Но теперь, когда Шалмин был мертв, к тому же объявлен вне закона, они оторвались по полной программе. Поупражнялись в прицельном харкании, где мишенью служила рожа бывшего начальника. Когда это наскучило, они дружно помочились на ненавистного капитана, обоссав его с ног до головы, оставив бултыхаться оскверненное тело, в вонючей луже.
   Полковник рвал и метал, после приключившегося облома, когда прямо на глазах, рухнула ставшая такой близкой, мечта о генеральских лампасах. Он уже неизвестно в какой раз материл ничтожного капитанишку, ставшего на пути к генеральским звездам, подлой смертью похерив его честолюбивые планы. Изредка бросаемые им взгляды в зеркало заднего вида, еще более усиливали ярость. В глазах сидевшего на заднем сиденье лейтенанта, он явственно читал злорадство по поводу облома, приключившегося у начальства. Этот сопливый лейтенантишка, уверенный в том, что его никто не видит, не скрывал своих чувств, откровенно радуясь случившемуся.
   Довольная ухмылка на лице лейтенанта, стала последней каплей, переполнившей чашу полковничьего терпения. Он дал знак шоферу и тот остановился, где-то среди непролазного леса. Из следующего за ними грузовика начали выглядывать озадаченные солдатские лица, пытаясь узнать причину внезапной остановки.
   Полковник приказал всем выйти из машины и построиться. Спустя минуту сопровождающие полковника солдаты стояли по стойке смирно, во главе с лейтенантом, командиром взвода, ожидая дальнейших распоряжений. А еще минутой позже, перед строем стояла парочка заросших бородами солдат, с руками связанными за спиной и глазами, опущенными в землю. Солдаты, пришедшие в Шишигино вместе с капитаном Шалминым, которым предстояло ответить за чужие грехи. У полковника было скверное настроение, поэтому приговор, сочиненный в машине несколько минут назад, был краток. Расстрел.
   Командовать расстрелом был назначен молоденький лейтенант. Глядя на побелевшее, испуганное детское лицо, полковник торжествовал. Он проучил сопляка, преподал ему урок. И сейчас, стоя в стороне и закурив сигарету, с удовлетворением наблюдал за процессом казни, где главную роль должен сыграть прыщавый лейтенантик. Вот он взмахнул дрожащей от волнения и страха рукой, и как-то обречено уронил ее вниз, давая команду открыть огонь. Грянувший залп, унес жизни ни в чем не повинных пожилых солдат, виновных только в том, что у полковника было плохое настроение.
   Не успели покинувшие бренные тела бессмертные души унестись в заоблачную высь, как застучали по земле, остро отточенные саперские лопатки. Тела расстрелянных нуждались в погребении. Довольно скалящийся полковник отрядил бледного лейтенанта, мучающегося позывами к рвоте, руководить процессом захоронения казненных. Полковник был уверен, отныне этот сопляк ни в жизнь не позволит себе улыбнуться в его присутствии, зная чем чревата подобная веселость.
   По большому счету полковнику было наплевать на их погребение. Тела можно было оставить брошенными на землю, только оттащить их подальше от дороги, чтобы они не бросались в глаза. О телах вскоре бы позаботились хищные обитатели леса, которые не прочь полакомиться человечиной. Всего несколько дней и от трупов останется лишь груда начисто обглоданных костей, и отполированных до блеска черепов, которые зверье растащит по всему лесу. Вполне можно было обойтись без похорон. В другой ситуации полковник именно так бы и поступил. Но желание еще раз проучить зарвавшегося сопляка лейтенанта, было сильнее желание вернуться поскорее обратно на зону.
   Спустя полчаса, все было кончено. Машины затряслись по дороге к зоне, до которой было еще много часов пути. В кабине легковушки, полковник то и дело бросал быстрые, оценивающие взгляды в зеркало заднего вида, любуясь со злорадством кислой мордой сопляка лейтенанта. Картина, всякий раз предстающая глазам полковника, грела душу, позволяя на время забыть о рухнувших планах. О виновнике всего этого переполоха, грязной куклой перекатывающегося сейчас от борта к борту в следующем позади, грузовике с солдатами.

2.4. Слухи о призраке

   Когда машины с полковником и солдатами укатили прочь, прихватив капитана Шалмина и его бойцов, по селу поползли разговоры. Теперь можно было открыто говорить обо всем и люди вовсю судачили о случившемся. Неспроста просидели военные в селе целый месяц. Значит земляк Халявин, бежал из заключения, оставив в дураках посланную за ним погоню, во главе с застрелившимся капитаном. Видать были на его совести грехи и пострашнее, нежели побег заключенного, коль предпочел он смерть, возвращению.
   На застрелившегося капитана людям было насрать. Их интересовало другое. Раз они устроили засаду и ждали появления Халявина в родном доме, значит, он благополучно ушел от преследователей. Но раз не дождались они его, то тогда где он? Опытный охотник, лучший во всей округе, не мог заблудиться и сгинуть в лесу.
   Много позже, поползли по деревне слухи, основанные на рассказах бывалых охотников. Вскоре страшная история расползлась по всей округе. О ней судачили несколько дней кряду, всякий раз замолкая, при появлении Лешки.
   Но деревня не такая уж большая, чтобы слух, бродивший по ней, не стал, в конце концов, достоянием того, от кого так тщательно скрывался. Спустя пару недель Лешка узнал о рассказах охотников, гуляющих по селу. Люди эти были не из болтунов, и им, прошедшим тайгу вдоль и поперек, можно было верить. Они поведали падким до слухов сельчанам о том, что в лесной глуши, на границе Гнилой топи, проклятого места, что-то есть. Виделся им в туманном мареве человек, бредущий по кромке тумана, вытянув руки вперед, словно слепец, ощупывающий пустоту впереди себя. И когда он подходит совсем близко к туманной пелене, очертания становятся более четкими и узнаваемыми. Страшный призрак, бродящий внутри аномалии, никто иной, как пропавший Халявин, укрывшийся за смертоносной пеленой от преследовавших его солдат, и навсегда сгинувший там, забывший дорогу домой. Так и бродит страшный призрак, и днем, и ночью, вдоль призрачных границ пленившей его аномалии не зная покоя.
   Завидя призрак, охотники напрочь забывали о делах, что привели их в опасную близость к Гнилой топи, смертоносному туману, лишающему разума, высасывающему человеческие жизни. Едва в поле зрения возникал бредущий в туманном мареве человек, с опущенной головой и вытянутыми вперед руками, свидетель жуткого зрелища, пускался наутек. Бросалось все, ради чего человек притащился в такую даль, за десятки верст от родной деревни. Бежали он без оглядки, в ужасе от увиденного, с волосами стоящими дыбом от пережитого потрясения. Мчался прочь, через болота и овраги, внутренне холодея от одной мысли о том, что страшный призрак может поднять опущенную к земле голову, и глянуть не зрячими глазами. И позвать за собой, в озаряемую серебристыми сполохами, белесую муть.
   Хотя не было в легендах о Гнилой топи случаев заманивания существами, обитающими там, людей внутрь зоны, но кто мог за это поручиться? Сколько людей сгинуло там за время существования аномалии, и сваливать все на помешательство, было глупо. Значит, существует причина, заставляющая людей пересекать запретную черту. И зазывание людей призраками, обитающими внутри зоны, обладающими неизвестными людям способностями, вполне могло оказаться одной из причин, толкающих людей на столь безрассудный шаг. Так ли это на самом деле, на собственной шкуре никто проверять не собирался, предпочитая побыстрее унести ноги от проклятого места и населяющих его кошмарных призраков.
   Только один человек во всем Шишигино, старый охотник, разменявший восьмой десяток лет, повидавший в жизни всякого, научившийся не бояться никого, даже самого черта, рискнул бросить вызов аномалии. Нет, он не шагнул внутрь, за зыбкую туманную границу. Для этого он был слишком стар и умен. Легенды, гулявшие об этом месте на протяжении столетий, вполне конкретно говорили о том, что станет с нарушителем. Усомниться в правдивости всех этих историй у старого охотника и мысли не было. Он понимал, если шагнешь за запретную черту, сгинешь навек. Даже если и посчастливится найти дорогу назад и вернуться в село, человеком ты уже никогда не будешь. И дни твоей жизни будут сочтены и пролетят, словно миг в скоротечном безумии.
   Но никакие истории не запрещали ему наблюдать за тем, что происходит по ту сторону запретной черты. И он не бросился наутек, когда в очередной раз, оказавшись вблизи проклятой аномалии по какой-то надобности, увидел доселе обходивший его стороной, призрак. Завидя бредущее в тумане существо, он не помчался без оглядки прочь. Он был стар и мудр, многое повидал на своем веку, прожил жизнь сполна и не бросился спасать свою шкуру, ради лишней пары дней, проведенных в этом мире.
   Он остался на месте, наблюдая за медленно бредущим призраком. Он только крепче сжал в руках приклад ружья, верой и правдой прослужившего ему не один десяток лет. Не подведет оно и сейчас, он был в этом уверен. И тогда он посмотрит, как живущая в мерцающем мареве нечисть, отнесется к доброму заряду картечи, выпущенной в упор.
   Призрак продолжал неторопливо приближаться, становясь все более отчетливым. И с каждым его шагом, старый охотник все больше убеждался в том, что перед ним никто иной, как Халявин, которого он прекрасно знал. Свидетельства прочих очевидцев о правдивости данного факта можно было или вовсе не принимать на веру, или с известной осторожностью. Ведь никто из раструбивших о призраке на всю деревню, не видел его вблизи, не сталкивался с ним нос к носу. Они предпочитали любоваться призраком односельчанина издали, с безопасного расстояния и желательно спиной. В то время как лица и прочие части тела были направлены в противоположную сторону. Свидетельству старого охотник можно было верить. Он не просто наблюдал страшного призрака, но и попытался с ним заговорить.
   Призрак поравнялся с человеком, а затем миновал его, бредя по своим, призрачным делам, не обращая внимания на старика, находящегося в метре, за запретной чертой. И тогда старик окликнул его по имени. Призрак вздрогнул и остановился. А затем медленно обернулся в сторону человека и, подняв опущенную голову, воззрился на него мертвыми глазами молочного цвета. И столько холода, столько отчужденности было во взоре, окатившем старика ледяным душем с ног до головы, что заглянувший в эти глаза старик содрогнулся от ужаса. Волны тоски и отчаянья, лившиеся из глаз призрака, нахлынули на оцепеневшего человека, притягивая его к себе.
   Боль, когтистой лапой сжала стариковское сердце, затопив разум мутной волной. Старик покачнулся, схватившись рукой за грудь, продолжая неотрывно глядеть в белесые глаза призрака. А мгновение спустя, Нечто, обитающее в зоне и имеющее облик Халявина, призывно махнуло рукой, приглашая за собой. Но тут, словно перегорел предохранитель в стариковском организме, спасая от гибели. Он пошатнулся и упал, потеряв сознание под монотонное бурчание призрака на неведомом языке.
   А когда очнулся, радом никого не было. Призрак исчез без следа, словно и не было его вовсе, и все это просто примерещилось старику. Очнулся он всего лишь в метре от границ аномалии. Пара шагов, или неудачное падение, и бродил бы и он в мерцающем тумане, кошмарным призраком.
   Подобная перспектива старика не прельщала и он не раздумывая, развернулся на 180 градусов, и со всей прытью, на которую был способен в весьма преклонном возрасте, поспешил обратно в деревню. По дороге он зарекся подходить к проклятому месту ближе, чем на сотню метров, держаться подальше и от мерцающего тумана, и от призраков, обитающих в молочном мареве, столь падких до общения с людьми.
   Старик убедился на собственном опыте, едва не ставшем роковым, что призраки способны при определенных условиях, заманивать людей в глубь зоны. Но одно он знал твердо, - призраки слепы, и углядеть человека они не в состоянии, если человек сам не решит пообщаться с ними. И тогда несчастный попался, ему не избавиться от гипнотического воздействия мертвенных глаз. Быть может, призраки обладают и иными возможностями, для вовлечения внутрь аномалии живых людей, он не знал, а контактировать с призраком вновь, не согласился бы за все мирские блага.
   Старик споро уносил ноги, подальше от аномалии, не оглядываясь назад, страшась узреть за спиной провалы безжизненных глазниц, заполненных веществом молочного цвета, глядящих ему вослед. Страшась увидеть шепчущие что-то на своем гипнотическом языке, губы. Он шел без остановок целые сутки, словно по его следам неслась голодная волчья стая. И только когда на землю легла непроглядная мгла, решился остановиться на ночлег.
   Но и ночью, возле ярко пылающего костра, ему не удалось отдохнуть. Едва он забывался в тревожном сне, как перед мысленным взором появлялись безжизненные, белесые глаза. И мертвенной белизны губы, что вновь и вновь нашептывают завораживающие разум, слова. И он порывался встать и куда-то идти, но просыпался с бешено бьющимся сердцем, в холодном поту. Подбросив трясущимися руками дров в огонь, он вновь укладывался на землю, поближе к костру, в тщетной надежде забыться во сне.
   Но вновь снились кошмары, и он еще не раз просыпался в эту ночь, в холодном поту, и сердцем, зашедшемся в безудержном галопе. И лишь под утро удалось забыться в глубоком, без сновидений сне, провалившись в него, как в бездонный омут. Еще два дня понадобилось старику для того, чтобы достичь родного Шишигино, с которым он мысленно попрощался несколько дней назад, заглянув в мертвые глаза бредущего в аномалии призрака.
   Вернувшись в деревню, после такого потрясения старый охотник запил, хотя прежде не был замечен в особой любви к горячительному зелью. Целый месяц, запершись дома, не желая никого видеть, пил самогон, приготовленный супругой на продажу местным алкоголикам. Пил до выпадения в осадок, а проснувшись, вновь напивался до полной отключки. При этом он ничего не ел, только пил.
   В одну из редких минут просветления, когда организм пребывал в стадии перехода от жуткого похмелья к очередной алкогольной невменяемости, старик поведал напуганной старухе, историю об ужасном призраке, что обретается в запретной зоне. В мельчайших подробностях, рассказав о встрече, едва не ставшей для него роковой.
   И он снова пил, и с каждым разом принятые на грудь дозы становились все больше, что неотвратимо вело к неминуемой развязке. Невозможно бесконечно пить, питаясь исключительно самогоном. Организм не в состоянии так долго работать в экстремальном режиме. Он и не работал, раз, за разом давая сбои. А спустя месяц с начала запоя, что-то в старческом организме треснуло, хрустнуло и навсегда остановилось.
   Старик умер и был похоронен на сельском кладбище, на месте, которое облюбовал для себя несколько лет назад. После похорон история о случившемся со стариком, из-за чего он на старости лет ушел в запой, разнеслась по деревне, добавив очередную главу в копилку жутких преданий о Гнилой топи.
   Старуха, потерявшая из-за проклятой аномалии старика, во всех подробностях пересказала его рассказ о случившемся. При этом со слов деда так красочно описала призрака, что ни у кого не осталось и тени сомнений, что страшный призрак и есть их пропавший земляк Халявин.
   Возможно, Халявина давно уж нет, как личности и лишь его пустая оболочка бродит по гиблому месту. Тело, заселенное враждебным человечеству разумом. А может это и взаправду он, настоящий, заблудившийся в нереальном мире, забывший дорогу домой. И бродит он как неприкаянный по сумеречному миру, не может найти дверь, ведущую в мир людей, который он так опрометчиво покинул. Возможно, его встреча со стариком не более чем попытка вернуться обратно, и нет здесь никакой мистической жути, напущенной старухой в рассказ для пущей убедительности.
   О том, так ли это на самом деле, сельчане могли спорить до хрипоты. Но ни у кого и в мыслях не было, проверить старухин рассказ, что достался ей от сгоревшего от самогона, супруга. Спорить было куда интереснее, нежели шастать по лесу в поисках ответов на вопросы, которые лучше не задавать.
   Спорили сельчане до хрипоты, ругались, и даже в накале страстей били друг другу морды, отстаивая свою правоту. Но всякий раз умолкали, едва вблизи спорящей компании, оказывался младший Халявин, - Лешка. Но стоило ему миновать примолкшую компанию, как прерванные его появлением страсти, разгорались с новой силой.
   Сельчане старались, чтобы история о призраке, бродящем в глубине аномалии, не достигла ушей парнишки. Ведь молодость порой так безрассудна, что в состоянии совершать непредсказуемые поступки. Селяне опасались, что, прослышав о призраке, в котором охотники опознали его отца, Лешка может кинуться сломя голову к запретной границе, чтобы получить ответы на мучающие его вопросы. Не найдя ответов, или посчитав их недостаточными, он может решиться на крайность, перемахнув запретную черту. Юность, самая благоприятная пора для совершения поступков, на которые человек никогда не решится в зрелом возрасте, умудренный жизненным опытом.
   Но как бы сельчане не скрывали от Лешки тайну, о которой судачили на каждом углу, вскоре она, со всеми красочными подробностями стала и его достоянием. Неоднократно ему приходила в голову мысль, которой опасались сельчане. Не раз, и не два, он собирался лично во всем разобраться. И с этой проклятой аномалией, и с ее секретами. Несколько раз он был близок к осуществлению задуманного. Но всякий раз, что-то удерживало его от опрометчивого шага. Он так и не ступил на землю, населенную по рассказам сельчан призраками сгинувших там людей, а также разной нечистью, встреча с которыми человеку не сулила ничего хорошего.
   Неоднократно останавливался он у самой границы аномалии. Подолгу наблюдал за мерцающим серебристыми сполохами туманом, в надежде узреть в белесой глуби, до боли знакомый силуэт, которым сельчане наделили одного из обитающих в аномалии призраков. Но к разочарованию, ни призрака отца, ни какого-либо иного призрака, он так и не увидел. Или закончился у них прогулочный сезон, или они по каким-то своим, призрачным причинам, решили избегать его, обходя стороной.

2.5. Прощай, беззаботная юность

   Несколько раз, побывав у запретных пределов безрезультатно таращась в мерцающую белесую пелену, Лешка бросил это бесполезное занятие. А вскоре ему и вовсе пришлось надолго завязать с лесными прогулками.
   Как-то разом, обрушились на его плечи многочисленные обязанности и хлопоты по дому, по скотному двору, да и по всему хозяйству. После слухов о страшном, но узнаваемом призраке, обитающем в аномалии, не прошедших мимо ушей стариков Халявиных, дед с бабкой сильно сдали. Слишком любили они единственного сыночка, слишком сильно сокрушались, когда его забрали в тюрьму. Они даже захворали немного, пока из мест заключения не стали приходить полные оптимизма письма. С их появлением старики Халявины оттаяли душой и смогли справиться с навалившимися хворобами и немощью. Тогда их сын, кровиночка был жив, и они надеялись дождаться его возвращения домой, которое хоть и не скоро, но обязательно состоится. Они справлялись со всеми домашними делами, и хватало у них и времени, и сил, на Лешку. Они баловали единственного внука, каждой черточкой лица, напоминающего сына, который сейчас так далеко, что обнять, поцеловать его можно только мысленно.
   Жизнь в доме Халявиных шла своим чередом. Все, как прежде, лишь за исключением того, что в доме не было отца. Лишь иногда, насупившись, застынет дед, остановившимся взглядом уставившись куда-то в пустоту, да бабка, иной раз смахнет краешком платка, набежавшую на глаза слезинку. А в остальном все было, как и прежде, вплоть до того дня, как в доме объявился капитан Шалмин с солдатами, поджидая беглого зэка.
   Этим беглецом был никто иной, как Лешкин отец. Сам факт побега говорил о многом, в частности о том, что к годам ожидания отцовского возвращения домой, добавятся еще несколько лет, щедро добавляемые к сроку за побег. Конечно в том случае, если его поймают. А если не поймают, что тогда? Остаток жизни провести в постоянном страхе, скрываться и таиться от всех, становиться изгоем, обреченным на жизнь в вырытой где-нибудь в лесу землянке, или грубо сколоченной хижине. И никаких шансов, когда-нибудь вернуться к нормальной жизни.
   Можно вернуться в родную деревню и прятаться у родных, и друзей. Но все это временно и не выход из положения. Сколько веревочке не виться, а конечик обязательно будет. Рано, или поздно, кто-нибудь сдаст его властям со всеми потрохами. Сдаст ловко и аккуратно, что никто и вовек не догадается о том, какая сволочь сдала их односельчанина. А это чревато весьма серьезными последствиями. И в первую очередь пострадают люди скрывавшие его. Им достанется от гуманной советской власти на полную катушку. Власть позаботилась о людях, укрывающих беглых преступников, включив в Уголовный кодекс статью, с солидным сроком, за подобное прегрешение.
   Отец не вернулся домой, не объявился он и в соседних деревушках. Не встречали его и в лесу, на отдаленных заимках. Все говорило о том, что он исчез. И если и не умер, то не в состоянии вернуться в мир, превратившись в страшного, пугающего охотников призрака, живущего где-то в глубине мерцающей аномалии.
   Постепенно все домашние дела легли на Лешкины плечи. А это и содержание обширного хозяйства, готовка и уборка дома. Уход за многочисленной, хрюкающей, кудахтающей и издающей иные звуки живностью, с избытком водившейся на Халявинском подворье.
   С началом стариковской болезни, закончилась для Лешки счастливая пора юности, настало время взросления и возмужания. Дела и заботы, заставили навсегда распроститься с детством, с его шалостями и забавами. Лешка рано повзрослел, и на и возню с друзьями, у него не оставалось ни времени, ни сил, ни желания.
   Придя из школы, домой, накормив деда с бабкой, заболевших неведомой болезнью и наскоро перекусив сам, обедом собственного приготовления, Леха с головой окунался в водоворот домашних дел. А дел было столько, что иногда казалось, что всех их и в жизнь не переделать. Остаток дня он занимался домашним хозяйством. Накормить, почистить, убраться, приготовить ужин, на все это требовалось время, и время немалое. А когда домашние дела и хлопоты оказывались позади, на Шишигино опускался вечер, и темнота непроницаемым покрывалом укутывала улицы. То здесь, то там, призывно звучал мальчишеский смех, зовя Лешку на улицу.
   Но Лешка гнал прочь подобные соблазны, едва сдерживая себя, чтобы не поддаться искушению, не забросить осточертевшие домашние дела и не рвануть на улицу к пацанам, где время летит весело и скоротечно. И оставался дома, тяжело вздыхая всякий раз, когда с улицы доносился особенно громкий и радостный мальчишеский смех, или захлебывающийся девчачий визг.
   Он и на минуту не мог покинуть этих стен. Уже поздно, а у него оставались не сделанными школьные задания. Нужно учиться, тем более что этот год был последним. По окончании его предстояло сдать множество экзаменов и зачетов, практически по всем дисциплинам. Итогом этого мучения станет получение аттестата о полном среднем образовании. С аттестатом будут открыты любые перспективы. Останется лишь выбрать, куда направить свои стопы. В институт, техникум, или профессиональное училище. Каждый вид обучения имел свои плюсы, и нужно было хорошенько подумать, чтобы сделать правильный выбор.
   Про себя Лешка решил, что выберет что-нибудь поближе к дому, чтобы дед с бабкой были под присмотром. Чтобы мог, хотя бы на выходные приезжать в деревню, помогать по хозяйству, за пару дней переделав самую тяжелую работу, чтобы старикам в ближайшие пять дней не пришлось особо напрягаться. Посещение деревни по выходным, имело еще один положительный момент. Там он мог вволю пожировать пару дней на домашних харчах, после скудных государственных, коими потчевали в учебном заведении. Захватить с собой мясца, яиц, масла со сметаной, что скрасят вечера в общаге, напомнят о тепле, отчего дома, где его любят и ждут.
   Именно по этой причине Лешка сразу отказался от института, которого отродясь поблизости от Шишигино не было. Ближайший находился так далеко от села, что попасть оттуда домой, можно было в лучшем случае на каникулы. Поэтому он собрался учиться в сельскохозяйственном техникуме. Техникум располагался в районном центре, от которого до Шишигино, всего несколько часов езды на автобусе, или попутной машине, по разбитой тракторами, дороге.
   Для того чтобы поступить в техникум нужно хорошо учиться и иметь аттестат с наименьшим количеством троек, а лучше, совсем без них. Это давало его обладателю определенные преимущества при поступлении, перед прочими претендентами на место. И поэтому Лешка вечерами, презрев так свойственные его возрасту гулянки, упорно штудировал страницы учебников. Он отдалился от своих друзей, не участвуя более в шумных сходках, не посещая дискотеки в клубе.