— Замечательно… Ну и зачем же вы, мэтр магистр, изображали тролля, угодившего на экзамен по риторике? Не знаю… не проверено… По-моему, все четко и точно.
   Гаэларих досадливо поморщился:
   — Вы не понимаете, Хигарт. Весь мой труд совсем не о форме Навершия, он о свойствах Молота!
   — А что у него за свойства? — спросил я самым невинным тоном, какой смог изобразить.
   Как ни странно, но я до сих пор точно не знал, что же, собственно, из себя представляет Молот, за которой мы топаем по болотам. Его Светлейшество епископ Коот, хитрая бестия, сумел послать меня неизвестно куда и неизвестно за чем, умудрившись не ответить ни на один из моих конкретных вопросов.
   Но и Гаэларих не порадовал…
   — Название «Молот» — более чем условное. На самом деле это инструмент, с помощью которого можно изменять ход Времени!
   Наверное, маг прав, и я потомственный профан и невежда. Как можно молотом, пусть и с кристаллом размером с голову в качестве навершия, изменить время? И, самое главное, ликвидировать последствия Катаклизма? Я не понимал.
   — А скажите… — начал было я, но Гаэларих предупреждающе выставил перед собой ладонь.
   — Избавьте меня сейчас от вашего дальнейшего любопытства, Хигарт. Я очень устал. Про Навершие вы узнали все, что хотели, не так ли?
   Выглядел он и вправду не слишком бодрым, щеки ввалились, под глазами залегли глубокие тени… Но темнил касательно свойств Молота явно не по этой причине.
   — Хорошо, — сказал я, поднимаясь. — Отдыхайте. До завтрашнего полудня. Вернее, уже до сегодняшнего.
   — Благодарю, — церемонно поклонился маг.
   Когда я выходил, он снова по пояс закопался в сундук, что-то бурча. Впрочем, очень скоро из палатки донесся бодрый храп магистра Гаэлариха.
* * *
   Если бы кто-то из нашего отряда прогуливался ночью там, где кончалась подошва холма и начиналась трясина, то наверняка бы он решил, что у Хигарта ум зашел за разум. Спятил отец-командир, и разговаривает сам с собой. А на раздвоение личности накладывется ярко выраженная мания величия: общаясь с собой, именует себя же «Вашим Светлейшеством»…
   Однако никто там не прогуливался, и послание епископу я надиктовал спокойно. Тоненький игловидный кристалл мерцал в темноте в такт моим словам. Затем угас, оборвав меня на полуслове. Ладно, главное сказано… Если наша экспедиция не вернется, следующей не придется начинать с нуля, сразу пойдут к Сердцу Уорлога.
   Теперь осталось укрепить кристалл на лапке голубя, которого я все-таки купил в Вальгеро, и надеяться, что он удачно разминется со стрелами охотников и с когтями и клювами хищных птиц…
   А еще сильнее я надеялся, что информация епископу не понадобится. Что не придется никого посылать заканчивать проваленное мною задание.

Глава третья. Великая Гексаграмма Хигарта

   Магия в исполнении профана и недоучки опаснее бритвы в руках несмышленого младенца, страшнее факела, пылающего в книгохранилище, и ненадежнее слов девы, обещающей любить вас вечно.
Зи Элейн, «Путь к Свету»

   Так вот оно какое, Сердце Уорлога…
   Буро-серые скалы и в самом деле вздымались вертикально, их подножие терялось среди лабиринта скальных обломков, самые низкие из которых были вдвое выше меня, а самые большие — в три-четыре раза превосходили рост нашего великана. Каменные глыбы торчали под самыми разными углами, порой совершенно невероятными. Они напоминали мне щепки, которые появляются, если пробить, например, деревянную доску острым инструментом.
   Слева и справа стена закруглялась и пропадала из поля зрения. Впереди виднелась достаточно широкая и ровная площадка, где я и приказал сложить вещи.
   Окликнул Ламмо и Ломмо — приказал сторожить поклажу, и присматривать за носильщиками. Наши синекожие друзья были готовы драпануть в любую минуту, прихватив всё, что подвернется под руку…
   Узнав, что идти придется к Сердцу Уорлога, носильщики вообще чуть не устроили бунт. Собрались кучей, долго и возбужденно орали, размахивали копьями… И отказались идти дальше.
   Почему? Да потому, что там бродит зверь под названием… нет, словосочетание на языке м?гану, которым они обозначали зверя, ни повторить, ни запомнить невозможно. А перевести можно как Действительно Большое Чудище.
   Я тогда, помнится, указал на труп жабоящерицы, и спросил: разве есть на свете чудище, которое не по силам великим воинам болот? Но, как выяснилось со слов синекожих, то Чудище и в самом деле Действительно Большое, и кушает таких вот жабоящериц на завтрак. По три за раз.
   А если Чудища мне мало, чтобы одуматься и отменить самоубийственное решение, то на плато живут еще и демоны. И не просто демоны, а еще при том и людоеды. И никто из встречавшихся с ними не выжил. На мой резонный вопрос: а откуда же м?гану тогда знают о существовании демонов-людоедов? — мне объяснили, что демоны всех схваченных немедленно поедают, а кости тут же кидают вниз с обрыва.
   В общем, обычные туземные страшилки… Самое смешное, что их авторы сами до дрожи боятся собственных выдумок. Лучший способ одолеть панику в таких случаях — увеличить оплату. Помогло и на этот раз. Но все равно за м?гану нужен глаз да глаз, если не хотим в одно прекрасное утро обнаружить, что остались с грузом и без носильщиков посреди болот…
* * *
   Гаэларих стоял, в глубокой задумчивости разглядывая отвесную стену.
   — Итак, магистр, вот оно — Сердце Уорлога. Не пора ли нам привести в действие последнюю часть плана?
   — Вы хотите, чтобы я поднялся прямо сейчас? — вышел из задумчивости маг.
   — Не вижу смысла тянуть, — пожал я плечами. — Вы поднимаетесь, спускаете шнур и ищете, к чему привязать веревку. Затем по ней поднимается Хлада, потом Калрэйн и последним я.
   — Почему непременно в таком порядке? — удивился маг.
   — Но это же так просто, мэтр магистр… Любой профан и невежда сообразил бы.
   Я уже говорил, что совершенно не отличаюсь злопамятностью? И правильно, что не говорил. Среди семи демонов моей души тот, что отвечает за помянутое качество, далеко не самый мелкий…
   — Если веревка оборвется, то под самым тяжелым, — снисходительно пояснил я. — Итак, мы четверо поднимемся, остальные остаются внизу: разбивают лагерь, наблюдают за носильщиками, стерегут оставшиеся вещи. Вроде я ничего не упустил?
   — Вроде бы ничего, — почесал переносицу маг. — Но не маловато ли четверых для такой вылазки?
   Я лишь пожал плечами. Иных вариантов все равно нет. Афилея веревка не выдержит, а в одиночестве он не сможет уследить за синекожими… Брать Тигара в разведку, которая неизвестно чем может завершиться, не хотелось. Особенно после наших приключений в Каэр-ла-Рэ.
   …Большую бухту шнура Калрэйн уже держал наготове. Ее мэтр Тигар купил на всякий случай, даже не зная, что придется лезть в горы. А вот веревку достаточной длины и прочности мы запасти не додумались, и ее три дня пути до Сердца Уорлога всей толпой плели на привалах синекожие носильщики… Материалом послужила кожа в изобилии встречавшихся здесь грязерухов. Не слишком доверяя качеству работы великих воинов, я попросил Афилея попробовать на разрыв каждый локоть веревки (не во всю великанскую силушку, разумеется). Попробовал, должна выдержать…
   Гаэларих молча забрал бухту, сунул ее в объемистую суму, перекинул ремень через плечо… И мы пошли к отвесной стене Сердца Уорлога.
   Похоже, это «сердечко» и в самом деле вылезло из земли не так давно, словно бы выдавленное неведомой исполинской силой. Нет никаких следов разрушений, медленно, но постоянно подтачивающих любые горы, даже трещин на гладкой поверхности почти не отыскать… Я задрал голову, но вновь ничего не разглядел: на высоте в пару сотен локтей скалы начинали пропадать в туманной дымке, и край обрыва не был виден. Гаэларих утверждал, что происхождение тумана естественное, не магическое, либо же его создатель потратил девять десятых своих усилий не на создание самой завесы, а на маскировку трудов по ее созданию…
   Маг тем временем сосредоточенно шептал заклинание, сложив перед собой лодочкой ладони и крепко зажмурившись.
   Мы с Калрэйном затаили дыхание. Открыв глаза, Гаэларих невидящим взглядом уставился перед собой и начал потихоньку разводить руки, держа их ладонями кверху.
   Мне приходилось видеть, как воспаряют в воздух маги, и я знал, что они не видят в своих полетах ничего особенного. Но меня каждый раз это зрелище приводило в восторг, и я начинал завидовать тем, кто мог вот так запросто оторваться от земли и взлететь на любую высоту.
   Гаэларих поднимался все выше… Из лагеря донеслись изумленные возгласы, прерванные звуком основательной затрещины. Я посмотрел назад — носильщики стояли на коленях и, вытаращив глаза, наблюдали за магом. Один из синекожих потирал затылок, а над ним стояла невозмутимая Хлада.
   Задрав голову, я смотрел, как уплывают вверх стоптанные сапоги магистра Гаэлариха. Внезапно, когда маг был уже на высоте примерно в три-четыре человеческих роста, сверху раздался короткий придушенный вопль и фиолетовая фигура закачалась, будто пытаясь удержать равновесие. Я сделал несколько шагов назад, чтобы иметь лучший обзор. Гаэларих напоминал канатоходца, на середине пути потерявшего равновесие, и старающегося всеми силами удержаться на тоненьком канате и продолжить свое опасное путешествие. Вот ему удалось занять вертикальное положение, он поднялся еще чуть-чуть и…
   Мага резко мотнуло вправо, он поджал ноги к груди, обхватил руками колени и застыл в этой позе. Медленно-медленно распрямился и распластался на воздухе. Молчание вокруг было абсолютным.
   Я подумал что, если бы сейчас кто-нибудь решил вырезать весь наш отряд, то ему бы это удалось. И все равно не смог отвести взгляд от лежащей на воздухе фигуры.
   Губы Гаэлариха лихорадочно шевелились, он медленно-медленно снижался. Наконец, когда между ним и поверхностью земли осталось расстояние не более, чем в рост Афилея, он открыл глаза и принял вертикальное положение.
   Быстро опустившись, присел на плоскую гранитную глыбу и отер рукавом вспотевшее лицо.
   — Что случилось? — подступил к нему я.
   — Не знаю, что произошло, — ответил маг прерывистым голосом, как после сильного физического напряжения. Словно поднимался не посредством заклинания, но трудолюбиво махал привязанными к рукам крыльями из птичьих перьев и воска.
   — Почему вы не поднялись выше?
   — Я уже сказал: не по-ни-ма-ю. Но выше меня не пускают. Я пробовал, но, похоже, там какая-то защита, мне неизвестная. Или природная аномалия… Встречаются такие места, где левитация неприменима. Причем, пока я не поднялся на высоту, никакой защиты или аномалии не чувствовал. А потом… ну, вы сами видели. Замедлить падение и спуститься с плато целым и невредимым еще можно. Наверх — исключено.
   Вот это действительно плохие новости…
* * *
   Мы с Гаэларихом и Калрэйном шагали к отряду, порадовать: привал и разбивка лагеря отменяется, шагаем дальше, — когда, совершенно неожиданно, раздался жуткий рев.
   Нет, не так…
   Раздался Жуткий Рев.
   Или даже так:
   Раздался ЖУТКИЙ РЕВ.
   Я схватился за рукоять Бьерсарда. Великие синекожие воины, подпрыгнув на месте от ужаса, попадали на землю и закрыли головы руками, ожидая, что сейчас придет Действительно Большое Чудище и сожрет их всех до единого.
   На ногах остался лишь старый Моорун, хотя и его трясло. Он стоял, выставив копье в сторону жутких звуков, и скалился щербатым ртом. Я его даже зауважал.
   Звук длился минуты три-четыре, затем стих и больше не повторялся. Подошел Гаэларих, сказал, тронув меня за рукав:
   — Судя по всему, это тот самый водопад, о котором я вам говорил… Помните? Он низвергается с плато, причем нерегулярно. Кажется, именно это удивительное природное явление мы только что слышали…
   Затем пришлось пинками поднимать синекожих, и сулить непослушным страшные кары, и напоминать об обещанном двойном вознаграждении, и стыдить, приводя в пример их могучего и бесстрашного вождя. Вождь, услышав это, раздулся от гордости, и с удвоенной энергией принялся награждать своих великих воинов пинками и затрещинами.
   Двинулись дальше, вдоль подножия скального обрыва.
   Гаэларих осторожно поинтересовался моими намерениями. Я, не в пример ему, темнить не стал: идем, дескать, вдоль края плато. Если находим подходящее место — для магического либо же обычного подъема — поднимаемся. Если нет… тогда и подумаем.
   Мэтр магистр намекнул, что мой план представляется ему не слишком продуманным и в изрядной степени основанным на случайностях. Я согласился и сказал, что с радость готов рассмотреть любой другой план, более продуманный и менее авантюрный.
   Увы, менее авантюрного и более продуманного плана у Гаэлариха не нашлось…
* * *
   К вечеру мы обогнули плато и вернулись на ту же самую площадку, первоначально избранную мною для лагеря… Уверен, что авторитет «большого сай-суг?ганы» — проще говоря, мой — упал после этого в глазах синекожих весьма низко. И в самом деле, стоило бы оставить здесь и груз, и носильщиков, — под охраной, разумеется… Да кто же знал…
   Путь наверх мы не отыскали. Никакой трещины, расселины, каменистой осыпи, пригодной для подъема. Трижды в разных местах Гаэларих пробовал левитацию, и каждый раз с одним и тем же результатом. Вернее, без такового…
   Оставалась надежда, что водный поток сумел проложить путь сквозь неприступные скалы. Тщетная надежда… То место мы нашли без труда: скалы не успели высохнуть, а внизу расстилалось не то озерцо, не то обширное болотце, служащее истоком сразу нескольким медленно текущим ручьям. Но пробитое водой отверстие, если таковое даже имелось, не удалось разглядеть все в той же туманной дымке.
   …Пока синекожие ставили палатки и разводили костры, я занялся тем, чем занимается любой командир, не представляющий, что делать дальше: созвал военный совет.
   Люди расселись на камнях, нагревшихся за день на солнце, великан же присел на корточки за моей спиной, навис, готовый внимательно слушать.
   Я коротко обрисовал ситуацию и сказал, что готов выслушать и обсудить их предложения. Любые, пусть даже самые нелепые и дикие.
   Калрэйн, не иначе как в издевку, тут же выдвинул предложение, нелепое и дикое:
   — Можно вырубить лестницу в скале. Полгода работы — и мы наверху.
   Близнецы синхронно повернули головы и сочувственно посмотрели на ассасина. Однако промолчали.
   Возможно, небольшое здравое зерно в словах Калрэйна все же имелось. Рубить камень, конечно, глупо, но если у Гаэлариха имеются какие-то заклинания, способные его разрушить… Отложим идею про запас.
   — Чтение книг приносит большую пользу в самых разных жизненных обстоятельствах, — напыщенно заявил мэтр Тигар. — И мне доводилось читать о том, как была однажды разрешена схожая проблема. Вот если бы рядом с плато и вровень с ним высился одинокий утес, более доступный для подъема, и при том увенчанный одиноким деревом, способным послужить мостом, то, без сомнения…
   Я не совсем вежливо перебил, сказав, что одинокого утеса тут нет. И ничем его вершина, соответственно, не увенчана. Не то что деревьями, способными послужить мостом, — диким мохом и то не порос. Есть более конкретные предложения?
   — Можем быть, свяжемся с епископом и призовем на помощь более могучих магов? — слегка обиженно спросил Тигар.
   Честно говоря, я ожидал от него большего… Но, похоже, все умения, вложенные епископом Хильдисом магическим путем в бытописателя, просыпаются лишь в моменты смертельной опасности… Вежливо поблагодарив мэтра, я предложил высказываться остальным.
   Над моей головой деликатно кашлянул Афилей. Ну и что, любопытно знать, смог измыслить наш здоровяк? Предложит зашвырнуть нас на плато своей могучей дланью? Однако я спросил его мнение, ничем не выдавая своего скепсиса.
   Великан сумел-таки удивить.
   Его народ, оказывается, в ритуальных целях запускает в небо шары, сработанные из пропитанного особым составом шелка и заполненные горячим дымом. Самим великанам, дескать, на таком шаре не полететь, слишком они тяжелы, но человека конструкция достаточных размеров сможет поднять…
   М-да, любопытная идея… И заманчивая: совершить полет, подняться в воздух без заклинаний левитации… Очень хотелось попробовать, честное слово. Одна беда: если в радиусе трех сотен лиг даже имеется шелк, то наверняка это всего лишь трусики Хлады… Даже на самый захудалый шарик, способный поднять хотя бы крысолюда, не хватит.
   Я озвучил свои сомнения (опустив пассаж про нижнее белье наемницы, естественно).
   Афилей удивил еще раз: иногда вместо шелка используют желудки крупных животных. Грязерух для такого дела мелковат, его желудок человека не поднимет, но вот если Действительно Большое Чудище и в самом деле бродит неподалеку…
   Я сильно подозревал, что охота на Чудище, буде мы решим ее предпринять, весьма затянется. Потому что наверняка оно существует лишь в воображении м?гану, до смерти напуганных ревом водопада.
   Затем выступили близнецы. Волнуясь и говоря поочередно, Ламмо и Ломмо высказали следующую идею: сделать лук. Громадный, исполинский лук всех времен и народов. Впрячься всем скопом в тетиву и запустить гигантскую стрелу на плато. С привязанной веревкой, разумеется.
   Трудно было ожидать иного от потомственных лучников… Проблема та же, что и с предложением Афилея: среди чахлой болотной растительности попросту не отыскать дерево, способное послужить материалом для невиданной конструкции…
   Хлада никаких дельных мыслей высказывать не стала. Еще бы: за каждый проведенный здесь день ей причитается двойная оплата, а думает пусть командир, для того и назначен. Позиция в большинстве случаев разумная, но никак не сегодня…
   Ладно, назначен так назначен.
   Буду думать…
   И придумал!
   Вернее, понял, как именно воплотить смутную мысль, пришедшую мне в голову еще во время нашего марша вокруг плато.
   Но говорить ничего не стал, не желая слушать попреки в авантюризме и прочих грехах. Потому что моя идея и в самом деле смахивала на чистейшей воды авантюру. Зато, при удаче, должна была принести результат очень быстро.
   И я распустил военный совет, объявив, что за ночь тщательно обдумаю все их предложения. А затем отозвал в сторонку Гаэлариха.
   — Мне завтра потребуется кое-какой ваш магический инвентарь, мэтр магистр, — без обиняков заявил я.
   У мага глаза полезли на лоб.
   — Какой же? — только и смог он спросить.
   Я перечислил, какой. Не уверен, что называл все термины правильно. По крайней мере, когда я поименовал большим гонгом металлическую штуковину, издававшую при ударах громкие и протяжные, долго не смолкающие звуки, — магистр скривился весьма-таки презрительно.
   — Да, большой гонг, — повторил я, ничуть не смущаясь. — Без него ритуал осуществить не удастся.
   — Какой ритуал?! — возопил Гаэларих. Его глаза уже стоило придерживать пальцами, — не ровен час, совсем выскочат.
   Я проигнорировал вопрос и добавил:
   — А еще, возможно, мне понадобится ваша помощь.
   — Помощь?! Моя?! Вам?!Хигарт, вы бредите? Не выветрились последствия вашей дурацкой подземной наркомании?
   — Вы свою магию уже попробовали, и без малейшего успеха. Теперь моя очередь, — с великолепным апломбом заявил я.
   И удалился в свою палатку, покинув оцепеневшую статую с выпученными глазами, очень напоминавшую карикатурное изображение магистра Гаэлариха.
   Это ему за профана и невежду.
* * *
   Весь следующий день мы трудились — готовились воплотить в жизнь мою великую идею. Готовились под заунывный бубнеж мэтра Гаэлариха:
   — Хигарт, вы полный неуч. Мохноноги, которых тащит наш уважаемый великан, и те больше понимают в магии! Кроме того, вы сами говорили, что абсолютно не имеете магических способностей!
   И так далее, и тому подобное… Стенания мага мне ничем не мешали, но раздражали, как жужжание надоедливой мухи.
   На очередной пассаж я ответил сурово и веско:
   — Отстаньте, мэтр магистр! Что вы привязались ко мне с отсутствием каких-то дурацких способностей? Многие люди не имеют музыкального слуха, так? И ничего, поют. Вполне даже громко.
   Оставив Гаэлариха медитировать над моей многомудрой сентенцией, я отправился проверить, как идет на месте подготовка к смелому эксперименту.
   Все шло как надо. Десяток носильщиков под командой Ламмо и Ломмо вырубили на выбранной площадке кусты и отложили в качестве топлива для костров. Убрали мелкие каменные обломки, большие оттащил в сторону Афилей. Еще пятеро синекожих заканчивали копать неглубокую канавку по периметру большой фигуры, начертанной мною на земле, — шестиугольника, чем-то напоминающего знак Хаалы.
   — Ну зачем тут гексаграмма? Зачем?! — стонал притащившийся следом Гаэларих.
   — Не мешайте, — отмахивался я. — Это, знаете ли, Древняя Тайная Эрладийская Магия. Вас такой не учили.
   Он начал подвывать без слов, словно от приступа сильной зубной боли.
   — Если болят зубы, — осчастливил я его мудрым магическим советом, — обернитесь курицей, сразу полегчает.
   — Какой еще курицей?! — прорезались в вое слова.
   — Любой. У них зубов нет, и болеть нечему. А потом сядьте на насест и не путайтесь под ногами.
   И я отдал новые приказания: хворост сложили в три огромные кучи на трех вершинах гексаграммы. Афилей притащил и установил на трех свободных вершинах внушительные каменные обломки, примерно одинаковые по размеру и весу.
   Затем я обратился к магу, вопреки моему совету продолжавшему сохранять человеческий облик:
   — Мэтр магистр, пожалуйста, когда Великая Гексаграмма будет готова, установите на этих вот постаментах кристаллы, — и я указал на обломки.
   — Какие и в каком порядке? — ядовито спросил маг.
   — Совершенно все равно, — пренебрежительно махнул я рукой.
   — Простите? Как вы сказали? Все равно?! — маг кипел от едва сдерживаемого бешенства.
   — Конечно. Расположение кристаллов в моей Гексаграмме может быть самым разным. Но выберите кристаллы большие, яркие, издалека заметные. Это важно
   Гаэларих воздел руки к темнеющему небу и безмолвно потряс, — видимо, призывая обитателей небесных чертогов в свидетели поругания святых основ магических наук. Но я-то знал, что делаю…
   Наконец Великая Гексаграмма Хигарта была закончена. Запасы возмущения у Гаэлариха тоже закончились. Стоял, молча и сумрачно наблюдал за происходящим, но наверняка готовился излить новый поток желчи, едва станет очевидным неизбежный, по его разумению, провал.
   Правда, когда я подтащил к одному из готовых вспыхнуть костров так называемый гонг, маг возмутился:
   — Металл магического камертона деформируется от сильного жара! Он же звук потеряет!
   — А-а, так это камертон… Кто бы мог подумать… — удивился я и приказал вбить несколько подальше кол с перекладиной, служащий для подвешивания гонга-камертона.
   Стемнело… Самое время начинать Великий Ритуал Хигарта.
   …Носильщиков, всех без исключения, я выстроил вокруг своей Гексаграммы. М?гану стояли не с пустыми руками: у некоторых небольшие барабаны, у других — погремушки из высушенных тыкв, у остальных — трещотки, прикрепляемые обычно к древкам копий: дабы потрясая ими, наводить ужас на врагов. Мооруну была доверена почетная роль ударника при гонге-камертоне.
   Отбивая ладонями ритм на коленях, я показал, какой именно незамысловатый мотив надлежит изобразить. Что-что, а лупить в барабаны и чувствовать ритм великие воины болот умели замечательно.
   Затем, по моей команде, три человека одновременно подожгли костры. Сырой хворост поначалу занялся неохотно, — трещал, дымил, языки пламени возникали то тут, то там, затем пропадали…
   Наконец, демонстративно стоявший в стороне Гаэларих не выдержал, что-то прошептал и протянул руку в сторону костров. Пламя тут же заревело и взметнулось к вечернему темному небу тремя огромными столбами, словно пищей ему служили не сырые ветки, а хорошо просушенные смолистые поленья.
   Я дал сигнал Мооруну. Он размахнулся и со всей силы врезал билом по гонгу.
   Бам-м-м-м-м… — поплыл над болотами долгий и громкий, но чистый-чистый звук. Становился все тоньше, все прозрачнее… Наконец смолк, и тут же вступили, загрохотали барабаны синекожих.
   Там-та-там, там-та-там, там-та-там, — рокот разносился над равниной, заполнял все вокруг, уносился вверх, к невидимому краю скального обрыва.
   Повинуясь взмаху моей руки, зазвучали погремушки и трещотки.
   Бам-м-м-м-м… — старый вождь вновь пустил в ход било.
   Я обхватил за плечи стоявших рядом Тигара и Калрэйна, и затянул:
   — Хэ-э-эй, хо! Хэ-э-эй, хо!
   Тигар посмотрел на меня, как на умалишенного, но я чувствительно тряхнул его, и он начал подпевать неуверенным тонким голоском. Калрэйн же сразу присоединился к ритуалу своим приятным баритоном… Следом заголосили м?гану, на редкость слаженно и громко.
   Вскоре вокруг ревущих костров раскачивалось из стороны в сторону кольцо людей, орущих что есть мочи «Хэ-э-эй, хо!» в такт «там-та-там» барабанов, треску трещоток и погремушек, и могучему «Бам-м-м-м-м…» магического камертона.
   Замечательно… Но это еще не всё… Это только начало… Я сделал условный знак Афилею. И великан запел! Запел так, что стало ясно: все эти дни, общаясь с нами, от старательно сдерживал исполинскую мощь своей глотки. А теперь использовал ее в полную силу!
   Не стану утверждать, что его сольную партию услышали в Туллене или хотя бы в Вальгеро. Но ни одно существо, обитающее на плато и имеющее уши, спать сегодня не сможет, гарантирую.