– Это хорошо, что ты не стал кричать, – сказал Старший, – иначе тебя и твоих стражей постигла бы печальная участь.
   – Кто ты и что тебе нужно?
   Щурясь, лорд всматривался в потемки.
   – Подойди ближе и посмотри сам, – коротко ответил Норл. Ему, почти забывшему, что такое быть просто дэйлор, было любопытно, как министр поведет себя дальше.
   Лорд Каннеус осторожно шагнул вперед, держа перед собой лампу и не убирая пальцев с рукояти кинжала. Свет задрожал в мелких бисеринках пота, выступивших на высоком лбу министра, на миг отразился в темных глазах.
   Норл д'Эвери отбросил капюшон.
   – Я… никогда прежде не встречал вас, – помолчав, сказал министр. Запах страха стал настолько явственным, что, казалось, еще немного – и его можно будет потрогать.
   – Мы и в самом деле раньше не встречались. Но, возможно, ты слышал обо мне – я Норл д'Эвери, вернее, когда-то был им.
   Министр судорожно стиснул ручку лампы, и Норл подумал о том, что, скорее всего, в этот миг дэйлор размышляет, а не швырнуть ли лампу в непрошеного гостя? Что бы ни говорили, вампира можно убить, и огонь – один из способов…
   Внезапно Каннеус вздохнул, как показалось вампиру, с неким облегчением.
   – Норл д'Эвери. Как я сразу не догадался? Ваши глаза…
   – Да, – согласился он, – глаза. Но я пришел сюда не для того, чтобы обсуждать мою внешность. Надеюсь, ты это тоже понимаешь.
   – Да, да…
   Министр поставил на край туалетного столика лампу и рассеянно провел рукой по лбу, стирая мелкие капельки пота.
   – Что ж, благородный д'Эвери, спрашивайте. Я постараюсь ответить.
   Старший внимательно посмотрел на Каннеуса. Было похоже на то, что министр усилием воли загнал свой страх глубоко внутрь себя, и Норл, при всей своей неприязни к этому дэйлор, почувствовал нечто вроде уважения.
   – Меня интересует причина, по которой Селлинор д’Кташин отправляет свои войска на бойню, – жестко сказал он, – ты ведь должен знать ее, а, Каннеус? И не советую лгать. Выкладывай все, что знаешь.
   Тонкие губы министра сложились в ухмылку.
   – Вот тут-то должен вас разочаровать, благородный д'Эвери. Мне неизвестны мотивы, которыми руководствовался наш монарх, принимая столь неосмотрительное решение. А коль скоро он является королем, никто не может оспаривать его волю.
   – Значит, ты тоже полагаешь, что король Селлинор поступает… гм… не совсем разумно?
   Каннеус развел руками.
   – Это слишком мягко сказано. Порой я начинаю сомневаться в том, что Селлинор еще в здравом уме. Похоже, гибель единственной дочери подломила стебель его рассудка…
   Норл шагнул вперед. Сейчас ему придется во что бы то ни стало узнать, правду ли говорит министр. Он быстро протянул руки вперед и легко коснулся висков Каннеуса. В ноздри снова ударил терпкий запах страха; Норл через подушечки пальцев ощутил, как сжалось, напряглось тело дэйлор. Надменное лицо исказила маска ужаса. Пальцы шарили по поясу, совсем рядом с рукоятью кинжала, но не находили ее.
   – Что… что ты хочешь со мной сделать? – прохрипел министр, с трудом ворочая языком.
   – Ничего, – Старший пожал плечами, – я хочу убедиться в правдивости твоих слов.
   Еще одно маленькое усилие – и он прочитал мысли Каннеуса. С удивлением глядя на трясущегося дэйлор, вампир подумал о том, сколько же мерзости может быть заключено в самой обычной материальной оболочке. Алчность, жажда власти, подлость. Ложь пустила такие крепкие корни в черной душе первого министра Дэйлорона, что правда в его устах казалась чем-то необычным. Норл отнял пальцы от головы дэйлор и брезгливо встряхнул руками, словно отряхивая налипшие грязные мысли. Заметил:
   – Тебя следовало бы убить, лорд Каннеус. Такие, как ты – позор Дэйлорона. Я ничуть не удивлюсь, если тот упадок, в котором сейчас находится наш народ, всего лишь следствие существования подобных выродков. Плохое – оно никуда не уходит. Оно отражается от граней мира и возвращается к нам…
   Тяжело дыша, министр прислонился к стене. Черные глаза шарили по фигуре вампира, словно выискивая уязвимое место.
   – Не я заставлял Селлинора занять трон, перешагнув через труп брата, – поспешно проговорил дэйлор, – он сам это сделал! Без чьего-либо указа…
   – А ты, разумеется, решил, что при новом короле тебе перепадет кусок пожирнее, – холодно заключил Норл, – я давно не был здесь и теперь жалею о том, что никогда не вмешивался в делишки владык.
   В темной комнате повисло напряженное молчание.
   Да. Каннеуса следовало убить… Но, с другой стороны, в одном министр не солгал: ему и в самом деле было неясно, отчего Селлинор принимает именно такие странные решения.
   – Я не позволю отдать Дэйлорон людям, – сказал вампир, глядя в темные глаза министра, – можешь передать это своему властелину. Если он не отменит своего решения, то пусть прощается с жизнью.
   Каннеус молча кивнул и, выудив из-за отворота рукава кружевной платок, промокнул лоб.
   – Пожалуй, я подожду еще день, – продолжил Норл, – это время я даю вам на размышления. В твоих силах уговорить короля отказаться от этой безумной затеи. Если же он будет упорствовать, на трон Дэйлорона взойдет новый король.
   – О ком это вы, благородный д'Эвери? – вдруг подал голос министр. – Насколько мне известно, ваш Дом угас еще два столетия назад. А дэйлор, о благе которых вы так печетесь, не позволят взойти на трон вампиру!
   Норл улыбнулся. Неужто он переоценил министра и Каннеус на самом деле глуп, как пробка?
   – Не стоит забывать о наследнике Дома д'Амес, которого вы так и не смогли ни утопить, ни убить, – медленно произнес он, не без удовольствия наблюдая за тем, как округляются глаза министра.
   Но, надо отдать должное, Каннеус умел держать себя в руках. Лицо его моментально обрело показную невозмутимость.
   – Значит, мальчишка нашел пристанище в Гнезде куниц? – язвительно заметил он. – Вы приютили дэйлор, который, по закону, должен был умереть еще личинкой?!!
   – Вот именно, Каннеус. Еще личинкой. Но личинка выжила – и теперь, после трагической гибели короля Селлинора, может претендовать на престол. И, уж поверь, я сделаю Шениора королем. Ты его сделаешь королем!
   И, отвесив окаменевшему министру шутливый поклон, Норл д'Эвери шагнул в портал.
   …Ничто не мешало ему просто избавиться от Селлинора, если тот будет упорствовать в своем безумии. Что может быть проще для восьмисотлетнего вампира, чем открыть портал прямехонько в покои короля и превратить всех, кого застанет там, в кровавое месиво?
   Но он помнил, что иногда дэйлор может толкать на безумные поступки и что-то хорошее. И, как и положено существу, прожившему долго и много повидавшему, размышлял о возможных причинах происходящего.
   Взять, к примеру, того же Шениора: дурачок так жаждал заглянуть в колодец памяти, чтобы узнать правду о гибели отца, но все кончилось тем, что он совершил судьбоносный поступок, взяв на себя заботу о человеческой ведьме. Безумие? Да, несомненно. Но порожденное самыми благородными мотивами, уж этого-то нельзя отрицать.
   Он размышлял, левитируя в двух ладонях от пола.
   Либо король безумен, либо им движут мотивы, никому не известные и непонятные.
   «Вся твоя беда, Норл д'Эвери; в том, что ты слишком много думаешь. Если король не изменит своего решения, оторви его глупую голову и выброси в Поющее озеро как дань Дэйлорону. Зачем пытаешься копаться в чужом грязном тряпье?»
   И это вправду было так: он слишком много размышлял, пытаясь найти смысл там, где его никогда не было. Но все попытки действовать бездумно ни к чему не привели. Увы, Норл д'Эвери не стал меньше думать, превратившись в вампира. Даже наоборот, отринув природу дэйлор, отказавшись от решений, исходящих от горячего сердца, он начал выстраивать стройные, правильные цепочки рассуждений, и они почти всегда приводили его к Истине.
   А сама Истина – как же заманчиво сверкала она, похожая на крупный бриллиант, поблескивающий под слоем грязи! И как же сладок был тот момент, когда эту единственную Истину можно было смаковать, упиваясь достигнутым…
   «Ты просто-напросто пытаешься оправдать себя, д'Эвери. Тебе хочется взглянуть в колодец, но ты никак не можешь решить, что для тебя важнее – узнать Истину или сохранить неприкосновенной свою судьбу…»
   Он покачал головой. С одной стороны, трудно навредить тому, кем он стал еще восемьсот лет назад, но с другой – а вдруг прикосновение к судьбе затронет тех, кто находится рядом? Вдруг…
   Страх за жизнь Миртс внезапно сжал сердце, провел ледяным когтем по хребту, оставляя зудящую борозду. Она ведь останется совершенно беззащитной перед разрушающим прикосновением! И, возможно, даже он окажется неспособным спасти ее.
   Нет, плевать на Селлинора и его дурацкие мотивы, если Истина, дарованная колодцем, может повредить хрупкой жизни Лунного Цветка, юной дэйлор, решившей во имя странного и еще никем из мыслителей не объясненного чувства ступить на путь n'tahe.
   – Мое влияние не распространяется на тех, кто рядом, – обиженно пробубнил колодец, – ничего с ней не случится.
   – Может быть. Но наши судьбы связаны, и изменяя одну нить, ты изменишь и другую.
   – Вот и будешь мучиться до конца дней своих, думая, почему Селлинор поступает так, как поступает.
   – Ему недолго осталось, – промурлыкал Старший. Решение было принято, и он не собирался его менять. На сей раз он действительно управится сам.
   Но где-то в глубине души все равно шевелился холодный червячок сомнения – может, все-таки не стоит судить короля, не зная истинных причин?
   «Ты слишком много думаешь, Норл. Слишком».
   Он медленно опустился на ковер, но не торопился вставать на ноги. На миг Норлу показалось, что он слышит голос Дэйлорона, священной земли… Он, и только он еще мог дать совет, помочь избрать верный путь. Но уже спустя несколько мгновений вампир понял, что это просто самообман. Да и не мог он больше слышать голоса земли дэйлор, ибо сам принадлежал другому народу.
* * *
   …Это был странный, неприятный сон. Шениор то погружался в него с головой, как в ледяную мутную воду, то всплывал. Открывая глаза, видел над собой темный потолок, на котором в капельках слюды тускло поблескивал огонек свечи. Ему не хотелось видеть все это, но сон против воли обволакивал плотным коконом, умоляюще и настойчиво заглядывал в глаза.
   Смотри. Смотри внимательно, Шениор. Это – важно. В этом – Истина и моя воля, воля твоей земли.
   – Отпусти меня, – просил дэйлор, – я не хочу… не хочу знать… Зачем мне это?
   На несколько мгновений он всплывал на поверхность мутной, взбаламученной воды, но что-то упорно тянуло вниз, туда, где…
 
   …Растрепанное существо, в котором с огромным трудом можно узнать девушку-дэйлор, сидит, скорчившись, в углу. От ее лодыжки к ржавому крюку в каменной кладке тянется новенькая цепь. Тоненькие, почти прозрачные пальчики, вымазанные грязью и засохшей кровью, перебирают длинные спутанные пряди волос. Взгляд девушки устремлен куда-то вдаль, сквозь мрачные, пропитанные болью и страданием стены.
   Чуть слышный скрип ухоженных, смазанных петель.
   Из черного зева открывшейся двери появляется человек. Потрескивает, плюется искрами факел в его руках, разбрасывая тревожные отблески на влажные стены.
   Дэйлор подтягивает худые ноги к груди, вжимается в стену, словно желая стать одним из неприметных серых камней, раствориться в подземелье… Но это всего лишь ее желание.
   Человек медленно подходит, все ближе и ближе; и вот уже факел небрежно брошен в изъеденную ржой подставку.
   – Ну что решил король?
   Взгляд девушки подергивается дымкой; она по-прежнему смотрит вдаль, сквозь человека и сквозь страшные стены.
   – Отвечай, когда я тебя спрашиваю!
   Покрытые коркой запекшейся крови губы нехотя размыкаются.
   – Ты получишь все, человек.
   – Вот и хорошо. Значит, и ты получишь еще немного еды и питья. Видишь, как все просто?
   – Империя падет… Недолго уже осталось! – Голос дэйлор внезапно обретает силу. – Ты, ты увидишь это и ничего не сможешь поделать!
   Человек улыбается. Один стремительный шаг – и крепкие пальцы смыкаются на горле девушки. Она хрипит, бьется в смертоносных тисках, но сил осталось так мало…
   – Зато уж ты точно этого не увидишь, – шепчет человек.
   Он резко разжимает пальцы, и брезгливо вытирает их чистой тряпицей. Дэйлор взахлеб хватает воздух.
   – Я еще вернусь, душенька моя.
 
   И сон размазался цветными пятнами, расплылся, как краска под дождем.
   – Кто это? Я не знаю, кто эта девушка…
   Шениор попытался разлепить веки, но от этого стало только хуже. Осознавать, что не можешь проснуться по чьей-то прихоти…
   – Она – всего лишь ключ.
   – К чему? Я могу спасти ее?
   – Ее уже не спасти. Но ты должен быть готов…
   – Почему ты говоришь загадками?!
   …Перо скользит по гладкому, недавно выделанному пергаменту. Одна за другой, в строгом порядке, ложатся буквы.
   – Значит, он сам приходил сюда, Каннеус?
   – Да, мой повелитель. И я осмелюсь посоветовать вам изменить решение. Норл д'Эвери опасен, я это чувствую. Никто и ничто не остановит его.
   – И он сказал, что последний д'Амес жив?
   – Да, мой король.
   – Возможно, это к лучшему, Каннеус. Хорошо, что мальчишка улизнул от нас.
   – Мой повелитель… Обдумайте слова Старшего, я вас умоляю, иначе…
   – Ступай, ступай. Мне нужно кое-что записать. Не твое это дело – перечить королевской воле. Я приказываю выдвинуть войска на Огневую Пустошь сегодня же, до того, как благородный д'Эвери опять навестит нас. Дэйлор примут бой. Лучше погибнуть, чем покрыть себя позором. Ты слышишь, Каннеус? Я настаиваю. Выполняй мой приказ. Я король, и воля моя священна.
   Одна картина сменяет другую.
   Перо скользит и скользит по пергаменту.
   «Я хочу, чтобы ты прочитал это, Шениор д'Амес, когда дух мой соединится с духами предков».
   …Холеные пальцы лорда Каннеуса аккуратно отвинчивают крышечку хрустального флакона. Несколько зеленых капель, одна за другой, падают в бокал.
   – Вот, Ваше Величество. Вы плохо выглядите, вы пейте вина.
   – Какая забота, Каннеус. Я не забуду.
   – Вы по-прежнему не изменили своего решения?
   – Но ведь решения принимаются не для того, чтобы их менять?
   Шениор попытался закричать. Что же это такое?! Да ведь там, в бокале, яд! И он может только смотреть не в силах ничего изменить!
   Ухоженные, изящные пальцы короля аккуратно сворачивают исписанный пергамент. Одно нажатие на не приметный завиток – и деревянная панелька резного бюро легко сдвигается.
   – Теперь лежи тихо, мой друг. Пусть голос Дэйлорона скажет на тебя королю.
   И он, улыбнувшись, делает несколько больших глотков из бокала.
   …Девушка испуганно замирает в подземелье. Она обхватывает голову руками и исторгает вопль, полный безумного, непостижимого горя.
   …Посиневшие пальцы продолжают сжимать резную ножку бокала. Несколько алых капель вина застывают маленькой лужицей на белоснежном мраморе.
   …Лорд Каннеус преклоняет колена перед поверженным владыкой Дэйлорона.
   – Простите меня, Ваше Величество.
   – Мне нечего… прощать… но я… не мог… по-другому…
   …Взгляд девушки по-прежнему устремлен в пространство. По-прежнему тянется цепь от лодыжки к крюку в стене. Но она больше не видит старых стен. Вокруг лес, залитый солнечным светом. Весело пересвистываются пташки. Мимо деловито пролетает изумрудный жук.
   – Отец мой, отец… Скоро я приду к тебе, и мы снова будем вместе…
 
   – Шениор! Шениор, проснись! Да что это с тобой?!
   Ему наконец удалось разлепить веки.
   – Ты кричал, как будто тебя резали, – сказала Миртс, – что тебе снилось?
   Дэйлор непонимающе уставился на нее, с трудом осознавая, что уже утро и келья залита приятным, чистым светом восходящего солнца, какой бывает только в горах. Сон мрачной птицей еще витал над ним, заставляя сердце колотиться о ребра, как после длительного бега.
   – Мне… Я… – Он провел ладонью по лбу, стирая липкий холодный пот. – Не знаю. Что-то странное.
   Миртс встряхнула косичками, отчего игриво стукнулись друг о дружку костяные бусинки.
   – Взбодрись, тебя хочет видеть Старший. Возможно, он решил простить тебе ту безумную выходку?
   Эта новость заставила его буквально подпрыгнуть на циновках. Вот это и вправду было из ряда вон выходящим событием! А ведь после того, как Шениор заглянул в колодец, Старший больше ни разу не раз говаривал с ним, более того – при встрече старательно делал вид, что не замечает. Должно было случиться что-то действительно важное, раз вампир желает с ним говорить…
   …Посиневшие пальцы продолжают сжимать резную ножку бокала. Несколько алых капель вина застывают маленькой лужицей на белоснежном мраморе.
   Странное видение. Значило ли оно хоть что-нибудь?
   Шениор вскочил на ноги и принялся торопливо обуваться. Миртс недоуменно глядела на него, словно на помешанного.
   – Ведешь ты себя необычно, – заметила девушка, – к чему бы?
   – Не знаю, – он мотнул головой, – пойдем.
   …У багровых занавесей Шениор помедлил. Под ребрами завозилось предчувствие. Что еще мог задумать Старший?
   И вдруг он услышал голоса. Первый, несомненно, принадлежал вампиру, а вот второй…
   – Ты поторопился. Я, кажется, не предлагал тебе сделать это.
   – Но, благородный д'Эвери, мне кажется, вы должны быть вполне удовлетворены. Я избавил вас от необходимости марать руки и одновременно спас сотни наших воинов… Разве я поступил неправильно?
   – Ты так и не узнал, в чем было дело, – зло сказал Старший, – и теперь никогда… Впрочем, нам не остается ничего иного, как считать покойного короля Селлинора самым обычным безумцем.
   Кровь ударила в голову.
   Стиснув зубы, Шениор резко дернул штору в сторону. Старший Гнезда спокойно сидел в кресле, сцепив тонкие пальцы рук на коленях, и в его сапфировых глазах дэйлор прочел сомнение. А в углу, застыв в почтительном поклоне, стоял не кто иной, как лорд Каннеус собственной персоной!
   Ничего не изменилось в его облике, разве что роскошь наряда стала еще более броской, и еще ярче сияли многочисленные перстни на пальцах. И в то время, как взгляд Шениора в замешательстве перебегал с одного лица на другое, Старший медленно поднялся.
   – Шениор. Этот дэйлор прибыл за тобой и, с моего позволения, забирает тебя.
   Что-то опустилось в груди. Вот оно что! Вот какое наказание придумал Старший для ослушавшегося!.. Лучше бы просто убил, чем отдавать в руки палачей…
   Вероятно, в этот миг взгляд Шениора был столь красноречив, что вампир, усмехнувшись, подошел и, крепко взяв за локоть, прошептал на ухо:
   – Не думай, что я тебя отдаю им на растерзание. Король Селлинор умер – да пребудет его дух с предками, – и лорд Каннеус умоляет меня вернуть наследника Дэйлорону. Ты станешь королем, понимаешь? Ты должен будешь позаботиться о своей земле, Шениор, потому что твой предшественник сделал все возможное, чтобы погубить ее…
   И, обернувшись к Каннеусу, пояснил:
   – Мой воспитанник не питает к вам доверия, лорд, Что неудивительно после того, как вы в своем рвении едва не лишили его жизни.
   Министр откашлялся и, с преувеличенным вниманием разглядывая каменный пол у себя под ногами, промямлил:
   – Милорд… Любая ваша воля… Вы можете приказать меня казнить, но видит Дэйлорон – все, что я делал, я делал на благо государя… И моей земли.
   Милорд! Он называл его так!
   Мысли вихрем закружились в голове Шениора. Смешалось все: странные сны прошлой ночи, Старший, Миртс и Каннеус, блистающий каменьями и расспрашивающий молодого, только что вышедшего из кокона дэйлор о Зове священной земли и о том, какое испытание тот готов пройти.
   Одновременно с этим пришло осознание того, что сейчас… да, сейчас он должен что-то сказать этому дэйлор. Что-то, достойное короля. То, что повергнет его в благоговейный трепет и заставит склонить голову перед более сильным…
   Но вместо красивых слов из горла выполз змеей сдавленный шепот:
   – Ты меня прогоняешь из Гнезда, Учитель?
   Вампир вздохнул:
   – Каннеус, оставь нас. Я должен поговорить с моим учеником.
* * *
   Судьба в который раз круто свернула с наезженной, казалось бы, колеи.
   Он ведь уже почти… Да, почти смирился с тем, что будет жить в Гнезде, среди величественных гор и прозрачной тишины, в немилости у Старшего, но в самом сердце покоя. И вот…
   Задрав голову, Шениор разглядывал замок, живой замок, созданный из громадных эвкалиптов. Самым не вероятным образом переплетаясь стволами, они устремлялись ввысь, к солнцу, но все равно оставались под легким покрывалом желтеющих крон деревьев-стражей, ограждающих замок сверху. По коре эвкалиптов время от времени пробегали лиловые огоньки, от корней к макушкам. Из круглых окон сочился мягкий золотистый свет.
   Оторвавшись от созерцания чуда, Шениор повернулся к министру и понял, что тот все это время наблюдал за ним. Вспыхнув, дэйлор сухо поинтересовался:
   – Так ты, Каннеус, утверждаешь, что этот замок принадлежит мне?
   – Да, милорд. Это родовой замок, издревле принадлежащий вашему Дому, д'Амес. Ваш отец жил там, и ваша матушка, и даже вы сами, только не помните об этом.
   – И кто живет там сейчас? Не пустует же он?
   Каннеус склонил голову.
   – Милорд, замок вашего Дома не может пустовать. Сейчас там находится ваш кузен, принадлежащий к нижней ветви, не имеющий прав на престол. Но не стоит гневаться – хорошо, что кто-то присматривает за всей этой красотой.
   – И зачем тогда мы пришли сюда? – прищурившись, Шениор все еще разглядывал порождение Дэйлорона и старинной магии его детей. – Полагаю, не стоит беспокоить моего кузена. В конце концов я вовсе не собираюсь прогонять его отсюда…
   – Но вы и не должны его прогонять, – министр склонил голову еще ниже, и Шениор заподозрил, что его слова не вызывают ничего, кроме усмешки, – Дом – это Дом. Чем больше дэйлор составляет Дом, тем больше разрастается замок. Места всем хватает, и члены Дома живут вместе, как и положено по обычаю. К тому же король живет во дворце, на берегу Поющего озера. Пойдемте же, Ваше Величество… Они ждут вас.
   Шениор окинул Каннеуса хмурым взглядом.
   – Ты, разумеется, уже всех подготовил к моему появлению?
   Тот пожал плечами, и впервые на тонких губах мелькнула слабая улыбка.
   – Да, Ваше Величество. Ваши подданные узрили в вашем чудесном спасении из рук людей волю Дэйлорона.
   – Очень хорошо, – Шениор кивнул, – тогда пойдем.
   Все-таки он был зол на Старшего: как ловко тот подсунул ему в услужение Каннеуса, не забыв предупредить, мол, тебе, Шениор, будет необходимо в скором времени избавиться от этого мерзавца под любым предлогом. А когда Шениор поинтересовался, а не уподобится ли он мерзавцу Каннеусу, если будет поступать таким же образом, Норл д'Эвери только пожал плечами.
   «Ты же теперь король, Шениор. Помнишь, я спрашивал тебя, что бы ты выбрал – тихую безвестность или славу, подобную вспышке молнии?»
   «Но я так и не ответил тебе тогда».
   «Судьба дала ответ за тебя. Быть может, не без помощи колодца, в который тебя угораздило заглянуть… Теперь ты – король и должен крепко держать в руках власть. А что до лорда Каннеуса – он служил твоему врагу и хотел твоей смерти. Зачем держать его при себе?»
   Заиграли трубы, и высокие ворота начали медленно отворяться.
   – Прошу вас, будьте милостивы, Ваше Величество, – успел шепнуть Каннеус.
   А потом из распахнутых ворот вылилась пестрая, сверкающая всеми цветами радуги толпа и дружно опустилась на колени. Шениор почувствовал, как щеки предательски наливаются жаром. Как же убого должен был смотреться он среди этих разряженных в пух и прах благородных дэйлор! Он, король, явившийся к подданным в одежде воина-куницы…
   – Прошу вас, поднимитесь, – словно со стороны Шениор услышал собственный голос. Слегка подрагивающий, почти заискивающий… Одним словом, совсем не королевский.
   – Милорд! Слова – всего лишь слабая тень нашей радости!
   К нему торопливо подскочил дэйлор средних лет в темно-красном камзоле и отвесил глубокий поклон.
   – Я ваш кузен Эбберн д'Амес. Прошу вас, милорд, пойдемте… Дом ждет вас!
   У Эбберна было приятное лицо и открытый взгляд. Пожалуй, лицо могло показаться даже слишком приятным – черты чересчур мягкие, словно расплывшиеся. Быстро припомнив указания Каннеуса, Шениор протянул руку, и Эбберн тут же припал к ней долгим поцелуем, как, что стало даже неприятно.
   – Милорд утомился в дороге и хотел бы отдохнуть, – послышался раздраженный голос министра, – надеюсь, вы подготовили надлежащие апартаменты?
   – О, безусловно, – Эбберн слащаво улыбнулся, встряхнул пеной белоснежных кружев на манжетах, – покои вашего отца ждут. Мы все оставили нетронутым, полагая, что вам будет любопытно…
   – Довольно, – сухо оборвал его Шениор, – я сам разберусь, что к чему. Я слышу глас Дэйлорона, и он пребудет со мной в нужное время.
   На сей раз получилось куда как более по-королевски. Эбберн замахал руками, разгоняя толпу жаждущих королевского внимания.
   – Пойдемте же, пойдемте, Ваше Величество!
   Изнутри замок оказался еще более занятным, чем снаружи: Шениор увидел переплетения лестниц, тончайшие резные перегородки, роскошную мебель. Не переставая болтать, кузен провел его по витой лестнице куда-то наверх и со словами «приятного отдыха, милорд» оставил перед резной, но отнюдь не легкой овальной дверью.