Страница:
Кое-как добравшись до кухни и засветив лампу, я накачал воды и омыл рубцы, ожоги и ссадины. На левом запястье обнаружилось пять отметин от ожогов, на правой руке и на груди по огромному синяку.
Собрав остаток сил, я попытался воздействовать на раны и ожоги гармонией, одновременно омывая их прохладной водой.
– Мастер Леррис…
Я обернулся на голос, даже не сознавая, что обнажен.
Рисса охнула и, обмякнув, осела на пол. Она наверняка видела обнаженных мужчин, и испугала ее явно не моя нагота. Неужто я выгляжу так ужасно, что от одного моего вида уравновешенная, спокойная женщина может лишиться чувств?
Впрочем, все эти рубцы и ожоги и впрямь могли нагнать страху. А ведь я заработал их, не вставая с постели и потянувшись в глубины лишь чувствами!
Неудивительно, что маги, в большинстве своем, долго не живут.
Натянув старую рубашку, достаточно просторную, чтобы не натирать воспаленную кожу, я брызнул водой на лицо Риссы.
Она пришла в чувство и села, силясь унять дрожь.
– Прости, Рисса. Я не хотел тебя напугать.
– Что… что ты делал?
Создавалось впечатление, будто ее слова медленно, с трудом достигают моего слуха и сознания, но я понял ее. И ответил:
– Учился быть магом. Это трудный способ учения, но, похоже, ни для какого другого я не гожусь.
– Ох… мастер Леррис… и когда же ты перестанешь влезать… уж не знаю и куда?
Рисса с трудом поднялась на ноги.
– Наверное, никогда.
– Да поможет Тьма всем, кто с тобой рядом. – Она сглотнула. – Как говорит командующая, ты рожден героем. А это тяжкая ноша.
Я вздохнул.
– Со мной все в порядке. Во всяком случае сегодня уже ничего не случится.
– Тьма! Ну, в каком же мире мы живем! Стараешься, варишь волшебнику обеды, а он сам себя варит, ровно в кипятке.
Ворча под нос, Рисса удалилась в свою спальню, а я приложил к волдырям влажную тряпицу и поплелся в свою, решив, что вещи в порядок приведу завтра, если какая-нибудь сила до той поры не увлечет меня в глубины.
В постель пришлось лечь со стороны Кристал, где простыня осталась не прожженной. Завтра придется послать Риссу за постельным бельем.
Боль и бесконечные вопросы довольно долго не давали мне заснуть. Почему найти хаос и гармонию в недрах легче, чем на поверхности? Вроде бы должно быть труднее, ведь почва, глина и камни тяжелее и плотнее воздуха.
Попытка потянуться к ветрам привела к усилению пульсирующей головной боли. Правда, не столь нестерпимой, какую я ощутил при своей первой попытке, сделанной по настоянию отца. Но ощущать стихии, пребывающие под землей, мне по-прежнему было гораздо легче.
Неужто я и вправду маг земли, чародей земного начала? Но кто и когда слышал о таких магах? Впрочем, если земля наряду с водой, воздухом и огнем является одним из основополагающих элементов бытия, почему бы не существовать и соответствующей магии?
Ответов у меня не было. Были одни лишь ушибы, синяки, ссадины, волдыри и ожоги.
Наконец под скрип балок и завывание ветра меня сморил сон.
LVII
LVIII
LIX
Собрав остаток сил, я попытался воздействовать на раны и ожоги гармонией, одновременно омывая их прохладной водой.
– Мастер Леррис…
Я обернулся на голос, даже не сознавая, что обнажен.
Рисса охнула и, обмякнув, осела на пол. Она наверняка видела обнаженных мужчин, и испугала ее явно не моя нагота. Неужто я выгляжу так ужасно, что от одного моего вида уравновешенная, спокойная женщина может лишиться чувств?
Впрочем, все эти рубцы и ожоги и впрямь могли нагнать страху. А ведь я заработал их, не вставая с постели и потянувшись в глубины лишь чувствами!
Неудивительно, что маги, в большинстве своем, долго не живут.
Натянув старую рубашку, достаточно просторную, чтобы не натирать воспаленную кожу, я брызнул водой на лицо Риссы.
Она пришла в чувство и села, силясь унять дрожь.
– Прости, Рисса. Я не хотел тебя напугать.
– Что… что ты делал?
Создавалось впечатление, будто ее слова медленно, с трудом достигают моего слуха и сознания, но я понял ее. И ответил:
– Учился быть магом. Это трудный способ учения, но, похоже, ни для какого другого я не гожусь.
– Ох… мастер Леррис… и когда же ты перестанешь влезать… уж не знаю и куда?
Рисса с трудом поднялась на ноги.
– Наверное, никогда.
– Да поможет Тьма всем, кто с тобой рядом. – Она сглотнула. – Как говорит командующая, ты рожден героем. А это тяжкая ноша.
Я вздохнул.
– Со мной все в порядке. Во всяком случае сегодня уже ничего не случится.
– Тьма! Ну, в каком же мире мы живем! Стараешься, варишь волшебнику обеды, а он сам себя варит, ровно в кипятке.
Ворча под нос, Рисса удалилась в свою спальню, а я приложил к волдырям влажную тряпицу и поплелся в свою, решив, что вещи в порядок приведу завтра, если какая-нибудь сила до той поры не увлечет меня в глубины.
В постель пришлось лечь со стороны Кристал, где простыня осталась не прожженной. Завтра придется послать Риссу за постельным бельем.
Боль и бесконечные вопросы довольно долго не давали мне заснуть. Почему найти хаос и гармонию в недрах легче, чем на поверхности? Вроде бы должно быть труднее, ведь почва, глина и камни тяжелее и плотнее воздуха.
Попытка потянуться к ветрам привела к усилению пульсирующей головной боли. Правда, не столь нестерпимой, какую я ощутил при своей первой попытке, сделанной по настоянию отца. Но ощущать стихии, пребывающие под землей, мне по-прежнему было гораздо легче.
Неужто я и вправду маг земли, чародей земного начала? Но кто и когда слышал о таких магах? Впрочем, если земля наряду с водой, воздухом и огнем является одним из основополагающих элементов бытия, почему бы не существовать и соответствующей магии?
Ответов у меня не было. Были одни лишь ушибы, синяки, ссадины, волдыри и ожоги.
Наконец под скрип балок и завывание ветра меня сморил сон.
LVII
Джастин застонал во сне и вскочил, сбросив с себя одеяло. Тамра вскрикнула. В ушах еще звучал доносившийся из немыслимых глубин стон земли.
– Джастин!
– Тьма, тьма! – бормотал маг.
– Что такое? – выдохнула Тамра.
– Леррис, идиот! – Джастин потер лоб.
– Башка трещит! – пожаловалась Тамра, потирая свой. – Хуже, чем когда приходится следовать за штормами.
– У меня тоже, – буркнул Джастин, протягивая ей бутыль с водой.
Сделав глоток, она взглянула на огонь, на холодные звезды над головой и, наконец, на северо-запад, в сторону далекого Джеллико.
Земля снова издала стон.
И он, и она вздрогнули.
– Так что там насчет Лерриса? – спросила Тамра, возвращая бутыль.
– Я не думал, что он так далеко зашел. Парнишка скрытничает.
– Это потому, что ты скрытничаешь сам. Не рассказываешь многого из того, что тебе известно. Ты ему не доверяешь, а мне и того меньше. – Она скривилась. – Даже попытка уловить что-то там, во тьме, отдается болью. Сейчас мне не под силу читать погоду.
– Под землей нет никакой погоды.
Полено на угольях полыхнуло пламенем.
– Кончай темнить. Это еще одна форма недоверия.
– Может быть, и так.
– Не «может быть», а точно. Но не думай, будто что-то можно скрывать вечно. Так что выкладывай, чем занимается Леррис и почему это привело в волнение хаос и гармонию по всему Кандару. Причем центр происходящего не в воздухе, это бы я ощутила.
– Он бросает вызов Равновесию, причем глубоко под землей. Вот уж не знал, что он маг недр.
– А разве такие бывают?
– Раньше не было, во всяком случае, я о таких не слышал. Но то, что делает он, это магия земли в чистом виде.
– А ты так не можешь?
– С землей я работаю не лучшим образом, так же как Леррис с воздухом. Мне ближе лес, живые существа и металлы.
– Металлы? Но разве они не залегают в земле?
– Когда-то я был кузнецом, и… я могу кое-что делать, но… но лишь в самых глубинах.
– Опять ты недоговариваешь, – буркнула Тамра и схватилась за лоб. – Каждый твой «ответ» лишь порождает новые вопросы.
Из недр вновь поднимается приглушенный гул. Джастин поджимает губы.
– А я? – наседает Тамра. – Могу я считаться волшебницей воздушной стихии, если просто «что-то улавливаю» в воздухе, как ты в земле?
– В том, что ты волшебница воздушной стихии, сомнений нет, я только не знаю, велика ли твоя сила. Это, – Джастин пожал плечами, – не так-то просто выяснить. Некоторым магам так и не удается.
– Опять ты темнишь, и мне это не нравится.
– Всем магам, если они хотят стать истинными магами, использующими гармонию, приходится пройти некое личное испытание. Тебе это тоже предстоит, но в будущем. А Леррис проходит его сейчас.
– Что с ним будет?
– Если уцелеет, то сможет раскрыть свои способности в полной мере. Но достанется ему здорово.
– Здорово достанется! Да он и так чуть не умер! Чего ты от него ждешь? И от меня? – выкрикивает она, но тут же морщится, хватается за лоб и стонет. – Мужчины! Идиоты!
– Это как сказать, – ворчит Джастин. – Ты, например, искренне полагаешь, что способность коснуться бури, призвать ветерок или перегнать облачко делает тебя настоящей волшебницей. Нет, подлинная магия действует иначе.
– Так как же она действует? И какое отношение это имеет к Равновесию? Выкладывай, и начистоту, не напуская демонов проклятого тумана!
– Всякая магия напрямую связана с Равновесием, – говорит Джастин, после чего поджимает губы и смотрит на огонь.
– Ну, и?
– Чем в большей степени используется одно из начал, хоть гармония, хоть хаос, тем больше вероятность того, что маг нарушит Равновесие. Когда это происходит, он должен восстановить нарушенное, прежде всего в себе самом. В противном случае…
Джастин качает головой.
– Почему я не могу пройти через это, чем бы оно ни было, прямо сейчас? Я старше Лерриса.
– Прежде всего потому, что ты волшебница воздушной стихии. Это накладывает особые ограничения. Гуннар, мой брат, так и не прошел через это. Креслин лишился зрения, а он, я полагаю, был старше тебя.
– Полагаешь? А точно, стало быть, не знаешь?
Джастин снова смотрит на огонь.
– Не знаешь? – повторяет Тамра, снова потирая лоб.
– Нет. Я, видишь ли, волшебник на все руки, но не маг воздушной стихии.
Пламя костра и холодный свет звезд играют на лицах волшебника и волшебницы, старающихся не встречаться глазами. А в недрах Кандара рокочет гром.
Снова и снова.
– Джастин!
– Тьма, тьма! – бормотал маг.
– Что такое? – выдохнула Тамра.
– Леррис, идиот! – Джастин потер лоб.
– Башка трещит! – пожаловалась Тамра, потирая свой. – Хуже, чем когда приходится следовать за штормами.
– У меня тоже, – буркнул Джастин, протягивая ей бутыль с водой.
Сделав глоток, она взглянула на огонь, на холодные звезды над головой и, наконец, на северо-запад, в сторону далекого Джеллико.
Земля снова издала стон.
И он, и она вздрогнули.
– Так что там насчет Лерриса? – спросила Тамра, возвращая бутыль.
– Я не думал, что он так далеко зашел. Парнишка скрытничает.
– Это потому, что ты скрытничаешь сам. Не рассказываешь многого из того, что тебе известно. Ты ему не доверяешь, а мне и того меньше. – Она скривилась. – Даже попытка уловить что-то там, во тьме, отдается болью. Сейчас мне не под силу читать погоду.
– Под землей нет никакой погоды.
Полено на угольях полыхнуло пламенем.
– Кончай темнить. Это еще одна форма недоверия.
– Может быть, и так.
– Не «может быть», а точно. Но не думай, будто что-то можно скрывать вечно. Так что выкладывай, чем занимается Леррис и почему это привело в волнение хаос и гармонию по всему Кандару. Причем центр происходящего не в воздухе, это бы я ощутила.
– Он бросает вызов Равновесию, причем глубоко под землей. Вот уж не знал, что он маг недр.
– А разве такие бывают?
– Раньше не было, во всяком случае, я о таких не слышал. Но то, что делает он, это магия земли в чистом виде.
– А ты так не можешь?
– С землей я работаю не лучшим образом, так же как Леррис с воздухом. Мне ближе лес, живые существа и металлы.
– Металлы? Но разве они не залегают в земле?
– Когда-то я был кузнецом, и… я могу кое-что делать, но… но лишь в самых глубинах.
– Опять ты недоговариваешь, – буркнула Тамра и схватилась за лоб. – Каждый твой «ответ» лишь порождает новые вопросы.
Из недр вновь поднимается приглушенный гул. Джастин поджимает губы.
– А я? – наседает Тамра. – Могу я считаться волшебницей воздушной стихии, если просто «что-то улавливаю» в воздухе, как ты в земле?
– В том, что ты волшебница воздушной стихии, сомнений нет, я только не знаю, велика ли твоя сила. Это, – Джастин пожал плечами, – не так-то просто выяснить. Некоторым магам так и не удается.
– Опять ты темнишь, и мне это не нравится.
– Всем магам, если они хотят стать истинными магами, использующими гармонию, приходится пройти некое личное испытание. Тебе это тоже предстоит, но в будущем. А Леррис проходит его сейчас.
– Что с ним будет?
– Если уцелеет, то сможет раскрыть свои способности в полной мере. Но достанется ему здорово.
– Здорово достанется! Да он и так чуть не умер! Чего ты от него ждешь? И от меня? – выкрикивает она, но тут же морщится, хватается за лоб и стонет. – Мужчины! Идиоты!
– Это как сказать, – ворчит Джастин. – Ты, например, искренне полагаешь, что способность коснуться бури, призвать ветерок или перегнать облачко делает тебя настоящей волшебницей. Нет, подлинная магия действует иначе.
– Так как же она действует? И какое отношение это имеет к Равновесию? Выкладывай, и начистоту, не напуская демонов проклятого тумана!
– Всякая магия напрямую связана с Равновесием, – говорит Джастин, после чего поджимает губы и смотрит на огонь.
– Ну, и?
– Чем в большей степени используется одно из начал, хоть гармония, хоть хаос, тем больше вероятность того, что маг нарушит Равновесие. Когда это происходит, он должен восстановить нарушенное, прежде всего в себе самом. В противном случае…
Джастин качает головой.
– Почему я не могу пройти через это, чем бы оно ни было, прямо сейчас? Я старше Лерриса.
– Прежде всего потому, что ты волшебница воздушной стихии. Это накладывает особые ограничения. Гуннар, мой брат, так и не прошел через это. Креслин лишился зрения, а он, я полагаю, был старше тебя.
– Полагаешь? А точно, стало быть, не знаешь?
Джастин снова смотрит на огонь.
– Не знаешь? – повторяет Тамра, снова потирая лоб.
– Нет. Я, видишь ли, волшебник на все руки, но не маг воздушной стихии.
Пламя костра и холодный свет звезд играют на лицах волшебника и волшебницы, старающихся не встречаться глазами. А в недрах Кандара рокочет гром.
Снова и снова.
LVIII
К востоку от Лаваха, Слиго (Кандар)
Войдя в хижину, человек в светло-коричневом мундире аккуратно перебрасывает тяжелый коричневый плащ через руку и с полупоклоном говорит:
– Почтенный маг, позволь представиться.
– Изволь.
На кончиках пальцев Саммела вспыхивают и тут же гаснут язычки пламени.
– Я Д’рессон Лейтррс, посол Его Императорского Величества Стестена, императора Хамора.
Мужчина кланяется снова.
– Звучит впечатляюще, – говорит Саммел, отвешивая в ответ преувеличенно низкий поклон. – Но чем скромный искатель знания может служить столь высокой и могущественной персоне?
– Ты уже послужил императору, хотя и не напрямую.
– А, через герцога Колариса… не могу сказать, будто я удивлен. – На кончиках пальцев снова вспыхивает и исчезает огонь. – И могу с гордостью отметить, что знание, которым мне довелось его наделить, даровало ему силу.
– Император признает силу знания. Знание способно изменить мир, на что ты, вне всякого сомнения, надеешься и чего ждешь. – Посол кладет свой аккуратно сложенный плащ на спинку деревянного стула. – Можно даже сказать, что ты уверен в неизбежности этих перемен.
– Было ясно, что Бегнула действовал по твоему поручению. Знание, полученное им от меня, нашло применение в Хаморе много раньше, чем во Фритауне. Оказывается, знание способно пересекать океаны. Ты интересный человек.
– Я тот, за кого себя выдаю, всего лишь посол императора, – говорит Лейтррс, делая вид, будто протестует.
– Да, но рожденный на Отшельничьем и лишь переиначивший имя на хаморианский лад.
– От этого я не перестаю быть императорским послом.
– Разумеется, как же иначе. Но не окажешь ли мне любезность? – говорит Саммел, поворачиваясь к Лейтррсу спиной. – Возьми свой металлический патрон и помести на плиту под очагом, но подальше от огня.
– Изволь.
Невысокий худощавый мужчина извлекает из кармашка на поясе металлический цилиндрик, кладет на каменную плиту и отступает к стулу, на котором висит его плащ.
Саммел понимает брови, и вокруг цилиндра образуется тонкий кокон белизны.
Раздается шипение и треск. Вспыхивает и тут же исчезает огненный конус. Над тем местом, где только что находился патрон, вьется белый дымок, а когда он развеивается, становится ясно, что от патрона не осталось ничего, кроме черного пятнышка на камне.
Лоб Лейтррса покрывается испариной, однако это не заставляет посла взяться за льняной платок.
Саммел улыбается.
– Теперь можешь продолжать. Я тебя слушаю.
– При всем твоем могуществе ты продолжаешь обитать в хижине, и лишь немногие люди осведомлены о твоих возможностях, – замечает Лейтррс.
– Широкая известность едва ли желательна для мага, – сухо отвечает Саммел. – Признание и вознаграждение – другое дело, но не широкая известность.
Посол на мгновение сдвигает брови, но тут же смеется.
– Ты удивляешь меня. Я ожидал, что ты скажешь, будто делаешь то, что делаешь, исключительно из любви к знанию.
– Любовь к знанию и желание получить вознаграждение не исключают одно другого. – Саммел делает шаг по направлению к очагу и хмурится: черное пятно мгновенно исчезает. – С возрастом это понимаешь лучше.
– Я с этим полностью согласен, – говорит Лейтррс, – чего нельзя сказать об Отшельничьем. Позволь говорить начистоту: я ведь вижу, что ты не боишься правды. Если ты останешься здесь, можно не сомневаться в том, что Отшельничий направит к тебе людей с известными намерениями. Истории известно немало случаев, когда Черный остров скрывал добытое людьми знание, не останавливаясь ни перед чем.
– Таких случаев множество, – признает Саммел, покосившись на висящую на стене ракетницу.
– Я вижу, – замечает Лейтррс, проследив за его взглядом, – черные маги меня опередили. – Он прочищает горло и, поскольку Саммел молчит, продолжает: – Даже столь могущественный маг, как ты, уязвим, если он одинок. Никто не может постоянно держаться настороже: даже магам приходится спать… А император есть величайший ревнитель знания, и только Хамор в состоянии оценить по достоинству все то, что ты можешь предложить.
– Во всяком случае, то что сможет способствовать хаморианским завоеваниям, не так ли?
– О, можно ли быть столь циничным? – отзывается Лейтррс, слегка склоняя голову.
– Я не циничнее тебя. Отшельничий выращивает особую породу людей.
– Ты хочешь сделать знание всеобщим достоянием и желаешь при этом обрести должное признание, не снискав дешевой известности. Почему бы тебе не получить все это сразу? Я предлагаю тебе возглавить великую Библиотеку в Луббе.
Несколько мгновений Саммел молча озирает равнину, где сквозь снег там и сям пробиваются пятна бурой травы. Затем он говорит:
– Если и другой глашатай воли императора – другой посол в Кандаре – подтвердит это предложение, оно будет обдумано мною со всей серьезностью.
– Я непременно потолкую с ним на эту тему.
– Будь добр.
– Непременно, почтенный маг. А ты тем временем подумай о том, что если цена завоевания Кандара окажется слишком высокой, Библиотеке может и не понадобиться новый глава.
Лейтррс кланяется и протягивает кожаный кошель.
– Прими в знак уважения и признания.
– Благодарю за честь.
– Император надеется, ты отнесешься к его словам с должным почтением.
– Ты говоришь убедительно, а еще более убедительно говорит твое золото, – мягко смеется Саммел.
– Знание есть великая ценность, и не признают этого лишь глупцы. Император отнюдь не глупец, и он относится к знанию с величайшим почтением. – Посол улыбается. – В конце концов я здесь именно для того, чтобы засвидетельствовать таковое.
Лейтррс подходит к двери и кланяется в последний раз.
– Я высоко ценю твой интерес, досточтимый посол, и с нетерпением жду нашей новой встречи.
– И я также.
Провожая взглядом идущего к коню и поджидающим его стражам Лейтррса, Саммел кивает и бормочет себе под нос:
– Главный библиотекарь… вот сан превыше многих желаемых. Ты, Тэлрин, думаешь, будто знание может быть похоронено?
Он закрывает дверь и смеется.
– Или будто маги, не желающие кланяться Отшельничьему, не найдут себе пропитания?
– Почтенный маг, позволь представиться.
– Изволь.
На кончиках пальцев Саммела вспыхивают и тут же гаснут язычки пламени.
– Я Д’рессон Лейтррс, посол Его Императорского Величества Стестена, императора Хамора.
Мужчина кланяется снова.
– Звучит впечатляюще, – говорит Саммел, отвешивая в ответ преувеличенно низкий поклон. – Но чем скромный искатель знания может служить столь высокой и могущественной персоне?
– Ты уже послужил императору, хотя и не напрямую.
– А, через герцога Колариса… не могу сказать, будто я удивлен. – На кончиках пальцев снова вспыхивает и исчезает огонь. – И могу с гордостью отметить, что знание, которым мне довелось его наделить, даровало ему силу.
– Император признает силу знания. Знание способно изменить мир, на что ты, вне всякого сомнения, надеешься и чего ждешь. – Посол кладет свой аккуратно сложенный плащ на спинку деревянного стула. – Можно даже сказать, что ты уверен в неизбежности этих перемен.
– Было ясно, что Бегнула действовал по твоему поручению. Знание, полученное им от меня, нашло применение в Хаморе много раньше, чем во Фритауне. Оказывается, знание способно пересекать океаны. Ты интересный человек.
– Я тот, за кого себя выдаю, всего лишь посол императора, – говорит Лейтррс, делая вид, будто протестует.
– Да, но рожденный на Отшельничьем и лишь переиначивший имя на хаморианский лад.
– От этого я не перестаю быть императорским послом.
– Разумеется, как же иначе. Но не окажешь ли мне любезность? – говорит Саммел, поворачиваясь к Лейтррсу спиной. – Возьми свой металлический патрон и помести на плиту под очагом, но подальше от огня.
– Изволь.
Невысокий худощавый мужчина извлекает из кармашка на поясе металлический цилиндрик, кладет на каменную плиту и отступает к стулу, на котором висит его плащ.
Саммел понимает брови, и вокруг цилиндра образуется тонкий кокон белизны.
Раздается шипение и треск. Вспыхивает и тут же исчезает огненный конус. Над тем местом, где только что находился патрон, вьется белый дымок, а когда он развеивается, становится ясно, что от патрона не осталось ничего, кроме черного пятнышка на камне.
Лоб Лейтррса покрывается испариной, однако это не заставляет посла взяться за льняной платок.
Саммел улыбается.
– Теперь можешь продолжать. Я тебя слушаю.
– При всем твоем могуществе ты продолжаешь обитать в хижине, и лишь немногие люди осведомлены о твоих возможностях, – замечает Лейтррс.
– Широкая известность едва ли желательна для мага, – сухо отвечает Саммел. – Признание и вознаграждение – другое дело, но не широкая известность.
Посол на мгновение сдвигает брови, но тут же смеется.
– Ты удивляешь меня. Я ожидал, что ты скажешь, будто делаешь то, что делаешь, исключительно из любви к знанию.
– Любовь к знанию и желание получить вознаграждение не исключают одно другого. – Саммел делает шаг по направлению к очагу и хмурится: черное пятно мгновенно исчезает. – С возрастом это понимаешь лучше.
– Я с этим полностью согласен, – говорит Лейтррс, – чего нельзя сказать об Отшельничьем. Позволь говорить начистоту: я ведь вижу, что ты не боишься правды. Если ты останешься здесь, можно не сомневаться в том, что Отшельничий направит к тебе людей с известными намерениями. Истории известно немало случаев, когда Черный остров скрывал добытое людьми знание, не останавливаясь ни перед чем.
– Таких случаев множество, – признает Саммел, покосившись на висящую на стене ракетницу.
– Я вижу, – замечает Лейтррс, проследив за его взглядом, – черные маги меня опередили. – Он прочищает горло и, поскольку Саммел молчит, продолжает: – Даже столь могущественный маг, как ты, уязвим, если он одинок. Никто не может постоянно держаться настороже: даже магам приходится спать… А император есть величайший ревнитель знания, и только Хамор в состоянии оценить по достоинству все то, что ты можешь предложить.
– Во всяком случае, то что сможет способствовать хаморианским завоеваниям, не так ли?
– О, можно ли быть столь циничным? – отзывается Лейтррс, слегка склоняя голову.
– Я не циничнее тебя. Отшельничий выращивает особую породу людей.
– Ты хочешь сделать знание всеобщим достоянием и желаешь при этом обрести должное признание, не снискав дешевой известности. Почему бы тебе не получить все это сразу? Я предлагаю тебе возглавить великую Библиотеку в Луббе.
Несколько мгновений Саммел молча озирает равнину, где сквозь снег там и сям пробиваются пятна бурой травы. Затем он говорит:
– Если и другой глашатай воли императора – другой посол в Кандаре – подтвердит это предложение, оно будет обдумано мною со всей серьезностью.
– Я непременно потолкую с ним на эту тему.
– Будь добр.
– Непременно, почтенный маг. А ты тем временем подумай о том, что если цена завоевания Кандара окажется слишком высокой, Библиотеке может и не понадобиться новый глава.
Лейтррс кланяется и протягивает кожаный кошель.
– Прими в знак уважения и признания.
– Благодарю за честь.
– Император надеется, ты отнесешься к его словам с должным почтением.
– Ты говоришь убедительно, а еще более убедительно говорит твое золото, – мягко смеется Саммел.
– Знание есть великая ценность, и не признают этого лишь глупцы. Император отнюдь не глупец, и он относится к знанию с величайшим почтением. – Посол улыбается. – В конце концов я здесь именно для того, чтобы засвидетельствовать таковое.
Лейтррс подходит к двери и кланяется в последний раз.
– Я высоко ценю твой интерес, досточтимый посол, и с нетерпением жду нашей новой встречи.
– И я также.
Провожая взглядом идущего к коню и поджидающим его стражам Лейтррса, Саммел кивает и бормочет себе под нос:
– Главный библиотекарь… вот сан превыше многих желаемых. Ты, Тэлрин, думаешь, будто знание может быть похоронено?
Он закрывает дверь и смеется.
– Или будто маги, не желающие кланяться Отшельничьему, не найдут себе пропитания?
LIX
В некотором смысле я даже радовался тому, что дела задержали Кристал в Дазире. Это дало мне время хоть немного привести себя в порядок. Конечно, все мои ушибы, рубцы и ожоги особой опасности не представляли и не шли ни в малейшее сравнение с повреждениями, полученными у серного источника, однако выглядел я ужасно и вовсе не хотел пугать возлюбленную своим видом. Да и боль, невзирая даже на целебное воздействие гармонии, донимала так, что порой приходилось закрывать глаза и стискивать зубы. О том, чтобы практиковаться по утрам с посохом, нечего было и мечтать: ведь я только-только начал восстанавливать былую форму.
Ларь для специй, заказанный Дарриком, требовал меньших усилий, чем письменный стол Антоны или книжный шкаф Зибера, поэтому я занялся им. В конце концов торговец пряностями обратился ко мне раньше министра.
Времени на то, чтобы поспеть с сундуком Пелтара к обещанному сроку, мне вполне хватало, хотя, конечно, могло случиться всякое. Неожиданности являлись неотъемлемой частью жизни, хотя я частенько об этом забывал.
Спустя два дня после моего столкновения с Равновесием – за неимением лучшего определения случившегося, мне пришло в голову использовать это – я уже продвинулся в своей работе настолько, что пришло время сажать некоторые детали на клей. Но клей сначала следовало сварить. Мое появление на кухне с котелком было встречено Риссой без малейшего восторга.
– Опять вонючий костный клей, мастер Леррис?
– Этот вонючий клей необходим, чтобы мы могли покупать припасы.
– Тогда я возьму фургон, запрягу кобылу и поеду к Брин за яйцами. Вот будь у нас куры, мне не пришлось бы мотаться туда-сюда по дождю и слякоти.
– Никаких кур!
– А вот будь у нас куры, я варила бы куриный бульон: тем, которые вечно ходят с ушибами и болячками, он очень полезен. А ты, видать, никогда от них не избавишься. Ох уж мне эти маги! Где это, скажите на милость, видано, чтобы человек получил столько шишек да ожогов, лежа в собственной постели? Что ты, что командующая: два сапога пара. Хорошо, что вы встретились. Нормальный человек не сможет жить с тем, кто каждодневно рискует жизнью.
– Да, пожалуй, для многих это могло бы стать проблемой, – пробормотал я, подбрасывая щепку в очаг.
– Проблемой? Кошмаром, а не проблемой. Хуже может быть только одно: двое магов в одной семейке. Впрочем, какая уж там семейка. Будь вы оба магами, шастали бы без конца невесть где, не имея ни кола ни двора…
Я помешал свое варево.
– Вот, опять вся кухня провоняла.
– Да, запашок есть. Но от курятника разило бы хуже.
– Волшебник, что с него взять, – проворчала Рисса, уже заворачиваясь в плащ и направляясь к конюшне.
Со смирной упряжной кобылой сноровистая кухарка управлялась без труда, чему я, в нынешнем моем положении, мог только порадоваться.
Пожевывая корочку хлеба, я помешивал клей, а когда жидкость забурлила, мысли мои невольно обратились к клокочущим подземным глубинам. Неужели центр Земли представляет собой огромное ядро пламенеющего хаоса?
Я поежился: представление о мире как о хаотическом пламени, заключенном, словно огонь в очаге, в оболочку упорядоченной тверди, мне не нравилось, хотя и объясняло принцип Равновесия. Действительно, торжество гармонии грозило заморозить мир, а торжество хаоса – испепелить.
Когда клей сварился, я отнес горшок в мастерскую и принялся нарезать бруски для деталей письменного стола, следуя при этом наставлению дядюшки Сардита.
«Семь раз отмерь, один раз отрежь, – учил он. – Поступишь иначе, загубишь попусту хорошее дерево».
Справедливость этих слов сомнений не вызывала. Расходовать, напрасно дерево мне не хотелось, да и слабость не располагала к торопливости. К возвращению Риссы я продолжал возиться с заготовками и отложил их на полку лишь вечером, заслышав знакомый цокот копыт.
Кристал, несмотря на запачканную щеку, выглядела прекрасно, и я встретил ее радостной улыбкой.
– Что с тобой стряслось? – воскликнула она, увидев мою покрытую заживающими волдырями физиономию. – Ты что, бросал в очаг опилки?
Она соскочила с седла и, я приметил, поморщилась.
– Если бы так…
Я взял ее поводья и, стараясь не обращать внимания на очередной приступ боли, повел лошадь к конюшне. Позади, чуть поотстав, следовали Перрон и Хайтен.
– Ну, так в чем дело? – спросила Кристал, легонько, словно боясь потревожить обожженную кожу, коснувшись губами моей щеки.
– История не слишком длинная, но, сдается мне, – тут я оглянулся через плечо, – не одна ты хочешь ее услышать. Может, потерпишь, пока мы поедим?
Кристал подняла брови. Когда я поставил ее вороного в стойло, она расстегнула на нем подпругу и потянулась за скребницей.
– Ну ладно, – вздохнул я, – сейчас расскажу.
– Только не говори, будто я тебя вынудила.
Я насупился, и она ухмыльнулась.
– Самый простой ответ сводится к тому, что меня угораздило угодить в ловушку Равновесия, – промолвил я, начищая мерина.
– Где? Куда ты ездил?
– То-то и оно, что никуда. Оставался дома.
Кристал тяжело вздохнула.
– Нам, обычным людям, чтобы нарваться на неприятности, приходится по крайней мере путешествовать. Но тебя, как вижу, они находят даже в постели. А я-то надеялась, что хоть здесь ты будешь в относительной безопасности.
Она присела на мешок сена.
– Ты совсем вымоталась. Тебе нужно поесть.
– Да, я устала.
Поверх перегородки стойла я поймал взгляд Перрона, и он торопливо отвел глаза. Поспешно покончив с чисткой лошади, мы покинули конюшню и направились на кухню.
– Вам придется довольствоваться вермишелью с соусом, – заявила Рисса. – Я не могу предвидеть, кто да когда заявится к столу.
– Вермишель как раз то, что надо, – откликнулись мы с Кристал в один голос.
После чего, тоже одновременно, прыснули.
– Вермишель… тоже мне, еда… Вот будь у нас свои куры…
– Никаких кур.
– Будь у нас куры, я могла бы обеспечить настоящую еду, даже когда к нам нагрянут без предупреждения…
Я уже шел к умывальной. Кристал за мной.
В умывальной она сняла куртку. Очень осторожно.
– Что с тобой? – спросил я и, не дожидаясь ответа, потянулся к ней чувствами.
Обнаружив глубокий, уже слегка тронутый хаосом рубец на левом плече, я направил туда поток гармонии. Как я мог не заметить такую рану сразу? Наверное, из-за того, что был слишком занят своими болячками.
– Ой, как приятно! – сказала она.
– Очень рад. Но что же случилось?
Кристал сняла рубашку, и я постарался не поморщиться при виде рваной, воспаленной, зашитой грубыми стежками раны. Кончики моих пальцев пробежали по гноящимся краям, изгоняя хаос и инфекцию.
Она попыталась пожать плечами, но передумала. Я подкачал воды и стал бережно, осторожно обтирать ее губкой.
– В Матизире, а не в Дазире, произошел неприятный инцидент. Заместитель тамошнего коменданта, женщина по имени Фринекл, убила командира ополченцев, кажется, Устрелло. Заявила, будто он пытался ее изнасиловать, а она защищалась.
– Да, дело неприятное, – хмуро кивнул я, припоминая Устрелло. – Мне ведь довелось встретиться с ним и с его супругой. Он не производил впечатление негодяя, но трудно судить о человеке по одной встрече.
Кристал застонала: видать, я переусердствовал с губкой.
– Прости.
– Ничего. Я торопилась домой…
Лицо ее сделалось землистым. Усадив Кристал на табурет, насухо вытерев полотенцем и набросив на нее рубаху, я подкрепил ее гармонией. У меня самого почти не оставалось сил, однако цвет ее лица улучшился, и мне удалось снова отвести ее на кухню.
– Подкрепись. Тебе это необходимо.
Под рукой оказался только ломоть хлеба.
– Вермишель еще не согрелась, – промолвила Рисса, переводя взгляд с меня на Кристал. – Но есть белый сыр.
Кристал молча откусила хлеба с сыром и запила глотком холодной воды. Ее телохранители тем временем рассаживались вокруг стола. Когда она наконец стряхнула последнюю крошку, я прикоснулся пальцами к ее запястью и понял, что ей стало чуточку лучше.
– Так что там с Устрелло?
– Он умер прежде, чем мы успели туда добраться, – со вздохом ответила Кристал. – Эта Фринекл… я просто сама не своя…
– Дело в том, – с виноватым видом пояснил Перрон, – что эта сука сумела втереться к командующей в доверие и вызвать ее сочувствие. Но когда командующая осмотрела тело…
– Судя по нанесенным ранам, – продолжила Кристал, – он просто не мог находиться с ней лицом к лицу. Следов бегства тоже не обнаружилось: Фринекл или подкралась к нему неслышно, или отвлекла и убила коварным ударом сзади. Повреждения на теле никак не соответствовали ее объяснениям, а когда я спросила ее, в чем тут дело, она подняла меч Устрелло – якобы чтобы продемонстрировать, как это вышло. Глупо. Я показала себе первейшей дурой.
Перрон покачал головой.
– И я выглядел не умнее.
– Окажись на месте нашей командующей боец чуть похуже, ему бы не жить. Но и ей, само собой, пришлось убить Фринекл на месте.
– Дура и стерва! – пробормотала Джинса.
– Мне следовало бы понять это раньше, – со вздохом сказала Кристал.
– Нам много чего хотелось бы понимать заранее, да не получается, – отозвался я, сжав под столом бедро Кристал и выразив таким образом свою поддержку. Взял бы за руку, да рука у нее болела. Телохранителям было невдомек, но я знал, что Кристал поверила Фринекл потому, что некогда подобная история привела к изгнанию с Отшельничьего ее самой.
– Что правда, то правда, – поддержала меня Рисса, расставляя по столу блюда.
Телохранители приступили к еде только после того, как мы с Кристал взяли себе по порции, правда, она положила в тарелку совсем немного.
Ни мы, ни стражи за столом рассиживаться не стали: все, кроме Риссы, отчаянно зевали. Впрочем, четверка бойцов, пусть и смертельно усталых, смела со стола вермишель с подливой почище, чем если бы это было сделано посредством магии хаоса. Деркас и Джинса ушли первыми, за ними Перрон и Хайтен.
Когда я затворил за нами дверь спальни и зажег лампу, Кристал села на краешек постели. Зная, что наклоняться ей больно, я стянул с нее сапоги.
– Я смотрю, у нас новое постельное белье, – заметила она.
– Да, старое малость поистрепалось. – Сняв со шкафа прожженную простыню с одеялом, я расстелил их поверх новых.
– Ох, Леррис! – выдохнула Кристал. – Ты, никак, спал тут без меня в обнимку с печкой?
– Не совсем так… и не скажу, что эти жаркие объятия мне понравились.
– И все-таки?
– Ложись в постель, там все расскажу. В твоем состоянии надо лежать.
– Ты выглядишь ненамного лучше меня, Мастер Гармонии.
Так или иначе, мы разделись, улеглись на новые простыни и накрылись новым одеялом.
– Выкладывай! – потребовала она, сопроводив эти слова зевком.
– Будь по-твоему. Дело было так: лежал я в постели, слушал, как постанывают на ветру балки, и это напомнило мне о подземных стонах, что звучали в серной долине. Я потянулся чувствами вниз и кое-что выяснил. Во-первых, оказалось, что я маг земной стихии, хотя прежде мне о таких магах слышать не доводилось. Ну а во-вторых, выяснилось, что маг я весьма невежественный и по невежеству своему едва не угодивший в смертельную ловушку. Дело в том, что в некоторых случая бездумное вторжение равносильно нарушению Равновесия.
– Неужто ты не можешь чувствовать себя в безопасности даже в собственной постели?
Ларь для специй, заказанный Дарриком, требовал меньших усилий, чем письменный стол Антоны или книжный шкаф Зибера, поэтому я занялся им. В конце концов торговец пряностями обратился ко мне раньше министра.
Времени на то, чтобы поспеть с сундуком Пелтара к обещанному сроку, мне вполне хватало, хотя, конечно, могло случиться всякое. Неожиданности являлись неотъемлемой частью жизни, хотя я частенько об этом забывал.
Спустя два дня после моего столкновения с Равновесием – за неимением лучшего определения случившегося, мне пришло в голову использовать это – я уже продвинулся в своей работе настолько, что пришло время сажать некоторые детали на клей. Но клей сначала следовало сварить. Мое появление на кухне с котелком было встречено Риссой без малейшего восторга.
– Опять вонючий костный клей, мастер Леррис?
– Этот вонючий клей необходим, чтобы мы могли покупать припасы.
– Тогда я возьму фургон, запрягу кобылу и поеду к Брин за яйцами. Вот будь у нас куры, мне не пришлось бы мотаться туда-сюда по дождю и слякоти.
– Никаких кур!
– А вот будь у нас куры, я варила бы куриный бульон: тем, которые вечно ходят с ушибами и болячками, он очень полезен. А ты, видать, никогда от них не избавишься. Ох уж мне эти маги! Где это, скажите на милость, видано, чтобы человек получил столько шишек да ожогов, лежа в собственной постели? Что ты, что командующая: два сапога пара. Хорошо, что вы встретились. Нормальный человек не сможет жить с тем, кто каждодневно рискует жизнью.
– Да, пожалуй, для многих это могло бы стать проблемой, – пробормотал я, подбрасывая щепку в очаг.
– Проблемой? Кошмаром, а не проблемой. Хуже может быть только одно: двое магов в одной семейке. Впрочем, какая уж там семейка. Будь вы оба магами, шастали бы без конца невесть где, не имея ни кола ни двора…
Я помешал свое варево.
– Вот, опять вся кухня провоняла.
– Да, запашок есть. Но от курятника разило бы хуже.
– Волшебник, что с него взять, – проворчала Рисса, уже заворачиваясь в плащ и направляясь к конюшне.
Со смирной упряжной кобылой сноровистая кухарка управлялась без труда, чему я, в нынешнем моем положении, мог только порадоваться.
Пожевывая корочку хлеба, я помешивал клей, а когда жидкость забурлила, мысли мои невольно обратились к клокочущим подземным глубинам. Неужели центр Земли представляет собой огромное ядро пламенеющего хаоса?
Я поежился: представление о мире как о хаотическом пламени, заключенном, словно огонь в очаге, в оболочку упорядоченной тверди, мне не нравилось, хотя и объясняло принцип Равновесия. Действительно, торжество гармонии грозило заморозить мир, а торжество хаоса – испепелить.
Когда клей сварился, я отнес горшок в мастерскую и принялся нарезать бруски для деталей письменного стола, следуя при этом наставлению дядюшки Сардита.
«Семь раз отмерь, один раз отрежь, – учил он. – Поступишь иначе, загубишь попусту хорошее дерево».
Справедливость этих слов сомнений не вызывала. Расходовать, напрасно дерево мне не хотелось, да и слабость не располагала к торопливости. К возвращению Риссы я продолжал возиться с заготовками и отложил их на полку лишь вечером, заслышав знакомый цокот копыт.
Кристал, несмотря на запачканную щеку, выглядела прекрасно, и я встретил ее радостной улыбкой.
– Что с тобой стряслось? – воскликнула она, увидев мою покрытую заживающими волдырями физиономию. – Ты что, бросал в очаг опилки?
Она соскочила с седла и, я приметил, поморщилась.
– Если бы так…
Я взял ее поводья и, стараясь не обращать внимания на очередной приступ боли, повел лошадь к конюшне. Позади, чуть поотстав, следовали Перрон и Хайтен.
– Ну, так в чем дело? – спросила Кристал, легонько, словно боясь потревожить обожженную кожу, коснувшись губами моей щеки.
– История не слишком длинная, но, сдается мне, – тут я оглянулся через плечо, – не одна ты хочешь ее услышать. Может, потерпишь, пока мы поедим?
Кристал подняла брови. Когда я поставил ее вороного в стойло, она расстегнула на нем подпругу и потянулась за скребницей.
– Ну ладно, – вздохнул я, – сейчас расскажу.
– Только не говори, будто я тебя вынудила.
Я насупился, и она ухмыльнулась.
– Самый простой ответ сводится к тому, что меня угораздило угодить в ловушку Равновесия, – промолвил я, начищая мерина.
– Где? Куда ты ездил?
– То-то и оно, что никуда. Оставался дома.
Кристал тяжело вздохнула.
– Нам, обычным людям, чтобы нарваться на неприятности, приходится по крайней мере путешествовать. Но тебя, как вижу, они находят даже в постели. А я-то надеялась, что хоть здесь ты будешь в относительной безопасности.
Она присела на мешок сена.
– Ты совсем вымоталась. Тебе нужно поесть.
– Да, я устала.
Поверх перегородки стойла я поймал взгляд Перрона, и он торопливо отвел глаза. Поспешно покончив с чисткой лошади, мы покинули конюшню и направились на кухню.
– Вам придется довольствоваться вермишелью с соусом, – заявила Рисса. – Я не могу предвидеть, кто да когда заявится к столу.
– Вермишель как раз то, что надо, – откликнулись мы с Кристал в один голос.
После чего, тоже одновременно, прыснули.
– Вермишель… тоже мне, еда… Вот будь у нас свои куры…
– Никаких кур.
– Будь у нас куры, я могла бы обеспечить настоящую еду, даже когда к нам нагрянут без предупреждения…
Я уже шел к умывальной. Кристал за мной.
В умывальной она сняла куртку. Очень осторожно.
– Что с тобой? – спросил я и, не дожидаясь ответа, потянулся к ней чувствами.
Обнаружив глубокий, уже слегка тронутый хаосом рубец на левом плече, я направил туда поток гармонии. Как я мог не заметить такую рану сразу? Наверное, из-за того, что был слишком занят своими болячками.
– Ой, как приятно! – сказала она.
– Очень рад. Но что же случилось?
Кристал сняла рубашку, и я постарался не поморщиться при виде рваной, воспаленной, зашитой грубыми стежками раны. Кончики моих пальцев пробежали по гноящимся краям, изгоняя хаос и инфекцию.
Она попыталась пожать плечами, но передумала. Я подкачал воды и стал бережно, осторожно обтирать ее губкой.
– В Матизире, а не в Дазире, произошел неприятный инцидент. Заместитель тамошнего коменданта, женщина по имени Фринекл, убила командира ополченцев, кажется, Устрелло. Заявила, будто он пытался ее изнасиловать, а она защищалась.
– Да, дело неприятное, – хмуро кивнул я, припоминая Устрелло. – Мне ведь довелось встретиться с ним и с его супругой. Он не производил впечатление негодяя, но трудно судить о человеке по одной встрече.
Кристал застонала: видать, я переусердствовал с губкой.
– Прости.
– Ничего. Я торопилась домой…
Лицо ее сделалось землистым. Усадив Кристал на табурет, насухо вытерев полотенцем и набросив на нее рубаху, я подкрепил ее гармонией. У меня самого почти не оставалось сил, однако цвет ее лица улучшился, и мне удалось снова отвести ее на кухню.
– Подкрепись. Тебе это необходимо.
Под рукой оказался только ломоть хлеба.
– Вермишель еще не согрелась, – промолвила Рисса, переводя взгляд с меня на Кристал. – Но есть белый сыр.
Кристал молча откусила хлеба с сыром и запила глотком холодной воды. Ее телохранители тем временем рассаживались вокруг стола. Когда она наконец стряхнула последнюю крошку, я прикоснулся пальцами к ее запястью и понял, что ей стало чуточку лучше.
– Так что там с Устрелло?
– Он умер прежде, чем мы успели туда добраться, – со вздохом ответила Кристал. – Эта Фринекл… я просто сама не своя…
– Дело в том, – с виноватым видом пояснил Перрон, – что эта сука сумела втереться к командующей в доверие и вызвать ее сочувствие. Но когда командующая осмотрела тело…
– Судя по нанесенным ранам, – продолжила Кристал, – он просто не мог находиться с ней лицом к лицу. Следов бегства тоже не обнаружилось: Фринекл или подкралась к нему неслышно, или отвлекла и убила коварным ударом сзади. Повреждения на теле никак не соответствовали ее объяснениям, а когда я спросила ее, в чем тут дело, она подняла меч Устрелло – якобы чтобы продемонстрировать, как это вышло. Глупо. Я показала себе первейшей дурой.
Перрон покачал головой.
– И я выглядел не умнее.
– Окажись на месте нашей командующей боец чуть похуже, ему бы не жить. Но и ей, само собой, пришлось убить Фринекл на месте.
– Дура и стерва! – пробормотала Джинса.
– Мне следовало бы понять это раньше, – со вздохом сказала Кристал.
– Нам много чего хотелось бы понимать заранее, да не получается, – отозвался я, сжав под столом бедро Кристал и выразив таким образом свою поддержку. Взял бы за руку, да рука у нее болела. Телохранителям было невдомек, но я знал, что Кристал поверила Фринекл потому, что некогда подобная история привела к изгнанию с Отшельничьего ее самой.
– Что правда, то правда, – поддержала меня Рисса, расставляя по столу блюда.
Телохранители приступили к еде только после того, как мы с Кристал взяли себе по порции, правда, она положила в тарелку совсем немного.
Ни мы, ни стражи за столом рассиживаться не стали: все, кроме Риссы, отчаянно зевали. Впрочем, четверка бойцов, пусть и смертельно усталых, смела со стола вермишель с подливой почище, чем если бы это было сделано посредством магии хаоса. Деркас и Джинса ушли первыми, за ними Перрон и Хайтен.
Когда я затворил за нами дверь спальни и зажег лампу, Кристал села на краешек постели. Зная, что наклоняться ей больно, я стянул с нее сапоги.
– Я смотрю, у нас новое постельное белье, – заметила она.
– Да, старое малость поистрепалось. – Сняв со шкафа прожженную простыню с одеялом, я расстелил их поверх новых.
– Ох, Леррис! – выдохнула Кристал. – Ты, никак, спал тут без меня в обнимку с печкой?
– Не совсем так… и не скажу, что эти жаркие объятия мне понравились.
– И все-таки?
– Ложись в постель, там все расскажу. В твоем состоянии надо лежать.
– Ты выглядишь ненамного лучше меня, Мастер Гармонии.
Так или иначе, мы разделись, улеглись на новые простыни и накрылись новым одеялом.
– Выкладывай! – потребовала она, сопроводив эти слова зевком.
– Будь по-твоему. Дело было так: лежал я в постели, слушал, как постанывают на ветру балки, и это напомнило мне о подземных стонах, что звучали в серной долине. Я потянулся чувствами вниз и кое-что выяснил. Во-первых, оказалось, что я маг земной стихии, хотя прежде мне о таких магах слышать не доводилось. Ну а во-вторых, выяснилось, что маг я весьма невежественный и по невежеству своему едва не угодивший в смертельную ловушку. Дело в том, что в некоторых случая бездумное вторжение равносильно нарушению Равновесия.
– Неужто ты не можешь чувствовать себя в безопасности даже в собственной постели?