Модезитт Лиланд Экстон. Смерть Хаоса

   – Я не знаю, – других слов у меня не нашлось.
   – Честный ответ. Для начала лучшего и не надо.
   Выйдя из ее комнаты, я направился в гавань, к развалинам старого форта. Мысли вихрем вертелись в моей голове. Ни одна из предложенных перспектив не радовала; с Антонином, Сефией, Герлисом и Саммелом я соприкасался достаточно близко, чтобы понять: стать таким у меня желания нет. Но я едва осознавал, кем являюсь, Дайала же требовала отречения от себя во имя сохранения честности, ибо могущество могло уничтожить меня через самообман. А Кристал – не возмутит ли ее предложенная перспектива? Не возненавидит ли она меня еще сильнее? Ведь что бы я ни делал, ей казалось, будто это действие направлено на то, чтобы возвеличить меня и принизить ее. И как объяснить ей, что это не так, что таким образом она отвергает мои попытки быть честным? Почему она не может понять меня? Понять, что рано или поздно я не смогу добиваться большего, если захочу жить?
   Ведь чтобы уразуметь это, достаточно взглянуть на моего отца или Джастина. Неужто она считает меня глупцом, у которого не хватит ума даже на это?
   Я терзался в раздумьях, а у моих ног плескались и шелестели темные воды гавани.

CIX
Деллаш, Делапра (Кандар)

   Откинувшись в кресле, Дирсс смотрит на кряжистого офицера в желто-коричневом мундире. Тот, ступив на освещенную солнцем террасу, видит внизу залив, где ряд за рядом стоят на якоре черные корабли. Над их трубами поднимаются струйки дыма.
   Лицо морского офицера трогает легкая улыбка. На миг скользнув взглядом по низким, лесистым холмам на западе, он пересекает крытую веранду, направляясь к столу, за которым его ждет Дирсс.
   Моряк, чья дубленая кожа имеет тот же каштановый оттенок, что и его волосы, останавливается и едва заметно кивает.
   – Командующий флотом Стапеллтри. К твоим услугам, маршал Дирсс.
   – Раз приветствовать тебя и твой флот, командующий, – отвечает Дирсс с любезной улыбкой. – Присаживайся.
   Учтивым жестом он указывает на другое деревянное кресло.
   Стапеллтри садится.
   – Я здесь, чтобы служить императору и тебе, по воле Его Величества…
   – Это так. Ты здесь, поскольку император Стестен принял решение уничтожить Отшельничий; мы же являемся орудиями, исполняющими его волю. Таков наш долг.
   – Ты близок к трону, маршал, и император хорошо осведомлен о твоей преданности, исполнительности и рвении, каковые позволили тебе, используя относительно малые ресурсы, установить его власть над третью всего Кандара.
   – Да, возможности мои были относительно невелики, – соглашается Дирсс и указывает на кувшин. – Делапранское вино. Не могу назвать себя знатоком, но оно считается неплохим. Не угодно ли отведать?
   – Нет. Премного благодарен.
   Дирсс озирает ряды кораблей и снова улыбается.
   – Понимаю. Ты человек практичный и хочешь сразу расставить все по своим местам. Каковы твои пожелания?
   – Я покривил бы душой, сказав, будто мне радостно видеть императорский флот в таком отдалении от Африна. Больше всего мне хотелось бы выполнить поскорее нашу задачу на Отшельничьем и в Кандаре, после чего благополучно вернуться в Хамор.
   Голос Стапеллтри звучит ровно, и глаз он, встретившись с маршалом взглядом, не отводит. Дирсс смеется.
   – Кандар и впрямь далековато от Африта. Я полностью разделяю твое желание поскорее покорить весь Кандар, разделаться с Отшельничьим и вернуться домой. Но готов ли ты ввести в дело весь флот, как требует того стоящая перед нами задача?
   – Я уверен, что третьей части тех сил, которые уже прибыли…
   Дирсс снова смеется.
   – Эти корабли могут с таким же успехом вернуться домой.
   Стапеллтри багровеет.
   – Забудь о Кандаре, – доверительным тоном говорит ему маршал. – Истинной препоной на пути императора является Отшельничий. Когда с Черным островом будет покончено, мы сможем завершить захват Кандара с помощью сорока кораблей. Но пока могущество Отшельничьего не сокрушено, для установления нашего господства над материком не хватит и всех твоих сил.
   – Ты требуешь…
   – Слишком многого? Да я вообще ничего не требую. Просто собираюсь использовать весь твой флот для уничтожения горстки невидимых кораблей и города Найлана. После чего…
   – Ты собираешься провести столь трудную операцию, не выработав разумной тактики. Если уж ты настолько уверен в своих полномочиях…
   Дирсс, подавшись вперед, обрывает флотоводца со словами:
   – Император является владыкой Африта, регентом Врат Океана и государем Хамора, могущественнейшей империи в истории человечества. Однако, при всем нашем могуществе, мы уже дважды были унижены в Кандаре и в водах Отшельничьего. Наши купцы и по сю пору вынуждены придерживаться правил, навязанных Отшельничьим. Из корпусов торговых судов, потопленных невидимыми кораблями Отшельничьего за нарушение им же установленных порядков, можно было бы сложить небольшой остров. А в чьих интересах придуманы эти правила? Само собой, в интересах Черного острова!
   Кандар погряз в распрях, раздираем магией хаоса и насилием. Люди здесь, в отличие от Африта, не ведающего, что такое вторжения и войны, живут в постоянном ужасе. А кто сеет этот ужас? Разумеется, Черный остров!
   Дирсс снова смеется.
   – Ты уверен, что не хочешь вина?
   – Спасибо за предложение. Я действительно не хочу.
   – Как угодно. – Маршал снова подается вперед. – Ты поминал о мудрой тактике, так вот: мудрая тактика здесь не сработает. Всякого рода тактические увертки нам заменят тысячи железных снарядов, которые обрушатся на Найлан и сотрут его с лица земли. Наша задача, как видишь, не сложна, но очень трудна. По плечу ли она тебе, командующий флотом Стапеллтри? Сможешь ли ты провести свой флот к острову сквозь шторма, с какими тебе еще не приходилось сталкиваться, и превратить Черный Город в груду дробленого камня и щебенки? – Маршал делает паузу. – Именно этого желает император. Таков наш долг, таков приказ, отданный Его Всемогуществом Сетстеном мне лично. Превратить Найлан в груду обломков!
   – Я командующий флотом, а не сокрушитель камней.
   – Нет… и ты, и я, оба мы, – сокрушители камней на службе у императора. А если нам не удастся выполнить его повеление, сокрушены будем мы сами.

CX

   В тот же вечер, по прошествии не столь уж долгого времени, я вернулся к Дайале и снова уселся на табурет.
   – У меня нет выбора, – сказал я в ответ на ее вопросительный взгляд. Походило на то, что выбора, позволяющего жить в ладу с собой, у меня действительно не было.
   Она посмотрела на меня, и глаза ее были столь глубоки, что мой язык словно опух.
   – Ну вообще-то, даже у пони есть выбор. Но я не хочу прийти к тому, к чему пришел Саммел. Это не настоящий выбор.
   Друида молчала.
   – Что мне делать? Я видел, на что способна сила, и знаю, что силы у меня уйма! Мне что, необходимо умолять вас всех – тебя, Кристал, Джастина, – чтобы вы меня спасли? От меня самого? Ручаюсь, Джастин никого ни о чем не умолял!
   Друида, похоже, опечалилась. Но я ждал ответа.
   – Нет. И у него, и у Креслина просто не было другого выхода.
   – А у тебя? Ты принудила Джастина? Как вынуждаешь меня?
   – Я сделала свой выбор. Джастин должен был оказаться связанным с друидой. Этой друидой решила стать я.
   – Она мне тоже спасала жизнь, когда я был на краю гибели, – произнес Джастин, неслышно вошедший в комнату. – И не раз. И претерпела немало страданий из-за моей неспособности понять. У нашего семейства, – он рассмеялся, – это, должно быть, в крови.
   Я потупился.
   – Леррис, ты считаешь, что творишь добро, и человек ты в душе действительно добрый. Но ты вершишь добрые дела в расчете на похвалу и одобрение, которых так и не дождался от Гуннара, потому что был далек от совершенства. А Гуннар не мог похвалить тебя, потому что осознавал собственное несовершенство. Я тоже далек от совершенства, но все это самообман. Почему бы тебе не сказать Кристал, что ты нуждаешься в похвале?
   Я молчал. Просить о похвале я не мог и сказать на сей счет тоже ничего не мог. Поэтому я сказал совсем другое:
   – Если эти узы прекрасны, почему они так редки?
   – Потому, что они смертельно опасны. Смерть одного означает смерть другого.
   – Погодите: если вы свяжете нас с Кристал так, как сами связаны между собой, это может убить нас обоих. Но где тут решение?
   Дайала встала.
   – Я вернусь.
   Джастин кивнул и сел на другой табурет.
   – Ну, дядюшка Джастин, – обратился к нему я, – ответь на мой вопрос.
   – Нет у меня ответа, потому что это не мой вопрос. Ты знаешь, кто ты. Знаешь, кто такая Кристал. Если я дам тебе ответ, ты воспользуешься им, или чтобы отказаться от уз, или чтобы свалить ответственность на нас. Но ты знаешь себя, а теперь знаешь, и что это за узы. Они превращают двоих людей в единое целое, и если те оказываются не способными поддержать друг друга изнутри, это уничтожает их. Такая близость делает обман невозможным, а люди в большинстве своем не способны жить без обмана и самообмана. Взглянуть себе в глаза может далеко не каждый. Решай сам, чтобы не винить потом меня и Дайалу, как ты винишь сейчас Отшельничий… или Кристал.
   Я отошел к узкому окошку и задумался.
   Меня терзали страх, обида, недоверие, в том числе и к себе. Почему я обязан быть честным? Кто был честен по отношению ко мне? Я никому ничего не должен!
   Можно просто уйти, уйти и стать Леррисом Великим. Пройдет время, и кто узнает, что я покинул Расор и Кифрос?
   Я сам!
   Я это буду знать всегда! Из глубин памяти выступили лица погибших, и у всех, даже у Шервана, было мое лицо.
   Я бы рассмеялся, да во рту у меня пересохло.
   Антонин, хотя рядом с ним была Сефия, умер в одиночестве. И Герлис, и Саммел… они были сами по себе. Этого ли хотел я? Мне было невыносимо на Отшельничьем оттого, что меня никто не любил. Почему Кристал не может меня понять? Или, я вспомнил слова Дайалы, – принять?
   Я повернулся к Джастину. Он сидел молча.
   Я глубоко вздохнул. Воздух показался мне едким, словно насыщенным парами жизни и смерти.
   Я кивнул.
   – Для этого нужны двое, – сказал Джастин. – Дайала поговорит с Кристал.
   Он остался на табурете, а я смотрел в окно и ждал, гадая, что решит Кристал и почему любовь так сурова. Почему она требует столько труда и причиняет так много боли?

CXI

   Две женщины сидели на противоположных концах кровати, обдуваемые горячим ветром.
   – Я сказала Леррису, что он подвергается серьезной опасности, ибо по мере того как возрастает его сила, возрастает и искушение стать не столь честным по отношению к себе самому, – сказала Дайала.
   – Я думала об этом, – ответила Кристал, не встречаясь с ней взглядом. – Отчасти поэтому у нас возникли затруднения.
   – Ты тоже не до конца честна, госпожа, – возразила Дайала, – и сама представляешь собой часть его проблемы.
   – Возможно, – отозвалась Кристал, по-прежнему глядя в сторону гавани. – Но только часть. И не с меня все началось.
   – Ты ждешь от Лерриса любви и преданности, не задающей вопросов. А он растет, и, хотя любит тебя, вопросы у него появляются.
   – Любовь не знает вопросов и оговорок! – резко возражает Кристал.
   – Нет, – отвечает Дайала, – любовь заключается в принятии того, что есть, а не того, чего ты желаешь. Леррису нужна похвала, прежде всего твоя, и он готов на все, лишь бы ее заслужить. А ты боишься его взросления, боишься, что он увидит тебя такой, какая ты есть, а не лучшей женщиной в мире, какой ты могла ему казаться.
   – Я просто хочу, чтобы он принимал меня.
   – Он-то как раз принимает, но чувствует, что ты не принимаешь его. Разве не так?
   – Я люблю его, но он не должен без конца спасать мир! – воскликнула Кристал, сцепив руки и уставившись на свой клинок.
   – А любила бы ты его так же сильно, если бы он не стремился делать добро?
   – Он не должен без конца совершать подвиги и спасать мир.
   – На это никто не способен, но если… – друида не заканчивает фразу.
   – Это несправедливо! Он не должен быть единственным!
   – Но не может и не быть им. Он или спасет мир, или разрушит его.
   – Ты просишь, чтобы я приковала себя к нему цепью ради спасения мира? Это не выбор, это большее насилие, чем то, к которому принуждают клинком.
   – Я лишь говорю, что мужчина, которого ты любишь, разрушит мир, который ты любишь, если ты не сможешь принять его, а он – тебя. Коль скоро тебе угодно именовать этот выбор насильственным, воля твоя. Но дело обстоит именно так. Выбор и вправду труден, ибо, чтобы сделать его, надобно оказаться от гнева и обид. Но ни гнев, ни обиды не способны изменить мир. Ты должна принять Лерриса и не приходить в ярость оттого, что вынуждена делать выбор, или в конечном счете вы с ним погубите не только самих себя, но и мир, который вам дорог.
   – Я уже приняла его.
   Дайала встретилась с Кристал взглядом, и та, не выдержав, опустила глаза и пробежала пальцами по вышитым на покрывале звездам.
   – Но почему он должен спасать мир? Почему это выпало на его долю?
   Дайала молчит.
   – Почему именно он должен быть героем?
   Друида по-прежнему хранит молчание, не сводя взгляда с одетой в кожу собеседницы.
   – Почему?.. – Кристал качает головой. – Впрочем, как раз «почему» не имеет никакого значения. Ведь так?
   – Так, – ответила Дайала с печальной улыбкой, и они обе покинули комнату.

CXII

   Дверь открылась, и появились Дайала с Кристал. Глаза последней походили на камни на штормовом побережье. Впрочем, мои наверняка выглядели не лучше.
   – Привет, – мой голос, как оказалось, дрожал.
   – Привет, – дрожал и ее голос.
   Дрожал голос моей несгибаемой командующей!
   В следующее мгновение, то ли из-за боли в глазах, то ли из-за подземного толчка, я почти лишился зрения и видел лишь расплывчатую фигуру. Мне удалось произнести ее имя и сделать шаг ей навстречу. Она, должно быть, тоже шагнула ко мне. Во всяком случае, мы повисли друг на друге.
   – Сохранить любовь труднее, чем обрести, – произнес Джастин спустя некоторое время. – Думаю, вы уже начали это понимать.
   Мы уже перестали дрожать, но не разжимали переплетенных пальцев.
   – Итак, вы готовы?
   Я кивнул, поскольку говорить боялся. Кивнула и Кристал. Возможно, она тоже боялась.
   – Садитесь на табуреты, друг радом с другом.
   Мы переглянулись и сели.
   Сама по себе процедура оказалась не слишком таинственной и впечатляющей: легкие надрезы и смешение крови. Но Дайала наложила на эту кровь гармоническое заклятие, и я немедленно ощутил протянувшуюся между нами незримую нить.
   Нить чистой гармонии, не содержащую в себе ни мыслей, ни чувств.
   – Как всему живому, этому тоже требуется время, чтобы вырасти, чему вы должны быть только рады, – хрипло произнес Джастин. – Будьте добры друг к другу.
   «Будьте добры друг к другу». Это простое напутствие вдруг сделало все прочее не имеющим значения.
   – Помните, – шепот Дайалы звучал, как шелест Великого леса, откуда она была родом, и который мне, скорее всего, не суждено было увидеть, – вы выбрали друг друга дважды.
   – А теперь ступайте и оставьте стариков в покое, – заключил Джастин.
   Медленно выйдя из комнаты и остановившись в узком коридоре, мы посмотрели друг на друга. Кристал ничуть не изменилась – те же черные глаза, те же короткие серебрящиеся волосы. Не изменился и я.
   – Прогуляемся?
   – Куда?
   – К старому форту на волнорезе.
   – Что ж, это было бы славно.
   Я так и не выпустил ее руки, хотя моя ладонь взмокла от пота.
   – Леррис.
   – Да?
   – Давай руки поменяем. Я никуда не денусь.
   Я выпустил ее руку, обошел вокруг Кристал и взялся своей левой рукой за ее правую. К тому времени, когда нам удалось добраться до мола, мы вспотели и, надо думать, выглядели не лучше демонов ада, но мне было плевать.
   Ноги мои болели – по правде сказать, болело все, – и я предложил присесть.
   – Кристал, у тебя тоже все болит?
   – Нет. Волосы не болят.
   Мы рассмеялись, обнялись и сели.
   Близ гавани шли восстановительные работы и над водой разносились стук молотков, визг пил и многоголосый гомон. В Кифросе не любили работать молча.
   Нас обдало ветерком – в воздухе еще улавливалось эхо смерти и разрушения, и на мол с плеском набежала волна.
   – Почему мы это сделали? – спросила она.
   – Потому, что мы отчаялись. Потому, что не хотим терять друг друга и готовы рискнуть жизнями, лишь бы этого не случилось.
   – Ты хочешь детей? – спросила Кристал, глядя на гавань.
   Я сглотнул: честно говоря, никогда об этом не задумывался.
   – По правде говоря, я никогда не думал об этом иначе как в том смысле, что со временем они у нас будут.
   – И когда наступит это «со временем»?
   В самом деле, когда? Вопрос вроде бы был прост, но мы, сжимая друг друга в объятиях, разрыдались. Зная, что это время может не наступить никогда.
   Волны плескались о мол, над водой разносился стук молотков, а мы сидели обнявшись и плакали.
 
   Поутру нас разбудил влетевший в окошко порыв прохладного ветерка. Потянувшись было за одеялом, я обнаружил Кристал… и понял, что она мне нужнее, чем одеяло. Встать удалось не скоро, но и после этого я без конца норовил к ней прикоснуться. Правда, когда стало ясно, что она и так никуда не денется, я отвернулся и занялся уборкой комнаты.
   На выходе мы встретили Херрельда.
   – Доброе утро, – сказал ему я.
   Кристал кивнула.
   – Берегите себя, – пробормотал страж, глядя себе под ноги. – Оба.
   Мы с Кристал теснее переплели пальцы, и я, лишь спустившись на целый лестничный пролет и свернув за угол, рискнул заметить:
   – Херрельд стал чувствительным.
   – Он всегда бы таким. Просто не хотел этого показывать.
   «Как и многие, – подумалось мне. – Даже Тамра».

CXIII

   В последующие дни, благодарение Тьме, ничего особенного не происходило, а все время, когда Кристал не была занята по службе, мы с ней проводили вместе. Чтобы видеть ее еще чаще, я взял в обычай постоянно ходить на ристалище, практиковаться с посохом. Иногда мы ловили на себе взгляды друг друга и старались не рассмеяться.
   Однажды утром я проснулся раньше нее. Тело затекло и мне хотелось встать, но жаль было ее будить.
   Недавняя прохлада долго не продлилась, но утро не было знойным: верный признак того, что осень не за горами. В гавани я приметил несколько рыбачьих баркасов, но никаких кораблей, ни торговых, ни тем более военных, видно не было.
   Создавалось впечатление, будто залегавший под Кандаром хаос слегка уплотнился, хотя непрерывный грохот и стоны затрудняли восприятие.
   Я снова посмотрел в окно. Рыбацкие лодки уже уходили из гавани, солнечные тени исчезли с восточных холмов, а Кристал все спала. Я молча ее любовался.
   – Надо было меня разбудить! – воскликнула она вскакивая. – Я опоздаю.
   – Тебе нужно было выспаться, так же как мне нужно размяться. Все тело затекло.
   – Надо же… мне снилось, будто у меня затекла спина.
   – Интересно… может быть, мы уже начинаем чувствовать…
   – Возможно. В таком случае и желания у нас?.. – я попытался ее обнять.
   – Я опаздываю! – она увернулась.
   Торопливо одевшись, – я даже не прибрал постель, – мы наскоро подкрепились в столовой хлебом и водой, после чего отправились на ристалище. После учебных боев Кристал пошла на совещание с Еленой и Субреллой, а я собрал инструменты, оседлал Гэрлока и поехал на побережье, где вовсю шли восстановительные работы. Со строевым лесом дело обстояло не лучшим образом, но один контрабандист, обойдя все хаморианские патрули, доставил в Расор целый корабль древесины. Правда, он запросил за лес втридорога, но самодержица заплатила ему из казны, после чего стала продавать строительные материалы своим подданным по обычной цене.
   – Хочешь, помогу? – спросил я курчавого малого, ремонтировавшего лавку.
   – Денег нет.
   – И не надо. Я на службе у самодержицы, она кормит меня и платит деньги. Я хочу помочь в обустройстве портового района: тебе, например, мог бы сделать оконные рамы. Меня направила сюда самодержица.
   – С чего бы это? – спросил другой мужчина, еще молодой, но уже лысеющий.
   – Она… ну, не она сама, а женщина по имени Кристал сказала, что чем быстрее восстановят порт, тем скорее сюда поплывут корабли, а в казну самодержицы – денежки от сбора пошлин.
   – А… тогда понятно. Вот с этой штуковиной сладишь?
   Он показал покореженную, вывороченную из кирпичного проема раму.
   – Попробую.
   – Валяй.
   С рамой я, благо она была из мягкого дерева, справился, потом сделал и другую.
   – Аккуратная работа, – заметил седой бородач, скреплявший раствором кладку соседней лавки. – А мне потом не поможешь?
   – Если получится. Меня могут отозвать в любой момент.
   – Ну… если сможешь.
   Я кивнул.
   – Не поймешь, что творится, – промолвил бородач, вытерев лоб, – цены словно спятили, так и скачут. Но лучше уж жить так, чем под властью солнечных дьяволов.
   Я кивал, сосредоточившись при этом на прорезании пазов для стекла.
   – Мой дед едва выбрался оттуда, – продолжал словоохотливый собеседник, – в корабельном трюме, обманув стражу. От хорошей жизни люди не бегут, рискуя оказаться выброшенными в море. Ну да ладно, что-то я разболтался, а кирпичи сами на место не встанут. Как тебя звать-то, парень?
   – Леррис.
   – Имя не кифриенское.
   – Это точно.
   – Ты плотник?
   – Нет, столяр. Вообще-то мастерю мебель на заказ. Но могу и плотничать, а раз уж оказался здесь, то почему бы и не помочь людям?
   – Столяр, говоришь…
   Я пожал плечами: врать я не умею вовсе, да и говорить правду наполовину тоже не великий мастер.
   – Если кому это важно, так я еще и консорт командующей. Но что столяр – это точно.
   – Слушай… но ведь не может быть, что ты тот самый маг?
   – Ну, мне случается заниматься и магией. Но больше работаю по дереву.
   – Кончай ты к нему цепляться, Гудса, – крикнул курчавый. – Мне наплевать, кто он да откуда, ежели у него руки на месте. Я бы с этими рамами весь день возился, а у него они уже готовы.
   Гудса вернулся к своей кладке, но продолжал поглядывать на меня с любопытством.
   Ближе к полудню темноволосый кровельщик, спустившись попить воды из фляги, спросил:
   – Слушай, ты что, и вправду маг?
   – Да, мастер гармонии.
   – А чего ж ты тогда этак потеешь с рамами? Вставил бы их волшебным манером.
   Я рассмеялся.
   – Волшебным манером оно и дольше, и труднее. И не так надежно: случись что со мной, и все мною наколдованное может пойти прахом. А хорошая столярная работа не развалится, и она может противостоять хаосу не хуже любых чар.
   Он кивнул.
   – Эй, вы только гляньте! – крикнул курчавый лавочник, указывая на гавань.
   У причала, словно из ниоткуда, возник черный стальной корабль обтекаемой формы, в сравнении с которым гигантские броненосцы Хамора выглядели неуклюжими.
   Я узнал этот корабль, ибо видел такой в Найлане еще до того, как отправился на гармонизацию.
   На гюйс-штоке поднялся черно-белый флаг, на палубе выстроилась дюжина бойцов в черных мундирах.
   – Черные дьяволы…
   – …принесла нелегкая… неизвестно, кто из них хуже…
   – …хорошо еще, что они не сговорились…
   – Эй, не поможешь ли вставить рамы? Одному неудобно, – окликнул я темноволосого.
   – Да… конечно. Слушай, а этот корабль… очень опасен?
   – Очень. Но не для Кифроса. По крайней мере сейчас.
   – Лучше бы и никогда.
   – Лучше бы…
   Вставлять рамы пришлось дольше, чем мне бы того хотелось, но тем не менее все они оказались на месте. Я начал складывать инструменты.
   – Уходишь? – спросил курчавый.
   – Пора. Жаль, что не успел сделать больше.
   – У меня на это ушла бы уйма времени. Я точно тебе ничего не должен?
   – Точно. Удачи тебе.
   – Маг ты или нет, а парень что надо.
   Мы распрощались, и я быстрой рысью пустил Гэрлока к казармам, где, расседлав и почистив его, поспешил в умывальню.
   – Ты куда запропастился? – спросила Тамра, вошедшая, когда я смывал грязь и пот.
   – Возле порта, помогал людям восстанавливать лавки.
   – Твой отец и Кристал тебя повсюду ищут.
   – Уже иду… ой, а где они?
   – В малой столовой. Я побегу, скажу, что ты сейчас будешь.
   Дайала, Джастин, Тамра и Кристал собрались вокруг моего отца, державшего в руках конверт.
   – Простите, что заставил ждать, – сказал я. – Меня не было в казармах, но как только появился корабль, стало ясно, что нужно возвращаться.
   – Письмо от Совета, – сказал отец, – адресовано мне. Хамор объявил сбор Великого Флота и, судя по всему, намерен напасть на Отшельничий. На Найлан. Совет, хоть и не напрямую, просит меня собрать всех, кто может оказать помощь, и вернуться на остров.
   – Лишних солдат у нас нет, – заметила Кристал.
   – Полагаю, Совет имеет в виду магическую помощь. Они надеются, что Джастин сумеет повторить свои прошлые подвиги, Тамра разгонит Великий Флот штормами, а Леррис воспользуется гармонией, чтобы призвать на защиту Отшельничьего хаос.
   Тамра открыла было рот… и закрыла его. Она побледнела.
   Я посмотрел на отца, и он вручил мне письмо. Оно было составлено в витиеватых двусмысленных выражениях, но суть сводилась к сказанному отцом.
   «Так как мы не можем потребовать, чтобы вы… и оказали помощь… Совет высоко оценил бы… если бы вы и все, кого вы могли бы собрать… такие как маг Джастин, Леррис и Тамра… считались бы вернувшимися для защиты последнего бастиона Гармонии… против темных кораблей Хамора…»