Страница:
Лось был когда-то хорошим машинистом, но с тех пор, как отпала необходимость командовать бронепоездом, он больше не видел паровоза. Последний раз, проходя мимо владивостокского вокзала, Лось остановился около железнодорожной линии и долго слушал, как в разных местах на берегу Тихого океана перекликались гудки советских паровозов. А здесь, на берегах Ледовитого океана, слышен лишь вой пурги да скрежет полярных льдов.
- Андрей, а какие ты инструкции получил в губревкоме, выезжая сюда? Я ведь тогда не успел ознакомиться с ними.
- Самое главное, Никита Сергеевич, - это предварительное знакомство с краем, с народом. Так мне сказал и председатель губревкома Вольный: пока знакомься с народом, возьми на учет всех торговцев.
- Связь на собаках с Петропавловском, выходит, возможна?
Жуков усмехнулся.
- Конечно. Вот я приехал же сюда. Но практически она бесполезна. Я ехал четыре месяца.
Лось закусил бороду и сказал:
- Вот, черт возьми! Как же мы будем жить здесь? От парохода до парохода? Надо хлопотать о радиостанции... Ну, Андрюша, рассказывай дальше.
Снова зашагав по комнате, Жуков продолжал:
- Административно эта окраина оформилась лишь перед революцией. Царский начальник уезда в тысяча девятьсот пятнадцатом году сделал попытку установить старостат, но ничего из этого не получилось. Этот начальник больше интересовался пушниной из казенного склада, беспробудно пьянствовал. Казаки не уступали своему начальнику. Да их было всего четыре человека. Умирая в тысяча девятьсот шестнадцатом году от белой горячки, уездный начальник Дяденко завещал похоронить его на высокой сопке при входе в бухту Провидения, чтобы он "смог видеть проходящие корабли".
- Хитрый хохол был! Не иначе как мой земляк, - сказал, усмехнувшись, Лось.
- Край управлялся по неписаным законам кучкой продувных торгашей. Живут здесь и пришельцы с Аляски.
- Выгоним! - резко сказал Лось.
- Это люди самых различных национальностей, - рассказывал Жуков, норвежцы, датчане, американцы, латыши, осетины, русские, ингуши, украинцы. Есть немец, есть баптист-австриец, бывший военнопленный. Многие из них поженились на чукчанках, на эскимосках и прижились здесь. Свои родственные связи они используют главным образом в торговых делах. Местные кулаки посредники между ними и большой кочевой группой оленеводов. Каждый из пришельцев живет замкнутой жизнью, общаясь только с приходящими к ним с Аляски шхунами... Из местных - самый крупный торгаш Алитет. Он держит в руках всю тундру.
- Ничего! Выметем всю эту нечисть, Андрюша. Но, я смотрю, ты действительно здорово разобрался со всем этим делом.
Лось экономно подсыпал в камбуз каменного угля и подшуровал.
- Никита Сергеевич, меня поражает здесь необычайная любовь этих людей к детям. Они разговаривают с детьми, как со взрослыми. И, странное дело, иногда советуются с ними. Многие охотники и старики подружились со мной, видя мое хорошее отношение к детворе. Я в Петрограде еще знакомился с этим краем у Тана-Богораза.
В этот вечер Лось долго писал при свете маленькой керосиновой лампочки. Наконец он положил карандаш на стол, аккуратно свернул бумажку и, подавая ее Жукову, сказал:
- Это о связи. Копию только надо оставить. Придется писать годовой отчет, понадобится.
Жуков заделал почту в конверт и опустил в "почтовый ящик" очередную проблему.
В ревком смело забежали ребятишки.
- Садитесь, садитесь, - обрадовался Лось, пододвигая скамейку.
- Это, Никита Сергеевич, мои ученики. Читать немного некоторые научились. Может быть, комсомольцами будут.
- Обязательно будут!
Ребята, услышав лай собак пробежавшей нарты, устремились на улицу.
- Вот ты сказал, Андрей: может быть, будут комсомольцами. А ведь мы не можем организовать ни партячейку, ни комсомольскую ячейку. Я один здесь член партии, а ты один комсомолец... И, несмотря на это, мы будем принимать их в партию, и в комсомол. Мы не формалисты и будем исходить из существа дела, из обстановки. Мы будем принимать в партию всех, кто пойдет за нами по пути строительства новой жизни, пусть даже они будут неграмотными.
- Никита Сергеевич, пока мы готовим их и в партию и в комсомол, а на будущий год наши ряды пополнятся и партийцами и комсомольцами.
- И это верно... Плохо - связи нет... Ведь все поставленные нами вопросы из этой "почты" уйдут только летом, на будущий год, а еще через год жди ответа. Вот в чем дело, друг мой! Вот тебе, Лось, и оперативность! Это тебе не на бронепоезде носиться. - Уполномоченный ревкома горестно усмехнулся, накинул на себя меховую кухлянку и вышел на улицу.
Лось тоже любил детей, и они уже привыкли к этому бородатому человеку. Ребятишки катились за ним гурьбой и кричали:
- Русскэ Лось! Русскэ Лось!
Он хватал могучими руками какого-нибудь мальчугана, высоко поднимал и тряс его в воздухе. А женщины, глядя на это необычное зрелище из яранг, посмеивались, уткнув лица в широкие рукава кухлянок.
Лось, несмотря на его добродушие и кажущуюся медлительность, был человеком большой воли, быстрых решений, стремительного натиска, а когда надо - и непреклонным.
Прославленный командир бронепоезда, он нагонял страх на коварного и хитрого врага в период гражданской войны. Силу его удара, смелого, решительного и точно рассчитанного, не раз испытывали на себе и японцы-интервенты. Из любого опасного и трудного положения он умел находить выход. Это была его стихия.
Но здесь, в этой новой, необычной для него обстановке, он чувствовал себя точно связанным. Он чутко и внимательно прислушивался к высказываниям своего молодого друга Андрея, который (Лось это хорошо понимал), занимаясь этим краем давно, находился в явно преимущественном положении, хотя бы потому, что он, Андрей, знал язык и быт здешнего народа.
Лось страдал от незнания языка. Так хотелось поговорить!
"Игрушками занимается уполномоченный ревкома! - урезонивал он себя. Можно было бы по душам поговорить с людьми о Советской власти, о том, как лучше организовать жизнь в этом крае".
- Андрюша! Из дому без тебя не могу выйти. Пойдем! Поговорим с народом, - звал он Жукова.
Народ собирался в какой-нибудь просторной яранге, и там долго длилась беседа с постоянными двухсторонними переводами.
На следующий день новости, почерпнутые из этой беседы, как устная газета, уходили и в ту и в другую стороны побережья. Местный, "торбазный" телеграф от стойбища к стойбищу, от охотника к охотнику разносил их с непостижимой быстротой.
Люди, жившие далеко на побережье и еще не видевшие русского начальника, уже много знали о нем.
Целые дни, а нередко и по ночам Лось с исключительным упорством изучал чукотский язык. Его тетрадка-словарь стала такой объемистой, что часто долго приходилось разыскивать нужное слово. Лось придумал особое расположение слов и фраз и всю тетрадку переписал заново.
В одной тетрадке он расположил по алфавиту слова, в другую - выписал фразы с особыми подзаголовками. "Бытовые разговоры", "Торговые разговоры", "Разговоры о собаках" и много других подзаголовков было в этой "тетради готовых фраз".
Утром Лось пробуждался первым и кричал своему секретарю:
- Андрюшка! Вставать пора! Цингу наспишь!
И, еще лежа в меховых спальных мешках, высунув лишь головы и надев шапки, они начинали свой трудовой день.
- А ну, Андрюша, проэкзаменуй меня.
И начиналось: кляуль - человек, неускэт - женщина, гаймычилен богатый, вылеткуркен кляуль - торгующий человек и т. д. и т. д.
- Ну как, Андрюша?
- Да успешно, Никита Сергеевич! Можно сказать, сверх всяких ожиданий.
- Подожди, друг! Скоро с лекцией выступлю на чукотском языке. А как по-чукотски "уходи"?
- Канто.
- Ага, ну, кантуй! Иди договаривайся о нартах. Сегодня мы выедем на побережье избирать лагерные комитеты и родовые советы. Пока ты будешь договариваться, я тем временем лепешек настряпаю. Отвыкнем мы с тобой, браток, совсем от хлеба.
- Мне рассказывали, что Томсон всю жизнь печет свой хлеб на лампе "молния". Хотел попробовать, да все некогда было, - сказал Жуков.
Лось облачился в меховую одежду и зашуршал кочергой в камбузе, как называли здесь, на Севере, самую обыкновенную плиту.
- Кантуй, кантуй поскорей! - говорил он, улыбаясь. - Это слово я уже не забуду.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Развалившись в качалке мистера Томсона, мистер Саймонс курил душистый "кэпстон". Мистер Саймонс был доверенным "Норд компани" и вел здесь дела пушной фактории. Он был и пушником, и продавцом, и кладовщиком, и счетоводом. По его мнению, здесь и одного человека было много. Бездеятельность угнетала мистера Саймонса. Это был сухопарый блондин лет тридцати, с холодным, надменным лицом и мутными глазами. Все здесь ему опротивело, и мистер Саймонс не один раз бранил себя за то, что соблазнился высоким окладом в фирме "Норд компани" и заехал в эту "дикую" страну. Он ненавидел охотников, их одежду, их улыбающиеся лица. Он даже радовался, что они не так часто приезжают к нему на факторию, не подозревая, что это дело рук Томсона и Алитета.
Мистер Саймонс, прежде чем войти в свой дом или склад, обычно вытаскивал из кармана носовой платок, обвертывал им дверную ручку и только тогда брался за нее.
Зима была уже в разгаре, и мистера Саймонса давно одолевала невыносимая скука.
Три месяца прошло с тех пор, как ушел пароход "Бичаймо", оставив на этом берегу быстро собранный дом, склад и товары пушной фактории вместе с мистером Саймонсом.
За это время можно было удавиться с тоски, если бы не общество единственного культурного человека - Чарльза Томсона. Это счастье, что он задержался еще на один год. По крайней мере, есть с кем поболтать в длинные зимние вечера.
Каждое утро, пробуждаясь от сна, мистер Саймонс неторопливо одевался и шел в хижину мистера Томсона. Даже пурга не задерживала его. От самой пушной фактории "Норд компани" до хижины мистера Томсона был протянут канат, по которому мистер Саймонс и пробирался в любую погоду.
Он столовался у мистера Томсона. С утра они пили кофе, ели блины с маласом*, консервированные фрукты. Затем мистер Саймонс слушал рассказы Чарльза Томсона, по воскресеньям заводили граммофон, раскладывали пасьянс, и так, при мерцающем свете керосиновой лампы, они изо дня в день коротали длинное северное время. Уходя, мистер Саймонс с усмешкой говорил:
- Гуд бай, мистер Томсон, время - деньги.
Однажды, когда мистер Саймонс принес к ужину виски, они долго говорили, как старые добрые приятели.
_______________
* Джемом.
- Мэри! - крикнул Чарли. - Еще кофе.
Мэри удивилась: всегда кофе подавала мать. Она надела платье и вошла в комнату.
- Возьми и себе чашку. Сядешь за стол вместе с нами. Сегодня воскресенье, - сказал отец.
Никогда еще не бывало, чтобы отец пригласил дочь к столу. Мэри растерялась. Она стояла, не понимая, чего от нее хотят.
- Садись, садись. - И отец взял ее за руку.
- Очень интересная дочь у вас, мистер Томсон, - сухо сказал Саймонс. - Она не говорит по-английски?
- Нет, - неохотно ответил Чарльз Томсон.
Играл граммофон.
Мистер Саймонс не спускал глаз с Мэри, которая торопливо допивала кружку кофе. Вдруг она вскочила и побежала.
- О, куда же вы, мисс Мэри? Мы еще будем танцевать!
Но Мэри уже скрылась за дверью.
- Она не танцует, мистер Саймонс.
- О, надо учиться. Девушка должна танцевать. Я могу научить ее...
Они опять закурили "кэпстон", помолчали.
- Хорошо, мистер Саймонс, продолжим наш разговор. Все же, мистер Саймонс, я не могу понять, почему "Норд компани" добивается здесь монопольной торговли? Монополия исключает конкуренцию, а торговля зиждется на ней.
- О да, мистер Томсон, вы совершенно правы. Но вы забыли одно: мы имеем дело с русским Министерством торговли. В Советской России сейчас все монополизировано. В России осталось немного представителей частной торговли. - Мистер Саймонс встал, развел безнадежно руками. - Мы ничего не можем поделать. Вынуждены подчиниться. Мы здесь не хозяева.
- Как же в России будут жить деловые люди?
Саймонс пожал плечами, что должно было выражать его полное неведение.
В этот вечер они вели особенно дружескую беседу.
- Каковы же ваши планы на будущее?
- Вероятно, летом я уеду в Америку.
- Ну конечно. Меня вообще очень удивляет: как вы, мистер Томсон, могли прожить здесь полжизни? Вот в этой маленькой каморке, без ванны, без автомобиля, без цветов. Я не представляю себе... У меня умерла жена, человек я бездетный, и только поэтому я рискнул поехать сюда за хорошие деньги. Но боже меня сохрани остаться здесь еще на один год! Полжизни! Подумать страшно, мистер Томсон!
- Привычка, привычка, мистер Саймонс. А вы давно остались без жены?
- Два года тому назад. И вот теперь я один как перст. Заработаю здесь немного денег, уеду в Канаду и открою какое-нибудь дело. А вы, мистер Томсон, заработали себе на старость, если это не представляет коммерческой тайны?
- Моя коммерция окончена, мистер Саймонс. - Томсон вздохнул, помолчал немного. - Должен сказать вам прямо, что вы мне очень понравились. Я с вами в этом году отдыхаю. Вы порядочный человек, мистер Саймонс. Может быть, поэтому я и поделюсь с вами своей тайной. - Чарльз Томсон встал и направился к сейфу. Но, не доходя, он остановился и сказал: - Вы, мистер Саймонс, будете первым человеком, не считая банковских клерков, который узнает, что у меня есть. - Он щелкнул ключом и извлек бумаги. С дрожью в руках он положил бумаги на стол и растроганно сказал: - Мистер Саймонс, не используйте дурно мою откровенность, откровенность старика. Очень прошу вас.
Мистер Саймонс торопливо пододвинул свой стул.
- Вот, смотрите: в одном банке сто тысяч долларов, не считая процентов. Столько же в другом банке. И тридцать семь тысяч долларов - в третьем. Больше нигде ни одного цента.
У мистера Саймонса перехватило дыхание.
- Мистер Томсон! Вы же четвертьмиллионщик, - прошептал он.
- Нет, мистер Саймонс, - со вздохом сказал Чарльз Томсон. - Я стремился дотянуть эту цифру до четверти миллиона, но так и не дотянул!
- Мистер Томсон! Не хватает каких-нибудь тринадцати тысяч. Это же чепуха!
- Но, мистер Саймонс, все-таки круглая цифра приятней. - Томсон спрятал бумаги в сейф и спросил: - Может быть, еще выпьем кофе?
- О нет, благодарю вас, мистер Томсон. Уже поздно.
В эту ночь мистер Саймонс долго не мог заснуть. "А не жениться ли мне на Мэри?" - думал он.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Дом пушной фактории стоял на берегу моря, так же как и постройка Чарльза Томсона. Квартира мистера Саймонса соединялась узким коридором со складом. Вся фактория была построена так, что у доверенного "Норд компани" все было под рукой. Склад забит товарами, и мистер Саймонс давно привел его в порядок.
Чукотского языка мистер Саймонс не знал, да и изучать его не собирался. Он говорил немного по-русски. В торговле как переводчик помогал ему Ярак.
Вдвоем они переложили в складе товар, и мистер Саймонс, закрыв факторию, пошел к Томсону. После сытного обеда, извинившись, мистер Томсон вышел в секки и сказал дочери:
- Мэри, ты сегодня пойдешь к мистеру Саймонсу учиться танцевать.
- Я не пойду к Сайму. Мне не надо учиться. Я умею танцевать получше Сайма, - дерзко ответила она.
- Ты дочь американского отца! И должна танцевать по-американски, а не по-дикарски!
Сказав это категорически, Чарльз Томсон вернулся в комнату.
В это время вошел Ярак и сказал:
- Русский бородатый начальник приехал. Там у карты стоит.
Мистер Саймонс заспешил домой.
Около фактории стояли две нарты и толпа охотников.
- О, мистер Лось! Губернатор! - еще издали крикнул мистер Саймонс и, подойдя, крепко пожал руку ему и Жукову.
- Здравствуйте, здравствуйте, мистер Саймонс! Давно не виделись, с самого лета, - сказал Лось.
- Прошу вас проходить в квартиру. Где ваших собак устроить, вы лучше меня договоритесь.
- Собак я устрою, - сказал Ярак.
- Получше их накорми! - попросил его Андрей.
- Очень хорошо накормлю!
Американский дощатый дом имел вид солидной, но недолговечной постройки. В комнатах было чисто, уютно и просторно. Всюду стояла новенькая удобная мебель. Около кровати мистера Саймонса лежала шкура бурого медведя, на кресло накинута белоснежная шкура белого медведя подарок Чарльза Томсона. На письменном столе Жуков увидел американские журналы и с жадностью погрузился в чтение.
Лось ходил по комнате, оглядывая ее с пола до потолка. Он постучал пальцем по стенке дома и иронически спросил:
- Тепло?
- Очень хорошо, мистер Лось!
- Хитрый народ - американцы! Договор заключили на три года и постройки возвели точно на это время: ни дня больше, ни дня меньше. Договор кончится - и дом развалится.
- О мистер Лось, дом крепкий, хороший дом. Этот дом будет стоять двадцать лет!
- Двадцать лет! Хотите, я нажму плечом - и стена вывалится? У нас в России такие не строят.
- О мистер Лось, вы слона можете свалить. А вообще дом как дом, в две дюймовые доски... Стена обита картоном и оклеена обоями.
Мистер Саймонс говорил и в это же время разжигал камбуз, нарезал ломтиками бекон, ставил на стол масло, звенел посудой, ножами, вилками. Все у него спорилось в руках.
- По договору "Норд компани" должна строить здесь не только торговые здания, но и школы и больницы, - как бы про себя сказал Лось. - Неужели из таких же дощечек?
Мистер Саймонс остановился с тарелкой в руках посредине комнаты.
- Мистер Лось, вы же знаете, что пароход "Бичаймо" имел на борту здания пушных факторий, товары. Правда, наша фирма располагает большим флотом, и можно было бы послать еще пароход, но арктический рейс делается впервые. Опытный. "Норд компани" - очень солидная фирма, мистер Лось, и я не сомневаюсь, что на будущий год здания, обусловленные соглашением, будут стоять на этих берегах... Прошу вас! - показывая на стол обеими руками, закончил мистер Саймонс.
Ревкомовцы закусили, поговорили о торговых делах и направились в сопровождении мистера Саймонса в магазин и склад.
Здесь были товары, каких Лось никогда еще не видел. Лось рассматривал патроны, винчестеры в блестящей добротной упаковке, нюхал ароматные табаки, любовался тонким, никому здесь не нужным дамским бельем. Плиточные табаки - курительный и жевательный - были упакованы, как шоколад, в блестящие бумажки, переложены восковой бумагой. Обилие посудоскобяных и самых разнообразных мануфактурных товаров.
Мистер Саймонс, обращая внимание Лося на прикрепленные к стене бумаги, сказал:
- А вот, мистер Лось, прейскурант цен! Этот - пушно-сырьевой, а этот - на товары.
Лось приблизился к стене и стал читать вслух:
- "Чай кирпичный..." А где же цена? - спросил он.
- О, оторвался кусочек бумаги с ценой на кирпичный чай.
Саймонс мигом притащил портативную машинку с русским алфавитом и здесь же, на прилавке, припечатал отсутствующую цену.
- "Чай кирпичный - 1 руб., винчестер - 80 руб., патроны 20 шт. - 2 руб., мука 40 англ. фунт. - 7 руб.".
Список был длинный, и Лось долго читал.
- Хорошо! А это на пушнину? - спросил он. - "Песец белый 1-й сорт 40 руб., песец - 2-й сорт - 32 руб., песец голубой 1-й сорт - 80 руб., нерпа 1 шт. - 1 руб.".
Лось просмотрел весь прейскурант цен, отошел к прилавку и сел на тюк кирпичного чая. Доверенный "Норд компани" следил за каждым его движением.
- Все это очень хорошо, но бесполезно, - вздохнув, сказал Лось. - Нет ни одного грамотного охотника. Кто будет читать эти прейскуранты?
Саймонс пожал плечами и развел руками, склонив голову.
В магазин вошел Ярак, а следом за ним человек пять охотников.
- Потом, потом! Пошли вон! - сказал по-русски мистер Саймонс, замахав рукой в сторону двери.
- Ничего, мистер Саймонс, пусть посмотрят. Они не помешают нам, остановил его Андрей Жуков.
- Живой надо для них прейскурант, мистер Саймонс, а не мертвый! сказал Лось.
- Я вас не понимаю.
- Вот, скажем, тюк кирпичного чая - восемьдесят кирпичей. Стоит он восемьдесят рублей. На него сверху положить два песца по сорок рублей. Винчестер - под ним тоже два песца. Пачку патронов, двадцать штук, положить на две нерпичьи шкуры, ведь они по рублю стоят, а патроны - два рубля. Это будет понятно всякому, даже неграмотному охотнику.
- Мистер Лось, охотники почему-то не везут песцов. Я купил всего десятка два. Не из чего сделать такой живой прейскурант, как вы говорите.
- Вполне достаточно, давайте их!
Лось сбросил с себя кухлянку, стал разбивать ящики, распарывать тюки с кирпичным чаем, оружием, патронами, делая на стене и у стены своеобразную витрину-прейскурант.
Андрей Жуков в окружении изумленных охотников приступил как бы к чтению "лекции".
- Вот, - говорил он, показывая шомполом, - на винчестере лежат два первосортных песца. Это значит, что за две хорошие песцовые шкурки можно получить один винчестер. Здесь в этой стопке тридцать два кирпича чая, на ней лежит песцовая шкурка второго сорта. Это значит, весь этот чай можно купить за одну шкурку.
- Какомэй, какомэй! - беспрерывно выражали охотники свое удивление.
- Слыханное ли это дело?
- Верно ли все это?
- Первый раз такой хороший американ приехал, - слышались возгласы и разговоры.
Между тем мистер Саймонс стоял около прилавка, сплетя свои длинные ноги, и, поднимая изредка подбородок, пускал дым из сигаретки. На лице его была неодобрительная улыбка, переходящая порой в надменность и плохо скрываемое недовольство.
Лось был занят делом всерьез и работал молча, изредка бросая случайный взгляд на мистера Саймонса и рассуждая про себя: "Ничего. Здесь, брат, ты у нас в руках. Будешь торговать так, как мы хотим".
Андрей закончил свою лекцию о торговле и сказал:
- Вот такая теперь будет здесь торговля. Идите и расскажите об этом людям.
- Вы только не разоряйте это все, - попросил один охотник, показывая на "витрину", - потому что каждый захочет посмотреть на нее.
Охотники тут же разбежались по ярангам, вытащили из своих тайников песцов, хранившихся до того момента, когда торгующий человек будет производить обмен при хорошем расположении духа, и явились в магазин.
Один охотник подал Лосю двух песцов и сказал:
- Винчестер можно за них?
- Конечно, можно, - сказал Жуков, - но Лось не торгующий человек. Он только приказал так торговать. Вот ему отдай, - показал он на Саймонса.
Мистер Саймонс взял песцов, осмотрел их, встряхнул, подергал ость.
- Очень хорошие песцы. Что он хочет? - спросил Саймонс и, получив ответ, подал охотнику винчестер калибра тридцать на тридцать в картонной коробке.
Охотник неуверенно взял ружье, посмотрел на всех и спросил:
- А должен я не останусь за это ружье? Потом не попросит еще песцов за него?
- Нет, все заплачено. Вот видишь, как показано на стене. - И Жуков вторично начал разъяснять живой прейскурант.
Торговля пошла бойко. Из яранг бежали охотники с песцами торговать по-новому. Слух этот проник во все жилища и пошел по побережью, как самая важная новость.
- Видите, мистер Саймонс, а вы думаете, что не наступил сезон охоты. Подождите, я вот проеду по побережью - и вас завалят пушниной. Это же просто объясняется: с ними никто никогда еще так справедливо не торговал, как собираетесь торговать вы, - с легкой иронией сказал Лось.
- О, мистер Лось, я вам очень благодарен! Вы мне очень поможете наладить здесь торговлю.
Проведя торговый день в магазине пушной фактории, ревкомовцы вернулись в комнату Саймонса.
- Мистер Лось, а все-таки эта торговля дикая! - сказал он.
- Верно. Вот подождите, настроим здесь школ, грамотных людей сделаем, тогда и торговля будет совсем другая. На деньги перейдем. Покончим с этим товарообменом. А сейчас... Надо применяться к обстановке. Мы, большевики, умеем это делать... Э-э! Да у вас русские пластинки! - воскликнул Лось.
- Это, мистер Лось, американские, но на русском и украинском языках, - почтительно заметил мистер Саймонс.
Лось долго наслаждался украинскими песнями. Они уносили его на далекую родную Полтавщину, и ему стало грустно.
Лось встал, прошелся по комнате. Проходя мимо Жукова, просматривавшего блестящий, на мелованной бумаге, американский журнал, он остановился.
Во всю огромную страницу очень эффектно была изображена автомобильная шина. Лось заинтересовался:
- А что это за колесо такое, мистер Саймонс? Что здесь написано?
- Здесь интересный рассказ, мистер Лось! Пара влюбленных в течение месяца жила в автомобиле, разъезжая по диким трущобам, по валежнику в лесах, по остроконечным камням вдоль рек. Шина после этой поездки не только не износилась, а стала крепче. Покупайте наши шины!
Лось расхохотался.
- Ну, а дальше переверни, Андрей, - сквозь смех сказал он.
На следующей странице были изображены дамские чулки.
- Мистер Саймонс, и здесь рассказ?
- О да, мистер Лось!
"Какая бумага! Какие снимки! Какая агитация! И все для того, чтобы купили пару дамских чулок!" - подумал Лось, вспоминая фронтовые газеты на оберточной коричневой бумаге.
Мистер Саймонс завел пластинку. Тенор запел:
Тень высокого старого дуба голосистая птичка любила,
На ветвях, переломанных бурей, она счастье, покой находила.
И казалось, что старому дубу было внятно ее щебетанье,
Веселей его ветви качались, и слышней было листьев шептанье.
Лирический тенор нежно выводил мелодию, и здесь, далеко на Севере, вдали от людского шума, он вызывал сентиментальные чувства даже у Лося. Он стоял, закусив бороду, полузакрыв голубые глаза.
- Андрей, а какие ты инструкции получил в губревкоме, выезжая сюда? Я ведь тогда не успел ознакомиться с ними.
- Самое главное, Никита Сергеевич, - это предварительное знакомство с краем, с народом. Так мне сказал и председатель губревкома Вольный: пока знакомься с народом, возьми на учет всех торговцев.
- Связь на собаках с Петропавловском, выходит, возможна?
Жуков усмехнулся.
- Конечно. Вот я приехал же сюда. Но практически она бесполезна. Я ехал четыре месяца.
Лось закусил бороду и сказал:
- Вот, черт возьми! Как же мы будем жить здесь? От парохода до парохода? Надо хлопотать о радиостанции... Ну, Андрюша, рассказывай дальше.
Снова зашагав по комнате, Жуков продолжал:
- Административно эта окраина оформилась лишь перед революцией. Царский начальник уезда в тысяча девятьсот пятнадцатом году сделал попытку установить старостат, но ничего из этого не получилось. Этот начальник больше интересовался пушниной из казенного склада, беспробудно пьянствовал. Казаки не уступали своему начальнику. Да их было всего четыре человека. Умирая в тысяча девятьсот шестнадцатом году от белой горячки, уездный начальник Дяденко завещал похоронить его на высокой сопке при входе в бухту Провидения, чтобы он "смог видеть проходящие корабли".
- Хитрый хохол был! Не иначе как мой земляк, - сказал, усмехнувшись, Лось.
- Край управлялся по неписаным законам кучкой продувных торгашей. Живут здесь и пришельцы с Аляски.
- Выгоним! - резко сказал Лось.
- Это люди самых различных национальностей, - рассказывал Жуков, норвежцы, датчане, американцы, латыши, осетины, русские, ингуши, украинцы. Есть немец, есть баптист-австриец, бывший военнопленный. Многие из них поженились на чукчанках, на эскимосках и прижились здесь. Свои родственные связи они используют главным образом в торговых делах. Местные кулаки посредники между ними и большой кочевой группой оленеводов. Каждый из пришельцев живет замкнутой жизнью, общаясь только с приходящими к ним с Аляски шхунами... Из местных - самый крупный торгаш Алитет. Он держит в руках всю тундру.
- Ничего! Выметем всю эту нечисть, Андрюша. Но, я смотрю, ты действительно здорово разобрался со всем этим делом.
Лось экономно подсыпал в камбуз каменного угля и подшуровал.
- Никита Сергеевич, меня поражает здесь необычайная любовь этих людей к детям. Они разговаривают с детьми, как со взрослыми. И, странное дело, иногда советуются с ними. Многие охотники и старики подружились со мной, видя мое хорошее отношение к детворе. Я в Петрограде еще знакомился с этим краем у Тана-Богораза.
В этот вечер Лось долго писал при свете маленькой керосиновой лампочки. Наконец он положил карандаш на стол, аккуратно свернул бумажку и, подавая ее Жукову, сказал:
- Это о связи. Копию только надо оставить. Придется писать годовой отчет, понадобится.
Жуков заделал почту в конверт и опустил в "почтовый ящик" очередную проблему.
В ревком смело забежали ребятишки.
- Садитесь, садитесь, - обрадовался Лось, пододвигая скамейку.
- Это, Никита Сергеевич, мои ученики. Читать немного некоторые научились. Может быть, комсомольцами будут.
- Обязательно будут!
Ребята, услышав лай собак пробежавшей нарты, устремились на улицу.
- Вот ты сказал, Андрей: может быть, будут комсомольцами. А ведь мы не можем организовать ни партячейку, ни комсомольскую ячейку. Я один здесь член партии, а ты один комсомолец... И, несмотря на это, мы будем принимать их в партию, и в комсомол. Мы не формалисты и будем исходить из существа дела, из обстановки. Мы будем принимать в партию всех, кто пойдет за нами по пути строительства новой жизни, пусть даже они будут неграмотными.
- Никита Сергеевич, пока мы готовим их и в партию и в комсомол, а на будущий год наши ряды пополнятся и партийцами и комсомольцами.
- И это верно... Плохо - связи нет... Ведь все поставленные нами вопросы из этой "почты" уйдут только летом, на будущий год, а еще через год жди ответа. Вот в чем дело, друг мой! Вот тебе, Лось, и оперативность! Это тебе не на бронепоезде носиться. - Уполномоченный ревкома горестно усмехнулся, накинул на себя меховую кухлянку и вышел на улицу.
Лось тоже любил детей, и они уже привыкли к этому бородатому человеку. Ребятишки катились за ним гурьбой и кричали:
- Русскэ Лось! Русскэ Лось!
Он хватал могучими руками какого-нибудь мальчугана, высоко поднимал и тряс его в воздухе. А женщины, глядя на это необычное зрелище из яранг, посмеивались, уткнув лица в широкие рукава кухлянок.
Лось, несмотря на его добродушие и кажущуюся медлительность, был человеком большой воли, быстрых решений, стремительного натиска, а когда надо - и непреклонным.
Прославленный командир бронепоезда, он нагонял страх на коварного и хитрого врага в период гражданской войны. Силу его удара, смелого, решительного и точно рассчитанного, не раз испытывали на себе и японцы-интервенты. Из любого опасного и трудного положения он умел находить выход. Это была его стихия.
Но здесь, в этой новой, необычной для него обстановке, он чувствовал себя точно связанным. Он чутко и внимательно прислушивался к высказываниям своего молодого друга Андрея, который (Лось это хорошо понимал), занимаясь этим краем давно, находился в явно преимущественном положении, хотя бы потому, что он, Андрей, знал язык и быт здешнего народа.
Лось страдал от незнания языка. Так хотелось поговорить!
"Игрушками занимается уполномоченный ревкома! - урезонивал он себя. Можно было бы по душам поговорить с людьми о Советской власти, о том, как лучше организовать жизнь в этом крае".
- Андрюша! Из дому без тебя не могу выйти. Пойдем! Поговорим с народом, - звал он Жукова.
Народ собирался в какой-нибудь просторной яранге, и там долго длилась беседа с постоянными двухсторонними переводами.
На следующий день новости, почерпнутые из этой беседы, как устная газета, уходили и в ту и в другую стороны побережья. Местный, "торбазный" телеграф от стойбища к стойбищу, от охотника к охотнику разносил их с непостижимой быстротой.
Люди, жившие далеко на побережье и еще не видевшие русского начальника, уже много знали о нем.
Целые дни, а нередко и по ночам Лось с исключительным упорством изучал чукотский язык. Его тетрадка-словарь стала такой объемистой, что часто долго приходилось разыскивать нужное слово. Лось придумал особое расположение слов и фраз и всю тетрадку переписал заново.
В одной тетрадке он расположил по алфавиту слова, в другую - выписал фразы с особыми подзаголовками. "Бытовые разговоры", "Торговые разговоры", "Разговоры о собаках" и много других подзаголовков было в этой "тетради готовых фраз".
Утром Лось пробуждался первым и кричал своему секретарю:
- Андрюшка! Вставать пора! Цингу наспишь!
И, еще лежа в меховых спальных мешках, высунув лишь головы и надев шапки, они начинали свой трудовой день.
- А ну, Андрюша, проэкзаменуй меня.
И начиналось: кляуль - человек, неускэт - женщина, гаймычилен богатый, вылеткуркен кляуль - торгующий человек и т. д. и т. д.
- Ну как, Андрюша?
- Да успешно, Никита Сергеевич! Можно сказать, сверх всяких ожиданий.
- Подожди, друг! Скоро с лекцией выступлю на чукотском языке. А как по-чукотски "уходи"?
- Канто.
- Ага, ну, кантуй! Иди договаривайся о нартах. Сегодня мы выедем на побережье избирать лагерные комитеты и родовые советы. Пока ты будешь договариваться, я тем временем лепешек настряпаю. Отвыкнем мы с тобой, браток, совсем от хлеба.
- Мне рассказывали, что Томсон всю жизнь печет свой хлеб на лампе "молния". Хотел попробовать, да все некогда было, - сказал Жуков.
Лось облачился в меховую одежду и зашуршал кочергой в камбузе, как называли здесь, на Севере, самую обыкновенную плиту.
- Кантуй, кантуй поскорей! - говорил он, улыбаясь. - Это слово я уже не забуду.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Развалившись в качалке мистера Томсона, мистер Саймонс курил душистый "кэпстон". Мистер Саймонс был доверенным "Норд компани" и вел здесь дела пушной фактории. Он был и пушником, и продавцом, и кладовщиком, и счетоводом. По его мнению, здесь и одного человека было много. Бездеятельность угнетала мистера Саймонса. Это был сухопарый блондин лет тридцати, с холодным, надменным лицом и мутными глазами. Все здесь ему опротивело, и мистер Саймонс не один раз бранил себя за то, что соблазнился высоким окладом в фирме "Норд компани" и заехал в эту "дикую" страну. Он ненавидел охотников, их одежду, их улыбающиеся лица. Он даже радовался, что они не так часто приезжают к нему на факторию, не подозревая, что это дело рук Томсона и Алитета.
Мистер Саймонс, прежде чем войти в свой дом или склад, обычно вытаскивал из кармана носовой платок, обвертывал им дверную ручку и только тогда брался за нее.
Зима была уже в разгаре, и мистера Саймонса давно одолевала невыносимая скука.
Три месяца прошло с тех пор, как ушел пароход "Бичаймо", оставив на этом берегу быстро собранный дом, склад и товары пушной фактории вместе с мистером Саймонсом.
За это время можно было удавиться с тоски, если бы не общество единственного культурного человека - Чарльза Томсона. Это счастье, что он задержался еще на один год. По крайней мере, есть с кем поболтать в длинные зимние вечера.
Каждое утро, пробуждаясь от сна, мистер Саймонс неторопливо одевался и шел в хижину мистера Томсона. Даже пурга не задерживала его. От самой пушной фактории "Норд компани" до хижины мистера Томсона был протянут канат, по которому мистер Саймонс и пробирался в любую погоду.
Он столовался у мистера Томсона. С утра они пили кофе, ели блины с маласом*, консервированные фрукты. Затем мистер Саймонс слушал рассказы Чарльза Томсона, по воскресеньям заводили граммофон, раскладывали пасьянс, и так, при мерцающем свете керосиновой лампы, они изо дня в день коротали длинное северное время. Уходя, мистер Саймонс с усмешкой говорил:
- Гуд бай, мистер Томсон, время - деньги.
Однажды, когда мистер Саймонс принес к ужину виски, они долго говорили, как старые добрые приятели.
_______________
* Джемом.
- Мэри! - крикнул Чарли. - Еще кофе.
Мэри удивилась: всегда кофе подавала мать. Она надела платье и вошла в комнату.
- Возьми и себе чашку. Сядешь за стол вместе с нами. Сегодня воскресенье, - сказал отец.
Никогда еще не бывало, чтобы отец пригласил дочь к столу. Мэри растерялась. Она стояла, не понимая, чего от нее хотят.
- Садись, садись. - И отец взял ее за руку.
- Очень интересная дочь у вас, мистер Томсон, - сухо сказал Саймонс. - Она не говорит по-английски?
- Нет, - неохотно ответил Чарльз Томсон.
Играл граммофон.
Мистер Саймонс не спускал глаз с Мэри, которая торопливо допивала кружку кофе. Вдруг она вскочила и побежала.
- О, куда же вы, мисс Мэри? Мы еще будем танцевать!
Но Мэри уже скрылась за дверью.
- Она не танцует, мистер Саймонс.
- О, надо учиться. Девушка должна танцевать. Я могу научить ее...
Они опять закурили "кэпстон", помолчали.
- Хорошо, мистер Саймонс, продолжим наш разговор. Все же, мистер Саймонс, я не могу понять, почему "Норд компани" добивается здесь монопольной торговли? Монополия исключает конкуренцию, а торговля зиждется на ней.
- О да, мистер Томсон, вы совершенно правы. Но вы забыли одно: мы имеем дело с русским Министерством торговли. В Советской России сейчас все монополизировано. В России осталось немного представителей частной торговли. - Мистер Саймонс встал, развел безнадежно руками. - Мы ничего не можем поделать. Вынуждены подчиниться. Мы здесь не хозяева.
- Как же в России будут жить деловые люди?
Саймонс пожал плечами, что должно было выражать его полное неведение.
В этот вечер они вели особенно дружескую беседу.
- Каковы же ваши планы на будущее?
- Вероятно, летом я уеду в Америку.
- Ну конечно. Меня вообще очень удивляет: как вы, мистер Томсон, могли прожить здесь полжизни? Вот в этой маленькой каморке, без ванны, без автомобиля, без цветов. Я не представляю себе... У меня умерла жена, человек я бездетный, и только поэтому я рискнул поехать сюда за хорошие деньги. Но боже меня сохрани остаться здесь еще на один год! Полжизни! Подумать страшно, мистер Томсон!
- Привычка, привычка, мистер Саймонс. А вы давно остались без жены?
- Два года тому назад. И вот теперь я один как перст. Заработаю здесь немного денег, уеду в Канаду и открою какое-нибудь дело. А вы, мистер Томсон, заработали себе на старость, если это не представляет коммерческой тайны?
- Моя коммерция окончена, мистер Саймонс. - Томсон вздохнул, помолчал немного. - Должен сказать вам прямо, что вы мне очень понравились. Я с вами в этом году отдыхаю. Вы порядочный человек, мистер Саймонс. Может быть, поэтому я и поделюсь с вами своей тайной. - Чарльз Томсон встал и направился к сейфу. Но, не доходя, он остановился и сказал: - Вы, мистер Саймонс, будете первым человеком, не считая банковских клерков, который узнает, что у меня есть. - Он щелкнул ключом и извлек бумаги. С дрожью в руках он положил бумаги на стол и растроганно сказал: - Мистер Саймонс, не используйте дурно мою откровенность, откровенность старика. Очень прошу вас.
Мистер Саймонс торопливо пододвинул свой стул.
- Вот, смотрите: в одном банке сто тысяч долларов, не считая процентов. Столько же в другом банке. И тридцать семь тысяч долларов - в третьем. Больше нигде ни одного цента.
У мистера Саймонса перехватило дыхание.
- Мистер Томсон! Вы же четвертьмиллионщик, - прошептал он.
- Нет, мистер Саймонс, - со вздохом сказал Чарльз Томсон. - Я стремился дотянуть эту цифру до четверти миллиона, но так и не дотянул!
- Мистер Томсон! Не хватает каких-нибудь тринадцати тысяч. Это же чепуха!
- Но, мистер Саймонс, все-таки круглая цифра приятней. - Томсон спрятал бумаги в сейф и спросил: - Может быть, еще выпьем кофе?
- О нет, благодарю вас, мистер Томсон. Уже поздно.
В эту ночь мистер Саймонс долго не мог заснуть. "А не жениться ли мне на Мэри?" - думал он.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Дом пушной фактории стоял на берегу моря, так же как и постройка Чарльза Томсона. Квартира мистера Саймонса соединялась узким коридором со складом. Вся фактория была построена так, что у доверенного "Норд компани" все было под рукой. Склад забит товарами, и мистер Саймонс давно привел его в порядок.
Чукотского языка мистер Саймонс не знал, да и изучать его не собирался. Он говорил немного по-русски. В торговле как переводчик помогал ему Ярак.
Вдвоем они переложили в складе товар, и мистер Саймонс, закрыв факторию, пошел к Томсону. После сытного обеда, извинившись, мистер Томсон вышел в секки и сказал дочери:
- Мэри, ты сегодня пойдешь к мистеру Саймонсу учиться танцевать.
- Я не пойду к Сайму. Мне не надо учиться. Я умею танцевать получше Сайма, - дерзко ответила она.
- Ты дочь американского отца! И должна танцевать по-американски, а не по-дикарски!
Сказав это категорически, Чарльз Томсон вернулся в комнату.
В это время вошел Ярак и сказал:
- Русский бородатый начальник приехал. Там у карты стоит.
Мистер Саймонс заспешил домой.
Около фактории стояли две нарты и толпа охотников.
- О, мистер Лось! Губернатор! - еще издали крикнул мистер Саймонс и, подойдя, крепко пожал руку ему и Жукову.
- Здравствуйте, здравствуйте, мистер Саймонс! Давно не виделись, с самого лета, - сказал Лось.
- Прошу вас проходить в квартиру. Где ваших собак устроить, вы лучше меня договоритесь.
- Собак я устрою, - сказал Ярак.
- Получше их накорми! - попросил его Андрей.
- Очень хорошо накормлю!
Американский дощатый дом имел вид солидной, но недолговечной постройки. В комнатах было чисто, уютно и просторно. Всюду стояла новенькая удобная мебель. Около кровати мистера Саймонса лежала шкура бурого медведя, на кресло накинута белоснежная шкура белого медведя подарок Чарльза Томсона. На письменном столе Жуков увидел американские журналы и с жадностью погрузился в чтение.
Лось ходил по комнате, оглядывая ее с пола до потолка. Он постучал пальцем по стенке дома и иронически спросил:
- Тепло?
- Очень хорошо, мистер Лось!
- Хитрый народ - американцы! Договор заключили на три года и постройки возвели точно на это время: ни дня больше, ни дня меньше. Договор кончится - и дом развалится.
- О мистер Лось, дом крепкий, хороший дом. Этот дом будет стоять двадцать лет!
- Двадцать лет! Хотите, я нажму плечом - и стена вывалится? У нас в России такие не строят.
- О мистер Лось, вы слона можете свалить. А вообще дом как дом, в две дюймовые доски... Стена обита картоном и оклеена обоями.
Мистер Саймонс говорил и в это же время разжигал камбуз, нарезал ломтиками бекон, ставил на стол масло, звенел посудой, ножами, вилками. Все у него спорилось в руках.
- По договору "Норд компани" должна строить здесь не только торговые здания, но и школы и больницы, - как бы про себя сказал Лось. - Неужели из таких же дощечек?
Мистер Саймонс остановился с тарелкой в руках посредине комнаты.
- Мистер Лось, вы же знаете, что пароход "Бичаймо" имел на борту здания пушных факторий, товары. Правда, наша фирма располагает большим флотом, и можно было бы послать еще пароход, но арктический рейс делается впервые. Опытный. "Норд компани" - очень солидная фирма, мистер Лось, и я не сомневаюсь, что на будущий год здания, обусловленные соглашением, будут стоять на этих берегах... Прошу вас! - показывая на стол обеими руками, закончил мистер Саймонс.
Ревкомовцы закусили, поговорили о торговых делах и направились в сопровождении мистера Саймонса в магазин и склад.
Здесь были товары, каких Лось никогда еще не видел. Лось рассматривал патроны, винчестеры в блестящей добротной упаковке, нюхал ароматные табаки, любовался тонким, никому здесь не нужным дамским бельем. Плиточные табаки - курительный и жевательный - были упакованы, как шоколад, в блестящие бумажки, переложены восковой бумагой. Обилие посудоскобяных и самых разнообразных мануфактурных товаров.
Мистер Саймонс, обращая внимание Лося на прикрепленные к стене бумаги, сказал:
- А вот, мистер Лось, прейскурант цен! Этот - пушно-сырьевой, а этот - на товары.
Лось приблизился к стене и стал читать вслух:
- "Чай кирпичный..." А где же цена? - спросил он.
- О, оторвался кусочек бумаги с ценой на кирпичный чай.
Саймонс мигом притащил портативную машинку с русским алфавитом и здесь же, на прилавке, припечатал отсутствующую цену.
- "Чай кирпичный - 1 руб., винчестер - 80 руб., патроны 20 шт. - 2 руб., мука 40 англ. фунт. - 7 руб.".
Список был длинный, и Лось долго читал.
- Хорошо! А это на пушнину? - спросил он. - "Песец белый 1-й сорт 40 руб., песец - 2-й сорт - 32 руб., песец голубой 1-й сорт - 80 руб., нерпа 1 шт. - 1 руб.".
Лось просмотрел весь прейскурант цен, отошел к прилавку и сел на тюк кирпичного чая. Доверенный "Норд компани" следил за каждым его движением.
- Все это очень хорошо, но бесполезно, - вздохнув, сказал Лось. - Нет ни одного грамотного охотника. Кто будет читать эти прейскуранты?
Саймонс пожал плечами и развел руками, склонив голову.
В магазин вошел Ярак, а следом за ним человек пять охотников.
- Потом, потом! Пошли вон! - сказал по-русски мистер Саймонс, замахав рукой в сторону двери.
- Ничего, мистер Саймонс, пусть посмотрят. Они не помешают нам, остановил его Андрей Жуков.
- Живой надо для них прейскурант, мистер Саймонс, а не мертвый! сказал Лось.
- Я вас не понимаю.
- Вот, скажем, тюк кирпичного чая - восемьдесят кирпичей. Стоит он восемьдесят рублей. На него сверху положить два песца по сорок рублей. Винчестер - под ним тоже два песца. Пачку патронов, двадцать штук, положить на две нерпичьи шкуры, ведь они по рублю стоят, а патроны - два рубля. Это будет понятно всякому, даже неграмотному охотнику.
- Мистер Лось, охотники почему-то не везут песцов. Я купил всего десятка два. Не из чего сделать такой живой прейскурант, как вы говорите.
- Вполне достаточно, давайте их!
Лось сбросил с себя кухлянку, стал разбивать ящики, распарывать тюки с кирпичным чаем, оружием, патронами, делая на стене и у стены своеобразную витрину-прейскурант.
Андрей Жуков в окружении изумленных охотников приступил как бы к чтению "лекции".
- Вот, - говорил он, показывая шомполом, - на винчестере лежат два первосортных песца. Это значит, что за две хорошие песцовые шкурки можно получить один винчестер. Здесь в этой стопке тридцать два кирпича чая, на ней лежит песцовая шкурка второго сорта. Это значит, весь этот чай можно купить за одну шкурку.
- Какомэй, какомэй! - беспрерывно выражали охотники свое удивление.
- Слыханное ли это дело?
- Верно ли все это?
- Первый раз такой хороший американ приехал, - слышались возгласы и разговоры.
Между тем мистер Саймонс стоял около прилавка, сплетя свои длинные ноги, и, поднимая изредка подбородок, пускал дым из сигаретки. На лице его была неодобрительная улыбка, переходящая порой в надменность и плохо скрываемое недовольство.
Лось был занят делом всерьез и работал молча, изредка бросая случайный взгляд на мистера Саймонса и рассуждая про себя: "Ничего. Здесь, брат, ты у нас в руках. Будешь торговать так, как мы хотим".
Андрей закончил свою лекцию о торговле и сказал:
- Вот такая теперь будет здесь торговля. Идите и расскажите об этом людям.
- Вы только не разоряйте это все, - попросил один охотник, показывая на "витрину", - потому что каждый захочет посмотреть на нее.
Охотники тут же разбежались по ярангам, вытащили из своих тайников песцов, хранившихся до того момента, когда торгующий человек будет производить обмен при хорошем расположении духа, и явились в магазин.
Один охотник подал Лосю двух песцов и сказал:
- Винчестер можно за них?
- Конечно, можно, - сказал Жуков, - но Лось не торгующий человек. Он только приказал так торговать. Вот ему отдай, - показал он на Саймонса.
Мистер Саймонс взял песцов, осмотрел их, встряхнул, подергал ость.
- Очень хорошие песцы. Что он хочет? - спросил Саймонс и, получив ответ, подал охотнику винчестер калибра тридцать на тридцать в картонной коробке.
Охотник неуверенно взял ружье, посмотрел на всех и спросил:
- А должен я не останусь за это ружье? Потом не попросит еще песцов за него?
- Нет, все заплачено. Вот видишь, как показано на стене. - И Жуков вторично начал разъяснять живой прейскурант.
Торговля пошла бойко. Из яранг бежали охотники с песцами торговать по-новому. Слух этот проник во все жилища и пошел по побережью, как самая важная новость.
- Видите, мистер Саймонс, а вы думаете, что не наступил сезон охоты. Подождите, я вот проеду по побережью - и вас завалят пушниной. Это же просто объясняется: с ними никто никогда еще так справедливо не торговал, как собираетесь торговать вы, - с легкой иронией сказал Лось.
- О, мистер Лось, я вам очень благодарен! Вы мне очень поможете наладить здесь торговлю.
Проведя торговый день в магазине пушной фактории, ревкомовцы вернулись в комнату Саймонса.
- Мистер Лось, а все-таки эта торговля дикая! - сказал он.
- Верно. Вот подождите, настроим здесь школ, грамотных людей сделаем, тогда и торговля будет совсем другая. На деньги перейдем. Покончим с этим товарообменом. А сейчас... Надо применяться к обстановке. Мы, большевики, умеем это делать... Э-э! Да у вас русские пластинки! - воскликнул Лось.
- Это, мистер Лось, американские, но на русском и украинском языках, - почтительно заметил мистер Саймонс.
Лось долго наслаждался украинскими песнями. Они уносили его на далекую родную Полтавщину, и ему стало грустно.
Лось встал, прошелся по комнате. Проходя мимо Жукова, просматривавшего блестящий, на мелованной бумаге, американский журнал, он остановился.
Во всю огромную страницу очень эффектно была изображена автомобильная шина. Лось заинтересовался:
- А что это за колесо такое, мистер Саймонс? Что здесь написано?
- Здесь интересный рассказ, мистер Лось! Пара влюбленных в течение месяца жила в автомобиле, разъезжая по диким трущобам, по валежнику в лесах, по остроконечным камням вдоль рек. Шина после этой поездки не только не износилась, а стала крепче. Покупайте наши шины!
Лось расхохотался.
- Ну, а дальше переверни, Андрей, - сквозь смех сказал он.
На следующей странице были изображены дамские чулки.
- Мистер Саймонс, и здесь рассказ?
- О да, мистер Лось!
"Какая бумага! Какие снимки! Какая агитация! И все для того, чтобы купили пару дамских чулок!" - подумал Лось, вспоминая фронтовые газеты на оберточной коричневой бумаге.
Мистер Саймонс завел пластинку. Тенор запел:
Тень высокого старого дуба голосистая птичка любила,
На ветвях, переломанных бурей, она счастье, покой находила.
И казалось, что старому дубу было внятно ее щебетанье,
Веселей его ветви качались, и слышней было листьев шептанье.
Лирический тенор нежно выводил мелодию, и здесь, далеко на Севере, вдали от людского шума, он вызывал сентиментальные чувства даже у Лося. Он стоял, закусив бороду, полузакрыв голубые глаза.