Страница:
заискивал. Ты собрала воедино все беспредельное величие, гордость,
жестокость и честолюбие человека и положила им предел двумя краткими
словами: Hicjacet".
Читатель, мало знакомый с литературой елизаветинской эпохи, может
приписать первый отрывок о шторме и кораблекрушении сэру Фрэнсису Дрейку,
второй и третий - Фрэнсису Бэкону, четвертый - о театре - Шекспиру (он
перекликается с известным монологом "весь мир - театр"), пятый -
какому-нибудь епископу и шестой - сэру Уолтеру Рэли, чьи знаменитые слова
о смерти, написанные в ожидании смертной казни, всем хорошо известны. На
самом деле все эти отрывки взяты из "Всемирной истории" Уолтера Рэли. Он
не был выдающимся мореплавателем, не много преуспел как политический
деятель и мало известен как писатель. В настоящее время его никто не
читает. И все же мы должны признать, что писать он умел так, как дано не
каждому из нас. Совершенно очевидно, что уровень, который суждено было
превзойти Шекспиру, был достаточно высок.
Возьмем другой пример, на этот раз поэтический:
Кто алчет в жизни сей лишь подвигов одних,
И сил, и благ земных не пощадит для них,
Кто почесть заслужить всем сердцем уповает,
Тех к цели верен путь, и слава их венчает.
Может быть, написано это и не так хорошо, но все же вполне со знанием
дела. Автор - сэр Фрэнсис Дрейк - все свое образование получил на борту
корабля.
Обратимся теперь к величайшей - во многих отношениях - среди
елизаветинцев фигуре: самой королеве. Что представляет собой ее проза?
"Что толку в рассудке, если он изменяет человеку, когда ему всего
нужнее? Делайте то, что вам приказывают, и оставьте рассуждения для
собственных дел. В одном был дан вам точный приказ, и вы его не выполнили,
в другом приказа не было, но вы действовали; более того, вы
воспользовались моими словами, и это может обязать меня уступать больше,
чем я должна или желала бы. Я уверена в вашей преданности долгу, но не
терплю такого ребячества".
Как высказалась она в критический момент своего царствования, когда
Испанская Армада была у берегов Англии?
"Вы можете быть уверены: я со своей стороны нимало не сомневаюсь, что
эта тираническая, гордая и безумная попытка будет не концом, но началом
погибели короля, который совсем не по-королевски, среди мирных
переговоров, начал эту несправедливую войну. Задумав сокрушить, он
возвеличил меня и так омрачил этим блеск своего величия, что обрек на
позор всех, кто пожелал бы выступить его союзниками".
В таких словах упрекает она Генриха IV Французского, которому оказывала
поддержку:
"Мы не ожидаем ничего, кроме худшего, от наших врагов; но вот мы видим,
что наши друзья обходятся с нами как враги: в чем же тогда разница между
ними? Меня изумляет, что тот, кто столь многим обязан нам за помощь в
нужде, такой низостью платит своему верному другу. Уж не думаете ли вы,
что кротость, присущая моему полу, помешает мне возмутиться таким
оскорблением? Моя королевская кровь не позволила бы мне выносить то
обращение, какое вы позволяли себе последние три месяца, даже от
могущественнейшего из властителей в христианском мире. Не прогневайтесь,
если я прямо скажу вам: коль скоро вы так обходитесь со своими друзьями,
они не придут к вам на помощь, когда она будет всего нужнее вам".
У королевы, которая умела так писать, должно было быть немало
подданных, кто мог выразить себя в поэзии и в прозе, немало славных
капитанов на суше и на море. Много ли сегодня найдется писателей,
владеющих пером так, как елизаветинцы владели шпагой? Да и редко кто из
нас, кстати, может соперничать в воинской славе с елизаветинцами,
добывшими себя славу пером. Вот почему лучшие из лучших в ту эпоху и были
гениями.
Да, масса должна быть очень хороша, чтобы кто-то один оказался
превосходным. Если допустить, что мы можем сегодня назвать сотню очень
способных промышленников, столько же композиторов, инженеров-строителей и
писателей, то есть шанс, что среди них есть гений. Если же найдется тысяча
исключительно способных адвокатов или художников, этот шанс возрастает в
десять раз. В действительности он будет еще выше, поскольку условия
соревнования жесткие, а именно соперничество требует окончательного
усилия, возносящего гения на высоту, которой способному человеку достичь
не дано.
Мы уже говорили: поле, на котором взрастает гениальность, должно быть
большим, поскольку на небольших изолированных участках почва, как правило,
неблагодатна. Легко быть лучшим композитором в маленькой группе
музыкантов-единомышленников. Небольшая заслуга быть самым эксцентричным в
кругу эксцентричных архитекторов. Не так уж трудно быть первым в
излингтонской группе абстракционистов-нонэкзистенциалистов, работающих с
шерстью, гравием, медной проволокой и сахарной глазурью (если допустить,
что такая группа существует). Быть самым непонятным среди поэтов,
известных своей туманностью, еще не значит именоваться классиком. Пусть вы
единственный создатель музея, выстроенного в форме штопора. Пусть он -
лучший в своем роде, но он же и худший, он же и средний. Пусть вы
единственный строитель, чей материал - цветное стекло, а ваши произведения
понятны только вашим ученикам. Но дело в том, что в каждом этом случае
отсутствует дух соревнования, которому обязан своим существованием шедевр.
Успех достается легко, если поле деятельности убого.
А потому мы все играем такую важную роль в развитии гения. Не кто иной
как мы создаем высокий средний уровень. Если этот уровень снижается из-за
отсутствия усилий с нашей стороны, его легко становится превзойти. Тому,
кто это осуществит, победа достанется дешево, и он сможет спокойно
почивать на лаврах. Помешать этому могут лишь те, кто идет по пятам,
посягая на его успех. Спортивный рекорд побивается в условиях жестокого
соревнования и, как правило, одним из самой многочисленной команды
энтузиастов. То же происходит в деловом мире, в политике и в искусстве.
Лишь если многие на высоте, один поднимается еще выше. И только он нам и
нужен, никакая бездна бездарностей его не заменит. А значит, условие для
гениальности - повысить средний уровень. Достигнув этой отметки, мы
переходим к следующей задаче - узнать гения, когда тот встретится. Эта
книга начиналась с описания мышеловки на меху, экономической западни, в
которую затянуло наше общество. Если из этой западни и есть выход, найти
его по силам лишь гению. И эта последняя глава - всего лишь скромный вклад
в поиски гения. Пусть она не решит проблему целиком - по меньшей мере
укажет путь.
(Пер. - М.Загот)
Первый закон Паркинсона, определяющий отношения между работой и
временем, так и не был опровергнут - ни аргументами, ни опытом, ни
исследованиями, ни теорией. Основную идею этого закона как бы венчает
напрашивающийся вывод: численность любого административного аппарата
возрастает на определенный процент независимо от необходимого объема
работы (если таковая вообще имеется). Более того, государственный аппарат
зачастую множится сверх всяких разумных норм. В общем, обоснованность
этого закона доказало само время, хотя нельзя не признать - некоторые
исключения есть... Известны примеры, особенно в сфере частного
предпринимательства, когда рост административного аппарата был остановлен,
а кое-где волна даже покатилась вспять. Скажем, одна из ведущих немецких
корпораций сократила свой центральный аппарат с 2000 до 250 человек.
Предпринимаются попытки как-то облегчить участь жителей Калифорнии и
частично избавиться от государственных чиновников. Такое происходит не
каждый день, но время от времени все-таки случается.
Эти исключения лишь подтверждают правило, но заметим - закон
Паркинсона, будучи в целом принятым, требует более полного толкования. И
действительно, многолетние наблюдения показывают, что напрашивается вот
какой вывод: Закон Паркинсона является составной частью более общего
закона:
ДЕЙСТВИЕ РАСШИРЯЕТСЯ, ЧТОБЫ ЗАПОЛНИТЬ ПУСТОТУ, СОЗДАННУЮ НАШИМИ
ПРОМАХАМИ.
Конкретный пример. В Англии большая промышленная группа перешла под
начало высокопоставленного промышленника (позднее ему пожаловали титул
пэра). Как-то, обходя территорию завода, он заметил, что административные
конторы разбросаны по всему комплексу: одни занимают деревянные сарайчики
в стиле времен первой мировой войны, другие представляют собой строения
более современные, эдакие навесы для велосипедов. Он решает сосредоточить
все эти конторы под одной крышей - не потому, что работа пойдет
эффективнее (он прекрасно знает, что никакой связи здесь нет), просто
уменьшится сумма налога на землю или муниципального налога. Новый офис,
современный до омерзения, был выстроен и открыт со всей помпой, какая
всегда завершает строительство здания достаточно гнусного. В идеале
разрезание ленточки у входа в новую контору должно было бы совпасть со
свистком, дающим сигнал бульдозерам: снести старые конторы, чтобы к заходу
солнца от них не осталось и следа. Но при всех своих достоинствах новый
директор забыл одну простую вещь: административный аппарат имеет свойство
размножаться, просачиваясь во все свободное конторское пространство. В
день открытия нового административного блока все новые кабинеты были
заняты сотрудниками. А неделей позже сотрудниками были заняты и все старые
конторы, назначенные под снос. В них как ни в чем не бывало кипела жизнь.
Неплохая в принципе идея привела к плачевным результатам, и дело даже не в
деньгах, выброшенных на ветер. Дело в том, что при размножении чиновников
эффективность неизбежно падает.
Этот принцип работает в полную силу, когда разыгрывается драма
поглощения одной компании другой. Мы слышали о финансовых кудесниках,
которые терроризируют всю деловую Англию и наживают огромные состояния на
присоединениях, слияниях и реорганизациях предприятий, казавшихся нам
незыблемыми и монументальными. Выходит, спрашиваем мы себя, когда эти
пираты начинают орудовать на фондовых биржах, попасть в беду может любая
компания? Неужели нельзя принять закон, охраняющий возможные жертвы?
Но и здесь первым делом надо винить до жути самодовольных осанистых
директоров, которые не осознают, насколько уязвимо их положение. Уходя с
работы рано и приходя поздно, эти самонадеянные мужи сами роют себе
могилу. Они непредприимчивы, пассивны, невежественны и стары. Между тем их
бизнес, в который не вкладывается фантазия, в котором нет динамики, уже
вступил в полосу спада, загнивания, он создает вакуум, который должен быть
чем-то заполнен, и возникают желающие поглотить эту компанию. С той же
неизбежностью внутренняя инерция влечет за собой трудовые конфликты.
Растение, переставшее цвести, начинает умирать. Казалось бы, все это
очевидно, но мы как-то не замечаем, что уязвима не только компания,
уязвимо и свободное предпринимательство как таковое. Мы довольно быстро
определяем очаги внешней опасности. Коммунистические страны представляют
военную угрозу, чему предшествуют более вероломные процессы просачивания.
Коммунистические или полукоммунистические партии внутри страны угрожают
по-другому, они пользуются волнениями среди рабочего люда и проржавевшим
механизмом демократии. Бизнесмены знают об этих опасностях, но реагируют
на них запоздалым негодованием и протестом. Но одного они не понимают -
вина за происходящее, пусть частично, лежит на них самих.
Чахнущее сообщество, будь то страна, университет, профсоюз или
промышленное предприятие, характерно тем, что лидеры его сбились с пути,
потеряли чувство цели. Вакуум возникает по целому ряду причин; чтобы как
следует в них разобраться, нужна не страница, а книга. Причины эти
довольно сложны и запутанны, зато симптомы очевидны, и один из них -
неумение установить контакт, поддерживать связь. Господь свидетель,
симптомов хватает, некоторые из них вопиют со страниц балансового отчета,
другие рассказывают грустную историю правительства, запутавшегося в сетях
дефицита, но здесь мы особо подчеркнем, на что рядовой наблюдатель должен
обратить внимание первым делом. Мы оцениваем промышленное или коммерческое
предприятие по тому, насколько привлекательна секретарша в приемной.
Университет мы оцениваем по богатству и разнообразию книг, которые
продаются в книжной лавке университетского городка или в близлежащих
книжных магазинах. Военное подразделение - по тому, как офицеры
группируются в клубе-столовой. Но любое сообщество мы оцениваем еще и по
тому, что оно хочет сказать миру. Каждое здание, к примеру, что-то нам
сообщает, пусть это всего лишь надпись: "Требуем десятипроцентной
надбавки". Так вот, если зданию всегда есть что сказать, пусть даже нечто
низменное или банальное, организации зачастую сказать нечего. Это мы и
характеризуем как неумение установить контакт и поддерживать связь.
Связь, на которой держится вся цивилизация, подразумевает обмен
эмоциями, фактами, идеями или знаниями. Чтобы преуспеть в искусстве связи,
нужно прежде всего желание ее установить, умение вызвать доверие, ясно
знать, что ты хочешь сказать, и, наконец, чувство стиля. Поговорить любят
почти все, но совсем немногим есть что сказать. Те речи, отчеты и статьи,
которые в великом множестве производят лидеры всевозможных организаций,
зачастую лишены всякого смысла и являют собой лишь бюрократический
эквивалент сотрясания воздуха. Чтобы преуспеть в искусстве связи, нужно
совершить большущее усилие, усилие творческое. Надо поставить себя на
место людей, которых мы хотим в чем-то убедить, а для большинства из нас
это и есть самая трудная задача.
Во время битвы при Балаклаве лорд Реглан отдал лорду Лукану приказ
атаковать артиллерию противника. Он находился на вершине холма, и с этой
точки план его был как на ладони. Но у лорда Лукана, находившегося в
долине, был несколько иной обзор поля боя, он не видел пушку, которую лорд
Реглан намеревался захватить, зато видел несколько батарей, о которых не
было сказано ни слова. По приказу Лукана лорд Кардиган бросил на них
пехотную бригаду, которая и была полностью уничтожена. Что здесь важно
усвоить? Лорду Реглану, человеку во многих отношениях замечательному, не
хватило воображения, чтобы понять, как поле битвы может выглядеть под
другим углом, тем более на другом уровне. Такие ошибки совершаются
ежедневно и всегда объясняются неумением оценить ситуацию с иной точки
зрения.
Но, допустим, желание установить контакт есть, есть и некоторое
воображение - что же дальше? Дальше надо добиться того, чтобы люди
поверили в наши слова, приняли наши обещания. Если вы просто скажете:
"Положитесь на меня. Можете мне верить", этого будет недостаточно. Так
поступают только политики. Смерти подобен и вопрос: "Неужели вы
сомневаетесь в моей честности?" - ибо вас сразу заподозрят в
мошенничестве. Доверие - не тот предмет, который можно потребовать. Его
нужно заработать, а этот процесс занимает долгие годы и начинается с
первого знакомства. К окончательному соглашению приходят только
единомышленники и друзья.
Это правило действует и на производственном уровне. Чтобы предотвратить
конфликт, который может возникнуть через пять лет, нужно действовать
сейчас. Чтобы убить его в зародыше, мы начинаем переговоры уже сегодня, но
не о том, кто сколько получает, а о скачках, рыбалке, музыке и шахматах.
Покажите себя хорошим товарищем, тогда и доверия вам будет больше.
Установили человеческие отношения? Теперь думайте, с чем обратиться к
людям. Предположим с надеждой - вы знаете, что именно хотите сказать.
Любой руководитель должен вкладывать в свою программу что-то личное, но
три позиции - если речь идет о промышленности - выделить необходимо.
Во-первых, постоянно напоминайте, что мир, в котором мы живем, создан
промышленностью - мир автомобилей, телефонов, пишущих машинок и радио.
Во-вторых, постарайтесь довести до сознания людей, что богатство нужно
сначала создать, а уж потом тратить. В-третьих, бизнес, конечно,
предлагает рабочие места, но существует он вовсе не для этого. Теперь
связь - ведь это процесс двусторонний, и крайне важна реакция другой
стороны. Если к вам пришла депутация с жалобой, это уже плохой признак. Вы
должны были знать об этом заранее. Знать - и первым принять меры.
Теперь посмотрим, насколько важен стиль; именно он придает
индивидуальность тому, что мы делаем и говорим. Любое намерение или
обращение несет в себе личностный отпечаток. Оно кратко и точно, но
краткостью и точностью отнюдь не ограничивается. За ним стоит конкретный
живой человек, а не безликая администрация. В нем нет длинных слов и
запутанных конструкций. Слова чеканны, каждое - как удар молота, а не клок
ваты. Полезно также разбавить свою речь шуткой. Это всегда помогает - ваше
обращение становится человечнее, оно привлекает внимание. Юмор закрепит
его в памяти ваших слушателей. Ловко связать шутку с содержанием - в этом
и есть фокус; запомнив одно, слушатель запомнит и другое. Наука эта не так
проста, как кажется, и если на вдохновение рассчитывать не приходится,
добивайтесь успеха часами подготовительной работы.
Почему в промышленности так нужны контакты? Потому что есть такое
понятие, как вакуум. Если мы не позаботимся о своей репутации, за нас это
сделают другие, причем обязательно выставят нас не в самом лучшем свете. В
современном мире информации предостаточно. Людей захлестывают факты,
теории и рекомендации по любому поводу, в устном, отпечатанном или
транслированном виде. Окружить себя завесой тайны либо хранить гордое
молчание - этого не может себе позволить сегодня ни одна промышленная
группа. Именно замалчивание открывает дорогу всяким слухам, диапазон
которых весьма широк - от бесправного положения работников до загрязнения
окружающей среды, от безалаберного отношения к побочной продукции до
подкупа местных властей. Попытки отмести эти обвинения не сильно нас
спасут. Протесты лишь привлекут внимание ко всему, что говорится против
нас. И винить в этом можно только себя самих. Мы создали вакуум, который
не мог не всосать всю эту болотную жижу. Случается: из каких-то сумбурных
побуждений, желания унизить, обнажить чью-то глупость, показать, что
грядущая катастрофа произойдет не по его вине, начальство отдает заведомо
неверные распоряжения. О каком контакте тут может идти речь? Но чаще
бывает иначе: установить контакт хотелось бы, но как это сделать? Не
хватает воображения.
Накопленный опыт позволяет сделать главный вывод: роль вакуума в
отношениях между людьми куда важнее, чем нам до сих пор казалось. Некий
проницательный политик однажды употребил выражение "ветры перемен", но
другой человек, куда более мудрый, живший задолго до нас с вами, однажды
сравнил благотворные весенние вихри с бурей, которая несет с собой лишь
разрушение. Но крыша дома рухнула не из-за урагана. Ее засосало в воронку,
что образовалась с подветренной стороны жилища.
В делах человеческих вакуум играет ту же роль, и не замечать его -
большая ошибка. Нас ввели в заблуждение историки: если верить им,
революции совершали голодные крестьяне, замыслив бунт против своих хозяев.
Но так ли это? Люди, которые по-настоящему угнетены, никогда не поднимутся
на бунт, и, если бы революции вырастали из народного недовольства, они
случались бы гораздо раньше, когда дела обстояли еще хуже. Но в том-то и
дело, что тираны процветают, а кресла трещат под их преемниками, у которых
вроде бы самые благие намерения. Другими словами, мы совершаем ошибку,
пытаясь разобраться в сетях заговора. Это просто трата времени, надо
приглядеться к правительству, которое того и гляди свергнут. Разговор о
подлинных или мнимых страданиях бедноты не имеет смысла - на самом деле
любую революцию порождает само правительство, оно создает вакуум, куда
бунтари засасываются, можно сказать, против воли. Возможен ли в странах
современного Запада государственный переворот? Это не исключено, но не
надо спрашивать себя, есть ли у армий западных держав такие планы. Их нет,
а хоть бы и были, это не имеет ровно никакого значения. В поле зрения надо
держать не военных, а министров и их ближайшее окружение. Достаточно ли
они некомпетентны, чтобы образовался вакуум, на месте которого возникнет
какая-то другая сила?
Все, что способствует стабильности или ее отсутствию внутри страны,
верно и в делах международных. Мы склонны обвинять государства-агрессоры в
развязывании войн, и частично подобная критика справедлива. Но давайте
обратим взоры на страну-страдалицу, которую наводнили войска противника. А
ведь она еще больше повинна в том, что началась война. Возможно, обвинять
ее не совсем нравственно, но именно она создала ситуацию, при которой
война стала неизбежной. Завоевание испанцами Мексики выявило прежде всего
слабость ацтеков, а уже потом решимость и мужество испанцев, хотя Кортесу
эти качества были, несомненно, присущи. Империи рушатся, потому что гниют
изнутри, а правители, на чьем счету нет никаких конкретных преступлений,
приводят свой народ к катастрофе всем, чего они не удосужились сделать. А
подлинные лидеры правят мощно, ярко, быстро ведут за собой народ к четко
поставленной цели. Когда этого нет, как, скажем, в царской России,
возникает вакуум. Если Запад намерен выжить, он должен достичь
определенного единства, сплотить свои ряды, чего сейчас нет и в помине.
Если из этой цепи начнут выпадать звенья, это случится не в пограничном
государстве, где всегда сохраняется напряженность, не в странах, которые
отчаянно цепляются за свой ускользающий суверенный статус, - надлом
произойдет там, где с виду полная благодать: в Брюсселе или Вашингтоне.
Пер. - М.Ковалева, Р.Райт-Ковалева
ОТ АВТОРА
Ежедневно население мира разделяется на две части: на тех, кто идет на
работу, и на тех, кто работает дома. Свои прежние книги я писал в основном
для тех, кто работает вне дома, то есть главным образом для мужчин. Я
более подробно разбирал проблемы управления и организации, пути личного
продвижения и способы уклонения от уплаты налогов. И вот теперь я решил -
хотя и с опозданием - принести свои извинения второй половине рода
человеческого и в этой книге обратиться к проблемам чисто домашним. Я пишу
главным образом - но не исключительно - для женщин, и речь здесь пойдет о
мужьях и женах, о детях и гостях, о домоводстве и электропроводке, о
пылесосах и автомобилях. Надеюсь, что помощь, которую я предлагаю хозяйке
дома, окажется полезной и своевременной, а вот название, которое я выбрал
для этой книги, очень легко неверно истолковать. По первому впечатлению
может показаться, что книгу написала миссис Паркинсон или по крайней мере
что книга написана о ней. Несомненно, я всецело обязан ее помощи и
сотрудничеству, и более того - в некотором смысле закон миссис Паркинсон
выведен из ее опыта. В свое время она редактировала в газете полосу
объявлений и консультаций, где обсуждаются самые сложные вопросы личной
жизни, и поэтому ей удалось накопить совершенно исключительный опыт во
всем, что касается домашних разладов и неурядиц. Однако ни в коем случае
не следует думать, что вся книга отражает только ее мысли.
Было бы неправильно считать, что книга написана миссис Паркинсон, но
еще большая ошибка - полагать, что это произведение автобиографическое. Я
задался целью рассмотреть жизнь самой нормальной и обычной английской или
американской семьи. Наша семейная жизнь началась в Сингапуре, где все
обстоятельства были совершенно нетипичны, да еще в довершение всего шла
гражданская война. А ежедневные поездки на работу и обратно, обычно
разлучающие мужа с женой, в семье писателя как раз отсутствуют. Сложности,
которые возникают, когда приходится разъезжать с лекциями, вполне реальны,
но мало кому интересны. Словом, автобиографического материала здесь почти
нет, но зато в своих путешествиях я много повидал. Пришлось мне быть и
самодеятельным архитектором, и строителем, и это тоже пошло мне на пользу.
Опираясь на все эти знания, накопленные за долгие годы, я постарался по
мере сил и возможностей проанализировать семейную жизнь с тех же позиций,
с каких раньше подходил к деловой и социальной сфере. Сравнивая машбюро с
кухонной раковиной, я осознал, что главная разница здесь - контраст между
коллективом и одиночкой. Служащий работает вместе с другими, домашняя
хозяйка в наши дни вынуждена работать одна. Понимание бедственного
положения домашней хозяйки и привело к открытию закона миссис Паркинсон,
впервые обнародованного в "Макколлз мэгэзин". Углубившись в изучение
домашней обстановки как первопричины этого положения, я стал разбираться и
во всех его логических последствиях, начиная с детского садика и кончая
миром "-надцатилетних" - так что получилось уже не эссе, а целая книга.
Как и в предисловиях к другим книгам, я должен выразить благодарность
всем тем, кто оказал мне помощь и поддержку, и в особенности всем своим
домашним, а также миссис Д.К.Нил, которая печатала и не раз перепечатывала
рукопись. Как всегда, я в долгу перед издателем моих книг в Англии и в США
жестокость и честолюбие человека и положила им предел двумя краткими
словами: Hicjacet".
Читатель, мало знакомый с литературой елизаветинской эпохи, может
приписать первый отрывок о шторме и кораблекрушении сэру Фрэнсису Дрейку,
второй и третий - Фрэнсису Бэкону, четвертый - о театре - Шекспиру (он
перекликается с известным монологом "весь мир - театр"), пятый -
какому-нибудь епископу и шестой - сэру Уолтеру Рэли, чьи знаменитые слова
о смерти, написанные в ожидании смертной казни, всем хорошо известны. На
самом деле все эти отрывки взяты из "Всемирной истории" Уолтера Рэли. Он
не был выдающимся мореплавателем, не много преуспел как политический
деятель и мало известен как писатель. В настоящее время его никто не
читает. И все же мы должны признать, что писать он умел так, как дано не
каждому из нас. Совершенно очевидно, что уровень, который суждено было
превзойти Шекспиру, был достаточно высок.
Возьмем другой пример, на этот раз поэтический:
Кто алчет в жизни сей лишь подвигов одних,
И сил, и благ земных не пощадит для них,
Кто почесть заслужить всем сердцем уповает,
Тех к цели верен путь, и слава их венчает.
Может быть, написано это и не так хорошо, но все же вполне со знанием
дела. Автор - сэр Фрэнсис Дрейк - все свое образование получил на борту
корабля.
Обратимся теперь к величайшей - во многих отношениях - среди
елизаветинцев фигуре: самой королеве. Что представляет собой ее проза?
"Что толку в рассудке, если он изменяет человеку, когда ему всего
нужнее? Делайте то, что вам приказывают, и оставьте рассуждения для
собственных дел. В одном был дан вам точный приказ, и вы его не выполнили,
в другом приказа не было, но вы действовали; более того, вы
воспользовались моими словами, и это может обязать меня уступать больше,
чем я должна или желала бы. Я уверена в вашей преданности долгу, но не
терплю такого ребячества".
Как высказалась она в критический момент своего царствования, когда
Испанская Армада была у берегов Англии?
"Вы можете быть уверены: я со своей стороны нимало не сомневаюсь, что
эта тираническая, гордая и безумная попытка будет не концом, но началом
погибели короля, который совсем не по-королевски, среди мирных
переговоров, начал эту несправедливую войну. Задумав сокрушить, он
возвеличил меня и так омрачил этим блеск своего величия, что обрек на
позор всех, кто пожелал бы выступить его союзниками".
В таких словах упрекает она Генриха IV Французского, которому оказывала
поддержку:
"Мы не ожидаем ничего, кроме худшего, от наших врагов; но вот мы видим,
что наши друзья обходятся с нами как враги: в чем же тогда разница между
ними? Меня изумляет, что тот, кто столь многим обязан нам за помощь в
нужде, такой низостью платит своему верному другу. Уж не думаете ли вы,
что кротость, присущая моему полу, помешает мне возмутиться таким
оскорблением? Моя королевская кровь не позволила бы мне выносить то
обращение, какое вы позволяли себе последние три месяца, даже от
могущественнейшего из властителей в христианском мире. Не прогневайтесь,
если я прямо скажу вам: коль скоро вы так обходитесь со своими друзьями,
они не придут к вам на помощь, когда она будет всего нужнее вам".
У королевы, которая умела так писать, должно было быть немало
подданных, кто мог выразить себя в поэзии и в прозе, немало славных
капитанов на суше и на море. Много ли сегодня найдется писателей,
владеющих пером так, как елизаветинцы владели шпагой? Да и редко кто из
нас, кстати, может соперничать в воинской славе с елизаветинцами,
добывшими себя славу пером. Вот почему лучшие из лучших в ту эпоху и были
гениями.
Да, масса должна быть очень хороша, чтобы кто-то один оказался
превосходным. Если допустить, что мы можем сегодня назвать сотню очень
способных промышленников, столько же композиторов, инженеров-строителей и
писателей, то есть шанс, что среди них есть гений. Если же найдется тысяча
исключительно способных адвокатов или художников, этот шанс возрастает в
десять раз. В действительности он будет еще выше, поскольку условия
соревнования жесткие, а именно соперничество требует окончательного
усилия, возносящего гения на высоту, которой способному человеку достичь
не дано.
Мы уже говорили: поле, на котором взрастает гениальность, должно быть
большим, поскольку на небольших изолированных участках почва, как правило,
неблагодатна. Легко быть лучшим композитором в маленькой группе
музыкантов-единомышленников. Небольшая заслуга быть самым эксцентричным в
кругу эксцентричных архитекторов. Не так уж трудно быть первым в
излингтонской группе абстракционистов-нонэкзистенциалистов, работающих с
шерстью, гравием, медной проволокой и сахарной глазурью (если допустить,
что такая группа существует). Быть самым непонятным среди поэтов,
известных своей туманностью, еще не значит именоваться классиком. Пусть вы
единственный создатель музея, выстроенного в форме штопора. Пусть он -
лучший в своем роде, но он же и худший, он же и средний. Пусть вы
единственный строитель, чей материал - цветное стекло, а ваши произведения
понятны только вашим ученикам. Но дело в том, что в каждом этом случае
отсутствует дух соревнования, которому обязан своим существованием шедевр.
Успех достается легко, если поле деятельности убого.
А потому мы все играем такую важную роль в развитии гения. Не кто иной
как мы создаем высокий средний уровень. Если этот уровень снижается из-за
отсутствия усилий с нашей стороны, его легко становится превзойти. Тому,
кто это осуществит, победа достанется дешево, и он сможет спокойно
почивать на лаврах. Помешать этому могут лишь те, кто идет по пятам,
посягая на его успех. Спортивный рекорд побивается в условиях жестокого
соревнования и, как правило, одним из самой многочисленной команды
энтузиастов. То же происходит в деловом мире, в политике и в искусстве.
Лишь если многие на высоте, один поднимается еще выше. И только он нам и
нужен, никакая бездна бездарностей его не заменит. А значит, условие для
гениальности - повысить средний уровень. Достигнув этой отметки, мы
переходим к следующей задаче - узнать гения, когда тот встретится. Эта
книга начиналась с описания мышеловки на меху, экономической западни, в
которую затянуло наше общество. Если из этой западни и есть выход, найти
его по силам лишь гению. И эта последняя глава - всего лишь скромный вклад
в поиски гения. Пусть она не решит проблему целиком - по меньшей мере
укажет путь.
(Пер. - М.Загот)
Первый закон Паркинсона, определяющий отношения между работой и
временем, так и не был опровергнут - ни аргументами, ни опытом, ни
исследованиями, ни теорией. Основную идею этого закона как бы венчает
напрашивающийся вывод: численность любого административного аппарата
возрастает на определенный процент независимо от необходимого объема
работы (если таковая вообще имеется). Более того, государственный аппарат
зачастую множится сверх всяких разумных норм. В общем, обоснованность
этого закона доказало само время, хотя нельзя не признать - некоторые
исключения есть... Известны примеры, особенно в сфере частного
предпринимательства, когда рост административного аппарата был остановлен,
а кое-где волна даже покатилась вспять. Скажем, одна из ведущих немецких
корпораций сократила свой центральный аппарат с 2000 до 250 человек.
Предпринимаются попытки как-то облегчить участь жителей Калифорнии и
частично избавиться от государственных чиновников. Такое происходит не
каждый день, но время от времени все-таки случается.
Эти исключения лишь подтверждают правило, но заметим - закон
Паркинсона, будучи в целом принятым, требует более полного толкования. И
действительно, многолетние наблюдения показывают, что напрашивается вот
какой вывод: Закон Паркинсона является составной частью более общего
закона:
ДЕЙСТВИЕ РАСШИРЯЕТСЯ, ЧТОБЫ ЗАПОЛНИТЬ ПУСТОТУ, СОЗДАННУЮ НАШИМИ
ПРОМАХАМИ.
Конкретный пример. В Англии большая промышленная группа перешла под
начало высокопоставленного промышленника (позднее ему пожаловали титул
пэра). Как-то, обходя территорию завода, он заметил, что административные
конторы разбросаны по всему комплексу: одни занимают деревянные сарайчики
в стиле времен первой мировой войны, другие представляют собой строения
более современные, эдакие навесы для велосипедов. Он решает сосредоточить
все эти конторы под одной крышей - не потому, что работа пойдет
эффективнее (он прекрасно знает, что никакой связи здесь нет), просто
уменьшится сумма налога на землю или муниципального налога. Новый офис,
современный до омерзения, был выстроен и открыт со всей помпой, какая
всегда завершает строительство здания достаточно гнусного. В идеале
разрезание ленточки у входа в новую контору должно было бы совпасть со
свистком, дающим сигнал бульдозерам: снести старые конторы, чтобы к заходу
солнца от них не осталось и следа. Но при всех своих достоинствах новый
директор забыл одну простую вещь: административный аппарат имеет свойство
размножаться, просачиваясь во все свободное конторское пространство. В
день открытия нового административного блока все новые кабинеты были
заняты сотрудниками. А неделей позже сотрудниками были заняты и все старые
конторы, назначенные под снос. В них как ни в чем не бывало кипела жизнь.
Неплохая в принципе идея привела к плачевным результатам, и дело даже не в
деньгах, выброшенных на ветер. Дело в том, что при размножении чиновников
эффективность неизбежно падает.
Этот принцип работает в полную силу, когда разыгрывается драма
поглощения одной компании другой. Мы слышали о финансовых кудесниках,
которые терроризируют всю деловую Англию и наживают огромные состояния на
присоединениях, слияниях и реорганизациях предприятий, казавшихся нам
незыблемыми и монументальными. Выходит, спрашиваем мы себя, когда эти
пираты начинают орудовать на фондовых биржах, попасть в беду может любая
компания? Неужели нельзя принять закон, охраняющий возможные жертвы?
Но и здесь первым делом надо винить до жути самодовольных осанистых
директоров, которые не осознают, насколько уязвимо их положение. Уходя с
работы рано и приходя поздно, эти самонадеянные мужи сами роют себе
могилу. Они непредприимчивы, пассивны, невежественны и стары. Между тем их
бизнес, в который не вкладывается фантазия, в котором нет динамики, уже
вступил в полосу спада, загнивания, он создает вакуум, который должен быть
чем-то заполнен, и возникают желающие поглотить эту компанию. С той же
неизбежностью внутренняя инерция влечет за собой трудовые конфликты.
Растение, переставшее цвести, начинает умирать. Казалось бы, все это
очевидно, но мы как-то не замечаем, что уязвима не только компания,
уязвимо и свободное предпринимательство как таковое. Мы довольно быстро
определяем очаги внешней опасности. Коммунистические страны представляют
военную угрозу, чему предшествуют более вероломные процессы просачивания.
Коммунистические или полукоммунистические партии внутри страны угрожают
по-другому, они пользуются волнениями среди рабочего люда и проржавевшим
механизмом демократии. Бизнесмены знают об этих опасностях, но реагируют
на них запоздалым негодованием и протестом. Но одного они не понимают -
вина за происходящее, пусть частично, лежит на них самих.
Чахнущее сообщество, будь то страна, университет, профсоюз или
промышленное предприятие, характерно тем, что лидеры его сбились с пути,
потеряли чувство цели. Вакуум возникает по целому ряду причин; чтобы как
следует в них разобраться, нужна не страница, а книга. Причины эти
довольно сложны и запутанны, зато симптомы очевидны, и один из них -
неумение установить контакт, поддерживать связь. Господь свидетель,
симптомов хватает, некоторые из них вопиют со страниц балансового отчета,
другие рассказывают грустную историю правительства, запутавшегося в сетях
дефицита, но здесь мы особо подчеркнем, на что рядовой наблюдатель должен
обратить внимание первым делом. Мы оцениваем промышленное или коммерческое
предприятие по тому, насколько привлекательна секретарша в приемной.
Университет мы оцениваем по богатству и разнообразию книг, которые
продаются в книжной лавке университетского городка или в близлежащих
книжных магазинах. Военное подразделение - по тому, как офицеры
группируются в клубе-столовой. Но любое сообщество мы оцениваем еще и по
тому, что оно хочет сказать миру. Каждое здание, к примеру, что-то нам
сообщает, пусть это всего лишь надпись: "Требуем десятипроцентной
надбавки". Так вот, если зданию всегда есть что сказать, пусть даже нечто
низменное или банальное, организации зачастую сказать нечего. Это мы и
характеризуем как неумение установить контакт и поддерживать связь.
Связь, на которой держится вся цивилизация, подразумевает обмен
эмоциями, фактами, идеями или знаниями. Чтобы преуспеть в искусстве связи,
нужно прежде всего желание ее установить, умение вызвать доверие, ясно
знать, что ты хочешь сказать, и, наконец, чувство стиля. Поговорить любят
почти все, но совсем немногим есть что сказать. Те речи, отчеты и статьи,
которые в великом множестве производят лидеры всевозможных организаций,
зачастую лишены всякого смысла и являют собой лишь бюрократический
эквивалент сотрясания воздуха. Чтобы преуспеть в искусстве связи, нужно
совершить большущее усилие, усилие творческое. Надо поставить себя на
место людей, которых мы хотим в чем-то убедить, а для большинства из нас
это и есть самая трудная задача.
Во время битвы при Балаклаве лорд Реглан отдал лорду Лукану приказ
атаковать артиллерию противника. Он находился на вершине холма, и с этой
точки план его был как на ладони. Но у лорда Лукана, находившегося в
долине, был несколько иной обзор поля боя, он не видел пушку, которую лорд
Реглан намеревался захватить, зато видел несколько батарей, о которых не
было сказано ни слова. По приказу Лукана лорд Кардиган бросил на них
пехотную бригаду, которая и была полностью уничтожена. Что здесь важно
усвоить? Лорду Реглану, человеку во многих отношениях замечательному, не
хватило воображения, чтобы понять, как поле битвы может выглядеть под
другим углом, тем более на другом уровне. Такие ошибки совершаются
ежедневно и всегда объясняются неумением оценить ситуацию с иной точки
зрения.
Но, допустим, желание установить контакт есть, есть и некоторое
воображение - что же дальше? Дальше надо добиться того, чтобы люди
поверили в наши слова, приняли наши обещания. Если вы просто скажете:
"Положитесь на меня. Можете мне верить", этого будет недостаточно. Так
поступают только политики. Смерти подобен и вопрос: "Неужели вы
сомневаетесь в моей честности?" - ибо вас сразу заподозрят в
мошенничестве. Доверие - не тот предмет, который можно потребовать. Его
нужно заработать, а этот процесс занимает долгие годы и начинается с
первого знакомства. К окончательному соглашению приходят только
единомышленники и друзья.
Это правило действует и на производственном уровне. Чтобы предотвратить
конфликт, который может возникнуть через пять лет, нужно действовать
сейчас. Чтобы убить его в зародыше, мы начинаем переговоры уже сегодня, но
не о том, кто сколько получает, а о скачках, рыбалке, музыке и шахматах.
Покажите себя хорошим товарищем, тогда и доверия вам будет больше.
Установили человеческие отношения? Теперь думайте, с чем обратиться к
людям. Предположим с надеждой - вы знаете, что именно хотите сказать.
Любой руководитель должен вкладывать в свою программу что-то личное, но
три позиции - если речь идет о промышленности - выделить необходимо.
Во-первых, постоянно напоминайте, что мир, в котором мы живем, создан
промышленностью - мир автомобилей, телефонов, пишущих машинок и радио.
Во-вторых, постарайтесь довести до сознания людей, что богатство нужно
сначала создать, а уж потом тратить. В-третьих, бизнес, конечно,
предлагает рабочие места, но существует он вовсе не для этого. Теперь
связь - ведь это процесс двусторонний, и крайне важна реакция другой
стороны. Если к вам пришла депутация с жалобой, это уже плохой признак. Вы
должны были знать об этом заранее. Знать - и первым принять меры.
Теперь посмотрим, насколько важен стиль; именно он придает
индивидуальность тому, что мы делаем и говорим. Любое намерение или
обращение несет в себе личностный отпечаток. Оно кратко и точно, но
краткостью и точностью отнюдь не ограничивается. За ним стоит конкретный
живой человек, а не безликая администрация. В нем нет длинных слов и
запутанных конструкций. Слова чеканны, каждое - как удар молота, а не клок
ваты. Полезно также разбавить свою речь шуткой. Это всегда помогает - ваше
обращение становится человечнее, оно привлекает внимание. Юмор закрепит
его в памяти ваших слушателей. Ловко связать шутку с содержанием - в этом
и есть фокус; запомнив одно, слушатель запомнит и другое. Наука эта не так
проста, как кажется, и если на вдохновение рассчитывать не приходится,
добивайтесь успеха часами подготовительной работы.
Почему в промышленности так нужны контакты? Потому что есть такое
понятие, как вакуум. Если мы не позаботимся о своей репутации, за нас это
сделают другие, причем обязательно выставят нас не в самом лучшем свете. В
современном мире информации предостаточно. Людей захлестывают факты,
теории и рекомендации по любому поводу, в устном, отпечатанном или
транслированном виде. Окружить себя завесой тайны либо хранить гордое
молчание - этого не может себе позволить сегодня ни одна промышленная
группа. Именно замалчивание открывает дорогу всяким слухам, диапазон
которых весьма широк - от бесправного положения работников до загрязнения
окружающей среды, от безалаберного отношения к побочной продукции до
подкупа местных властей. Попытки отмести эти обвинения не сильно нас
спасут. Протесты лишь привлекут внимание ко всему, что говорится против
нас. И винить в этом можно только себя самих. Мы создали вакуум, который
не мог не всосать всю эту болотную жижу. Случается: из каких-то сумбурных
побуждений, желания унизить, обнажить чью-то глупость, показать, что
грядущая катастрофа произойдет не по его вине, начальство отдает заведомо
неверные распоряжения. О каком контакте тут может идти речь? Но чаще
бывает иначе: установить контакт хотелось бы, но как это сделать? Не
хватает воображения.
Накопленный опыт позволяет сделать главный вывод: роль вакуума в
отношениях между людьми куда важнее, чем нам до сих пор казалось. Некий
проницательный политик однажды употребил выражение "ветры перемен", но
другой человек, куда более мудрый, живший задолго до нас с вами, однажды
сравнил благотворные весенние вихри с бурей, которая несет с собой лишь
разрушение. Но крыша дома рухнула не из-за урагана. Ее засосало в воронку,
что образовалась с подветренной стороны жилища.
В делах человеческих вакуум играет ту же роль, и не замечать его -
большая ошибка. Нас ввели в заблуждение историки: если верить им,
революции совершали голодные крестьяне, замыслив бунт против своих хозяев.
Но так ли это? Люди, которые по-настоящему угнетены, никогда не поднимутся
на бунт, и, если бы революции вырастали из народного недовольства, они
случались бы гораздо раньше, когда дела обстояли еще хуже. Но в том-то и
дело, что тираны процветают, а кресла трещат под их преемниками, у которых
вроде бы самые благие намерения. Другими словами, мы совершаем ошибку,
пытаясь разобраться в сетях заговора. Это просто трата времени, надо
приглядеться к правительству, которое того и гляди свергнут. Разговор о
подлинных или мнимых страданиях бедноты не имеет смысла - на самом деле
любую революцию порождает само правительство, оно создает вакуум, куда
бунтари засасываются, можно сказать, против воли. Возможен ли в странах
современного Запада государственный переворот? Это не исключено, но не
надо спрашивать себя, есть ли у армий западных держав такие планы. Их нет,
а хоть бы и были, это не имеет ровно никакого значения. В поле зрения надо
держать не военных, а министров и их ближайшее окружение. Достаточно ли
они некомпетентны, чтобы образовался вакуум, на месте которого возникнет
какая-то другая сила?
Все, что способствует стабильности или ее отсутствию внутри страны,
верно и в делах международных. Мы склонны обвинять государства-агрессоры в
развязывании войн, и частично подобная критика справедлива. Но давайте
обратим взоры на страну-страдалицу, которую наводнили войска противника. А
ведь она еще больше повинна в том, что началась война. Возможно, обвинять
ее не совсем нравственно, но именно она создала ситуацию, при которой
война стала неизбежной. Завоевание испанцами Мексики выявило прежде всего
слабость ацтеков, а уже потом решимость и мужество испанцев, хотя Кортесу
эти качества были, несомненно, присущи. Империи рушатся, потому что гниют
изнутри, а правители, на чьем счету нет никаких конкретных преступлений,
приводят свой народ к катастрофе всем, чего они не удосужились сделать. А
подлинные лидеры правят мощно, ярко, быстро ведут за собой народ к четко
поставленной цели. Когда этого нет, как, скажем, в царской России,
возникает вакуум. Если Запад намерен выжить, он должен достичь
определенного единства, сплотить свои ряды, чего сейчас нет и в помине.
Если из этой цепи начнут выпадать звенья, это случится не в пограничном
государстве, где всегда сохраняется напряженность, не в странах, которые
отчаянно цепляются за свой ускользающий суверенный статус, - надлом
произойдет там, где с виду полная благодать: в Брюсселе или Вашингтоне.
Пер. - М.Ковалева, Р.Райт-Ковалева
ОТ АВТОРА
Ежедневно население мира разделяется на две части: на тех, кто идет на
работу, и на тех, кто работает дома. Свои прежние книги я писал в основном
для тех, кто работает вне дома, то есть главным образом для мужчин. Я
более подробно разбирал проблемы управления и организации, пути личного
продвижения и способы уклонения от уплаты налогов. И вот теперь я решил -
хотя и с опозданием - принести свои извинения второй половине рода
человеческого и в этой книге обратиться к проблемам чисто домашним. Я пишу
главным образом - но не исключительно - для женщин, и речь здесь пойдет о
мужьях и женах, о детях и гостях, о домоводстве и электропроводке, о
пылесосах и автомобилях. Надеюсь, что помощь, которую я предлагаю хозяйке
дома, окажется полезной и своевременной, а вот название, которое я выбрал
для этой книги, очень легко неверно истолковать. По первому впечатлению
может показаться, что книгу написала миссис Паркинсон или по крайней мере
что книга написана о ней. Несомненно, я всецело обязан ее помощи и
сотрудничеству, и более того - в некотором смысле закон миссис Паркинсон
выведен из ее опыта. В свое время она редактировала в газете полосу
объявлений и консультаций, где обсуждаются самые сложные вопросы личной
жизни, и поэтому ей удалось накопить совершенно исключительный опыт во
всем, что касается домашних разладов и неурядиц. Однако ни в коем случае
не следует думать, что вся книга отражает только ее мысли.
Было бы неправильно считать, что книга написана миссис Паркинсон, но
еще большая ошибка - полагать, что это произведение автобиографическое. Я
задался целью рассмотреть жизнь самой нормальной и обычной английской или
американской семьи. Наша семейная жизнь началась в Сингапуре, где все
обстоятельства были совершенно нетипичны, да еще в довершение всего шла
гражданская война. А ежедневные поездки на работу и обратно, обычно
разлучающие мужа с женой, в семье писателя как раз отсутствуют. Сложности,
которые возникают, когда приходится разъезжать с лекциями, вполне реальны,
но мало кому интересны. Словом, автобиографического материала здесь почти
нет, но зато в своих путешествиях я много повидал. Пришлось мне быть и
самодеятельным архитектором, и строителем, и это тоже пошло мне на пользу.
Опираясь на все эти знания, накопленные за долгие годы, я постарался по
мере сил и возможностей проанализировать семейную жизнь с тех же позиций,
с каких раньше подходил к деловой и социальной сфере. Сравнивая машбюро с
кухонной раковиной, я осознал, что главная разница здесь - контраст между
коллективом и одиночкой. Служащий работает вместе с другими, домашняя
хозяйка в наши дни вынуждена работать одна. Понимание бедственного
положения домашней хозяйки и привело к открытию закона миссис Паркинсон,
впервые обнародованного в "Макколлз мэгэзин". Углубившись в изучение
домашней обстановки как первопричины этого положения, я стал разбираться и
во всех его логических последствиях, начиная с детского садика и кончая
миром "-надцатилетних" - так что получилось уже не эссе, а целая книга.
Как и в предисловиях к другим книгам, я должен выразить благодарность
всем тем, кто оказал мне помощь и поддержку, и в особенности всем своим
домашним, а также миссис Д.К.Нил, которая печатала и не раз перепечатывала
рукопись. Как всегда, я в долгу перед издателем моих книг в Англии и в США