Кликин Михаил Геннадьевич. Ни слова о магах

   Примерно через месяц Хурхас вернулся. Четыреста лучников, пятьсот мечников и триста копейщиков ждали мага в казармах. “Выступаем?” — спросил Легорн. “Нет, — ответил маг. — Еще рано. Я пока не знаю, откуда придет Рой. Жди, скоро здесь соберутся мои друзья”. “А что слышно о Назлухе?” “Он преследует меня. Он вбил себе в голову, что Рой ни в коем случае нельзя останавливать…”
   Хурхас ушел, оставив Легорна наедине с ненавистной зимой и грузом проблем…
   Может быть, маг погиб? Может быть, Назлух добился своего и Хурхас мертв?
   Сколько еще ждать?
   Может, пора распустить людей?
   Крестьяне недовольны, что им приходится кормить целую армию бездельников. Тем более в эту пору, когда запасов уже почти не осталось, а до нового урожая еще ох как далеко.
   Скучающие в переполненных казармах воины то и дело дерутся меж собой. Уже четыре человека погибли, и еще троих пришлось повесить в назидание остальным.
   Где же сейчас Хурхас?
   Зима скоро кончится. Сколько еще ждать?
   Надо ли?…
   Легорн смотрел в огонь. На коленях поверх пледа лежал меч. На стали клинка змеились кроваво-алые отблески. Каменные стены, увешанные коврами и оружием, сливались с темнотой. Где-то наверху, под невидимым потолком трепыхалась, запутавшись во тьме, летучая мышь. Поземка царапала стекла узких черных окон, словно просила пустить ее внутрь. По ту сторону крепостных стен тоскливо завывали волки.
   Стояла глубокая ночь, но Легорн не мог заснуть, не мог даже закрыть глаза. Тьма окружала его со всех сторон, готовясь наброситься, едва только он смежит веки. И лишь возле ног в очаге трепыхался огонь, теплый и ласковый, словно живое существо. А может, он и был живым?…
   Глядя на огонь, Легорн вдруг вспомнил, как Хурхас спас ему жизнь.
   Тогда они еще не были знакомы. Легорн был совсем молод, он только что похоронил отца и вступил во владение замком и окрестными землями… Отец болел долго. Сначала он начал стремительно худеть. Потом у него отказали ноги. Он лежал в постели — бледный, изможденный, иногда открывал бесцветные глаза и порывался что-то сказать, но горло издавало лишь бессмысленный клекот. Он умирал— это было ясно. Но почему — никто не мог сказать… Однажды утром Легорн вошел к нему в комнату и понял, что отца больше нет. На кровати, укрытая одеялом, лежала совершенно незнакомая ему высохшая мумия. Он похоронил останки в подвале, в небольшом семейном склепе и, оставив вместо себя управляющего, уехал из замка. Домой он вернулся поздней осенью. Кругом уже лежал снег, вода в крепостном рву покрылась льдом. Управляющий в его отсутствие вел дела хорошо — дрова были заготовлены, кладовые до отказа забиты продуктами. Легорн расплатился с ним и отпустил домой, в родную деревню.
   Иногда в замок приезжали гости. Торговые караваны просили укрытия на ночь, стучались в ворота проходящие мимо путники, заглядывали на несколько дней скучающие соседи, крестьяне с согласия хозяина устраивали шумные ярмарки на просторном дворе. И все равно было скучно. Даже уроки фехтования, которые Легорн брал у начальника гарнизона, редкостного мастера меча, не приносили обычного удовольствия. Вот тогда-то Легорн надумал жениться, тем более что девушку он себе подыскал давно, еще когда был жив отец. Ее звали Диа — невысокая, стройная, черноволосая, дочь известного в округе торговца, она была скромна, разумна и очень недурна собой. Свадьбу сыграли быстро, в первый месяц зимы. А потом… Молодая жена начала стремительно худеть, затем у нее отнялись ноги. Она лежала в постели, слабея с каждым днем. Легорн не мог понять, что происходит. Казалось, какое-то проклятие висит над его семьей. Над этим замком.
   Она умерла ночью. Он спал как убитый — каждую ночь он спал как убитый, — а утром, проснувшись, коснулся ее холодной руки и понял, что жены у него больше нет.
   Он похоронил ее в склепе, рядом с мумией отца.
   А через неделю вдруг заметил, что и сам начал худеть.
   Он по-прежнему крепко спал, но, просыпаясь, чувствовал себя разбитым и слабым. Он уже не мог поднять меч и с трудом передвигался. Аппетит пропал, но он заставлял себя есть, преодолевая тошноту, пихал пищу в судорожно сжимающуюся глотку. И все равно стремительно худел.
   Все знали — и он знал, — чем это закончится.
   Но однажды вечером, когда в потемневшие окна билась вьюга, к нему вошел Зелд, начальник гарнизона.
   — Там человек, — доложил он. — Хочет, чтобы мы его впустили.
   — Пустите, — слабым голосом сказал Легорн.
   — Это не простой человек. Это маг.
   — Маг? — Легорн тотчас подумал о проклятии. — Приведите его ко мне.
   Зелд ушел и через несколько минут вернулся вместе с магом.
   — Я слышал, тебе нужна моя помощь, — сказал гость.
   — Ты знаешь, что со мной? Ты действительно можешь помочь? — Легорн задыхался.
   — Да.
   — И что ты хочешь взамен? Маг промолчал.
   — Я дам тебе все, что захочешь, все, что у меня есть.
   — Не сейчас, — маг покачал головой. — Возможно, позднее.
   — Позднее… — Легорн усмехнулся, чувствуя, как трескается кожа на губах, и ощущая вкус крови во рту. — Ты действительно веришь, что позднее я смогу тебе пригодиться?
   — Ты выживешь, — успокоил его маг. — Сегодняшнюю ночь я проведу в этой комнате рядом с тобой. Посмотрим, кто сюда приходит, пока ты спишь…
   Когда утром Легорн проснулся, мага рядом не было. Появившийся вскоре Зелд доложил, что их гость спустился в подземелья.
   Замок был очень стар. Легорн не мог сказать точно, кто и когда его построил. Но он знал, что дед его деда уже жил здесь. Замок был велик, его главная башня возвышалась над самыми высокими деревьями, веками росшими возле крепостных стен. Наверху было множество комнат, туда вела винтовая лестница, но комнаты эти, сколько себя помнил Легорн, всегда пустовали. Только вороны и летучие мыши залетали внутрь сквозь разбитые окна. Только ветер гулял по заброшенным помещениям, хлопая рассохшимися дверями. Иногда Легорн поднимался туда, чтобы осмотреть свои владения — из окон башни открывался потрясающий вид, отчетливо были видны все деревни, замки соседей, перелески и речушки, отлично просматривались дороги. Лучшего наблюдательного пункта просто не придумать.
   Но было в замке место, куда даже Легорн избегал заглядывать, — темный мрачный лабиринт подземелий. Вполне возможно, подземелья эти были старше, чем сам замок. Говорили, что узкие ходы ведут в самое чрево земли. Находились смельчаки, пытавшиеся это проверить, но никто из них не вернулся.
   Один только Хурхас вышел оттуда. Но он никогда не рассказывал о том, что видел внизу. Впрочем, Легорн и не желал этого знать.
   Маг вернулся через три дня. На плече он нес мешок.
   — Вот, — сказал он, вываливая содержимое мешка на пол. — Теперь тебе ничто не грозит.
   Легорн приподнялся на постели и посмотрел на нечто черное, бесформенное и нестерпимо вонючее.
   — Что это?
   — Эта тварь питалась тобой. Она пряталась внизу, но ночами поднималась и понемногу пила твою жизнь.
   — Я ничего не чувствовал.
   — Она усыпляла тебя. Ты не мог ничего чувствовать. Легорн спустил ноги на пол, зажав пальцами нос, склонился над смердящей тушей.
   — Это существо убило моего отца?
   — И твою жену.
   — И едва не убило меня.
   — Да.
   — Убери его. Не желаю видеть.
   — Хорошо. — Маг щелкнул пальцами, и ослепительное пламя, брызжущее искрами, без остатка поглотило безобразное тело. — Помнишь, что ты сказал мне?
   “Я дам тебе все, что захочешь, все, что у меня есть…”
   — Да.
   — Меня зовут Хурхас. И я еще вернусь.
   Он ушел.
   И, действительно, он не раз возвращался. Но никогда не требовал обещанного.
   До недавнего времени…
   Легорн смотрел на огонь и гладил клинок меча. Несколько раз он поднимался, отставлял меч в сторону, брал погнутую кочергу и долго ворошил угли. Бросив очередное полено в гаснущий очаг, он возвращался на свое место, укутывался пледом, клал меч на колени и замирал, наблюдая, как оживает огонь.
   Вскоре тьма начала сереть. Обрисовались узкие прямоугольники окон, показались стены. Куда-то исчезла летучая мышь, всю ночь трепыхавшаяся под потолком. Улеглась пурга. Прекратили свою тоскливую перекличку волки.
   Наступало утро.
   Незаметно для себя Легорн задремал.
   Сквозь сон он слышал, как открылась дверь и кто-то вошел.
   — Спит, — сказал знакомый голос… — Пусть отдохнет, — откликнулся еще кто-то.
   Легорн хотел открыть глаза, но не смог. Мелькнула смутная мысль, что голоса эти могут оказаться голосами из сна. И он тотчас забыл про них.
   — Приведем позже.
   — А пока куда?
   — Пускай посидят в карцере. Только поесть им принеси.
   — Ладно.
   Дверь тихо закрылась.
   Легорну грезилось, что он бредет по темному подземелью, держа в руке факел. Обрывки тьмы прыгают по неровным, сочащимся влагой стенам, и непонятно, чьи это тени — его или тех существ, что прячутся во мраке и тянут, сосут из него жизнь. Тени ли это вообще? Факел вот-вот догорит, и тогда тьма набросится на него, и он уже ничего не сможет сделать. Легорн брел по узкому ходу, мрак был впереди и позади, а стены все смыкались и смыкались. Огонь в руке трепетал, готовый сорваться и улететь прочь. Навсегда. Кто-то подкрадывался сзади. А он даже не мог сказать, в верном ли направлении двигается сейчас. Он просто шел, пока горит огонь. Потому что стоять — это так страшно…
   Меч упал, хищно лязгнув, на пол. Легорн вздрогнул и открыл глаза. Осмотрелся, приходя в себя.
   Кто-то ведь был здесь, разговаривал. Или почудилось?
   Он встал, поднял меч. Встревоженно походил по комнате, выглянул в окно.
   На улице уже рассвело. Ночная вьюга намела свежие сугробы, и трое бойцов, сложив доспехи и оружие в стороне, сноровисто орудовали широкими лопатами, расчищая дорожки к казармам. На раскидистых ветвях деревьев расселись вороны, наблюдая за работающими людьми. Небо уже очистилось и светилось прозрачной весенней синевой.
   “Скоро конец зимы”, — подумал Легорн, с удовольствием потягиваясь.
   Скоро весна.
   Он оделся и вышел на улицу.
   Бойцы, расчищавшие дорожки, выпрямились, отсалютовали, выбросив кулаки в его сторону. Он узнал их — все они были из его отряда — и поприветствовал ленивым кивком.
   “Еще месяц, — подумал он, — и я разорен окончательно”.
   Содержать тысячу солдат — дорогое удовольствие. Обычно он обходился немногочисленным гарнизоном, состоящим исключительно из профессионалов. Теперь же ему пришлось созвать всех, даже ополченцев, в мирное время спокойно живущих в своих деревнях, в родных семьях.
   Из-за казарм — длинных деревянных бараков — доносились крики и металлический лязг. Легорн неторопливо направился туда.
   На просторной площадке, где обычно проходили деревенские ярмарки, под присмотром инструкторов тренировались бойцы. Легорн, не желая, чтобы его заметили, спрятался за стволом дерева и стал наблюдать.
   Отрабатывались действия в строю. Выстроившись ровными коробками — в каждой сто воинов: двадцать человек по. фронту, пять шеренг в глубину, — бойцы выполняли команды сотников. В первом ряду стояли мечники, закованные в тяжелые доспехи и вооруженные двуручными мечами. За их спинами выстроились в три ряда копейщики. Замыкали строй воины в кольчугах с клинками обычной длины.
   — Раз! — выкрикивал сотник, и передний ряд тяжеловооруженной пехоты расступался, растягивался, разреживался, прикрывая теперь не только фронт, но и фланги.
   — Два! — Копейщики опускали свое оружие. Коробка тотчас становилась похожей на дикобраза.
   — Атака! — Бойцы синхронно шагали вперед, копейщики делали выпад.
   — Смена! — Передняя шеренга копейщиков уходила назад. Впереди оказывался второй ряд.
   — Атака! — Снова лязг и грохот.
   — Смена!
   — Атака!
   — Резерв! — На фланги выбегали бойцы в кольчугах.
   — Бегом! — Лязгая и грохоча, неудержимо катилась монолитная сотня до самой крепостной стены.
   — Россыпь! — Сотня рассыпалась на части.
   — Строй! — кричал сотник, и в считанные секунды, без суеты и толкотни каждый вновь занимал свое место.
   Легорн залюбовался слаженными действиями бойцов и не услышал, как к нему подошли сзади.
   — Они молодцы, — сказал голос за спиной.
   — Да. — Легорн обернулся. Старый Зелд, бывший начальник гарнизона, с улыбкой следил за перестроениями.
   — Я никогда не умел ходить в строю, — сказал он.
   — Зато ты непобедим в единоборстве.
   — Был.
   — Ты всегда будешь мастером.
   — Даже когда не смогу поднять меч?
   — Даже тогда.
   Зелд хмыкнул и согласился:
   — Действительно, зачем настоящему мастеру поднимать меч?… Но в строю я никогда не умел ходить.
   — Тебя это расстраивает?
   — Теперь меня расстраивает все, — улыбнулся Зелд. — Я стар…
   Они помолчали, наблюдая за тренирующимися бойцами и словно позабыв друг о друге.
   — Там к тебе пришли, — неожиданно сказал Зелд.
   — Кто? — спросил Легорн, уверенный, что услышит имя Хурхаса.
   — Я их не знаю, никогда не видел.
   — Не Хурхас?
   — Нет. Не он.
   — И что им надо? Зелд пожал плечами.
   — Спрашивают тебя. Больше ничего не говорят. Странные они какие-то. Не наши.
   — Где они?
   — Герт закрыл их в карцере.
   — В карцере?! — ужаснулся Легорн.
   — А что? Там не холодно, соломы много, да и одеты они тепло — не замерзнут. Их накормили, напоили…
   — Ладно, пошли, — прервал Легорн старика…
   Карцер не всегда был карцером. Когда-то в этой небольшой каморке с низкими потолками, разделенной решетками на несколько отсеков, размещалась псарня. Дед Легорна любил охоту и разводил собак. Выведенные им волкодавы стоили как породистые лошади. Бывало, за щенками приезжали из мест, о которых Легорн ничего не знал, кроме того, что это очень далеко. Когда дед умер, псы вдруг стали болеть, мельчать и хиреть. Через год всех оставшихся собак спешно распродали, а в освободившихся клетках поселили фазанов. Впрочем, и птицы прожили здесь недолго — до зимы, необычайно лютой, малоснежной, и как-то в одну ночь все фазаны разом померзли. Комнатка эта на северной стороне замка потом долго пустовала, пока однажды Легорн не засунул в нее пойманного на воровстве охранника. Через шесть дней бойца выпустили, и никогда больше он не зарился на чужое. С того времени так и повелось — провинившихся бойцов на несколько дней запирали в тесной клетке, где нельзя было выпрямиться в полный рост или лечь, вытянув ноги… Карцер действовал безотказно…
   Легорн потянул на себя низкую, окованную железными полосами дверь и, согнувшись, нырнул в пахнущий прелой соломой полумрак. Зелд входить не стал — и без того тесно.
   — Отведите нас к хозяину замка, — сказал кто-то из темного угла, из груды прошлогодней соломы. Язык был совершенно незнаком Легорну, никогда раньше он не слышал таких слов, таких странных звукосочетаний.
   Легорн, прищурясь, оглядел незваных гостей, всмотрелся в незнакомые лица.
   Оружия не видно.
   И одежда какая-то непривычная.
   Чужаки…
   — Мы хотим поговорить с хозяином, — сказал тот, что выглядел старше. Второй — хмурый широкоплечий крепыш, тоже далеко не молодой — молчал, потупив глаза, и, казалось, ему нет никакого дела до всего происходящего.
   — Мы специально шли к нему. Нам срочно надо его увидеть.
   — Зачем? — спросил Легорн.
   — У нас есть общее дело.
   — Да? — удивился он. — Какое же?
   — Он ждет нас.
   — Ждет? — Легорн удивился еще больше.
   — Да. Немедленно отведите нас к нему.
   — Сперва скажите, какое у вас дело.
   Чужак беспомощно обернулся на своего могучего спутника, словно бы надеясь на поддержку. Но тот безразлично разглядывал побуревшую солому.
   — Я обещал не посвящать посторонних.
   — Я не посторонний, — сказал Легорн. — Я хозяин замка. Меня зовут Легорн.
   — Хозяин?… — Чужак растерялся. — А разве… — Он с подозрением окинул взглядом человека, назвавшегося Легорном. — Точно?… Я могу вам верить?…
   — Эй, Зелд! — крикнул Легорн, повернувшись к двери.
   — Что? — Старый воин немедленно показался в проеме, загородив свет.
   — Скажи, как меня зовут?
   — Легорн.
   — И кто я?
   — Это сложный вопрос, — усмехнулся Зелд, — на который можно дать множество ответов.
   — Какое отношение я имею к замку?
   — Замок — твоя родовая собственность.
   Чужак помолчал немного, что-то прикидывая в уме.
   — Мое имя — Рудгер, — представился он. — Вам это ни о чем не говорит?
   Легорн пожал плечами:
   — Нет. А должно?
   — Но Хурхаса-то вы знаете?
   — Да… — теперь и Легорн осторожничал. “Назлух выступил против меня…”
   — У меня срочная информация для него. Он передал, что будет ждать здесь, в этом замке.
   — Сейчас его здесь нет.
   — Но он сказал…
   — Возможно, он скоро появится.
   — А мы до тех пор так и будем тут сидеть? — вдруг, не поднимая головы, сказал хмурый здоровяк, и Легорн понял, что человек этот еще более силен, чем кажется.
   — Помолчи, Джош, — одернул Рудгер своего спутника.
   — Хурхас не называл имен, — осторожно заметил Легорн. — Но предупреждал меня, что кто-то придет.
   — Это мы.
   — Откуда мне знать?…
   Они с подозрением смотрели друг на друга, изучали, оценивали…
   “Вполне возможно, пришельцы подосланы Назлухом, — размышлял Легорн. — Быть может, они шпионы. Последнее время так много посторонних приходит в замок — родственники навешают бойцов, крестьяне жалуются на свою жизнь, ищут помощи, путники просятся на ночлег. Все ли они те, за кого себя выдают? Нет ли среди них замаскировавшихся врагов, лазутчиков?…”
   “Возможно, этот человек не хозяин замка, — думал Рудгер. — Хурхас предупреждал, что враг коварен и захочет любой ценой получить информацию. Маг призывал к осторожности…”
   Но пароль был произнесен — “Хурхас”.
   — Когда вы с ним встречались? — спросил Легорн.
   — Я давно его не видел. Но он передал, что ему нужна моя помощь. Передал…
   …через стрелка, вернувшегося из вашего мира. Изможденного, израненного, обожженного стрелка, который уже не походил на человека. Он был похож на нечто неживое, на сломанный механизм в виде человеческой фигуры. Бесцветным чужим голосом он выговорил все, что должен был сказать, и тотчас потерял сознание…
   — …через наших общих знакомых.
   — Ладно. — Легорн принял решение. — С этого момента вы мои гости. Прошу в замок, отдохнете с дороги, перекусите. Правда, там сейчас не очень уютно, слишком уж свежо.
   — Сейчас везде так, — сказал Рудгер. — Зима. И они холодно улыбнулись друг другу.

Глава 12

   — Лыжи, — объяснял Стас, — это такие деревянные доски с загнутыми концами. Их привязывают к ногам, чтобы передвигаться по снегу и не проваливаться. Представляешь? Что-то вроде полозьев у саней.
   Хурхас представил человека, к ногам которого привязаны санные полозья, и громко рассмеялся.
   — Ничего смешного. С помощью лыж можно передвигаться намного быстрей. И уставать будешь меньше. А чтобы легче идти было, в руки надо взять специальные палки. Они примерно вот такой высоты должны быть, — Стас показал, — до подмышек. Внизу у них небольшие кружки, чтобы в снегу не вязли.
   Хурхас засмеялся еще громче. Он отчетливо видел, как человек с привязанными к ногам полозьями и палками в руках тщетно пытается двинуться с места…
   — Смейся, смейся! — Стас досадливо махнул рукой. — Я тебе еще про велосипед не рассказал.
   — А это что такое?
   — Ну… — Стас замялся, потер мерзнущий нос. — Тележка такая маленькая на двух колесах. Для одного человека.
   — И что в ней особенного?
   — Ничего. — Стас пожал плечами. Перехватил гитару в другую руку, сунул онемевшую ладонь за пазуху. — Конечно, на тележку велосипед совершенно не похож, это я зря его так обозвал. Два колеса — одно спереди, другое сзади. Рама, педали, седло, руль…
   — Оглобли, — предположил Хурхас.
   — Какие оглобли?
   — Лошадь запрягать.
   — Никакой лошади не надо.
   — Как?
   — А вот так. Велосипед едет сам. Точнее, его везет человек.
   — Один человек везет, а другой едет?
   — Нет же! Человек везет сам себя. Сидит в седле и везет. Педали крутит.
   — Сам себя? — Хурхас снова зашелся хохотом. — Два колеса? Спереди и сзади? А сам сверху? Он же упадет!
   — Раз сто упадет, — мрачно сказал Стас, — потом перестанет. Научится. Если башку себе не разобьет.
   — Расскажи еще что-нибудь, — попросил Хурхас, отсмеявшись.
   — Рассказал бы. Про дельтапланы, парапланы и самолеты. Да боюсь, ты лопнешь от смеха… Ничего, будет время, я себе не только лыжи сделаю.
   — Велосипед тоже?
   — Велосипед не смогу, но самокат смастерить мне по силам.
   — Самокат? — переспросил Хурхас.
   — Не надо только начинать все сначала. Меня твой смех уже раздражает…
   Стасу захотелось разыграть развеселившегося мага. Он подышал в кулак, отогревая бесчувственные пальцы, и сунул руку в карман джинсов. Нащупал дешевую зажигалку, купленную в магазинчике небольшого, страшно далекого отсюда городка, повернул рычажок, регулирующий подачу газа, в крайнее положение, на максимум. Прибавив шагу, догнал сочащегося теплом мага, пошел бок о бок.
   — Слышь, Хурхас. Помнишь, ты говорил, что я магии не могу научиться?
   — Помню. Не можешь.
   — А я все-таки попробовал. И знаешь ли, у меня стало чуть-чуть получаться.
   — Ерунда! — безапелляционно заявил Хурхас.
   — Да нет же, правду говорю.
   — Ты не маг. Зачем меня обманываешь?
   — Я не обманываю. Хочешь, докажу? Смотри! Стас чуть отстранился, вынул руку из кармана, спрятав зажигалку в кулаке. Отогревая.
   — Смотри внимательно! — Он остановился, положил гитару на снег. Освободившейся рукой обхватил кулак с зажигалкой. Большой палец положил на ребристое колесико.
   — Смотри, — сказал он в третий раз, поднимая руки над головой, чтобы Хурхас не заметил обмана, не углядел меж пальцев блеск никеля.
   Нахмурив лоб, Стас прищурился, поднял голову, сконцентрировал взгляд на сжатых кулаках. Стиснул зубы, изображая волевое усилие. Проговорил четко, взрыкивая со вкусом:
   — Абррракадабррра!
   И повернул колесико зажигалки.
   — Ну? — спросил Хурхас, без особого интереса глядя на попутчика. Скучая.
   “Факир был пьян, и фокус не удался”, — подумал Стас и с трудом сдержал рвущуюся улыбку.
   — Не то заклинание, — извинился он. — Сейчас. — Он лихорадочно пытался вспомнить какое-нибудь подходящее словечко, что-нибудь длинное, непонятное:
   …карантин, триппер, тираннозавр, коррупция…
   И наконец объявил:
   — Транслитерационный полиндром! Он чиркнул колесиком и увидел, как из кулака вырвался язычок пламени, сантиметров пять высотой.
   — Вот! — гордо сказал Стас, ощущая, как нагревается металлический колпачок зажигалки, и перевел взгляд на мага.
   Хурхас был бледен. С отвисшей челюстью он взирал на слабый, трепыхающийся огонек. Во взгляде мага читались растерянность, непонимание и, пожалуй, паника. Стас наслаждался победой, он чувствовал себя полностью отомщенным.
   — Как… — Хурхас поднял глаза к небу, словно надеялся там увидеть нечто способное объяснить невероятное. Вновь посмотрел на язычок огня. — Ты… что… но… Как это?…
   Зажигалка нагрелась и жгла пальцы. Стас чуть разжал кулак и позволил горячей зажигалке скользнуть в рукав куртки.
   — Магия, — сказал он, предъявляя пустые ладони Хурхасу.
   — Но как? Я же не чувствую искажения Силы!… — Маг шагнул к Стасу, схватил за запястья, поднес его ладони к своим глазам. Объявил: — Они еще теплые!
   — Ага, — согласился Стас, ощущая, как зажигалка болтается в рукаве, готовая вот-вот выпасть. — Только не надо мне руки выкручивать.
   — Но как?
   — Откуда я знаю? — Стас пожал плечами. — Это где-то здесь. — Он высвободил одну руку и коснулся виска указательным пальцем. — Не могу объяснить.
   Хурхас отпустил его.
   — Ты обманываешь меня, — сказал он, помрачнев.
   — Но огонек-то был! — развел руками Стас.
   — Не знаю… — Маг покачал головой, с подозрением глядя на попутчика. — Не знаю…
   — Вот теперь я тебе скажу еще кое-что, — сказал Стас. — Можешь смеяться, можешь мне не верить, но это чистая правда — в своей жизни я несколько раз летал. Выше облаков, быстрее птиц. Так быстро, что опережал звук. Как тебе это?
   Хурхас почесал затылок и ничего не ответил.
   Стас поднял гитарный футляр и пошел по укатанной дороге. Впервые за все их совместное путешествие он двигался первым. Шел впереди. Он улыбался. Приятно, черт возьми, оставить в дураках человека, который старше тебя на несколько веков.
   Хурхас не двигался. Он смотрел, как уверенно Стас шагает по дороге, все удаляясь. “А что, если он действительно некромант? — лихорадочно размышлял Хурхас. — Может быть, он настолько хорошо умеет управлять Силой, что способен скрывать свои возможности. Некромант — так сказал тролль. Черная одежда с человеческим черепом, горящим в пламени, тоже указывала на это. Некромант! Некромант? Нет, не может быть! Даже в тот момент, когда в его кулаке горел огонь, потоки Силы не изменились. Это была не магия. Не магия! Но что?… А если все же?… Некромант. Что, если у него своя Сила? Черная, никому больше не известная…”
   Стас поднимался в горку, когда услышал какие-то звуки Он остановился, обернулся — Хурхас все стоял на месте, все никак не мог прийти в себя. Похоже, маг ничего не слышал.