Паркинсон Сирил. Законы Паркинсона

молоком)...
Мама. Скорее неси тряпку, вытирай!

Постепенно порядок восстанавливается.

Рейчел. А книжка все равно дурацкая. Для малышни.
Тимоти. Неправда! Врешь! (Ревет.)
Мама. Нельзя так, Рейчел. Тебе эта книжка не нравится, потому что ее
написали для мальчиков, понимаешь? Тиму она очень нравится.
Джоанна. А он по этой книжке своей шайкой верховодит.
Рейчел. Нет у него никакой шайки.
Тимоти. А вот и есть! И моя шайка всегда ихнюю бьет!
Рейчел. Это чью же?
Тимоти. Фредди и Майкла. А вот и не угадаешь, что мы им сегодня
подстроили.
Джоанна. А ну, расскажи-ка.
Тимоти. Выкопали огромную яму, глубокую-преглубокую, и налили туда
воды. Сверху набросали листьев и мусора, как будто там трава растет. Потом
мы как побежим, а они за нами - в погоню! - и все в яму - плюх, фр-р-р,
буль-буль-буль! (Неистово размахивает руками, но мама уже успела вовремя
убрать кружку.)
Рейчел. Значит, ты с Тедди выкопал огромную яму прямо в садике, когда
гуляли?
Джоанна. Ясно! Какое счастье, что в нее сама мисс Медхэрст не
свалилась! (Хохочет.)
Рейчел. Уж если кому надо бы туда свалиться, так это Розмари.
Джоанна. Какая это Розмари?
Рейчел. Розмари Брэнд. Наша новая староста! И почему ее выбрали, не
понимаю. Хоть бы умная была, раз уж она такая уродина и всю перемену с
доски стирает.
Джоанна. А по-твоему, надо было тебя выбрать?
Рейчел. А что? По крайней мере я бы не совала повсюду нос. По-нашему,
она просто ходячий кошмар. Салли ее дразнит "Розмари - нос убери!".
Джоанна. Так я и знала - у тебя везде Салли, без нее ты ни шагу!
Рейчел. Мы с ней дружили-дружили, а вчера поссорились. Но сегодня опять
помирились. Мы с ней читаем одну книжку, там все про лошадок. Там еще есть
про маленькую лошадку, которую зовут Тихоня, и никто ее не любит, а Джилл
ее полюбила и тайком ото всех ее учит. Но однажды Тихоня пропала, и все
думали, что ее украли.
Джоанна. Знаю, знаю, наверно, в конце она выиграет первый приз!
Рейчел. Мы до конца еще не дошли. Неизвестно, может, ее украли цыгане и
продали в цирк или еще что...
Мама. Будем надеяться, что все кончится благополучно. Сегодня у нас на
сладкое шоколадный крем или пирог с вареньем. Кому что?

Шум, неразбериха, все по нескольку раз передумывают, а Тимоти просит и
того, и другого.

Рейчел (кончает рассказ). Но самое главное в этой книжке, что там
совсем нет мальчишек, только девочки, и лошадки, и пес, его зовут Ларри.
Тимоти, (ворчит). А у меня в комиксе нет девчонок...
Рейчел. Джилл прямо помешана на конных соревнованиях, и ей так хочется,
чтобы Тихоня выиграла, так что, когда она видит пустое стойло, она ужасно
горюет. Салли даже заплакала на этом месте, а я нет; а мама Джилл сообщает
в полицию. Интересно, украли лошадку или она просто так потерялась?
Джоанна. И чего ты ломаешь голову?
Тимоти. Я - все. Можно встать?
Мама. Подожди, пока другие кончат. Потом поможешь убрать посуду.
Тимоти. А ну, живей, пошевеливайтесь!
Мама. Не надо спешить, Тим. Может быть, папочка хочет добавки?
Папа. Спасибо, не надо.
Мама. Ну, вот мы и поужинали. Рейчел и Тим, уберите со стола, а Джоанна
поможет вымыть посуду. Хорошо? Посмотрим, что сегодня показывают по
телевизору для детей. Вот, вторник, "Космические гонки", в семь тридцать -
для тех, кто сделал уроки...

Печальная судьба родителей - каждый божий день все это выслушивать; и
это вовсе не безмозглая болтовня, а вполне осмысленные разговоры очень
неглупых детей. Когда ребята подрастут, положение несколько исправится,
начнутся вопросы, а это как-никак уже стимул для работы мысли. Чтобы
ответить на них, родителям придется нет-нет да и забежать в районную
библиотеку. Правда, в течение нескольких лет вопросы эти настолько
элементарны, что на них можно давать самые упрощенные ответы, но именно в
эти годы родителям следовало бы пополнять свои знания. Первой жертвой
обычно становится мать, но не надо думать, что отец совсем не терпит
ущерба: ведь если она невольно опускается до уровня детских разговоров, то
ему приходится опускаться до ее уровня. Так, к середине жизни они могут
вовсе разучиться думать.
Умственное развитие - или отсутствие такового - приблизительно
измеряется количеством и качеством книг, которые есть в доме. Если книг
совсем нет, напрашивается вывод, что развиваться, собственно, было нечему.
Но чаще книги отражают стадии нашего роста. Так, в средней семье прежде
всего обнаруживаются книги, по которым отец учился, предположим, на
бухгалтера. Возможно, рядом с ними стоит несколько более свежих трудов в
той же области - случается, что и с неразрезанными страницами. Если мама
когда-то изучала домоводство, на полках могут найтись ее конспекты, а
рядом - несколько более новых книг по кулинарии. Три-четыре томика стихов
- мимолетный след первых дней ее замужества, а испанский словарь - память
о том, как они с мужем ездили в Андалузию или Мексику. Если взглянуть на
годы изданий, то оказывается, что в течение последующих лет книг не
покупали, разве что несколько брошюр по садоводству или столярному делу.
Дальше идут книги для детей: словарь, Атлас и Детская энциклопедия, на
которую можно сослаться, если отпрыски спрашивают родителей о том, что те
уже позабыли или вообще никогда не знали. Наконец, мы находим дешевые
издания в бумажных обложках и вдобавок к этому несколько разрозненных
выпусков "Легкого чтения". Вот что предстанет перед нашим взором в
обыкновенной средней квартире, вот как мы узнаем, в какой мере рождение
первого ребенка положило конец умственному росту ее хозяев. Никакого
намека на развитие интересов, на перемены вкусов, никаких признаков
увлечений театром или историей, наукой или современной политикой. Все
наличные знания, по-видимому, были приобретены еще в школе или в колледже.
Ничто не указывает на интерес к старинным вещам или к скульптуре, на
приверженность к религии или на балетоманию. Сама собой напрашивается
мысль, что люди перестают развиваться, как только начинают размножаться.
Полно, не слишком ли это резкое преувеличение? Можно возразить, что
родители вполне могут заняться какой-нибудь умственной деятельностью,
уложив детей спать. Если есть с кем их оставить, можно пойти на концерт
или в кино, заняться политикой или филателией. Действительно, все это
возможно, но для большинства людей это не более чем неосуществленные
возможности. По правде говоря, средняя мать семейства к вечеру уже еле
жива, а средний отец семейства едва ли в лучшем состоянии. Последствия
всего этого очень печальны: родители могут давать подрастающим детям все
меньше и меньше. Безраздельно посвятив свое время малышам, они уже не
смогут разделить радость новых открытий со своими детьми, когда те
подрастут. Идеальный отец должен уметь рассказать о скалах и лилиях, о
легендах и звездах, чтобы, выслушав его, ребенок обогащался знаниями.
Идеальная мать должна помочь своей дочери полюбить стихи и музыку, природу
и искусство. Но увы, к тому времени, когда дети готовы слушать, родителям
уже нечего сказать. О детях викторианской эпохи говорили, что их видно, но
не слышно. Вероятно, практика все же несколько отставала от теории, но
одно правило (в некоторых домах) соблюдалось достаточно строго: дети не
должны говорить, пока к ним не обратятся. А это зачастую способствовало
интеллектуальному развитию детей, по крайней мере с тех пор, как они
покидали детскую. То, что до них доходило далеко не все услышанное, само
по себе служило хорошим уроком скромности - дети понимали, как мало они
еще знают, как много нужно узнать. Современные знатоки педагогики создают
книги для детей, написанные языком, доступным для несмышленышей. Умному
ребенку не в пример интереснее встречать слова, которые поначалу будто
ничего и не значат, а еще увлекательнее для него фразы, в которых как
будто говорится одно, а если подумать, то совсем другое! Чтобы
развиваться, ребенок должен слушать умные разговоры, в которых ему далеко
не все понятно. Тогда ему есть о чем поразмыслить на досуге. Однако
образование этого рода доступно лишь детям, которых видят, но не слышат,
потому что, как только детям разрешают вмешиваться и перебивать, разговор
перестает быть содержательным и становится всего лишь снисходительным.
Когда детям разрешают болтать, у них отнимают возможность взрослеть. Такие
дети, даже закончив школу, очень часто продолжают вести себя совсем
по-детски.
Возможно, что проблема отцов и детей не может быть полностью разрешена,
но школы-интернаты могли бы принести нам облегчение, и этой возможностью
не стоит пренебрегать. Мы знаем, что в педагогике есть мнения и за, и
против интернатов, но большей частью в этих дебатах не принимаются во
внимание два главных преимущества подобных школ. Первое из них базируется
на том, что труднее всего воспитывать собственных детей. С чужими детьми
можно обращаться весело и бесцеремонно; вы просто говорите им, что сегодня
будет на ужин, не спрашивая, чего им больше хочется, отправляете их спать
в определенный час, не обращая внимания на то, что покажут по телевизору,
и незамедлительно караете их за ослушание или дерзость. Родители,
напротив, прекрасно зная все правила строгого воспитания, почему-то не
решаются их применять. А вдруг потом ребенок, оглянувшись во гневе, осудит
такое воспитание и будет навсегда потерян для родителей с той минуты, как
шагнет за порог? Родители в страхе перед таким отчуждением потакают
ребенку во всем и относятся к нему намного терпимее, чем к детям, которые
им не столь дороги. Единственный выход - сделать чужими руками то, что не
можешь сделать сам. В средние века существовал обычай отдавать детей в
подмастерья - при этом обменивались детьми примерно в возрасте семи лет.
Современная замена этого обычая - школа-интернат, где главное преимущество
учителя состоит в том, что он не связан с учеником родственными узами. Он
добивается не любви, а уважения, применяя любые методы, какие сочтет
нужными. В результате преподаватель наводит дисциплину и порядок, и
вдобавок дети его любят, хотя поначалу могло показаться, что он этого не
заслуживает.
Но еще важнее то, что школа-интернат сокращает тот срок выслушивания
детской болтовни, к которому приговорены родители. Если у вас трое детей,
между которыми, скажем, по два года разницы, то в конечном итоге вам
придется отбывать не двадцать (примерно) лет, а всего лишь двенадцать. И
настанет тот час, когда отец сможет вернуться в свой Клуб
актеров-любителей, а мама начнет готовиться к сдаче экзаменов экстерном по
курсу современных языков. Они могут снова возобновить прерванные занятия
фотографией, могут путешествовать, ловить рыбу в море или просто играть в
гольф. Многие супружеские пары были бы счастливы воспользоваться такой
возможностью. Но надо признаться, что есть и другие (особенно матери), они
и слышать не хотят о расставании со своим детищем; они не уступят ни
одного дня до тех пор, когда расставания все равно не избежать. Радость,
которую приносили им маленькие дети, настолько выше всяких неудобств, да и
одна мысль о покинутом и опустелом доме приводит их в ужас. Возмущенные
матери никогда не признаются в том, что их ум становится ограниченным от
общения с невзрослыми существами. К сожалению, спорить тут трудно -
никакой ум не сознает собственной ограниченности, и ни один скучный
человек не может себе представить, какую скучищу он стал нагонять на
других. А верно все-таки то, что чувство облегчения - у людей разумных -
должно преобладать над ощущением потери.
Некоторым кажется, что пристроить детей и заняться другими делами могут
только бессердечные люди, но в одном мы можем быть твердо уверены:
наиболее очевидную пользу от этого получат сами дети. Ведь подростками они
встретят родителей, которые тоже росли и развивались. Их встретит не мама,
воркующая над семейным альбомом: "Ах, посмотрите, какая милочка была наша
Джулия, когда ей было три годика!" - их встретит интересный человек,
которого можно послушать; мыслящая женщина, умеющая найти новое
увлекательное занятие, а не просто существо, одержимое материнской
любовью. Мы прекрасно знаем, что именно детям нужно и что они предпочтут,
если им дать возможность выбора. И хотя им, безусловно, хочется иметь
родителей, на чью доброту можно опереться, им вовсе не нужны такие
родители, которые им себя навязывают. Нет ничего хуже тех случаев, когда
родители говорят (только что не словами): "Мы воспитывали вас, пока вы
были маленькие, жизнью жертвовали, ни в чем не отказывали. Теперь мы
старенькие, и вы можете хоть немного времени посвятить папочке и мамочке.
Не так уж это трудно". Но родители ни в коем случае не должны допускать
зависимости от собственных детей и уж никак не должны просить, чтобы их
любили. Тот процесс, который заставил родителей снисходить в своих
разговорах до уровня детской, в конце концов неизбежно ударит именно по
детям. Мать и отец, не успевая развиваться, отстают от собственных детей,
а к тому времени, когда дети их покидают, родителям нанесен непоправимый
умственный ущерб.
Перспектива стать дедушкой или бабушкой - вот все, что остается
родителям, всю свою жизнь отдавшим детям. Но это всего лишь новая
возможность повторить ту же самую ошибку. Верно, иногда бабушка избавляет
нас от поисков няньки, но вряд ли будет справедливо сделать ее
профессиональной нянюшкой. Ведь тот печальный факт, что сейчас выскакивают
замуж слишком рано, совсем по-иному ставит вопрос о бабушках. Женщине,
вышедшей замуж в 18, будет, возможно, не больше 37, когда ее дочка
совершит столь же опрометчивый поступок. Так что бабушке 38 лет придется
выступать в этой роли еще лет 30. Какая бездна времени, потерянного на
приставание с ненужными советами к дочкам и невесткам! Единственный выход
- поменьше одержимости детьми с самого начала. И первые, кому это
несколько более беззаботное отношение принесет огромную пользу, - сами же
дети. Когда отец и мать с головой погружаются в родительские заботы, у
детей возникает ошибочное представление о собственной значительности. Они
относятся к себе чересчур серьезно, чувствуя, что их собственное мнение
должно быть законом; что никто, кроме них, не понимает современного мира и
само будущее человечества зависит от того, что они скажут или сделают. Это
чувство избранности и заставило некоторых политических деятелей высказать
мнение, что молодые рано становятся взрослыми. А на самом деле, чтобы
повзрослеть даже нормальными темпами, им надо бы с самого начала куда
меньше говорить и куда больше слушать.


ЗАКОН МИССИС ПАРКИНСОН

Эта глава предназначена специально для замужней женщины, чьи дети уже
ходят в школу; для той женщины, которой жизнь порой кажется невыносимой.
Но это вовсе не значит, что ее муж может пропустить эту главу, ему-то как
раз и необходимо знать, с какими трудностями сталкивается жена. И главная
из них - те тяжелые дни, те минуты отчаяния, тот час, когда кажется, что
все кругом летит в тартарары. Мрачнейшие бедствия угрожают отовсюду, и вы
(домашняя хозяйка) прямо не знаете, кричать ли, или молиться, или взять да
и сунуть голову в газовую духовку. Приступая к анализу этой ситуации,
давайте прежде всего взглянем на нее со стороны. Для начала допустим, что
беда приключилась с кем-то другим: с приятельницей, которая живет по
соседству, наискосок, на той стороне улицы; вы знаете, что она человек
доброжелательный и достойный всяческого уважения. Далее, допустим, что ее
фамилия (хотя бы) Ярдли и она жена банковского служащего. Случайно
выглянув в окно, выходящее на улицу, вы замечаете, что у них не все в
порядке.
Да, все смешалось в доме Ярдли, и в современном пригороде, который
смахивает на аквариум, вы можете наблюдать это своими глазами. Открытые
взору со всех сторон, окруженные только травкой, наши сверхсовременные
дома с хлипкими стенами и зеркальными окнами не таят друг от друга никаких
секретов. Когда Робинсоны в 34-м устраивают прием, этот факт очевиден даже
для тех, кого не пригласили. Когда Джеймсоны в 31-м ссорятся, причина
конфликта моментально становится достоянием всех в радиусе ста ярдов. В
данном случае семейной ссоры нет и не предвидится - всем известно, что
Ярдли живут очень дружно, - но Гвен явно не в себе. Она говорит в
повышенном тоне, и ей вторит (еще тоном выше) ее единственный отпрыск
(Томми, четырех лет). Перед крыльцом стоит мужчина, и вы узнаете его - это
тот самый сборщик подписей, который был вчера у вас. Он распространяет
какую-то анкету, чтобы выяснить общественное мнение о ядерном оружии:
"П-ппозвольте к вам обратиться, - начал он, - как к самой авторитетной
п-п-представительнице общественного м-м-мнения в этом квартале..." Гвен
распахнула дверь и выслушивает его стандартное вступление. Даже на таком
расстоянии вам заметно, что она проявляет все признаки еле сдерживаемой
ярости. Уж вы-то, конечно, не из тех, кто любуется несчастьями ближних
(бог свидетель, у вас уйма собственных дел), но это сцена такого накала,
что вы просто не в силах оторваться от окна. Маленький человечек, без
сомнения, уверяет, что наш мир заведомо обречен на гибель, если Гвен не
вмешается сию же минуту. Бешенство Гвен видно невооруженным глазом на
расстоянии целого квартала. И вот внезапно разражается взрыв почти атомной
мощности. До вас долетели только слова "УБИРАЙТЕСЬ ВОН!!!", но поток
оскорблений, прорвавшийся криком из уст Гвен, легко себе вообразить.
Анкета разлетается мелкими клочками. Насмерть перепуганный деятель
спасается бегством. Он споткнулся на обочине, упал, бежит, роняя
"литературу", к своей машине, через минуту и его и машину как ветром сдуло
и Гвен перестала грозить ему вслед кулаком. Застекленная сверху дверь ее
домика с силой захлопывается, и слышно, как сыплются осколки стекла.
Несколько более глухо доносится стук внутренней двери, вопль Томми и звон
разлетевшегося вдребезги фарфора. Для бедняжки Гвен, судя по всему, этот
день - один из тех, когда все летит кувырком.
Бывают ли у вас такие несчастные дни? Бывают? Скажите, как они
начинаются, в каком порядке сыплются на вас все эти несчастья? И нельзя ли
их избежать? Возможно, вы уже решили, что все это просто следствие
несовершенства мироздания и с этим ничего не поделаешь. Тут-то вы и
ошибаетесь. Но прежде чем начинать лечение, надо поставить диагноз, и
поэтому начнем с реконструкции кризисной ситуации. Тем более, что мы часто
видим, как это делают детективы в телепередачах.
- Расставьте мебель по местам, откройте окно, выключите настольную
лампу. Садитесь в кресло, Ватсон. Теперь я вхожу в дверь, как это, должно
быть, проделал убийца... И что же я вижу? Ничего. А почему? Потому что в
комнате абсолютно темно!
- Холмс, это потрясающе!
Применим тот же метод к нашему не столь мелодраматическому случаю.
Давайте-ка начнем с воображаемых обстоятельств, жертвой которых вы вполне
могли стать. Ваш муж и дети ушли - кто в контору, кто в школу, а день,
предположим, холодный, сырой и туманный. В почтовом ящике письмо из
комиссионного магазина, в котором выражается сожаление, что ваша мечта,
старинный туалетный столик, уже продан за бесценок кому-то другому. По
телефону вы узнаете, что все ваши планы на время отпуска пошли прахом -
отель завалило снежной лавиной. Агент заявляет, что теперь уже слишком
поздно заказывать номера еще где-нибудь. Приходит ученический дневник
Мартина, вы рвете конверт, и вам в глаза бросаются слова "неаккуратен" и
"ленится". Тостер заело, и кухня вся в черном дыму. Кофейник выкипает, и
кофе заливает плиту. Вы разбиваете красивое и очень дорогое фарфоровое
блюдо - королевский вустер, - на котором обычно подаете бисквиты. Все,
_все на свете_ ополчилось против вас. Все улики выдают наличие заговора,
который можно определить - согласно научной терминологии - как извечную
зловредность неодушевленных предметов. Чтобы облегчить душу, вы отменяете
визит к парикмахеру, жалуетесь по телефону на соседскую собаку и спускаете
с лестницы Свидетеля Иеговы. Под конец вы попадаете в небольшую
автомобильную катастрофу, и в довершение всего вас штрафуют за стоянку в
неположенном месте.
Ну почему все это должно случиться именно с нами? Откуда эта цепь
бесконечных промахов, неудач, напастей? В безвыходном отчаянии мы обращаем
эти вопросы к равнодушным небесам, потому что сами не в силах найти ответ.
Но _в эту минуту_, читая эти строки, вы спокойны, вполне владеете собой и
способны понять, что все эти события, собственно говоря, вовсе не цепь.
Все трагические случайности никак не связаны друг с другом, и в любом
случае их можно подразделить на две группы. Покупка не состоялась, отпуск
испорчен, и дневник получен; это все события _внешнего_ порядка, и от
вашей воли они не зависят. Тостер, кофейник и фарфоровое блюдо - это уже
_внутренние_ беспорядки и целиком дело ваших собственных рук. Пересмотрите
сызнова все эти события одно за другим. С покупкой вам попросту не
повезло, и вы не сможете ничего изменить - разве что порадуетесь, что на
отпуск остались кое-какие лишние деньги, а провести его можно немного
иначе. Вы скажете, что потеря номера в отеле - это уж чистейшей воды
невезение, но полно, так ли это? Между прочим, лавина могла накрыть дом,
когда вы были бы уже там и, может быть, даже лежали бы в ванне. Если
посмотреть с этой точки зрения, вы еще легко отделались. А теперь
загляните-ка еще раз в дневник. Что там написано? "Хотя Мартин иногда
довольно неаккуратен, он никогда не шалит и не ленится, и надо отметить,
что он определенно делает успехи". Честное слово, не так уж плохо, по
крайней мере лучше, чем на прошлой неделе.
А остальные бедствия (будем откровенны) вы сами себе устроили. Что
касается тостера и кофе, тут все пошло вкривь и вкось, потому что ваши
мысли были заняты туалетным столиком, а не тем, что вы делаете. Но гибель
фарфорового блюда выдает нечто более сложное. Женщины большей частью
выражают свое недовольство, громыхая посудой и хлопая дверьми. А когда
посудой громыхают, она обычно бьется. Расколоченная вдребезги и с грохотом
ссыпанная в мусорный бак посуда может также выражать протест против
мировой несправедливости. Какая-нибудь лишняя тарелка или блюдечко ничего
другого и не выражают, но разбитый веджвуд или спод - это уже другое дело.
Это говорит о том, что вы ведете себя по-детски, что вы _знаете_ о том,
что ведете себя ребячливо, и вы наказываете себя, как ребенка, и
пользуетесь детским способом наказания. Но ваше раздражение от этого не
проходит. Да и с чего оно должно проходить, и может ли оно пройти? Вы
упорно продолжаете наказывать себя и других, пока наконец не опомнитесь. И
только тогда, через несколько часов (а может быть, через несколько дней),
вы снова вспомните все происшедшее и обнаружите, что ничего серьезного с
вами не стряслось. Но вплоть до этого момента покоя вы будете живой
иллюстрацией _Второго закона термодинамики_: согласно этому закону,
тепловая энергия всегда передается от тела с более высокой температурой к
телу с более низкой температурой; в рассмотренном случае - от вас к
Свидетелю Иеговы, которого вы оглушили сковородкой. Но такая передача
энергии не может состояться, если тело, которое могло бы воспринять ее,
отсутствует. В рассмотренном примере ваша тепловая энергия распределилась
между парикмахером, собачкой и проповедником; последнему это спасло жизнь,
иначе вы бы его пришибли насмерть.
Совершенно очевидно, что генерируемая вами и готовая вырваться энергия
потенциально опасна и может вызвать действия, имеющие широкий разброс (это
подходящее и вполне современное выражение) - от оскорбления до
рукоприкладства, от бракоразводного процесса до убийства. Чтобы уменьшить
опасность - а это наш прямой долг, - нам необходимо определить: 1) как
генерируется теплота и нужно ли ее вообще генерировать и 2) если уж
генерация неизбежна, каким образом освободиться от энергии без вреда для
окружающих, пока вы не натворили бед? Привлечем к решению пункта первого
_Первый закон термодинамики_: количество накапливаемого тепла прямо
пропорционально работе, произведенной под давлением; данное количество
работы производит определенное эквивалентное количество тепловой энергии.
Этот закон применим не только к физической, но и к эмоциональное
температуре. Домашняя работа часто производится под давлением, оно
колеблется, поднимаясь до пиковых величин, например, когда собираешь детей
в школу или вечером, когда вот-вот нагрянут гости. Тепловая энергия имеет
свойство накапливаться и после того, как непосредственные причины
устранены, и, наращивая пик за пиком, разражается взрывом - ядерный
ускоритель работает примерно по такому же принципу. Но _отчего_ тепловая
энергия накапливается? Почему она не рассасывается в более спокойные
промежутки времени между домашними авралами? Ценой многолетних
экспериментов и миллионных затрат (247 фунтов 9 шиллингов 3 пенса за одну
лишь битую посуду) мы наконец разрешили эту неразрешимую на первый взгляд
задачу. И вот ответ, всего двенадцать слов: потому что не нашлось никого,
кому можно было бы передать избыточную теплоту.
А ведь все это началось с песенки под названием "За столом с тобой
вдвоем", в которой были следующие примечательные строки: