Страница:
Молчание. Только зудит муха где-то наверху.
– Эй, госпожа, если вы здесь – отзовитесь! Я хочу предложить вам сделку, выгодную и для вас, и для нас! Что толку сидеть в этакой глуши?
– Похоже, ей нравится сидеть в глуши, – ехидно констатировал Саэрм.
– Что-то здесь не так. Пойдем, поглядим поближе?
– А если ловушка?
– Плевать. Я уже давно мечтаю хоть раз поглядеть на настоящую ведьму. Страшно, но интересно.
Шаги все ближе и ближе. Веки дрогнули, затрепетали – и вновь замерли.
Дверь открылась, впуская в полумрак хижины легкий, веселый свет дневного светила.
– Гхм… Ну что скажешь, Саэрм?
– Э… это что, это и есть ведьма?
– Не знаю. Впрочем, я сомневаюсь в том, что это ее жертва.
Низко наклонившись, чтобы не задеть головой притолоку, в хижину вошел мужчина. Солнечные лучики, приветствуя, скользнули по темным волосам, заплетенным в недлинную косичку, отразились в светло-серых глазах, чем-то напоминающих ледышки. Он был молод, даже не вступил в зрелые годы, но в каждом движении чувствовалась сила. Мужчина присел на корточки рядом с распростертым телом, затем снял перчатки, задумчиво поскреб отросшую щетину на подбородке.
– Странно все это, Саэрм.
– Да, командор. Не лучше ли нам убраться восвояси?
Тот, второй, так и не решился войти.
– Разумеется. Любопытно, что же здесь стряслось?
Он осторожно коснулся пальцами шеи женщины под подбородком. Затем, будто что-то заметив, отогнул обугленный ворот того, что раньше было рубахой. На белой коже алели две глубокие, словно колотые, раны. Саэрм присвистнул.
– Сдается мне, командор, нашла коса на камень. Такое вот ремесло у них, у ведьм: если не ты, то тебя!
– Она еще жива, – заметил командор. И, уже не раздумывая, добавил: – Мы берем ее с собой. Скачи вперед, мой добрый Саэрм, подготовь ей постель в моем шатре, горячую воду и чистую холстину. А крестьян гони взашей… Если будут упорствовать, пригрози, как следует.
Тьма захлестнула волной, смывая краски. Шениор едва верил собственным глазам.
– Это… правда? Скажи, это действительно так?!! Ее нашли, и теперь она не умрет?
– Я никогда не лгу.
– Я благодарен тебе, колодец.
– Это была честная сделка.
Шениор поднялся и пошел прочь – к свету. Несмотря ни на что, в душе воцарился покой. Миральду подобрали люди, и она наверняка поправится… И теперь, конечно, не умрет одна-одинешенька в лесной чаше… Он улыбнулся.
Улыбался даже тогда, когда прямо из воздуха ему навстречу шагнул Старший.
Вампир долго разглядывал дэйлор, и было непонятно, какие мысли крутятся в его древней голове. Наконец очень спокойно он обронил:
– Дурак. Молодой дурак.
Шениор лишь пожал плечами.
– Ведь это теперь не имеет значения?
– Теперь – нет.
В голосе Старшего проскользнуло тщательно скрываемое сожаление.
– Я больше ничем не смогу тебе помочь, Шениор д'Амес. Ты отказался от правды об отце, но пожертвовал собой ради какой-то ведьмы. Она все-таки погубила тебя.
– Я так не думаю, – осторожно возразил Шениор, – быть может…
– Но ты об этом уже не узнаешь, наследник короны, на тебе лежало столь сильное благословение Дэйлорона, будто твое предназначение состояло в спасении этой земли. Теперь… Я сомневаюсь в том, что от тебя будет хоть какая-то польза.
Глава 5
– Эй, госпожа, если вы здесь – отзовитесь! Я хочу предложить вам сделку, выгодную и для вас, и для нас! Что толку сидеть в этакой глуши?
– Похоже, ей нравится сидеть в глуши, – ехидно констатировал Саэрм.
– Что-то здесь не так. Пойдем, поглядим поближе?
– А если ловушка?
– Плевать. Я уже давно мечтаю хоть раз поглядеть на настоящую ведьму. Страшно, но интересно.
Шаги все ближе и ближе. Веки дрогнули, затрепетали – и вновь замерли.
Дверь открылась, впуская в полумрак хижины легкий, веселый свет дневного светила.
– Гхм… Ну что скажешь, Саэрм?
– Э… это что, это и есть ведьма?
– Не знаю. Впрочем, я сомневаюсь в том, что это ее жертва.
Низко наклонившись, чтобы не задеть головой притолоку, в хижину вошел мужчина. Солнечные лучики, приветствуя, скользнули по темным волосам, заплетенным в недлинную косичку, отразились в светло-серых глазах, чем-то напоминающих ледышки. Он был молод, даже не вступил в зрелые годы, но в каждом движении чувствовалась сила. Мужчина присел на корточки рядом с распростертым телом, затем снял перчатки, задумчиво поскреб отросшую щетину на подбородке.
– Странно все это, Саэрм.
– Да, командор. Не лучше ли нам убраться восвояси?
Тот, второй, так и не решился войти.
– Разумеется. Любопытно, что же здесь стряслось?
Он осторожно коснулся пальцами шеи женщины под подбородком. Затем, будто что-то заметив, отогнул обугленный ворот того, что раньше было рубахой. На белой коже алели две глубокие, словно колотые, раны. Саэрм присвистнул.
– Сдается мне, командор, нашла коса на камень. Такое вот ремесло у них, у ведьм: если не ты, то тебя!
– Она еще жива, – заметил командор. И, уже не раздумывая, добавил: – Мы берем ее с собой. Скачи вперед, мой добрый Саэрм, подготовь ей постель в моем шатре, горячую воду и чистую холстину. А крестьян гони взашей… Если будут упорствовать, пригрози, как следует.
Тьма захлестнула волной, смывая краски. Шениор едва верил собственным глазам.
– Это… правда? Скажи, это действительно так?!! Ее нашли, и теперь она не умрет?
– Я никогда не лгу.
– Я благодарен тебе, колодец.
– Это была честная сделка.
Шениор поднялся и пошел прочь – к свету. Несмотря ни на что, в душе воцарился покой. Миральду подобрали люди, и она наверняка поправится… И теперь, конечно, не умрет одна-одинешенька в лесной чаше… Он улыбнулся.
Улыбался даже тогда, когда прямо из воздуха ему навстречу шагнул Старший.
Вампир долго разглядывал дэйлор, и было непонятно, какие мысли крутятся в его древней голове. Наконец очень спокойно он обронил:
– Дурак. Молодой дурак.
Шениор лишь пожал плечами.
– Ведь это теперь не имеет значения?
– Теперь – нет.
В голосе Старшего проскользнуло тщательно скрываемое сожаление.
– Я больше ничем не смогу тебе помочь, Шениор д'Амес. Ты отказался от правды об отце, но пожертвовал собой ради какой-то ведьмы. Она все-таки погубила тебя.
– Я так не думаю, – осторожно возразил Шениор, – быть может…
– Но ты об этом уже не узнаешь, наследник короны, на тебе лежало столь сильное благословение Дэйлорона, будто твое предназначение состояло в спасении этой земли. Теперь… Я сомневаюсь в том, что от тебя будет хоть какая-то польза.
Глава 5
ТЕНЬ ИМПЕРАТОРА
Селлинор д'Кташин любил осень. Вернее, любил он самое ее начало – когда еще не начались холодные ливни, после которых деревья напоминают мокрых нахохлившихся ворон, а дни похожи на серые хламиды низкорожденных.
Селлинору нравились нежаркие солнечные дни, когда воздух по-особенному прозрачен и свеж, а сквозь золотое кружево листвы на ярко-синем небе можно увидеть караваны диких гусей, отправляющихся в дальний путь. В такие дни поутру на безупречно-правильных паучьих сетях замирают капельки ночных туманов, и ветер шаловливо бросает в спокойную воду Поющего озера первые листья – желтые, светло-коричневые, багряные…
Он любил эту прощальную красоту леса – и, как и при всяком прощании с близким другом, в сердце воцарялась легкая, светлая грусть. А еще – надежда.
Король сидел на мраморной скамеечке в самом заброшенном, диком уголке сада и щурился на солнечный свет, проникающий сквозь листву. Осень только-только ступила на земли дэйлор, но уже витала повсюду, навевая обычное осеннее настроение.
«А хорошо было бы мне воссоединиться с предками в такой же день, – вдруг подумал Селлинор, – чтобы так же светило солнце и чтобы… чтобы это случилось спокойно…»
Дэйлор скрипнул зубами. Ах, да. Он не может уйти просто так. Потому что тогда… Нет, о том, что бы случилось тогда, он предпочитал даже не думать.
– Я верну тебя, – пробормотал он, – верну… Это назвали бы слабостью, но мне плевать. Да!
– Вы что-то сказали, Ваше Величество?
Селлинор вздрогнул и мысленно отругал себя. Уже давно следовало привыкнуть к тому, что лорд Каннеус появляется бесшумно и всегда за спиной. Как тень.
– А. Каннеус, – придав лицу приветливое выражение, король обернулся. Министр тайного сыска и в самом деле стоял за спинкой скамьи, заложив руки за спину и всем своим видом живо напоминая ученого ворона.
– Милорд, – последовал учтивый поклон.
– С какими вестями прибыл? – Селлинор усмехнулся. – Никак поймал нашего беглеца?
– Нет, милорд, – Каннеус еще раз поклонился, – прибыл гонец из Гнезда. Он вышел из королевского портала. Несомненно, Старший приложил к этому руку… И требует аудиенции. Как можно скорее.
– Хм… – Селлинор покачал головой, – что такого могло случиться? Старший и его… эти… как их там…
– Куницы, милорд.
– Да, да. Они всегда держатся так обособленно… Ты когда-нибудь вообще видел этого… Старшего Гнезда?
Каннеус мотнул головой.
– Вот и я тоже, – вздохнул Селлинор, – любопытно, что за вести принес нам этот достойнейший дэйлор…
Он поднялся, поправил камзол и неторопливо зашагал по хрустящей дорожке. Каннеус молча последовал за ним.
Чтобы разорвать повисшее в прозрачном осеннем воздухе молчание, Селлинор обронил:
– Говорят, Старший Гнезда – вампир. Что ты думаешь об этом, Каннеус?
– Я бы не стал судить лишь по слухам, Ваше Величество, – отозвался тот, – мало ли о чем говорят? На базарной площади говорят, что королю Кейлору д'Амес помогли соединиться с предками. Но ведь это вовсе не значит, что так оно и было?
Селлинор усмехнулся. Ах, Каннеус, Каннеус… И пошел быстрее. Ему хотелось покончить со всем этим и забыть, забыть…
Ведь он уже знал, о чем скажет прибывший воин из Гнезда.
…Когда они вошли в кабинет, ожидавший там дэйлор отвесил глубокий поклон. Селлинор, никогда не сталкивавшийся до этого с куницами, с удивлением отметил и простоту одежды, и ее добротность; его немного рассмешили полоски меха куницы, нашитые на рукавах куртки, и простые кожаные ремешки, вплетенные в черные косы воина, что казалось варварством для утонченного аристократического вкуса короля. Но Селлинор усилием воли задавил улыбку и очень серьезно кивнул в ответ.
– Мне сказали, ты прибыл с важными известиями, доблестный воин, – сказал король, усаживаясь в свое любимое кресло, – так говори же.
Куница еще раз поклонился. А затем изрек:
– Старший просил передать владыке Дэйлорона, что люди собирают армию поблизости от юго-западных границ. Похоже на то, что эти низкие твари хотят напасть. А потому Старший взял на себя смелость советовать владыке увести простых дэйлор подальше от границ, особенно если кто остался в мелколесье. Пусть на границе останутся только воины – и все.
Селлинор откашлялся, прочищая горло, и…
– А разве Старшему не пришла светлейшая мысль предоставить воинов в распоряжение короля, чтобы достойно встретить врага на границе и сразиться, как подобает сыновьям Дэйлорона?
Брови лорда Каннеуса медленно поползли вверх. Но он молчал – пока. Замолчал и куница, удивленно глядя на своего короля.
– Впрочем, это уже не твоего ума дело, – задумчиво пробормотал Селлинор, – возвращайся в Гнездо, передай Старшему, что я благодарен за предупреждение. Что делать дальше – это уже моя забота.
Он бросил быстрый взгляд на Каннеуса. Тот задумчиво смотрел на пляшущие в камине языки пламени, и меж угольно-черных бровей, еще не тронутых сединой, пролегла глубокая складка.
Пройдет еще пара дней, и, если верить вестям с востока, к ним присоединятся легионы из Талипо и Кверта, а это уже нешуточная сила. Правда, никто не знал, сколько дэйлор выйдет на поле битвы, да и выйдет ли вообще… Но Император был уверен в успехе – так, словно король Дэйлорона стал послушной марионеткой в руках владыки.
– Мой командор! К нам хотят примкнуть ополченцы. Разнесся слух, что мы идем за золотом Дэйлорона…
Седовласый генерал изо всех сил старался говорить уважительно, но при этом на лице его застыло такое выражение, с каким сапожники гоняются за подмастерьем, чтобы оттаскать за уши.
Ибо генералу перевалило за сорок, а Геллер только-только подходил к двадцатипятилетнему рубежу. Мальчишка в глазах стареющих вояк, наглый, необузданный, к тому же выскочка, которого невесть за какие заслуги пригрел нынешний Император.
Командор пожал плечами.
– Пусть себе примыкают, Гассет. Лишние люди – это не так уж и плохо. Пусть их научат держать в руках хоть какое-нибудь оружие…
Генерал скривился, будто съел что-то невероятно пакостное, и, ловко развернув лошадь, помчался к своим полкам.
Геллер вновь остался один – в авангарде многотысячной армии, черной змеей текущей на север.
Впрочем, ему было не привыкать. Он уже очень давно был один – ровно с тех пор, когда страшные гвардейцы выбирали крепких мальчишек для забав юного наследника престола. Геллер не любил вспоминать об этом, но время от времени заново переживал тот миг, когда его скрутили по рукам и ногам, как барана, и поволокли к крытому возку, где уже трепыхались другие мальчишки. Снова и снова перед глазами вставало лицо матери, которая, как волчица, бросилась на гвардейцев, чтобы защитить единственного сына. Один из воинов, зло засмеявшись, ударил ее по лицу, да так, что она отлетела на пару шагов, ударилась о стену хижины и неуклюже забарахталась на земле, пытаясь подняться. Отец же… Геллер долго не мог понять, почему отец стоял в стороне и безучастно наблюдал за происходящим. Только много лет спустя узнал, что ему заплатили за мальчишку – как это делают работорговцы, скупая молодняк.
Многоголосый гул, вплетающийся в бряцание железа, скрип повозок и лошадиное ржание. Армия ползет и ползет вперед, преодолевая лигу за лигой, все ближе и ближе к тому месту, где впадает в Лакку Эйкарнас, река Дэйлорона. Впереди, до самого горизонта – изумрудная, волнующаяся под дуновением ветра степь. И только там, где небесный купол почти касается земли, в сизой дымке плавают мутные силуэты гор.
Геллер, прикрыв ладонью глаза, поглядел на солнце: начав клониться к горизонту, светило не торопилось покинуть свои хрустальные владения. Еще много часов пройдет, прежде чем ночь мягко вступит в мир…
Тоска, вечная подруга одиночества, снова обвивала змеей сердце, сдавливая, отнимая тепло. Геллер усмехнулся – в присутствии Императора ему было легче. По крайней мере, тогда он думал о службе и не вспоминал…
На пятый день перехода еще три маленьких пленника не смогли подняться и идти дальше; вербовщики освободили их из «связки», оттащили с дороги, а караван двинулся дальше.
Потом минуло еще несколько дней, но Геллер уже не считал их.
Смутно помнил белые башни и крепостные стены Алларена в кровавом свете заката. Помнил, с каким трудом давался каждый следующий шаг, как неистово плясали перед глазами черные точки, однако это ничуть не мешало драться, сбивая в кровь кулаки, за каждый кусок хлеба.
Он был маленьким озлобленным волчонком, вздыбившим шерстку на загривке и готовым если не загрызть, то уж, по крайней мере, искусать любого, кто станет между ним и хлебной лепешкой. Голод выгрыз все те крохи жалости и сострадания, что усердно взращивали в нем мать и сестренка.
Геллер едва мог передвигать ноги, когда их провели сквозь огромную арку ворот, но все же шел. Помнил, как гвардейцы, переговариваясь меж собой, смеялись, что ни разу не водили такой товар в Алларен, да еще к Императорскому двору.
У Геллера не осталось тогда сил удивляться. И равнодушно брел он по плиткам из розового и зеленого камня, коими была вымощена улица, мимо высоких каменных домов с огромными окнами из разноцветных кусочков стекла, составляющих картины, мимо аккуратных клумб, засаженных небывалыми цветами.
Стемнело, а их все вели и вели, даже не думая останавливаться на ночлег. Когда же на небе загорелись первые звезды, их загнали в небольшие ворота, и Геллер понял, что это конец путешествия. Они оказались в огромном совершенно пустом зале с полом из белого камня (о том, что это мрамор, он узнал позже). Стены тоже были белыми, словно их мыли каждый день. Из двери в конце зала вынырнул седой господин в черном камзоле в сопровождении четырех гвардейцев. Видом своим он живо напомнил Геллеру хромого ворона, что несколько лет жил вместе с ними, довольствуясь хлебными крошками, – такой же сухонький, носатый и черноглазый.
Нацепив на нос странный предмет, состоящий из двух круглых стеклышек и проволочной перемычки, господин окинул взглядом мальчишек, хмыкнул и скрипуче приказал всем раздеться.
Когда его желание было исполнено, внимательно осмотрел каждого пленника, неприятно оттягивая веки, заглядывая в рот, щупая плечи, живот, словно и не люди были перед ним, а бессловесная скотина. На некоторых, более худеньких и слабых, он кивал гвардейцам; те ловко отстегивали мальчишек от общей связки и уводили в черный провал двери. Больше их Геллер никогда не видел. Оставшихся – а их было не более двух десятков – повели дальше. Этой же ночью Геллер впервые познакомился с мылом и мочалкой. Затем, когда он был уже готов упасть, закрыть глаза и ждать смерти, им выдали холщовые штаны и рубахи и оставили в небольшом помещении без окон.
Единственное, на что хватило сил у будущей тени Императора, – это кое-как натянуть на себя одежду и заползти в угол. Глаза закрылись сами собой, и он провалился в жадную бездну сна.
…Наследника Геллер увидел только через несколько дней. Дело было так: после не очень сытного обеда он сидел у коновязи на заднем дворе и размышлял, где бы стянуть еще хлеба. Привезенные неизвестно зачем мальчишки целыми днями слонялись по задворкам, не зная, чем себя занять; кормили их раз в день, и никто не занимался ими. Словно тот, кто приказал отобрать их у матерей, позабыл о своей затее.
Геллер сидел на корточках, задумчиво чертя в пыли круги прутиком. Время от времени мелькала мысль о том, чтобы сбежать, но он тут же одергивал себя. До дома он сам бы не добрался, от мысли же о попрошайничестве в столице начинало мутить. А здесь – хоть и странно все это – раз в день дают тарелку пустой похлебки с хлебом. Лучше, чем ничего. От созерцания кругов в пыли его отвлек звонкий голос.
– Эй, ты! Подойди сюда.
Геллер поднял голову и одарил наглеца мрачным взглядом. Тот был примерно тех же лет, что и сам Геллер, только какой-то бледненький, словно солнце не трогало его кожу. Карие глаза на этом худеньком и белом личике выглядели непомерно большими. Мальчишка был одет в красный бархатный кафтанчик, белоснежную рубашечку и синие бархатные штанишки. Его темные кудри кокетливо обрамляли холеное лицо, и это показалось Геллеру смешным – мальчишка, а волосы длинные, как у девчонки. Сам Геллер всегда ходил коротко остриженным.
– Чего сморишь? Иди сюда! Или глухой?
И мальчишка презрительно сплюнул в пыль.
У Геллера зачесались кулаки. Пусть он и бедняк, но не позволит всякой расфуфыренной кукле так с собой разговаривать! Однако бросаться на незнакомого мальчика не торопился. Крикнул в ответ:
– Тебе чего надо?
– Тебя, дурак!
– А за такие слова в глаз получают, – сообщил Геллер, неторопливо поднимаясь. Огляделся – никого. Только он и этот разряженный неженка, который и топора-то, небось, в руках никогда не держал.
– Да ты что? – удивился красный кафтанчик. – Каши мало ел, чтобы мне в глаз дать!
Кровь ударила в голову. В три прыжка Геллер очутился рядом с нахалом, замахнулся, но…
В какой-то неуловимый миг бледненький мальчишка поднырнул под удар. Мелькнуло небо – и Геллер с трудом осознал, что лежит в пыли, а обидчик отряхивает руки одна о другую.
– Я-то поговорить хотел, – протянул он, – а ты сразу в драку. Видал, как я умею? Уж скорее ты оплеуху схлопочешь…
Геллер не слушал глупую болтовню – изо всех сил пнул обидчика под коленку, схватил за длинные полы красного великолепия, повалил в пыль.
– Сейчас и поглядим, кто кого!
На удивление, мальчишка оказался вертким, как куница, то и дело выскальзывал из рук, но Геллер все-таки успел наподдать ему. Задыхаясь в тучах поднятой пыли, он оседлал помятого противника.
– Сдавайся.
Тот облизнул разбитые губы.
– Да, как же! Ты мне еще пятки лизать будешь, низкорожденный болван!
– Ах вот ты как!!!
Геллер занес кулак для удара. Сейчас он покажет, каков Геллер Накори!
Но в этот миг чьи-то жесткие руки вцепились сзади в плечи, в шею, протащили, бросили в пыль. Он едва успел сообразить, что его держат двое дюжих гвардейцев в кольчугах, в шлемах, прежде чем сапог одного из них с хрустом прошелся по ребрам. Боль, острая, горячая, пронзила грудь, Геллер невольно вскрикнул, но тут же прикусил губу. Попробовал выскользнуть из мертвой хватки, задергался – и второй удар пришелся в живот. Перед глазами запрыгали черные точки, гася сознание.
– Стойте! – донесся откуда-то издалека звонкий голос обладателя бархатного кафтанчика. – А ну прекратите!
Третий удар жестким носком сапога по пояснице заставил Геллера буквально взвыть. Мир задрожал, подернулся серой пеленой.
Сквозь нее-то он и увидел бледное и серьезное лицо мальчишки. Тот промокнул разбитые и уже начавшие распухать губы рукавом белоснежной сорочки. Поглядел куда-то вверх, вероятно, на гвардейцев.
– Дурачье. Вздернуть вас всех надо. Сколько раз говорил, не лезьте не в свое дело! Вот скажу отцу, вы у меня попляшете…
Его темные глаза внимательно рассматривали Геллера.
– Отнесите его к лекарю Хаскору. Не то я вас…
Чем пригрозил странный мальчишка взрослым мужчинам, Геллер уже не слышал. Тьма, нахлынув паводком, смыла все звуки, унося в бушующий водоворот.
…Он очнулся утром на невероятно белой постели. Косые лучи, пробираясь сквозь тяжелые, расшитые серебристыми нитями шторы, падали на чистейшие простыни. Геллер, недоумевая, оглядывал комнату: изящный комод, два кресла, на стенах – цветастые гобелены со сценами охоты. Вспомнив все, что с ним случилось, Геллер немного струсил: кем бы ни был мальчишка в бархатном кафтанчике, он обладал властью даже над взрослыми. Не стоило лезть в драку, ох, не стоило…
Геллер попробовал шевельнуться – однако и самое легкое движение отдавалось болью во всем теле, да такой, что хотелось выть в голос. И он смирился. Замер под покрывалом и стал ждать. Чего? Он и сам не знал.
Через некоторое время чуть слышно скрипнула дверь, и в комнате появился тот самый человек, похожий на хромого ворона, что недавно осматривал его. За ним спокойно шел давешний мальчишка. Только теперь красный кафтанчик сменил синий, с золотым шитьем камзол. Геллер даже представить себе не мог, что бывает столь красивая одежда. Слегка оттопыривая распухшую губу, мальчик говорил хромому ворону:
– Я хочу, чтобы он поправился как можно скорее, Хаскор. Ты можешь вылечить его до завтрашнего вечера? Я хочу, чтобы он сопровождал меня, когда я поеду кататься на Дикере. Думаю, отец не будет против, если я возьму еще одну лошадь.
Ворон только нахохлился.
– Ваше Высочество, вы хотите невозможного. У этого шалопая переломаны ребра, возможно, ушиблены внутренности. Ему необходим полный покой.
Ваше Высочество…
Геллер ощутил, как на лбу выступила испарина.
Он отлупил наследника престола… Будущего Императора!
Оцепенев, как кролик перед удавом, он ждал, когда наследник подойдет к нему, когда собственноручно отрубит голову…
– Взгляните, Ваше Высочество, он очнулся, – проскрипел Хаскор, – вы можете поговорить с ним. Только недолго.
– Хорошо. Оставь нас одних, – прозвучал жесткий приказ.
Странно было Геллеру слышать такие слова из уст ровесника.
Наследник остановился перед кроватью.
– Меня зовут Квентис. Когда вырасту, я стану Императором.
Геллер, окончательно потеряв дар речи, сглотнул. Понимал, что надо броситься в ноги и молить о пощаде, но не мог пошевелиться.
– А ты хорошо дерешься, – усмехнулся будущий владыка Империи, – где так научился?
Под требовательным взглядом Квентиса Геллер покраснел.
– Мы… Ваш Всочество… с ребятами, в деревне…
– У, понятно, – наследник вздохнул, – весело у вас там, наверное?
И чем больше слушал Квентиса, тем большим проникался к нему уважением. Ибо единственный сын Императора оказался… как бы это сказала мать – мозговитым. Ощущая себя совершенным неучем и тупицей, Геллер, затаив дыхание, слушал удивительные истории об оружии и доспехах, о рыцарях, о великих битвах и предшественниках Квентиса на троне Империи. Сам же он не знал ничего, за исключением сказок старухи-соседки про первых вампиров, про Страну болотных ночниц и про девушку, которую спасли от разбойников жуткие черноглазые дэйлор…
Геллера так и подмывало спросить, откуда мальчишка может знать так много, но каждый раз прикусывал язык. Потом Квентис сам сказал ему, что с раннего детства учится у самых мудрых и образованных людей Империи, читает по вечерам книги и даже – правда очень редко, – беседует с магами Закрытого города, что в самом сердце Алларена. Зачем? Да потому, что Император должен очень много знать. Чтобы вести за собой всю Империю и чтобы не позволить алчным министрам вертеть им, как куклой.
– А какие они, маги? – не удержавшись, спросил Геллер. – Они страшные? Как упыри?
Наследник фыркнул, довольно хохотнул, осознавая собственное превосходство.
– Ничего нет в них страшного, в этих надменных стариканах. Только вот мой отец их не очень-то привечает, уж не знаю почему. Ну и они в ответ заперлись в своем Закрытом городе, что-то изучают. Ко мне только двое иногда показываются, потом после разговоров с ними голова трещит весь день… Я их спрашиваю, чем они занимаются, не говорят, собачьи дети. Иногда из окна башни-шпиля вижу, как за черными стенами у них что-то сверкает, разноцветные молнии скачут… Как стану Императором, обязательно приглашу магов к себе на службу.
– А если не захотят? – усомнился Геллер.
– Какой же ты дурной, – Квентис пожал плечами, – сейчас они не показываются, потому что отец с ними дружбу не водит. А я…
Тут он задумался на несколько мгновений и вдруг заговорил совсем о другом:
– Тебе, наверное, любопытно, зачем я собрал мальчишек со всей Империи?
Геллер молча кивнул.
– Я хочу, чтобы у меня была гвардия, моя собственная гвардия. Которая никогда меня не предаст. Давеча я читал труды великого полководца Ернихоэна Квелистерского, так там написано: «Владыка, желающий иметь преданных воинов, должен взращивать их с раннего детства». Сечешь? Те, кого привели вместе с тобой, уже учатся воинскому ремеслу, а ты… – Наследник выдержал паузу, подмигнул: – А ты станешь моей тенью и будешь следовать за мной повсюду.
От удивления Геллер потерял дар речи. И это он слышит после того, как расквасил наследнику физиономию!
– Полагаю, ты храбрее прочих, – сдержанно заметил Квентис. Серьезно, по-взрослому посмотрел на замершего Геллера и добавил: – Ведь никто больше со мной так и не подрался! А отец мне сказал: «Выбери себе того, кто не побоится постоять за себя. Точно так же он будет охранять тебя…»
…Как только Геллер встал на ноги, ему отвели отдельную каморку как раз за апартаментами принца, по понятиям Императорского двора – крошечную, но для Геллера, выросшего в грязной хижине, достаточно просторную, чистую и светлую. Там стояла большая кровать, аккуратно застеленная белыми простынями, стол, стул и комод. Все это было очень добротным, из тщательно отполированного дерева, и Геллеру, никогда ничего не имевшему, кроме собственных лохмотьев, казалось не бывалой роскошью.
Селлинору нравились нежаркие солнечные дни, когда воздух по-особенному прозрачен и свеж, а сквозь золотое кружево листвы на ярко-синем небе можно увидеть караваны диких гусей, отправляющихся в дальний путь. В такие дни поутру на безупречно-правильных паучьих сетях замирают капельки ночных туманов, и ветер шаловливо бросает в спокойную воду Поющего озера первые листья – желтые, светло-коричневые, багряные…
Он любил эту прощальную красоту леса – и, как и при всяком прощании с близким другом, в сердце воцарялась легкая, светлая грусть. А еще – надежда.
Король сидел на мраморной скамеечке в самом заброшенном, диком уголке сада и щурился на солнечный свет, проникающий сквозь листву. Осень только-только ступила на земли дэйлор, но уже витала повсюду, навевая обычное осеннее настроение.
«А хорошо было бы мне воссоединиться с предками в такой же день, – вдруг подумал Селлинор, – чтобы так же светило солнце и чтобы… чтобы это случилось спокойно…»
Дэйлор скрипнул зубами. Ах, да. Он не может уйти просто так. Потому что тогда… Нет, о том, что бы случилось тогда, он предпочитал даже не думать.
– Я верну тебя, – пробормотал он, – верну… Это назвали бы слабостью, но мне плевать. Да!
– Вы что-то сказали, Ваше Величество?
Селлинор вздрогнул и мысленно отругал себя. Уже давно следовало привыкнуть к тому, что лорд Каннеус появляется бесшумно и всегда за спиной. Как тень.
– А. Каннеус, – придав лицу приветливое выражение, король обернулся. Министр тайного сыска и в самом деле стоял за спинкой скамьи, заложив руки за спину и всем своим видом живо напоминая ученого ворона.
– Милорд, – последовал учтивый поклон.
– С какими вестями прибыл? – Селлинор усмехнулся. – Никак поймал нашего беглеца?
– Нет, милорд, – Каннеус еще раз поклонился, – прибыл гонец из Гнезда. Он вышел из королевского портала. Несомненно, Старший приложил к этому руку… И требует аудиенции. Как можно скорее.
– Хм… – Селлинор покачал головой, – что такого могло случиться? Старший и его… эти… как их там…
– Куницы, милорд.
– Да, да. Они всегда держатся так обособленно… Ты когда-нибудь вообще видел этого… Старшего Гнезда?
Каннеус мотнул головой.
– Вот и я тоже, – вздохнул Селлинор, – любопытно, что за вести принес нам этот достойнейший дэйлор…
Он поднялся, поправил камзол и неторопливо зашагал по хрустящей дорожке. Каннеус молча последовал за ним.
Чтобы разорвать повисшее в прозрачном осеннем воздухе молчание, Селлинор обронил:
– Говорят, Старший Гнезда – вампир. Что ты думаешь об этом, Каннеус?
– Я бы не стал судить лишь по слухам, Ваше Величество, – отозвался тот, – мало ли о чем говорят? На базарной площади говорят, что королю Кейлору д'Амес помогли соединиться с предками. Но ведь это вовсе не значит, что так оно и было?
Селлинор усмехнулся. Ах, Каннеус, Каннеус… И пошел быстрее. Ему хотелось покончить со всем этим и забыть, забыть…
Ведь он уже знал, о чем скажет прибывший воин из Гнезда.
…Когда они вошли в кабинет, ожидавший там дэйлор отвесил глубокий поклон. Селлинор, никогда не сталкивавшийся до этого с куницами, с удивлением отметил и простоту одежды, и ее добротность; его немного рассмешили полоски меха куницы, нашитые на рукавах куртки, и простые кожаные ремешки, вплетенные в черные косы воина, что казалось варварством для утонченного аристократического вкуса короля. Но Селлинор усилием воли задавил улыбку и очень серьезно кивнул в ответ.
– Мне сказали, ты прибыл с важными известиями, доблестный воин, – сказал король, усаживаясь в свое любимое кресло, – так говори же.
Куница еще раз поклонился. А затем изрек:
– Старший просил передать владыке Дэйлорона, что люди собирают армию поблизости от юго-западных границ. Похоже на то, что эти низкие твари хотят напасть. А потому Старший взял на себя смелость советовать владыке увести простых дэйлор подальше от границ, особенно если кто остался в мелколесье. Пусть на границе останутся только воины – и все.
Селлинор откашлялся, прочищая горло, и…
– А разве Старшему не пришла светлейшая мысль предоставить воинов в распоряжение короля, чтобы достойно встретить врага на границе и сразиться, как подобает сыновьям Дэйлорона?
Брови лорда Каннеуса медленно поползли вверх. Но он молчал – пока. Замолчал и куница, удивленно глядя на своего короля.
– Впрочем, это уже не твоего ума дело, – задумчиво пробормотал Селлинор, – возвращайся в Гнездо, передай Старшему, что я благодарен за предупреждение. Что делать дальше – это уже моя забота.
Он бросил быстрый взгляд на Каннеуса. Тот задумчиво смотрел на пляшущие в камине языки пламени, и меж угольно-черных бровей, еще не тронутых сединой, пролегла глубокая складка.
* * *
Армия уверенно продвигалась на север. Уж давно остался позади благословленный Небом Меркелон, последний город Империи на реке Лакке; полки продвигались по зеленому морю степи, вдоль синей глади реки. Нет-нет да попадались небольшие деревни, все как одна бедные, с одинаковыми глинобитными избами, крытыми тростником; и повсюду долго глядели вслед армии Императора тощие крестьяне.Пройдет еще пара дней, и, если верить вестям с востока, к ним присоединятся легионы из Талипо и Кверта, а это уже нешуточная сила. Правда, никто не знал, сколько дэйлор выйдет на поле битвы, да и выйдет ли вообще… Но Император был уверен в успехе – так, словно король Дэйлорона стал послушной марионеткой в руках владыки.
– Мой командор! К нам хотят примкнуть ополченцы. Разнесся слух, что мы идем за золотом Дэйлорона…
Седовласый генерал изо всех сил старался говорить уважительно, но при этом на лице его застыло такое выражение, с каким сапожники гоняются за подмастерьем, чтобы оттаскать за уши.
Ибо генералу перевалило за сорок, а Геллер только-только подходил к двадцатипятилетнему рубежу. Мальчишка в глазах стареющих вояк, наглый, необузданный, к тому же выскочка, которого невесть за какие заслуги пригрел нынешний Император.
Командор пожал плечами.
– Пусть себе примыкают, Гассет. Лишние люди – это не так уж и плохо. Пусть их научат держать в руках хоть какое-нибудь оружие…
Генерал скривился, будто съел что-то невероятно пакостное, и, ловко развернув лошадь, помчался к своим полкам.
Геллер вновь остался один – в авангарде многотысячной армии, черной змеей текущей на север.
Впрочем, ему было не привыкать. Он уже очень давно был один – ровно с тех пор, когда страшные гвардейцы выбирали крепких мальчишек для забав юного наследника престола. Геллер не любил вспоминать об этом, но время от времени заново переживал тот миг, когда его скрутили по рукам и ногам, как барана, и поволокли к крытому возку, где уже трепыхались другие мальчишки. Снова и снова перед глазами вставало лицо матери, которая, как волчица, бросилась на гвардейцев, чтобы защитить единственного сына. Один из воинов, зло засмеявшись, ударил ее по лицу, да так, что она отлетела на пару шагов, ударилась о стену хижины и неуклюже забарахталась на земле, пытаясь подняться. Отец же… Геллер долго не мог понять, почему отец стоял в стороне и безучастно наблюдал за происходящим. Только много лет спустя узнал, что ему заплатили за мальчишку – как это делают работорговцы, скупая молодняк.
Многоголосый гул, вплетающийся в бряцание железа, скрип повозок и лошадиное ржание. Армия ползет и ползет вперед, преодолевая лигу за лигой, все ближе и ближе к тому месту, где впадает в Лакку Эйкарнас, река Дэйлорона. Впереди, до самого горизонта – изумрудная, волнующаяся под дуновением ветра степь. И только там, где небесный купол почти касается земли, в сизой дымке плавают мутные силуэты гор.
Геллер, прикрыв ладонью глаза, поглядел на солнце: начав клониться к горизонту, светило не торопилось покинуть свои хрустальные владения. Еще много часов пройдет, прежде чем ночь мягко вступит в мир…
Тоска, вечная подруга одиночества, снова обвивала змеей сердце, сдавливая, отнимая тепло. Геллер усмехнулся – в присутствии Императора ему было легче. По крайней мере, тогда он думал о службе и не вспоминал…
* * *
…Их долго гнали куда-то, давая отдохнуть только ночью, поднимая с рассветом. Почти не кормили, раз в день бросая в толпу черствый, плесневелый хлеб. Двух мальчишек – более слабеньких, чем прочие, попросту затоптали их товарищи по несчастью. Воды тоже давали очень мало – так, что во рту было сухо.На пятый день перехода еще три маленьких пленника не смогли подняться и идти дальше; вербовщики освободили их из «связки», оттащили с дороги, а караван двинулся дальше.
Потом минуло еще несколько дней, но Геллер уже не считал их.
Смутно помнил белые башни и крепостные стены Алларена в кровавом свете заката. Помнил, с каким трудом давался каждый следующий шаг, как неистово плясали перед глазами черные точки, однако это ничуть не мешало драться, сбивая в кровь кулаки, за каждый кусок хлеба.
Он был маленьким озлобленным волчонком, вздыбившим шерстку на загривке и готовым если не загрызть, то уж, по крайней мере, искусать любого, кто станет между ним и хлебной лепешкой. Голод выгрыз все те крохи жалости и сострадания, что усердно взращивали в нем мать и сестренка.
Геллер едва мог передвигать ноги, когда их провели сквозь огромную арку ворот, но все же шел. Помнил, как гвардейцы, переговариваясь меж собой, смеялись, что ни разу не водили такой товар в Алларен, да еще к Императорскому двору.
У Геллера не осталось тогда сил удивляться. И равнодушно брел он по плиткам из розового и зеленого камня, коими была вымощена улица, мимо высоких каменных домов с огромными окнами из разноцветных кусочков стекла, составляющих картины, мимо аккуратных клумб, засаженных небывалыми цветами.
Стемнело, а их все вели и вели, даже не думая останавливаться на ночлег. Когда же на небе загорелись первые звезды, их загнали в небольшие ворота, и Геллер понял, что это конец путешествия. Они оказались в огромном совершенно пустом зале с полом из белого камня (о том, что это мрамор, он узнал позже). Стены тоже были белыми, словно их мыли каждый день. Из двери в конце зала вынырнул седой господин в черном камзоле в сопровождении четырех гвардейцев. Видом своим он живо напомнил Геллеру хромого ворона, что несколько лет жил вместе с ними, довольствуясь хлебными крошками, – такой же сухонький, носатый и черноглазый.
Нацепив на нос странный предмет, состоящий из двух круглых стеклышек и проволочной перемычки, господин окинул взглядом мальчишек, хмыкнул и скрипуче приказал всем раздеться.
Когда его желание было исполнено, внимательно осмотрел каждого пленника, неприятно оттягивая веки, заглядывая в рот, щупая плечи, живот, словно и не люди были перед ним, а бессловесная скотина. На некоторых, более худеньких и слабых, он кивал гвардейцам; те ловко отстегивали мальчишек от общей связки и уводили в черный провал двери. Больше их Геллер никогда не видел. Оставшихся – а их было не более двух десятков – повели дальше. Этой же ночью Геллер впервые познакомился с мылом и мочалкой. Затем, когда он был уже готов упасть, закрыть глаза и ждать смерти, им выдали холщовые штаны и рубахи и оставили в небольшом помещении без окон.
Единственное, на что хватило сил у будущей тени Императора, – это кое-как натянуть на себя одежду и заползти в угол. Глаза закрылись сами собой, и он провалился в жадную бездну сна.
…Наследника Геллер увидел только через несколько дней. Дело было так: после не очень сытного обеда он сидел у коновязи на заднем дворе и размышлял, где бы стянуть еще хлеба. Привезенные неизвестно зачем мальчишки целыми днями слонялись по задворкам, не зная, чем себя занять; кормили их раз в день, и никто не занимался ими. Словно тот, кто приказал отобрать их у матерей, позабыл о своей затее.
Геллер сидел на корточках, задумчиво чертя в пыли круги прутиком. Время от времени мелькала мысль о том, чтобы сбежать, но он тут же одергивал себя. До дома он сам бы не добрался, от мысли же о попрошайничестве в столице начинало мутить. А здесь – хоть и странно все это – раз в день дают тарелку пустой похлебки с хлебом. Лучше, чем ничего. От созерцания кругов в пыли его отвлек звонкий голос.
– Эй, ты! Подойди сюда.
Геллер поднял голову и одарил наглеца мрачным взглядом. Тот был примерно тех же лет, что и сам Геллер, только какой-то бледненький, словно солнце не трогало его кожу. Карие глаза на этом худеньком и белом личике выглядели непомерно большими. Мальчишка был одет в красный бархатный кафтанчик, белоснежную рубашечку и синие бархатные штанишки. Его темные кудри кокетливо обрамляли холеное лицо, и это показалось Геллеру смешным – мальчишка, а волосы длинные, как у девчонки. Сам Геллер всегда ходил коротко остриженным.
– Чего сморишь? Иди сюда! Или глухой?
И мальчишка презрительно сплюнул в пыль.
У Геллера зачесались кулаки. Пусть он и бедняк, но не позволит всякой расфуфыренной кукле так с собой разговаривать! Однако бросаться на незнакомого мальчика не торопился. Крикнул в ответ:
– Тебе чего надо?
– Тебя, дурак!
– А за такие слова в глаз получают, – сообщил Геллер, неторопливо поднимаясь. Огляделся – никого. Только он и этот разряженный неженка, который и топора-то, небось, в руках никогда не держал.
– Да ты что? – удивился красный кафтанчик. – Каши мало ел, чтобы мне в глаз дать!
Кровь ударила в голову. В три прыжка Геллер очутился рядом с нахалом, замахнулся, но…
В какой-то неуловимый миг бледненький мальчишка поднырнул под удар. Мелькнуло небо – и Геллер с трудом осознал, что лежит в пыли, а обидчик отряхивает руки одна о другую.
– Я-то поговорить хотел, – протянул он, – а ты сразу в драку. Видал, как я умею? Уж скорее ты оплеуху схлопочешь…
Геллер не слушал глупую болтовню – изо всех сил пнул обидчика под коленку, схватил за длинные полы красного великолепия, повалил в пыль.
– Сейчас и поглядим, кто кого!
На удивление, мальчишка оказался вертким, как куница, то и дело выскальзывал из рук, но Геллер все-таки успел наподдать ему. Задыхаясь в тучах поднятой пыли, он оседлал помятого противника.
– Сдавайся.
Тот облизнул разбитые губы.
– Да, как же! Ты мне еще пятки лизать будешь, низкорожденный болван!
– Ах вот ты как!!!
Геллер занес кулак для удара. Сейчас он покажет, каков Геллер Накори!
Но в этот миг чьи-то жесткие руки вцепились сзади в плечи, в шею, протащили, бросили в пыль. Он едва успел сообразить, что его держат двое дюжих гвардейцев в кольчугах, в шлемах, прежде чем сапог одного из них с хрустом прошелся по ребрам. Боль, острая, горячая, пронзила грудь, Геллер невольно вскрикнул, но тут же прикусил губу. Попробовал выскользнуть из мертвой хватки, задергался – и второй удар пришелся в живот. Перед глазами запрыгали черные точки, гася сознание.
– Стойте! – донесся откуда-то издалека звонкий голос обладателя бархатного кафтанчика. – А ну прекратите!
Третий удар жестким носком сапога по пояснице заставил Геллера буквально взвыть. Мир задрожал, подернулся серой пеленой.
Сквозь нее-то он и увидел бледное и серьезное лицо мальчишки. Тот промокнул разбитые и уже начавшие распухать губы рукавом белоснежной сорочки. Поглядел куда-то вверх, вероятно, на гвардейцев.
– Дурачье. Вздернуть вас всех надо. Сколько раз говорил, не лезьте не в свое дело! Вот скажу отцу, вы у меня попляшете…
Его темные глаза внимательно рассматривали Геллера.
– Отнесите его к лекарю Хаскору. Не то я вас…
Чем пригрозил странный мальчишка взрослым мужчинам, Геллер уже не слышал. Тьма, нахлынув паводком, смыла все звуки, унося в бушующий водоворот.
…Он очнулся утром на невероятно белой постели. Косые лучи, пробираясь сквозь тяжелые, расшитые серебристыми нитями шторы, падали на чистейшие простыни. Геллер, недоумевая, оглядывал комнату: изящный комод, два кресла, на стенах – цветастые гобелены со сценами охоты. Вспомнив все, что с ним случилось, Геллер немного струсил: кем бы ни был мальчишка в бархатном кафтанчике, он обладал властью даже над взрослыми. Не стоило лезть в драку, ох, не стоило…
Геллер попробовал шевельнуться – однако и самое легкое движение отдавалось болью во всем теле, да такой, что хотелось выть в голос. И он смирился. Замер под покрывалом и стал ждать. Чего? Он и сам не знал.
Через некоторое время чуть слышно скрипнула дверь, и в комнате появился тот самый человек, похожий на хромого ворона, что недавно осматривал его. За ним спокойно шел давешний мальчишка. Только теперь красный кафтанчик сменил синий, с золотым шитьем камзол. Геллер даже представить себе не мог, что бывает столь красивая одежда. Слегка оттопыривая распухшую губу, мальчик говорил хромому ворону:
– Я хочу, чтобы он поправился как можно скорее, Хаскор. Ты можешь вылечить его до завтрашнего вечера? Я хочу, чтобы он сопровождал меня, когда я поеду кататься на Дикере. Думаю, отец не будет против, если я возьму еще одну лошадь.
Ворон только нахохлился.
– Ваше Высочество, вы хотите невозможного. У этого шалопая переломаны ребра, возможно, ушиблены внутренности. Ему необходим полный покой.
Ваше Высочество…
Геллер ощутил, как на лбу выступила испарина.
Он отлупил наследника престола… Будущего Императора!
Оцепенев, как кролик перед удавом, он ждал, когда наследник подойдет к нему, когда собственноручно отрубит голову…
– Взгляните, Ваше Высочество, он очнулся, – проскрипел Хаскор, – вы можете поговорить с ним. Только недолго.
– Хорошо. Оставь нас одних, – прозвучал жесткий приказ.
Странно было Геллеру слышать такие слова из уст ровесника.
Наследник остановился перед кроватью.
– Меня зовут Квентис. Когда вырасту, я стану Императором.
Геллер, окончательно потеряв дар речи, сглотнул. Понимал, что надо броситься в ноги и молить о пощаде, но не мог пошевелиться.
– А ты хорошо дерешься, – усмехнулся будущий владыка Империи, – где так научился?
Под требовательным взглядом Квентиса Геллер покраснел.
– Мы… Ваш Всочество… с ребятами, в деревне…
– У, понятно, – наследник вздохнул, – весело у вас там, наверное?
* * *
Он навещал Геллера каждый день до тех пор, пока тот не смог встать с постели. Иногда приносил какую-нибудь диковинную сладость, каких Геллер не знал прежде. Садился на изящный стульчик, закидывал ногу за ногу – совсем как взрослый – и, щурясь на яркое солнце поздней весны, рассказывал последние дворцовые сплетни. Геллер молча внимал, осторожно пережевывая угощения, хоть и относился он с подозрением к незнакомой пище, однако же понимал, что не съесть – значило оскорбить наследника. Когда было необходимо, кивал и соглашался, невзирая на то, что не знал ни одного упоминаемого имени.И чем больше слушал Квентиса, тем большим проникался к нему уважением. Ибо единственный сын Императора оказался… как бы это сказала мать – мозговитым. Ощущая себя совершенным неучем и тупицей, Геллер, затаив дыхание, слушал удивительные истории об оружии и доспехах, о рыцарях, о великих битвах и предшественниках Квентиса на троне Империи. Сам же он не знал ничего, за исключением сказок старухи-соседки про первых вампиров, про Страну болотных ночниц и про девушку, которую спасли от разбойников жуткие черноглазые дэйлор…
Геллера так и подмывало спросить, откуда мальчишка может знать так много, но каждый раз прикусывал язык. Потом Квентис сам сказал ему, что с раннего детства учится у самых мудрых и образованных людей Империи, читает по вечерам книги и даже – правда очень редко, – беседует с магами Закрытого города, что в самом сердце Алларена. Зачем? Да потому, что Император должен очень много знать. Чтобы вести за собой всю Империю и чтобы не позволить алчным министрам вертеть им, как куклой.
– А какие они, маги? – не удержавшись, спросил Геллер. – Они страшные? Как упыри?
Наследник фыркнул, довольно хохотнул, осознавая собственное превосходство.
– Ничего нет в них страшного, в этих надменных стариканах. Только вот мой отец их не очень-то привечает, уж не знаю почему. Ну и они в ответ заперлись в своем Закрытом городе, что-то изучают. Ко мне только двое иногда показываются, потом после разговоров с ними голова трещит весь день… Я их спрашиваю, чем они занимаются, не говорят, собачьи дети. Иногда из окна башни-шпиля вижу, как за черными стенами у них что-то сверкает, разноцветные молнии скачут… Как стану Императором, обязательно приглашу магов к себе на службу.
– А если не захотят? – усомнился Геллер.
– Какой же ты дурной, – Квентис пожал плечами, – сейчас они не показываются, потому что отец с ними дружбу не водит. А я…
Тут он задумался на несколько мгновений и вдруг заговорил совсем о другом:
– Тебе, наверное, любопытно, зачем я собрал мальчишек со всей Империи?
Геллер молча кивнул.
– Я хочу, чтобы у меня была гвардия, моя собственная гвардия. Которая никогда меня не предаст. Давеча я читал труды великого полководца Ернихоэна Квелистерского, так там написано: «Владыка, желающий иметь преданных воинов, должен взращивать их с раннего детства». Сечешь? Те, кого привели вместе с тобой, уже учатся воинскому ремеслу, а ты… – Наследник выдержал паузу, подмигнул: – А ты станешь моей тенью и будешь следовать за мной повсюду.
От удивления Геллер потерял дар речи. И это он слышит после того, как расквасил наследнику физиономию!
– Полагаю, ты храбрее прочих, – сдержанно заметил Квентис. Серьезно, по-взрослому посмотрел на замершего Геллера и добавил: – Ведь никто больше со мной так и не подрался! А отец мне сказал: «Выбери себе того, кто не побоится постоять за себя. Точно так же он будет охранять тебя…»
…Как только Геллер встал на ноги, ему отвели отдельную каморку как раз за апартаментами принца, по понятиям Императорского двора – крошечную, но для Геллера, выросшего в грязной хижине, достаточно просторную, чистую и светлую. Там стояла большая кровать, аккуратно застеленная белыми простынями, стол, стул и комод. Все это было очень добротным, из тщательно отполированного дерева, и Геллеру, никогда ничего не имевшему, кроме собственных лохмотьев, казалось не бывалой роскошью.