* * *
   Дошло дело и до главного. До ингредиента, заказанного у алхимика Гаэларихом. Хозяин ненадолго удалился и вернулся с крохотной амфорой — на ней (кто бы сомневался!) изгибалась надпись на трех языках: «Магическая любовная косметика Вьивьи Т?манна» и красовалось изображение: стилизованное алое сердце, заключенное в алхимическую реторту.
   Гаэларих потянулся было к амфоре, но не закончил движение: алхимик демонстративно поставил сосуд на самый дальний от коллеги край стола.
   — Имейте минутку терпения, я вас умоляю! Ай-ай-ай, нынешние вьюноши ну совсем разучились делать гешефт, таки да. Пришел, отдал деньги, взял товар, ушел… Разве так поступают люди, понимающие свой профит?
   При этом улыбка алхимика оказалась адресована отчего-то мне… И мне же он вручил зачем-то сафьяновый ларчик с серебряной оковкой.
   — Моя последняя разработка. И я вам скажу, майгер Хигарт, как родной матери: такогомир еще не видел! Опытный образец, и настроен пока на меня, но я вас уверяю — действие бесподобное, прямо-таки бесподобное!
   Я открыл ларчик, внутри оказался маленький граненый пузырек с плотно притертой пробкой, а в нем перекатывалась какая-то маслянистая жидкость. Пришлось осторожно намекнуть, что афродизиями я не пользуюсь, равно как и косметикой, и парфюмерией. Не привык как-то с юности, что уж теперь начинать.
   Алхимик пояснил, что пользоваться и не надо. Вообще ничего делать мне не надо, только иметь свой процент дохода от нового изобретения. Как так? А вот так: он, магистр Т?манн, задумал новую серию чудодейственных средств с добавлением магического эликсира, малую толику которого я имею счастье вертеть сейчас в руках. Эксклюзивную серию, предназначенную для весьма состоятельных мужчин… Нужно достойное название. И мое имя, дескать, очень подойдет. Туалетная вода «Великий Хигарт» и гель «Герой Тул-Багара», — разве плохо? Беда в том, что многие мужчины считают парфюмерию исключительно женским атрибутом, но коли уж ходячая легенда и живое знамя пользуется, стало быть…
   Я понял, что паузы мне не дождаться, и решительно перебил алхимика. Отказался.
   Весьма опрометчиво отказался, как тут же выяснилось. Надо было попросить время на раздумья, пообещать принять решение по возвращении из похода… Потому что Т?манн теперь заболтает меня до смерти. И посмертно воспользуется именем героя.
   Тот флакончик, что я верчу в руках, — поосторожнее с ним, кстати, вьюнош! — выдан мне, оказывается, не просто так. Но дабы продемонстрировать великую силу любовной магии магистра Т?манна. Поставьте опыт, не пожалеете! Капните из пузырька на любую женщину — на молодую или на старуху, на красавицу или уродину, на благородную сайрис или простолюдинку, — и вы увидите много интересного, таки да! Да хоть вот прямо сейчас, за воротами. И увидите, как женщина полезет на ограду, — да-да, немедленно, тут же полезет, не в силах ждать ни секунды, сгорая от желания оказаться в объятиях алхимика.
   Естественно, конечный продукт для богатых мужчин будет содержать эликсир в менее концентрированном виде, а объектом пламенной страсти станет не маг, но сам покупатель. Причем Вьивьи Т?манн учел, что у высокородных сайэров встречаются в делах любовных самые разные причуды и предпочтения, — и эликсир сработает без различия пола, он вообще пригоден для любого живого существа… И вы, наивный вьюнош, отказываетесь дать своё имя такому чуду? Таки глупо и смешно, смешно и глупо!
   Алхимик набрал полную грудь воздуха, готовый выдать новый залп аргументов. Я торопливо сказал:
   — Хорошо. Непременно поставлю опыт. Посмотрю на результат и потом приму решение.
   — Пробуйте! Хоть на другом конце света пробуйте! Побрызгайте в Уорлоге на троллиху — и, клянусь Семью Царями, вы таки увидите, как она опрометью понесется в Вальгеро! Давно, кстати, имел желание притравить своих песиков по троллю…
   — Может быть, теперь, когда предварительная договоренность о названии новой серии достигнута, вернемся к нашему делу? — встрял Гаэларих, кивнув на амфорку.
   — Вернемся, — сказал алхимик сухо и неприязненно; еще бы, такую песню оборвали. — Все выполнено согласно заказу. Сработает без осечки. С вас восемьдесят содаров. Двойных, разумеется.
   — Что-о-о-о? — Гаэларих подскочил на кресле. — Четыре тысячи флорианов? Да вы…
   Он аж задохнулся от возмущения.
   — Не учите меня делать гешефт, я вас умоляю! — возопил алхимик. — Дорого — так поищите дешевле, как говорил один мой знакомый, умнейший человек, торговавший водой в самом центре Каррахской пустыни. Или вы думаете, что я таки не слышал, как вы обобрали этих глупых вьюношей у моих ворот? Или же вы думаете, что в том вашем профите старый Вьивьи Т?манн не имеет своей доли? Мне просто смешно. Ну ладно, если вы так уж хотите вырвать хлеб изо рта моих детей, — извольте: семьдесят пять. И ни туллом меньше.
   Наверное, до хрипоты поторговавшись, можно было сбросить цену еще на пять содаров, а то и на все десять. Но Гаэларих не стал. Гордый… Выложил на стол холщовую суму, тяжело звякнувшую серебром, достал из-под мантии туго набитый кошель, отсчитал недостающую сумму золотыми — новенькими, свежеотчеканенными, с четким, не стершимся профилем императора Содара.
   — Вы переплатили восемь туллов, — негромко сказала Хлада, внимательно следившая за его манипуляциями. Первая и последняя ее реплика за весь разговор.
   — За выпитое вино, — сказал Гаэларих, не скрывая неприязни. — Не хочу остаться должным.
   — Этот вьюнош имеет мысль меня оскорбить, майфрау, таки да, — скорбно покивал алхимик. — Но если он доживет до моих лет, то поймет: отдать восемь туллов и получить восемь туллов, — разница уже в шестнадцать туллов. И такие деньги на дорогах не валяются, а если валяются, — покажите мне ту дорогу, я буду пешком гулять по ней для моциона… Не смею больше вас утомлять своим обществом, молодые люди. И имейте в виду мое предложение, майгер Хигарт. Хорошенько имейте.
   Я пообещал иметь. Хорошенько. Напоследок не удержался, спросил:
   — Почему вы не переедете в столицу, мэтр Т?манн? Эти кожаные ребята очень не любят эрладийцев-кровососов, как они выражаются. Придут ночью большой толпой, вместо камней возьмут пики и арбалеты, — даже псы Кронга не помогут.
   Маг объяснил, что, во-первых, я могу звать его не мэтром, а сайэром. Удостоен два года назад, таки да. Во-вторых, в какую столицу ему переезжать, скажите-ка? В Туллен? Чтобы аккенийский двор считал, что алхимик служит Адрелиану и от его средств можно ждать любого подвоха, сделанного по велению лорда-регента? Переехать в Аккению — те же проблемы встанут с тулленской знатью. А «кожаных ребят» бояться ему смешно. Почему? А вы вот поразмыслите на обратном пути, откуда лигисты имеют столько денег, ага? Поразмыслите, а он, Вьивьи Т?манн, на сем раскланивается. Клиенты ждут.
   — Он самфинансирует кожаную банду!? — изумленно спросил я у Гаэлариха, когда мы шагали обратно к воротам. — Он, эрладиец?! Но зачем?!
   — Не только он… Т?манн лишь один из многих влиятельных и богатых эрладийцев, которые считают, что их народ, рассеявшийся по Лаару после Катаклизма, должен вернуться в Эрладу и возродить ее величие времен Семицарствия или негусов. Их идеи раньше популярностью не пользовались, мало находилось желающих восстанавливать былые сады и виноградники на месте нынешней пустыни, в постоянных стычках с дикими племенами, переселившимися в те места. А «Лига Тугарда» своей нетерпимостью, в общем-то, работает на идеи Т?манна и ему подобных…
   Тьфу… Спятивший Ларинтион теперь мне казался даже симпатичнее своего коллеги-алхимика.
   — Вы уверены, что он не всучил вам какой-нибудь лосьон от прыщей? — показал я на амфору. — От такого, мягко говоря, прохиндея всего можно ждать.
   Маг несколько секунд молчал, лишь мраморная крошка похрустывала под его подошвами. Наконец ответил:
   — Уверен. Заказ делал не кто иной, как епископ, а работу для людей значимых, таких, как Хильдис Коот, магистр Т?манн всегда выполняет в срок и с изумительной точностью… Он вообще талантлив, безмерно талантлив во всем, за что ни возьмется. Только вот берется почему-то всегда за такое…
   Он не договорил. Все еще радеет за честь Братства? Похоже на то… Хотя наше путешествие, невзирая на его краткосрочность, встречами с магами изобиловало, и уже могло бы избавить от кое-каких иллюзий…
   Гаэларих спросил у Хлады, явно желая сменить тему разговора:
   — Майфрау Сельми, вы ведь, кажется, желали приобрести здесь кое-что для личных надобностей? Отчего же не приобрели?
   Хлада скривила лицо, как будто хватанула ложку исключительно горького лекарства.
   — Чтоб я еще раз хоть что-то с маркой этого индюка купила… — наемница сделала резкий жест рукой, словно стряхивала с пальцев что-то невидимое, но липкое и мерзкое.
   Наверное, при этом кисть ее руки невзначай оказалась за пределами аллеи. Потому что в то же мгновение к нам подскочил громадный пес. Только что не было — и подскочил. Но на сей раз не застыл в десятке шагов безмолвной косматой смертью, надвинулся почти вплотную на Хладу, шерсть на затылке вздыблена, пасть оскалена. Рычал вроде и не громко, но от такого рычания мне обычно хочется забраться на самое высокое дерево в лесах Кронга…
   Однако не бросался. Пока не бросался… В невеликом песьем разуме наверняка боролись две вложенные алхимиком установки: «Чужак покинул аллею — разорви в клочья!» и «Чужак на аллее — не тронь!», — и какая победит, предсказать было невозможно.
   Мы застыли, не делая резких движений. Рука наемницы медленно-медленно тянулась к рукояти сабли. Моя, столь же осторожно, — к Бьерсарду. И лишь когда я коснулся пальцами рукояти топора, почувствовал, что до сих пор сжимаю в руке граненый флакончик мага. Постыдился выкинуть сразу, у дома.
   На любое живое существо, говорите? Проверим…
   Оставив топор в покое, я двумя пальцами вытянул притертую пробку и крутанул флакончик быстрым, но почти незаметным движением кисти. Несколько капель эликсира угодили на морду пса.
   Подействовало! Рычание смолкло. Мгновенно. Мимика у животных вообще довольно богатая, а у псов особенно, но такого выражения я ни у одной взрослой собаки не видел. Разве что у сытых кутят, нежащихся под ласками хозяина…
   Долго любоваться метаморфозами свирепой твари не пришлось. Мохнатая молния стремглав метнулась к дому. Дверь, на свою беду, маг не запер. Впрочем, подозреваю, в противном случае живой таран ее попросту бы вышиб.
   Как бы то ни было, пес исчез в доме. Мгновением спустя мы услышали отчаянный вопль мага. Наемница расхохоталась.
   — Вы не заметили, кобель это или сука? — только и смогла сквозь смех выдавить из себя Хлада.
   — Кобель, — просветил я. — Пошли отсюда быстрее. Грех мешать влюбленным…

Глава седьмая. Герои и их поклонники

   Следствием установлено и под пыткой достоверно подтверждено, что рекомые подсудимые, творя насилия и бесчинства, злонамеренно поминали Святую Веру как оправдание сих преступлений, тем самым будучи повинны в ереси, богохульстве и осквернении основ учения Церкви…
Протоколы Нэйзагских процессов, том XCVI, лист 23

   Разговор с епископом посредством магического кристалла Гаэларих обещал организовать попозже, ночью, — меньше, дескать, магических возмущений, способных испортить связь.
   Заняться до той поры мне было нечем, и я, выполняя обещание беречь мэтра Тигара как зеницу ока, вызвался проводить его в здешнее отделение королевской почты. Тигару, видите ли, потребовалось отправить домой преизрядную пачку исписанных листов пергамента. Если, спаси и сохрани Сеггер, наша экспедиция вдруг закончится плачевно, — недопустимо, чтобы великий научный труд оказался утрачен для человечества.
   Почта в Вальгеро меня удивила. До сих пор не доводилось пользоваться ее услугами, но я отчего-то считал, что в таком городке вся она состоит из крохотной комнатенки, а весь персонал — единственно из самого почтмайстера, за месяц едва наскребающего для королевского курьера маленькую сумку с письмами.
   Как бы не так. Большой особняк возле рыночной площади был полностью занят отделением — на первом этаже два просторных зала, где десяток служащих обслуживали клиентов. То есть нас с Тигаром, других посетителей не было видно… Я недоумевал: если жителей Вальгеро вдруг охватила неодолимая тяга к написанию писем, то отчего на почте так пустынно? А если не охватила, к чему такие хоромы? Потом сообразил: наверняка вся эта орава кормится в основном посылками мэтра… ах, извините! — конечно же, сайэра Т?манна, разорви… хм-м… не мою, а его задницу пес Кронга!
   Выложив на стойку увесистую пачку растрепанных листов, мэтр Тигар поинтересовался сроками доставки. Три месяца. Сколько, сколько?! Что, специально для вас маги вывели породу почтовых улиток?! Ничего, вполне нормальный срок, у нас письмо из одного конца Вальгеро в другой идет неделю, утешил почтовый служащий (чем-то напоминавший Тигара — такой же низенький, короткорукий). Зато доставляем с гарантией. Но если очень спешите, то пройдите в соседний зал, где занимаются птичьей почтой. Ваша рукопись, переписанная мельчайшим почерком на шелковые полоски, обойдется вам… — почтарь пересчитал страницы и назвал сумму, — зато дойдет за три дня.
   Возмущенный Тигар от услуг почтовых голубей отказался. А я, любопытства ради, прогулялся в соседний зал, пока мэтр наблюдал, как его драгоценные листы упаковывают, опечатывают и взвешивают.
   У голубятников скучали три писца — пресловутые шелковые полоски наготове. И тончайшие перья, вернее, очиненные для филигранного письма иглы болотной ехидны. И чернильницы с драгоценной эрладийской тушью — написанные ею руны не смоет ни вода, ни вино, ни пот, ни любая другая жидкость.
   Увидев меня, писцы оживились: желаете надиктовать письмецо? Да я бы надиктовал, но здесь проездом и ответа дожидаться не смогу. Голубь ведь меня в пути не догонит, вернется на вашу голубятню…
   Нет ничего проще, заверили меня. Платите десять флорианов, получаете это вот серебряное кольцо — и почтовая пташка вернется на украшенную им руку. Причем тайна переписки гарантирована — вы можете потерять кольцо, но к тому, кто его нашел, голубь не полетит. И к укравшему тоже. Магия.
   Любопытно… Может, имеет смысл прикупить несколько колец и клетку с голубями… Однако смутная моя мысль так не претворилась в покупку — вошел Тигар, закончивший со своими делами. И сразу начал приценяться к эрладийской туши. Однако, услышав цену, тут же погрустнел и заспешил к выходу.
   — Зачем вам тушь? — спросил я, догоняя мэтра.
   — Как зачем? В Уорлоге же кругом вода! Надо беречь бесценные строки. Давайте походим по рынку, вдруг найдем чернила каракатицы на масляной основе? Они еще иногда встречаются, — запасы со старых, до Катаклизма, времен. Хотя тоже стоят недешево.
   — А какими вы пользовались до сих пор?
   — Самыми обычными, сажевыми… Потому и отправил готовую часть рукописи — попадет в воду, и все смоется.
   — Понятно…
   Чернил каракатицы мы не нашли, хотя добросовестно отходили целый час по торговым рядам. Ни сухих, в виде палочек или орешков, ни разведенных маслом, готовых к употреблению… Зато в книжной лавке, куда затащил меня Тигар, обнаружилось новое свидетельство бессмертной славы великого Хигарта! На сей раз книга! Ну, может, не совсем книга, или книга для малограмотных, — текста там было значительно меньше, чем аляповатых рисунков. Главный герой — тип, даже отдаленно не похожий на меня, со странным, ничуть не похожим на Бьерсард топором. Однако лубок носил название «Халланский поход» и являлся, по словам торговца, седьмой частью обширного сериала «Хигарт: путь воина». Причем спутником моим в походе, если верить автору нетленной саги, был не Кх?наар, и не Зойда, и не Калрэйн… Нет, к Тул-Багару как-бы-я шлепал в сопровождении блондинки с мечом неимоверных размеров! Доспех на воительнице был нарисован любопытный: с громадным вырезом, доходящим почти до сосков роскошнейшей груди. Мечта любого мужчины… А как мишень — мечта любого лучника.
   Купил, пригодится для коллекции. Торговец, слава Сеггеру, меня не опознал. Да и мудрено было.
   Проводив мэтра Тигара до гостиницы, я сказал:
   — Пойду еще погуляю. Может, зайду еще раз на почту, напишу письмо одному приятелю в столицу — как там наша совместная коммерция?
   Мэтр машинально кивнул. По-моему, ему было глубоко безразлично, куда и зачем я отправляюсь. Спешил занести на пергамент новые впечатления, хоть бы и обычными сажевыми чернилами.
   Но я поспешил не на почту, а в… Ну, в общем, даже у великих героев и спасителей мира случаются порой… опять же, картинки эти у алхимика… да и блондинка из книжки, чей меч не уступал внушительностью бюсту, а бюст мечу…
   Ну да… Я отправился в «Морскую ветреницу», в заведение, где можно легко, быстро и без неприятных последствий свести знакомство с отзывчивыми девчонками, пусть и не с такими героическими и грудастыми, как воительница в бронированном декольте. В бордель пошел, называя вещи своими именами.
   Спасителям мира не к лицу? Сам знаю… Максимум, что мог бы себе позволить псевдо-Хигарт, персонаж гравюр и лубков, — красивую и романтическую любовь со своей соратницей по спасению мира. Ну-ну… Жаль, лубки не передают запах. Неплохо бы знать их любителям, чем пахнет любовь на попоне, после дня-то в седле… По?том. И не только конским.
   К тому же, кроме Хлады, иных объектов для романтических чувств в нынешнем походе не имелось (нестандартные причуды и предпочтения оставим терзающимся скукой благородным сайэрам). А наемница, в общем-то, женщина достаточно симпатичная, но деньги я ей плачу совсем за другое… Посылать под мечи и стрелы любимого человека? Увольте, не умею.
   Короче, я в спасители мира силком не набивался… И пошел в бордель.
* * *
   «Морская ветреница» находилась в портовом квартале. Так уж заведено во всех приморских городах, и неважно, что моря давно высохли, — традиции вещь живучая.
   Помещением для борделя служил корпус корабля, избежавшего участи своих собратьев и не отправившегося по частям в печку. Причем не какого-нибудь рыбачьего суденышка, и даже не торгового когга, — настоящего боевого орланга. Строили его в свое время для королевского флота на здешней верфи, и почти достроили, оставались считанные дни до спуска, — но тут грянул Катаклизм.
   Мачты «Ветреницы» были видны издалека, торчали над лачугами портовых обитателей, подтверждая: всё остается по-прежнему, и какие бы бури и катаклизмы ни терзали наш мир, есть еще места, где уставшие в битвах герои могут расслабиться душой и телом. Вот только…
   Я замедлил шаг. Веселые разноцветные флажки, украшавшие рангоут орланга-борделя, исчезли. Вместо них на флагштоке уныло обвис один-единственный флаг.
   Подходил я с нехорошим предчувствием. И оно немедленно оправдалось: порыв ветра развернул желтое полотнище флага — на нем красовались печально знакомые мне череп, меч и факел… Еще десяток шагов, и я увидел буквы, намалеванные на борту: «БАСТИОН СВЯТОЙ ВЕРЫ».
   Так вот что значили слова Калларье о «Бастионе», бывшем борделе…
   Машинально я сделал еще несколько шагов, хотя внутрь заходить, конечно же, не собирался. Мои личные любовные причуды и предпочтения настолько далеко не простираются.
   Из борделя, превратившегося в бастион защитников веры и отечества, меня, тем не менее, заметили. Дверь, прорезанная в корабельном борту, распахнулась, на улицу вышли несколько лигистов — как близнецы-братья похожие на тех, что я видел у резиденции алхимика и в таверне «Веселая каракатица». Направление их целеустремленных шагов сомнений не вызывало — шли молодые люди прямиком ко мне.
   Неужели слух о нашем с Гаэларихом невинном розыгрыше дошел до главарей «Лиги Тугарда», и эта компания шагает сюда свести счеты? Словно невзначай я поправил перевязь с Бьерсардом, готовый выхватить топор в любое мгновение.
   Однако подошедшие лигисты были настроены мирно. Более того, весьма почтительно.
   — Майгер Хигарт? — спросил один из них с легким полупоклоном.
   Пришлось подтвердить: да, он самый. Хигарт.
   — Слава Тугарду! — рявкнули молодые люди, воздев кулаки над головами.
   — Взаимно рад вас видеть, — соврал я.
   — Не будете ли вы любезны почтить присутствием нашу скромную обитель? — показал на «Бастион» все тот же лигист. Кстати, если не знать или не принимать во внимание, чем занимается этот молодой человек по ночам в компании кожаных сотоварищей, — то надо признать, что выглядел он достаточно приятно. На вид крепкий, пропорционально сложенный, волевое мужественное лицо, глаза голубые-голубые…
   Несмотря на безукоризненно вежливую форму приглашения, прозвучало оно более чем настойчиво. Но согласился я отнюдь не потому. Пришла интересная мысль: коли уж имя Хигарта пользуется здесь изрядным уважением, почему бы не попробовать подрядить нескольких этих парней себе в спутники? Головы, конечно, им задурили изрядно. Но, думалось мне, толковый командир, то есть я, сумеет поправить дело и повыбить из них дурь. Эрладийцев и иноверцев в отряде нет (о нашем с Гаэларихом подкачавшем происхождении можно и умолчать), а тролли или орки, если таковые встретятся в Уорлоге, скорее всего будут настроены враждебно… Вот ребятам и представится случай помахать мечами во славу веры и родной расы.
   …Внутри был сделан ремонт, и заменена мебель, однако же всё напоминало мне о былых беззаботных деньках, когда по бывшему кораблю порхали куда более приятные в общении создания. Вот по тому трапу, например, можно попасть в каюту, которую занимала малышка Луа, с которой, помню… Эх, какое славное местечко изгадили!
   В бывшей кают-компании орланга собрались десятка два лигистов, — все, кто находился на тот момент в «Бастионе». Посматривали они на меня уважительно, а на Бьерсард — с неким боязливым почтением. А со стены на меня пялился мой собственный портрет. Не только мой — висели там и изображения нескольких былых императоров единого Тугарда, грозно хмурил брови коннетабль Одоар Свирепый, прославившийся безжалостным истреблением нелюдских рас. Из современников — лорд-регент Адрелиан и Феликс Гаптор. Ну и Хигарт, герой Тул-Багара. М-да, даже епископ Хильдис Коот не удостоился такой чести, а я — вот он: молодой, красивый, в тяжелой позолоченной раме.
   Написанная маслом картина наверняка была скопирована с гравюры «Штурм Тул-Багара». Та же композиция, тот же главный персонаж, весьма отдаленно меня напоминавший. Но имелись и некоторые дополнения — к порубленным в капусту оркам художник прибавил окровавленных поверженных троллей и людей, — иноверцев и инородцев, надо полагать. По крайней мере, тряпка, которую герой попирал ногами, весьма напоминала эрладийское знамя.
   За главного в «Бастионе» оказался не Аргелах, тот сидел в ратуше и исполнял обязанности бургомистра. Здесь же лигистами руководил некий Эррери. Командор Эррери, как он представился (какого ордена, не уточнил). Лет на десять старше, чем его подручные, и видно, что побывал в разных переделках: лицо пересекал неровный, криво сросшийся шрам, один глаз закрывала кожаная повязка.
   Сам командор больше помалкивал. Зато витийствовал вовсю его помощник — невысокий, скособоченный, с неопрятными сальными волосами; свое имя он пробормотал так неразборчиво, что я не расслышал. Кожаная форма смотрелась на этом персонаже нелепо, а меч на боку — смешно. Но такие говорливые порой опаснее крепышей, только и умеющих махать острым железом, — именно их речи превращают нормальных, в общем-то, людей в толпу жаждущих крови убийц.
   Разливался сальноволосый словно бормотун, которого накормили смоченными в винном зелье кусочками хлеба. О том, естественно, как они счастливы видеть великого героя и живую легенду. То есть меня. Соратники кивали своими щетинистыми черепами: да, мол, счастливы.
   И тут же обладатель не расслышанного мною имени предложил дальнейшую программу развлечений: вечером неплохо бы мне произнести речь перед общим собранием лигистов, а ночью принять участие в факельном шествии. Во главе его, разумеется.
   Ну-ну… Направляясь в «Морскую ветреницу», я чуть иначе представлял развлечения грядущих вечера и ночи. Хотелось спросить, будем ли на десерт громить дом какого-нибудь эрладийца, есть тут на примете один зажиточный новоиспеченный сайэр… Но я сдержался. Поблагодарил и отказался. Дескать, крайне спешу выполнить важнейшее поручение Феликса Гаптора — и я многозначительно указал перстом на портрет Его Надпрестольного Святейшества, столь удачно оказавшийся на стенке. И, воспользовавшись оказией, тут же перевел разговор на свою нужду в добровольцах.
   — Поможем, — коротко сказал Эррери. — Назовите необходимое число людей и чем их вооружить. Думаю, желающих вызовется в несколько раз больше, чем нужно. К завтрашнему дню отряд будет готов.
   Он помолчал и добавил задумчиво:
   — Я ведь ходил за Халлан… Можно сказать, прикрывал вам спину, когда вы прорубались к Тул-Багару…
   И, в подтверждение своих слов, командор коснулся шрама, уродующего его щеку. Но не убедил, надо сказать… Просто удивительно, сколько я встречал в последние годы людей, «ходивших за Халлан», — особенно если учесть, что вернулась едва двадцатая часть войска. Ходивших и прикрывавших мне спину. Она у меня, конечно, широкая, но не настолько же. А такое, как у Эррери, увечье можно получить на лицо хоть в битве, хоть в пьяной кабацкой драке…