– Молодой человек, – наставительно молвил Даррик попавшемуся ему на глаза с веником Вигилу, – ежели ты выучишься хотя бы половине того, что умеет твой хозяин, тебе никогда не придется голодать.
   Вигил в ответ смущенно улыбнулся.
   Даррик снова пробежался пальцами по дереву.
   – Рад бы заплатить тебе больше, – сказал он, – но времена нынче нелегкие, и будущее не сулит ничего хорошего.
   Торговец утер лоб, хотя в мастерской было не так уж жарко.
   – Хамор? – спросил я.
   – Да, и цены на пряности. Их привозят из-за моря, на море нынче неспокойно, и цены беспрерывно растут. Я не могу назначать продажную цену ниже покупной и торговать в убыток, а по настоящей цене пряности скоро станут доступны только богатеям. Дорожают даже специи из Сарроннина.
   – А сарроннинские-то с чего? – удивился я, ибо сам три года назад расчистил горные дороги.
   – По тем же причинам: заморские специи дорожают, и купцы, чтобы не нести убытки, подтягивают цены на местные, насколько возможно. Я сам продаю пряные семена вдвое дороже, чем в прошлом году. Радости мне от этого мало, да куда денешься?
   И это все из-за того, что Хамор контролирует несколько, самое большее пять, портов? А может быть, дело не в портах, а в торговых путях?
   – Дальше будет хуже. Хаморианский флот перехватывает суда, направляющиеся на Отшельничий.
   – Не могут же они перехватывать все корабли!
   – А все и не надо. Кому охота рисковать жизнью, если любой товар, предназначавшийся для Отшельничьего, можно продать Хамору. И не прогадать.
   – Меня удивляет, почему Отшельничий ничего не предпринимает?
   Это и вправду казалось необъяснимым. Отшельничий нуждался в свободной торговле, и отчего Братство не принимало ответных мер, оставалось лишь гадать.
   – Может, еще и предпримет. А нет… – Даррик пожал плечами, и я его понял.
   Он имел в виду, что если Братство не поспешит, любые меры могут оказаться запоздалыми. Впрочем, я понятия не имел, может ли Братство изменить ситуацию, и не был уверен, что хочу это знать.
   – Да, – покачал головой Даррик, – ларь хорош, так хорош, что слов нет, но приехал-то я вовсе не из-за него. Вот, – он вручил мне конверт с черной восковой печатью. – Письмо от твоих родных. Я обещал отдать тебе в руки.
   – Сколько я тебе должен?
   – Ничего. Почта оплачивается отправителем, а не получателем. – Даррик ухмыльнулся. – Да и будь это иначе, я не смог бы взять с тебя денег, взглянув на твою работу. – Он похлопал меня по плечу.
   – Ну ладно, мне пора. Захочешь ответить на это письмо, дай мне знать: я сумею переслать твое послание. Может быть, кружным путем, но устроить это смогу.
   – Спасибо.
   Когда торговец уехал, я вышел из мастерской, поднялся, чтобы остаться в одиночестве, на половину высоты склона холма и вскрыл конверт. Правда, полного одиночества достичь так и не удалось: здоровенный слепень, предвестник жаркого лета, твердо вознамерился составить мне компанию.
   Прихлопнуть его не удалось, так что мне пришлось отпугнуть назойливое насекомое чарами. Лишь после этого я смог погрузиться в чтение.
   «Дорогой Леррис!
   Мы с отцом были очень рады получить твое письмо и узнать, что у тебя все хорошо. Я рассказала Сардиту и Элизабет о твоих успехах в столярном ремесле, но Сардит, похоже, уже был в курсе. Видимо, твое имя уже хорошо известно мастерам-краснодеревщикам: он и раньше уверял нас, что у тебя все в порядке. Дядюшка просил передать, что когда ты покинул Фенард, Перло испытал одновременно и облегчение, и огорчение.
   Корсо и Колдар желают тебе всего наилучшего. Прошлой осенью у них родилась дочка, назвали Бетиной. Твоя тетушка Элизабет, похоже, очень довольна.
   Отец говорит, что времена нынче тревожные, и Отшельничий может оказаться зажатым между хаосом Кандара и насильственной гармонией Хамора…»
   Я покачал головой. Хаос Кандара был и оставался порождением Отшельничьего, и если отец не понимал этого, он… он… у меня просто не находилось слов.
   «…ни то ни другое не будет на пользу Равновесию. Он просил передать тебе, что Равновесие работает двояко, и какое начало возобладает первым, значения не имеет: в итоге все равно установится Равновесие…»
   Эти строки заставили меня нахмуриться: слова отца, пусть даже в пересказе матушки, подозрительно походили на рассуждения Джастина. Впрочем, почему бы и нет? Они же родные братья.
   «…когда придет время, тебе, возможно, потребуется посетить Отшельничий. Но это должно быть твое решение…»
   Конечно, мое, а чье же еще?
   «…урожай фруктов в этом году очень хорош, далее кислуши…»
   Только сейчас я сообразил, что не встречал в Кандаре ни кислуш, ни хризонета. Наверное, эти сорта растений вывели древние Мастера Гармонии еще до Великого Перелома.
   Оставшаяся часть письма содержала рутинные новости. Быстро дочитав, я убрал его в конверт и, придя домой, спрятал в шкатулку для бумаг. Размышляя попутно, отчего меня так огорчили словно бы заимствованные у Джастина мысли отца.
   – Вигил… давай взглянем на этот кедр. Работу над сундуком для приданого мы начнем с внутреннего каркаса…
   Парнишка взялся за дело, но слишком поспешно: ошибка, в пору ученичества у дядюшки Сардита частенько совершавшаяся и мною.
   Когда я возился с уголками внутренней рамы, скрип фургона возвестил о прибытии Риссы. Со двора донесся ее голос.
   – Никаких кур, мастер Леррис, так ты говоришь? Значит, никакой курятины, никаких бульонов. Яйца, – Рисса подняла лукошко, – она еще продает, но чтобы курочку, так ни в какую. Я уж и серебреник давала, но Брин согласна отдать три за золотой. Это ж надо так заломить! Где такое видано? Я не спятила, чтобы покупать кур на золотые, тем паче не посоветовавшись с тобой.
   – Три курицы на золотой? – переспросил я, высунувшись из мастерской.
   – Цены нынче растут, как на дрожжах. Люди боятся императора.
   Меня это более чем удивляло: даже в случае безвременной кончины Каси войска Хамора смогли бы добраться до Кифриена не раньше чем через год. Кто знает, что может случиться за целый год?
   – Это безумие. В пределах шестисот кай от нас нет ни одного хаморианского солдата.
   – Солдат, мастер Леррис, может, и нет, но люди напуганы, а напуганные люди думают не головой, а сердцем. Ежели не ногами, как Брин. Старая Брин ведь что удумала: распродам, говорит, всех своих несушек, да поеду к Тиглиту.
   – Что еще за Тиглит?
   – Это ее старшенький, живет в торговом селении близ Верхней реки, отсюда в сторону Закатных Отрогов. Местечко, куда степняки съезжаются к зиме на торг. На эти пастушьи равнины едва ли позарятся даже хаморианцы. Но тьма с ними, с хаморианцами: главное, что она уезжает и мы теперь останемся без яиц.
   Я сдался.
   – Сколько, по-твоему, кур нам нужно?
   – Ежели замахнуться на пару несушек да молодого петушка, Брин, пожалуй, уступила бы их за золотой.
   – Будь по-твоему. Сейчас дам тебе монеты. Только не пускай кур в мастерскую.
   – Я только что от Брин. Мне что, ехать к ней снова?
   – Ты уже год требуешь, чтобы я купил кур, а теперь, после того как убедила меня, что мы вот-вот останемся еще и без яиц…
   – Мастер Леррис… вас, волшебников, не поймешь.
   Отправившись в спальню, я вытащил кошель. Денег в нем было достаточно, так что не пришлось залезать в потайной сейф, вделанный в стену кладовки при мастерской.
   – Вот тебе золотой и три серебреника. Но серебреники постарайся сберечь.
   – Да уж постараюсь.
   Она укатила к юго-западной дороге, а я вернулся в мастерскую.
   Вигил отложил нож.
   – Ну-ка, приятель, давай взглянем, что ты написал о вишне.
   Подмастерье принес шкатулку и показал мне записи.
   – Так… так… а почему ты не записал, что она хрупкая?
   – Хрруп-ппкая?
   – Принеси-ка мне вишневую щепочку.
   Паренек потащился к ящику с обрезками.
   – Возьми нож и попробуй ее разрезать. Нет, не строгай, не под углом. Просто прорежь поперек…
   Бедняга воззрился на меня с неподдельным ужасом: похоже, решил, будто я подбиваю его сломать лезвие.
   – Прорежь поперек волокон, вот так…
   Лишь убедившись, что Вигил понял меня правильно, я вручил ему шкатулку, велев непременно записать усвоенное на сегодняшнем уроке, и отпустил парня на конюшню заниматься обустройством его собственного уголка. Пол, хотя и не обструганный, и выходящая на двор дверь уже имелись; требовалось поставить перегородку. Потом можно будет сделать и окно, но тогда Вигил должен будет купить стекло. Но первым делом ему придется смастерить себе кровать.
   Пока я возился с Пелтаровым сундуком, воротилась Рисса. До шкафа для Зибера руки так и не дошли.
   – Мастер Леррис… – начала Рисса, но ее голос заглушило кудахтанье.
   – Кур ты, как я погляжу, заполучила.
   – Да, мастер Леррис. Правда, один серебреник сверх золотого пришлось потратить, но зато я получила четырех хохлаток и петушка.
   Она вернула мне оставшиеся серебреники, но я отдал ей один за хлопоты. Стараясь не обращать внимания на истошное кудахтанье.
   – Мастер Леррис, пока я пристрою их в конюшне, но вообще-то потребуется курятник. Коты повсюду шастают, то да се…
   – Понял, Рисса, понял.
   О курятнике до сих пор она не заикалась. Но мне следовало сообразить самому.
   Уже на ночь глядя, поработав над сундуком, исправив недоделки в закутке Вигила, набросав план курятника и наслушавшись восторженных отзывов Риссы о курах, после проглоченного наспех ужина и умывания холодной водой я присел на крыльце и, глядя на звезды, погрузился в раздумья.
   Жизнь разворачивалась как-то неправильно. Я стал старше, но денег, в сравнении с тем временем, когда мне приходилось работать подмастерьем у Дестрина, не прибавилось. Я встретил свою любимую, но чем дальше, тем реже ее видел. Я приобрел известность как мастер, но торговаться, вопреки этому, мне приходилось теперь не реже, а чаще.
   В конце концов пустые раздумья ни к чему не привели. Я устал, от усталости разболелась нога, и мне не осталось ничего другого, кроме как отправиться в пустую спальню и улечься в холодную одинокую постель. Кристал находилась в Расоре, и рассчитывать на ее скорое возвращение не приходилось: она готовила порт к отражению возможного нападения имперского флота.
   Сон не шел, а из-под земли до моего сознания доносился грозный рокот.
   Пока я ворочался и вздыхал, в недрах Кандара шла извечная битва хаоса и гармонии.

LXVIII
Найлан, Отшельничий остров

   Бывший торговец входит в Палату Совета.
   – Ты выглядишь расстроенным, Марис, – замечает Хелдра, наливая себе зеленого соку и утирая лоб белым платком. – Уфф! Ну и жаркая же нынче весна!
   – Да, настроение у меня не ахти, – признает Марис. – И виной тому не в последнюю очередь нынешняя жарища. Где это видано, в такое-то время года?
   – Нынче везде жарко. Гуннар объясняет это воздействием подземного хаоса, – говорит Тэлрин, трогая пальцами свою кружку.
   Марис поворачивается, подходит к окну и, не вытирая покрытого крупными бусинками пота лба, говорит:
   – Не в одной жаре дело. Военный флот Хамора перехватывает торговцев с Кандара.
   – И что имперцы с ними делают? Едят на завтрак? – ворчливо спрашивает широкоплечий маг.
   – Это серьезно.
   – О да, весьма серьезно, – бормочет Хелдра перед тем, как сделать очередной глоток холодного сока.
   – Они изымают в свою пользу отправляемые в Найлан товары за половину стоимости, а все, за что фрахтовщик отказывается платить, выбрасывают за борт.
   – И чем это грозит? – спрашивает Тэлрин, откидываясь в кресле.
   – Неужто вы оба ничего не понимаете? Хамор получает товары за полцены, а торговцы из Кандара – хоть и небольшие, но верные деньги. Они, конечно, ворчат, но мало кто захочет рисковать лишиться всего, пытаясь нарушить эмбарго и провезти что-то контрабандой.
   – Да, это действительно серьезно, – кивает Тэлрин. – Без шуток.
   – Они потопили «Грестенси».
   – Надо полагать, капитан не захотел, чтобы его груз выбросили в залив, и попытался удрать от них.
   – Корабль и груз составляли все его имущество. Я не понимаю вас, вас обоих. Действительно не понимаю. Всему в конце концов есть пределы.
   – Насколько я могу судить, – говорит Тэлрин, – ты хочешь, чтобы мы заявили, что не намерены больше мириться с таким произволом, и приказали нашему могучему Трио потопить сотню, или сколько их там, бронированных пароходов.
   – А ты хочешь сказать, что мы против них бессильны?
   – Трио ведет патрулирование уже третий месяц. За это время мы потопили четыре их корабля, а они прислали из Хамора в подкрепление четыре десятка. Выводы делай сам.
   – А может быть, – добавляет Хелдра, – ты предлагаешь послать две с лишним тысячи имеющихся в нашем распоряжении морских пехотинцев и вооруженных Братьев против десяти тысяч уже находящихся в Кандаре хаморианских солдат? С мечами из стали – под пули новейших ружей?
   – Почему вместо того, чтобы ответить на мои вопросы, вы задаете свои? – брюзжит Марис. – Могу я узнать, что вы собираетесь делать?
   – Ты новичок в Совете, – указывает Тэлрин, – и, как все новички, призываешь к незамедлительным действиям. Но мы не располагаем необходимыми для этого ресурсами. Никогда, во всяком случае, с падения Фэрхэвена, у нас не было сил, достаточных для открытого столкновения с империей.
   – А вопросы, – с улыбкой добавляет Хелдра, – влекут за собой ответы.
   – Иногда, – дополняет ее Тэлрин. – Но мы к этому стремимся.
   – Это все пустые слова. А где дела? – Марис ударяет ладонью о стол. – Хоть что-то вы намерены делать?
   – То, что позволяют имеющиеся силы, – говорит Хелдра.
   – Ты о своих черных отрядах? Разумно ли это?
   – Не особо, но выбирать-то не из чего. Всех нас, и тебя, Марис, в том числе, наделили властью, чтобы мы поддерживали порядок, избегая резких перемен в обществе и не допуская роста налогов и государственных расходов. Всякий раз, когда я или Тэлрин предлагали что-то конкретное, ты первый спрашивал, кто должен будет за это платить. А вот теперь, когда твоих не желавших ни на что раскошеливаться торговцев прижали к ногтю, ты первый требуешь немедленных действий. Ну что ж, действовать нам так и так придется. Но так, как позволяют имеющиеся возможности: три корабля и горстка обученных бойцов.
   – Ты с этим согласен? – спрашивает Марис Тэлрина.
   – Ригнелджио или Лейтррс? – спрашивает Тэлрин Хелдру, игнорируя вопрос Мариса.
   – Оба, а заодно и командующий силами Хамора во Фритауне. А также хаморианские флагманы. Это, понятное дело, потребует отвлечь один корабль из Трио от патрулирования примерно на сезон. Припомни, – эти слова обращены к Марису, – мы не послали новую группу к Саммелу как раз потому, что пришлось бы отозвать корабль из Деллаша на целых три восьмидневки. Тогда нам показалось, что уничтожение вражеских судов важнее. Возможно, – она пожимает плечами, – то было ошибочное решение, но на ошибках учатся.
   – О чем вы толкуете? – не понимает Марис.
   – О том, что тем, кто принимает решения или контролирует их выполнение, следует нести за это ответственность.
   – Ты не сошла с ума?
   – Нет, – говорит за Хелдру Тэлрин. – Наоборот, она взялась за ум. Только поздновато.
   – Может, кто-то из вас, мудрецов, хоть что-то растолкует тупому, скудоумному торговцу? Гильдии хотелось бы знать, что происходит, прежде чем это произойдет. Хотя бы иногда.
   Тэлрин подается вперед, и глаза его мрачнеют.
   – Проблема взаимоотношений с империями и великими державами в том, что последствия принимаемых решений сказываются не на тех, кто их принимает. Принцип такого рода ответственности нам удавалось претворять в жизнь только по отношению к правителям малых княжеств Кандара: вспомни, что Коларис, в отличие от своего предшественника Холлорика, никогда не рисковал бросить нам вызов. Хамор, к сожалению, находится слишком далеко от нас. Но теперь, когда императорские послы и полководцы находятся в пределах нашей досягаемости, мы можем воздействовать на них так же, как воздействовали на кандарских князьков.
   – Безумие! – шепчет Марис и поворачивается к Хелдре. – Надо полагать, ты сама их поведешь?
   – Нет, – отвечает за нее Тэлрин, – мы вполне можем столкнуться с попыткой нападения на сам остров и не можем допустить, чтобы члены Совета пропадали за Восточным океаном. Тем более что предстоят сложные объяснения с Гильдией и с Братством. Когда пахнет жареным, все требуют объяснений, а до этого никто не почешется.
   – Вы оба сошли с ума!
   Тэлрин пожимает плечами.
   – Не думаю. Если мы будем сидеть сложа руки, Хамор в течение ближайших пяти лет овладеет всем Кандаром. В случае открытого столкновения нас просто раздавят. Таким образом, нам остается одно: воздействие на людей, ответственных за принятие решений.
   – Но их места займут другие.
   – Надолго ли? – спрашивает Хелдра.

LXIX

   – Ага, вот и получилось. Подержи, я закреплю.
   Удар молотка закрепил последнюю доску на месте, и задняя стенка курятника была завершена. Переведя дух, я утер пот со лба рваным рукавом.
   Казалось, будто куры квохчут в локте от моего уха, хотя находились они на другом конце конюшни.
   – Ттеп-перь на ээт-ой стт-торр-оне? – спросил Вигил, отмахиваясь от большущего слепня. Тот, жужжа, сделал круг, чтобы повторить попытку укуса, но парнишка ловко прихлопнул его, размазав о доски. После чего вытер ладонь о брюки.
   – Да, давай теперь здесь, – ответил я. – Надоело, знаешь ли, гоняться за курами, хотя я и люблю яйца. Может быть, к осени мы сможем есть их вдоволь. Я имею в виду яйца, а не кур.
   Вигил ухмыльнулся.
   – Давай, бери еще доску.
   Он продолжал ухмыляться, но мы, так или иначе, успели приладить к боковушке еще пару досок, прежде чем заслышали стук копыт.
   Низкорослого человека в приметном, зеленом в белую клетку, островерхом шерстяном колпаке я узнал раньше, чем он спрыгнул со своего рослого белого жеребца, на каком мне никогда не захотелось бы ездить.
   – Привет, мастер Пелтар. Приехал взглянуть, как продвигается работа над сундуком для приданого твоей дочери?
   – Так оно и есть, мастер Леррис, так оно и есть.
   Ловко набросив поводья на столб коновязи, он потер руку и, сняв колпак, проследовал за мной в мастерскую.
   Вигил тоже вошел внутрь и, поймав мой взгляд, указал головой на свою разделочную доску. Я кивнул: заниматься в одиночку курятником парнишка все равно не мог.
   Вытерев руки о тряпицу, Вигил сел на табурет и взял в руки нож. Я тем временем принялся показывать Пелтару, как продвигается работа над его сундуком. Тот, похоже, остался доволен.
   – Вижу, мастер Леррис, дело у тебя идет споро, – сказал он. – Да, споро. Буду говорить откровенно, такой уж я человек, если говорить, то только начистоту. Так вот, сундук будет великолепным, да, великолепным, но мне бы хотелось заказать и нечто другое. Совсем другое. И если ты это сделаешь, я гарантирую тебе не только оплату, но и кое-что сверху. Можно сказать, премию. Да, так и скажем.
   – Что именно тебе нужно?
   – Дорожный кофр, а лучше два. Да, два дорожных кофра. Практичных, легких, но прочных дорожных кофра.
   – Какого размера? – спросил я, направляясь к чертежной доске.
   – Такого, чтобы их можно было навьючить на лошадь. Вообще-то, их будут возить в фургонах, но на всякий случай нужно, чтобы могла снести и лошадь.
   – Пару локтей в длину, полтора в ширину и локоть в высоту? Вот так, так и так, – я показал приблизительные размеры руками. – Годится?
   – А побольше нельзя?
   – Можно-то можно, но подумай о лошади, которой придется таскать кофры на спине. Что же до материала, то я предложил бы ель. Если ты хочешь, чтобы вещь была прочной, но не слишком тяжелой, лучше материала не найти.
   – Ель?
   Пока я растолковывал ему свойства ели, Пелтар мял в руке свой колпак, что напомнило мне о необходимости добавить воды в увлажнитель. Близилось жаркое лето, когда древесину поневоле приходится высушивать.
   Меня это не радовало, но приходилось подлаживаться под климат. Он под меня подлаживаться не желал.
   – Сколько времени уйдет на работу?
   Я нахмурился. С одной стороны, стол Антоны, ларь Даррика и шкаф Зибера были далеки от завершения, с другой, кофры много времени не отнимут, а у Фаслика полно еловой древесины. И вообще, в хорошей мастерской одновременно находится в работе не менее полудюжины изделий. Моей мастерской, конечно, до хорошей еще далеко, но надо следовать лучшим примерам.
   – Три восьмидневки.
   Я мог управиться за половину этого срока, но уже научился оставлять себе запас времени.
   – О, это прекрасно! Замечательно!
   Потом кустистые брови сдвинулись, и взгляд Пелтара сделался серьезным.
   – Да, со сроком вопрос решен. Но цена. Мы не обсудили цену.
   – Это точно, не обсудили.
   – Ель, как я понял, недорога, а об орнаменте или чем-то таком речи вовсе не шло.
   – Не шло. Но кедровый сундук такого размера стоил бы около десяти золотых.
   – Но эти кофры примерно на треть меньше размером, чем сундук Гилеры, и ель не может стоить столько же, сколько кедр. Нет, никоим образом не может.
   – Совершенно верно, мастер Пелтар: я и не собирался запрашивать за каждый из этих кофров столько же, сколько за свадебный сундук. Но ты ведь, надо думать, хочешь, чтобы их украсили резьбой и фигурными латунными накладками.
   – Да, верно замечено! Резьба и накладки! Накладки и резьба, именно это мне и нужно.
   – По пять золотых каждый.
   Пелтар, меня это даже встревожило, и глазом не моргнул.
   – Пять за каждый, это по честному. Справедливая цена, мастер Леррис. И ежели ты вправду управишься за три восьмидневки, по золотому сверху. Да!
   Он просиял, а мое беспокойство усилилось.
   – А сундук Гилеры… когда будет готов?
   – Постараюсь закончить его к тому же времени.
   – О, прекрасно, просто прекрасно! Это упростит дело. Да, упростит, потому что… впрочем, зачем утомлять тебя подробностями. Если успеешь закончить его раньше, чем за четыре восьмидневки, даю золотой сверху и за него.
   Пелтар спешил, определенно спешил.
   – Наверное, хаморианские оптовики уже в пути? – предположил я с любезной улыбкой.
   – Хаморцы? О, их торговцы ужасные люди, просто ужасные. Хлопок у них дешевый, но прочный, как добрая аналерианская шерсть, и они так требовательны, так неуступчивы.
   Он нахлобучил колпак и протянул мне золотой.
   – Вот, возьми… как залог. Да, просто как залог.
   Приняв деньги, я снова кивнул.
   – Спасибо, мастер Пелтар. Незамедлительно возьмусь за твой заказ. Как мне кажется, эти кофры нужны тебе срочно.
   – Срочность, мастер Леррис, это правильное слово. Как говорится, куй железо, пока горячо.
   – Я слышал, некоторые люди боятся, как бы командующий Хамора не двинулся дальше Фритауна и Делапры, – спросил я словно бы невзначай. – Что ты думаешь на сей счет?
   – Я? Что думаю? Откуда мне, простому торговцу шерстью, знать такие вещи? – Он пожал плечами. – Поговаривают, будто империя продолжает разрастаться, да, разрастаться. Военные корабли Хамора стоят в гаванях Фритауна и Южного Оплота, и кто знает… кто знает, куда они оттуда двинутся. Я во всяком случае не знаю. Нет, не знаю.
   Торговец нахлобучил колпак и поклонился.
   Я ответил поклоном и проводил его до двери.
   – Всего доброго, мастер Леррис. Да, да, всего тебе доброго.
   Я покачал головой – лишь после того, как он ускакал на своем здоровенном жеребце – и подозвал Вигила.
   – За дело, паренек. Нужно закончить этот проклятый демонами курятник.
   – Мастер Леррис, – Рисса появилась на пороге кухни с веником в руках. – Будь добр, не призывай силы хаоса на головы наших хохлаток.
   – Прости, Рисса.
   Я утер лоб. Для ранней весны, если учесть, что еще стояло утро, было на удивление жарко. А торговец шерстью был чем-то настолько обеспокоен, что готов был выложить за дорожные кофры любые деньги.
   Мне это сулило еще одну поездку к Миррин, необходимость платить за латунные накладки и кто знает, что еще.

LXX
Фритаунский порт, Фритаун (Кандар)

   – Хамор! Хамор! – гремит над рыночной площадью.
   Темноволосый человек в светло-коричневом мундире восходит на каменное возвышение, кланяется и поднимает правую руку. Слева на его широком коричневом поясе висят короткий клинок и маленький кошелек, а справа – тяжелый короткий пистолет в кожаной, в тон поясу, кобуре. По бокам от него стоят два имперских солдата с ружьями, позади полощется на ветру бледно-голубое, с оранжевой звездной вспышкой, знамя Хамора.
   – Хамор! Хамор!
   Менее чем в двадцати локтях от него стоит другой человек, более хрупкого телосложения и не такой смуглый. Поверх имперского мундира у него накинут тонкий дорожный плащ, на поясе тоже висят короткий меч и пистолет.
   Некоторое время он рассматривает толпу, а потом переводит взгляд на подиум.
   – Любишь ты важничать и красоваться, Ригнелджио.
   – Друзья! Друзья! Это великий день для Фритауна и для всех вас. Положен конец бесконечным войнам между Фритауном и Хидленом, бесконечным призывам на военную службу, под знамена очередного узурпатора, именующего себя герцогом. Отныне могучий Хамор берет под защиту вас и ваши…
   Легкий ветерок приносит с Северного залива запахи соленой воды, водорослей и нечистот. Полуденное солнце палит вовсю, и человек в плаще, несмотря на бриз, утирает вспотевший лоб. Он отводит взгляд от рябящей поверхности залива и снова смотрит на возвышение.