Страница:
— Ну и началось… — рассказывал Калларье. — Подкупали, запугивали… Что ни ночь — шествие с факелами, да не десятками уже маршируют, многими сотнями… Пару домов сожгли, кое-кого на нож посадили. Ответственность на себя не брали, но… У нас, сам знаешь, всякое случается, но тут уж больно вовремя, и как раз тех, кто мешал им больше всего.
Короче говоря, выборы «Лига Тугарда» выиграла вчистую, получив пост бургомистра и четырнадцать голосов в магистрате из семнадцати. И новые отцы города очень быстро прибрали к рукам не номинальную, но вполне реальную власть, опираясь на сторонников-лигистов.
— Значит, ты теперь не советник? — догадался я.
— Да нет, советник… А толку-то? Э-э-э… — Калларье скорбно махнул рукой.
— Так что с наемниками? И с прочими вольными людьми? — вернулся я к насущному. — Выгнали всех из города, что ли?
— Специально не гнали… Но многие сами ушли — йордлинги, кандийцы, ну и те, кто в Сеггера не верует… Мало радости ходить по улицам и ждать, когда из-за угла толпа бритоголовых вывернет. А остальных почти всех наняли в Гвардию Тугарда. Это так теперь стража городская называется. Стража-то стража, а как ночь — плащи с гербом скинут, а под ними — камзолы черные, кожаные… И к дому купца-иноверца какого-нибудь…
— И все пошли? — изумился я. — Охотники за жемчугом и прочая братия… Они ж фарт ловить привыкли, а не строем ходить за жалованье. Хоть кого-то найму, как думаешь?
Мне ну никак не хотелось расставаться с надеждой пополнить отряд.
— Кое-кто не пошел, но тех уж нет тут — люди вольные, на подъем легкие, ни дома, ни семьи… Душно здесь стало, ну и ушли. А многие сломались… Ты жемчуг-то или когг затонувший еще пойди поищи, от чудовищ-то отбиваючись. А тут купец, к примеру, эрладийский, — враг отечества и веры, по-ихнему, — и при том добра полон дом… Ну и…
— А как же купцы-караванщики охрану нанимают?
— Так отряды Гвардии и охраняют караваны, а деньги — Лиге… А с теми, кто с гвардейцами связываться не хочет и в других городах наемников вербует, — очень нехорошие вещи на дорогах случаются. Ну а эрладийцы уж год к нам носа не кажут, да и оседлых почти не осталось.
— А в Карадене тоже новые порядки? — спросил я. — Хотел нанять там лучников, но раз тут такие дела…
— Ездили к ним наши лигисты, как же, про Тугард и Святую Веру разговоры вели. Да только к сокменам пойди, сунься. У них не та вольница, что здесь была, старейшины власть крепко держат. С чем пришли, с тем и ушли. Так что там все по-старому.
Я хотел было поинтересоваться, что такое «Бастион» и при чем тут бывший бордель, но не успел… Над дверью звякнул колокольчик, Калларье замолчал, торопливо вытащил из кармана какую-то тряпку, натянул на рукав. Я присмотрелся: желтая повязка, на ней под оскаленным черепом скрещены меч и факел…
Вошли трое. Все при мечах. Молодые, плечистые, черная кожа камзолов, бритые головы. Вскинули кулаки над головой, гаркнули:
— Слава Тугарду!
— Слава! — эхом откликнулся Калларье. Отсалютовал аналогичным образом и поспешил к стойке.
Вот даже как…
Я на приветствие вошедших никак не ответил. Они уставились на меня, внимательно рассмотрели… Чересчур даже внимательно, по-моему. Однако ни слова, ни жеста, которые можно было бы трактовать как оскорбление или вызов, не последовало… Заказали «Усладу праведника», расплатились сразу, причем золотом, и отказались от сдачи.
Понятно… Эх, Калларье, Калларье… Деньги, конечно, не пахнут, но…
Однако вся надежда теперь только на Карадену.
Парк окружала кованая ограда в полтора человеческих роста высотой, по верхнему краю ее украшали наконечники пик, устремленные к небу. Точь-в-точь как на печально знаменитой Решетке Тысячи Голов вокруг резиденции Его Надпрестольного Святейшества… Но, в отличие от Феликса Гаптора, здешний алхимик был человеком мирным. Либо не был, но всего лишь не любил попусту демонстрировать суровость и решительность… В любом случае, ни одной головы мы не увидели, даже самой старой, превратившейся в утративший плоть череп.
Напротив главного фасада особняка, в центре ограды, — ворота, тоже кованые, в псевдоэльфийском стиле, столь популярном у архитекторов в годы, предшествовавшие Катаклизму: две ажурные башенки по бокам служили исключительно для красоты, а не для обороны.
Возле ворот, снаружи, толпились люди. С полсотни, пожалуй.
— Народу-то… — разочарованно сказала Хлада. — А ворота заперты. Не принимает, видать.
Узнав, кому мы с Гаэларихом собираемся нанести визит, наемница весьма решительно увязалась с нами. На мое недоумение: с чего это ей вдруг так захотелось повидаться с алхимиком из Вальгеро и откуда она вообще его знает? — заявила, что любая женщина в обитаемой части мира хотя бы понаслышке знает о достопочтенном мэтре Т?манне, авторе самых сногсшибательных парфюмерных композиций, самых эффективных любовных эликсиров и самой замечательной косметики, да и многие мужчины о нем слышали, кроме самых уж тупых кабацких вышибал, воображающих, что запах их пота может послужить афродизиаком, — и, едва вылезя из пустыни, спешащих надраться в кабаке, а не посетить баню. А она, Хлада, — тоже женщина, если кто-то из упомянутых вышибал позабыл. Хоть и ходит в штанах, с кинжалом и саблей. И ей, после дня, а то и нескольких, проведенных в седле, благоухать конским потом и прочими неаппетитными вещами совсем не хочется. Так что визит к почтеннейшему мэтру она нанесет, как бы всякие грязнули ее не отговаривали.
Я устыдился… И в самом деле, в области косметики и парфюмерии мои познания стремились к нулю… Устыдился и раскошелился — перед визитом к магу-алхимику заказал у хозяина прирыночной гостиницы здоровенную бадью с горячей водой. Сумма, в которую обошлось удовольствие, была бы достаточна для… Ладно, не будем о грустном. Чистота требует жертв.
…Толпа перед воротами алхимика отчетливо делилась на две группы: вроде бы люди и стояли вперемешку, но отнюдь не смешивались. Словно масло и вода, разболтанные в одном кувшине. Одну группу составляли женщины, в основном богато одетые, и сопровождавшие их мужчины, — те вообще делали вид, что они здесь не при чем, прогуливались неподалеку, ну и заглянули.
Вторая группа… да, именно они, плечистые, с короткой щетиной на головах парни в кожаных камзолах. Лигисты. У каждого висела на плече увесистая холщовая сума, судя по угловатой форме — набитая камнями.
Завидев нас, один из бритоголовых — на вид чуть постарше остальных, носивший на рукаве знакомую мне желтую повязку — опрометью подбежал, ухватил за стремя Гаэлариха.
— Ох, какое счастье… Скажите, высокородный, вы ведь маг? Самый настоящий маг?
Он смотрел на мэтра магистра с такой отчаянной надеждой, что сразу стало ясно: если тот не маг, а лишь шутки ради напялил фиолетовую мантию, то произойдет нечто страшное. Настолько запредельно кошмарное, что Нашествие Тьмы, да и сам Катаклизм покажутся невинными детскими шалостями.
— Маг. Самый настоящий, — подтвердил Гаэларих.
— Вот счастье-то! — возопил бритоголовый. — Помогите, высокородный, за ради Святой Веры! А мы уж отблагодарим, как сможем, у кого сколько есть, все карманы вывернем!
Остальные бритоголовые тоже подошли поближе, и кивали, подтверждая слова главаря. Вывернут, дескать, не поскупятся. Сказать, что лица у всех были встревоженные, — ничего не сказать.
— Рассказывайте, — вздохнул Гаэларих.
Выяснилось: молодые люди, в отличие от прочих собравшихся у ворот горожан, явились сюда не за богопротивными колдовскими декоктами, но движимые исключительно чувством патриотизма. Ну да, побросать камни в сторону резиденции мага, всего лишь в сторону, сами ж видите, высокородные, до дома-то и из пращи не докинешь, а лезть через магическую ограду дураков нет… Только бросили по первому камешку, и тут…
— И тут это свиномордие нам и говорит, грозно этак, — жаловался бритый, — не мужским, мол, делом занимаетесь, и мужчинами вам теперь не быть… Ну, типа, с женщинами не быть, не получится ничего, дескать…
— Ты, несчастный, ищешь магической помощи, и смеешь при том называть члена славного Братства магов свиномордием? — спросил Гаэларих, грозно сдвинув брови.
— Да нет же, высокородный, — запротестовал бритоголовый, — как можно… Мы ж не со зла, да и по одному камню всего и кинули… Ну… чтоб показать только… для порядку… Он ведь эрладиец вообще-то, маг наш, так мы ж понимаем: не виноват, родителей не выбирают… А свиномордие-то вон то, бронзовое, с нами заговорило.
И он указал пальцем на бронзовую голову горгульи, видневшуюся на воротах. Очевидно, в ней было смонтировано немудреное магическое устройство, позволяющее алхимику общаться с посетителями, не выходя из дома.
Обладатель желтой повязки продолжил свою скорбную повесть. Угрозу мага они поначалу всерьез не приняли… На словах. Бодрились, хорохорились друг перед другом. Но ни один камень через ограду больше не полетел. А тут, как на грех, девка мимо шлепала, известная в городе дурочка, — немая, и на голову не шибко сильная.
— Ну… ребята ее в кусты… Не насильничать, не подумайте, высокородные! Так, проверить только… Убедиться, значит, что ерунда всё полная…
Лицо у Хлады стало нехорошим. Пальцы наемницы нервно теребили рукоять кинжала, и она явно ждала лишь моего знака.
В общем, попробовали. Все по очереди. Не смог никто. Дурочка пошлепала дальше, не претерпев ни малейшего ущерба. А дурачки впали в черную тоску. Униженно извинялись перед «свиномордием», но бронзовая горгулья надменно молчала. И теперь, значит, на высокородного Гаэлариха вся надежда.
— Хорошо, я посмотрю, что можно сделать, — сказал мэтр магистр.
Бритоголовый возликовал и тут же ухватился за шнуровку своей мотни.
Маг остановил его брезгливым движением руки:
— Не надо! Магическому зрению ваши штаны не помеха! Однако вижу, что дело серьезное… Очень серьезное… Хо-хо, давненько не видал столь тяжкой магической дисфункции репродуктивных органов… Достаточно недолгого промедления, и хирургического вмешательства не избежать. Вам моя помощь будет стоить тридцать содаров, любезнейшие.
Немного подумал и добавил:
— Тридцать двойных содаров, разумеется.
Следующие минуты были наполнены скрипом кожи выворачиваемых карманов и кошельков, звоном монет и переводом туллов в содары по курсу. С арифметикой у молодых людей дело обстояло печально. А вот об их финансах такое сказать было нельзя, не погрешив против истины. Кто-то, прав был Калларье, весьма щедро вливал деньги в движение лигистов… Тридцать двойных золотых содаров составляют ни много, ни мало, — полторы тысячи имперских рэндов. За такую сумму в столице можно купить весьма доходное питейное заведение, пусть и не на главных улицах, но все же…
Молодые люди собрали требуемую сумму почти полностью.
— Двадцать семь двойных содаров и восемь туллов, высокородный! — главарь подобострастно протянул холщовую суму, набитую теперь не камнями. — Мы обязательно донесем остаток, не сомневайтесь, только скажите, где остановились… Только уж вылечите сразу, не откладывайте, за ради Святой Веры!
Интересно, как Гаэларих собирается их исцелить? Насколько я понимал, снятие подобного заклятия — работа индивидуальная, долгая и кропотливая, а тут чуть не два десятка клиентов сразу…
— Мы с коллегой должны провести консилиум, — важно сказал мэтр магистр, указав на меня. — Он большой специалист в хирургии, особенно в областях ее, касающихся переломов, ампутаций и вскрытий. Отойдите, любезнейшие, за пределы слышимости.
И ведь не соврал, что характерно. Я горделиво приосанился в седле: ну да, специалист. Перелом? Легко! Ампутация? Один взмах Бьерсарда!
Понурая стайка патриотов отчизны и веры поплелась в сторонку. Лишь один юноша обнаружил определенные познания в мудреных терминах, и спросил, прежде чем отойти:
— Позвольте, высокородный, ведь ампутация, это… Это ведь отре?зать что-нибудь?
Тут уж Хлада не выдержала, и сообщила пытливому юноше, что именно у него отрежут. Объяснила без «десрализаций», простыми и понятными словами. И тотчас же утешила: ей, например, отсутствие рекомого «чего-нибудь» жить ну абсолютно не мешает. К своим товарищам по несчастью юноша присоединился в состоянии, близком к обморочному.
— На них нет заклятия. Вообще никакого, — тихонько сообщил мне Гаэларих. — Я бы почувствовал.
— Тогда, извините, за избавление от чего вы чуть не сняли с них последние штаны?
— Психосоматическая импотенция. Исключительно самовнушенная.
— Как думаете лечить?
— А никак! — встряла Хлада. — Оставьте как есть! Чтобы пи?сать смогли, а девку обидеть, — ни-ни!
Но маг уже принял решение. Повелительным жестом подозвал пациентов, громогласно произнес длинное и заковыристое заклинание (наверняка не имевшую смысла абракадабру), имитировал несколько замысловатых пассов.
— Сними камзол! — приказал главарю.
Тот слегка удивился, но стянул свою кожаную форму.
— Ну?! Что чувствуешь?!
Несколько секунд тот, похоже, не чувствовал ничего, кроме растущего недоумения. Потом вдруг завопил и подпрыгнул на месте.
— Есть! Получилось!
— И вы снимайте! Камзолы на землю!
Спустя недолгое время ликование стало всеобщим. Обрадованные патриоты до небес возносили магический талант Гаэлариха, и клялись называть будущих родившихся сыновей его именем. Мне, как почетному хирургу, тоже досталась толика подобных обещаний.
— Подождите! Это не всё! — громовым голосом остудил пыл Гаэларих. — Заклятие чужое, нейтрализовать его я сумел, но возможны рецидивы. Если кто-то из вас хоть когда-то нацепит эту вот черную кожу, вообще любую черную кожу, — все вернется! Навсегда! Никто уже не поможет! И еще: остерегайтесь пылающих факелов! Если их рядом с вами будет больше двух — на женщин сможете лишь любоваться! И последнее: кто не отрастит за два месяца прическу нормальной длины, тот будет бороться за Святую Веру чистым и безгрешным праведником. Ну то есть абсолютно безгрешным.
Ликование мгновенно стихло. Борцы за Тугард и Святую Веру недоверчиво поглядывали то на магистра, то на свои разбросанные под ногами шмотки.
Маг елейным тоном предложил любому поставить небольшой эксперимент: вновь натянуть камзол. Но за последствия он не отвечает.
Желающих не нашлось.
— Едва ли это поможет надолго, — сказал я, когда патриоты ушли, унося свои наряды брезгливо, самыми кончиками пальцев. — Раз заклятия нет, рано или поздно отыщется среди них смельчак или дурак, вновь натянет черную форму, и тут же расскажет остальным, что вы просто-напросто взяли их на испуг…
— Как это нет заклятия? — удивился Гаэларих. — Я только что его наложил.
Глава шестая. Великая польза любовной магии
— Коней можете привязать к ограде, — сообщила нам горгулья густым и сочным мужским басом. — Никто не тронет. А к дому идите по белой аллее, и ни шагу в сторону. Тогда тоже никто не тронет.
Ворота сами собой нешироко приоткрылись, пропуская нашу троицу, и тут же захлопнулись. Прочие, жаждущие косметики и привораживающих эликсиров, остались за оградой. Но, похоже, были настроены ждать до победного конца.
Мы пошли к дому по аллее, засыпанной белой мраморной крошкой, хорошо утрамбованной. Никуда не сворачивая, естественно. Хотя любопытно бы глянуть, какие зачарованные страшилища бродят по парку алхимика, выполняя роль охранников. После общения с крылатыми питомцами Ларинтиона мой интерес к разделу магии, занимающемуся боевыми животными, значительно вырос.
И тут одно из пресловутых боевых животных длинным прыжком вымахнуло из кустов и понеслось в нашу сторону. И тут же за ним — второе! Бьерсард словно сам собой выпрыгнул из перевязи и прилип к моей руке. Наемница выдернула саблю долей секунды позже.
Потому что к нам мчались псы Кронга! Эх, зачем я в качестве фигуры речи так часто призывал их разодрать мою задницу… Накликал.
Гаэларих, по-моему, тоже изготовился швырнуть какое-то боевое заклятие. Хоть нам и обещали безопасность на аллее, однако у любых магов случаются осечки и ошибки.
Но нет, зубастые бестии застыли в нескольких шагах от нас. Я рассматривал их с немалым интересом. До сих пор мне приходилось видеть псов Кронга или мертвыми, сильно изуродованными (не так-то легко прикончить этих милых зверюшек), или стремительно движущимися, атакующими, — а уж тогда всматриваться в детали некогда.
В общем-то, собаки как собаки, разве что чересчур громадные — пасть на уровне глотки взрослого мужчины. Но любой, знакомый не понаслышке с их силой, быстротой и живучестью, предпочтет в одиночку сойтись в схватке с оравой троллей, только что осушивших бочонок винного зелья. Или с драконихой, охраняющей кладку своих яиц.
Поворачиваться спиной к псам не хотелось, но не стоять же посреди парка тремя статуями? Да и приближаться к дому, пятясь, — несолидно. И мы пошагали дальше. Клыкастые стражи мага-алхимика следовали сзади, четко соблюдая дистанцию, заставляя меня держать голову вполоборота и не выпускать Бьерсард из руки.
Наконец, дошли до особняка, и высоченные двустворчатые двери распахнулись при нашем приближении.
— Как вам мои собачки? — поинтересовался магистр Вьивьи, едва отзвучали приветствия. — Ничего, они у меня ручные, таки да. На своих не набрасываются. Зато чужих, клянусь Семью Царями, рвут не то что в клочья — в мелкие клочки!
Его безалаберно растущая седеющая борода живо напомнила мне недоброй памяти Ларинтиона, но волосяной покров верхней части головы проигрывал заочное соревнование магу из Каэр-ла-Рэ: хотелось обмакнуть палец в чернила и намалевать на обширной лысине алхимика какое-нибудь душеспасительное выражение. «Не пугай гостей псами Кронга!», например.
— Повезло вашим песикам, что хорошо натасканы, — ответил я с видимым равнодушием. — Не то могло бы быть так…
Вынул из кармана небольшую тряпицу, подбросил. Бьерсард, до сих пор не вернувшийся в перевязь, рассек воздух невидимой молнией. Еще раз, еще, еще… В воздухе закружились крохотные кусочки материи с идеально ровными краями-срезами. Нечего тут… в мелкие клочки мы и сами умеем.
— Я вас таки умоляю, молодой человек: не имейте привычку размахивать острым железом в помещении с живыми людьми, — возмутился алхимик. — А то, неровен час…
— Ничего, он у меня ручной, — сказал я мрачно, убирая Бьерсард. — Своим головы не рубит. Разве что иногда с руки сорвется.
Он и сам-то оказался мужчиной весьма крупным, высоким и полным, так еще и громкий голос его, казалось, стремился заполнить весь доступный объем пространства, полностью заглушив и подавив прочие голоса.
Причем, надо сказать, густой бас бронзового «свиномордия» ни в малейшей мере не походил на голос его создателя, — высокий, почти женский. Неприятный…
Гостиная мага-алхимика была сплошь увешана картинами, гравюрами и гобеленами, посвященными одной-единственной теме. Самым безобидным оказался гобелен, на котором великий Элвес удовлетворял дочь царя Гензекриса (а сорок девять единокровных сестер удовлетворяемой девушки поджидали своей очереди). Безобидным и целомудренным — все-таки классика, к тому же полсотни обнаженных царевен разместились крайне удачно (или наоборот, неудачно), прикрывая руками или ногами куда более интересные части тел… Но хватало и весьма откровенных изображений.
Мы сидели в мягких удобных креслах, и не спешили перейти к цели своего визита, вели светскую беседу. Вернее, в основном слушали хозяина, редко позволявшего кому-то вставить хоть слово в его речи.
И рассказывал-то он вещи, достаточно интересные и мне незнакомые, но… Но очень уж его было много.
За разговорами не забыл и об угощении. Почти не забыл… Плеснул на самое донце изящных хрустальных бокалов чуточку вина — якобы шестидесятилетней выдержки, дорогого не то что как жидкое золото, но как жидкий бриллиант. Заветная амфора, дескать, пожалована благодарным императорским семейством к юбилею магистра Т?манна. Неплохие, однако, знакомства у провинциального алхимика…
На вкус жидкий бриллиант оказался… нет, не хочу сказать ничего дурного, более чем приличное вино. Но эрладийское красное мне больше по душе. Да и пить в таких мизерных количествах — лишь растравлять жажду. Но плеснуть по второй порции Т?манн не пожелал, и не только гостям, свой бокал тоже весь разговор так и катал в ладонях, изредка макая в вино губы.
Речь шла в основном о магических штудиях алхимика, и о великой пользе, доставляемой оными штудиями страждущему человечеству Лаара (между слов подразумевалось: кошельку Вьивьи Т?манна тоже кое-какая польза перепадает). Причем ряды страждущих в немалой мере состояли из особ знатных, влиятельных или, по меньшей мере, весьма богатых. Мелькали имена членов императорской фамилии и королевских сановников, владетельных сайэров и придворных красавиц…
Я не мог взять в толк: отчего же столь популярный чудодей живет не в столице, при дворе, но в провинциальной глухомани? Тем более теперь, когда эрладийцам климат Вальгеро стал не очень-то полезен для здоровья?
Гаэларих же заинтересовался другой стороной вопроса. И спросил, быстренько вклинившись в крохотную паузу:
— Я не понимаю, коллега, как вы все успеваете? С одной стороны, выполняете многочисленные эксклюзивные заказы из столиц, а с другой — работаете на поток, на толпу? — он махнул в сторону окна, за которым упомянутая толпа вежливо осаждала ворота. — Ведь не только в Вальгеро, но в любой парфюмерной лавке любого города одна полка, а то и целый шкаф отведены под «Магическую косметику Т?манна»…
Алхимик рассмеялся. Смех у него был, как и голос, — высокий, неприятный.
— Мне просто смешно с вас, молодой человек! И если кто-то спросит старого Т?манна: а что этот вьюнош имеет знать за коммерцию? — я печально вздохну: он таки ничего за нее не знает!
И речь его вновь полилась полноводным потоком. Дескать, он, алхимик Вьивьи Т?манн, — не цеховой ремесленник, без устали варящий, дистиллирующий и разливающий по флакончикам магические притирания и приворотные духи! Он творец, таки да. Он артист в своем деле, а не ярмарочный фигляр. Он крупный ученый, наконец! Как вам, вьюнош, такая научная проблемка: некий принц (не будем называть имен), наследник престола (не будем называть державу), отправляет свой портрет в подарок принцессе другого государства. Подарочек, как говорится, с намеком, таки да. Но есть одна тонкость: брак тот позарез нужен именно принцу, но семье потенциальной невесты в общем-то все равно, куда сплавить дочку, — а соискателей ее руки несколько… Естественно, предпочтение самой принцессы в такой ситуации решит многое, если не всё.
И принц ставит задачу: портрет должен быть обработан так, чтобы принцесса влюбилась. Страстно, горячо, самозабвенно… Не в кого-нибудь, не в пажа, принесшего портрет в ее покои, — но в него, в принца. Причем именно принцесса — не королева-мать, буде та решит первой оценить внешность женишка, и не любопытная фрейлина… Дополнительное условие: замок, куда отправлен портрет, естественно, напичкан антимагической защитой всех возможных видов. Вот вам вьюнош, прикладная задачка по курсу любовной магии, попробуйте-ка решить. Что, в магистратуре таких не задавали? Ну да, там же сидят высоколобые болваны, считающие любовную магию ерундой и шарлатанством… А он, Вьивьи Т?манн, решил! Три ночи не спал, но решил! Ерунда, говорите? Однако брак таки состоялся, и держава принца спасена от смены династии, мятежа и смуты.
И какой-то наивный вьюнош имеет предложить, чтобы вместо того старый Т?манн эти три ночи варил магический лосьон от прыщей? Просто-таки смешно…
Всё проще. Всё гораздо проще. Весь ширпотреб варят и дистиллируют ремесленники парфюмерных цехов по всему Лаару — для него, для Вьивьи Т?манна. А он разливает по своим фирменным флаконам и лишь для самых богатых и знатных клиентов добавляет по нескольку капель секретных эликсиров.
Вот ведь жулик, подумал я. Если бы лигисты не стригли всех эрладийцев под одну гребенку, а разбирались конкретно и выборочно с такими вот навозными жуками, — мне лично их бритоголовая братия стала бы куда симпатичнее…
Казалось, алхимик услышал мою недоброжелательную мысль. А может и в самом деле услышал, никогда не известно, чего именно стоит ожидать от мага. В любом случае, заговорил он как раз о жульничестве.
Обман, говорите? А вот и нет… В разговоре всплыл лосьон от прыщей, — так вот, с тем лосьоном имел место смешной случай. Ученик Т?манна — весьма безалаберный вьюнош, надо сказать, и уже переставший быть учеником, — ошибся. Залил в фирменные флакончики обычную воду, — и партия такого лосьона ушла к получателям. И что вы думаете? Скандал, возврат товара? Ха! Благодарственные письма, как и обычно! Прыщи исчезали, таки да! Магия заключена уже в имени, в торговой марке!
Короче говоря, выборы «Лига Тугарда» выиграла вчистую, получив пост бургомистра и четырнадцать голосов в магистрате из семнадцати. И новые отцы города очень быстро прибрали к рукам не номинальную, но вполне реальную власть, опираясь на сторонников-лигистов.
— Значит, ты теперь не советник? — догадался я.
— Да нет, советник… А толку-то? Э-э-э… — Калларье скорбно махнул рукой.
— Так что с наемниками? И с прочими вольными людьми? — вернулся я к насущному. — Выгнали всех из города, что ли?
— Специально не гнали… Но многие сами ушли — йордлинги, кандийцы, ну и те, кто в Сеггера не верует… Мало радости ходить по улицам и ждать, когда из-за угла толпа бритоголовых вывернет. А остальных почти всех наняли в Гвардию Тугарда. Это так теперь стража городская называется. Стража-то стража, а как ночь — плащи с гербом скинут, а под ними — камзолы черные, кожаные… И к дому купца-иноверца какого-нибудь…
— И все пошли? — изумился я. — Охотники за жемчугом и прочая братия… Они ж фарт ловить привыкли, а не строем ходить за жалованье. Хоть кого-то найму, как думаешь?
Мне ну никак не хотелось расставаться с надеждой пополнить отряд.
— Кое-кто не пошел, но тех уж нет тут — люди вольные, на подъем легкие, ни дома, ни семьи… Душно здесь стало, ну и ушли. А многие сломались… Ты жемчуг-то или когг затонувший еще пойди поищи, от чудовищ-то отбиваючись. А тут купец, к примеру, эрладийский, — враг отечества и веры, по-ихнему, — и при том добра полон дом… Ну и…
— А как же купцы-караванщики охрану нанимают?
— Так отряды Гвардии и охраняют караваны, а деньги — Лиге… А с теми, кто с гвардейцами связываться не хочет и в других городах наемников вербует, — очень нехорошие вещи на дорогах случаются. Ну а эрладийцы уж год к нам носа не кажут, да и оседлых почти не осталось.
— А в Карадене тоже новые порядки? — спросил я. — Хотел нанять там лучников, но раз тут такие дела…
— Ездили к ним наши лигисты, как же, про Тугард и Святую Веру разговоры вели. Да только к сокменам пойди, сунься. У них не та вольница, что здесь была, старейшины власть крепко держат. С чем пришли, с тем и ушли. Так что там все по-старому.
Я хотел было поинтересоваться, что такое «Бастион» и при чем тут бывший бордель, но не успел… Над дверью звякнул колокольчик, Калларье замолчал, торопливо вытащил из кармана какую-то тряпку, натянул на рукав. Я присмотрелся: желтая повязка, на ней под оскаленным черепом скрещены меч и факел…
Вошли трое. Все при мечах. Молодые, плечистые, черная кожа камзолов, бритые головы. Вскинули кулаки над головой, гаркнули:
— Слава Тугарду!
— Слава! — эхом откликнулся Калларье. Отсалютовал аналогичным образом и поспешил к стойке.
Вот даже как…
Я на приветствие вошедших никак не ответил. Они уставились на меня, внимательно рассмотрели… Чересчур даже внимательно, по-моему. Однако ни слова, ни жеста, которые можно было бы трактовать как оскорбление или вызов, не последовало… Заказали «Усладу праведника», расплатились сразу, причем золотом, и отказались от сдачи.
Понятно… Эх, Калларье, Калларье… Деньги, конечно, не пахнут, но…
Однако вся надежда теперь только на Карадену.
* * *
Маг-алхимик Вьивьи Т?манн устроился неплохо — его двухэтажный особняк располагался посреди обширного парка: зеленая трава, экзотические кусты и деревья. Наверняка полив обходился недешево…Парк окружала кованая ограда в полтора человеческих роста высотой, по верхнему краю ее украшали наконечники пик, устремленные к небу. Точь-в-точь как на печально знаменитой Решетке Тысячи Голов вокруг резиденции Его Надпрестольного Святейшества… Но, в отличие от Феликса Гаптора, здешний алхимик был человеком мирным. Либо не был, но всего лишь не любил попусту демонстрировать суровость и решительность… В любом случае, ни одной головы мы не увидели, даже самой старой, превратившейся в утративший плоть череп.
Напротив главного фасада особняка, в центре ограды, — ворота, тоже кованые, в псевдоэльфийском стиле, столь популярном у архитекторов в годы, предшествовавшие Катаклизму: две ажурные башенки по бокам служили исключительно для красоты, а не для обороны.
Возле ворот, снаружи, толпились люди. С полсотни, пожалуй.
— Народу-то… — разочарованно сказала Хлада. — А ворота заперты. Не принимает, видать.
Узнав, кому мы с Гаэларихом собираемся нанести визит, наемница весьма решительно увязалась с нами. На мое недоумение: с чего это ей вдруг так захотелось повидаться с алхимиком из Вальгеро и откуда она вообще его знает? — заявила, что любая женщина в обитаемой части мира хотя бы понаслышке знает о достопочтенном мэтре Т?манне, авторе самых сногсшибательных парфюмерных композиций, самых эффективных любовных эликсиров и самой замечательной косметики, да и многие мужчины о нем слышали, кроме самых уж тупых кабацких вышибал, воображающих, что запах их пота может послужить афродизиаком, — и, едва вылезя из пустыни, спешащих надраться в кабаке, а не посетить баню. А она, Хлада, — тоже женщина, если кто-то из упомянутых вышибал позабыл. Хоть и ходит в штанах, с кинжалом и саблей. И ей, после дня, а то и нескольких, проведенных в седле, благоухать конским потом и прочими неаппетитными вещами совсем не хочется. Так что визит к почтеннейшему мэтру она нанесет, как бы всякие грязнули ее не отговаривали.
Я устыдился… И в самом деле, в области косметики и парфюмерии мои познания стремились к нулю… Устыдился и раскошелился — перед визитом к магу-алхимику заказал у хозяина прирыночной гостиницы здоровенную бадью с горячей водой. Сумма, в которую обошлось удовольствие, была бы достаточна для… Ладно, не будем о грустном. Чистота требует жертв.
…Толпа перед воротами алхимика отчетливо делилась на две группы: вроде бы люди и стояли вперемешку, но отнюдь не смешивались. Словно масло и вода, разболтанные в одном кувшине. Одну группу составляли женщины, в основном богато одетые, и сопровождавшие их мужчины, — те вообще делали вид, что они здесь не при чем, прогуливались неподалеку, ну и заглянули.
Вторая группа… да, именно они, плечистые, с короткой щетиной на головах парни в кожаных камзолах. Лигисты. У каждого висела на плече увесистая холщовая сума, судя по угловатой форме — набитая камнями.
Завидев нас, один из бритоголовых — на вид чуть постарше остальных, носивший на рукаве знакомую мне желтую повязку — опрометью подбежал, ухватил за стремя Гаэлариха.
— Ох, какое счастье… Скажите, высокородный, вы ведь маг? Самый настоящий маг?
Он смотрел на мэтра магистра с такой отчаянной надеждой, что сразу стало ясно: если тот не маг, а лишь шутки ради напялил фиолетовую мантию, то произойдет нечто страшное. Настолько запредельно кошмарное, что Нашествие Тьмы, да и сам Катаклизм покажутся невинными детскими шалостями.
— Маг. Самый настоящий, — подтвердил Гаэларих.
— Вот счастье-то! — возопил бритоголовый. — Помогите, высокородный, за ради Святой Веры! А мы уж отблагодарим, как сможем, у кого сколько есть, все карманы вывернем!
Остальные бритоголовые тоже подошли поближе, и кивали, подтверждая слова главаря. Вывернут, дескать, не поскупятся. Сказать, что лица у всех были встревоженные, — ничего не сказать.
— Рассказывайте, — вздохнул Гаэларих.
Выяснилось: молодые люди, в отличие от прочих собравшихся у ворот горожан, явились сюда не за богопротивными колдовскими декоктами, но движимые исключительно чувством патриотизма. Ну да, побросать камни в сторону резиденции мага, всего лишь в сторону, сами ж видите, высокородные, до дома-то и из пращи не докинешь, а лезть через магическую ограду дураков нет… Только бросили по первому камешку, и тут…
— И тут это свиномордие нам и говорит, грозно этак, — жаловался бритый, — не мужским, мол, делом занимаетесь, и мужчинами вам теперь не быть… Ну, типа, с женщинами не быть, не получится ничего, дескать…
— Ты, несчастный, ищешь магической помощи, и смеешь при том называть члена славного Братства магов свиномордием? — спросил Гаэларих, грозно сдвинув брови.
— Да нет же, высокородный, — запротестовал бритоголовый, — как можно… Мы ж не со зла, да и по одному камню всего и кинули… Ну… чтоб показать только… для порядку… Он ведь эрладиец вообще-то, маг наш, так мы ж понимаем: не виноват, родителей не выбирают… А свиномордие-то вон то, бронзовое, с нами заговорило.
И он указал пальцем на бронзовую голову горгульи, видневшуюся на воротах. Очевидно, в ней было смонтировано немудреное магическое устройство, позволяющее алхимику общаться с посетителями, не выходя из дома.
Обладатель желтой повязки продолжил свою скорбную повесть. Угрозу мага они поначалу всерьез не приняли… На словах. Бодрились, хорохорились друг перед другом. Но ни один камень через ограду больше не полетел. А тут, как на грех, девка мимо шлепала, известная в городе дурочка, — немая, и на голову не шибко сильная.
— Ну… ребята ее в кусты… Не насильничать, не подумайте, высокородные! Так, проверить только… Убедиться, значит, что ерунда всё полная…
Лицо у Хлады стало нехорошим. Пальцы наемницы нервно теребили рукоять кинжала, и она явно ждала лишь моего знака.
В общем, попробовали. Все по очереди. Не смог никто. Дурочка пошлепала дальше, не претерпев ни малейшего ущерба. А дурачки впали в черную тоску. Униженно извинялись перед «свиномордием», но бронзовая горгулья надменно молчала. И теперь, значит, на высокородного Гаэлариха вся надежда.
— Хорошо, я посмотрю, что можно сделать, — сказал мэтр магистр.
Бритоголовый возликовал и тут же ухватился за шнуровку своей мотни.
Маг остановил его брезгливым движением руки:
— Не надо! Магическому зрению ваши штаны не помеха! Однако вижу, что дело серьезное… Очень серьезное… Хо-хо, давненько не видал столь тяжкой магической дисфункции репродуктивных органов… Достаточно недолгого промедления, и хирургического вмешательства не избежать. Вам моя помощь будет стоить тридцать содаров, любезнейшие.
Немного подумал и добавил:
— Тридцать двойных содаров, разумеется.
Следующие минуты были наполнены скрипом кожи выворачиваемых карманов и кошельков, звоном монет и переводом туллов в содары по курсу. С арифметикой у молодых людей дело обстояло печально. А вот об их финансах такое сказать было нельзя, не погрешив против истины. Кто-то, прав был Калларье, весьма щедро вливал деньги в движение лигистов… Тридцать двойных золотых содаров составляют ни много, ни мало, — полторы тысячи имперских рэндов. За такую сумму в столице можно купить весьма доходное питейное заведение, пусть и не на главных улицах, но все же…
Молодые люди собрали требуемую сумму почти полностью.
— Двадцать семь двойных содаров и восемь туллов, высокородный! — главарь подобострастно протянул холщовую суму, набитую теперь не камнями. — Мы обязательно донесем остаток, не сомневайтесь, только скажите, где остановились… Только уж вылечите сразу, не откладывайте, за ради Святой Веры!
Интересно, как Гаэларих собирается их исцелить? Насколько я понимал, снятие подобного заклятия — работа индивидуальная, долгая и кропотливая, а тут чуть не два десятка клиентов сразу…
— Мы с коллегой должны провести консилиум, — важно сказал мэтр магистр, указав на меня. — Он большой специалист в хирургии, особенно в областях ее, касающихся переломов, ампутаций и вскрытий. Отойдите, любезнейшие, за пределы слышимости.
И ведь не соврал, что характерно. Я горделиво приосанился в седле: ну да, специалист. Перелом? Легко! Ампутация? Один взмах Бьерсарда!
Понурая стайка патриотов отчизны и веры поплелась в сторонку. Лишь один юноша обнаружил определенные познания в мудреных терминах, и спросил, прежде чем отойти:
— Позвольте, высокородный, ведь ампутация, это… Это ведь отре?зать что-нибудь?
Тут уж Хлада не выдержала, и сообщила пытливому юноше, что именно у него отрежут. Объяснила без «десрализаций», простыми и понятными словами. И тотчас же утешила: ей, например, отсутствие рекомого «чего-нибудь» жить ну абсолютно не мешает. К своим товарищам по несчастью юноша присоединился в состоянии, близком к обморочному.
— На них нет заклятия. Вообще никакого, — тихонько сообщил мне Гаэларих. — Я бы почувствовал.
— Тогда, извините, за избавление от чего вы чуть не сняли с них последние штаны?
— Психосоматическая импотенция. Исключительно самовнушенная.
— Как думаете лечить?
— А никак! — встряла Хлада. — Оставьте как есть! Чтобы пи?сать смогли, а девку обидеть, — ни-ни!
Но маг уже принял решение. Повелительным жестом подозвал пациентов, громогласно произнес длинное и заковыристое заклинание (наверняка не имевшую смысла абракадабру), имитировал несколько замысловатых пассов.
— Сними камзол! — приказал главарю.
Тот слегка удивился, но стянул свою кожаную форму.
— Ну?! Что чувствуешь?!
Несколько секунд тот, похоже, не чувствовал ничего, кроме растущего недоумения. Потом вдруг завопил и подпрыгнул на месте.
— Есть! Получилось!
— И вы снимайте! Камзолы на землю!
Спустя недолгое время ликование стало всеобщим. Обрадованные патриоты до небес возносили магический талант Гаэлариха, и клялись называть будущих родившихся сыновей его именем. Мне, как почетному хирургу, тоже досталась толика подобных обещаний.
— Подождите! Это не всё! — громовым голосом остудил пыл Гаэларих. — Заклятие чужое, нейтрализовать его я сумел, но возможны рецидивы. Если кто-то из вас хоть когда-то нацепит эту вот черную кожу, вообще любую черную кожу, — все вернется! Навсегда! Никто уже не поможет! И еще: остерегайтесь пылающих факелов! Если их рядом с вами будет больше двух — на женщин сможете лишь любоваться! И последнее: кто не отрастит за два месяца прическу нормальной длины, тот будет бороться за Святую Веру чистым и безгрешным праведником. Ну то есть абсолютно безгрешным.
Ликование мгновенно стихло. Борцы за Тугард и Святую Веру недоверчиво поглядывали то на магистра, то на свои разбросанные под ногами шмотки.
Маг елейным тоном предложил любому поставить небольшой эксперимент: вновь натянуть камзол. Но за последствия он не отвечает.
Желающих не нашлось.
— Едва ли это поможет надолго, — сказал я, когда патриоты ушли, унося свои наряды брезгливо, самыми кончиками пальцев. — Раз заклятия нет, рано или поздно отыщется среди них смельчак или дурак, вновь натянет черную форму, и тут же расскажет остальным, что вы просто-напросто взяли их на испуг…
— Как это нет заклятия? — удивился Гаэларих. — Я только что его наложил.
Глава шестая. Великая польза любовной магии
Течет без конца и начала река под названием Время,
И в кладези жизней людских ее сочатся воды,
Пусть каждый из них неглубок, и дно уже видно,
Но мы забываем об этом в объятьях любовных…
Бо-Карай, «О любви к прекрасному»
— Коней можете привязать к ограде, — сообщила нам горгулья густым и сочным мужским басом. — Никто не тронет. А к дому идите по белой аллее, и ни шагу в сторону. Тогда тоже никто не тронет.
Ворота сами собой нешироко приоткрылись, пропуская нашу троицу, и тут же захлопнулись. Прочие, жаждущие косметики и привораживающих эликсиров, остались за оградой. Но, похоже, были настроены ждать до победного конца.
Мы пошли к дому по аллее, засыпанной белой мраморной крошкой, хорошо утрамбованной. Никуда не сворачивая, естественно. Хотя любопытно бы глянуть, какие зачарованные страшилища бродят по парку алхимика, выполняя роль охранников. После общения с крылатыми питомцами Ларинтиона мой интерес к разделу магии, занимающемуся боевыми животными, значительно вырос.
И тут одно из пресловутых боевых животных длинным прыжком вымахнуло из кустов и понеслось в нашу сторону. И тут же за ним — второе! Бьерсард словно сам собой выпрыгнул из перевязи и прилип к моей руке. Наемница выдернула саблю долей секунды позже.
Потому что к нам мчались псы Кронга! Эх, зачем я в качестве фигуры речи так часто призывал их разодрать мою задницу… Накликал.
Гаэларих, по-моему, тоже изготовился швырнуть какое-то боевое заклятие. Хоть нам и обещали безопасность на аллее, однако у любых магов случаются осечки и ошибки.
Но нет, зубастые бестии застыли в нескольких шагах от нас. Я рассматривал их с немалым интересом. До сих пор мне приходилось видеть псов Кронга или мертвыми, сильно изуродованными (не так-то легко прикончить этих милых зверюшек), или стремительно движущимися, атакующими, — а уж тогда всматриваться в детали некогда.
В общем-то, собаки как собаки, разве что чересчур громадные — пасть на уровне глотки взрослого мужчины. Но любой, знакомый не понаслышке с их силой, быстротой и живучестью, предпочтет в одиночку сойтись в схватке с оравой троллей, только что осушивших бочонок винного зелья. Или с драконихой, охраняющей кладку своих яиц.
Поворачиваться спиной к псам не хотелось, но не стоять же посреди парка тремя статуями? Да и приближаться к дому, пятясь, — несолидно. И мы пошагали дальше. Клыкастые стражи мага-алхимика следовали сзади, четко соблюдая дистанцию, заставляя меня держать голову вполоборота и не выпускать Бьерсард из руки.
Наконец, дошли до особняка, и высоченные двустворчатые двери распахнулись при нашем приближении.
— Как вам мои собачки? — поинтересовался магистр Вьивьи, едва отзвучали приветствия. — Ничего, они у меня ручные, таки да. На своих не набрасываются. Зато чужих, клянусь Семью Царями, рвут не то что в клочья — в мелкие клочки!
Его безалаберно растущая седеющая борода живо напомнила мне недоброй памяти Ларинтиона, но волосяной покров верхней части головы проигрывал заочное соревнование магу из Каэр-ла-Рэ: хотелось обмакнуть палец в чернила и намалевать на обширной лысине алхимика какое-нибудь душеспасительное выражение. «Не пугай гостей псами Кронга!», например.
— Повезло вашим песикам, что хорошо натасканы, — ответил я с видимым равнодушием. — Не то могло бы быть так…
Вынул из кармана небольшую тряпицу, подбросил. Бьерсард, до сих пор не вернувшийся в перевязь, рассек воздух невидимой молнией. Еще раз, еще, еще… В воздухе закружились крохотные кусочки материи с идеально ровными краями-срезами. Нечего тут… в мелкие клочки мы и сами умеем.
— Я вас таки умоляю, молодой человек: не имейте привычку размахивать острым железом в помещении с живыми людьми, — возмутился алхимик. — А то, неровен час…
— Ничего, он у меня ручной, — сказал я мрачно, убирая Бьерсард. — Своим головы не рубит. Разве что иногда с руки сорвется.
* * *
После первых же минут общения с магом-алхимиком Вьивьи Т?манном я сделал вывод: его, мага, слишком много.Он и сам-то оказался мужчиной весьма крупным, высоким и полным, так еще и громкий голос его, казалось, стремился заполнить весь доступный объем пространства, полностью заглушив и подавив прочие голоса.
Причем, надо сказать, густой бас бронзового «свиномордия» ни в малейшей мере не походил на голос его создателя, — высокий, почти женский. Неприятный…
Гостиная мага-алхимика была сплошь увешана картинами, гравюрами и гобеленами, посвященными одной-единственной теме. Самым безобидным оказался гобелен, на котором великий Элвес удовлетворял дочь царя Гензекриса (а сорок девять единокровных сестер удовлетворяемой девушки поджидали своей очереди). Безобидным и целомудренным — все-таки классика, к тому же полсотни обнаженных царевен разместились крайне удачно (или наоборот, неудачно), прикрывая руками или ногами куда более интересные части тел… Но хватало и весьма откровенных изображений.
Мы сидели в мягких удобных креслах, и не спешили перейти к цели своего визита, вели светскую беседу. Вернее, в основном слушали хозяина, редко позволявшего кому-то вставить хоть слово в его речи.
И рассказывал-то он вещи, достаточно интересные и мне незнакомые, но… Но очень уж его было много.
За разговорами не забыл и об угощении. Почти не забыл… Плеснул на самое донце изящных хрустальных бокалов чуточку вина — якобы шестидесятилетней выдержки, дорогого не то что как жидкое золото, но как жидкий бриллиант. Заветная амфора, дескать, пожалована благодарным императорским семейством к юбилею магистра Т?манна. Неплохие, однако, знакомства у провинциального алхимика…
На вкус жидкий бриллиант оказался… нет, не хочу сказать ничего дурного, более чем приличное вино. Но эрладийское красное мне больше по душе. Да и пить в таких мизерных количествах — лишь растравлять жажду. Но плеснуть по второй порции Т?манн не пожелал, и не только гостям, свой бокал тоже весь разговор так и катал в ладонях, изредка макая в вино губы.
Речь шла в основном о магических штудиях алхимика, и о великой пользе, доставляемой оными штудиями страждущему человечеству Лаара (между слов подразумевалось: кошельку Вьивьи Т?манна тоже кое-какая польза перепадает). Причем ряды страждущих в немалой мере состояли из особ знатных, влиятельных или, по меньшей мере, весьма богатых. Мелькали имена членов императорской фамилии и королевских сановников, владетельных сайэров и придворных красавиц…
Я не мог взять в толк: отчего же столь популярный чудодей живет не в столице, при дворе, но в провинциальной глухомани? Тем более теперь, когда эрладийцам климат Вальгеро стал не очень-то полезен для здоровья?
Гаэларих же заинтересовался другой стороной вопроса. И спросил, быстренько вклинившись в крохотную паузу:
— Я не понимаю, коллега, как вы все успеваете? С одной стороны, выполняете многочисленные эксклюзивные заказы из столиц, а с другой — работаете на поток, на толпу? — он махнул в сторону окна, за которым упомянутая толпа вежливо осаждала ворота. — Ведь не только в Вальгеро, но в любой парфюмерной лавке любого города одна полка, а то и целый шкаф отведены под «Магическую косметику Т?манна»…
Алхимик рассмеялся. Смех у него был, как и голос, — высокий, неприятный.
— Мне просто смешно с вас, молодой человек! И если кто-то спросит старого Т?манна: а что этот вьюнош имеет знать за коммерцию? — я печально вздохну: он таки ничего за нее не знает!
И речь его вновь полилась полноводным потоком. Дескать, он, алхимик Вьивьи Т?манн, — не цеховой ремесленник, без устали варящий, дистиллирующий и разливающий по флакончикам магические притирания и приворотные духи! Он творец, таки да. Он артист в своем деле, а не ярмарочный фигляр. Он крупный ученый, наконец! Как вам, вьюнош, такая научная проблемка: некий принц (не будем называть имен), наследник престола (не будем называть державу), отправляет свой портрет в подарок принцессе другого государства. Подарочек, как говорится, с намеком, таки да. Но есть одна тонкость: брак тот позарез нужен именно принцу, но семье потенциальной невесты в общем-то все равно, куда сплавить дочку, — а соискателей ее руки несколько… Естественно, предпочтение самой принцессы в такой ситуации решит многое, если не всё.
И принц ставит задачу: портрет должен быть обработан так, чтобы принцесса влюбилась. Страстно, горячо, самозабвенно… Не в кого-нибудь, не в пажа, принесшего портрет в ее покои, — но в него, в принца. Причем именно принцесса — не королева-мать, буде та решит первой оценить внешность женишка, и не любопытная фрейлина… Дополнительное условие: замок, куда отправлен портрет, естественно, напичкан антимагической защитой всех возможных видов. Вот вам вьюнош, прикладная задачка по курсу любовной магии, попробуйте-ка решить. Что, в магистратуре таких не задавали? Ну да, там же сидят высоколобые болваны, считающие любовную магию ерундой и шарлатанством… А он, Вьивьи Т?манн, решил! Три ночи не спал, но решил! Ерунда, говорите? Однако брак таки состоялся, и держава принца спасена от смены династии, мятежа и смуты.
И какой-то наивный вьюнош имеет предложить, чтобы вместо того старый Т?манн эти три ночи варил магический лосьон от прыщей? Просто-таки смешно…
Всё проще. Всё гораздо проще. Весь ширпотреб варят и дистиллируют ремесленники парфюмерных цехов по всему Лаару — для него, для Вьивьи Т?манна. А он разливает по своим фирменным флаконам и лишь для самых богатых и знатных клиентов добавляет по нескольку капель секретных эликсиров.
Вот ведь жулик, подумал я. Если бы лигисты не стригли всех эрладийцев под одну гребенку, а разбирались конкретно и выборочно с такими вот навозными жуками, — мне лично их бритоголовая братия стала бы куда симпатичнее…
Казалось, алхимик услышал мою недоброжелательную мысль. А может и в самом деле услышал, никогда не известно, чего именно стоит ожидать от мага. В любом случае, заговорил он как раз о жульничестве.
Обман, говорите? А вот и нет… В разговоре всплыл лосьон от прыщей, — так вот, с тем лосьоном имел место смешной случай. Ученик Т?манна — весьма безалаберный вьюнош, надо сказать, и уже переставший быть учеником, — ошибся. Залил в фирменные флакончики обычную воду, — и партия такого лосьона ушла к получателям. И что вы думаете? Скандал, возврат товара? Ха! Благодарственные письма, как и обычно! Прыщи исчезали, таки да! Магия заключена уже в имени, в торговой марке!