Семушкин Тихон. Алитет уходит в горы

   Как только собаки выскочили на холмик, Алитет поднялся из своей засады, схватил ремень, протянутый к мачте байдары, и остановил собак. Ваамчо остолбенел. Люди в байдаре вскрикнули: Алитет поднялся будто из-под земли, как привидение.
   Слабый от истощения, Алитет не сдержал собак и упал. Не выпуская ремня из рук, он проволочился несколько шагов по гальке, пока упряжка не остановилась.
   - Подойди сюда! - первый раз за много дней крикнул Алитет, обращаясь к человеку.
   Но Ваамчо стоял неподвижно.
   - Не бойся. Духи помогли мне спастись...
   Ваамчо продолжал смотреть на Алитета застывшим взглядом.
   - Иди же сюда, безумный! - громко крикнул Алитет, сидя на гальке среди собак.
   Не чувствуя под собой ног, бледный, с дрожащими руками, Ваамчо безвольно шагнул к Алитету.
   - Не бойся! Я голоден. Скорей хочу домой. Подтягивай байдару, властно сказал тот, собрав силы.
   Ваамчо вцепился в ремень и, не ощущая, как двигаются его руки, подвел байдару.
   Алитет перелез через борт и свалился на мягкое дно байдары. Растянувшись, он лежал и смотрел в небо.
   Тыгрена хотела отвернуться от него и не могла. Она хотела что-то сказать, но язык не ворочался во рту. Она молча сползла с носа байдары. Было так страшно, что она уронила Айвама. Она до крови укусила губу и, схватив сына, сильно прижала его к себе.
   - Поворачивай собак! - крикнул Алитет.
   Собаки побежали обратно. Но рулевой был так испуган, что не знал, куда "положить руля". Байдара то наскакивала на прибрежную мель, то уходила в сторону моря, черпая левым бортом воду.
   Алитет вытер мокрое от воды лицо, перевернулся и на четвереньках пополз к корме. Взмахом руки он отстранил рулевого и сам взялся за ручку руля. Он сидел неподвижно, молча, с ничего не выражавшим взглядом глубоко запавших глаз. Люди боялись смотреть на него, и все же глаза сами поворачивались в сторону Алитета. Люди удивлялись, почему они еще живы и не умирают от страха. Домой, как всегда, собаки бежали быстрей. Ваамчо несся за ними, словно подхваченный ветром. В байдаре все молчали.
   Тыгрена, прижав сына к груди, взглянула на Алитета в упор. Глаза их встретились. Собравшись с духом, она громко, чтобы придать себе силы, спросила:
   - Ты кто? Тэррак?
   Алитет зло усмехнулся, но улыбка тотчас исчезла с его искривленных губ. Седая борода дрогнула.
   - Забыла, кто я? Ты думала, я погиб?
   - Люди говорили, - уже тихо сказала Тыгрена.
   - Нет. Я не погиб. Это я. Много дней я боролся с духами голода. Они бессильны оказались против меня... Воды дайте!
   Охотник, сидевший у бочонка с водой, быстро налил кружку воды и дрожащими руками подал Алитету.
   Алитет вылил в себя сразу всю кружку:
   - Еще! - сказал он, протягивая руку.
   После второй кружки он ощупал свое лицо и сказал:
   - Вокруг не было никакой еды. Только один тюлень попался мне на льдине. Я подкрался к нему с подветренной стороны, схватил его за ласт, но он выскользнул из рук и свалился в полынью. Тогда от горя и злости я завыл волком. Одежда была моей едой.
   Голос Алитета гудел. В байдаре летали его слова. Тыгреной овладел смертельный страх. Она потеряла сознание к свалилась на сына.
   Байдара прошла уже далеко, пока Тыгрена очнулась. Не видя около себя сына, она задрожала. Ей показалось, что за это время Алитет выбросил Айвама духам моря. Она тревожно оглянулась и увидела отползшего в сторону сына. Тыгрена схватила его и злобно взглянула на Алитета.
   Алитет сидел на корме, такой же страшный, как и был. Он молча глядел вперед и казался неживым. Тыгрена разглядывала его сквозь узкую щелку чуть-чуть раздвинутых пальцев руки. Она знала, что теперь Алитет захочет принести большую жертву духам, и ей вспомнился бородатый русский начальник. Чуть заметная улыбка мелькнула на ее лице. И опять с ноющей болью в сердце пришла мысль: "А вдруг Алитет скажет, что надо быстро принести в жертву Айвама? Ведь убивал же он детей Наргинаут?"
   Все люди знали, что имя "Айвам" образовано из имени "Алитет" и "ваам" - большой ручей. Но никто не догадывался о хитрости Тыгрены. Ребенок должен был родиться от Айе, а родился от Ваамчо. Поэтому Тыгрена и взяла начало имени от Айе, а конец - от Ваамчо: Ай-вам.
   Алитет сильно ненавидит и Ваамчо и Айе. Вдруг он разгадает имя? Тогда, наверное, он захочет принести мальчика в жертву.
   Показалось стойбище Энмакай.
   Вдруг Алитет бросил руль, встал на корму, и по его лицу пробежал испуг. Судорожно затряслась впалая щека. Он с недоумением глядел в сторону стойбища.
   Среди яранг стоял высокий, прочный, рубленый дом с железной, блестевшей на солнце крышей. Оконные стекла играли светом. Люди молча переглянулись, словно спрашивая друг друга: все ли видят это?
   - Откуда эта деревянная яранга? - тихо спросил Алитет, тревожно разглядывая дом.
   Какое-то неясное ощущение радости вызвало в душе Тыгрены и то, что Алитет испугался, и то, что в стойбище появилась эта деревянная яранга. И опять Тыгрена вспомнила русского бородатого начальника.
   - Эй вы, люди! Что же вы молчите? - крикнул Алитет.
   - Шесть дней назад мы уехали из стойбища - все оставалось по-старому, - спокойно, но с каким-то душевным подъемом сказала Тыгрена. Откуда появилась эта деревянная яранга, никто не знает.
   Собаки неслись к стойбищу, далеко оставив погонщика Ваамчо. Пенящаяся струйка бурлила за байдарой.
   На крыльце нового дома стоял рослый, широкоплечий парень в русской одежде и спокойно смотрел на подходившую байдару. Он курил трубку, и в прозрачном, чистом воздухе струился дымок.
   Это был учитель Николай Дворкин.
   ГЛАВА ШЕСТАЯ
   Все реже и реже стало показываться солнце. Оно тонуло в туманах или в белых влажных облаках. Дни стали совсем короткими. И вскоре наступила зима. Был конец сентября, а снег уже покрыл землю. Вновь прибывшие работники ревкома никогда еще не встречали зиму так рано. Глядя на белую пелену, скрывавшую горизонт, они с тоской вспоминали родные места. И все же снежные просторы и суровое величие Севера покоряли человека. Да и Лось не давал никому скучать.
   В новом доме ревкомовцы ежедневно занимались изучением чукотского языка. Ревком напоминал собой этнографический факультет, деканом и профессором которого был сам Лось.
   На побережье было уже три школы, приступил к работе отряд Красного Креста, торговали и вели работу с населением советские пушные фактории. Оживилась работа родовых советов. Отовсюду с оказией шли в ревком письма. Приезжали председатели родовых советов за "живыми словами".
   "Вот когда начинается наша деятельность!" - радостно думал Лось, просматривая письма. Его особенно заинтересовало письмо от заведующего факторией Русакова. Он положил его на стол, расправил вмятины и крикнул секретарю в соседнюю комнату:
   - Петя, позови-ка мне Осипова!
   И в ожидании инструктора ревкома Лось зашагал по своему кабинету. Здесь было просторно, чисто, и Лось, оглядев кабинет, улыбнулся. На стене висела карта СССР и большая, со всеми стойбищами, вычерченная им самим карта Чукотского полуострова. Над письменным столом - портрет Ленина. На противоположной стене - маленький портрет Льва Толстого, взятый из книги.
   Вошел Осипов.
   - Интересное письмо пришло от Русакова, - сказал Лось. - Правда, обстановку там я достаточно хорошо знаю и сам. Дело в том, что в этом стойбище наметились две группы. Стойбище разделено оврагом. По одну сторону оврага американофильские охотники, по другую - с явными симпатиями к нам. И вот в этой части стойбища Русаков организовал промысловую зверобойную артель. Он пишет, что если мы дадим в это стойбище вельбот с мотором, то, возможно, к артели присоединится и американофильская часть населения.
   - Конечно, туда нужно дать вельбот, - сказал Осипов.
   - Да... Но дело там сложное. У той группы охотников есть свой вожак. Он родственник эскимосам с американских островов. Здоровый старик, кривой. Он лучший охотник. Зовут его "Сверху видящий человек". Старик с норовом. Всю заовражную группу держит в своих руках. Непререкаемый авторитет. Склонить его нелегко. А надо! Он большая опора для Алитета, - задумчиво сказал Лось.
   - Я выеду туда, - сказал Осипов. - Помогу Русакову.
   - Агитацией заниматься? Занятие очень трудное. Мы с Андреем целый год занимались агитацией, а в это время американцы товарами агитировали. Правда, мы не всегда безуспешно проводили ее, но теперь у нас есть все возможности агитировать делом. Поведем борьбу с ним весной, перед началом зверобойной охоты, когда будем спускать артельный вельбот. А сейчас не стоит надоедать старику. Его можно склонить на нашу сторону чем-нибудь конкретным. Подождем до весны. Так мне кажется. А теперь, Василий Степанович, я тебе даю отпуск на два месяца.
   Осипов рассмеялся.
   - Какой отпуск?
   - Заняться только изучением языка. Чтобы через два месяца ты свободно говорил.
   - Что ты, Никита Сергеевич! У меня и мозги-то уж не молодые. За два месяца, пожалуй, не одолею.
   - Надо одолеть. Надо поставить перед собою такую задачу.
   - Попробуем.
   - Пробовать нам некогда. Надо выполнить. Без этого здесь нельзя работать.
   - Хорошо, - не совсем уверенно сказал Осипов.
   Вошел старик Ильич. Приветствуя его по-чукотски, Лось предложил ему стул. Старик сел, но сейчас же опустился на пол, скрестив под собой ноги.
   - Лось, - важно сказал старик, - новости пришли. Пароход на севере, туда дальше, во льдах у мыса стоит. И дыму нет. Совсем остановился, на всю зиму.
   - Пароход?! - крайне удивленно, несколько растерянно переспросил Лось, сразу почувствовав личную ответственность за зимовку "Совета".
   Лось насторожился. Эта новость о зазимовавшем пароходе его поразила. Он достал трубку и торопливо стал ее раскуривать. Словно боясь расспрашивать о пароходе, Лось сильно затянулся и, обращаясь к старику, спросил совсем о другом:
   - А еще какие новости?
   - Больше нет новостей.
   - Ничего не слыхал об учителе, которого возил твой сын Эрмен?
   - Нет, никаких слухов нет.
   - А про милиционера?
   - Больше нет никаких новостей.
   Лось помрачнел и, обратившись к Осипову, сказал:
   - Неприятная новость!
   - А что такое? - спросил Осипов.
   - "Совет" затерло во льдах. На десять месяцев выведен пароход из строя. Это большая неудача, - вздохнув, сказал Лось. - Весь Совторгфлот на Дальнем Востоке насчитывает всего лишь двенадцать кораблей. И вот один из этих пароходов я, уполномоченный ревкома, загнал во льды, чтобы поставить всего лишь одну маленькую школу в стойбище Энмакай. Правильно ли я поступил? - задумавшись, спросил Лось.
   - Трудно сказать, Никита Сергеевич.
   - Я думаю, что поступил правильно. Большевики не могут подходить к таким вопросам по-торгашески. В этом суть нашей национальной политики... Ну что же, Ильич, спасибо за новости. Еще что услышишь, приходи... Закури на дорогу.
   И все же Лось при воспоминании о пароходе чувствовал себя не очень хорошо. В душе он все еще не мог решить: правильно ли он поступил? Раздражало его и молчание радиостанции. Он накинул на себя кухлянку и пошел к радисту.
   Увидев виноватую улыбку на лице Молодцова, он догадался, что станция продолжает бездействовать.
   - Зря ты носишь такую хорошую фамилию! - не сдержавшись, раздраженно сказал Лось.
   - Сам замучился, Никита Сергеевич. Вся душа исстрадалась. Хоть в петлю полезай. Никак не удается наладить, - сказал Молодцов, и на глаза его навернулись слезы.
   - Милый мой, как же ты ехал сюда? Ведь ты меня держишь без связи. Это же убийство! Работал ты по этому делу или нет?
   Опустив голову, Молодцов молчал. Он и сам отлично понимал обстановку, в которой оказался, но чем больше старался, тем все больше и больше запутывался в новой для него радиоаппаратуре.
   - В Петропавловске я хорошо работал и на приеме и на передаче. Поэтому и послали меня сюда. Но вот слабоват оказался в радиотехнике, оправдывался радист.
   - Какой же идиот послал тебя? Ведь тут не пойдешь за помощью к соседу-дяде. Вот и будем сидеть, как суслики в норе. Ты мне по-честному скажи: сможешь ты наладить станцию или нет?
   - Не знаю, Никита Сергеевич.
   Лось, махнув рукой, молча вышел из радиостанции.
   "Лучше бы совсем не было ее. Спокойней было бы", - подумал он.
   ГЛАВА СЕДЬМАЯ
   Перелетные птицы покинули чукотскую землю, и лишь запоздалые стайки еще тянулись на юг. Вдоль всего берега стояли наносные ледовые поля, уходившие далеко за горизонт. Пришла хозяйка этого края - зима. Утро было тихое. Где-то выла собака.
   И на белоснежной пелене земли, неба и моря вдруг во льдах показался дым, рассекавший длинной струей небесный купол. Все население стойбища всполошилось, люди бросились к берегу.
   Лось, схватив длинную подзорную трубу, полез на крышу дома. Он навел трубу на дым и увидел пароход. Было хорошо видно, как он, борясь со льдами, пробивался к полынье. Порой он отступал и, с полного хода взбираясь корпусом на льды, давил и раздвигал их; он забивал ледовые якоря и отводил льдины в стороны, но они снова стремились сомкнуться.
   Вокруг ревкома собралась толпа. Все с любопытством смотрели во льды.
   - Какой-то ледокол! - вдруг крикнул с крыши Лось.
   Но вот ледокол пробился в полынью и стал быстро приближаться к стойбищу.
   Лось рассмотрел название корабля.
   - "Красный Октябрь"! - закричал он. - Бывший ледокол "Надежный".
   "Красный Октябрь" продолжительно загудел, и эхо отдалось в горах.
   Лось торопливо спустился с крыши, заложил собак в нарту и вместе с Эрменом помчался к кораблю. Нарта заныряла в торосах.
   ...Вдали от чукотских берегов, затерянный в Ледовитом океане, открытый русскими мореплавателями, остров. Врангеля привлек к себе внимание английского авантюриста: какой-то Уэлс высадился на нем со своими людьми. Вопреки всяким законам меджународного права они заняли остров.
   Выполняя правительственное задание, экспедиция гидролога Давыдова сняла с Врангеля захватчиков и водрузила на острове советский флаг.
   Теперь "Красный Октябрь" возвращался с острова Врангеля и в борьбе со льдами израсходовал все запасы угля. В топки котлов пошли вся деревянная обшивка корабля, манильский трос, мука, сахар и все, что могло гореть. Экипаж оказался в крайне тяжелом положении.
   Лось подъехал к кораблю, и вахтенный тотчас же провел его к начальнику экспедиции.
   Профессор Давыдов, крупнейший гидролог, возглавлявший экспедицию на "Красном Октябре", встретил Лося молча. Он поздоровался с ним и сухо представил комиссара экспедиции Домникова. Их лица выражали глубокую озабоченность. Эти два человека держали в своих руках судьбу всего экипажа в сто двадцать военных моряков. Они коротко объяснили Лосю цель своей экспедиции и тяжелое положение корабля.
   Усаживаясь на металлическое кресло, Лось сказал:
   - Да, неплохо на Врангеле поохотиться на песцов. Местные охотники говорят, много песцов уходит туда прямо по льдам.
   - Весьма возможно, что мистера Уэлса, возглавлявшего группу эскимосских охотников, интересовали не только песцы... Но мы нагнали жару на этого Уэлса! - со смехом сказал комиссар. - Когда мы подходили к острову, он на шлюпке бросился встречать нас. Но, заметив красный флаг, дал ходу назад. Пришлось остановить шлюпку двумя пушечными выстрелами.
   - Поднимали его на палубу - трясся как в лихорадке. Думал, что большевики душу из него вытряхнут. Теперь успокоился, даже весел и хвалит не нахвалит водку, - добавил с улыбкой начальник экспедиции.
   - Я покажу тебе этого Уэлса! - сказал комиссар Лосю.
   - Меня он не интересует. Таких охотников я насмотрелся у себя на берегу... Тоже выселяю отсюда. Вы скажите, где застрял "Совет"? Связь у вас есть с ним?
   - Э, "Совет" к Владивостоку уже подходит.
   - Как? - удивился Лось. - А тут у нас слухи были, что он зимует у мыса Северного.
   - Это мы там стали было на зимовку. Потушили котлы и стали. А потом разглядели с марса полынью и решили выходить на риск, - разъяснил комиссар.
   - Но теперь у нас катастрофа, - мрачно сказал начальник экспедиции. Весь уголь под метелку выгребли. Как видите, одна железная коробка осталась. - И, вздохнув, он продолжал: - Не дотянули до Провиденской угольной базы. А ведь совсем немного нам нужно угля. Теперь можем лечь в дрейф, и зимовочных запасов нет. Мы стоим перед страшной перспективой: бросить корабль и сойти на берег. Сто двадцать человек экипажа!
   Лось внимательно слушал начальника экспедиции и в то же время думал:
   "Есть у меня сто пятьдесят тонн угля. Отдать им? Нет, нельзя. Отдать уголь - придется свернуть работу ревкома. Но ведь прозимовал же я с Андреем без угля, и работа не прекращалась. Закрыть новый дом и перейти в яранги?"
   Комиссар Домников сказал:
   - На корабле не осталось ничего, что могло бы гореть, и все же корабль нельзя нам бросать.
   Лось закряхтел и, расстегнув ворот гимнастерки, сказал:
   - Придется помочь вам.
   - Каким же образом? - недоуменно спросил начальник экспедиции.
   - У меня есть сто пятьдесят тонн...
   - Угля? - вскрикнули одновременно Давыдов и комиссар.
   - Да, угля.
   - Вахтенный, быстро сюда старшего механика! - радостно крикнул Давыдов и, обратясь к Лосю, спросил: - Этот уголь у вас для отопления ведь? Как же вы проживете зиму без него?
   - О нас, товарищ начальник, вы не беспокойтесь, мы на земле, решительно ответил Лось.
   Вошел старший механик.
   - Сколько нам нужно угля до базы? - спросил начальник.
   Прикинув в уме, механик меланхолично произнес:
   - Тонн двести.
   - Сто тонн есть, - сказал гидролог Давыдов.
   - Зачем же? Сто пятьдесят, - торопливо поправил Лось.
   - Нет, нет! - поднимая руку, категорически сказал Давыдов. - А кашу на чем будете варить? - И, обращаясь к механику, добавил: - Так вот, товарищ стармех, сто тонн.
   - Дотянем как-нибудь, - уже весело сказал старший механик.
   Радостная весть об угле мгновенно облетела корабль. Тут же раздались звуки баяна, и какой-то матрос уже отплясывал на палубе гопака.
   - Как вас зовут? - спросил Лося начальник экспедиции.
   - Никита Сергеевич.
   - Так чем же отблагодарить вас, Никита Сергеевич?
   - Не за что благодарить, товарищ начальник. Вот одна беда у меня есть: бездействует радиостанция. Может быть, вы, товарищ, поможете нашу радиостанцию наладить? Что-то не получается у моего паренька.
   Давыдов вызвал старшего помощника и приказал:
   - Товарищ старпом, назначьте авральные работы по загрузке бункера. Радистов от аврала освободить и всю смену послать на берег. Сейчас же. Надо наладить береговую радиостанцию. Мешки у нас есть, чтобы перенести уголь?
   - Есть.
   - Зачем носить? Мы это значительно быстрее сделаем на собачьих упряжках, - сказал Лось. - Я сейчас поеду на берег и попрошу все нарты из ближайших стойбищ.
   - Превосходно! Нам медлить нельзя. Ледовая обстановка меняется с каждым часом.
   Спускалась ночь. На корабле загорелся прожектор, освещая льды, по которым шли группами матросы. Не успели они дойти до берега, а около угля уже стояли собачьи упряжки.
   Матросы быстро набивали мешки углем, и каюры увязывали их на своих нартах. К полночи Лось пригнал еще нарты из других стойбищ. И всю ночь при свете прожектора беспрерывно сновали нарты между берегом и кораблем.
   Усталый после напряженного дня и бессонной ночи, Лось с последней упряжкой прибыл на палубу корабля.
   Из трубы "Красного Октября" валил черный густой дым. От работы всех машин корпус корабля чуть-чуть сотрясался. "Красный Октябрь" был готов к отходу. Раздался прощальный гудок. Он хрипло и продолжительно огласил торосы ледовых полей.
   Давыдов, прощаясь с Лосем, взволнованно сказал, не выпуская его руку из своей:
   - Вы, Никита Сергеевич, спасли корабль, а может быть, и весь личный состав! Приношу вам от имени всего экипажа сердечную благодарность.
   Лось смущенно улыбался. Он спустился на лед. "Красный Октябрь" двинулся и пошел в полынью.
   С борта корабля моряки махали шапками вслед мелькающей в торосах упряжке Лося. И долго еще, пока не спустился туман, какой-то матрос, стоявший на марсе, размахивал своей ушанкой.
   ГЛАВА ВОСЬМАЯ
   Лось проснулся поздно. Приподняв одеяло, он в щелку следил за истопником и улыбался. Ковыляя по комнате, хромой Налек ступал неслышно, чтобы не разбудить хозяина. Налек очень ценил свою работу. На охоту ходить он не мог, а тут вдруг сделался почти богачом. За рубли - бумажки - Налек покупал в фактории все, что нужно человеку, будто он был настоящим охотником.
   В дверь постучали. Налек подскочил к двери, чуть приоткрыл ее и замахал рукой, давая знать пришельцу, что Лось спит.
   - Кто там? - спросил Лось.
   - Учитель, - шепотом ответил Налек.
   - Заходи, заходи, Скориков! - сказал Лось, поднявшись. - Ну, как дела на ниве просвещения?
   - Хорошо, Никита Сергеевич! Школа работает полным ходом. Думаю ликбезпункт открывать. Уже есть желающие. Как вы смотрите на такое дело? спросил учитель, присаживаясь на подоконник.
   - Добре! Мысль отличная. Вообще, Скориков, ты свою школу должен поставить так, чтобы она была показательной. Уездный центр! - подмигнул Лось.
   - Я готов работать день и ночь, Никита Сергеевич.
   - Добре!
   - Добре, да не очень, Никита Сергеевич. Буза затевается из-за угля.
   - Какая буза? - недовольно спросил Лось, расчесывая волосы.
   - Утром в столовой разговорчики пошли: Лось, дескать, привык на морозе жить, ему что? Петька, секретарь, с начфином по-своему решают угольную проблему.
   - Права нет у них решать! - резко сказал Лось.
   - Боятся, что ты можешь отдать весь остаток угля в школу.
   Лось, улыбнувшись, проговорил:
   - А вот тут они правильно думают. Ты, Скориков, не беспокойся. Что-что, а школа будет обеспечена углем, это я тебе гарантирую.
   - Я тоже хотел им вправить мозги, но куда там! Подняли такой галдеж, хоть святых выноси. Даже Ниловна, кухарка, и та начала их урезонивать.
   Ниловна, пожилая женщина, работала на "Совете" судомойкой, но по просьбе Лося капитан списал ее на берег. Здесь в столовой ревкома она стала шеф-поваром и отлично готовила блюда из оленины и дичи. Эта расторопная женщина успевала делать все: и готовить, и накрывать на стол, и подавать.
   Когда ревкомовцы пришли обедать и сели за стол, Лось сказал:
   - Ниловна, ты подожди подавать. Присядь пока. - И, обращаясь ко всем, продолжал: - Плохо, товарищи, мы начинаем жить.
   - Аль не нравится, как я готовлю? - тревожно спросила Ниловна.
   - Нет, очень хорошо, Ниловна. О другом хочу сказать. Среди нас оказались нытики. Мне стало известно, что отдельные члены нашего коллектива начинают бузить. Они, заботясь больше о собственной шкуре, недовольны, что я отдал уголь. Будем говорить прямо: эту склоку затевает начфин Прыгунов. - И Лось пальцем показал на него. - Такое поведение недостойно советского человека. Стыдно, товарищ Прыгунов! Даже старик Ильич и тот сказал мне: "Ты хорошо поступил, Лось. Как настоящий охотник, поделился углем". - И, побагровев, Лось крикнул: - А ты что за разговоры затеял?! Боишься замерзнуть? Рыбья кровь у тебя? - И, передохнув, спокойно добавил: - Не бойся, не замерзнешь. Кончится уголь - замок на ревком, и все по ярангам. От этого будет только польза и народу, и всем вам. Вот все, и чтобы никогда больше не возникал этот вопрос. У нас есть более важные дела. Ниловна, давайте обедать.
   В столовой стояла тишина, лишь слышались шаги удаляющейся в кухню Ниловны. Кто-то попросил слова.
   - Никаких слов, никаких обсуждений. Все ясно, и все кончено, - твердо сказал Лось. - Меня больше беспокоит судьба милиционера и учителя Дворкина, чем вся эта пустая, никому не нужная болтовня. До сих пор мы не имеем о них никаких сведений. И я решил выехать в северную часть побережья. Нет слухов и о геологе. Я уеду, может быть, сегодня. А вы больше общайтесь с народом. Это поможет вам быстрее освоить язык и понять душу народа. А душа у него хорошая... Вернусь через полтора-два месяца, всех раскомандирую по стойбищам. К весне проведем первую конференцию. Поставим два вопроса. Первый вопрос: национальная политика Советской власти и работа родовых советов. Второй вопрос: морской зверобойный промысел. И сами подумайте над этими вопросами. Если я задержусь, тебе, Осипов, придется съездить в стойбище Лорен. Надо поглядеть, как там торгует Жохов. Всеми мерами укреплять положение Ярака как заведующего пушным складом! В своих письмах Жохов подбивает под него клин: свалить хочет. Жохов - чиновник, деляга. Дальше своего носа ни черта не хочет видеть. Красному Кресту, школе понадобится помощь - окажи. Поинтересуйся, работает ли Мэри медицинской сестрой. И - что особенно важно - обязательно добейся, чтобы Мэри рожала в Красном Кресте, а не по законам шамана. Понял? Поговори с врачами и с Яраком. Это тебе боевое задание.
   - Подозрительно что-то, Никита Сергеевич, что вы так хлопочете о ней, - с улыбочкой сказал секретарь ревкома.
   - Что?! - вспылив, крикнул Лось, но тут же спокойно сказал: Секретарю ревкома полагается быть немного умней. Направление твоих мыслишек - это начало сплетен... Так вот, Осипов, это очень важное дело. Вырвать роженицу у шамана нелегко. Врач пишет: не идут в больницу. Мэри должна положить начало этому. Так и скажи ей: Лось велел.
   Ниловна принесла кастрюлю и проворно стала разливать суп.
   - Я не хочу супа, Ниловна, дай мне сразу второе, - сказал Лось.
   - Да что вы, Никита Сергеевич! Попробуйте. Вы такого супа во владивостокском ресторане не ели. Знаете, какой жирный олень попался?