Салов Андрей. Семь смертей Лешего

   Совсем другое дело, парочка идущая по дороге в сторону города. Ежедневно по ней проходят сотни людей, разного возраста, пола, и социальной принадлежности. Не вызовут излишнего любопытства и они, если не начнут нервничать и выкидывать неумные фортели, могущие привлечь ненужное внимание.
   Вскоре кузнец с супругой достигли места, где лес вплотную прилегал к дороге, и затаились на окраине, ожидая, когда в пределах видимости, не будет людей, бредущих в город, либо из него возвращающихся. Лишь когда начало темнеть, а на небе появились луна и звезды, поток людей, проистекающий в обоих направлениях, иссяк, и они смогли безбоязненно выйти из леса. Не опасаясь, что кто-то обратит внимание на их появление, и поделится своими подозрениями с кем-нибудь еще, а этот кто-то с дюжиной охочих до сплетен людей.
   Кузнец понимал, добраться до города сегодня, им не удастся. А значит и эту ночь придется провести под открытым небом, что совсем не радовало. Ночи становились все холоднее. Прошлой ночью они едва не замерзли, даже тепло крепко прижавшихся друг к другу тел, укрытых медвежьими шкурами, не смогло спасти от озноба. И если станет еще холоднее, они рискуют вообще не проснуться.
   В город засветло они не успеют, значит стоит озаботиться поиском места для ночлега, чтобы с первыми солнечными лучами войти в город. На ночь стража закрывает городские ворота и поднимает опущенный через ров с водой, подвесной мост. И бесполезно стучать и требовать их впустить. Хоть расшибись в лепешку, стража и ухом не поведет, не оторвет задницы от лавки в караульном помещении, и не соизволит выйти наружу поинтересоваться, кому это так не терпится попасть в город.
   Ночевать под открытым небом, подобная перспектива кузнеца не прельщала, поскольку означала верную смерть. Выйдя из леса на открытую местность, они в полной мере ощутили всю силу мороза. Стало значительно холоднее, чем накануне. Может, градус и не изменился, но добавился ветер, свободно гуляющий на открытой местности, и от этого было значительно холоднее, и ни о какой ночевке под открытым небом, не могло быть и речи. Но и крышу над головой в нескольких километрах от города, найти было невозможно. Ближайшая деревня, где они могли бы устроиться на ночлег, находилась в нескольких часах пути в сторону, противоположную движению. Возвращаться в деревню, значит еще на пол дня оттянуть окончание дорожного кошмара. К тому же, незнакомцы объявившиеся в деревне ночью, неведомо откуда взявшиеся и невесть куда направляющиеся, не могли не вызвать подозрения, и пристального внимания к своим персонам.
   Подобная огласка кузнецу и его очаровательной супруге была не нужна. Им, сумевшим продержаться в промозглом осеннем лесу две недели, ничего не стоило продержаться еще одну ночь, последнюю на пути их странствий. Они ее обязательно переживут, даже если она покажется им бесконечно длинной, и всю ночь им придется провести, обнявшись, не смыкая глаз. Тем более что под открытым небом ночевать не придется. И хотя нет на их пути даже подобия человеческого жилья, крыша над головой у них обязательно будет.
   В качестве временного жилища послужит стог сена, что бесконечными рядами высятся на пути к городу. До глубокой зимы, стоят стога в заснеженных полях. Владельцы начинают забирать сено и вывозить в город на прокорм содержащейся на личных подворьях копытной живности, начиная с дальнего от города стога. В последнюю очередь в ход идут стога, расположенные вблизи городских стен. Чтобы крестьяне из окрестных деревень, падкие до чужого добра, не растащили сено, оказавшееся в соблазнительной близости. Почти до окончания зимы, стоят в полях стога, являясь укрытием для бедолаг, застигнутых в пути стылой зимней ночью.
   И поэтому Леший бодро вышагивал по дороге, насвистывая от избытка чувств. Стемнело, а значит не нужно опасаться нечаянной встречи. До города оставалось изрядное расстояние, покрыть которое за оставшееся до наступления тьмы время, было нереально. По крайней мере, пешком. Если выехать из деревни на лошади и гнать во весь опор, шанс попасть в город оставался. Вот только откуда взяться причине, что выгонит крестьянина из дома, на ночь, глядя, заставит торопливо седлать коня и гнать во весь опор, рискуя свернуть себе шею, и загнать ценную в хозяйстве животину.
   Нечаянной встречи опасаться не приходилось, но Леший все ускорял шаг, стремясь пройти побольше, пока ночь не поглотила мир, укрыв его до утра непроницаемым покровом. Ускорила шаг и его спутница, стараясь не отставать от мужа, которому поклялась в любви и верности до гроба, какие бы испытания не уготовила им судьба. Она стойко несла свой крест, не стеная и не ропща, стараясь не быть мужу обузой, всецело доверяя ему. Тем более что опустившаяся на землю прохлада, волей-неволей заставляла ускорять шаг, чтобы согреться. Стоит остановиться на несколько минут, чтобы перевести дух, как тело вновь настоятельно требовало движения, не взирая на протест утомившихся за день ног. Даже медвежья шкура не могла полностью обезопасить человеческое тело от пронизывающего морозного ветра, разгулявшегося на свободе, вдали от лесного массива.
   Идти было гораздо легче, нежели прежде. За проведенные в дороге дни, мешок с провизией опустел. Остатков мяса, вина и хлеба, в аккурат хватало на то, чтобы немного перекусить перед сном. На завтрак будет только свежий воздух, и лишь по прибытии в город, они смогут наесться до отвала в ближайшей таверне, или корчме. Смогут вкусить самых изысканных яств, которые только можно найти в заведениях подобного рода, вознаградив себя за многодневное воздержание. Мешок с провизией более не оттягивал Лешему руки, медвежьи шубы перекочевали на плечи беглецов. И лишь небольшой кожаный мешочек полный золотых монет, продолжал приятно тяготить. Но его тяжесть ничуть не утомляла Лешего, вселяя уверенность в завтрашнем дне.
   Мелодичный звон монет, то и дело доносящийся до его слуха, рисовал радужные картины ожидающего их счастья, которое они обретут, достигнув пределов славного, вольного города. Кузнец настолько увлекся вырисовывающимися в мозгу картинами будущей жизни, что совершенно позабыл об усталости и готов был шагать хоть всю ночь напролет. Но очередной порыв ледяного ветра остудил его пыл, заставил оглянуться назад. Молодая супруга изрядно отстала, и шла, с трудом переставляя ноги. Ей, пережившей двухнедельные скитания по лесу, последний переход, дался нелегко. И если бы Леший обернулся чуточку позже, он бы потерял ее. Она бы просто свалилась без сил, слишком уставшая, чтобы идти. Закрыла глаза и уснула, отключившись от смертельно утомившего ее мира.
   Леший успел вырваться из охватившей его эйфории чуточку раньше, нежели супруга оказалась поверженной усталостью на землю. Он успел вернуться и подхватить на руки слабеющее на глазах тело. Баюкая ее словно малое дитя, кузнец свернул с дороги, направляясь к ближайшему стогу, чернеющему в ночи, отстоящему от дороги на добрую сотню метров. А затем он рыл нору, пробираясь в середину, где потеплее, чтобы там скоротать ночь. А затем занес внутрь уснувшую супругу, и тщательно заделал соломой выход, чтобы не проникал внутрь убежища стылый ночной воздух.
   Удовлетворенно взглянув на дело рук своих, он улегся, прижавшись поплотнее к юному существу, волею небес ставшему ему супругой, не на словах, а на деле, разделившей с ним всю тяжесть невзгод, обрушившихся на их плечи. Одарив ее на прощание поцелуем, закрыл глаза, погружаясь в приятную дремоту, но еще долго не мог заснуть, приятно тревожимый вернувшимися радужными надеждами и мечтаниями. Но сон сморил и его крепкое, но тоже уставшее за минувший день тело. И вскоре они спали, погрузившись в приятные дремы, не видя, не слыша, не чувствуя ничего вокруг.
   А где-то в полночь резко похолодало. Лужи, стоявшие на дороге все эти дни, стянуло льдом, землю и траву посеребрил иней, предвестник скорого снега. Резко наступившие холода застали людей врасплох. Даже старожилы здешних мест не могли припомнить столь резкого похолодания, когда всего за несколько часов осень, превратилась в настоящую зиму.
   Не заметили случившегося только беглецы, нашедшие приют в стоге сена. Они продолжали спать весь день, и следующую ночь. Сон их был длиною в бесконечность. Они погрузились в вечность, растворившись в ней без следа. И снился Лешему пугающий темный лес, и неподвижное черное озеро в его глубине, и что-то гигантское и невероятно злое, вперившееся в него истекающими злобой глазами. Разглядывающее из-за ветвей, выжидая момента для того, чтобы напасть. И был ужас, сковавший члены. Хотелось закричать, но сведенный судорогой рот не мог издать ни звука.
   …Их нашел в конце зимы кто-то из горожан, владелец стога, приехавший за кормом для скотины. О страшной находке он сообщил префекту города, умолчав лишь об увесистом мешочке с золотом, перекочевавшим в его телегу. И пока он отвозил в город два окоченевших, заиндевелых тела, золотые монеты в мешке, спрятанном на дне телеги, пели прощальную песнь кузнецу Лешему и его молодой супруге.

Глава 6. Бомж

   В тот день бывшему законопослушному гражданину России, Халявину Алексею, крупно повезло. В жизни бича, бывшего интеллигентного человека, ранее подобного везения не случалось, хотя бывали у него приятные и незабываемые во всех отношениях денечки. Случалось ему и раньше, урвать от жизни гораздо больше того, на что мог рассчитывать бомж, живущий собирательством пустых бутылок и ночующий в колодце теплотрассы, неподалеку от главной заводской проходной. Такие дни надолго отпечатывались в мозгу, память о них жила многие месяцы, вплоть до очередного, невероятно счастливого для бомжа дня.
   Когда-то, давным-давно, настолько давно, что он и не помнил наверняка, был он законопослушным гражданином страны, как две капли воды похожим на тысячи людей, что ежедневно проходят мимо, одаривая его презрительным взглядом. А чаще скользя по нему безразлично, словно он и не человек вовсе, а бездушный предмет встреченный на пути, не заслуживающий большего внимания, нежели скомканная сигаретная пачка, валяющаяся на дороге, или порожняя бутылка из-под пива.
   Но Леший, именно так его звали в компании бомжей, за чрезмерно буйную растительность на голове и прочих частях тела, не нуждался в их внимании. Снующая мимо безликая, серая, многотысячная масса, ему была безразлична. Единственное, что его привлекало к этой, вечно спешащей, безликой массе, время от времени выпадающие из нее порожние пивные бутылки.
   Особенно урожайным было теплое время года. Чем жарче палило солнце, тем ощутимее был улов Лешего и его коллег по ремеслу. Граждан великой державы, опустившихся на дно жизни. Летом они жили припеваючи, ничуть не хуже, нежели эти откормленные и самодовольные рожи, ежедневно снующие мимо, на комбинат и обратно. В хороший день Леший мог позволить себе купить на вырученный за день урожай пустых бутылок хорошей водки, а на закуску копченой колбасы. Хватало денег даже на то, чтобы пригласить в гости даму полусвета, что пользовались в их кругу устойчивым спросом.
   Несовершеннолетняя девица, с солидным алкогольным и сексуальным стажем. Историю ее жизни от рождения и до момента, когда она оказалась в компании очередного возжелавшего ее прелестей клошары, знал каждый, у кого хватало терпения за стаканом водки выслушать ее историю. Тем более что история была не особенно длинной и вполне укладывалась по времени до третьей порции спиртного. История ее жизни была банальной и простой, повторяя бесчисленное множество историй, что только и могли возникнуть в нищей стране, где горстке богачей, озабоченных погоней за прибылью, плевать на многомиллионное население. Которое для них не более, чем рабочее быдло, существующее лишь для того, чтобы гнуть спины от рассвета, до заката, делая жизнь избранных лучше день ото дня.
   Они купаются в роскоши в стране, некогда бывшей сверхдержавой, ставшей нищей попрошайкой. Протягивающей руки за подачками, в виде зарубежных кредитов, чтобы хоть как-то поддержать жизнь в агонизирующей стране. Но и эти деньги, даваемые западными капиталистами, некогда идейными противниками, а ныне благодетелями и лучшими друзьями, до простого люда все равно не доходили. Оседая в карманах богачей, что правят огромной страной, распоряжаются ее финансовыми и людскими ресурсами. Миллионы и миллиарды зеленых бумажек с портретами умерших американских президентов, оседали на частных банковских счетах. Но по западным кредитам нужно платить, и правящая элита вспоминала про народ, которому эти инвестиции предназначались, но до которого так и не дошли.
   Кому достались пришедшие с запада миллионы и миллиарды не важно. Предназначались они народу, значит, и расплачиваться должен народ. Поэтому да здравствуют новые налоги, долой льготы и прочие послабления, подаренные народу прежней, канувшей в небытие властью. Методом выжимания из людей последних соков, кредиты гасятся, проценты выплачиваются, а значит можно просить новые кредиты и займы. Даже если они предоставляются на кабальных условиях. Все равно за все с лихвой заплатит народ, о котором правители так радеют на словах, предпочитая обдирать, как липку, на деле. А чтобы рабочий класс не загнулся и не опустил рук, не желая более работать, от щедрот своих подбрасывали им подачки. Зарплаты рядовых тружеников некогда великой державы были настолько смехотворны, что иначе, как подачками, назвать их было сложно. Их едва хватало на то, чтобы не умереть с голоду, кое-как одеться, заплатить грабительские налоги, за газ, электричество, коммунальные услуги, растущие как на дрожжах. А еще нужно растить детей, кормить, обувать-одевать, учить. Да и самим иногда хочется праздника, в бесконечной череде серых, и унылых будней. Отдохновения от бесконечной, изматывающей работы только для того, чтобы выжить и воспитать детей, которые придут им на смену.
   Дети заступят на рабочую вахту, когда родители, выжатые как лимон, будут отправлены на пенсию, выброшены на обочину жизни, где им отныне и предстоит пребывать до самой смерти. Если жизнь прожитая в бесконечном напряге была чрезмерно тяжела, то пенсионерская, во много раз хуже. И нет в ней никакой радости, и даже надежды на лучшее будущее. И остается пожилой человек один, никому не нужный, ни на что ни годный, в компании множества болячек, нажитых непосильным трудом. Остается одна радость, - пить. Тем более что сейчас это делать легко, не то, что при прошлой власти, озабоченной здоровьем нации, буквально помешавшейся на антиалкогольной компании. Новой власти на людское здоровье наплевать. Обеспокоена она лишь тем, как поплотнее набить свои карманы, даже если при этом вымрет вся нация.
   В нынешнее время водки, вина, пива и прочей алкогольной продукции было хоть залейся. Жизни не хватит, чтобы попробовать все разнообразие спиртного, заполонившего полки многочисленных, выросших как грибы, винных магазинов, ларьков, и забегаловок, торгующих спиртным на разлив и днем, и ночью, порой откровенным пойлом. Хозяева жизни спешили делать деньги и не важно, какой ценой. И никого не волновало, что ежедневно жертвами зеленого змия, становятся тысячи людей, что алкоголь наносит стране такой урон, какого и не снилось ни одному локальному вооруженному конфликту. Каждый торговец горячительным зельем, старается раздобыть его подешевле, а продать подороже, срубить в легкую побольше денег.
   На вырученные деньги ударными темпами и в кратчайшие сроки строятся очередные питейные заведения, пользующиеся неизменным спросом и дающие стабильный доход. Не зарастет к ним народная тропа. После работы, измотанный и издерганный работяга, затюканный кровососом начальником, физически и морально истощенный, озлобленный на весь белый свет, не видит дороги в обход вездесущих забегаловок, караулящих повсюду свои жертвы. И заманивает она страдальца призывно распахнутыми дверями, зазывая зайти, погасить пылающий в груди пожар, залив его порцией горячительного зелья. И ныряет работяга внутрь рюмочной, чтобы пропустить стаканчик-другой. Зажевать пойло купленным здесь же чебуреком из непрожареного теста, с крохотным комочком мяса внутри, происхождение которого, вряд ли кто из специалистов, смог бы с уверенностью определить.
   И выходит он оттуда пьяный в дымину, и нет больше забот и хлопот, что терзали его душу бесконечно длинный день. Мозг заволакивает приятная пелена, и ни о чем не хочется думать. И бредет очередное потерянное тело на автопилоте домой. А там его ждет замызганная и нервная жена, куча сопливых ребятишек, которым постоянно что-то надо, и которые постоянно орут, чтобы обратить на себя внимание взрослых. Но ему на все наплевать. Он их в упор не видит, не слышит визгливого крика жены, не замечает мелькающих в воздухе, в опасной близости от лица, рук. В голове одна мысль, - добраться до кровати и забыться в алкогольном сне без сновидений, бездонном, как речной омут.
   Завтра все повторится. И так день ото дня, из месяца в месяц, из года в год. И нет надежды, что все изменится к лучшему. Жизнь проходит, и с каждым прожитым в бесконечных заботах, тревоге и маете дней, ее становится все меньше. Не успеешь оглянуться, как уже пришла старость, и не о чем вспомнить кроме работы, и бесконечной череды серых, и однообразно унылых будней. И от одной только мысли о безрадостном конце, на душе становится так погано, что неудержимо хочется выпить.
   Многие не выдерживают, ломаются. К чертям собачьим, работу, семью, если они мешают предаваться любимому занятию. Отныне лишь одна мысль на все времена, - где найти денег на выпивку, а точнее на опохмел, что случается каждое утро. Человек нигде не работает, но деньги находятся, и к вечеру он снова пьян. А когда пропитанный сивухой организм спит, ему нет дела до других, жизненных потребностей. Есть совсем не хочется, достаточно и того огуречного огрызка, что он употребил на закуску в компании таких же алкоголиков, чтобы поддержать организм в работоспособном состоянии. А если денег найти не удалось, есть родной дом, где всегда можно стянуть что-нибудь из вещей, нажитых во время трудовых будней. Когда и он, вместе с безликой массой людей, спешил каждый день на работу, вкалывая до одури за гроши. На эти гроши в семье кое-что покупалось, хотя из-за этих покупок, приходилось себе во многом отказывать. Употребление горячительного зелья, происходило втихую, на заначенные от супруги деньги, которых всегда было мало, чтобы устраивать себе ежедневно маленький праздник.
   Но когда с ненавистной работой покончено, можно воспользоваться ее плодами, стащив из дома какую-нибудь вещь, и обменять ее на спиртное. Тем более что этого добра в городе хоть залейся. На каждого горожанина, от столетних старцев до грудных младенцев, производилось не по одному десятку литров горячительного пойла. В довершение алкогольного изобилия, в процесс зарабатывания денег, активно включились самые, что ни на есть, широкие слои населения, преуспевая на поприще спаивания сограждан.
   И днем, и ночью, в жару и холод, они всегда на посту. Вездесущие старушки, торгующие семечками, в чьих бездонных баулах всегда найдется то, что утешит жаждущего выпить, или опохмелиться. И цены у бабушек гораздо демократичнее, нежели в магазинах и ларьках, чьи прилавки ломятся от алкогольного разнообразия. Качество продукции соответственное, но и цена в 2-3 раза, ниже магазинной. К тому же не факт, что приобретя в магазине спиртное за приличные деньги, человек не нарвется на подделку, еще более гнусную, нежели та, которой торгует на остановке знакомая бабуля.
   Ей можно предъявить претензии, в случае чего. А как их предъявить магазину, да и кому? Высокомерной соплячке-продавщице, отпускающей клиентам спиртное с таким видом, словно она, лишь по великому принуждению вынуждена общаться с отбросами, протягивающими ей мятые десятки и полтинники. Или, может быть, здоровенному детине-охраннику, буравящему посетителей отдела крохотными, поросячьими глазками, едва прорисованными на заплывшей жиром физиономии.
   Попробуй, возмутись и попытайся высказать претензии в адрес магазина и продавщицы, как тотчас же все и начнется. Сопливая продавщица зайдется в истошном визге, обрушивая на голову возмутителя спокойствия шквал оскорблений. Свиноподобный охранник, наконец-то соизволит оторвать жирную задницу от стула в углу, в который он врос окончательно и бесповоротно. И направится в сторону дебошира, поигрывая на ходу резиновой дубинкой. И крикуну лучше умолкнуть и прошмыгнуть серой мышкой в дверь, улепетывая без оглядки, унося на своих плечах шквал оскорблений, щедро навешиваемых на него разошедшейся продавщицей. Ежели бузотер замешкается, или вступит с ней в перепалку, распаляя зашедшуюся в истерическом припадке торговку, подобное поведение грозит ему серьезными неприятностями в лице приближающегося охранника. Когда свиноподобная туша добредет до нарушителя спокойствия, ему не поздоровится. Резиновая дубинка в сильных и умелых руках моментально собьет спесь с любого скандалиста, надолго отобьет охоту жаловаться.
   И будет бедолага отлеживаться недели две, харкая кровью, с трудом выбираясь в уборную, и обратно на диван. Если ему повезет. Если охранник просто от души поработает дубиной, а затем, сграбастав неподвижное тело за шиворот, выволочет из магазина, и забросит в ближайшие кусты. Пускай полежит и подумает о своем недостойном поведении.
   Затем, все также неторопливо, охранник возвратится на свое место в углу, врастая в стул жирной задницей. И все это действо происходит в гробовой тишине, уступившей место непрерывному гомону, столь характерному для подобных мест. В водочный отдел в основном тянется слишком возбужденный люд, зачастую страдающий с жестокого похмелья, которому не терпится скорее принять на грудь, для поправки здоровья. Или трезвый люд, в предвкушении пьянки, которая состоится спустя несколько минут, в ближайшем от магазина закутке. Но после инцидента все они сосредоточенно изучают ценники на бутылках, зачастую отличающегося лишь красочными этикетками. Хотя всем ясно, даже истеричке-продавщице, что название напитков не особенно читаются страждущей публикой, которую больше интересуют цифры на ценнике. Они купят то, что подешевле, потому что выйдет больше. Сосредоточенный обзор прилавка лишь для того, чтобы не встретиться взглядом с налитыми кровью, поросячьими глазками охранника. Чтобы не видеть подрагивающей в руке дубинки, которой он, с удовольствием пересчитает ребра любому, кто вызовет его недовольство.
   Очередь редеет и рассасывается, и все возвращается на круги своя. И только мужик, вкусивший на собственной шкуре всей прелести демократии, больше не пойдет в этот магазин. Слишком чреват во всех отношениях, подобный поход. И паленой водкой отравишься, и матов за минуту выслушаешь столько, что порой и за неделю не услышишь в компании собутыльников. Не мудрено и остаться калекой на всю жизнь, пообщавшись с охранником, и его любимой дубинкой.
   Лучше затариться горячительным у старушки, торгующей днем на бойком месте у остановки, а ночью из квартиры. Тем более, что качество предлагаемого продукта, зачастую ни в чем не уступает магазинному, а порой его и превосходит. И цена у бабули, более демократичная, доступная любому члену общества, даже из числа самых неимущих. И никакого охранника с резиновой дубинкой рядом, готового опробовать ее на тебе за любое неосторожное слово, и брошенный в его сторону, косой взгляд.
   К тому же, получить вожделенную выпивку у уличных торговок можно и без денег. Принесенная из дома вещица обменивалась на порцию алкоголя, а иногда и на несколько. В зависимости от стоимости вещи, с точки зрения торговки. И хотя даже новая вещь оценивалась благодетельницей во много раз меньше ее реальной стоимости, клиенты не роптали, и не стремились сбыть товар в другом месте. Мучительно хочется выпить, и побыстрее, и ни о каких пробежках по городским улицам не может быть и речи.
   И вновь продолжалась пьянка в компании таких же алкоголиков, тянущих из дома последнее. Или же перебивающихся случайными заработками, главным мерилом которых была достаточность на приобретение очередной порции спиртосодержащего пойла. И вновь до утра во дворе слышен хор нетрезвых голосов, о чем-то спорящих, что-то друг другу доказывающих. И лишь под утро, обессиленные после бурной бессонной ночи, расползались они по своим берлогам, чтобы погрузиться в беспробудные, алкогольные сны. Чтобы проснуться вечером с разламывающейся от боли головой, с нутром, выворачивающимся наизнанку от жестокого похмелья, и озаботиться единственным, жизненно-важным вопросом, где взять денег на опохмелку?
   Взять негде. Работа давно брошена, заначки пропиты, а денег, которые приносит в дом работающая на двух работах жена, ему никогда не найти. Остается лишь, воспользовавшись отсутствием в квартире домочадцев, стащить представляющую ценность вещицу, и обменять ее на вожделенную дозу спиртного. Невыносимо тянутся минуты для измученного похмельем организма, а домашние все не расходятся, словно сговорившись следить за ним. Но детям нужно в школу, жене на работу, и квартира пустеет. А спустя еще несколько минут, исчезает из дома и страдалец, прихватив очередную вещь, которую можно обменять на вожделенное спиртное.
   Финал подобной истории всегда одинаков. В конце концов, у жены лопается терпение, из-за беспробудного пьянства мужа, нежелания работать, и постоянных краж вещей. И тогда благоверному указывается на дверь, ключи от квартиры изымаются, а сам он, выставляется за порог. Детям категорически запрещается общаться с беспутным папашей, тем более пускать его на порог.