Семушкин Тихон. Алитет уходит в горы

   - Знаешь, Кузьма, очень меня обидел этот торгаш. Так полоснул по сердцу, что я в состоянии аффекта чуть не заехал ему в морду... Но сдержался.
   - А ну его к черту! Стоит на него обращать внимание, Петр Петрович! Давайте закусывать. Отличная оленина. Тает во рту.
   - Сходи, Кузьма, ко мне. Там у меня в буфете стоит бутылочка. Сходи, пожалуйста. Мне это нужно сейчас как лекарство.
   Учитель быстро сбегал и по дороге прихватил большую мороженую рыбину.
   - Сосед мой привез целую нарту рыбы. Голец. Сейчас мы его мигом приготовим. - Учитель поставил рыбу головой на стол и острым ножом стал настругивать ее.
   Стружка, завиваясь, падала в тарелку. Эта мерзлая строганина, как называлась она здесь, посыпанная перцем, была необычайно вкусна.
   Они выпили по рюмке, закусили, и доктор сказал:
   - Отличная закуска эта строганина... Так вот, Кузьма, пошел было я к тому торгашу по делу, а он довел меня до такого состояния...
   - Какое с ним может быть дело! Я к нему хожу раз в месяц. А теперь думаю взять бочку масла, мешок сахару, поставлю их у себя в сенях и больше никогда не зайду к нему.
   Доктор рассказал историю с пушниной. Учитель предложил написать об этом в ревком.
   - Нет, - сказал доктор. - Надо обождать. Говорят, Лось еще не вернулся. Приедет кто-нибудь другой из ревкома и не сумеет вправить ему мозги. Тут надо Лося. - И, помолчав, доктор спросил: - А может быть, я действительно бездельник, Кузьма? А? Ты работаешь в школе, он все-таки тоже работает в фактории, а я собак гоняю. Это ведь тягостно. Как ты думаешь?
   - Ничего, доктор. Наладится дело. Давайте есть оленину.
   Они просидели до позднего вечера, обсуждая больничные дела.
   Из фактории шли женщины и несли материал для пошивки мешков.
   - А ведь народ хорошо относится к нему, к этому торгашу. Народ считает, что он главный здесь, - сказал учитель.
   - Я знаю. Мне Мэри рассказывала, что он говорит охотникам. Он внушает им мысль, что и без школы и без больницы жить можно. А вот без него, без его товаров жить нельзя. Видишь, куда гнет! Вредный человек! Сплошная демагогия!
   ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
   Стояли тихие, солнечные дни. Полярная ночь кончалась, но до весны было еще далеко. Несколько дней подряд дули южные ветры. Лед оторвало от берегов, и вдоль всего побережья открылась чистая вода. В воздухе было тепло, снег сверкал на солнце.
   Лось возвратился в ревком. Стоя около упряжки, не заходя еще в дом, он разговаривал с инструктором Осиповым. Лось предложил ему немедленно, пользуясь открытой водой, выехать на двух вельботах в северную часть уезда.
   - Один вельбот сдашь Русакову, другой - учителю Дворкину. Останешься там до весны и подготовишь в каждом стойбище по мотористу. Не мешает обучить этому делу и учителя и Русакова.
   - Не обледенеют вельботы в пути, Никита Сергеевич?
   - Ничего, будете окалывать. Возьмите с собой топоры. Нелегко, но добраться можно.
   - Хорошо. Я могу выехать сегодня же. А что у тебя со щекой?
   - Обморозил малость. Что здесь нового?
   - Жуков прислал телеграмму. Отпущены средства на строительство культбазы. Начальником базы назначен он.
   - Молодец Андрюшка! - воскликнул Лось.
   К нарте подбежал Илюша Молодцов.
   - С приездом, Никита Сергеевич! Что же вы остановились на улице? Подъезжайте к радиостанции. Я вам уже оборудовал койку. Все в яранги ведь перешли.
   - Да, уголь у нас почти кончился, - сказал Осипов.
   - Спасибо, Илюша. Но я расположусь у Ильича. А койку убери, вместо нее поставь мой письменный стол.
   - Уставим как-нибудь, Никита Сергеевич, и койку и письменный стол.
   - Нет, нет! - категорически отрезал Лось.
   - Одного начфина отопляем, - сказал Осипов. - Заболел он цингой: ноги и десны опухли.
   - От злости, что ли, он заболел? Или от чрезмерного сна? Весны еще нет, а цинга - весенняя болезнь.
   - Хотели в больницу его отправить - не поехал.
   - И не надо: я его сам вылечу здесь.
   Лось отвязал мешок от нарты, вскинул его на плечо и пошел к начфину.
   Бледный, заросший бородой, начфин лежал на койке. Он безучастно взглянул на вошедшего Лося.
   - Заболел, начфин?
   - Да, Никита Сергеевич.
   - И уголь не помогает тебе.
   - Пропаду я здесь, - со вздохом ответил тот.
   - Конечно, пропадешь. Вот подожди, скоро зубы начнут вываливаться.
   - Злой вы человек, Никита Сергеевич.
   Лось достал из мешка мерзлый кусок сырого тюленьего мяса:
   - На вот, ешь. Грызи, пока есть зубы.
   - Что вы, Никита Сергеевич! Что я, чукча? Я не могу это есть.
   - Приказываю тебе есть! - повысив голос, властно сказал Лось. - Не хватает храбрости у одного - давай вместе. - И Лось, присев на кровать начфина, стал грызть мясо.
   Начфин неохотно взял кусок, повертел его в руке и тоже начал грызть, болезненно сморщившись.
   - Это же самое радикальное средство против цинги. В каждой яранге мне чукчи об этом рассказывали с восторгом. Небось Амудсен не тебе чета, а мясо это ел за мое почтение. Любят они, когда не пренебрегают их пищей. Отличное противоцинготное средство. По себе знаю. В прошлом году заболел, только этим мясом и спасся.
   - А действительно - оно как будто ничего, - промычал начфин, пережевывая мерзлые куски.
   Пришел радист Молодцов.
   - Никита Сергеевич, вас спрашивает какой-то Саблер.
   - А, Саблер? Зови его на радиостанцию, сейчас приду.
   Был уже вечер. На радиостанции ярко светила лампа. Саблер внимательно рассматривал радиоаппаратуру. Он не хотел интересоваться станцией, и все же профессиональное чувство, еще не совсем заглушенное, вдруг проснулось в нем.
   - Хорошо работает станция? - спросил он у Молодцова.
   - Хорошо. Регулярно связь держу с Петропавловском, - с гордостью ответил Молодцов.
   И Саблер заговорил компетентно, вставляя радиотермины в свою речь.
   - Вы понимаете в радиотехнике? - удивился Молодцов.
   - Раньше понимал, - с едва заметной иронией ответил Саблер.
   Вошел Лось и молча сел за стол радиста.
   - Здравствуйте. - Саблер приподнялся.
   - Здравствуйте, гражданин Саблер, - сказал Лось, пристально разглядывая маленького человечка с птичьим лицом, поросшим густой щетиной. - Садитесь.
   - Я местный охотник и прибыл по вашему вызову.
   Лось, пытливо глядя в глаза Саблеру, сказал:
   - Мне известно, что вы инженер, а не охотник.
   - В прошлом инженер, а сейчас охотник.
   - Вы не родственник обер-прокурора святейшего синода Саблера?
   - Однофамилец... Разрешите раздеться?
   - Пожалуйста.
   Саблер снял малахай, сбросил через голову легкую пыжиковую кухлянку, с подчеркнутым спокойствием повесил на гвоздик. Не спеша он расчесал сбившиеся длинные пышные волосы и присел на скамейку. Глаза его беспокойно забегали. Остренькая бородка выдавалась вперед, и во всей его фигурке было что-то настороженно-звериное.
   - Вы действительно инженер?
   - Да, - поспешно ответил Саблер.
   - А если я поинтересуюсь вашим дипломом?
   - Я сжег его. Охотнику на пушного зверя нужен капкан, а не диплом.
   - И жена ваша врач?
   - Да, в прошлом врач.
   - Почему же вы променяли такие прекрасные профессии на занятие полудиких охотников?
   - Мы вполне удовлетворены своей жизнью здесь. Даже больше: мы счастливы. Нам нравятся простор и абсолютная независимость. Мной никто не командует... Мы не хотим жить в обществе, где люди грызутся, как голодные волки... Если хотите, жизнь наша здесь - это и есть истинная свобода. Вот чем привлекает Север меня и мою жену, - сказал инженер, доставая трубку.
   - А вам известно, что на территории бывшей Российской империи строится новое, социалистическое общество и что волчьи законы уже ликвидированы и взаимоотношения людей строятся на совершенно иных началах?
   - Я слышал... Но все это в будущем. А мне уже пятьдесят лет. Я хочу пользоваться свободой теперь же.
   - Извините! Это не будущее, а уже настоящее.
   Илюша молча прислушивался к разговору и внимательно рассматривал странного человека.
   - Забавно получается, - сказал Лось - Женщина-врач, мужчина-инженер ушли из общества и занимаются охотничьим промыслом...
   - Философия охотника очень проста: убить зверя и быть сытым. Я полностью разделяю их образ мыслей и жизнь.
   - Но до революции вы ведь работали?! - вдруг крикнул Лось. - Вас интересовал закон усталости металла! Почему же пропал у вас интерес ко всему этому после революции?
   - Да, я работал. И я очень сожалею, что так поздно обрел свою теперешнюю жизнь.
   Лось нервно закурил, у него пропало желание продолжать разговор. Но, взяв себя в руки, он спокойно спросил:
   - Ваша жена как врач помогает местному населению?
   - Нет, Она пришла к заключению, что в организм человека не следует вмешиваться. Сам организм - достаточно совершенный механизм, чтобы противостоять заболеваниям. А медицина, по ее мнению, - это шарлатанство, подобное шаманству.
   - Интересно. Ну, а если человеку нужно отнять ногу? Организм сам не может этого сделать.
   - Она считает, что человек без ноги - не человек, а поэтому и не следует создавать для него видимость счастья.
   - Странная у вас философия.
   - Каждый сам себе философ.
   Они помолчали. И Саблер, подавая письмо Лосю, сказал:
   - Вот геолог ваш просил передать это письмо.
   Лось взял самодельный конверт, прошитый нитками во многих местах. Он тщательно осмотрел его, взял бритвенный ножичек, обрезал нитки. Лось читал письмо, изредка бросая взгляды на молча сидевшего Саблера.
   - Вы не прочли это письмо? - вдруг спросил Лось.
   - Я? - удивленно спросил Саблер. - Я порядочный человек. Я никогда в своей жизни не читал чужой корреспонденции...
   - Охотно вам верю, - прервал его Лось.
   - Не говоря уже о том, что меня это очень мало интересует, - добавил инженер.
   - Теперь вот что, гражданин Саблер. Я предлагаю вам вместе с вашей женой примерно за месяц до навигации явиться в ревком. Я должен выслать вас на материк.
   Саблер спокойно, как будто он был давно готов к этому, сказал:
   - Позвольте вас спросить, чем я заслужил эту ссылку?
   - У меня есть соображения, о которых вы узнаете, когда прибудете сюда с женой. Вот и все. Не пытайтесь уклоняться от моего распоряжения. Вас доставит сюда милиционер Хохлов. А теперь вы можете поехать обратно к себе.
   Инженер встал, накинул кухлянку и, держа в руках малахай, спросил:
   - Сейчас уже ночь. Вы разрешите мне переночевать в стойбище, с тем чтобы я мог выехать утром?
   - Пожалуйста.
   Инженер ушел, и Лось долго смотрел на захлопнувшуюся дверь.
   - Шкура! - сказал Лось. - Создал себе экзотическую философию и думает морочить мне голову!
   - А что такое, Никита Сергеевич? - спросил радист.
   - Геолог пишет, что американские шхуны ходят к этому "философу". В тундре геолог нашел даже локомотив и рельсы узкоколейки.
   ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
   Эрмен вместе с инструктором Осиповым собирался отгонять вельботы. Старик Ильич молча стоял на берегу и внимательно вглядывался в открытое море. Он повернулся кругом и, посматривая на небо, сказал:
   - Четыре дня будет дуть южный ветер. Потом опять придут льды к берегу. Пожалуй, мне самому надо поехать вместе с вами.
   - Поедем, отец, - сказал Эрмен. - Может быть, трудно будет в пути. Оттуда на собаках приедем. Две упряжки погрузим в вельботы.
   - Подождите, - сказал Ильич, - я поговорю еще со стариком Комо.
   Южный ветер гнал льды от берега. Они уже отошли далеко, и только припай оставался вдоль всего побережья. Море чуть-чуть плескалось, но вдали уже белели барашки. Низкое небо закрывало и море и землю. Солнце еще не показалось.
   Одетый по-дорожному, вернулся старик Ильич.
   - Поехали, - сказал он.
   Вельбот скользнул по припаю в воду, за ним другой, и люди быстро стали грузить собак. Охотники несли их в вельбот на руках, как младенцев. Псы скулили.
   Застучали моторы, взвились паруса, и вельботы пошли вдоль побережья.
   Лось стоял на берегу и глядел на отходившие вельботы. Ильич сидел на руле и зорко смотрел вперед.
   Лось вспомнил всю историю с удушением этого старика и с удовлетворением подумал:
   "Вот так и надо поступать. Надо вырывать здешний народ из цепких лап суеверия, тьмы и невежества. И мы, большевики, это сделаем".
   Вельботы скрылись из глаз, и Лось пошел в ярангу Ильича, где теперь он жил.
   В пологе старика Ильича, несмотря на отсутствие двух мужчин, было тесновато. Лось разделся и, укрывшись байковым одеялом, быстро уснул.
   Утром приехал Ярак. Жена Эрмена стала угощать его. Они тихо обгладывали тюленьи косточки, готовясь к чаепитию. У другой стенки лежали дети. Все молчали, чтобы не разбудить Лося.
   С улицы доносился шум шелестящей крыши. Внезапно Лось проснулся и, прислушиваясь к шуму, не поворачиваясь к людям, спросил:
   - Какой ветер дует?
   Женщина отложила косточку и торопливо ответила:
   - Хороший. Южак дует. Теперь вельботы далеко ушли. С мотором и парусом они быстро побежали, на собаках не догонишь.
   Лось повернулся на другой бок и увидел гостя Ярак был в матерчатой рубашке и молча улыбался, поправляя прическу.
   - Яра-а-ак приехал! - радостно крикнул Лось, поднимаясь с постели.
   - Да, приехал. Опять помогай, Лось, - сказал Ярак.
   - С Мэри что-нибудь случилось?
   - Нет. С ней ничего не случилось. Маленький родился. Она лежит у доктора. Все очень хорошо. А сначала боялась доктора и не хотела идти. И Мэри и Рультына говорят, шибко хороший доктор.
   - Ну, поздравляю тебя! А что же случилось?
   - Пушнина пропадает, - тихо, с грустью ответил Ярак. - Много пушнины пропадает. - И он неторопливо рассказал о своем столкновении с Жоховым. Железными пломбами запер мешки с песцами. Вот какие новости, - закончил Ярак.
   - Нехорошие новости, - сказал Лось.
   - Совсем плохие. Жохов - неправильный человек. И доктор сердился на него. Письмо писал тебе, но только я забыл его, торопился.
   - Хорошо, Ярак. Ты очень хорошо сделал, что приехал. Ты привез важные новости. Сегодня же вместе с тобой я поеду к Жохову.
   - Опять на охо-о-о-ту. Лось? - спросила жена Эрмена.
   Лось чувствовал, что дорога уже утомила его. Ежедневно просиживать на нарте по восемь - десять часов было нелегко: часто заставала пурга, постоянный холод изнурял его. И все же Лось выехал вместе с Яраком в тот же день.
   На пятые сутки ночью они прибыли в селение Лорен. Мэри все еще лежала в больнице. Ярак сам приготовил кофе, и, закусив, они легли спать.
   Рано утром Ярак убежал в больницу взглянуть на Мэри и новорожденного сына. В комнату вошел Жохов. С учтивостью и с беспокойством в глазах он обратился к Лосю, разглядывавшему букварь:
   - Здравствуйте, Никита Сергеевич. Редко вы нас навещаете.
   - Да, очень, очень редко... И это очень плохо, - ответил Лось.
   - Конечно, плохо. Вот и Ярак отбивается от рук. Взял да и уехал больше чем на неделю, не спросясь. Увез ключи, и в пушной склад не попаду. А пушнину надо проветрить.
   Лось молча смотрел на Жохова.
   - Да, нехорошо, - неопределенно сказал Лось.
   - Это самовольство посеял инструктор Осипов. К дисциплине, к порядку их надо приучать, товарищ Лось, а не к самовольству. Народ они темный. Прислушиваться должны, учиться у нас, русских.
   Жохов грузно опустился на стул. Стул заскрипел. Лось встал и, кружа по маленькой комнате, говорил:
   - Но кое в чем они нас могут поучить...
   - Конечно, к примеру, в тюленьей охоте они лучше понимают.
   - Вы раньше где работали, Жохов? До революции?
   - Я?.. В Красноярске работал. Двадцать пять лет там работал меховщиком. Я - в Красноярске, Русаков - в Чите. Мы крупные специалисты. Из Красноярска меня вызвало ОКАРО. Председатель правления меня хорошо знает. Дружок мой, - подчеркнул Жохов.
   - Что ж, покажите мне свою факторию.
   - Пойдемте, пойдемте. С удовольствием.
   Они зашли в комнату Жохова. В ней было просторно, несмотря на то что вся она была заставлена мебелью. Здесь стояли гардероб, кровать, буфет, диван, шесть стульев и старая качалка мистера Томсона. На полу - ковры из оленьих шкур.
   - Может, кофейку хотите или ликерчику? - спросил Жохов.
   Лось оглядывал комнату.
   - Прямо мебельный магазин у вас, а не комната. Вы живете холостяком, а у Ярака, вашего служащего, пустая комната, причем Ярак - семейный человек и с такими же правами в вашей торговой системе, как и вы. Правильно вы поступаете? Неправильно. Я думаю, вот этот гардероб или шкаф, пару стульев следует отдать ему.
   - Так они не привычны к этим вещам.
   - Трудно привыкнуть к тому, чего нет. Привыкнут. Ну, пойдемте в магазин и склады.
   В магазине Лось нашел полный порядок. Пришли к пушному складу.
   - Вот видите, замок, - у Ярака ключ.
   - Пошлите за ним.
   Но Ярак уже сам бежал, размахивая ключом.
   - Ты что же так делаешь? Скрылся без спросу! - строго сказал Жохов.
   - Это я вызвал его в ревком по срочному делу, - сказал Лось.
   Склад был завален мешками с пушниной, и около тысячи хвостов висело еще на веревках.
   - Говорят, пушнина у вас не в порядке, не обезжирена? - спросил Лось.
   - Это все болтуны какие-нибудь говорят, непонимающие люди, - ответил Жохов. - С пушниной-то мы знаем, как обращаться.
   - Не болтуны говорят, а вот сам Ярак. Он тоже кое-что понимает в пушнине. Покажи мне, Ярак, парочку песцов.
   Ярак быстро сдернул песца и, вывертывая его чулком, сказал:
   - Смотри, Лось. Сам смотри. Видишь, сколько жиру на мездре?
   - Что вы скажете на это, Жохов?
   - Что сказать? Я собирался обработать пушнину попоздней.
   - Нет, не собирался, - вмешался Ярак. - Собирался и эти хвосты в мешки зашить. Не успел только. Уехал я.
   Ярак вывернул песца ворсом наверх и, дуя в мех, сказал, обращаясь к Лосю:
   - Смотри, смотри: вот она, ость, корешки ее стали желтеть. А подпарится еще в трюме - вся вылезет.
   Жохов злобно смотрел на Ярака и не узнавал его.
   "Откуда такая наглость? - думал он. - Еще совсем недавно он лебезил передо мной, как голодный щенок, глядящий на кусок мяса".
   - Товарищ Лось, я отвечаю за пушнину перед правлением. Я знаю, что я делаю, - сказал Жохов.
   - Я не сомневаюсь в том, что вы хорошо это знаете. Но почему вы задумали сгноить такую большую партию пушнины, этого я пока не знаю. Когда Ярак вам предлагал обезжирить пушнину, почему вы не разрешили ему? Или вы умышленно все это делаете?
   - Что вы, что вы, Никита Сергеевич, помилуй бог! - испуганно воскликнул Жохов. - Может быть, правда я тут оплошку дал. Мы в Красноярске вот так и отсылали прямо на фабрику, в Москву...
   Лось взял у Ярака песца и, поднеся к самому лицу Жохова, гневно сказал:
   - Смотрите! Я никогда не был пушником, а ясно вижу, в чем тут дело. Вы за двадцать пять лет не научились понимать простых вещей в меховом деле? Я не верю вам. Вы разве не знаете, что пароход находится в пути сорок - пятьдесят дней? Вы хотите сгноить пушнину в душных трюмах парохода?
   - Что вы, Никита Сергеевич?! Мне и дума такая в голову не приходила. Может быть, это от моего упущения, незнания местных условий.
   - Вы все отлично знаете. - И Лось угрожающе замахал пальцем перед носом Жохова.
   Ярак торжественно смотрел на Лося.
   - Вам доверили огромное государственное имущество, а вы хотите уничтожить его всякими хитрыми способами? Вы знаете, как это называется?
   Жохов молчал.
   - Десять дней сроку вам на приведение пушнины в полный порядок.
   - В пять дней все сделаем, - сказал Ярак.
   - И еще одно предупреждение: если вы после моего отъезда вздумаете отыграться на Яраке, я немедленно отстраню вас от работы. Понятно?
   - Меня нанимал Бурагов, правление. Только правление может снять меня с работы. Так у меня в инструкции записано, - угрюмо проговорил Жохов.
   - У меня найдется достаточно решимости снять вас и без правления, если это понадобится. Вот и все. - И Лось, повернувшись, ушел из склада.
   Он зашагал к больнице, все еще находясь в раздраженном состоянии. Его встретил доктор.
   - Ну как? Навели там порядок? - Доктор кивнул в сторону фактории. Насколько я понял со слов Ярака, там дело нешуточное.
   - Спасибо вам, доктор, что надоумили Ярака приехать в ревком. Вы знаете, что могло получиться? Нас бы потом обвинили. "Не коммунисты, сказали бы, - а так, недотепы какие-то. С одним полуграмотным спецом не могли справиться".
   - Это вы что, в мой огород? - с улыбкой спросил доктор.
   - Нет, это я между прочим, к слову, - и Лось, обняв доктора, рассмеялся. - Ну, рассказывайте, как тут у вас дела?
   - Неважно, Никита Сергеевич. Не идут в больницу. Сколько рожениц упустил за зиму! Заполучил вот Мэри и радуюсь. Но это не в счет: она наша медсестра. Давно нужно выписать ее, а мне все жаль расставаться. Все-таки функционирует больница. Но надо сказать, что нам здесь негде и операцию сделать.
   - В этом году будем строить культбазу и при ней больницу на двадцать коек, с операционной.
   - Вот это замечательно! - поднимаясь на крыльцо больнички, сказал доктор.
   - Петр Петрович, я хотел бы навестить Мэри.
   - Пожалуйста, пожалуйста. Халатик только наденьте.
   Мэри лежала в кровати и что-то писала. Ее голые круглые плечи вдруг напомнили Лосю о Наташе. Мэри не отрывалась от письма. Распущенные волосы ее падали на подушку. Мэри показалась Лосю удивительно красивой.
   - Здравствуй, Мэри! - сказал Лось.
   Мэри вздрогнула и восторженно воскликнула:
   - Лось!
   Он подошел к ней и сел на табуретку.
   - Мэри, ты что пишешь?
   - Письмо тебе, - сказала она, улыбнувшись.
   - А ну, давай почитаю.
   В письме было всего несколько строчек:
   "Лось, ты стал совсем плохой, испортился ты. Приехал и не хочешь говорить со мной..."
   Лось засмеялся:
   - Вот и ошиблась. Неправильно пишешь. Видишь, еще письма я не получил, а пришел. Ну, как ты себя чувствуешь, Мэри?
   - Очень хорошо, Лось. Теперь у меня есть сын. Посмотри какой! Он будет такой же силач, как Ярак.
   Лось заглянул в кроватку и удивленно протянул:
   - О-о-о! Нет! Этот, пожалуй, будет посильнее Ярака.
   Мэри, не стесняясь своей наготы, до пояса вылезла из-под одеяла и присела на кровати.
   В палату вошла Рультына и села на корточки у порога.
   - Здравствуй, Рультына. Пришла навестить дочь и внука?
   Старуха с улыбкой закивала головой. Лось подошел к ней и подал руку.
   Рультына держала его руку и, глядя на него снизу вверх, сказала:
   - Ты сделал Мэри счастливой. Ты настоящий человек.
   - А как зовут малыша? - спросил Лось.
   - Андрей, - ответила Мэри.
   - Андрей? Вот это замечательно! Андрей Яракович.
   - Я хотела, чтобы они назвали Бэном, - печально сказала Рультына. Мальчик Бэн у меня был... Но они назвали по-своему. Пусть Андрей. - И, добродушно махнув рукой, ушла.
   Мэри возбужденно рассказывала, как она работает в больнице, как доктор учит ее, как ей нравится жить в факторийном доме и какой у нее сильный муж Ярак.
   Лось смотрел на нее и думал:
   "Она счастлива. А ведь этого могло и не быть".
   Уходя, Лось крепко пожал руку Мэри. Она задержала его руку в своей и вдруг прикоснулась к ней губами... Лось порывисто отдернул руку.
   - Что ты, что ты, Мэри! Это нехорошо! - нахмурив брови, проговорил Лось.
   Мэри испугалась и покраснела. Она не знала, что это нехорошо.
   Лосю показалось, что она обиделась, и, положив руку на ее горячее плечо, он нагнулся, поцеловал ее в лоб и молча вышел.
   - Она способная девушка. Грамотности, а вернее образования, у нее не хватает, - сказал Петр Петрович, встретившись с Лосем.
   - А вы знаете, доктор, я бы на вашем месте стал из нее готовить акушерку. Это очень важно.
   - Надо подумать, - ответил доктор.
   В пушном складе уже работали женщины. Ржаной мукой крупного размола они чистили песцовые шкурки. Рультына хорошо знала, как обезжиривать их. Каждая женщина показывала ей свою работу, и если Рультына говорила: "Хорошо", - шкурки относили в другой угол. Рультына работала с таким усердием, с каким ни разу не трудилась за всю свою жизнь с Чарли. Ярак сказал, что, хотя все шкурки висят в складе Жохова, хозяин им Лось.
   ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
   Алитет лежал в пологе на старенькой оленьей шкуре. Он неподвижно смотрел в потолок, лицо его было мрачно, и никто не решался с ним заговорить. Он лежал и думал:
   "Что случилось на берегу? Почему люди становятся такими, какими никогда не были? Пожалуй, все это от учителя. Даже Гой-Гой любит бегать к нему. Сильный человек! К сильному всегда бегут. Но ведь он не товарами сильный человек? У него, кроме бумажек-рублей, ничего нет. Что это за сильные бумажки? И в торговой яранге начали торговать за рубли-бумажки".
   Алитет достал из ящика бумажный рубль и долго вертел его в руках.
   "Разве эта бумажка лучше песцовой шкурки?"
   Он пренебрежительно бросил ее в ящик и опять уставился в потолок.
   Алитет вспоминал вчерашний разговор с сыном. Гой-Гой весело рассказывал, что русский переселился от Ваамчо в свою деревянную ярангу. Учитель наставил там пять жирников, и Уакат еле успевает следить за огнем. При каждом зарождении луны учитель дает ей за это сильные бумажки-рубли, за которые привозят ей столько сахару, патронов, муки, табаку, будто она посылала лучшие песцовые шкурки. Вдобавок она еще родовой совет и за это получает рубли-бумажки. Она даже забыла дорогу в ярангу Алитета.
   Наргинаут жалостливо посмотрела на мужа, взяла хорошую оленью шкуру и положила ее рядом с Алитетом.
   - Чарли, - сказала Наргинаут, - эта шкурка помягче.
   - Я перестал быть человеком, сильным товарами. Придется уходить в горы, надо привыкать к жесткой постели. Убери ее! - раздраженно крикнул он и ногой отшвырнул шкуру.
   Дремавший в углу Корауге вздохнул, услышав голос Алитета. Он лениво потянулся к бубну и ударил по нему. Бубен зазвенел.
   - Не надо! - сердито крикнул Алитет. - Думать мешаешь. Все равно духи перестали слушаться тебя.
   Корауге с недоумением взглянул на него бесцветными глазами и положил бубен.