболку, скомкал, бросил на рюкзак. Сказал, ежась:
— Тогда купи мне и рубашку.
Хурхас долго испытующе разглядывал Стаса. Руки его округло двигались — маг словно бы щупал воздух. Наконец он опустил глаза и согласился:
— Ладно. Я куплю тебе одежду. А пока садись ешь.
— А ты?
— Я уже завтракал.
На столе стояла большая глубокая сковородка. Стас заглянул в нее — выпуклые желтые глаза яичницы таращились на него со дна. Он взял деревянную плоскую ложку и приступил к трапезе. Яичница была совершенно несоленая, как и вся остальная еда в этом мире. Впрочем, соль была в рюкзаке — целая пачка. Но Стас решил ее экономить.
Хурхас вышел из комнаты. Вернулся через пару минут, принес ворох тряпья. Бросил на пол рядом с гитарой и рюкзаком.
— Выберешь, что нужно, оденешься.
— Вшей бы не нахватать, — сказал Стас.
— Одежда чистая, я проверил, — успокоил его маг.
— Ладно, если так…
Быстро поев, он стал одеваться — разворошил тряпичный ком, отобрал пару просторных рубашек, по виду льняных, с широкой горловиной и длинными рукавами, надел сразу обе. Вытащил нечто мешковатое, шерстяное, вязаное, похожее на свитер без рукавов, натянул через голову. Поверх надел свою кожаную куртку.
— А шуба?
— У них нет.
— Ватник, полушубок, фуфайка? Хоть что-то потеплее!
— У них нет верхней зимней одежды. Она им не нужна— зимой они никуда не ходят, разве только во двор.
— Вот черт! Я же замерзну!
— А ты держись ко мне поближе.
— Легко сказать, тебя-то снег держит, а я бреду по колено…
В комнату вошел хозяин, остановился в дверях, спросил:
— Уходите? Может, вам нужно еще что-нибудь?
— Снегоступы, — вспомнил Стас. — Или, еще лучше, лыжи.
— Что?
— Ну, такие приспособления на ноги, чтобы по снегу ходить и не проваливаться.
— У нас нет, — развел руками хозяин.
— А ненужные корзины у вас есть?
— Корзины? Есть.
— Неси.
Хозяин ушел за перегородку.
Стас тем временем вытащил из груды тряпья еще одну рубашку, подпорол ножиком, разодрал на два полотнища. Обмотал получившимися портянками ступни, щиколотки, надел тяжелые армейские ботинки, плотно зашнуровал, притопнул, проверяя, не жмет ли где…
Хурхас сидел за столом, рядом с маленьким окошком, затянутым мутной пленкой, и, щурясь, следил за сборами Стаса.
Вернулся хозяин, поставил перед Стасом несколько корзин, вложенных одна в одну.
— Подойдут?
Стас подергал сухие прутья, с сожалением покачал головой:
— Нет, развалятся.
— Ладно. — Хурхас хлопнул в ладоши, встал. — Хватит терять время, нам пора выходить. Благодарю, Витрастим, за приют, за еду.
Хозяин склонил голову:
— Наш дом всегда для вас открыт.
Маг кивнул, подошел к дверям, обернулся:
— Ну что, ты идешь?
— А может, подождем до весны? — Стас забросил рюкзак за плечи, подхватил гитару.
— Весной будет поздно, — серьезно ответил Хурхас, распахнул дверь и шагнул за порог.
— Ладно, иду. — Стас торопливо повернулся к хозяину, сказал: — Спасибо, друг.
— Легкой дороги, — пожелал Витрастим. Из-за тонкой занавески, закрывающей проход в другие комнаты дома, выглядывали любопытные лица. Стас махнул рукой хозяевам, сказал:
— Счастливо оставаться, — и поспешил за вышедшим магом. На пороге он споткнулся — плохая примета! — и, чтобы не упасть, схватился свободной рукой за косяк. Чертыхнулся, перехватил гитару. Обернулся — все жители хутора, все восемнадцать человек, собравшись в комнате, смотрели на него — смотрели немного растерянно и отчего-то печально. Стас приветливо улыбнулся им и прикрыл за собой дверь.
На улице было морозно и тихо. Чистое небо сияло пронзительной синевой, алое солнце медленно поднималось над искрящейся заснеженной равниной. Позади высился горный хребет, торчали острые зубья скал, чернели разломы пропастей, залитые мраком. Выглядывали из сугробов покатые крыши хуторка. А впереди, словно струна, растянулась ровная ниточка горизонта, чуть подернутая матовой дымкой.
Хурхас, не оборачиваясь, широко размахивая руками, уходил вперед. Его одежды светились даже на фоне ослепительно чистого снега, и Стас знал, что от фигуры мага исходит приятное сухое тепло, словно от раскаленной докрасна печки-буржуйки.
— Погоди! — крикнул Стас. — Давай помедленней! — и побежал за стариком.
Вчерашняя вьюга примяла снег, сваляла его в корку наста, и двигаться было не так тяжело, как раньше.
Хурхас остановился, обернулся. Поднял лицо к небу, засмотрелся на прозрачную синеву. Стас, запыхавшись, поравнялся с ним, встал рядом, тоже посмотрел вверх.
— Что там? Самолет?
— Весна, — выдохнул маг.
— Что?
— Скоро весна. Небо уже совсем не зимнее, оно поднялось высоко, и солнце тоже вынуждено взбираться все выше… Весна…
— Ну не знаю. — Стас пододвинулся к магу, ощущая волны идущего от него тепла. — Холод собачий.
— А ты смотри на небо. Оно совсем весеннее. Чистое, свежее.
— Это меня мало греет.
— Ладно, пошли. — Маг опустил голову.
— Только не спеши. Я не успеваю.
— Мы должны поторопиться.
— Да? Тогда, может, расскажешь, куда мы идем и зачем?
— Я же тебе говорил.
— Спасать мир? — Стас хмыкнул. — А если поподробней?
— Что ты хочешь узнать?
— Все.
— Все знать невозможно.
— Ладно, давай по порядку… Что это за мир? Что такое Портал? Когда я смогу вернуться домой? От чего ты собираешься спасать мир? Как? И почему мы все время бежим?
Хурхас какое-то время шатая молча.
— Ну? — нетерпеливо сказал Стас.
— Я не могу сказать тебе, что такое Портал. Я не знаю. Правда, есть один человек, скоро мы встретимся с ним. Думаю, он сможет тебе что-то объяснить. Возможно даже, он поможет тебе вернуться домой.
— Кто этот человек? Маг?
— Нет. Он даже не из нашего мира. Он пришелец, как и ты.
— Мы идем к нему?
— Не только.
— Это от него надо спасать мир?
— Нет, — маг засмеялся. — Не от него.
— Зачем же он тебе потребовался?
— Мне нужна его помощь.
— Я так и буду вытягивать из тебя слова, словно из партизана на допросе?
— Хочешь знать все?
— Все знать невозможно. Хурхас снова рассмеялся.
— Ладно. Ты — бард. И я расскажу тебе. Быть может, ты сложишь об этом песню.
— А что? Весьма вероятно, — согласился Стас, хмыкнув.
— Это случается раз в двести лет. — Хурхас посерьезнел. — Если быть точным — раз в двести четыре года. Открывается Портал, и Рой приходит в наш мир.
— Рой?
— Да. — Маг нахмурился. — Рой жутких тварей. Какое-то время они держатся вместе, плетут огромный кокон, создают свое Гнездо, откладывают в него яйца. А потом делятся на небольшие группы и расползаются, разлетаются по миру, уничтожая все живое на своем пути. Рой пожирает людей и животных, губит леса и посевы. Рой размножается. Города вымирают. Люди, кто выжил, забиваются в норы— только там, под землей, еще можно спастись, да и то не всегда, не везде. Кругом голод, болезни, страх. А в Гнезде рождаются новые твари. И уничтожить Гнездо уже нельзя— оно подобно скале — так же велико, так же крепко. Тысячи тварей живут в его утробе, охраняют кладки, таскают пищу своим подрастающим детенышам. Рой расселяется повсюду. Так продолжается несколько десятилетий. Потом что-то происходит — твари мельчают, слабеют, их рождается все меньше, Гнездо начинает разрушаться. Видимо, они не могут долго существовать в нашем мире, что-то в них меняется, чего-то им не хватает. И примерно через сто лет большая их часть погибает. Но отдельные существа еще прячутся в глухих местах, в глубоких пещерах и доживают до следующего пришествия.
— Ты так рассказываешь, будто бы сам видел…
— Я дважды видел Рой. Я видел разруху, видел горы костей у подножия Гнезда. Видел, как черные крылья застилают небо, прячут солнце, и кажется, что это ночь опустилась белым днем. Я видел, как доведенные до отчаяния люди собирались в отряды и пытались очистить свою землю от жутких тварей. Я хотел им помочь. И я помогал, чем мог. Но Гнездо рождало новых чудовищ, целые полчища, их было больше, чем…
— Дважды видел Рой? — Стас недоверчиво заглянул магу в лицо. — Значит, тебе… более четырехсот лет?
— Да.
— Не может быть!
— Маги живут очень долго. Четыреста лет — не предел. Стас помолчал, потом спросил:
— Значит, этот самый Рой скоро появится?
— Да, совсем скоро. Поэтому я тороплюсь.
— Но что ты думаешь сделать?
— Я собрал войско — это было нелегко, учитывая, что люди очень быстро все забывают. Тем не менее четыреста лучников, пятьсот мечников и триста копейщиков ждут меня в трех днях пути отсюда. Их возглавляет мой товарищ — Легорн, знатный воин, мастер меча и владелец замка, к которому мы и направляемся. Да еще четыре сотни воинов должны подойти из северных провинций, люди Арастана и Третидора.
— А у вас здесь что, феодализм?
— Что?
— Замки, провинции. — Стас сделал неопределенный жест рукой. — Наверное, есть король?
— Король? Кто это?
— Ну, самый главный.
— У нас нет главных, — поморщился Хурхас. — У нас есть сильные и слабые. Слабые объединяются в гильдии, сообщества и товарищества. Сильным объединяться ни к чему.
— Наверное, много воюете меж собой, выясняя, кто самый сильный?
— Воевать глупо. Война ослабляет людей. Стас хмыкнул.
— Ну ладно, с этим я еще разберусь… И что ты собираешься делать со своим войском? Встретить Рой возле Портала, пока эти твари не расползлись?
— Да. Главное — не позволить им создать Гнездо, не дать отложить яйца.
— Думаешь, полутора тысяч воинов хватит, чтоб уничтожить Рой?
— Надеюсь… Правда, есть несколько “но”…
— Какие же?
— Прежде всего, я не знаю, и никто не знает, через какой именно Портал явится Рой.
— А их много?
— У меня на карте отмечено двадцать три… И, кроме того, никто точно не знает, когда именно откроется этот Портал.
— И что же ты думаешь предпринять?
— Надеюсь, мой старый друг все прояснит.
— А если нет?
Хурхас задумчиво пожевал губу и отмахнулся раздраженно:
— Помолчи! И давай шагай поскорей…
Они какое-то время не разговаривали, шли в тишине, только снег хрустел под ногами.
Румяное солнце поднялось высоко, уменьшилось до размеров пуговицы. Небо у горизонта подернулось тонкой паутиной облаков. Ровная белая целина искрилась так, что глазам было больно.
Стас время от времени зажмуривался и шел вслепую. Слезы текли по щекам, он вытирал их тыльной стороной ладони, массировал опухшие веки. Крепкий наст держал его, не подламывался, и Стас шагал уверенно, размашисто, кожей лица ощущая тепло, исходящее от мага.
— Стой, — сказал вдруг Хурхас, и Стас, не успев открыть глаза, налетел на его спину. Лицо и кисти рук обдало жаром, словно в парной плеснули воду на раскаленные камни.
— Мы должны отблагодарить хозяев за гостеприимство, — негромко сказал Хурхас. — Мы должны заплатить за еду и место для ночлега.
— У меня же нет денег, — прошептал Стас. — Зачем ты говоришь это мне? Если надо платить, так плати сам…
На этот хуторок, затерявшийся в пустынных предгорьях, занесенный снегом по самые крыши, они наткнулись совершенно случайно. Здесь жила семья из восемнадцати человек: старики и дети, мужчины и женщины. Их родственные связи были столь запуганны, а имена столь замысловаты, что у Стаса разболелась голова, едва хозяева начали представляться. Зато маг легко всех запомнил.
Их приняли радушно, но было заметно, что Хурхаса хуторяне побаиваются. Да и на Стаса поглядывали искоса: кто такой? чего от него ждать? Тем не менее гостей попотчевали какой-то пресной, но сытной кашей и парным, очень жирным молоком. Пока они ели, на полу рядом с очагом молчаливая хозяйка развернула широкий матрас.
Знаками показала, что их место — почетное место, как объяснил Хурхас Стасу, — в главной комнате, рядом с домашним огнем…
— Им не нужно золото, — маг покачал головой. — Им нужно твое умение.
— Я должен им сыграть?
— Да. Сыграй им и мне. Я хочу послушать, хороший ли ты бард. Может, я зря тебя нанял?
— Ладно.
Уже три дня прошло с того момента, как Стас очутился в этом странном заснеженном мире, а притронуться к гитаре, вынуть ее из футляра все не было возможности. Он соскучился по инструменту, стосковался по музыке и жаждал коснуться отзывчивых струн.
— Сыграю. — Стас положил тяжелый футляр на колени, нащупал замки, отпер. Поднял крышку, расстегнул ремни, любовно извлек гитару.
Хурхас повел светящейся рукой, отгоняя тьму.
— Какой странный инструмент, — сказал маг, — никогда таких не видел.
Стас отложил пустой футляр, пристроил гитару на бедре, долго, тщательно подстраивал струны. Маг, склонив голову набок и прикрыв глаза, слушал мягкий перезвон.
— Ты плохо играешь, — наконец вынес он приговор.
— Я еще не начинал, — сказал Стас.
— А что же ты делаешь?
— Готовлюсь.
— Все равно, ты плохо играешь.
— Почему это?
— Настоящему мастеру не надо готовиться.
— Я-то готов всегда, — сказал Стас. — А вот инструмент необходимо настроить. — Он взял аккорд, удовлетворенно хмыкнул. Спросил негромко, обращаясь к себе: — Что бы этакое вам сыграть?
— Балладу о Равинере, — предложил маг.
— Чего?
— Не знаешь? Тогда песнь о старом Ирванге. Стас прижал струны ладонью, повернулся к магу. Лицо старика светилось — не то отблески трепещущего в очаге огня падали на бледную кожу, не то волшебное свечение сочилось сквозь поры.
— Послушай, Хурхас, я не знаю ваших песен. Давай я сыграю что-нибудь из своего мира. Маг пожал плечами:
— Играй, что знаешь.
Стас, склонив к грифу голову, зажал барэ на пятом ладу. Мгновение выжидал, давая пальцам освоиться, слушая непогоду за стенами. И медленно, спокойно повел мелодию, негромкую, несложную, красивую…
Маг, вытянувшись, замер. Казалось, он не просто слушает — он впитывает звуки, поглощает мелодию, усваивает ее всем телом. Он словно бы закаменел, очарованный музыкой…
Стас прекратил играть. Звонкий флажолет угасал в тишине. Даже буря, казалось, утихла, слушая умирающую ноту.
— Что это было? — благоговейно прошептал Хурхас.
— “Лед Зеппелин”, — ответил Стас.
— Ты лучший бард из всех, кого мне приходилось слышать, — выдохнул маг, восхищенно качая головой. Стас немного смутился:
— Я, конечно, не мастер, но кое-что умею. И это не самая сложная вещь…
— Сыграй еще.
Из темноты выплыло бледное лицо. Хурхас поднял глаза на подошедшего хозяина, пригласил:
— Садись, Витрастим, послушай моего барда. Зови всех.
Стас негромко начал “К Элизе” Бетховена. Вновь маг вытянулся, жадно слушая музыку. Хозяин, присев в кресло перед очагом, закрыл глаза и медленно шевелил губами. Он словно пробовал мелодию на вкус.
Потом был Бах, токката ре-минор. Стас сам делал переложение этой красивой вещи для гитары.
Затем “Дар Стрейтс”, снова Бетховен и “Металлика”.
Слушатели напряженно молчали, и Стас физически ощущал, как они боятся пошевелиться, упустить ноту, нарушить гармонию, потерять мелодию. У этих людей никогда не было ни радио, ни телевизора. Они не посещали театров и филармоний. Музыка была для них настоящим волшебством, чудом, и она оказывала на них поистине магическое действие…
— Хватит, — негромко сказал Хурхас. — Хватит на сегодня. Хватит…
Стас поднял голову.
Фигура мага мягко светилась, сам он блаженно улыбался, уставившись на танцующий в очаге огонь. Вокруг сквозь тьму проступали пятна лиц — впадины глаз и ртов Залиты густым мраком, складки и морщины очерчены тенями.
Стас послушно отложил гитару.
Зачарованные люди приходили в себя, бесшумно поднимались, незаметно, так же как и пришли, расходились.
— Благодарим, — шелестели голоса. — Благодарим… Последним ушел Витрастим. Он встал, склонил голову перед гостями, сказал:
— Мы рады, что вы пришли сегодня к нам.
— Мы благодарим за кров и еду, — отозвался Хурхас.
Хозяин, кивнув, растворился во мраке. За тонкой перегородкой гудели голоса, шаркали ноги, кто-то счастливо смеялся, кто-то тихо пытался петь.
— Они никогда не забудут этот день, — сказал маг. Стас убрал гитару, запер футляр.
— Больше мы им ничего не должны?
— Нет.
— Тогда давай спать, за эту неделю я страшно вымотался. А уж последние три дня…
— Ложись, — сказал Хурхас. — Они-то теперь долго не заснут. Я тоже. А ты спи. Завтра утром снова в путь.
— Далеко нам еще?
— Три дня, если ничего не случится.
Стас забрался под одеяло, потянулся, зевнул.
— Послушай, Хурхас…
— Что?
— Вот ты маг, да?
— Конечно.
— Я-то всегда думал, что маги могут мгновенно перемещаться из одной точки пространства в другую. Или хотя бы летать. А мы с тобой вот уже который день плетемся, словно калики перехожие.
— Маги не могут летать, — недовольно сказал Хурхас. — Это сказки для детей. Никто не может летать, кроме птиц и насекомых.
— Ну, тут я с тобой не согласен, — заметил Стас. Маг не обратил внимания на его слова.
— И никто не может перемещаться мгновенно.
— Но поскорее мы можем двигаться?
— Да.
— Как?
— Быстрее шевелить ногами.
Стас хмыкнул. Пробормотал мечтательно:
— Я знаю, все это мне снится.
— Ты глуп, если действительно так думаешь.
— Вот сейчас я закрою глаза, усну и уже утром окажусь дома, будет лето — тепло, кругом зелень, птички чирикают…
— Может быть, завтра вьюга уляжется. Тогда идти легче будет.
— Надеюсь завтра тебя не увидеть, — сказал Стас, зевая и переворачиваясь на бок.
Он заснул сразу, едва только смежил веки, и уже ничто не могло потревожить его — ни голоса за дощатой перегородкой, ни бьющаяся в стены пурга, ни стреляющий углями прогорающий очаг, ни мышиная возня, ни беспокойно ворочающийся маг под боком. Он спал беспробудно, не видя снов. Спал до самого утра…
— Вставай! — Его бесцеремонно трясли за плечо. — Поднимайся! Поешь и пора идти! Пурга утихла. Вставай, бард!
— Никуда я не пойду, — отчетливо произнес он, не открывая глаз.
— Ты хочешь остаться с этими людьми? Всю жизнь выгребать навоз и копаться в земле?
— Проклятие! — Стас перевернулся на спину, уставился в потолок, чувствуя себя обманутым. — Опять ты!
— Вставай, нам пора.
— Черт побери! — Стас выбрался из-под одеяла. За ночь дом выстыл, в комнате было градусов десять — пятнадцать, не больше. — Послушай, Хурхас, купи мне шубу.
— Тебе холодно?
— Да, мне холодно, — раздраженно сказал Стас. — Я мерзну в этой куцей одежке. — Он распахнул куртку, которую не снимал, ложась спать, повернулся к Хурхасу, демонстрируя, что под ней почти ничего нет. И маг вдруг отпрянул, лицо его исказилось, в глазах мелькнули страх и отвращение. Он выбросил перед собой руку, словно от чего-то защищаясь ладонью, и длинные пальцы засветились алым пламенем.
— Что? — Стас испугался, вскочил на ноги.
— Ты… Откуда… — Хурхас справился с собой, опустил руку. — Где ты взял эту одежду?
— А что? Она всегда на мне была.
— Эта рубаха. Этот рисунок.
Стас посмотрел себе на грудь, на острые буквы “AC/DC”, пронзающие клыкастый череп.
— Майка? Я ее уже второй год ношу.
— Ты должен ее снять.
— Зачем?
— Это одежда некроманта.
— Это моя одежда.
— Ты не можешь носить на себе эти знаки.
— Почему?
— Если их увидят, то тебя убьют.
— За что это?
— Потому что это знаки колдуна-некроманта. Стас фыркнул, но на всякий случай скрестил руки на груди.
— Это обычный рисунок, символика австралийской группы, и ничего больше, — сказал он.
— Сними, — потребовал Хурхас.
— И в чем я останусь?
— Не важно. Снимай! — Маг был суров, и Стас решил не перечить. Недовольно ворча, он через голову стянул черную футболку, скомкал, бросил на рюкзак. Сказал, ежась:
— Тогда купи мне и рубашку.
Хурхас долго испытующе разглядывал Стаса. Руки его округло двигались — маг словно бы щупал воздух. Наконец он опустил глаза и согласился:
— Ладно. Я куплю тебе одежду. А пока садись ешь.
— А ты?
— Я уже завтракал.
На столе стояла большая глубокая сковородка. Стас заглянул в нее — выпуклые желтые глаза яичницы таращились на него со дна. Он взял деревянную плоскую ложку и приступил к трапезе. Яичница была совершенно несоленая, как и вся остальная еда в этом мире. Впрочем, соль была в рюкзаке — целая пачка. Но Стас решил ее экономить.
Хурхас вышел из комнаты. Вернулся через пару минут, принес ворох тряпья. Бросил на пол рядом с гитарой и рюкзаком.
— Выберешь, что нужно, оденешься.
— Вшей бы не нахватать, — сказал Стас.
— Одежда чистая, я проверил, — успокоил его маг.
— Ладно, если так…
Быстро поев, он стал одеваться — разворошил тряпичный ком, отобрал пару просторных рубашек, по виду льняных, с широкой горловиной и длинными рукавами, надел сразу обе. Вытащил нечто мешковатое, шерстяное, вязаное, похожее на свитер без рукавов, натянул через голову. Поверх надел свою кожаную куртку.
— А шуба?
— У них нет.
— Ватник, полушубок, фуфайка? Хоть что-то потеплее!
— У них нет верхней зимней одежды. Она им не нужна— зимой они никуда не ходят, разве только во двор.
— Вот черт! Я же замерзну!
— А ты держись ко мне поближе.
— Легко сказать, тебя-то снег держит, а я бреду по колено…
В комнату вошел хозяин, остановился в дверях, спросил:
— Уходите? Может, вам нужно еще что-нибудь?
— Снегоступы, — вспомнил Стас. — Или, еще лучше, лыжи.
— Что?
— Ну, такие приспособления на ноги, чтобы по снегу ходить и не проваливаться.
— У нас нет, — развел руками хозяин.
— А ненужные корзины у вас есть?
— Корзины? Есть.
— Неси.
Хозяин ушел за перегородку.
Стас тем временем вытащил из груды тряпья еще одну рубашку, подпорол ножиком, разодрал на два полотнища. Обмотал получившимися портянками ступни, щиколотки, надел тяжелые армейские ботинки, плотно зашнуровал, притопнул, проверяя, не жмет ли где…
Хурхас сидел за столом, рядом с маленьким окошком, затянутым мутной пленкой, и, щурясь, следил за сборами Стаса.
Вернулся хозяин, поставил перед Стасом несколько корзин, вложенных одна в одну.
— Подойдут?
Стас подергал сухие прутья, с сожалением покачал головой:
— Нет, развалятся.
— Ладно. — Хурхас хлопнул в ладоши, встал. — Хватит терять время, нам пора выходить. Благодарю, Витрастим, за приют, за еду.
Хозяин склонил голову:
— Наш дом всегда для вас открыт.
Маг кивнул, подошел к дверям, обернулся:
— Ну что, ты идешь?
— А может, подождем до весны? — Стас забросил рюкзак за плечи, подхватил гитару.
— Весной будет поздно, — серьезно ответил Хурхас, распахнул дверь и шагнул за порог.
— Ладно, иду. — Стас торопливо повернулся к хозяину, сказал: — Спасибо, друг.
— Легкой дороги, — пожелал Витрастим. Из-за тонкой занавески, закрывающей проход в другие комнаты дома, выглядывали любопытные лица. Стас махнул рукой хозяевам, сказал:
— Счастливо оставаться, — и поспешил за вышедшим магом. На пороге он споткнулся — плохая примета! — и, чтобы не упасть, схватился свободной рукой за косяк. Чертыхнулся, перехватил гитару. Обернулся — все жители хутора, все восемнадцать человек, собравшись в комнате, смотрели на него — смотрели немного растерянно и отчего-то печально. Стас приветливо улыбнулся им и прикрыл за собой дверь.
На улице было морозно и тихо. Чистое небо сияло пронзительной синевой, алое солнце медленно поднималось над искрящейся заснеженной равниной. Позади высился горный хребет, торчали острые зубья скал, чернели разломы пропастей, залитые мраком. Выглядывали из сугробов покатые крыши хуторка. А впереди, словно струна, растянулась ровная ниточка горизонта, чуть подернутая матовой дымкой.
Хурхас, не оборачиваясь, широко размахивая руками, уходил вперед. Его одежды светились даже на фоне ослепительно чистого снега, и Стас знал, что от фигуры мага исходит приятное сухое тепло, словно от раскаленной докрасна печки-буржуйки.
— Погоди! — крикнул Стас. — Давай помедленней! — и побежал за стариком.
Вчерашняя вьюга примяла снег, сваляла его в корку наста, и двигаться было не так тяжело, как раньше.
Хурхас остановился, обернулся. Поднял лицо к небу, засмотрелся на прозрачную синеву. Стас, запыхавшись, поравнялся с ним, встал рядом, тоже посмотрел вверх.
— Что там? Самолет?
— Весна, — выдохнул маг.
— Что?
— Скоро весна. Небо уже совсем не зимнее, оно поднялось высоко, и солнце тоже вынуждено взбираться все выше… Весна…
— Ну не знаю. — Стас пододвинулся к магу, ощущая волны идущего от него тепла. — Холод собачий.
— А ты смотри на небо. Оно совсем весеннее. Чистое, свежее.
— Это меня мало греет.
— Ладно, пошли. — Маг опустил голову.
— Только не спеши. Я не успеваю.
— Мы должны поторопиться.
— Да? Тогда, может, расскажешь, куда мы идем и зачем?
— Я же тебе говорил.
— Спасать мир? — Стас хмыкнул. — А если поподробней?
— Что ты хочешь узнать?
— Все.
— Все знать невозможно.
— Ладно, давай по порядку… Что это за мир? Что такое Портал? Когда я смогу вернуться домой? От чего ты собираешься спасать мир? Как? И почему мы все время бежим?
Хурхас какое-то время шатая молча.
— Ну? — нетерпеливо сказал Стас.
— Я не могу сказать тебе, что такое Портал. Я не знаю. Правда, есть один человек, скоро мы встретимся с ним. Думаю, он сможет тебе что-то объяснить. Возможно даже, он поможет тебе вернуться домой.
— Кто этот человек? Маг?
— Нет. Он даже не из нашего мира. Он пришелец, как и ты.
— Мы идем к нему?
— Не только.
— Это от него надо спасать мир?
— Нет, — маг засмеялся. — Не от него.
— Зачем же он тебе потребовался?
— Мне нужна его помощь.
— Я так и буду вытягивать из тебя слова, словно из партизана на допросе?
— Хочешь знать все?
— Все знать невозможно. Хурхас снова рассмеялся.
— Ладно. Ты — бард. И я расскажу тебе. Быть может, ты сложишь об этом песню.
— А что? Весьма вероятно, — согласился Стас, хмыкнув.
— Это случается раз в двести лет. — Хурхас посерьезнел. — Если быть точным — раз в двести четыре года. Открывается Портал, и Рой приходит в наш мир.
— Рой?
— Да. — Маг нахмурился. — Рой жутких тварей. Какое-то время они держатся вместе, плетут огромный кокон, создают свое Гнездо, откладывают в него яйца. А потом делятся на небольшие группы и расползаются, разлетаются по миру, уничтожая все живое на своем пути. Рой пожирает людей и животных, губит леса и посевы. Рой размножается. Города вымирают. Люди, кто выжил, забиваются в норы— только там, под землей, еще можно спастись, да и то не всегда, не везде. Кругом голод, болезни, страх. А в Гнезде рождаются новые твари. И уничтожить Гнездо уже нельзя— оно подобно скале — так же велико, так же крепко. Тысячи тварей живут в его утробе, охраняют кладки, таскают пищу своим подрастающим детенышам. Рой расселяется повсюду. Так продолжается несколько десятилетий. Потом что-то происходит — твари мельчают, слабеют, их рождается все меньше, Гнездо начинает разрушаться. Видимо, они не могут долго существовать в нашем мире, что-то в них меняется, чего-то им не хватает. И примерно через сто лет большая их часть погибает. Но отдельные существа еще прячутся в глухих местах, в глубоких пещерах и доживают до следующего пришествия.
— Ты так рассказываешь, будто бы сам видел…
— Я дважды видел Рой. Я видел разруху, видел горы костей у подножия Гнезда. Видел, как черные крылья застилают небо, прячут солнце, и кажется, что это ночь опустилась белым днем. Я видел, как доведенные до отчаяния люди собирались в отряды и пытались очистить свою землю от жутких тварей. Я хотел им помочь. И я помогал, чем мог. Но Гнездо рождало новых чудовищ, целые полчища, их было больше, чем…
— Дважды видел Рой? — Стас недоверчиво заглянул магу в лицо. — Значит, тебе… более четырехсот лет?
— Да.
— Не может быть!
— Маги живут очень долго. Четыреста лет — не предел. Стас помолчал, потом спросил:
— Значит, этот самый Рой скоро появится?
— Да, совсем скоро. Поэтому я тороплюсь.
— Но что ты думаешь сделать?
— Я собрал войско — это было нелегко, учитывая, что люди очень быстро все забывают. Тем не менее четыреста лучников, пятьсот мечников и триста копейщиков ждут меня в трех днях пути отсюда. Их возглавляет мой товарищ — Легорн, знатный воин, мастер меча и владелец замка, к которому мы и направляемся. Да еще четыре сотни воинов должны подойти из северных провинций, люди Арастана и Третидора.
— А у вас здесь что, феодализм?
— Что?
— Замки, провинции. — Стас сделал неопределенный жест рукой. — Наверное, есть король?
— Король? Кто это?
— Ну, самый главный.
— У нас нет главных, — поморщился Хурхас. — У нас есть сильные и слабые. Слабые объединяются в гильдии, сообщества и товарищества. Сильным объединяться ни к чему.
— Наверное, много воюете меж собой, выясняя, кто самый сильный?
— Воевать глупо. Война ослабляет людей. Стас хмыкнул.
— Ну ладно, с этим я еще разберусь… И что ты собираешься делать со своим войском? Встретить Рой возле Портала, пока эти твари не расползлись?
— Да. Главное — не позволить им создать Гнездо, не дать отложить яйца.
— Думаешь, полутора тысяч воинов хватит, чтоб уничтожить Рой?
— Надеюсь… Правда, есть несколько “но”…
— Какие же?
— Прежде всего, я не знаю, и никто не знает, через какой именно Портал явится Рой.
— А их много?
— У меня на карте отмечено двадцать три… И, кроме того, никто точно не знает, когда именно откроется этот Портал.
— И что же ты думаешь предпринять?
— Надеюсь, мой старый друг все прояснит.
— А если нет?
Хурхас задумчиво пожевал губу и отмахнулся раздраженно:
— Помолчи! И давай шагай поскорей…
Они какое-то время не разговаривали, шли в тишине, только снег хрустел под ногами.
Румяное солнце поднялось высоко, уменьшилось до размеров пуговицы. Небо у горизонта подернулось тонкой паутиной облаков. Ровная белая целина искрилась так, что глазам было больно.
Стас время от времени зажмуривался и шел вслепую. Слезы текли по щекам, он вытирал их тыльной стороной ладони, массировал опухшие веки. Крепкий наст держал его, не подламывался, и Стас шагал уверенно, размашисто, кожей лица ощущая тепло, исходящее от мага.
— Стой, — сказал вдруг Хурхас, и Стас, не успев открыть глаза, налетел на его спину. Лицо и кисти рук обдало жаром, словно в парной плеснули воду на раскаленные камни.