Клименко Анна. Закон отражения

Анна Клименко
Закон отражения

ПРОЛОГ

   «…Истинная сила владыки Великой Империи – в его воле, в его помыслах, кои воплощаются в приказах и мудрых решениях. И так ведет Император народ свой сквозь годы, укрепляя власть свою и расширяя границы государства».
   Квентис, волею Хаттара Всеобъемлющего властелин Империи, перечел отрывок вслух. Затем откинулся на жесткую спинку отцовского кресла и, прищурившись, сквозь трепещущий огонек свечи поглядел на человека, которого при дворе – и совершенно справедливо – называли тенью Императора.
   – Неплохо сказано, а, Геллер?
   Тот сдержанно поклонился:
   – Да, мой повелитель.
   – Я слышал об авторе сего трактата. Знающий был человек. Только вот не учел, что на самом деле всем правит Случай. Всегда слепой и равнодушный…
   Геллер приподнял бровь, но промолчал, предпочитая дождаться продолжения Императорского монолога.
   Однако Квентис не был расположен к ученой дискуссии. С шумом захлопнув книгу – отчего та обиженно выплюнула легкое облачко пыли, он встал и потянулся.
   Сквозь приоткрытое окно в кабинет Его Императорского Величества просачивались легкие, едва различимые ароматы ранней весны: сырая земля, только что освободившаяся от снега, и молодая хвоя. Да, именно так всегда и пахла весна в Алларене.
   – Пойди распорядись, чтобы приготовили двух коней, – сказал Квентис.
   – Да, мой повелитель.
   Короткий поклон – и его тень беззвучно исчезла за дверью. Император же постоял немного у окна, вдыхая полной грудью весеннюю свежесть, а затем, повинуясь внезапному порыву, снова раскрыл фолиант. Как раз на том месте, где достопочтенный автор «Искусства правления государством» излагал свои соображения по поводу Императорской воли. Квентис перечел отрывок еще раз и нахмурился.
 
   «Ты полагаешь, что именно Случай дал тебе шанс? Ах да. Гонец Магистра так сказал… Но откуда тебе знать всю правду? Быть может, Магистр, этот старый паук, долгие годы плел свою паутину заклятий, только чтобы в сети попалась нужная нелюдь? И, может быть, для них ты всего лишь мальчишка, легко принимающий на веру лживые слова чародеев? Или еще хуже – кукла, которая начинает двигаться только тогда, когда кукловод дергает за ниточки?..»
 
   Все это могло быть и так. Из окна потянуло промозглым холодом – ветер изменил направление, подул со стороны северных болот. Квентис поежился.
   – Но так или иначе ты имеешь то, что имеешь – и глупо не использовать это в своих целях, – сказал он себе в попытке отогнать тревожные мысли, – даже если маги все подстроили.
   …Квентис неслышно выскользнул из дворца через ход для прислуги. Геллер уже ждал в седле, держа под уздцы Императорского жеребца Ворона, огромного, норовистого и злого.
   – Куда едем, мой повелитель?
   Квентис неопределенно махнул рукой.
   – По Алларену. А там видно будет.
   И, потрепав Ворона по холке, Император легко вскочил на широкую конскую спину.
   Они миновали узкую полоску Бокового парка, где мощные дубы в немой мольбе воздевали обнаженные руки к лику Хаттара, и выехали в квартал Величия, с самого основания Алларена обжитый сливками аристократии. Свет двух лун – Большого и Малого глаза Отца Неба – струился по стенам дворцов, сложенных из белого мрамора, глянцем прикасался к полированным за виткам барельефов, ложился влажными бликами на кружево оград. Здесь, как и в пределах Императорского дворца, Квентис чувствовал себя в полной безопасности: богатые кварталы Алларена патрулировались лучшими гвардейцами.
   Ворон, прядая ушами, уверенно шагал вперед, громко цокая подковами по мостовой. Рядом, бок о бок, шел конь Геллера.
   – Я собираюсь присоединить земли за Эйкарнасом к Империи, – негромко сказал Квентис. – Случай благоволит ко мне, и я не упущу такой возможности.
   Геллер долго молчал, с преувеличенным вниманием рассматривая вычурную ограду. Затем с сомнением покачал головой:
   – Мой Император, вам следует обсудить это с министрами – не со мной. Дэйлорон оказался крепким орешком в прошлом…
   – Чушь. Все это было давно. Нелюдь, эти дэйлор, медленно вымирают. Если дать сражение на открытой местности… Их королю ничего не останется, как подписать капитуляцию.
   Геллер натянул поводья и с нескрываемым удивлением посмотрел на Императора.
   – Но, мой повелитель, они никогда не выйдут из своих чащоб! И никогда не примут бой… Они будут подстерегать наших воинов за каждым деревом, будут появляться из ниоткуда – и точно так же исчезать в туманах…
   Квентис едва не рассмеялся. О, знал бы Геллер…
   – Молчи. Я полностью отдаю себе отчет в том, что делаю. Дэйлорон будет принадлежать Империи – вместе со всеми его рудниками!
   – Воля Императора священна.
   Снова воцарилось молчание. Бросив косой взгляд на Геллера, Квентис вдруг поймал себя на том, что совершенно не знает, о чем думает его тень. Это было плохо, очень плохо. Настоящий Император должен видеть насквозь своих подданных и уж конечно знать о том, что творится в их головах. И Квентис – в который раз – пожалел, что так и не смог уговорить магов служить Империи.
 
   – Мой Император… Ваш отец – да будет спокойным его пребывание в садах Хаттара – не нарушал старых традиций. Мы надеемся, что вы пойдете по его стопам.
   Голос мага был слащавым, лился, как медовый взвар.
   – Я хочу, чтобы Закрытый город принимал участие в делах Империи, – жестко изрек Квентис, – почему вы отказываетесь? Не забывайте, что Закрытый город не устоит против Императорской армии.
   – Но, мой повелитель… Дела Империи – вне магии, а нам, людям ученым, нет дела до того, что вне нашей науки. И потом, – голос внезапно обрел твердость закаленной стали, – Магистр будет опечален, узнав о том, что вы угрожали нам, смиренным ученым…
   Квентис пожал плечами.
   – Хорошо, маг. Но я желаю получить доказательства вашей лояльности. Мне не нравится, что в самом сердце Алларена сотни людей занимаются неизвестно чем, да еще и имеют наглость отказывать в присяге своему повелителю.
   – Разумеется, мой Император. Магистр подозревал, что вы потребуете доказательств… И прислал вам в подарок… эту презренную нелюдь.
   – На что она мне? – Квентис заглянул в черные глаза растрепанного существа и невольно поежился: взгляд нелюди буквально пылал ненавистью. Если могла бы, то загрызла.
   – Магистр просил передать, что это дар Случая и что молодому Императору следует использовать его по назначению.
   Скорее всего, в этот момент на лице Квентиса отразилось полное непонимание происходящего, потому что по тонким губам чародея скользнула хитрая улыбка.
   – Вам следует допросить нелюдь, мой повелитель. И тогда кусочки мозаики соберутся воедино и покажутся вам весьма приятными…
 
   Ворон остановился и негромко заржал. Это отвлекло Квентиса от размышлений; он огляделся и только тут заметил, что квартал Величия закончился, упершись в аспидно-черную зубчатую стену.
   Закрытый город, где собрались маги Империи.
   Квентис вздохнул и подумал, что надо было ехать в другую сторону, по кварталу Наследия – пусть и не столь красивому, но зато оканчивающемуся прелестным прудом.
   Стена блестела, отражая лунный свет, и только сейчас Император заметил, что она словно вырублена из цельной каменной глыбы. Он задрал голову и посмотрел на устрашающего вида фигуру гарпии с распростертыми крыльями. На миг ему померещилось, что челюсти каменной твари шевелятся, пережевывая неведомую добычу; он зажмурился, а когда открыл глаза, гарпия снова была неподвижным, застывшим навеки камнем.
   Вздохнув, Квентис предпочел считать возникшую иллюзию игрой лунного света или своего не в меру разыгравшегося воображения.
   – Поехали, Геллер.
   – Да, мой Император.
   – А Дэйлорон я все равно заполучу. И ты – да, именно ты – станешь командором, главнокомандующим. Такова моя воля.

* * *

   Гвейра Нион д'Амес задыхалась. Ноги с трудом отрывались от родной земли, каждый следующий шаг давался тяжело – словно она бежала по вязкому илу.
   Поскальзываясь и едва ли чувствуя, как колючки раздирают одежду, юная дэйлор бежала из последних сил, прижимая к груди драгоценную ношу.
   …Король умер – да здравствует король! Кейлор д'Амес, справедливейший и мудрейший правитель Дэйлорона, прекрасный, как лунный цветок, что каждую ночь раскрывается на черном зеркале Поющего озера, покинул этот мир столь внезапно, что не успел даже провозгласить имени наследника трона. В таких случаях, по закону дэйлор, следующим правителем становился брат усопшего из младшего правящего Дома. А жены умершего и личинки, не достигшие перехода, отправлялись вслед за своим господином.
   Король должен быть один, дабы не вносить раздор и в без того слабое государство.
   Гвейра Нион д'Амес, хватая ртом вязкий, с привкусом молодой хвои воздух, бежала. Без особой надежды уйти от погони, прижимая к сердцу крошечного принца, последнего из Дома д'Амес, кто мог бы носить корону… Мог… Если бы Кейлор успел провозгласить его наследником.
   И разве может существовать что-либо более прекрасное, чем это покрытое серой, сморщенной кожей создание? Пусть сейчас он мало похож на дэйлор, но это начало жизненного пути любого из них. Первые пять лет жизни зубастая и когтистая личинка, затем – быстро растущий кокон, питаемый волшебством Дэйлорона, и, наконец, взрослый дэйлор, не знающий ничего, но слышащий голос своей земли и вобравший в себя память предков, а потому помнящий все, о чем могли поведать те, кто жил раньше…
   Она крепче прижала к себе малыша. Сердце болезненно сжалось, когда тонкие, с острыми коготками пальчики вцепились в воротник.
   Ему оставались считаные дни до окукливания. Суждено ли было этой крошке пережить преобразование собственного тела, в то время как едва ли не девять из десяти личинок погибали? Долгие пять лет Гвейра молила об этом землю и Поющее озеро. Она чувствовала, что сердце Дэйлорона внемлет, и верила в то, что эта личинка станет сильным воином. Разве могла она позволить, чтобы его лишили жизни теперь, когда только-только приоткрылся жизненный путь?
   В воздухе тонко просвистела стрела и впилась в ствол стальным зубом, точно в то место, где мгновением раньше находилась голова Гвейры. Одного быстрого взгляда назад оказалось достаточно, чтобы осознать всю безнадежность положения. Лучники, приближавшиеся широким полукругом, постепенно смыкались в кольцо, из которого мог бы вырваться воин-куница, но не женщина с личинкой на руках.
   Принц зашевелился в покрывале, тревожно пискнул, словно чувствуя приближающуюся опасность. Да и, собственно, почему «словно»? Личинки все чувствуют, все понимают… Быть может, они даже многое знают… но молчат…
   Овдовевшая, низложенная и приговоренная королева рванулась вперед, к просвету между стволами, уже почти не ощущая своего тела. Там, чуть дальше, ее ждало спасение – тайный камень портала, о котором знали только члены Дома д'Амес и который должен был выбросить ее далеко от дворца. Возможно, даже за пределами Дэйлорона – Кейлор никогда не посвящал ее в подробности, он был слишком уверен в собственной безопасности.
   Воздух опять вспороли десятки стрел, и…
   …Горячая волна поднялась вверх по горлу, сбив дыхание и мгновенно заполнив рот горько-солоноватой жидкостью; под ключицей вспыхнула боль, будто кто-то вбил туда раскаленный гвоздь.
   Почему же… вместо того чтобы бежать, она лежит, скорчившись, на боку, а сверху на нее с холодным любопытством взирают звезды, застывшие в пустоте слезы Творца?!!
   Гвоздь, засевший в спине, не давал вдохнуть, заливая сознание зыбкой багровой пеленой. И Гвейра поняла, что проиграла.
   С ужасом слушая, как булькает и клокочет в легких, она все-таки отвоевала крошечный глоток воздуха, но этого было слишком мало. Стало холодно – так, будто Смерть уже поглаживала ледяными пальцами содрогающееся в агонии тело.
   Продолжая сопротивляться, дэйлор попыталась подняться; ей казалось, что она все-таки пройдет еще несколько шагов, чтобы нырнуть в подготовленный портал.
 
   – Я не могу отдать его им.
   – И не отдашь. Этот дэйлор принадлежит мне.
 
   Что-то теплое легко, как мягкое перышко, коснулось щеки.
   А голос, прозвучавший в угасающем сознании Гвейры, был одновременно похож и на журчание ручейка, и на шелест крон, и на сухой стрекот кузнечика в нагретой солнцем траве. Он принес странное успокоение; дэйлор почудилось, что она лежит на теплой упругой траве, а в вышине перешептываются сосны. Она почти увидела яркое небо с редкими пушинками облаков, почувствовала жар, исходящий от коричневых стволов в разгар летнего дня… Боль ушла. Остался лишь покой – и золотистые былинки, кружащиеся в горячих потоках света.
   – Спасибо тебе, – прохрипела Гвейра, чувствуя, как, вытекая изо рта, по щеке проложила дорожку горячая струйка, – спасибо…
   Потом… в нее устремилась Сила, к которой она не обращалась ни разу за свою недолгую жизнь, поскольку не уродилась магом. Но память предков ожила, и дэйлор, используя знания тех, кто жил раньше, открыла портал.
   Откуда-то издалека донеслись исполненные ярости крики преследователей.
   Они были близко – и все-таки не успели: тоннель сквозь пространство погас, свернулся, унося принца Дэйлорона в неизвестность.
   И тогда Гвейра закрыла глаза, наслаждаясь теплом и густым запахом хвои. Она становилась крошечной пылинкой и могла с потоком горячего воздуха вознестись к самому небу, туда, где сплелись изумрудные кроны деревьев-стражей. И еще выше – к пушистым облакам, плывущим в неведомые края. Выше… Еще выше…

* * *

   Вампир, древний и могущественный, левитировал на расстоянии локтя от пола. Скрестив ноги и положив расслабленные руки на колени, он сидел с закрытыми глазами и слушал отголоски всплесков Силы.
   Происходящее в Дэйлороне мало нравилось ему; плохо, когда и без того вяло угасающее государство сотрясают убийства и предательства; еще хуже, когда вся эта мерзость угнездилась среди кровной родни. Но вот уже много столетий он не был дэйлор, а потому предпочитал не вмешиваться. Он всего лишь готовил умелых воинов для народа, к которому когда-то принадлежал, и это было, на его взгляд, хорошо и правильно, особенно учитывая то, что не осталось в Дэйлороне чародеев, владеющих боевой магией.
   То, что молоденькая дэйлор смогла перед гибелью открыть портал, немного удивило и порадовало вампира. Он бы не отказался проследить и дальнейший путь личинки, но такая задача была не по зубам даже ему.
   Впрочем, происходящее являлось делом правящих Домов; Дом, к которому когда-то принадлежал он сам, давно угас, а потому все склоки между претендентами на престол были ему неинтересны.
   Второй отголосок заинтересовал куда больше этого представителя темного народа: это было эхо убийства, отраженное гранями мира. Многие обитатели поднебесья питались такими отражениями – высшие вампиры, упыри, зеркальники, болотные ночницы. Это были те, кого люди прозывали темной нелюдью, дэйлор – n'tahe, народом Зла, а далекие западные кочевники, дикари, избегшие ярма Империи, – владыками Ночи. Народ Зла был многолик и, как подозревал вампир, своим существованием обязан природе мира и отражениям. Впрочем, это были всего лишь его догадки, и он не мог ни доказать, ни опровергнуть их истинность.
   Впитав в себя частичку отражения, старый вампир ощутил себя чуть-чуть сильнее. Наверняка то же самое испытали и сотни других n'tahe, разбросанных по всему поднебесью… Но об этом он уже старался не думать.

Глава 1
ТРИ ВЕДЬМЫ

   – Ненавижу переезды.
   Миральда с удивлением поглядела на сестру, натянула вожжи.
   – Что это с тобой? Раньше ты так не говорила.
   – Есть в словах Глорис правда, – усмехнулась Эсвендил из глубины повозки, – это третий переезд за последние два года. Было бы неплохо наконец где-нибудь обосноваться.
   Миральда вздохнула. Тяжело быть старшей. Особенно когда разница в возрасте трех сестер не превышает четырех часов.
   Эсвендил, будто почуяв хорошую перебранку, выбралась на свет и уселась рядом с Глорис, кутаясь в старую шаль.
   – Если вы хорошенько покопаетесь в памяти, – подлив в голос капельку яда, сказала Миральда, – то вспомните, что сами виноваты в наших переездах. Вот ты, Эсвендил, вспомни, отчего староста Грепп весь покрылся нарывами?
   – Он избивал своих детей и жену, – сухо заметила та, – он должен быть благодарен за то, что я не придумала чего похлеще.
   – Гм… – Миральда покачала головой. – Ну а ты, Гло, вспомни, как приволокла к нам в дом упыренка, а потом потехи ради подпустила его на свадьбу…
   Глорис, не найдя, что и ответить, капризно оттопырила губы и отвернулась.
   – Сейчас мы спустимся с этого холма, – тихо сказала Миральда, глядя на купающуюся в предрассветной дымке долину, – и… обещайте мне, что не будете делать никаких гадостей жителям той деревни, где нас примут.
   – Ну это еще зависит от того, как они нас примут. – Эсвендил прямо-таки сверлила взглядом мутные очертания домиков у подножия холма. И взгляд ее темно зеленых глаз показался Миральде не обещающим ничего хорошего их будущим соседям.
   – Глорис? А ты что скажешь?
   – То же, что и Эсвендил. – Младшая нехорошо усмехнулась.
   – Вот и прекрасно. Поехали.
   Миральда отпустила вожжи, и старенькая лошадка потащила дальше их возок, груженный ведьмовскими пожитками.
   И впрямь тяжело быть старшей среди трех сестер-близняшек. Хоть и похожи они друг на друга, как две… нет, как три капли воды – у каждой свой характер, свои привычки, свои предпочтения в выборе заклятий и источников Силы… Вот, к примеру, Эсвендил. Пожалуй, ее можно сравнить с остро отточенным клинком – всегда строгая, собранная, готовая действовать в любой момент, не знающая колебаний… Не хватает ей мягкости…
   А Глорис – вечно колеблющаяся ведьма, все время ищущая тонкую грань, разделяющую добро и зло. Странная она: может пожалеть раненого упыренка, проклятую нелюдь, с которой они должны бороться, притащить его в дом и выхаживать – и в то же самое время извести первую красавицу на деревне, кичащуюся своим лицом перед подругами.
   Себя Миральда оценивала как самую правильную и уравновешенную ведьму, которая всегда остается на стороне людей, защищая их от страшных порождений тьмы.
   Впрочем, это было ее собственное мнение – и оно могло быть ошибочным.
   Возок, скрипя, полз навстречу неизвестности.
   – Чего нас понесло в пограничные земли? – вдруг подала голос Эсвендил. – Терпеть не могу дэйлор. Уж лучше бы мы подались на запад, к Кайэрским топям.
   – Кайэрские топи – это тоже пограничье, – мягко возразила Глорис, – и здесь все-таки будет спокойнее. Как думаешь, кто лучше: дэйлор или дикие кочевники в шкурах?
   Эсвендил не ответила, вглядываясь в дымку. Где-то неподалеку раздавался надрывный лай собак – возок медленно, но неуклонно приближался к людскому жилью. К ароматам молодой хвои и сырой, недавно освободившейся от снега земли, витающим в студеном воздухе, присоединился уютный запах дыма.
   Миральда пожала плечами – уж кто-кто, а она знала истинную причину нелюбви сестренки к народу из-за полноводного Эйкарнаса. Лет пять назад судьба столкнула Эсвендил со старым дэйлор, неведомо как очутившимся в имперских землях. Обстоятельства их встречи нельзя было назвать приятными, но ведьма помогла седовласому магу, а в качестве благодарности просила обучить ее некоторым боевым заклятиям. Старик высокомерно рассмеялся ей в лицо и заявил, что, даже если его будут резать на куски, он и тогда не согласится учить людей, которые оттеснили его народ к самому подножию гор. Высказав все это, он просто исчез, провалившись в прореху в ткани мира, оставив ведьму яростно скрежетать зубами.
   – Терпеть не могу дэйлор, – пробубнила Эсвендил, – высокомерные твари.
   – А по-моему, они просто очень гордые, – медовым голоском пропела Глорис.
   Миральда окинула сестер недовольным взглядом.
   – Все, хватит. Мы почти приехали.
   В этот миг из ворот выскочила мохнатая шавка и залилась истошным лаем.
   – Действительно приехали. – Эсвендил придирчиво осмотрела сбившиеся в стайку неказистые избы за покосившимся частоколом, местами переходящим в плетень. – Чует мое сердце, что основным нашим занятием здесь будет травля тараканов.
   Жители деревень просыпаются с восходом солнца, а потому прибытие трех молодых женщин, удивительно похожих одна на другую, было очень быстро замечено. У ворот начали собираться любопытные. Детишки в грязных рубахах тыкали пальцами и, не удерживай их дородные кумушки, уже наверняка бы забрались в повозку, доверху забитую всякими занятными вещами. Такими, к примеру, как побелевшая от времени драконья челюсть. Или огромный, начищенный до блеска медный котел, в который с легкостью помещалась кабанья туша.
   – Мне кажется или они нас уже ненавидят? – сквозь зубы процедила Эсвендил, сверля взглядом быстро собирающуюся толпу. – Может быть, поедем дальше?
   – Дальше только Дэйлорон, – свистящим шепотом напомнила Глорис.
   Повозка стояла у самых ворот, но внутрь частокола они могли въехать только после того, как разрешит староста. Ничего не поделаешь, таков неписаный закон деревень.
   Тем временем к женщинам присоединились мужчины – все, как один, коренастые, плотные и, очевидно, не признающие купание жизненной необходимостью. Миральда поежилась: если женщины смотрели на вновь прибывших с откровенной неприязнью, то во взглядах мужской половины читался вполне определенный интерес. Раздались крики:
   – Марес идет! Дорогу, дорогу старосте!
   Она невольно улыбнулась: а вот и староста пожаловал. И тут же поспешила придать своему лицу самое постное и скромное выражение, на какое только была способна.
   На вид староста весьма напоминал поднявшегося на дыбы медведя – такой же огромный, мощный, длинные сальные волосы расчесаны на прямой пробор, окладистая борода – предмет гордости – лежит на широкой груди.
   Что ж…
   Быть старшей – трудно.
   И Миральда, передав вожжи Эсвендил, легко спрыгнула на мягкую землю.
   Правда, не совсем удачно: юбка зацепилась за торчащий гвоздь. В результате все общество удостоилось чести лицезреть ноги ведьмы почти до самых бедер. Мужчины одобрительно загудели, а над женской частью пронесся недовольный шепоток. Одернув юбку, Миральда смущенно улыбнулась и шагнула вперед, навстречу остолбеневшему старосте. Впрочем, нельзя было не признать, что он прекрасно умел держать себя в руках.
   – Кто такие будете? – прогудел Марес.
   И правда, совсем как медведь. Даже голос мало напоминает обычный человеческий голос. Скорее дикий басовитый рев.
   – Мы сестры, многоуважаемый староста. Ищем места для поселения.
   Темные, неопределенного цвета глаза-буравчики впились в лицо Миральды.
   – Негоже женщинам путешествовать в одиночестве. Где ваши мужчины?
   – Ох… – Миральда на миг запнулась. Такого вопроса, пожалуй, им еще ни разу не задавали. Потому она сказала первое, что взбрело в голову: – Мы скорбим. Наши мужчины погибли во время набега кочевников, когда мы жили на западных рубежах, близ Кайэрских топей.
   Марес задумчиво почесал бороду. Его взгляд лениво сполз с лица Миральды на вырез ее платья.
   – И чего вы хотите?
   – Нет ли у вас свободной избы где-нибудь на окраине? Мы… готовы щедро заплатить.
   Вопрос поверг старосту в тягостные размышления. Было видно, что все происходящее кажется ему в высшей мере странным: три совершенно одинаковые девицы, прибывшие невесть откуда, да еще и готовые платить!
   – Жилье-то найдем, – задумчиво протянул Марес, – но вот захотят ли мои люди, чтобы вы здесь поселились?
   – Мы умеем предсказывать погоду, – скромно опустив глаза, сказала Миральда. И тут же пожалела об этом.
   – Ведьмы, что ль? – нахмурился староста. – То-то погляжу, кости с собой возите да котел… Нет, ведьмам тут не место. Ведьмы с нелюдью якшаются, а у нас здесь и без того хлопот полон рот. Езжайте дальше.
   На повозке презрительно хмыкнула Эсвендил. Или Глорис…
   Разумеется, они могут отправиться в следующую деревеньку, но зачем?
   Миральда прищурилась. Вот самый подходящий момент, чтобы доказать, что ведьмы чего-то да стоят!
   Она пристально посмотрела в темные, глубоко посаженные глаза старосты.
   О чем же ты, дружок, думаешь сейчас, глядя на меня?
   Хм. Увиденное слегка позабавило Миральду. Даже заставило слегка покраснеть. Хорош, однако, многоуважаемый староста!
   Но староста старостой, а жить где-то надо.
   И потому ведьма мысленно попыталась убедить его, что все будет именно так, как он хочет… Если позволит им поселиться здесь. Кустистые брови Мареса чуть заметно приподнялись – и, к вящему удовольствию столпившихся мужиков, он махнул рукой:
   – Э, да что там! Проезжайте! Жилье-то имеется… плохонькое, правда…
   – Ничего страшного, уважаемый, мы что-нибудь придумаем, – пропела Миральда. – Вперед, сестренки! Да поживее!

* * *

   В чем-то Эсвендил была права, когда говорила о тараканах. В старенькой хатке с провалившейся крышей, за которую пришлось заплатить целых пять полновесных имперских крон, рыжие усы шевелились буквально в каждой щели. Глорис, бегло осмотрев все нехитрое хозяйство, только обреченно вздохнула:
   – Я подозревала, что здесь будет хуже, чем в Хесвилге, но чтобы настолько…
   – Не переживай. – Эсвендил уселась на край стола. – Вот увидишь, не пройдет и месяца, как эта жалкая хижина станет самой богатой. И самой уважаемой. Кстати, Миральда… А что такого ты наобещала старосте, что он нас пустил?