При жизни графа было немало мужей, получивших первое внушение в бытность его еще мальчишкой. Сперва от деда, потом от отца. Повидал он на своем веку и нескольких смельчаков, что, оказавшись выпоротыми, дерзнули проникнуть в замок, более не пытаясь добиться справедливости у господина, пытаясь выкрасть законную супругу. После отсидки в подземелье, они исчезали навсегда, не рискуя более носа казать в замке. Непослушание каралось смертью. Главная площадь замка была украшена виселицами, которые редко пустовали. На них постоянно раскачивались мертвяки, стуча по дереву окостеневшими телами. Оказаться на виселице, в компании преступного сброда, никому не хотелось. Тем более что рано, или поздно, здешние графы отпускали домой девушек, превратившихся в опытных, многое познавших, женщин. И если их связывала скрепленная церковным обрядом связь с мужем, они возвращались в дом, где их давно перестали ждать.
   И было у мужа краткое счастье от встречи с любимой, о которой мечтал столько лет. И жизнь полная разочарований, с прожженной стервой, повидавшей лучшую жизнь в сравнении с нынешней, пилящей его всю оставшуюся жизнь. Мужики спивались, или добровольно уходили в мир иной, не выдержав жизни с прожженной стервой и шлюхой. Вместо нежной, любящей подруги, милой и невинной, из графского замка возвращалась в дом прожженная стерва, мегера, нормальной жизни с которой не могло быть в принципе, и ничто, кроме смерти, не могло разорвать постылых семейных уз. Затюканный и спившийся муженек умирал, вдова, продав за бесценок имущество, возвращалась обратно в замок, чтобы начать новую жизнь. Жизнь, в которой не будет деревенской грязи, пахнущего навозом мужа с грубыми руками.
   …Стоя на свадебном пиру, граф продолжал разглагольствовать, пожирая маслянистыми глазами деревенское чудо, аппетитное во всех направлениях, хоть спереди, хоть сзади. Чем ниже опускались к земле глаза присутствующих, тем плотнее прижимался граф к вожделенному телу. Он был готов воспользоваться правом сеньора прямо здесь и сейчас, на простом деревянном столе, смахнув на утрамбованный земляной пол посуду, бутылки и снедь. Настолько сильно запала в душу сельская красотка, что тесно стало от возбуждения в штанах. А когда он крепко ухватил ее за твердый, упругий, приподнятый кверху, а не отвисший, как у большинства женщин зад, граф почувствовал, как затрещали штаны, от рвущегося на волю вздыбившегося мужского достоинства.
   Волна вожделения захлестнула графа, накрыла с головой и понесла по чарующим волнам. Он не замечал никого и ничего вокруг, во всем мире существовала только она, да еще деревянный стол, который на данный момент был не худшим местом для любви, чем самое роскошное ложе в графском замке. Не убирая руки, напрочь прилипшей к упругой заднице красотки, ничего не соображая от захлестнувшего разум желания, другой рукой рванул ворот платья невесты. Материя с громким треском разорвалась, свадебное платье расползлось едва ли не до пояса, выпуская наружу волнующие округлости грудей. При виде такого великолепия, граф окончательно потерял голову. Рукой, сжимающей задницу невесты, резко развернул ее спиной к столу, и толкнул вперед, в гущу тарелок и бутылок со спиртным.
   Краем уха он услышал то ли вздох, то ли стон, вырвавшийся из чьей-то груди. Кто был этот воздыхатель, один из стражников, застывших в паре метров, положив руки на рукояти мечей, во избежание намека на конфликт, который может устроить деревенское быдло. Или эта здоровенная, заросшая волосами махина в наряде жениха, застывшая в метре от него, буравящая глазами. Не стоило думать о подобной мелочи, тратить драгоценные мгновения. Прямо перед ним, распростерлось такое аппетитное, и послушное тело, ожидающее его проникновения внутрь.
   При падении на стол, платье невесты задралось, открыв алчному взору загорелые стройные ноги, и в глубине их, пучок черных волос, скрывающих самое сокровенное, что может быть у юной девы. Ее первым мужчиной по праву рождения станет он, правитель окрестных земель. И плевать, что все произойдет не в уютной и интимной обстановке одной из множества роскошных спален замка, а на грубом деревянном столе, в присутствии многочисленных зрителей, которые хоть и не осмеливались глаз поднять, но прекрасно все видели. И он опустил руку вниз, к штанам, выпуская наружу вздыбившееся мужское естество.
   И в этот миг родилось движение. Застывшая в метре от него, доселе неподвижная глыба деревенского кузнеца, супруга юной девы, с которой граф так жаждал совокупиться, ожила. Взлетела вверх и стремительно опустилась вниз рука с пудовым кулаком привыкшая помногу часов кряду стучать молотом по раскаленной до красна железке, придавая ей нужную форму. Взлетела и опустилась вниз с хрустом, превращая голову высокородного и высокомерного графа в бесформенную лепешку, состоящую из раздробленных костей, крови и ошметков мозгов. В тот же миг опешившие графские стражники, бросились на наглеца, чтобы порубить в лапшу подонка, посмевшего поднять руку на благородного графа. А их повелитель, бездыханной грудой распростерся возле божественных ног сельской красавицы, в глубину которых так жаждал войти, дабы познать неземное блаженство.
   Взлетели в воздух остро отточенные лезвия мечей, и со свистом рассекая воздух, рухнули вниз, грозя развалить надвое любого, кто окажется на их пути. Только не на ком было опробовать остроту мечей и силу удара. Кузнец, только что стоявший под занесенными над его головой мечами, в последний момент скользнул за их спины. А затем, ухватив стражников за доспехи, с такой силой треснул лбами друг о друга, что головы раскололись, как гнилые орехи. Мгновение спустя еще два трупа покоились рядом с телом графа, пропитывая земляной пол смесью крови и мозгов.
   Третий стражник, застывший в дверях, не мог принять решения. Помочь товарищам, или воздержаться, предоставив им самим рассчитаться со здоровенным детиной, деревенским кузнецом. Увидев их смерть, он принял единственно верное решение. Отбросил зажатый в руке меч, резво развернулся и со всех ног кинулся к привязанным у входа лошадям, словно за ним гналась дюжина чертей. Стражу хотелось жить, поэтому мгновение спустя он уже был в седле и, перерезав уздечки остальных коней, с места рванул в галоп, к замку. Пред светлые очи графини, давно мечтающей о том, чтобы ненаглядный супруг свернул шею где-нибудь на охоте, или помер от сердечного приступа в постели одной из любовниц заполонивших замок.
   Заметив метнувшегося к выходу стражника, заслышав удаляющийся конский топот, Леший, понял, в запасе у него остались считанные часы, чтобы попытаться спастись, спрятаться от мести графской родни. И хотя про отношения графа с графиней гуляли по округе самые невероятные слухи, будто бы графиня люто ненавидит мужа, пренебрегающего ею, в пользу многочисленных любовниц заполонивших замок, надеяться на то, что это ему сойдет с рук, не стоило. Она просто обязана жестоко покарать того, кого должна искренне благодарить.
   Овдовев, она становилась полновластной хозяйкой земель и поместий графства. Земля, деньги, имущество и слуги, отныне принадлежат только ей. Больше никто не станет указывать ей, как надлежит себя вести примерной жене и матери, погружаясь на глазах у всех в пучину разврата и порока. Отныне она сама себе госпожа и станет жить так, как посчитает нужным, а не как желал ее похотливый и сластолюбивый супруг. С каким удовольствием она поквитается со смазливыми горничными и экономками, что имели наглость презрительно поглядывать на нее при встрече, самым нахальным образом игнорировать ее распоряжения, и даже дерзить. Шептаться и посмеиваться над ней, чувствуя себя в полной безопасности за спиной графа, которую они любили нежно оглаживать, или царапать в порыве страсти, когда хозяин замка навещал прекрасных служанок. Она отплатит им сполна за годы унижений.
   Если бы не красивые, рослые парни, которых она включила в штат садовников замка, графиня бы сошла с ума от злости. Муж делал вид, что не замечает ее шалостей с молодыми садовниками, открыто развлекаясь с многочисленными любовницами на виду у всех обитателей замка. Ей же приходилось постоянно прятаться и таиться, чтобы ее маленькие любовные утехи не стали достоянием гласности, чтобы не застукал на месте преступления муж и господин. То, что было дозволено графу, не позволялось супруге. Он здесь был полноправным хозяином, а она, лишь вынужденным дополнением, женой благородного происхождения, положенной ему по статусу. Хотя она выполнила предназначение примерной матери и жены, нарожав графу кучу наследников, она нисколько не сомневалась, что с самого начала не было ей места в его сердце, занятого более смазливыми мордашками, пусть и неблагородного происхождения.
   Даже при обилии детей, зачатых от графа, она ни на миг не обольщалась в его истинных чувствах. Количество ночей проведенных им в супружеской постели, не намного превышало количество детей, родившихся у супруги. Одержимый идеей большого количества наследников, он посещал супружескую спальню в дни, рекомендуемые личным астрологом. В наиболее благоприятные для зачатия дни, подробный перечень которых, был составлен астрологом, на много лет вперед. В иные ночи, заманить господина графа на супружеское ложе, было невозможно. Когда терпению супруги приходил конец, и она указывала мужу на его обязанность исполнять супружеский долг, он находил сотню веских причин, почему именно сейчас, он не в состоянии этот долг исполнить.
   Граф получил отличное образование, и его супруга, желающая всего лишь почаще видеть мужа в супружеской постели, в результате спора, всегда оказывалась проигравшей стороной, выглядя полнейшей дурой. Хотя ей доподлинно было известно, какими такими важными делами занимается любимый муженек. Чем он занят до изнеможения, что на посещение супружеской постели у него не остается ни времени, ни сил. Если и есть у него дела государственной важности, то решаются они в светлое время суток. А ночью граф, как и все нормальные люди отдыхает. Вот только в силу своей похотливой сущности, граф предпочитает отдыхать не на супружеском ложе, а в объятиях смазливых любовниц, коими он наводнил замок.
   Но теперь все в прошлом. Примчавшийся в замок взмыленный стражник, уехавший рано утром с графом в очередную, бесконечную и бесцельную прогулку, явился один. Трясущийся, словно осиновый лист и бледный, как смерть, он повалился перед госпожой на колени, поведав о страшной трагедии, приключившейся в маленькой деревушке, в нескольких десятках миль от замка, где господин граф принял страшную, и нелепую смерть. Валяясь в пыли у ее ног, целуя сапоги хозяйки, он молил о пощаде. Долго еще его крики отдавались в ее ушах, пока слуги тащили стражника, не сумевшего защитить господина, ко входу в подземную темницу, где ему надлежит ожидать решения своей участи. Когда у госпожи появится время решить судьбу узника, если она вспомнит когда-нибудь вообще о такой мелочи, как томящийся в подземелье стражник.
   Во-первых, нужно примерно наказать крестьянина, дерзнувшего поднять руку на своего господина. Убийством графа он показал дурной пример остальным, а дурной пример заразителен, это общеизвестно. И хотя на памяти графини не было крестьянских восстаний, но в семье хранились предания о временах, когда чернь озверела, потеряла веру в бога и государя, и принялась громить замки и усадьбы страны. Немало во времена той страшной смуты от вил и топоров черни приняло смерть знатных родов королевства, немало благородных девиц было унижено и обесчещено. Знатные дворянские фамилии понесли огромные потери, а некоторые были изведены под корень.
   И если бы не вмешательство главного дворянина страны короля, неизвестно, чем бы закончилась смута, с каждой разграбленной усадьбой и разрушенным замком, все разрастающаяся. И лишь после того, как король с армией выступил против толпы озверевшей черни, вкусившей благородной крови, познавшей прелесть изысканных женских тел, смута была подавлена. Отчаянно сражались мятежники, понимая, пощады после учиненных ими злодеяний, ожидать не приходилось. Что может поделать огромная, вооруженная, чем попало толпа, против прекрасно обученной, отлично вооруженной и дисциплинированной армии.
   Мятежники проиграли. Большая часть была убита в бою. Немногие, поверившие в королевскую милость сдались, и были казнены. Но дорогах стояли бесконечные частоколы виселиц, украшенные истерзанными пытками, телами. Каленым железом вырывалось у казнимых признание о том, кто был замешан в смуте, кто помогал, и как. Пользуясь полученными под пытками признаниями, люди короля, хватали и отправляли на пытки, а затем на виселицу, все новые толпы несчастных. Лишь после того, как вассалы короля обратились к сеньору с просьбой о помиловании мятежников, он издал специальный указ, дарующий всем прощение.
   Не из сочувствия к несчастным, не из жалости, бароны и графы кинулись защищать простой люд, еще вчера громивший их усадьбы и замки с вилами и топорами. Просто их владения обезлюдели, почти совсем не осталось в них мужчин старше 12 лет. Они либо были казнены, либо томились в тюрьмах, ожидая очереди на виселицу. Королевские плотники сбили руки в кровь, денно и нощно продолжая выдавать на поток шеренги виселиц, что без промедления украшались несчастными висельниками. Благодаря королевскому указу оставшиеся в живых мужчины вернулись домой, измученные и смертельно напуганные, чтобы еще когда-либо, даже мысленно, участвовать в каком-нибудь преступном, деянии.
   С тех пор прошли десятилетия, но у черни не возникало и мысли о неповиновении. А здесь не просто неповиновение, открытый бунт. Жестокое убийство графа и его слуг на глазах всего деревенского люда, что могло послужить дурным примером. Подобное кощунство не могло остаться безнаказанным. Наказание должно быть настолько суровым, чтобы впредь никому не повадно было не повиноваться своему господину, даже в самом диком его поступке и желании.
   Графиня, ставшая благодаря убийству супруга полновластной хозяйкой здешних земель, немедленно отдала приказ доставить в замок кузнеца, закованного в цепи, чтобы преступник после публичного суда, принял мучительную смерть. Смерть его будет ужасна. Палач, получив указания, точил топор, готовясь исполнить волю графини, после того как она, выслушав признание кузнеца в учиненном злодеянии, при всем честном народе решит судьбу злодея. Заплечных дел мастеру было сообщено, что для злодея убившего горячо любимого супруга, графиня выбирает казнь через четвертование. Пусть палач вострит топор, протирает от пыли давно простаивающее без дело колесо, к которому привязывают приговоренного, с руками и ногами, растянутыми в стороны. Пускай его подмастерья, наполняют стоящую рядом бочку водой, чтобы приводить несчастного в чувство, на каждой стадии мучительной казни.
   Сначала злодею отрубят руку, ту самую, которой он убил господина. Затем отрубят вторую. Когда негодяй лишится рук, настанет черед ног. После каждого укорачивания тела, потребуются ведра ледяной воды, чтобы привести его в чувство. Чтобы смерть он принял не в блаженном забытье, а в сознании, задыхаясь от безумной боли. И только после того, как все конечности злодея будут отсечены, и упадут в грязь у подножия колеса, а их обрубки умоются кровавыми слезами, графиня, вдоволь насладившись мучениями, отдаст приказ палачу завершить казнь. В последний раз взметнется топор и со свистом рухнет вниз, на сведенную мучительными спазмами шею, с вздутыми венами, переходящую в перекошенное нечеловеческими муками, лицо. И покатится в грязь отрубленная голова, с навечно застывшим ужасом в выпученных глазах, с раззявленным в беззвучном крике, ртом.
   Все обитатели замка, от мала до велика, будут собраны на лобном месте замка, чтобы никто не остался в стороне от намеченного действа. И они будут наблюдать весь процесс казни с неослабным вниманием, а стражники графини проследят, чтобы все было именно так. И пусть до их тупых мозгов дойдет увиденное, чтобы они и сами зареклись на всю жизнь, и детям завещали никогда, ни при каких обстоятельствах не идти против господской воли. И тем более не поднимать грязных рук, на правителей данных им богом. Голове казненного долго не будет покоя. В назидание, устрашение и напоминание прочим, надлежит ей красоваться долгое время на видном месте, будучи посаженной, на кол.
   Поквитается она и с жителями селения, в котором было совершено злодейское убийство ее супруга. Посланные в деревню люди, помимо цепей для кузнеца, везли туда множество плетей, которые всласть погуляют по спинам всех без исключения взрослых жителей, будь то мужчины, или женщины. По полсотни ударов плетью бабе, по сотне на мужика, плата селян за попустительство, молчаливое потворство преступлению. За то, что не накинулись всем скопом на злодея, не заломили руки за спину прежде, чем он посмел поднять их на господина. Велено было графским слугам никого не жалеть и не делать поблажек на возраст, или пол. Пороть всех одинаково крепко, будь то столетняя старуха, старец, или беременная баба. Деревенщина должна получить сполна, чтобы выбилась из них дурь через спины и задницы. Чтобы и дети, и внуки, и внуки их внуков помнили о том, чем чревато неповиновение и молчаливое соучастие в преступлении. И не беда, если в усердии своем господские слуги запорют насмерть пару-тройку человек. Это даже лучше, память о всеобщей порке станет еще более крепкой, и не сгинет после того, как уйдут с тела рубцы оставленные плетью. А затем она обложит их таким налогом на похороны убиенного графа, что они взвоют громче, чем под плетьми, и позавидуют тем, кто не пережил порки.
   И только одну девицу было велено не трогать, доставить в замок в целости и сохранности. Девицу, из-за которой погиб ее похотливый муженек. Посмотрит на нее, а потом лично сделает так, чтобы ее красота никого более не пленяла. Искромсает симпатичное личико так, что после того, как девка станет вдовой, она будет молить небеса, чтобы ее взял в жены хоть какой-нибудь урод. Но графиня женщина честная и справедливая, она не даст погибнуть и умереть от голода и холода под забором бедняжке, не успевшей вкусить сладостей супружеской жизни. Она позаботится о том, чтобы несчастная вдовушка сполна познала плотскую любовь.
   Сперва она позабавится с деревенщиной с помощью щипцов и ножа, придав ее лицу выражение более пристойное простолюдинке. Затем отправит на неделю в казарму стражников, где все желающие смогут позабавиться с ней, сполна вкусив сочных женских прелестей, расплачиваясь за любовь оплеухами и тумаками. За неделю она получит столько мужского внимания и любви, что воспоминания об этой неделе, на всю оставшуюся жизнь отпечатаются в ее мозгу.
   Можно было отправить ее в казарму и с неиспорченным личиком, во всем блеске юной красоты. И оставить там подольше, со злорадством наблюдая, как некогда цветущее и миловидное создание, превращается в потрепанную жизнью женщину с землистого цвета лицом, в синяках и ссадинах, оставленных на теле любвеобильными клиентами. Она даже может на этом неплохо заработать, продавая красоту всем желающим, а не только воинам в казарме.
   Но она предпочтет первоначальный план. Изуродует лицо деревенской красотки, прельстившись которым, так глупо погиб муженек, оставив ее вдовой в расцвете лет. И хотя статус вдовы в обществе не самый приятный, она из-за этого не переживала. Теперь она свободна и богата, как никогда прежде, и все женихи королевства вскоре будут у ее ног. Теперь не ее, дворянку из знатного, но захиревшего рода будут выбирать в жены, как породистую лошадь. Не станут похотливо заглядывать за вырез платья, ощупывать глазами задницу, скользить похотливым взглядом по ногам. Не станут женихи высокомерно прохаживаться подле нее и прочих девиц на выданье, привезенных родителями на королевский бал исключительно ради знакомства с будущими мужьями. Продать дочерей подороже, подыскать партию получше. И никого не волнует, придется ли девице по сердцу человек, заключивший соглашение с ее родителями, предложив ей руку и сердце, от которых она не сможет отказаться, даже если пожелавший ее господин будет омерзителен. Хорошо, если будущий супруг будет сравнительно молод и привлекателен, чтобы с ним можно было ужиться. И если не полюбить, то хотя бы привыкнуть, чтобы ночи, проведенные в супружеской постели, не казались одним нескончаемым кошмаром.
   Графине в этом отношении повезло больше, нежели прочим девицам на выданье в день, когда пришел черед выбора. Не сказать, чтобы она была лучше прочих благородных девиц, выставленных на балу на всеобщее обозрение, словно вещи на аукционе. Были девицы и симпатичнее, с более пленительными формами. Она уступала многим по красоте и женским прелестям, но зато превосходила прочих претенденток на удачное замужество по чистоте благородной крови. Ее род не принадлежал к породе мелкопоместных дворян, владеющих одним, или двумя имениями, не могущих похвастаться ни богатством, ни громким титулом. Тем было все равно, куда пристроить дочерей, лишь бы будущий супруг был побогаче и познатнее.
   Графиня принадлежала к старинному роду, одного корня с королевским. Род ее по крови принадлежал к королевской ветви, и это было ее приданным. Отец не кидался на всех подряд, выбирая, дочери достойную партию. Чтобы человек был при титуле не менее графского, и при этом еще и богат, что все вместе встречалось не часто. Старинные рода, к которым принадлежала графиня, за века растеряли былую славу и величие, изрядно обветшали и пришли в упадок, тратя все силы и средства для того, чтобы поддерживать видимость существования, достойного их титула. Но чаще всего за душой они не имели ничего кроме долгов, и по несколько раз заложенных и перезаложенных поместий и родовых замков. Зачастую их суммарной стоимости не хватало, чтобы расплатиться с кредиторами. Спасти род от неминуемого краха могла лишь удачная женитьба, или замужество. Именно на сыновей и дочерей возлагали стареющие родовитые аристократы надежды на возрождение угасающего древнего рода.
   Подобная история случилась и с родом графини, отец которой, не смотря на громкий титул и родство с королями, был беден. Беднее большинства мелкопоместных дворян, которых презирал. Многие вассалы были в десятки, и даже сотни раз богаче сеньора, которому стоило неимоверных усилий поддерживать видимость достатка в замке. Но делать это становилось все труднее год от года. Все сложнее было придавать приличный вид старью, что окружало графиню с рождения. И все время рос, подобно снежному кому, долг отца перед кредиторами, грозя однажды накрыть его с головой. И тогда прощай все, фамильный замок и родовые имения, здравствуй позор и унижение, что ожидают разорившийся аристократический род. И тогда одна дорога, на поклон к королю, быть может, тот назначит родственникам по крови небольшую пенсию, чтобы не околеть с голоду под чужим забором.
   С женитьбой единственной дочери, отец не прогадал. Он выбрал для нее лучшую во всем королевстве, партию. Средних лет граф, не из древнего, но уважаемого рода, к тому же невероятно богатый. С женитьбой дочери вопрос о крахе древнего рода отпал сам собой, кредиторы получили причитающиеся им суммы. Графиня обрела супруга, которому могли позавидовать все девицы на выданье. Отец помимо полного погашения долгов, получил от зятя ежемесячное денежное пособие, которое позволяло ему вести привычный образ жизни.
   Щедро расплатившись с тестем, зять взял с него слово чести, что старый граф никогда больше не женится, и не будет у него иных детей, кроме дочери, которая наследует имущество семьи и титул. Именно древний титул и были той ценностью, на которую позарился граф, а вовсе не на образование графини, ее женские прелести и красоту.
   Сделкой все остались довольны. Отец графини, и по сей день был в восторге от удачного брака, позволившего пристроить дочку в хорошие руки, и поиметь от этого ощутимую выгоду. Зять заимел жену из рода равного королевскому и даже состоящему с ним в родстве, лучший способ показать спесивым соседям, кто есть кто. Графиня получила не старого еще супруга, а в дополнение к нему роскошный замок и красивую жизнь, о которой она мечтала всю жизнь в унылом, и безлюдном, обветшавшем родовом замке.
   И лишь много позже, узнав о похотливом характере муженька, графиня поняла, что не так уж ей повезло, в расплату за роскошную жизнь она получает насмешки, ехидные реплики и перешептывания за спиной. И терпеть их приходилось от простолюдинок, которые родились достаточно привлекательными для того, чтобы привлечь внимание похотливого графа. Не мало провела она бессонных ночей, выплакивая ручьи слез в подушку, в одиночестве, прекрасно зная о том, что ее муженек занимается любовью в одной из многочисленных спален замка, со своей очередной пассией, а то и сразу с несколькими.
   И она ничего не могла поделать. Она надеялась, что рождение детей хоть как-то повлияет на похотливого супруга, заставит его остепениться, и больше времени уделять жене. Но она просчиталась. Появление наследников не заставило его отказаться от любовных похождений. Спорить с графом и перечить было бесполезно. В результате ссоры она оказывалась отправленной в ссылку, под благообразным предлогом проведать отца, погостить у него с внуками. Ссылка затягивалась на месяцы, пока граф, вдоволь натешившись со смазливыми служанками, вспоминал о существовании жены и детей, милостиво возвращая их обратно в замок.