Салов Андрей. Семь смертей Лешего

   Нужно уходить вглубь леса, к реке, являющейся границей между племенем и остальным миром. До границы около двух дней пути, как раз столько, сколько отмерено ему времени для того, чтобы исчезнуть, раствориться в лесной глуши. У Лешего был выбор. Остаться в лесу, являющемся охотничьей территорией племени, и в течение года прятаться там от диких зверей и от бывших соплеменников, или же переступить запретную черту и попытаться перебраться на другой берег, где все незнакомое и чужое, но где он будет избавлен от встречи с соплеменниками, сулящей смерть.
   Остаться в родном с детства лесу было заманчиво. Его бескрайние просторы позволяли не только одному человеку, но и целой группе, скрываться там незаметно от всех, сколь угодно длительное время. Но в этом случае, на ближайший год, стоило позабыть о костре. Нюх у его сородичей был настолько востер, что уловил бы даже слабые отголоски дыма, пришедшие за много миль. Поскольку в лесу не могло быть иных людей, кроме отправленного в изгнание соплеменника, то и решение принималось соответствующее, - найти его и убить. Убедившись в том, что изгнанник жив, охотники легко могли пренебречь тем, ради чего пришли в лес. Вместо того чтобы выслеживать зверя, они могли заняться выслеживанием беглеца, прячущегося в лесу.
   На это они могли потратить несколько дней, терпя голод и лишения, пока не добьются своего и не выследят беглеца. Остальное дело нескольких минут, по прошествии которых обезглавленное тело несчастного, остается на съедение диким зверям. А голова, торжественно водруженная на копье удачливого охотника, нанесшего изгою смертельный удар, отправляется в стойбище. Преподнесенная в дар вождю, она становится предлогом того, чтобы просить у вождя все, что душа пожелает. Даже любую из его женщин. Вождь не вправе отказать, это закон племени, наблюдать за выполнением которых, он обязан. По закону, он обязан уступить охотнику, доставившему голову изгоя все, что тот пожелает.
   Если не пользоваться костром, и связанными с ним благами, такими как тепло и прожаренное мясо, можно как-то просуществовать год на окраине охотничьей территории племени, не привлекая внимания. Вот только наполненный лишениями год, превратится в вечность, пережить которую будет крайне сложно. Целый год питаться сырым мясом и плодами деревьев, в стужу и непогоду укрываться звериными шкурами, от этого легко можно подцепить одну из болезней, что порой десятками, выкашивают людей племени.
   Жить целый год, питаясь сырым мясом и кореньями, в холоде, и страхе быть найденным, все это настолько подтачивало силы изгнанника, что доведись ему пережить этот год, по окончании оного, он будет выглядеть немногим краше мертвеца. Оставшиеся дни его жизни будут унылы и малочисленны. И у него, даже в страшном кошмаре не появится мысли о том, чтобы хоть в чем-то перечить вождю, и бросать вызов его власти.
   Жизнь в племени Лешего тяжела и полна лишений. Даже самым крепким и выносливым соплеменникам, редко удавалось перешагнуть 50 летний рубеж. К этим годам они превращались в древних, иссохших и изможденных стариков, доживающих последние денечки. Единственное, на что пригодны такие замшелые старцы, так это на учебу детей, дабы овладели они азами всего того, что в дальнейшем поможет им выжить.
   Изгнаннику не дано было и этого. Год в одиночестве, полный лишений и невзгод, постоянных опасностей, не отпускающих его ни на миг, преследующих даже во сне, накладывали на человека неизгладимый отпечаток. Непросто просуществовать целый год бок о бок со смертью. К концу срока изгнания человек уже готов к ее пришествию, настолько смирился со своей участью, что представляет собой живого мертвеца, по неведомым причинам продолжающего двигаться и коптить воздух. Возвращение изгнанника в племя ужасно и невероятно поучительно.
   Сам Леший никогда не видел возвращения изгнанника в племя. Они либо погибали, съеденные хищными зверями, либо были убиты соплеменниками, что отправились на их поиски по истечении двухдневного срока. Либо они исчезли. Пересекли запретную речную границу и растворились в лесу, по другую ее сторону, либо погибли от зверя, или гада, по пути к ней. А быть может они нашли пристанище и на дне реки, в бездонных и непроглядных глубинах которой, водилась всякая нечисть, которой ничего не стоило разделаться с человеком. Но в племени сохранилась и передавалась из уст в уста история о том, что однажды изгнанник вернулся, напугав своим появлением все племя.
   Изгнание длиною в год, сильно изменило его. Из цветущего, полного сил и здоровья молодого охотника, он превратился в изможденного старика с сухими, жилистыми руками, бесцветным и потухшим взглядом, вспыхивающим временами лихорадочным блеском. Он умер в первую же зиму по возвращении в племя, вместе с дюжиной наиболее ослабленных соплеменников, с очередным приходом неведомой болезни, с которой не умели бороться, каждый год, собиравшей в племени обильный урожай человеческих жизней.
   С тех пор прошли десятилетия. Ушло в небытие множество изгнанников, убитых, умерших, исчезнувших, но всегда находился человек, дерзнувший бросить вызов власти вождя, не взирая на суровую плату за поражение.
   Леший сделал свой выбор. Он сразился с вождем и проиграл. И теперь он никто, и звать его никак, и жить ему осталось менее двух дней, если он не поспешит убраться отсюда, как можно дальше, не дожидаясь пришествия соплеменников за его головой. Но и двух суток будет для изгнанника слишком много, если он позабудет об осторожности. О том, что нужно смотреть под ноги, чтобы не наступить на скрывающегося в траве ядовитого гада. Смотреть по сторонам, останавливаться и прислушиваться, чтобы уловить легкую поступь шагов крадущегося хищника. А если хищник изготовился к атаке, нужно быть готовым вступить в схватку. Отстоять свою жизнь, а при невозможности сделать этого, продать дороже. Поэтому в левой руке нож, а в правой топор, и все готово к немедленному применению, едва в том возникнет необходимость.
   Время неумолимо течет. Первые сутки, отведенные изгнаннику, уже на исходе. Темнеет, лес начинает наполняться звуками, присущими ночи, услышать которые днем невозможно.
   Леший ускорил шаг. Наступающий вечер, застал его врасплох. Он не предполагал, что провел в беспамятстве так много времени. Вождь от души приложился дубиной по голове, и если бы ни завидная прочность, она треснула бы, как гнилой орех. Нужно пока не стемнело пройти, как можно больше. Хотя в запасе у него еще целые сутки, приходилось торопиться, до заветной пограничной реки, около двух дней ходу. Да и по прибытии потребуется время, чтобы придумать, как перебраться на другой берег с наименьшим риском. Перейти речку вброд невозможно, слишком глубока. Воды ее мутны и непрозрачны, и не имеют ничего общего с мелководной речушкой, протекающей вблизи стойбища, в которой он в детстве, с такими же ребятами, бил лягушек и ловил рыбу.
   Если бы реки были идентичны, он бы без раздумий пересек ее за минуту. Но если бы они были одинаковыми, река никогда не стала бы пограничной между территорией племени, и всем остальным миром. Лесная река была ни в пример глубока, воды ее неподвижны, и даже легкая рябь, не пробегала по поверхности. Вода была застоявшейся и темной, и почти на всем протяжении, за исключением небольшого просвета в центре, заросла растениями. Торчащими на поверхности цветущими верхушками, в то время как корни уходили вглубь, на неведомую людям глубину. Растения росли так близко друг от друга, что создавалось ощущение зеленого, шелестящего на ветру ковра, наброшенного на водную гладь. Внутри этого ковра, в невероятном зеленом переплетении, царила иная жизнь. Она кипела и бурлила, живя своими страстями и интригами. Жизнь была где-то там, в глубине, в непрозрачных водах. Она почти никогда не показывалась на поверхности, не тревожа ее покоя. Но иногда жизнь вырывалась наружу, взирая на мир холодными, пропитанными злобой глазами.
   За свою, не слишком длинную жизнь, он бывал там всего лишь раз. Они оказались там не в поисках добычи, не преследуя раненного зверя, а идя по следу человека, некогда бывшего их соплеменником, ставшего изгоем. Их, изгнанников, на памяти Лешего было несколько. Но только один, дошел до запретной черты. Тела остальных несчастных, они нашли в лесу. Растерзанные, с переломанными костями, начисто обглоданные хищниками. Этому повезло больше, он смог продержаться в лесу дольше всех. Он добрался до запретной черты, о чем ясно говорили оставшиеся на влажной земле возле самой воды, человеческие следы. Неясным оставалось только одно, сумел ли он достичь противоположного берега, или же нашел последний приют на дне реки.
   Вокруг царил покой, наполненный звуками, сопутствующими летнему дню. Ничто не могло дать ответ на мучающий всех вопрос. Они просто стояли и смотрели на темную, заросшую травой реку, внушающую ужас на подсознательном уровне, не смея приблизиться к ней ближе, чем несколько метров. И Леший в душе радовался, что это запретная черта, пересекать которую людям его племени, было строго-настрого запрещено предками. Даже увлеченный погоней вождь, не дерзнет нарушить запрет предков, не рискнет лезть в реку, и не погонит их туда. Водная чернота, поднимающиеся со дна воздушные пузырьки, расплывающиеся кругами по воде, и в довершение ко всему пронзительная тишина, гнетуще давили на людей.
   Больше всего людей угнетала тишина, сковывающая параличом тела, заставляющая мозг, домысливать всякие ужасы. Лесная река была мертвой, как становится мертвым все, что оказалось в ней. С их речкой все было по-другому. Она шумела, звенела, бурлила переливами вод, расцвечивалась на солнце мириадами ослепительных брызг. Помимо шума вод, ее берега оглашал оглушительный лягушачий хор, порой настолько истошный, что от непрекращающихся воплей закладывало уши. Лишь вмешательство мальчишек, на некоторое время утихомиривало оглушительный ор. На несколько минут все стихало. Речные горлопаны, напуганные обрушившимся на них градом камней, прятались под камни и за коряги, ожидая, когда прекратится каменный шквал. Выждав некоторое время и убедившись, что опасность миновала, пупырчатые зеленые горлопаны вновь оказывались на поверхности, дабы сперва осторожно, а затем в полную мощь, предаться любимым музыкальным упражнениям. И так продолжалось ровно столько времени, на сколько хватало терпения людей, не испытывающих особого восторга от лягушачьего концерта, прежде чем они предпринимали очередную попытку заткнуть назойливых певцов.
   На лесном озере все иначе. Здесь царила тишина. Абсолютная, гробовая. Здесь не было зеленых певцов, а если и были, то страшились лишний раз открыть рот. Страшились не людей, которые почти никогда не бывали здесь. Страшились они существ, что обитали в реке. Существ, что поднимали со дна воздушные пузырьки, и заставляли шевелиться плотный травянистый ковер, укрывший реку.
   …Стояли и смотрели, не смея приблизиться к заросшей растительностью водной глади, поражаясь смелости беглеца, дерзнувшего войти в непроглядную, чернильную мглу. Вид темных вод реки поросших густым травянистым ковром, рождал в голове образы ужасных чудовищ, обитающих у самого дна, терпеливо поджидающих добычу, дерзнувшую вторгнуться в их владения. Когда они уже собрались уходить, одно из чудовищ, безуспешно прождавшее их, поднялось на поверхность, чтобы взглянуть на людей, что посмели нарушить мертвенное спокойствие и тишину, непроглядной лесной реки.
   Вода забурлила, травянистые растения заходили ходуном метрах в 15 от берега, а затем над гладью вод показалось обитающее в реке чудовище. Даже не все, а лишь незначительная часть. Огромная змеиная голова, усеянная рядами мелких и острых зубов, увенчанная парой маленьких, немигающих, леденящих кровь глаз, глядящих на мир с вселенской ненавистью и злобой. Змеиное тело, вознесшее голову над поверхностью, скрывалось в мутной глубине, и оставалось только догадываться, сколько там, сокрыто еще метров смертоносной твари. Этого им не дано было знать, пораженные ужасом в самое сердце, они застыли в неподвижности, расширенными от ужаса глазами, вперившись в вознесшееся над гладью вод, чудовище.
   Сколько времени они простояли так, никто не знал. Голова раскачивалась на длинной гибкой шее, гипнотизируя людей взглядом холодных, и немигающих глаз. Они, оцепеневшие от глаз гигантской змеи, застыли на месте не в силах пошевельнуться. И даже мысли не было о том, что нужно приготовиться к схватке и дать отпор злобной твари, обитающей в непроглядных глубинах лесной реки. Справиться с ней им будет непросто, если вообще возможно. А лучше, вообще не ввязываться в драку без крайней необходимости. Если гигантская змея не нападет первой. Тогда им не останется иного, как вступить в сражение и либо победить, либо погибнуть.
   Но видимо рептилия была сыта и не испытывала потребности нападать на людей. Не тот ли изгнанник, по следам которого они пришли к проклятому месту, стал причиной благодушного настроения злобной и гадкой твари, смысл существования которой, был в одном, - убивать. Если это так, то его участи не позавидуешь. Она во сто крат страшнее, нежели погибнуть от зубов и когтей лесного хищника. Стать закуской гигантской змеи, что могло быть ужаснее и мучительнее?
   Вдоволь налюбовавшись на парализованных ужасом людей, рептилия опустилась на дно. Травянистый ковер пошел бурунами, и все стихло. Но только на поверхности вод. Люди наоборот, пришли в движение, кинувшись вглубь леса, подальше от проклятого места и обитающих в нем, кошмарных чудовищ. И лишь убравшись от зловещей реки на приличное расстояние, Леший и его соплеменники остановились перевести дух. Домой они принесли известие о том, что изгнанник умер. Смерть его была страшной и мучительной, в пасти гигантской рептилии, хозяйки лесного озера.
   Возможно, изгнаннику удалось спастись, и он благополучно миновал зловещее место. Они этого не знали наверняка, и не хотели знать, предпочитая довольствоваться объяснением вождя, нежели в очередной раз явиться к берегам лесной реки, и тем более, попытаться перебраться на другую сторону.
   Но у Лешего выбора не было. Не рискни он преодолеть лесную реку, бывшие соплеменники обязательно выследят его и убьют. Спрятаться в лесной глуши, вряд ли удастся. То, что удалось одному много лет назад, вряд ли удастся кому-нибудь еще. Уходить вглубь леса, значит, продлить отведенное ему время еще на несколько дней, по истечении которых его обязательно обнаружат и убьют. Голова его будет водружена на кол и доставлена вождю. Остается один выход, попытаться пересечь лесную реку, надеясь на то, что поблизости не окажется гигантской, злобной рептилии, или она будет достаточно сыта, чтобы проигнорировать добычу, что сама лезет в глотку.
   На лес опустился вечер. Стемнело. Предметы, находящиеся впереди, стали плохо различимы. Леший постоянно натыкался на ветки, спотыкался о коряги, и корни. Дальнейшее продвижение вперед не только теряло смысл, но и становилось опасным. Вместо очередной ветки, можно было столкнуться нос к носу с ночным хищником, который видит ночью гораздо лучше, чем человек, а значит, лучше подготовится к встрече. В темноте он не видел куда ставит ноги, а это чревато наступлением на ядовитого гада, который не оставит подобный проступок без ответа, ужалив обидчика. Хищник, или ядовитый гад, все сулило смерть неосмотрительному путнику, пробирающемуся через лес ночью. Как бы не стремился Леший уйти подальше от места, где его оставили соплеменники, здравый смысл взял вверх и он озаботился поисками подходящего места для ночлега.
   Вскоре, подходящее для ночлега дерево было найдено. Спустя минуту, Леший удобно расположился в его густой кроне, и обхватив руками ствол, погрузился в сон, не обращая внимание на шорохи и звуки, которыми был наполнен ночной лес. Он просто закрыл глаза и заснул.
   И снилось ему, что настал вечер завтрашнего дня, последнего из отведенных ему племенем для жизни. Что стоит он на берегу реки, вглядываясь в чернильную воду, пытаясь убедить себя, злобной твари здесь нет, что она охотится далеко отсюда, и нет ей никакого дела до человека. Он осторожно входит в воду, стараясь не шуметь, чтобы не привлечь ненужного внимания. Но едва вода достигла колен, как доселе безмятежная водная гладь разверзлась. Из нее показалась оскаленная острыми зубами, голова рептилии, раскачивающаяся на гибкой змеиной шее, в нескольких метрах от поверхности. Немигающие глаза гадины вперились в Лешего, заставляя кровь леденеть в жилах, лишая сил, парализуя волю. И он застыл, не в силах пошевельнуться, не отводя глаз от лика смерти.
   Затем змея стремительным броском метнулась к нему, на ходу раскрывая усыпанную острейшими зубами пасть, словно желая заглотить его целиком. И ей это вполне было под силу. Лешему, в бытность свою охотником племени, доводилось видеть гада раза в три меньше, нежели водный демон, который умудрился проглотить человека целиком. Гаденыш раздулся до безобразия, став легкой добычей для охотников. Из-за переполнявшей его тяжести, гад даже ползти не мог. Только глядел немигающими глазами на подбирающихся к нему охотников, пытаясь парализовать их волю. Обожравшаяся рептилия, была слишком легкой добычей, поскольку вместе с обедом потеряла былую подвижность.
   Понадобилось всего несколько секунд, чтобы умертвить гада. Еще минута на то, чтобы освободить из брюха рептилии несчастного, который оказался покойником, отнесенным за границы племени. Взамен мертвеца, которого растащили бы за ночь хищники, они получили сотню килограммов вкуснейшего мяса, что ползало по земле без единой косточки.
   Но если сухопутный гад, заглотивший человека без остатка, стал легкой добычей людей, справиться с речным чудовищем, было не так просто. По сравнению с ним, убитый тогда змей, был сущим младенцем.
   Смертоносная тварь, безжалостная и беспощадная машина смерти, оскалив зловонную пасть, метнулась прямо в лицо Лешему, чтобы вонзить в него истекающие ядовитой слюной, зубы. И в этот, последний миг жизни, оборвался смертоносный змеиный гипноз. Мощнейший заряд адреналина ударил в голову, заставив действовать инстинктивно, вложив в действие всю силу. Он выбросил вперед руки, ударив кулаками прямо в яростно вперившиеся в него глаза.
   Удар был настолько силен, что отбросил в сторону огромную, длинной в два десятка метров рептилию, но и он не удержался на месте, полетел с дерева вниз, ломая древесные ветви.
   Сон был так ярок и реален, настолько правдоподобно передавал ожидаемую им явь, на которую настроился по дороге к лесной реке, что, падая, Леший не мог сообразить, что случилось на самом деле. Куда исчезла после его удара кошмарная рептилия, куда пропала черная река, и почему перед глазами мелькает древесный ствол, а тело с треском летит через переплетение ветвей. И только когда до земли осталось мгновение полета, пришло понимание. Это был всего лишь сон, и ничего более.
   И вместе с пониманием, в последние мгновения полета он уловил все тот же древесный ствол, уходящий вглубь земли, и большой камень, расположившийся возле него. Леший попытался извернуться, чтобы избежать столкновения со стремительно приближающейся глыбой, но было слишком поздно.
   И рухнул Леший с дерева вниз, низвергнутый кошмаром с древесных высот, настигнувшем свою жертву за десятки километров от обители зловещей рептилии. И последний выверт, не в силах был что-либо изменить. Он рухнул вниз, ударившись затылком об камень. Мир взорвался в глазах, разбрызгиваясь по сторонам кровавыми ошметками мозгов. И далекий рев голодного ночного зверя, бродящего по лесу в поисках добычи, стал прощальной песней в его честь.

Глава 3. Легионер

   В Галлии опять неспокойно. Хотя там никогда не было спокойно. Эти грубые и невежественные создания, неотесанные и примитивные существа, с интеллектом подстать внешнему облику, совсем недавно вошедшие в состав великой Римской империи, так и не смогли понять полноты свалившегося на них, наряду с римскими легионами, счастья. Небольшого роста, коренастые, с заросшими бородами лицами, облаченные в звериные шкуры и обитающие в жилищах, скорее напоминающих логово зверя, нежели человека. Как понять крохотным и злобным мозгам, что в их отсталый мир волею великого Цезаря пришла цивилизация, которая вытащит их на поверхность бытия, из пучины невежества и отсталости, в которой они пребывали тысячи лет, пока в их богом забытые места, не ступила нога римлянина. За римлянином-разведчиком, в этот дикий и суровый край, населенный грубыми и невежественными людьми, пришли тысячи. Прекрасно вооруженные, обученные и дисциплинированные, привыкшие нести цивилизацию диким народам на острие меча.
   Варвары пытались сопротивляться, с безумным остервенением защищая свои дремучие селения, устраивая набеги на стоянки римских лагерей, и однажды даже дерзнули дать бой римским легионам. Но на что способны эти дикари? Махать дубинами и топорами, да сотрясать лужеными глотками окрестные просторы.
   Леший, командир конного десятка разведки римской центурии, участвовал в том памятном сражении. Одно он должен признать, система оповещения у галлов о вторгшемся неприятеле, работала отменно. В то время как римские легионы продвигались вглубь Галлии, сминая все на своем пути, будь то деревня, небольшой городок, или отряд бородатых парней с дубьем и топорами, весть об их приближении, намного опережала войско. Только этим можно объяснить то, что, пройдя немногим больше половины Галлии, которая была им известна по картам разведчиков, побывавших в этих краях под видом бродячих торговцев, путешественников, искателей приключений, и просто бродяг, они встретили армию.
   Конечно, это неорганизованное и недисциплинированное сборище звериного вида людей, назвать армией можно было, лишь обладая изрядной долей воображения. Единственное, что говорило о том, что это действительно галльская армия, а не очередной отряд фанатиков-смертников, их количество. Тысячи, десятки тысяч дикарей. Все они были на удивление похожи. Одинаково звероподобно выглядевшие, облаченные в засаленные шкуры обитающего в этих краях зверья, со звериным же блеском в глазах, с дубинами и топорами в руках. В драке они были сильны и напористы, но, не обладая отменной выучкой римских легионеров, становились легкой добычей, даже посредственных воинов, имеющих гораздо более скромные физические кондиции. У галлов было войско приличное по количеству, но ничтожное по боевой выучке и дисциплине. Если и привыкли они в своих диких краях решать все проблемы ударом здоровенной дубины, считая ее единственным весомым аргументом в разрешении возникающих споров, то с римскими легионами, такой вариант не проходил.
   В варварах было полно отваги и желания победить, но их безрассудство выплескивалось через край, что было на руку римским стратегам. То памятное сражение, на которое, повинуясь пущенному по всей Галлии призыву, явились лучшие воины дикой земли, должно было стать триумфом свободолюбивого народа, но стало их величайшей трагедией, память о которой будет жить на галльской земле вечно, передаваясь из поколения в поколение.
   Слишком сильно было желание галлов победить, а потому неудержим их натиск. И дрогнуло, сминаясь, хваленое римское воинство, втягиваясь глубоко внутрь. И галлы врубились в самое сердце римского легиона, торжествуя победу над ранее непобедимым противником, не обращая внимания на то, что творится позади, устремившись вперед.
   Спустя полчаса, исход схватки был предрешен. Римский легион, на который пришелся основной удар галльской армии, перестал вдавливаться внутрь, превратившись в неприступную стену, ощерившуюся частоколом копий и остриями мечей, изрубающих в клочья любого галла, сумевшего протиснуться сквозь смертоносный частокол копий. Наступление галльской армии прекратилось, а когда их вожди обратили внимание на тыл своей армии, чтобы отойти от растянувшегося и обхватившего их по флангам легиона, они обнаружили, что их провели. Сзади к месту схватки бегом подходили пехотинцы свежих римских легионов, до этого не принимавшие участия в сражении, скрываясь в лесу. В ожидании момента, когда неприятель увязнет в схватке, чтобы окружить его и уничтожить.
   Вопль ярости и ужаса пронесся над галльским воинством, о продолжении сражения не могло быть и речи. Вид спешащих к месту схватки свежих римских легионов, торопящихся захлопнуть крышку котла, в котором оказались варвары, мог лишить воинственности кого угодно.
   О победе больше никто не думал. Речь шла о собственном спасении, которого могло не быть, если они замешкаются еще хоть немного. И галльское воинство в панике бежало назад, туда, в небольшой промежуток между лесом и подходящими легионами, просвет, дарующий шанс на спасение. Драпали коренастые, бородатые и звероподобные крепыши к лесу, чтобы укрыться там от неминуемой смерти, проскользнуть подобно диким зверям мимо римских копий и мечей.
   Но не только копьеносцы и мечники составляли боевую основу римских центурий. Были еще лучники, и кавалерия. Лучники встретили самых шустрых и быстрых галлов, которым удалось вырваться из смертельной ловушки. Беглецы ради спасения жизни, побросали дубины, топоры и тяжелые щиты, все, что мешало бежать.
   Быстрые ноги помогли им уйти от кавалерии. Едва галльское воинство дрогнуло и обратилось в поспешное бегство, сдерживающие их ряды римской пехоты расступились, и на поле брани появилась конница. Конные сотни римлян устремились в погоню за беглецами, внося опустошение в их ряды, превращая поспешное отступление в паническое бегство. Редкий бегущий пытался сопротивляться, подавляющее большинство падало на землю с разрубленными головами, не помышляя о сопротивлении.