Салов Андрей. Семь смертей Лешего

   В лесу от золота толку не было, оно понадобится позже, когда они вернутся в мир людей, падких до презренного металла. С ним можно позволить себе все, от еды и питья, до изысканных любовных утех. Золотом можно заплатить за чью-то жизнь, а также выкупить жизнь собственную, если в том возникнет такая необходимость.
   Дополнял снаряжение кузнеца выкованный собственноручно обоюдоострый нож, более похожий на короткий меч, которым ловко орудовали в старину римские легионеры. Леший неплохо им управлялся, о чем могли бы засвидетельствовать исчезнувшие в последнее время в лесу графские егеря, имевшие неосторожность столкнуться с ним в лесу. С таким ножом, Леший не боялся даже черта, и искренне не завидовал тем из графских прихвостней, кто подвернется ему под горячую руку.
   Минута на сборы, и кузнец потянул жену внутрь дома. Он не собирался там прятаться, отсиживаться в погребе, или чулане, тешась наивной надеждой, что их не найдут и оставят в покое. Дом кузнеца примыкал к лесу, что весьма кстати для того, кому нужно незамеченным выбраться в лес, или вернуться оттуда с поклажей. Издавна Лешие пользовались черным ходом для того, чтобы поохотиться в лесу и незаметно вернуться с добычей. Настал черед воспользоваться черным ходом для спасения жизни.
   Продолжая одной рукой тащить за собой не пришедшую в чувство и упирающуюся супругу, держа в другой здоровенный мешок с провизией, пряча за пазухой кожаный мешочек с золотом, а за поясом огромный тесак, кузнец пинком открыл калитку и оказался в лесу.
   В лесу супруга смирилась с положением беглянки, перестала упираться, стремясь вырваться из крепких рук мужа и вернуться домой. Туда, где чувствовала себя в безопасности, не желая думать о том, что станет с ней, когда в деревню нагрянут люди из замка. Наивно надеясь, что когда ее доставят пред светлые очи графини, она на коленях вымолит прощение. Для себя, что красотой и прелестью стала невольной причиной трагедии, и супруга, действовавшего в безумном ослеплении, из-за огромной любви. Графиня тоже женщина, она обязательно поймет и простит. И если даже накажет, то самую малость, так, для вида. А потом они заживут в мире и согласии. И не нужно будет всю оставшуюся жизнь скрываться, постоянно опасаясь за свою жизнь.
   И не нужно никуда бежать, этим они делают себе только хуже. Как этого не может понять муж, настойчиво влекущий ее за собой, вглубь леса. Если он так боится за свою жизнь, пускай бежит и прячется в лесу, пока она не встретится с графиней и не добьется для них прощения. Она обязательно отыщет его и принесет радостную весть о прощении, о том, что для них начинается новая жизнь, лишенная постоянного страха за жизнь. Но он настойчиво тянет ее за собой, не внемля мольбам и уговорам, не желая понять простых истин. Чем дальше они углублялись в лес, тем слабее становились ее попытки освободиться. Вскоре супруг освободил ее из тисков медвежьей хватки, уверенный в том, что теперь она будет рядом и не попытается сбежать.
   Огромны раскинувшиеся на графских землях леса. Много всякого зверья обитало в их непролазной глуши. Встреча со многими из них не сулила человеку ничего хорошего, если он не был, как следует, подготовлен к ней. Леший был готов к любой встрече, будь то медведь, или волчья стая. И хотя так далеко он еще не забирался, но не боялся заблудиться, отлично ориентируясь в лесу. Придерживаясь выбранного направления, чтобы достигнуть цели, к которой он так стремился.
   Его молодая супруга если и бывала раньше в лесу, то только в начале, страшась заблудиться и остаться там навсегда, став жертвой дикого зверя, или лихих людей, что нередко находили пристанище в глухих лесных чащобах. И поэтому она более не предпринимала попыток повернуть обратно, целиком положившись на супруга, проникшись уверенностью, с которой он пробирался вперед, сквозь непролазные дебри. Он знает куда идти, а значит, есть надежда на спасение. Хотя и не прельщала ее жизнь, в которой нужно постоянно скрываться, чтобы не попасться в руки графских прихвостней. Ибо тогда над ними свершится суд, и исход его будет плачевным для беглецов. Теперь госпожа не поверит в их невиновность. Бегством они признают свою вину, и рассчитывать на графскую милость им более не приходится.
   Леший шел вперед, зорко вглядываясь в лес, по одному ему известным приметам придерживаясь нужного направления. Ему и в голову не могло прийти и тени тех мыслей, что переполняли прелестную головку супруги. Рассчитывать на справедливость графини безумие, а кузнец себя безумцем никогда не считал. Он был реалистом и трезво смотрел на жизнь. Он прекрасно понимал, что, сдавшись на милость графини, обрекает их на унижение, позор, и мучительную смерть.
   Прятаться в лесу в надежде переждать наезд графских слуг, тоже было глупостью. Графские прихвостни, перевернут все вверх дном, носом будут рыть землю, но обязательно отыщут их и доставят своей госпоже, чтобы полной чащей испили они унижение и боль. Сбежать и поселиться в одной из деревень принадлежащих графине, лишь на время отсрочить неизбежное. Чужие в деревне не останутся незамеченными. Оповещенные графскими слугами люди приложат максимум усилий для того, чтобы схватить и доставить чужаков в замок, надеясь заслужить благосклонность госпожи и получить награду за службу.
   Единственный вариант остаться в живых, - затеряться в большом городе, куда кузнец и держал путь. Вольный город расположился в неделе пути от их селения. Там Леший бывал не раз. Сначала с дедом, затем с отцом, отвозя на городской рынок излишки изделий из металла, неизменно находящих покупателя в городе.
   Город поражал шумом и многолюдьем, что было особенно непривычно для Лешего, привыкшего к деревенской тиши, где самым громким звуком был стук молотка о наковальню. По приезде на рынок Леший всегда старался держаться с отцом, или дедом, боясь потеряться, утонуть в полноводной человеческой реке, проистекающей во всех направлениях, закручиваясь в водовороты возле базарных рядов, растекаясь по сторонам бесчисленными ручейками.
   Там ничего не стоило затеряться в городском многолюдье, навсегда укрывшись от глаз графских ищеек. Законы графства на вольный город не распространялись, слово графа здесь не стоило и ломаного гроша. Это был вольный город, который не признавал над собой чьей-либо власти. Ни графов, ни герцогов, ни даже самого короля.
   Многие окрестные аристократы мечтали подмять под себя богатый город. Больше всех мечтал об этом король, главный дворянин страны, богатство которого, не шло ни в какое сравнение с сокровищами вольного города. Неоднократно королем, или кем-нибудь из его могущественных вассалов, предпринимались попытки силой захватить власть над богатствами вольного города, поработить его жителей. Но всякий раз город давал нападавшим достойный отпор, прогоняя из-под своих стен многочисленные наемные, или собранные из ополченцев армии. На многие годы, а то и десятилетия, в очередной раз, обломав зубы о неприступные стены города, знать, отказывалась от попыток его покорить. До тех пор, пока очередной король, герцог, или граф, позабыв о позорном поражении, преисполненный презрительного высокомерия к горожанам, вновь приводил армию к стенам города. С тем, чтобы спустя некоторое время бежать с позором, поджав хвост, как побитая собака.
   Никому и никогда не удавалось покорить, поставить на колени вольный город, не имевший собственной армии для защиты городских укреплений от очередного захватчика, дерзнувшего посягнуть на его богатство и величие. В городе было лишь несколько небольших отрядов наемников-профессионалов, в обязанности которых входила охрана городских ворот, поднимаемых ночью и опускаемых днем подвесных мостов и решеток, прикрывающих доступ в город. А также проверка всех приходящих, чтобы под личиной простолюдинов, не пробрались в город воины какого-нибудь очередного завоевателя. Не пронесли под простыми одеждами мечи и кинжалы, не попытались бы ночью перебить стражу, и открыть доступ в город армии очередного аристократа.
   Вход в город с оружием был запрещен всем без исключения. Слишком дорогой ценой, оплачивались подобные исключения, о чем могли бы с горечью поведать другие, некогда вольные города, ныне собственность кого-нибудь из благородных правителей. Если человек прибывал к городу с оружием, он должен был оставить его у городских ворот, и только после этого пройти внутрь. Возвращаясь, человек получал свое оружие обратно. Без оружия в это неспокойное время, не обходилось ни одно путешествие, даже самое короткое. Слишком часто на дорогах встречались лихие люди, а то и целые преступные сообщества, охочие до чужого. Если человек при входе прятал оружие под одеждами, он признавался шпионом, со всеми вытекающими последствиями. Шпионов в городе не любили, их вывешивали возле ворот на всеобщее обозрение, как напоминание о том, что нужно свято придерживаться установленных в городе порядков, и не пытаться их обойти. На грудь повешенного вешалась табличка с надписью «шпион».
   Город был надежной цитаделью для всех, кто искал убежища от могущественных врагов благородного происхождения. Из беглецов, нашедших приют в вольном городе, получались честные и бескорыстные защитники его вольностей и свобод. В них возникала потребность, когда очередная армия осаждала город, штурмовала стены. Чтобы покончить с его вольностью, а также прибрать к рукам сокровища города, созданные трудом его жителей-ремесленников.
   В момент опасности, все жители города мужского пола могущие держать оружие в руках, спешили на стены. Доставались из чуланов и кладовок доспехи, извлекались на свет божий мечи и секиры, тысячи вооруженных людей полных решимости сражаться оказывались на городских укреплениях. И горе дерзнувшему напасть на них. Как бы ни была сильна неприятельская армия, но ее умение и напор разбивались о каменную прочность людей, сражающихся за свои права и свободы.
   Штурмовать стены было пустой затеей, оборачивающейся кучей трупов с атакующей стороны. Сотни нападавших гибли на подступах ко рву, опоясывающему город со всех сторон. Еще больше их оказывалось на дне рва, пытавшихся преодолеть его вплавь, или на подручных средствах. Тем, кому удалось достигнуть подножия стен города, предстояло подняться вверх, под градом сыплющихся сверху камней, лавой кипящего масла и расплавленной смолы, во множестве падая вниз со сбрасываемых со стен лестниц.
   Безумное истребление не могло продолжаться бесконечно. Потеряв боевой дух, неприятель обращался в позорное, паническое бегство. Но чтобы оказаться вне досягаемости городских лучников, нужно вновь пересечь забитый мертвецами ров, а затем преодолеть еще добрую сотню метров, под зловещий посвист стрел несущихся вдогонку со стен осажденного города. У уцелевших после штурма и последовавшего за ним бегства, на всю жизнь оставалась память о вольном городе, и никакое золото, предлагаемое феодалами, не могло заставить их вернуться туда с оружием в руках.
   Наемные армии, время от времени предпринимающие попытки овладеть вольным городом, сражались исключительно за золото. Горожане дрались не из-за денег, их мотивация была гораздо более значимой, нежели горсть монет из презренного металла. Они сражались за свободу, за вольность, неподвластную феодалам, для которых вольный город, был как бельмо в глазу. И пока в городе остается хоть один мужчина способный держать в руках оружие, вольный город будет жить и сражаться.
   В нем искал спасения Леший, туда вел жену. Он знал дорогу к городу, где бывал много раз с дедом и отцом, помогая управляться с товаром, вывозимым на городскую ярмарку, шумевшую каждый день, и круглый год. Городская ярмарка не чета тем ярмаркам, что дважды в год устраивались в замке, на которые съезжались крестьяне со всей округи, чтобы продать излишки и прикупить необходимое для своего хозяйства. Графские ярмарки длились две недели и случались дважды в год, после чего многочисленные подводы, прибывшие из окрестных деревень, разъезжались по домам, чтобы вновь собраться спустя полгода.
   За оставшееся до очередной ярмарки время, большинству приходилось довольствоваться тем, что есть, в ожидании очередного открытия торговли в замке. Жившие вблизи городов, могли посещать ежедневные базары, если домашние дела не препятствовали в этом. Лешие всегда находили для этого время, продавая производимые ими излишки, и закупая все необходимое.
   И хотя Леший шел лесом, но твердо придерживался выбранного направления, не боясь сбиться с дороги и заблудиться. Леший с рождения дружил с лесом, изучил все, что должен знать охотник для того, чтобы не пропасть в нем. Он был уверен, не пройдет и двух недель, как они выйдут из леса, и останется всего несколько часов пути по дороге до города.
   Эти последние часы могут оказаться самым серьезным испытанием на их пути. И хотя с момента бегства пройдет две недели, возможно, их будут продолжать искать. А значит именно на дороге существует наибольшая опасность повстречаться с графскими соглядатаями. А значит там и пригодится выкованный Лешим короткий меч, с которым он так ловко умел обращаться. После встречи с клинком Лешего не выживал ни зверь, ни человек, и горе тому, кто осмелится стать на его пути.
   Если бы Леший шел один, он бы добрался до города гораздо раньше, чем через две недели. Но с ним была девушка, за которую он нес теперь ответственность, как за самое дорогое существо. Он благодарил небеса за то, что в жены ему досталась не только стройная и красивая девушка, но и крепкая, упрямая женщина, которая не ноет, не падает на ходу, стойко перенося лишения.
   Молодая жена довольствовалась непродолжительным отдыхом, куском мяса и ломтем хлеба, запивая пищу глотком вина. Ночью, укутавшись в медвежьи шкуры, они согревали друг друга теплом своих тел. Именно в таких, не самых комфортных условиях, и случилась их первая близость. Именно кузнец Леший, а не какой-то сиятельный граф, стал ее первым мужчиной, и он сделает все, от него зависящее, чтобы навсегда остаться единственным мужчиной в ее жизни.
   Едва на лес опускалась тьма они, закутавшись в медвежьи шкуры, скидывали с себя все лишнее, чтобы предаться жаркой любви, тем более пылкой, чем более холодными и промозглыми становились ночи поздней осени. Утром, выбравшись из теплого уюта шкур, надев сброшенную накануне одежду, кузнец, стуча зубами от холода, разводил огонь. И вскоре костерок весело потрескивал, радуя теплом, и на его языках поджаривалось взятое в дорогу вяленое мясо. В глиняной чашке парило налитое из бурдюка вино. На разложенных возле костра каменьях, подогревались пресные лепешки. Когда все было готово, он будил безмятежно спящую супругу, еще более прекрасную после сна, обнаженную и такую желанную. Но, глядя на нее, он сдерживал свои желания, хотя давалось ему это отнюдь не легко. А она играла с ним, прекрасно понимая природу его искрящихся возбуждением глаз. И не торопилась покидать ночного ложа, сладко потягиваясь и демонстрируя мужу свои прелести, все более распаляясь, видя, как муж, еле сдерживает себя, в то время как мужское естество прямо-таки рвется из штанов ей навстречу.
   Каждое утро начиналось с противостояния между долгом и соблазном, и пока побеждал долг и его союзники, - утренняя прохлада и сырость. Нежиться достаточно долго, чтобы сломить сопротивление мужа и предаться страстной любви, ей никак не удавалось. Утренняя прохлада и поднимающаяся от земли сырость, заставляли одеться, приберегая забавы на темное время суток, когда они остановятся на ночлег. И если в самое первое утро встреченное в лесу ей почти удалось сломить демонстрацией аппетитных девичьих прелестей супруга, то с каждым последующим пробуждением, ей все меньше удавалось его распалить. И дело вовсе не в том, что он охладел к прелестям, могущим свести с ума любого мужчину. Просто с каждым очередным пробуждением, становились все короче сеансы обольщения, так как каждое новое утро, становилось холоднее предыдущего. И если первые дни они несли медвежьи шубы в руках, используя их по назначению только ночью, то спустя неделю, приходилось кутаться в них и днем. И если во время ходьбы тело разогревалось от движения, то во время привала, приходилось кутаться в шкуры, чтобы спастись от озноба.
   С каждым днем становилось холоднее, зима все тверже предъявляла на мир свои права. И кузнец торопился достигнуть пределов вольного города прежде, чем на землю ляжет снег, укрыв ее белоснежным ковром, на котором так предательски отчетливо видны следы людей, стремящихся остаться незамеченными. Если они не выберутся из леса до снега, им несдобровать. Наступившие холода не могли не насторожить. Они шли краем леса, недалеко от дороги и от людей, от деревень с припасами и разнообразной живностью. И пока им в пути не встречалось ни одного хищника, но худшее было впереди.
   С наступлением холодов, часть живности, на которую охотятся лесные хищники, заляжет в спячку на всю бесконечно долгую зиму. Оставшиеся, будут покидать свои убежища только в крайнем случае. Хищникам нечего будет есть. После сытного лета, они начнут голодать. Голод выдавит их из лесных глубин, где они обитали вдали от людей в теплое время года, находя достаточно добычи для существования. С наступлением зимы и холодов, голод погонит их ближе к людям, домашней скотине. Голодным и озлобленным, им ничего не стоит напасть на двух путников, разорвать их в клочья, набив сочным мясом урчащую утробу.
   Но если им и не суждено погибнуть от зубов голодного зверя, в зимнюю стужу, имелся еще один враг, могущий отправить их к праотцам гораздо быстрее, нежели волчья стая. С каждым днем становилось все холоднее, и рассчитывать на потепление не приходилось. Поэтому и будил кузнец молодую жену с каждым днем все раньше. Именно поэтому удлинялось время, проводимое ими в пути, и все короче становились привалы. По подсчетам Лешего оставалось всего ничего до того момента, когда нужно будет выйти из леса и пройти остаток пути, длиною в несколько часов по дороге. И тогда вольный город распахнет им свои двери, и все невзгоды останутся позади, в прошлой жизни, к которой больше не будет возврата.
   В вольном городе не любили бездельников, пьяниц и попрошаек. От таких город быстро избавлялся. Если кто-либо из его обитателей опускался до касты отверженных, он автоматически переставал быть горожанином. И никакие былые заслуги не могли спасти человека. Вольный город не прощал праздности и лени. Именно поэтому он был богат и силен, и с успехом противостоял многочисленным завоевателям. Опустившийся горожанин изгонялся прочь. Пришлые бродяги и нищие не могли легко проникнуть в город. Вход в город был платным, и плата по большей части неподъемна для нищей братии жаждущей очутиться за его стенами.
   Но не все нищие настолько бедны и убоги, как это может показаться на первый взгляд. Их убогость зачастую не больше, чем ширма, укрывшись за которой легче вызвать у людей жалость, заставить их расстаться с парой мелких монет. Рваное рубище кормит нищих попрошаек ничуть не хуже, чем кормит крестьянина его хозяйство. Крестьянин пашет от рассвета до заката, не покладая рук, чтобы заработать на пропитание и на выпивку в праздники. Попрошайка не работает, если не считать работой сиденье на земле и приставанье к прохожим, в надежде на мелкую монету. Попрошайка всегда сыт и пьян, и посмеивается про себя, глядя на крестьян, лезущих из кожи вон, чтобы прокормить семью, и еще их, сирых и убогих, обездоленных бездомных бродяг.
   Кое-кто из нищей братии был достаточно богат для того, чтобы купить платье поприличнее, спрятать рубище в заплечный мешок, и заплатив за вход, проникнуть в город. Там народ зажиточный, не прижимистый, и не мелочный, как в деревушках, встречающихся на пути у нищих бродяг по дороге в город. Вот только надолго задержаться в городе никому из нищей братии не удавалось. Городские служащие, в чьи обязанности входило выявление подобного сброда, не даром ели свой хлеб. Не проходило и суток, как очередной ушлый попрошайка, выдворялся за пределы городских стен. Страже, стоящей на охране ворот, строго-настрого запрещалось вновь впускать в город нищее тело, даже если оно будет облачено в роскошные одежды.
   Можно было попытаться снова проникнуть в город, воспользовавшись сменой караула. Но за повторное нарушение городских законов, наказание было более существенным, нежели просто изгнание. Пойманного вторично, пороли розгами. Так крепко, что отведавший их бедолага, и вспоминать о городе не мог без содрогания. Минимум неделю валялся пластом, уткнувшись мордой в землю, не смея пошевелиться от мучительной боли.
   В третий раз сунуться в город после подобного предупреждения, мог разве что сумасшедший, ибо было доподлинно известно, как глубоки его подвалы, и что есть в них немало зарешеченных клеток, служащих камерами нарушителям человеческих и божеских законов.
   Для самых закоренелых нарушителей законов, на главной городской площади высилась вереница виселиц ожидающих клиентов. И хотя по большей части они пустовали, никто не горел желанием занять вакантное место висельника. Лучше сидеть у ворот, бесконечно кланяться и цепляться к прохожим с просьбой о подаянии. Получается хоть и не так много, как в городе, но гораздо больше, нежели побираться по деревням. На выпивку и еду хватает, при этом никуда не нужно идти, утруждая ноги. Можно торчать у ворот до очередного вражеского нашествия, когда придется уступить место тем, кто более них жаждет оказаться в городе. Но гораздо чаще до наступления холодов, когда приходится уходить, в поисках пристанища потеплее.
   Лешему и его супруге, подобная участь не грозила, как и перспектива стать нищими попрошайками и бродягами, что кочуют по миру собирая подаяние. Слишком тяжел и увесист кожаный мешочек с золотыми монетами, доставшийся по наследству. Его содержимого хватит на то, чтобы купить в городе приличное жилье и обзавестись собственной кузней, где он сможет заниматься ремеслом, которым испокон веков кормился род Леших.
   Супруга ни в чем не будет нуждаться, ее заботой будет дом, и связанные с ним хлопоты. Убраться, приготовить супругу завтрак с ужином, да отнести в кузницу обед. Ну и, конечно же, на ее плечах забота о детях, которых нарожает ему по доброй деревенской традиции, целую ватагу. Слишком устал он от одиночества и тишины. Потеряв родных братьев и сестер, оставшись один, он мечтал о большой, шумной и дружной семье. Да и молодая женушка была не прочь наградить любимого мужа оравой горластой ребятни, о чем они не раз говаривали стылой осенней ночью, закутавшись в медвежьи шкуры, тесно прижавшись друг к другу.
   Супруга была не прочь завести большую и шумную семью. Единственное условие, которое она поставила мужу, чтобы отец жил с ними. Леший был не против тестя, тем более что тот был хозяйственным и работящим мужиком, и найти ему занятие будет не трудно. Леший охотно возьмет его в подмастерья, как мужика крепкого и смекалистого. Это лишь дело времени. Устроятся на новом месте, обживутся, а потом непременно найдут способ, как передать весточку отцу, чтобы он перебирался в город. Если, конечно, он согласится на старости лет бросать насиженное место. Покидать землю, на которой прожил лучшие годы, землю, в которой покоятся его предки. Тесть, человек старой закалки, мог и не согласиться на переезд, тем более что, выдав дочку замуж и оставшись один, он мог начать новую жизнь. Тряхнуть стариной, сойтись с молодухой и прожить в любви и согласии, остаток жизни.
   Если с собственной кузницей ничего не выйдет, придется вступить в гильдию кузнецов и самому податься в подмастерья к кузнецу, давно обосновавшемуся там. Такому помощнику, будет рад любой мастер. Он кузнец опытный, толковый, значит, быстро продвинется, став ближе к хозяину. У толкового кузнеца и заработок приличный, он вполне сможет обеспечить всем необходимым для жизни и красавицу супругу, и многочисленное семейство, которое у него обязательно будет.
   Эти мысли согревали его долгими зябкими ночами, заставляли ускорять шаг поутру, подбадривая утомившуюся после стольких проведенных в лесу дней и ночей, супругу. И хотя она не подавала виду, что смертельно устала и едва не падает с ног от изнеможения, он чувствовал, что она крепится из последних сил. И что не за горами тот день, когда она сломается, сядет на землю, и никуда больше не пойдет. И никакими посулами, и увещеваниями, невозможно будет заставить ее сделать еще хоть один шаг.
   Но этого не случилось, и однажды в полдень, они вышли из леса на открытое пространство, простирающееся вплоть до городских стен. Отдельные лесные колки встречались на пути, но располагались в стороне от дороги, и на значительном удалении друг от друга, что делало их совершенно непригодными для скрытого приближения к городу. Вид крадущейся в стороне от дороги парочки, мог вызвать подозрение у кого угодно. А значит, начнутся разговоры и пересуды, которые непременно достигнут ушей заинтересованных людей, встречи с которыми кузнец стремился избежать. Хотя Леший сомневался, что графиня будет столь настойчива в поисках человека убившего супруга и сделавшего ее полновластной хозяйкой обширных графских земель, но теоретически такая возможность оставалась, и ее не стоило сбрасывать со счетов.