Страница:
— Что же в ней такого страшного?
— Каждый раз, впадая в это состояние, маг переносится в некое пространство, которое они называют «Место, которого нет». Пребывая там, можно достичь огромного могущества, но, вот беда, каждый раз вы оставляете там частичку своего разума и своей души. В результате мы получаем всемогущих безумцев, использующих свои силы для создания вокруг себя кошмарных извращенных миров, или впадающих в паранойю, как это случилось, судя по всему, с нашим Ларинтионом.
— Что же он себя никак не охранял, когда медитировал? — подивился я. — Настолько спятил?
— Достаточно, Хигарт. Я и без того сказал куда больше, чем собирался. Вопросов много, но искать на них ответы будете не вы. И не я. Однако, мне кажется, теперь ваш черед кое-чем поделиться.
Прежде чем делиться, я спросил:
— Скажите, а что может означать выражение «р-роу-неш»?
Не уверен в произношении, но одно из странных слов Тигара звучало примерно так.
Маг стремительно вскочил, словно в седалище ему вонзило жало ядовитое насекомое.
— Где?! От кого?! От кого ты это слышал?!
— Разве мы переходили на «ты», мэтр магистр?
— Приношу извинения, майгер Хигарт, — сказал Гаэларих, помолчав. — Однако не советую где-нибудь и когда-нибудь употреблять произнесенное вами слово. Могут случиться очень серьезные неприятности.
— С Инквизицией?
— С ней…
После долгой паузы маг взглянул мне в глаза и коротко спросил:
— Тигар?
Я ответил еще короче — кивнул.
— Вернемся в лагерь, — предложил Гаэларих, всем видом давая понять, что разговор окончен.
На обратном пути мне показалось, что он старательно сдерживает улыбку. Словно услышал нечто неожиданное, но весьма приятное.
Выглядел летописец отвратительно. Под глазами залегли глубокие тени, лицо осунулось, а всю его фигура, и без того нескладная, выглядела как-то особенно понуро.
Это сейчас он такой, напомнил я себе, и вгляделся в лицо мэтра. Ни единой черточки, проступившей тогда, во дворе замка… Другой человек. Обычный торговец средней руки. К тому же не очень удачливый.
Крепко обняв его за плечо, я повлек бедолагу в ночную тьму, освещаемую лишь яркими, нависшими над головой звездами.
Отойдя подальше, так, чтобы нас не было видно от костра, я для начала выдал ему оплеуху. Не очень сильную, раскрытой ладонью левой руки, но Тигару хватило — отлетел, шлепнулся на задницу, заверещал, заикаясь:
— П-по к-к-какому праву, Хигарт?!
— По праву сильного, — отрезал я. — И по праву командира.
Сгреб мэтра за шиворот, как нашкодившего щенка, поднял в воздух и отвесил вторую плюху. С другой стороны, для симметрии. Объяснил:
— Если командир говорит: ни шагу в сторону без приказа, — то его слушаются. А кто не слушается, тех вешают перед строем. У вас найдется в хозяйстве веревка соответствующей крепости в несколько локтей длиной?
Тигар не отвечал. Побледнел, глазки часто-часто моргали, кадык дергался…
— Когда командир спрашивает, — сказал я, демонстративно сжимая руку в кулак, — ему отвечают. Быстро, точно, исчерпывающе. Я спросил о веревке.
— Н-найдется… — выдавил Тигар.
— Замечательно. Завтра утром она понадобится. До утра сдайте Калрэйну казну. И имущество по списку.
Я говорил холодно, спокойно, деловито. Знал, что в иных ситуациях такой тон куда действеннее угроз и воплей.
— Н-но… ведь я… — заблеял мэтр, — сайэр епископ… меня…
— Что? Епископ? Ладно, так и быть. Из уважения к епископу окажу вам милость. Отменяю позорную казнь. Будете обезглавлены, словно благородный сайэр, гордитесь. Вот этим вот топором.
Я поднес Бьерсард к носу Тигара. Лезвие моего топора — зеркальное и бритвенно острое — вблизи может напугать людей и покрепче мэтра. Правда, большинство видевших Бьерсард с такого расстояния впечатлениями поделиться уже не могут.
Мэтра Тигара проняло до печенок. И даже глубже, — до мочевого пузыря и кишечника, насколько я мог судить по запаху…
Однако попыток оправдаться он не оставил.
— Н-но ведь я… с-сам ведь… сам исправил… майфрау Сельми… она сказала, я сам…
Так-так-так… Разговор становился интересным.
— При чем тут майфрау Сельми?! — рявкнул я. Тигар съежился еще больше, хоть это и казалось невозможным. Неприятный запах усилился.
Мэтр мекал, бекал и крайне невразумительно отвечал на вопросы. Однако потихоньку выяснилось: о своих подвигах во дворе замка он знает исключительно со слов Хлады. Сам же ничего не помнит. То есть абсолютно. Что делал, что говорил, — ничего. Полный провал в памяти.
Про бой у Лигонга я не стал даже спрашивать. Слышал, как вскоре после него Тигара расспрашивали конники пулы, и оказались весьма разочарованы невнятными ответами. Сомнений нет, случай тот же: не понимал, что творит, и все потом позабыл. Причина тому могла быть лишь одна, но я хотел, чтобы сам мэтр подтвердил мои догадки.
И я тщательно сформулировал и произнес свой вопрос.
— Я-а-а н-не могу! М-мне нельзя… — яростно замотал головой Тигар, рискуя отсечь себе кончик носа об лезвие Бьерсарда.
Я отвел топор в сторону, задумчиво сказал:
— Может, не стоит казнь откладывать до утра? У меня что-то руки чешутся, да и вас ни к чему изводить ожиданием…
Тигар забился, воя и захлебываясь рыданиями.
— Заткнитесь, почтенный, не то переполошите всех. А люди устали.
…Изливался Тигар долго, но бестолково, мысль его ходила по кругу: он, дескать, ответить хочет, но не может, а так бы рад все рассказать великодушному майгеру Хигарту, но не может, вернее, может, но не скажет, потому что не сможет, ибо едва начнет говорить, немедленно умрет, а на самом-то деле он хочет, очень хочет, но…
С трудом великодушный майгер Хигарт уразумел главное: епископ Хильдис Коот наложил на бедолагу сильнейшее заклятие, замыкающее уста. Ответ еще не успеет сорваться с губ, а с мэтром Тигаром уже случится какая-нибудь неприятность, вроде разрыва аорты, и изречь свою мысль он сумеет разве что в чертогах Пресветлого Сеггера.
— Верю! — заявил я торжественно. — Эти глаза не лгут!
И тут же попытался обойти запрет наводящими и косвенными вопросами. Спросил:
— Вы помните, как вас вводили в магический сон? Говорить ничего не надо, лишь кивните или покачайте головой.
Он честно попытался… Не знаю только, кивнуть или изобразить знак отрицания… Не сумел — побагровел, начал задыхаться, воздух не проходил в горло, словно стиснутое невидимой рукой.
— Не надо ничего отвечать! — быстро выкрикнул я.
Дыхание к мэтру возвращалось больше минуты. Да уж, не повезло бедолаге… Я даже ощутил некое раскаяние за те две оплеухи. Не слишком, впрочем, сильное, — проявленное в замке самовольство заслуживало наказания.
— Ладно, мэтр Тигар, — постановил я, — объявляю смертный приговор отложенным. До следующего вашего прегрешения. Ступайте, смените белье и ложитесь спать. Завтра тяжелый день.
Тигар поковылял к костру, я остался в темноте один, хотелось поразмышлять в одиночестве.
К сайэру Хильдису у меня накопилась уйма вопросов… И, когда мы подъезжали к лагерю, я попросил Гаэлариха установить связь с епископом — посредством магического кристалла либо иным способом. Ответ, как и обычно, оказался витиеватым и изобиловал заумными магическими терминами. Но суть я уразумел: отдельные кристаллы, используемые магами для связи, сами по себе слишком большим дальнодействием не обладают. Однако же с их помощью можно связаться почти с любым магом, находящимся чуть ли не на другом краю света. Противоречия тут нет: зоны действия отдельных кристаллов соприкасаются, образуя некую невидимую сеть, — магический сигнал проходит через чужие кристаллы транзитом, и способен его расшифровать лишь кристалл адресата послания. Так вот, мы забрались в такую глушь, что оказались за пределами действия той самой сети. Разговор с епископом невозможен. А иных способов в распоряжении его, Гаэлариха, не имеется. Послать же, дескать, конного гонца я и сам сумею.
Звучало убедительно, и я лишь поинтересовался: где и когда связь восстановится? Если вообще восстановится… Маг пообещал, что попытается в Вальгеро, но без гарантии.
Однако до Вальгеро предстоял еще переход через пустыню. И я решил принять до начала его кое-какие меры.
Мы медленно тащились по бездорожью. Пустыня приближалась — растительность становилась все более скудной и иссохшей, и уже начали попадаться участки земли, спекшейся в твердую корку, покрытую глубокими трещинами, где вообще ничего не росло.
Начал с Хлады. Слегка поотстав от нашего крохотного каравана, мы завели разговор. Вступительные экивоки не потребовались, общение с людьми, которым платишь деньги, имеет свои преимущества. И я напрямую спросил, что наемница думает о Тигаре.
Девушка пожала плечами. И ответила в том смысле, что ее дело не думать, а рубить саблей и тыкать кинжалом. А думает пусть отец-командир, для того и назначен.
Очень правильная, надо сказать, позиция. А то развелось мыслителей да писателей, как опарышей в тухлом мясе…
И отец-командир, то есть я, поделился своими мудрыми мыслями. Мэтр Тигар, по мнению отца-командира, личностью был насквозь подозрительной, аж пробы негде ставить. Одна его болтовня с давешними крылатыми милашками чего стоит. Вчера отправил их куда-то, завтра призовет обратно, и что тогда?
Наемница никак не комментировала, но кивала одобрительно.
К тому же не секрет, что у мэтра писателя ба-а-а-льшой зуб не на кого-нибудь, но именно на майфрау Сельми. Отсюда следует, что держаться следует к мэтру поближе, глаз с него не спускать, обо всем подозрительном немедленно докладывать командиру. А если ни с того, ни с сего начнет бормотать непонятные заклинания — немедленно пресечь. И возлагаются сии почетные обязанности на Хладу, это приказ.
Будет исполнено, только и сказала наемница. До чего же приятно иметь дело с дисциплинированными людьми.
Вторым номером в моем списке шел мэтр Тигар. Мрачный, надувшийся, в седло он не сел, ехал на козлах рядом с возницей. Вот с ним-то политесы потребовались, и немалые. Отправив возницу в другой фургон, я извинился за вчерашнюю невыдержанность, и подробно объяснил ее причины: сами, дескать, понимаете, мэтр, когда такой небольшой отряд отправляется на такое важное дело, ни один человек в нем не должен вызывать не то что подозрений, но и малейших неясностей… Но теперь-то мэтр полностью свободен от подозрений, коли уж сам Хильдис Коот почтил его высоким доверием, и магическим путем наградил столь многими знаниями и умениями. По ходу разговора помянутые знания и умения получили весьма высокую мою оценку.
Тигар, как и все писатели, оказался падок на лесть. Расцвел, разулыбался, и все прошлые обиды были позабыты.
Развивая тему о недопустимости подозрений и неясностей, я перевел разговор на Калрэйна. Почти дословно повторил рассуждения Гаэлариха о том, что бывшихкойаров не бывает… И отдал тот же приказ, что и Хладе: бдить, чуть что — докладывать. Мэтр, польщенный доверием, заверил, что глаз с ассасина не спустит.
Следующим на очереди был Калрэйн.
Незадолго до того я отправил его разведать дорогу на пару лиг вперед, и сейчас, буркнув что-то вроде: «давненько его нет, пора уже и вернуться», пришпорил своего коня и обогнал отряд.
Расчет оправдался: с возвращавшимся ассасином я встретился, едва перевалив гребень следующего холма. Поговорили, поджидая остальных.
Вот с кем, с кем, а с ним хитрить было бесполезно. Калрэйн прошел такую школу, что мог дать мне преизрядную фору в области слежки, выглядывания-вынюхивания и тонких, многоходовых провокаций. А потому я применил самую хитроумную тактику, которую только смог изобрести, — сказал правду.
А именно — если маг Гаэларих затеет сыграть какую-то свою игру, в которой нам места не будет, шансов как-то ему помешать у нас немного… Калрэйн, дескать, сам видел, как лихо магистр поджарил черношлемника на постоялом дворе. И единственное, пожалуй, оружие, способное опередить голубую молнию магистра — это брошенный ассасином нож. Так что, дружище, держись начеку и глаз не спускай с мага…
Магистру я ничего говорить не стал. Гаэларих не хуже меня понимал, что дело нечисто, коли уж наш отряд шагу не может ступить, не впутавшись в очередные неприятности… Не случается столько совпадений подряд… А Калрэйн с Хладой у него и без всяких предупреждений числятся на большом подозрении.
Теперь все следили за всеми.
А мне оставалось следить за ними и стараться остаться в живых.
Ах да, чуть не забыл…
Еще надо было найти Навершие Молота и спасти мир.
Глава пятая. О вреде излишнего патриотизма
Когда-то Вальгеро был захудалым приморским поселком. Маленький рыбный порт и рыбный рынок, коптильни, солильни, небольшая верфь, принадлежавшая казне, — вот и всё. Никакого сравнения с большими и богатыми торговыми городами, расположенными на морском берегу.
Однако городов тех ныне нет, лишь песок заносит руины… А Вальгеро живет и здравствует, и численность его населения даже выросла не то в семь, не то в десять раз.
Причина проста: после Катаклизма исчезли старые торговые пути и появились новые. Торговые когги и каравеллы, приносившие немалые богатства городам Морской Лиги, давно пущены на дрова — воды во внутреннем Лухаарском море теперь не осталось, зато обитают крайне неприятные и опасные существа. Не то былые жители глубин, приспособившиеся к безводному существованию, не то пришедшие откуда-то чудовища…
Бывшее мелководье служит ареной столкновений с ними — людей здесь весьма интересуют сокровища затонувших кораблей и жемчужины, сохранившиеся в погибших раковинах. Но в морские бездны — ныне впадины и пропасти несколько лиг глубиной — никто спускаться не пробовал. Равно как и пересекать море посуху… На бывший берег с бывшего дна здешние чудища, слава Пресветлому Сеггеру, не выползают. Пока не выползают…
В общем, караваны, направляющиеся и в магнораты Кандии, и в Уорлог, — идут берегом, огибая впадину моря. И Вальгеро оказался на пересечении торговых путей. Именно здесь можно закупить воду и припасы перед переходом через южные пустыни. Именно здесь составляются караваны и нанимается для них охрана. Именно здесь наемники оставляют в кабаках и лупанариях заработанное кровью серебро, и спускают добычу искатели приключений, рискующие жизнью ради пригоршни жемчуга или обросшего ракушками сундука со старинными монетами.
Честно говоря, Вальгеро мне нравился куда больше недоброй памяти Альхенгарда. Городскими стенами здешние жители так и не обзавелись, дома и домишки раскинулись на окрестных холмах широко и привольно, нет узких и мрачных, пропахших нечистотами улиц… Да и народ другой. В Альхенгарде — чинные бюргеры с постными минами, трудолюбиво отсидевшие весь день в мастерской или лавке, чтобы вечером пойти в трактир и за благопристойными разговорами сыграть пару партий в кости по мизерной ставке и осушить ровно две — не больше и не меньше — кружки отвратного пива. В Вальгеро — гуляки, рубаки, авантюристы всех мастей, отчаянные головы. Пьют — так уж до утра, играют — так до последней рубахи. Да еще изобилие девиц, готовых одарить своими ласками героя за весьма умеренную плату. Все ходят с оружием, и обиженные не бегут подавать жалобу городскому прево: все споры улаживаются здесь же, на месте, за порогом кабака, — когда кулаками, когда и честной сталью… И ведь что любопытно: в Альхенгарде, где магистрат не попустительствует ношению оружия, и в Вальгеро примерно одинаков риск напороться ночью на компанию, желающую облегчить вас от избытка наличности.
Именно таким запомнился мне городок, где в последний раз я побывал два года назад: лихим, безалаберным, шумным…
Наш торжественный въезд в Вальгеро состоялся около полудня. Улицы казались обманчиво тихими, обманчиво безлюдными. Но я знал, что жители по большей части просто-напросто отсыпаются после ночных подвигов.
Лишь из близлежащего переулка доносились звуки драки, не то кто-то не догулял, не то решил размять кулаки с похмелья…
Вскоре из переулка выбежал эльф-полукровка, пятная кровью из разбитого носа куртку, украшенную длинной бахромой. Перебежал улицу перед самыми мордами тяжеловозов головного фургона, понесся дальше. За ним гнались пятеро молодых людей в черных кожаных камзолах схожего покроя, все с одинаковыми очень короткими стрижками. Даже, пожалуй, не стрижками — похоже, по черепам юношей недели две назад прогулялась бритва, и волосы толком не отросли. Все молодые люди оказались при оружии, но в драке мечами не пользовались: двое на бегу размахивали не длинными, но увесистыми дубинками, у остальных на руках поблескивали кастеты. Надо полагать, члены какой-то молодежной банды, которых здесь хватает. Скоростью преследователи уступали полуэльфу, но погоню не бросали, бежали деловито и целеустремленно, словно стая гиен, способных хоть сутки напролет гнаться по пустыне за добычей.
Узнаю старый добрый Вальгеро…
— Принимайте команду, мэтр магистр, — сказал я Гаэлариху. — Разместите людей и возы во-о-о-н там, в прирыночной гостинице. Мест в ней всегда хватает, и ненужные вопросы ни у кого не возникают.
— А вы?
— Заверну в один знакомый кабачок, знаменитый на всю округу своим красным эрладийским…
Взгляд, которым одарил меня маг, лучше любых слов передал мнение Гаэлариха о людях, напивающихся среди бела дня в ущерб своим обязанностям… И я поспешил добавить:
— Найму там еще нескольких бойцов. А вы, чтобы не терять времени, после гостиницы отправляйтесь к магу Т?манну за его секретным эликсиром. А потом встретимся, и я хотел бы — с вашей помощью, естественно, — переговорить с епископом.
— Я бы предпочел сходить за эликсиром в вашем обществе, Хигарт.
— Хорошо, сходим… — Ломать голову касательно причин такого желания мэтра магистра я не стал. — Тогда подождите меня, через час вернусь, вербовка здесь дело недолгое.
Однако вербовка вербовкой, но промочить глотку после шестидневного перехода через пустыню — дело святое и угодное Пресветлому Сеггеру…
Едва переступив порог таверны «Веселая каракатица», я увидел за стойкой старого своего знакомца.
— Привет, Калларье! Никак я буду у тебя сегодня первым посетителем?
— Рад тебя видеть, Хигарт, — меланхолично ответил Калларье. — Не лучший денёк для торговли, да…
Сколько его помню, Калларье всегда жалуется на судьбу и на убыточность своей коммерции. Что не мешает ему считаться одним из самых зажиточных людей в Вальгеро. Давно известно: охотники за фортуной, даже самые удачливые, редко заканчивают свои дни в достатке. В отличие от тех, кто снабжает их выпивкой и услугами жриц любви… Калларье умудрился совместить обе эти стези: в молодости изрядно покуролесил, гоняясь за птицей счастья, а в зрелости женился, остепенился, завел доходное дело, преизрядно растолстел… Хотя прежняя закалка, широченные плечи и увесистые кулаки до сих пор позволяли ему экономить на услугах вышибалы.
— А давай-ка начнем с бутыли твоего знаменитого эрладийского красного, — жизнерадостно заявил я. — Веришь ли, даже в столице вспоминал его вкус!
— Нет его… — понуро сказал Калларье.
— Не повезло… Ну ладно, тогда «Берзо-Раллэ», у него букет почти не хуже.
— И его нет.
— Ну тогда эта, на травах… как ее…
— «Кровь кракена»? И ее нет.
Чудеса… Неужто всё выпили? Жители Вальгеро в массе своей предпочитают более дешевые напитки, а эрладийское красное и «Берзо-Раллэ» пьют истинные ценители, которых здесь не так-то много…
— Пожалуй, проще будет спросить, что у тебя осталось… — сказал я.
— «Слава Туллена», но не советую, его в последнее время стали безбожно крепить винным зельем. «Слеза святой Гаргулы», ничего, вполне приличное винцо. «Услада праведника», пятилетнее, рекомендую… Неплохой выбор аккенийского белого, но ты его, кажется, недолюбливаешь. Других марочных нет…
— Подожди… Не понял… У тебя что, вообще нет эрладийских вин?!
— Нет. И не будет. Торговать эрладийским в наше время непатриотично.
— Что?! — мне показалось, что я ослышался.
— Не-пат-ри-о-тич-но.
Ну дела… С каких это пор кабатчики пекутся о патриотизме в ущерб мошне? Да им и слова-то такого знать не положено. Калларье, допустим, для избранной профессии редкостно образован, но выгоду свою блюдет не хуже прочих коллег…
— Ладно, — махнул я рукой, — давай бутыль «Слезы святой Гаргулы», поддержим отечественных виноделов… И вот что: выстави стол за порог. И принеси мне лист пергамента, перо с чернильницей да колокольчик позвонче.
Именно так вербуют наемников в Вальгеро: у порога трактира. Услышав знакомый звон, и члены Гильдии, и вольные стрелки буквально выстраиваются в очередь, остается только выбирать лучших. Полдень, конечно, час по здешним меркам весьма ранний, но все же десяток-полтора лихих рубак я рассчитывал нанять быстро и без проблем.
И тут Калларье убил меня наповал:
— Ничего не получится.
— Что не получится?
— Вербовка.
— Та-а-ак… — я тяжело опустился на стул. — Тащи-ка вместе со «Слезой» две чарки… Присаживайся и расскажи все по порядку.
Вообще-то он некогда отучился пару семестров в аккенийском университете, хоть и давненько забросил изучение наук тривиума ради погони за наживой. Но многолетнее общение с пьяным сбродом даром не проходит, и в речи Калларье нередки выражения, которым не учат на лекциях по риторике.
«Слеза» действительно оказалась неплохим вином. Хотя до эрладийского красного ей, конечно, далеко…
— Ничего не понял… — признал я открыто и честно. — Что за бастион? Жители Вальгеро наконец обзавелись укреплениями? Как-то не заметил, подъезжая.
— Не бастион — «Бастион»! «Бастион истинной веры», понимаешь? Бывший бордель…
— Час от часу не легче… Давненько я здесь не бывал, похоже, пропустил что-то важное…
— Зря притащился, хоть и рад тебя видеть. Не тот уже Вальгеро, совсем не тот…
И он рассказал: когда я приезжал сюда в последний раз, «Лига спасения Аккении и Туллена» уже существовала… Но никто ее всерьез не воспринимал. И в самом деле, собираются по вечерам два десятка горлопанов в одной из самых захудалых пивных и рассуждают, как всем замечательно станет жить, если перебить большую часть представителей нелюдских рас, загнав остатки в хорошо охраняемые резервации, а заодно приструнить и немалую часть людей — всех иноземцев и иноверцев.
— Ну да, ну да, — согласно покивал я. — Слыхали… Перерезать всех эрладийцев, заставить кандийцев от ереси отречься и истинную веру принять, — глядишь, и дожди снова пойдут, и твари Темной Стороны сами собой все вымрут… А если уж еще и троллей с орками под корень истребить, так и вообще благодать полная настанет.
— На Лааре нет воды, — значит, выпили эрладийцы! — с издевкой процитировал кого-то Калларье и с опаской взглянул на дверь. Отхлебнул вина, вздохнул:
— Кто же их опасался еще пару лет назад? Ну хрипят о своем за пивными кружками, ну с факелами пройдут ночью… Чепуха, мало ли блаженных на свете.
Но не так давно, по словам Калларье, все разительно изменилось. Откуда-то у «лигистов» появились деньги, и немалые. На ежевечерних собраниях главари щедро угощали своих подручных; экипировали — справили им новую форму, закупили оружие; и то, и другое — всё новое, дорогое. И начали платить неплохое жалованье членам «ударных отрядов». Молодежь потянулась к лигистам. Но откуда они брали средства — непонятно. Людей зажиточных никогда среди этих горлопанов не замечали…
— Подожди, подожди… — вспомнил я сцену, увиденную при въезде в город. — Кожаные камзолы, черные рубахи, короткая стрижка… Они? «Лига спасения»?
— Они, — подтвердил Калларье. — Только теперь по-другому называются — «Лига Тугарда». И программа появилась вполне конкретная…
— Единый Тугард?
— Он самый… Без нелюдей и инородцев-иноверцев, разумеется.
Разговоры насчет объединения Аккении и Туллена идут давно: дескать, один язык, одна вера, схожие обычаи, да и были уже когда-то единым государством Тугард… Но одно государство — это один правитель. А в Туллене власть крепко держит лорд-регент Адрелиан, местоблюститель королевского престола. И на вторые роли в новой единой державе никогда не согласится. Да и императорская династия Аккении никогда своими правами не поступится. И все разговоры остаются разговорами.
В Вальгеро, однако же, от слов перешли к делам… Поворотным пунктом, как выяснилось из слов Калларье, стали прошлогодние выборы бургомистра и советников магистрата. Надо сказать, что должности эти никогда среди здешней вольницы излишним авторитетом не пользовалось… Тем не менее на них претендовали — и традиционно избирались — наиболее уважаемые жители города. Но в прошлом году на пост бургомистра выставил свою кандидатуру Аргелах, глава местного отделения «Лиги». А в советники баллотировались наиболее активные лигисты.
— Каждый раз, впадая в это состояние, маг переносится в некое пространство, которое они называют «Место, которого нет». Пребывая там, можно достичь огромного могущества, но, вот беда, каждый раз вы оставляете там частичку своего разума и своей души. В результате мы получаем всемогущих безумцев, использующих свои силы для создания вокруг себя кошмарных извращенных миров, или впадающих в паранойю, как это случилось, судя по всему, с нашим Ларинтионом.
— Что же он себя никак не охранял, когда медитировал? — подивился я. — Настолько спятил?
— Достаточно, Хигарт. Я и без того сказал куда больше, чем собирался. Вопросов много, но искать на них ответы будете не вы. И не я. Однако, мне кажется, теперь ваш черед кое-чем поделиться.
Прежде чем делиться, я спросил:
— Скажите, а что может означать выражение «р-роу-неш»?
Не уверен в произношении, но одно из странных слов Тигара звучало примерно так.
Маг стремительно вскочил, словно в седалище ему вонзило жало ядовитое насекомое.
— Где?! От кого?! От кого ты это слышал?!
— Разве мы переходили на «ты», мэтр магистр?
— Приношу извинения, майгер Хигарт, — сказал Гаэларих, помолчав. — Однако не советую где-нибудь и когда-нибудь употреблять произнесенное вами слово. Могут случиться очень серьезные неприятности.
— С Инквизицией?
— С ней…
После долгой паузы маг взглянул мне в глаза и коротко спросил:
— Тигар?
Я ответил еще короче — кивнул.
— Вернемся в лагерь, — предложил Гаэларих, всем видом давая понять, что разговор окончен.
На обратном пути мне показалось, что он старательно сдерживает улыбку. Словно услышал нечто неожиданное, но весьма приятное.
* * *
Разводить с мэтром Тигаром дипломатические политесы я не стал. Не заслужил он таковых после своих художеств в замке.Выглядел летописец отвратительно. Под глазами залегли глубокие тени, лицо осунулось, а всю его фигура, и без того нескладная, выглядела как-то особенно понуро.
Это сейчас он такой, напомнил я себе, и вгляделся в лицо мэтра. Ни единой черточки, проступившей тогда, во дворе замка… Другой человек. Обычный торговец средней руки. К тому же не очень удачливый.
Крепко обняв его за плечо, я повлек бедолагу в ночную тьму, освещаемую лишь яркими, нависшими над головой звездами.
Отойдя подальше, так, чтобы нас не было видно от костра, я для начала выдал ему оплеуху. Не очень сильную, раскрытой ладонью левой руки, но Тигару хватило — отлетел, шлепнулся на задницу, заверещал, заикаясь:
— П-по к-к-какому праву, Хигарт?!
— По праву сильного, — отрезал я. — И по праву командира.
Сгреб мэтра за шиворот, как нашкодившего щенка, поднял в воздух и отвесил вторую плюху. С другой стороны, для симметрии. Объяснил:
— Если командир говорит: ни шагу в сторону без приказа, — то его слушаются. А кто не слушается, тех вешают перед строем. У вас найдется в хозяйстве веревка соответствующей крепости в несколько локтей длиной?
Тигар не отвечал. Побледнел, глазки часто-часто моргали, кадык дергался…
— Когда командир спрашивает, — сказал я, демонстративно сжимая руку в кулак, — ему отвечают. Быстро, точно, исчерпывающе. Я спросил о веревке.
— Н-найдется… — выдавил Тигар.
— Замечательно. Завтра утром она понадобится. До утра сдайте Калрэйну казну. И имущество по списку.
Я говорил холодно, спокойно, деловито. Знал, что в иных ситуациях такой тон куда действеннее угроз и воплей.
— Н-но… ведь я… — заблеял мэтр, — сайэр епископ… меня…
— Что? Епископ? Ладно, так и быть. Из уважения к епископу окажу вам милость. Отменяю позорную казнь. Будете обезглавлены, словно благородный сайэр, гордитесь. Вот этим вот топором.
Я поднес Бьерсард к носу Тигара. Лезвие моего топора — зеркальное и бритвенно острое — вблизи может напугать людей и покрепче мэтра. Правда, большинство видевших Бьерсард с такого расстояния впечатлениями поделиться уже не могут.
Мэтра Тигара проняло до печенок. И даже глубже, — до мочевого пузыря и кишечника, насколько я мог судить по запаху…
Однако попыток оправдаться он не оставил.
— Н-но ведь я… с-сам ведь… сам исправил… майфрау Сельми… она сказала, я сам…
Так-так-так… Разговор становился интересным.
— При чем тут майфрау Сельми?! — рявкнул я. Тигар съежился еще больше, хоть это и казалось невозможным. Неприятный запах усилился.
Мэтр мекал, бекал и крайне невразумительно отвечал на вопросы. Однако потихоньку выяснилось: о своих подвигах во дворе замка он знает исключительно со слов Хлады. Сам же ничего не помнит. То есть абсолютно. Что делал, что говорил, — ничего. Полный провал в памяти.
Про бой у Лигонга я не стал даже спрашивать. Слышал, как вскоре после него Тигара расспрашивали конники пулы, и оказались весьма разочарованы невнятными ответами. Сомнений нет, случай тот же: не понимал, что творит, и все потом позабыл. Причина тому могла быть лишь одна, но я хотел, чтобы сам мэтр подтвердил мои догадки.
И я тщательно сформулировал и произнес свой вопрос.
— Я-а-а н-не могу! М-мне нельзя… — яростно замотал головой Тигар, рискуя отсечь себе кончик носа об лезвие Бьерсарда.
Я отвел топор в сторону, задумчиво сказал:
— Может, не стоит казнь откладывать до утра? У меня что-то руки чешутся, да и вас ни к чему изводить ожиданием…
Тигар забился, воя и захлебываясь рыданиями.
— Заткнитесь, почтенный, не то переполошите всех. А люди устали.
…Изливался Тигар долго, но бестолково, мысль его ходила по кругу: он, дескать, ответить хочет, но не может, а так бы рад все рассказать великодушному майгеру Хигарту, но не может, вернее, может, но не скажет, потому что не сможет, ибо едва начнет говорить, немедленно умрет, а на самом-то деле он хочет, очень хочет, но…
С трудом великодушный майгер Хигарт уразумел главное: епископ Хильдис Коот наложил на бедолагу сильнейшее заклятие, замыкающее уста. Ответ еще не успеет сорваться с губ, а с мэтром Тигаром уже случится какая-нибудь неприятность, вроде разрыва аорты, и изречь свою мысль он сумеет разве что в чертогах Пресветлого Сеггера.
— Верю! — заявил я торжественно. — Эти глаза не лгут!
И тут же попытался обойти запрет наводящими и косвенными вопросами. Спросил:
— Вы помните, как вас вводили в магический сон? Говорить ничего не надо, лишь кивните или покачайте головой.
Он честно попытался… Не знаю только, кивнуть или изобразить знак отрицания… Не сумел — побагровел, начал задыхаться, воздух не проходил в горло, словно стиснутое невидимой рукой.
— Не надо ничего отвечать! — быстро выкрикнул я.
Дыхание к мэтру возвращалось больше минуты. Да уж, не повезло бедолаге… Я даже ощутил некое раскаяние за те две оплеухи. Не слишком, впрочем, сильное, — проявленное в замке самовольство заслуживало наказания.
— Ладно, мэтр Тигар, — постановил я, — объявляю смертный приговор отложенным. До следующего вашего прегрешения. Ступайте, смените белье и ложитесь спать. Завтра тяжелый день.
Тигар поковылял к костру, я остался в темноте один, хотелось поразмышлять в одиночестве.
К сайэру Хильдису у меня накопилась уйма вопросов… И, когда мы подъезжали к лагерю, я попросил Гаэлариха установить связь с епископом — посредством магического кристалла либо иным способом. Ответ, как и обычно, оказался витиеватым и изобиловал заумными магическими терминами. Но суть я уразумел: отдельные кристаллы, используемые магами для связи, сами по себе слишком большим дальнодействием не обладают. Однако же с их помощью можно связаться почти с любым магом, находящимся чуть ли не на другом краю света. Противоречия тут нет: зоны действия отдельных кристаллов соприкасаются, образуя некую невидимую сеть, — магический сигнал проходит через чужие кристаллы транзитом, и способен его расшифровать лишь кристалл адресата послания. Так вот, мы забрались в такую глушь, что оказались за пределами действия той самой сети. Разговор с епископом невозможен. А иных способов в распоряжении его, Гаэлариха, не имеется. Послать же, дескать, конного гонца я и сам сумею.
Звучало убедительно, и я лишь поинтересовался: где и когда связь восстановится? Если вообще восстановится… Маг пообещал, что попытается в Вальгеро, но без гарантии.
Однако до Вальгеро предстоял еще переход через пустыню. И я решил принять до начала его кое-какие меры.
* * *
Меры я принял на следующий день.Мы медленно тащились по бездорожью. Пустыня приближалась — растительность становилась все более скудной и иссохшей, и уже начали попадаться участки земли, спекшейся в твердую корку, покрытую глубокими трещинами, где вообще ничего не росло.
Начал с Хлады. Слегка поотстав от нашего крохотного каравана, мы завели разговор. Вступительные экивоки не потребовались, общение с людьми, которым платишь деньги, имеет свои преимущества. И я напрямую спросил, что наемница думает о Тигаре.
Девушка пожала плечами. И ответила в том смысле, что ее дело не думать, а рубить саблей и тыкать кинжалом. А думает пусть отец-командир, для того и назначен.
Очень правильная, надо сказать, позиция. А то развелось мыслителей да писателей, как опарышей в тухлом мясе…
И отец-командир, то есть я, поделился своими мудрыми мыслями. Мэтр Тигар, по мнению отца-командира, личностью был насквозь подозрительной, аж пробы негде ставить. Одна его болтовня с давешними крылатыми милашками чего стоит. Вчера отправил их куда-то, завтра призовет обратно, и что тогда?
Наемница никак не комментировала, но кивала одобрительно.
К тому же не секрет, что у мэтра писателя ба-а-а-льшой зуб не на кого-нибудь, но именно на майфрау Сельми. Отсюда следует, что держаться следует к мэтру поближе, глаз с него не спускать, обо всем подозрительном немедленно докладывать командиру. А если ни с того, ни с сего начнет бормотать непонятные заклинания — немедленно пресечь. И возлагаются сии почетные обязанности на Хладу, это приказ.
Будет исполнено, только и сказала наемница. До чего же приятно иметь дело с дисциплинированными людьми.
Вторым номером в моем списке шел мэтр Тигар. Мрачный, надувшийся, в седло он не сел, ехал на козлах рядом с возницей. Вот с ним-то политесы потребовались, и немалые. Отправив возницу в другой фургон, я извинился за вчерашнюю невыдержанность, и подробно объяснил ее причины: сами, дескать, понимаете, мэтр, когда такой небольшой отряд отправляется на такое важное дело, ни один человек в нем не должен вызывать не то что подозрений, но и малейших неясностей… Но теперь-то мэтр полностью свободен от подозрений, коли уж сам Хильдис Коот почтил его высоким доверием, и магическим путем наградил столь многими знаниями и умениями. По ходу разговора помянутые знания и умения получили весьма высокую мою оценку.
Тигар, как и все писатели, оказался падок на лесть. Расцвел, разулыбался, и все прошлые обиды были позабыты.
Развивая тему о недопустимости подозрений и неясностей, я перевел разговор на Калрэйна. Почти дословно повторил рассуждения Гаэлариха о том, что бывшихкойаров не бывает… И отдал тот же приказ, что и Хладе: бдить, чуть что — докладывать. Мэтр, польщенный доверием, заверил, что глаз с ассасина не спустит.
Следующим на очереди был Калрэйн.
Незадолго до того я отправил его разведать дорогу на пару лиг вперед, и сейчас, буркнув что-то вроде: «давненько его нет, пора уже и вернуться», пришпорил своего коня и обогнал отряд.
Расчет оправдался: с возвращавшимся ассасином я встретился, едва перевалив гребень следующего холма. Поговорили, поджидая остальных.
Вот с кем, с кем, а с ним хитрить было бесполезно. Калрэйн прошел такую школу, что мог дать мне преизрядную фору в области слежки, выглядывания-вынюхивания и тонких, многоходовых провокаций. А потому я применил самую хитроумную тактику, которую только смог изобрести, — сказал правду.
А именно — если маг Гаэларих затеет сыграть какую-то свою игру, в которой нам места не будет, шансов как-то ему помешать у нас немного… Калрэйн, дескать, сам видел, как лихо магистр поджарил черношлемника на постоялом дворе. И единственное, пожалуй, оружие, способное опередить голубую молнию магистра — это брошенный ассасином нож. Так что, дружище, держись начеку и глаз не спускай с мага…
Магистру я ничего говорить не стал. Гаэларих не хуже меня понимал, что дело нечисто, коли уж наш отряд шагу не может ступить, не впутавшись в очередные неприятности… Не случается столько совпадений подряд… А Калрэйн с Хладой у него и без всяких предупреждений числятся на большом подозрении.
Теперь все следили за всеми.
А мне оставалось следить за ними и стараться остаться в живых.
Ах да, чуть не забыл…
Еще надо было найти Навершие Молота и спасти мир.
Глава пятая. О вреде излишнего патриотизма
Истинный патриот Империи не может себе позволить расизм, национализм и религиозный шовинизм; любой враг Отечества, Престола и Святейшей Церкви должен быть уничтожен вне зависимости от его национальности, веры и расы.
Оло ди Хайн, «Святая реконкиста»
Когда-то Вальгеро был захудалым приморским поселком. Маленький рыбный порт и рыбный рынок, коптильни, солильни, небольшая верфь, принадлежавшая казне, — вот и всё. Никакого сравнения с большими и богатыми торговыми городами, расположенными на морском берегу.
Однако городов тех ныне нет, лишь песок заносит руины… А Вальгеро живет и здравствует, и численность его населения даже выросла не то в семь, не то в десять раз.
Причина проста: после Катаклизма исчезли старые торговые пути и появились новые. Торговые когги и каравеллы, приносившие немалые богатства городам Морской Лиги, давно пущены на дрова — воды во внутреннем Лухаарском море теперь не осталось, зато обитают крайне неприятные и опасные существа. Не то былые жители глубин, приспособившиеся к безводному существованию, не то пришедшие откуда-то чудовища…
Бывшее мелководье служит ареной столкновений с ними — людей здесь весьма интересуют сокровища затонувших кораблей и жемчужины, сохранившиеся в погибших раковинах. Но в морские бездны — ныне впадины и пропасти несколько лиг глубиной — никто спускаться не пробовал. Равно как и пересекать море посуху… На бывший берег с бывшего дна здешние чудища, слава Пресветлому Сеггеру, не выползают. Пока не выползают…
В общем, караваны, направляющиеся и в магнораты Кандии, и в Уорлог, — идут берегом, огибая впадину моря. И Вальгеро оказался на пересечении торговых путей. Именно здесь можно закупить воду и припасы перед переходом через южные пустыни. Именно здесь составляются караваны и нанимается для них охрана. Именно здесь наемники оставляют в кабаках и лупанариях заработанное кровью серебро, и спускают добычу искатели приключений, рискующие жизнью ради пригоршни жемчуга или обросшего ракушками сундука со старинными монетами.
Честно говоря, Вальгеро мне нравился куда больше недоброй памяти Альхенгарда. Городскими стенами здешние жители так и не обзавелись, дома и домишки раскинулись на окрестных холмах широко и привольно, нет узких и мрачных, пропахших нечистотами улиц… Да и народ другой. В Альхенгарде — чинные бюргеры с постными минами, трудолюбиво отсидевшие весь день в мастерской или лавке, чтобы вечером пойти в трактир и за благопристойными разговорами сыграть пару партий в кости по мизерной ставке и осушить ровно две — не больше и не меньше — кружки отвратного пива. В Вальгеро — гуляки, рубаки, авантюристы всех мастей, отчаянные головы. Пьют — так уж до утра, играют — так до последней рубахи. Да еще изобилие девиц, готовых одарить своими ласками героя за весьма умеренную плату. Все ходят с оружием, и обиженные не бегут подавать жалобу городскому прево: все споры улаживаются здесь же, на месте, за порогом кабака, — когда кулаками, когда и честной сталью… И ведь что любопытно: в Альхенгарде, где магистрат не попустительствует ношению оружия, и в Вальгеро примерно одинаков риск напороться ночью на компанию, желающую облегчить вас от избытка наличности.
Именно таким запомнился мне городок, где в последний раз я побывал два года назад: лихим, безалаберным, шумным…
Наш торжественный въезд в Вальгеро состоялся около полудня. Улицы казались обманчиво тихими, обманчиво безлюдными. Но я знал, что жители по большей части просто-напросто отсыпаются после ночных подвигов.
Лишь из близлежащего переулка доносились звуки драки, не то кто-то не догулял, не то решил размять кулаки с похмелья…
Вскоре из переулка выбежал эльф-полукровка, пятная кровью из разбитого носа куртку, украшенную длинной бахромой. Перебежал улицу перед самыми мордами тяжеловозов головного фургона, понесся дальше. За ним гнались пятеро молодых людей в черных кожаных камзолах схожего покроя, все с одинаковыми очень короткими стрижками. Даже, пожалуй, не стрижками — похоже, по черепам юношей недели две назад прогулялась бритва, и волосы толком не отросли. Все молодые люди оказались при оружии, но в драке мечами не пользовались: двое на бегу размахивали не длинными, но увесистыми дубинками, у остальных на руках поблескивали кастеты. Надо полагать, члены какой-то молодежной банды, которых здесь хватает. Скоростью преследователи уступали полуэльфу, но погоню не бросали, бежали деловито и целеустремленно, словно стая гиен, способных хоть сутки напролет гнаться по пустыне за добычей.
Узнаю старый добрый Вальгеро…
— Принимайте команду, мэтр магистр, — сказал я Гаэлариху. — Разместите людей и возы во-о-о-н там, в прирыночной гостинице. Мест в ней всегда хватает, и ненужные вопросы ни у кого не возникают.
— А вы?
— Заверну в один знакомый кабачок, знаменитый на всю округу своим красным эрладийским…
Взгляд, которым одарил меня маг, лучше любых слов передал мнение Гаэлариха о людях, напивающихся среди бела дня в ущерб своим обязанностям… И я поспешил добавить:
— Найму там еще нескольких бойцов. А вы, чтобы не терять времени, после гостиницы отправляйтесь к магу Т?манну за его секретным эликсиром. А потом встретимся, и я хотел бы — с вашей помощью, естественно, — переговорить с епископом.
— Я бы предпочел сходить за эликсиром в вашем обществе, Хигарт.
— Хорошо, сходим… — Ломать голову касательно причин такого желания мэтра магистра я не стал. — Тогда подождите меня, через час вернусь, вербовка здесь дело недолгое.
Однако вербовка вербовкой, но промочить глотку после шестидневного перехода через пустыню — дело святое и угодное Пресветлому Сеггеру…
Едва переступив порог таверны «Веселая каракатица», я увидел за стойкой старого своего знакомца.
— Привет, Калларье! Никак я буду у тебя сегодня первым посетителем?
— Рад тебя видеть, Хигарт, — меланхолично ответил Калларье. — Не лучший денёк для торговли, да…
Сколько его помню, Калларье всегда жалуется на судьбу и на убыточность своей коммерции. Что не мешает ему считаться одним из самых зажиточных людей в Вальгеро. Давно известно: охотники за фортуной, даже самые удачливые, редко заканчивают свои дни в достатке. В отличие от тех, кто снабжает их выпивкой и услугами жриц любви… Калларье умудрился совместить обе эти стези: в молодости изрядно покуролесил, гоняясь за птицей счастья, а в зрелости женился, остепенился, завел доходное дело, преизрядно растолстел… Хотя прежняя закалка, широченные плечи и увесистые кулаки до сих пор позволяли ему экономить на услугах вышибалы.
— А давай-ка начнем с бутыли твоего знаменитого эрладийского красного, — жизнерадостно заявил я. — Веришь ли, даже в столице вспоминал его вкус!
— Нет его… — понуро сказал Калларье.
— Не повезло… Ну ладно, тогда «Берзо-Раллэ», у него букет почти не хуже.
— И его нет.
— Ну тогда эта, на травах… как ее…
— «Кровь кракена»? И ее нет.
Чудеса… Неужто всё выпили? Жители Вальгеро в массе своей предпочитают более дешевые напитки, а эрладийское красное и «Берзо-Раллэ» пьют истинные ценители, которых здесь не так-то много…
— Пожалуй, проще будет спросить, что у тебя осталось… — сказал я.
— «Слава Туллена», но не советую, его в последнее время стали безбожно крепить винным зельем. «Слеза святой Гаргулы», ничего, вполне приличное винцо. «Услада праведника», пятилетнее, рекомендую… Неплохой выбор аккенийского белого, но ты его, кажется, недолюбливаешь. Других марочных нет…
— Подожди… Не понял… У тебя что, вообще нет эрладийских вин?!
— Нет. И не будет. Торговать эрладийским в наше время непатриотично.
— Что?! — мне показалось, что я ослышался.
— Не-пат-ри-о-тич-но.
Ну дела… С каких это пор кабатчики пекутся о патриотизме в ущерб мошне? Да им и слова-то такого знать не положено. Калларье, допустим, для избранной профессии редкостно образован, но выгоду свою блюдет не хуже прочих коллег…
— Ладно, — махнул я рукой, — давай бутыль «Слезы святой Гаргулы», поддержим отечественных виноделов… И вот что: выстави стол за порог. И принеси мне лист пергамента, перо с чернильницей да колокольчик позвонче.
Именно так вербуют наемников в Вальгеро: у порога трактира. Услышав знакомый звон, и члены Гильдии, и вольные стрелки буквально выстраиваются в очередь, остается только выбирать лучших. Полдень, конечно, час по здешним меркам весьма ранний, но все же десяток-полтора лихих рубак я рассчитывал нанять быстро и без проблем.
И тут Калларье убил меня наповал:
— Ничего не получится.
— Что не получится?
— Вербовка.
— Та-а-ак… — я тяжело опустился на стул. — Тащи-ка вместе со «Слезой» две чарки… Присаживайся и расскажи все по порядку.
* * *
— Бастион проклятый жизни не дает, все под себя зажал, не дыхнуть, не перднуть… — пожаловался Калларье, разливая вино по чаркам. — Твое здоровье!Вообще-то он некогда отучился пару семестров в аккенийском университете, хоть и давненько забросил изучение наук тривиума ради погони за наживой. Но многолетнее общение с пьяным сбродом даром не проходит, и в речи Калларье нередки выражения, которым не учат на лекциях по риторике.
«Слеза» действительно оказалась неплохим вином. Хотя до эрладийского красного ей, конечно, далеко…
— Ничего не понял… — признал я открыто и честно. — Что за бастион? Жители Вальгеро наконец обзавелись укреплениями? Как-то не заметил, подъезжая.
— Не бастион — «Бастион»! «Бастион истинной веры», понимаешь? Бывший бордель…
— Час от часу не легче… Давненько я здесь не бывал, похоже, пропустил что-то важное…
— Зря притащился, хоть и рад тебя видеть. Не тот уже Вальгеро, совсем не тот…
И он рассказал: когда я приезжал сюда в последний раз, «Лига спасения Аккении и Туллена» уже существовала… Но никто ее всерьез не воспринимал. И в самом деле, собираются по вечерам два десятка горлопанов в одной из самых захудалых пивных и рассуждают, как всем замечательно станет жить, если перебить большую часть представителей нелюдских рас, загнав остатки в хорошо охраняемые резервации, а заодно приструнить и немалую часть людей — всех иноземцев и иноверцев.
— Ну да, ну да, — согласно покивал я. — Слыхали… Перерезать всех эрладийцев, заставить кандийцев от ереси отречься и истинную веру принять, — глядишь, и дожди снова пойдут, и твари Темной Стороны сами собой все вымрут… А если уж еще и троллей с орками под корень истребить, так и вообще благодать полная настанет.
— На Лааре нет воды, — значит, выпили эрладийцы! — с издевкой процитировал кого-то Калларье и с опаской взглянул на дверь. Отхлебнул вина, вздохнул:
— Кто же их опасался еще пару лет назад? Ну хрипят о своем за пивными кружками, ну с факелами пройдут ночью… Чепуха, мало ли блаженных на свете.
Но не так давно, по словам Калларье, все разительно изменилось. Откуда-то у «лигистов» появились деньги, и немалые. На ежевечерних собраниях главари щедро угощали своих подручных; экипировали — справили им новую форму, закупили оружие; и то, и другое — всё новое, дорогое. И начали платить неплохое жалованье членам «ударных отрядов». Молодежь потянулась к лигистам. Но откуда они брали средства — непонятно. Людей зажиточных никогда среди этих горлопанов не замечали…
— Подожди, подожди… — вспомнил я сцену, увиденную при въезде в город. — Кожаные камзолы, черные рубахи, короткая стрижка… Они? «Лига спасения»?
— Они, — подтвердил Калларье. — Только теперь по-другому называются — «Лига Тугарда». И программа появилась вполне конкретная…
— Единый Тугард?
— Он самый… Без нелюдей и инородцев-иноверцев, разумеется.
Разговоры насчет объединения Аккении и Туллена идут давно: дескать, один язык, одна вера, схожие обычаи, да и были уже когда-то единым государством Тугард… Но одно государство — это один правитель. А в Туллене власть крепко держит лорд-регент Адрелиан, местоблюститель королевского престола. И на вторые роли в новой единой державе никогда не согласится. Да и императорская династия Аккении никогда своими правами не поступится. И все разговоры остаются разговорами.
В Вальгеро, однако же, от слов перешли к делам… Поворотным пунктом, как выяснилось из слов Калларье, стали прошлогодние выборы бургомистра и советников магистрата. Надо сказать, что должности эти никогда среди здешней вольницы излишним авторитетом не пользовалось… Тем не менее на них претендовали — и традиционно избирались — наиболее уважаемые жители города. Но в прошлом году на пост бургомистра выставил свою кандидатуру Аргелах, глава местного отделения «Лиги». А в советники баллотировались наиболее активные лигисты.