Семушкин Тихон. Алитет уходит в горы

   - Нельзя!
   - Никита Сергеевич! - крикнул Молодцов. - Не дают снимать!
   - Почему, Лёк, нельзя? - спросил Лось.
   - Один раз я убил кита, и американы вот так сделали. Потом три года я не видел кита. Нельзя.
   - О, тогда другое дело! - согласился Лось. - Убери, Илюша, аппарат.
   - Чепуха какая, Никита Сергеевич, - недовольно проговорил Молодцов, опять нацеливаясь фотоаппаратом.
   - Нет, не чепуха. Убери свой аппарат! - сердито сказал Лось.
   И Лёк по достоинству оценил поступок Лося.
   ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
   Конференция продолжалась три дня. Она действительно превратилась в праздник большого говоренья. Еще никогда на этом берегу не собиралось такое множество людей. Говорил один человек, и все слушали; говорил другой, третий, и опять все слушали. Даже Омрытаген, который никогда не собирал больше трех слушателей, теперь говорил для всех.
   "Ого! Все-таки и меня слушают!" - подумал он с гордостью.
   Люди говорили о родовых советах, о торговле, о русском докторе, о школе, о морском промысле и о китобойных ручных пушках, из которых, как из ружья, можно издали стрелять гарпуном. Говорили о моторной байдаре Лёка. Говорили о жизни и как ее лучше устроить. Каждый говорил о том, что считал самым важным.
   Ваамчо долго рассказывал о своей жизни, о своих взаимоотношениях с Алитетом. Он рассказал всем людям, как Алитет когда-то залил его приманки керосином, как шаман обманул его, приказав сжечь бумажку председателя на костре. Об этом он говорил с возмущением, смело и решительно.
   И люди удивлялись:
   "Ай, каким храбрым сделался Ваамчо!"
   После заседания Лось позвал Ваамчо в кабинет и, пожимая ему руку, сказал:
   - Молодец, Ваамчо! Хорошо выступил. Так вот и нужно бороться за новую жизнь. Вот такие люди, которые борются за правду, за справедливую жизнь, коммунистами называются. Хочешь записаться в партию коммунистов? - Лось на секунду задумался и, решив, что, может быть, слово "партия" еще непонятно Ваамчо, добавил: - Понимаешь, в артель коммунистов.
   - Очень хочу. Лось. Очень. Мне еще Дворкин - мой постоянный друг много рассказывал про коммунистов. Я сделаю так, как советуешь ты. Ты правильный человек. Правду жизни я долго не видел даже издали. Теперь близко вижу ее. И сворачивать назад теперь не буду.
   - Я хочу сделать тебя уполномоченным ревкома по всем стойбищам северной части уезда. Будешь иногда ездить по родовым советам и рассказывать, как нужно работать. Учитель Дворкин тебе будет помогать. Понял, Ваамчо?
   - Хорошо, Лось. Я согласен. Теперь мне можно ездить. Хорошая упряжка собак Алитета теперь перекочевала ко мне.
   В кабинет вошли Осипов и Русаков.
   - Ну вот, товарищи, вся наша партийная ячейка в сборе. Товарищ Ваамчо хочет вступить в партию. Надо принять его. Как вы думаете?
   Спустя некоторое время, встретившись с Лёком, Ваамчо показал ему свой партийный билет. Они сели на днище вельбота, и Лёк внимательно рассматривал красную книжечку. Ваамчо сказал ему, что Лось - коммунист и что он, Ваамчо, тоже коммунист.
   - А что такое коммунист? - спросил Лёк, не отрывая глаз от книжечки.
   - Это такой человек, который хочет переделывать жизнь.
   - Переделывать жизнь? - скептически спросил Лёк.
   - Да, - твердо ответил Ваамчо.
   - А ты разве белолицым стал, что берешься за такое дело? У тебя много товаров есть, ружей, патронов? Много вельботов у тебя есть, много моторов? Это все у Лося, - утвердительно сказал Лёк. - Видел, как Русаков слушается его? Пусть он сам и переделывает жизнь. Пусть. Только мешать не надо ему.
   - Лёк, правда, товаров у меня нет. Я не торгующий человек. Но я буду помогать Лосю переделывать жизнь. Сам знаешь, какой длинный берег.
   - Помогать?.. А я не могу помогать? Я председатель, - сурово сказал Лёк и, забрав партийный билет Ваамчо, проговорил: - Ты посиди здесь. Я скоро вернусь.
   Лёк нашел Лося и, поманив его пальцем, повел в сторону, на берег лагуны. Лось шел следом за ним.
   - Ты куда меня ведешь, Лёк? - спросил он.
   - Пойдем, пойдем. Новость есть у меня.
   Они дошли до лагуны, и Лёк, вскинув глаз, сказал:
   - Пожалуй, ты правильный человек. На собрании ты хвалил мою байдару. Ты понимающий человек. Для переделки жизни ты велел торгующим людям привезти моторы и для байдар. Пусть те байдарные люди, которые обзаведутся мотором, приедут ко мне. Я им расскажу, как нужно привязать мотор к байдаре. Так и быть, я начну, пожалуй, помогать тебе переделывать жизнь. Она все-таки начала переделываться.
   Заложив руки назад, Лось стоял и внимательно слушал старика. Он был доволен, что у Лёка пробуждается такая активность, а тот продолжал:
   - Ты думаешь, я по-прежнему не вижу перемену жизни? Вижу. Вот он, глаз. Он смотрит хорошо. Все видит он. А рука? - И Лёк показал широкую ладонь. - Сильная рука! Она много знает, эта рука. Вот этой рукой я сделал байдару. Она может сделать и вельбот, если доски будут. Ваамчо не сможет сделать вельбот, а я сделаю. За одну зиму сделаю. Мотор не сделаю, а вельбот сделаю. - И Лёк тихо добавил: - Потому что мотор железный.
   - Я очень рад, Лёк, что мы вместе с тобой будем переделывать жизнь. Я очень рад, что ты стал председателем артели. Это все очень хорошо. Значит, ты решил окончательно идти к новому закону?
   - Да, - вздохнув, сказал Лёк; он разжал руки и, показывая партийный билет Ваамчо, спросил: - А почему мне не дал такую? Ваамчо дал, а мне не дал.
   - А ты, Лёк, где взял эту книжку? - удивился Лось.
   - Забрал у Ваамчо. Тебе показать.
   - Хорошо, Лёк. Я думаю, что тебе тоже можно дать такую книжку. Ты хочешь?
   - Конечно, хочу!
   - А ты знаешь, что это за книжка, товарищ Лёк? Садись, и я тебе сейчас расскажу.
   Они сели на гальку, закурили "папушу" из кисета Лёка, и Лось, попыхивая трубкой, стал рассказывать ему, каким должен быть человек с такой книжкой.
   Через несколько дней после партийного собрания Лёк получил членский билет и, уходя, сказал:
   - Завтра устроим праздник кита, и я поеду домой. Я буду расчищать дорогу правильной жизни.
   Весь вечер бродил Лёк вдоль морского берега один; Лёк думал о жизни и держал в руке партийный билет. Его некуда было положить: на одежде Лёка не было ни одного кармана. Лёк вынул кисет, положил билет вместе с "папушей", заткнул кисет опять за пояс и ушел далеко-далеко от селения. Завтра утром начнется праздник кита. Лёк будет сидеть на самом почетном месте. Рядом с ним сядет старик Ильич, по другую сторону - гарпунщик Кмой, Лось.
   "А Русаков где сядет? Пожалуй, он сядет рядом с Ильичом. Он все-таки ловко гонял мотором мою байдару. Девушки будут петь, танцевать. Будет танец кита. Его Лёк станцует сам. Кто лучше его может показать, как плыл кит, как он ударял хвостом? Никто. Только Лёк. А потом люди наложат полные вельботы китового мяса и разъедутся по своим стойбищам. Люди будут везде говорить: "Это Лёк убил кита. Лёк - великий ловец!"
   Так он шел вдоль берега, размышляя о предстоящем большом празднике.
   На пути попался валун. Лёк присел на него, отвязал кисет и, прежде чем закурить, полюбовался на красную книжку.
   "Гм! Смотри, смотри, как прилепился Лёк к этой бумаге!" - удивленно проговорил он, разглядывая свою фотокарточку.
   Он долго смотрел на нее и вспомнил Молодцова, который сделал ее. Этот юноша хотел снять кита. Он не понимает еще, что кита снимать нельзя. Потому что кит все-таки не человек. Кит не может понять того, что понимает человек. И Лось хорошо это знает, он согласился с Лёком, что нельзя снимать кита. Хо! Он понимающий человек, этот Лось.
   Лёк вытянул руку с билетом и издали посмотрел еще на свою фотокарточку.
   "Правильно сделал, с одним глазом", - оценил он работу радиста.
   ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
   Как только закончилась конференция, Ярак спешно выехал в Лорен. Ему нужно было срочно упаковать пушнину, так как пароход находился уже в пути. Эту новость о пароходе сообщил радист Молодцов, который с помощью мотора и натянутых вверху проволочек знал все, что делалось на белом свете. Удивительный это человек - Молодцов! Даже Лось и тот выспрашивал у него новости. Конечно, без новостей человеку жить нельзя.
   Снег уже растаял, и нарта скользила по мокрой тундре. Упряжка шла медленно.
   Покрикивая на собак, Ярак думал о белых людях. Ярак считал себя знатоком белых людей и, кроме того, многоязычным, так как разговаривал не только по-чукотски, но и по-американски и по-русски. Но и он не мог понять, почему так не похожи друг на друга русские и американцы. Я поступки их и обычаи разные, и к народу русские относятся не так, как американцы. Совсем разные, хотя и белые люди.
   Ярак вспомнил всю свою жизнь: как отверженным мальчиком - носителем злого духа - он попал к Чарли Красному Носу; как Чарли отдавал его на все лето капитану американского китобойного парохода за десять ящиков патронов. Тогда не было удивительно, что работал на китобойце Ярак, а патроны забирал Чарли Красный Нос. Только теперь понятно стало, что Чарли был неправильный человек. А капитаны-китобои? Сколько людей с побережья забирали они на китовый промысел! И женщин и девушек! Американские люди хотели не только промышлять, но заодно и веселиться с женщинами. Они просто забирали их, хотя, конечно, не мешало бы спросить об этом мужей и отцов.
   О! Никто так не знал жизнь и обычаи белых людей, как знал Ярак. Американцы хорошо наловчились приказывать, махая руками то туда, то сюда, и покрикивали на охотников, как наездник на собак.
   Люди с побережья за свою работу по разделке китов получали только корм, который они сами же и добывали. "Вот это жизнь! - думали люди. - На палубе корабля можно было есть китовое мясо сколько хочешь!" Мяса действительно было так много, что все равно его приходилось бросать в море. Американцы не особенно любили запах китового мяса и жира: они предпочитали есть пищу из железных банок. От кита они забирали только ус да копались в его желудке, разыскивая какую-то амбру*. И когда ее находили, веселился не только один капитан. Все. Да, Яраку казалось, что он хорошо знает их жизнь. И только теперь Ярак ясно увидел, что он совсем не знал американцев.
   _______________
   * Смолистое бурое вещество встречается не у каждого кита.
   Употребляется при изготовлении дорогих духов. Амбра не издает запаха,
   но обладает способностью сохранять на длительное время другие запахи.
   Вспомнив, как Чарли Красный Нос тащил его за ногу от Мэри, Ярак улыбнулся. Тогда он покорно ушел из железного дома. Что же! Надо было подчиняться обычаям белого человека. С белым человеком не будешь шутить. Чарли был владельцем товаров, к нему приходили капитаны-друзья. Чарли совсем не ездил по побережью: все ездили к нему. Он говорил только о песцах.
   Русские на празднике большого говоренья сказали, что люди все равны: и эскимосы, и чукчи, и русские. Все люди: и белые, и черные, и желтые. Что же? Пожалуй, это правда. Гм... Конечно, нелегко разобраться в новых обычаях. Поди попробуй понять все сразу. Жохов тоже русский. Но он похож на американца: любит разговаривать криком.
   И, вспомнив секретное сообщение Лося о том, что на смену Жохову едет другой, правильный человек, Ярак преисполнился гордости оттого, что он один знает этот секрет. Конечно, Жохов сам не хочет уезжать отсюда, но поедет. Так сказал Лось.
   Всю дорогу Ярак размышлял о белых людях.
   На склоне горы мелькнули яранги стойбища Лорен. Ярак прикрикнул на собак и подъехал к факторийному дому. Его встретил Жохов.
   - Ну, как дела, делегат? - насмешливо спросил он. - Заходи ко мне, расскажешь.
   Они вошли в комнату, и Жохов поставил на стол бутылку водки.
   - Придется угостить тебя огненной водой. Ведь мы с тобой торговые товарищи.
   Ярак очень удивился доброте Жохова и, как ни трудно было ему отказаться от такого угощения, все же сказал, почесав затылок:
   - Не надо... Мэри сердиться будет. Придется и ей рассказывать новости.
   - Расскажешь. - И Жохов налил две стопки водки.
   Ярак вздохнул, глядя на стопку, вытащил из кармана красную книжечку и сказал:
   - В артель коммунистов записался. Вот она.
   - В коммунисты? - удивился Жохов. - Ну-ка, дай я посмотрю.
   - Нет. Вот так, издали смотри.
   - Брось дурака валять! Дай-ка я посмотрю, - протягивая руку, строго сказал Жохов.
   - Нет. Тебе не надо смотреть. - И Ярак спрятал свой членский билет.
   Жохов выпил стопку водки и, подняв глаза на Ярака, презрительно сказал:
   - Какой ты коммунист? Голову только тебе морочат зря. Что ты понимаешь в этом деле?
   - Это правда, немножко мало еще я понимаю, но Лось сказал, что я потом все пойму.
   Жохов, полез вилкой в банку и. Вытащив пикуль, молча стал грызть его.
   - Жохов, - сказал Ярак, - я знаю новость: скоро придет пароход. Надо скорей пушнину заложить в мешки.
   - Гм!.. Коммунист?! - покачивая головой, сказал Жохов. - Ну, так о чем же там был разговор?
   - Я пойду домой. Надо скорей посмотреть сына да торопиться пушнину упаковать.
   Ярак зашел в свою комнату и, склонившись над кроваткой спящего сына, с улыбкой прикоснулся пальцем к щеке Андрея. Ребенок открыл глаза.
   - Как Чарли, ты лежишь в кровати. Круглые какие у тебя глаза! Ишь ты! - сказал Ярак.
   Ребенок надул щеки и заплакал.
   - Плачешь? Зачем ты плачешь? Вот смотри. - И Ярак, вынув партийный билет, замахал красной книжечкой перед самым носом Андрея. - Видишь, какая книжка завелась у нас? Ты знаешь, что это за книжка? О, это такая книжка! С такой книжкой плакать нельзя.
   В окно Ярак увидел, как бежала домой Мэри в белом халате и с красным крестом на косынке. Вслед за ней медленно шла Рультына.
   Ярак спрятался в гардероб, прикрыв за собой дверку.
   Мэри вошла в комнату и бросилась к сыну. Она взяла его на руки и, высоко подняв, спросила:
   - А где отец?
   Рультына, войдя, удивленно сказала:
   - Собаки лежат у дома, а Ярака не видно. Где он?
   Открылась дверца гардероба, и Ярак вышел на середину комнаты, широко улыбаясь.
   Все засмеялись.
   Когда сели за стол, Ярак рассказал новости о празднике большого говоренья.
   - Пароход скоро придет. Надо поторопиться уложить пушнину в мешки.
   - Какой богатый Лось! Сколько у него пушнины! - сказала Рультына.
   - Тут надо разобраться, чья это пушнина, - задумчиво проговорил Ярак. - А разобраться не очень-то легко. На празднике большого говоренья сказали, что это пушнина государства.
   - Кто такой Государства? Белый человек? - спросила Рультына.
   - Нет. Государство - народ. Ты, я, Мэри, доктор, учитель. Лось - все. Много, много людей! Вот чья пушнина. По правде говоря, это трудно понять. Но только... это не одного Лося пушнина.
   Рультына и Мэри удивленно смотрели на Ярака.
   Он позвал Рультыну в склад, крикнул еще двух парней и стал укладывать песцовые и лисьи шкурки по пятьдесят хвостов в каждый мешок. Жохов подвешивал на мешки железные пломбы-замки.
   ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
   Стоял яркий, солнечный день. Голубое прозрачное небо отражалось в спокойном море. На горизонте еще не было видно парохода, но все население стойбища Лорен уже находилось в том приятном возбуждении, которое охватывает людей Севера, когда вдали над морем струится дымок. Ребятишки исступленно кричали:
   - Пароход, пароход!
   В полдень пароход стал на рейд, и люди с шумом и веселым гиканьем бросились к моторному вельботу. Одновременно от борта парохода отвалил катер. Мерные звуки мотора огласили воздух, и катер стремительно понесся к берегу. Вельбот задержался. С катера донесся громкий, восторженный крик Айе:
   - Яра-а-ак!.. Это я!.. Верну-улся!
   Айе стоял у штурвала и, гордо подняв голову, направлял катер на прибрежную отмель. Никто из людей, стоявших на берегу, и не подумал, что катером управляет Айе. Да и кому это могло прийти в голову?
   На замедленном ходу катер ударился о песчаное дно, остановился. Айе бросился на нос катера и, взмахнув руками, прыгнул на берег.
   - Какомэй, Айе! - закричали все.
   Но Айе не мог выговорить ни слова от радости. Он только улыбался, поглядывая на свои высокие резиновые сапоги.
   Вместе с Андреем Михайловичем Жуковым приехала Наталья Семеновна жена Лося.
   - Батюшки мои! - восторженно прокричал доктор. - Вот обрадуется Лось!
   Жуков рекомендовал приезжих:
   - Это товарищ Бодунов - производитель работ по строительству культбазы. Двенадцать больших домов будем строить! - радостно сказал он. А это новый заведующий пушной факторией - товарищ Смелов...
   Люди шумно приветствовали друг друга.
   Между тем Айе уже обрел дар речи. Он трепал Ярака за плечо и, смеясь, говорил:
   - Видишь, Ярак, не пропал я на Большой земле. Помнишь, как мы советовались с тобой в тундре?
   - Я же говорил тебе, что не пропадешь.
   Айе дернул Ярака за пиджак и, щеголяя новыми словами, сказал:
   - А костюм у тебя, как у боцмана во Владивостоке. Ну, как ты живешь, Ярак?
   - Живу вот в том доме. Пушником работаю. Живем вместе с Мэри. Сын родился у нас.
   - Ну! Сын родился? Вот хорошо! - восторженно вскрикнул Айе. - А я много, много ездил. Как ветер, носились мы с Андреем. К теплому морю ездили. Потом вернулись во Владивосток, начал учиться управлять этим катером. Теперь я капитан! - важно сказал Айе. - А это мой товарищ Смелов, - указал он на высокого человека с серьезным, вдумчивым лицом.
   Айе потянул его за рукав кожаного пальто и, подчеркивая приятельские отношения со Смеловым, сказал:
   - Смотри: мой друг Ярак. В фактории работает пушником.
   - А, Ярак! Очень приятно. Будем знакомы, - приветливо сказал Смелов.
   - Жохов кончил? - спросил Ярак, лукаво улыбаясь.
   - Да, кончил. Теперь вместе с тобой будем работать.
   - Очень хорошо. Ты коммунист? - спросил Ярак.
   Смелов удивился, что этот парень задает ему такой странный для этих мест вопрос.
   - Да, я коммунист, - ответил он.
   - И я коммунист, - гордо заявил Ярак.
   Айе сказал:
   - Зато я капитан. Ярак, хочешь, прокачу на катере? И люди пусть поедут! А? - обратился Айе к своему старому товарищу.
   Они подошли к катеру, и Айе громко предложил всем прокатиться к пароходу.
   Люди нерешительно переглянулись.
   - Садитесь, садитесь! Все садитесь! - кричал Айе.
   Первыми бросились мальчишки, потом, недоверчиво посматривая на Айе, полезли и взрослые охотники.
   - Миша, заводи машину! - крикнул Айе в окно маленькой избушки, построенной на палубе катера.
   Айе взялся за штурвал и, поворачивая его с торжественным выражением лица, круто развернув катер на полном ходу, повел его к пароходу.
   - Какомэй, Айе! Капитан Айе! - восторженно кричали люди, восхищаясь его умением ходить на такой большой железной лодке.
   Катер подошел к борту парохода. Айе ловко дернул ручку - внутри избушки Что-то звякнуло. Катер дал задний ход и остановился.
   - Ну, ступайте теперь на пароход в гости, - сказал Айе людям.
   И хотя побывать на пароходе считалось величайшим счастьем, желающих не оказалось, никто не захотел уходить, все с любопытством разглядывали катер, которым управлял Айе.
   И самому Айе было приятно, что его сородичи не ушли с катера. Он и подвез их к пароходу, с тем чтобы показать свое великое мастерство.
   Айе дернул за ручку - опять что-то звякнуло, машина заработала, и Айе, обойдя на катере вокруг парохода, направил его к берегу.
   - Айе, товары скоро начнут выгружать? - спросил Ярак.
   - Мы привезли двенадцать домов и десять вельботов. С товарами придет другой пароход.
   Айе разговаривал и управлял штурвалом с таким спокойствием, будто ехал на собаках, которые сами знают, куда нужно везти хозяина.
   И все удивлялись: Айе все знает! Он знает даже, что везет пароход! Вот тебе и Айе - пастух, не имеющий жены! Очень удивительно это все!
   Андрей Жуков стоял на берегу и, глядя на приближающийся катер, заполненный людьми, улыбался. Он понимал, что Айе показывает сородичам свое искусство управлять катером.
   Катер подошел к берегу, Андрей сказал:
   - Айе, придется тебе сейчас же ехать в командировку. Наталью Семеновну надо отвезти. Хочет сегодня попасть в ревком.
   - Пожалуйста! - восторженно сказал Айе.
   Поехать вдоль побережья и самому управлять катером - о такой новости заговорят все люди!
   - А мы, Айе, скоро снимемся с якоря и пойдем в залив Лаврентия, куда ты вернешься на катере. Только не задерживайся. На обратном пути в стойбищах набери побольше людей, чтобы скорей можно было разгрузить пароход. Ясно? - улыбнувшись, спросил Андрей.
   - Задание ясно, товарищ Жуков, - по-русски ответил Айе и весело подмигнул.
   Айе с наслаждением поехал бы не только в ревком, но и до самого Энмакая. Вот удивилась бы Тыгрена! И, вспомнив о ней, Айе тяжело вздохнул.
   ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
   На галечной косе, поросшей многолетней травой, где гнездились утки, началось строительство культбазы.
   Лесовоз разгрузился и ушел. Люди разместились в палатках, под опрокинутыми вельботами. Строительная группа осталась на зимовку. В первую очередь нужно было выстроить школу-интернат и больницу на двадцать коек.
   Вне всякого плана появилась баня. Вымокшие под осенними дождями, строители отогревались в ней, парились, сушились и, придя в свои палатки, залезали в меховые спальные мешки.
   Вскоре на косе выросли фундаменты двух больших зданий. Эти здания были построены еще во Владивостоке, и их здесь нужно было лишь собрать.
   Самые разнообразные слухи пошли по всему побережью в глубь тундры. Шаманы говорили, что русские будут отнимать детей, запирать их в клетки больших домов и, когда приучат их жить в русских домах, на пароходах увезут в неведомую Страну.
   Ближайшие оленеводы, бросив свой исконные пастбища, Откочевали в глубь тундры. В тундре рассказывали, что пастух Айе стал машинным человеком, потерял рассудок и перестал быть настоящим охотником.
   Но в береговых стойбищах у морских зверобоев доверие к Айе выросло недосягаемо. Как же, пастух, и вдруг наловчился управлять большой железной лодкой. Пожалуй, на этой лодке можно охотиться не только на моржей, но и на китов. Всем было ясно, что это великое дело.
   Даже Лось не предполагал, что катер, управляемый Айе, привлекший всеобщее внимание, явится таким могучим агитатором за переделку жизни.
   Сезон охоты на моржа окончился, и люди охотно ехали на строительство, где, по совершенно проверенным слухам, за работу платили рубли-бумажки. И странное дело, во всех факториях за эти бумажки, как за песцовые шкурки, отпускали самые разнообразные товары: и сахар, и табак, и даже ружья. Эти рубли-бумажки проникали всюду, они были сильнее песцовых шкурок. И люди ехали на нартах, шли пешком, чтобы работать на строительстве за рубли-бумажки.
   О! Это совсем не то, что работать на американском китобойном корабле только за один корм.
   Наступила зима.
   В канун октябрьской годовщины строители перешли из палаток в новый школьный дом, который стоял уже под крышей.
   Айе ускакал на нарте в прибрежные стойбища приглашать людей на большой праздник.
   В яранге собралось множество людей, и Айе, прихлебывая чай, рассказывал:
   - Этот праздник устроил Ленин. Я сам видел, как люди Большой земли радостно праздновали его. Они шли с красными полотнищами. Их было так много, что даже на птичьих базарах не бывает столько птиц. Вот сколько людей! На их лицах была радость, будто они увидели солнце после долгой зимы. Теперь вы сами видите: вельботы пришли с моторами. И вы сами видите, как ловко на них охотиться. И теперь у нас будет русский праздник! - Айе подумал и торжественно сказал: - Это наш праздник правильной жизни.
   Айе сидел в пиджаке, из-под которого виднелась яркая рубашка. Густые черные волосы его были подстрижены по-русски коротко и торчали кверху.
   Айе долго, при всеобщем молчании, рассказывал о чудесах Большой земли, об огромных, как скалы, домах, о больших огнях их стойбищ, о железных нартах, которые с грохотом, подобно раскатам грома, и в два раза быстрее собак мчатся по дорогам, сделанным из железа.
   Айе рассказывал, как угощали его там, на Большой земле, и как все русские люди стремились сделать ему что-нибудь хорошее.
   Охотники, женщины, дети молча слушали Айе и думали: это совсем не тот Айе, которого они видели раньше. Не потерял ли тот Айе разум, сделавшись машинным человеком? Кто знает, что сталось с Айе - оленным пастухом, не имеющим жены. Впрочем, он и раньше у мел рассказывать разные сказки.
   Около светильника лежал старик. В руках у него торчала потухшая трубка. Старик внимательно прислушивался к словам Айе.
   И когда Айе закончил свой рассказ, старик привстал и сказал:
   - Люди, смотрите на него. Он потерял человеческий облик. Его волосы перестали быть такими, какие носят все наши люди. Они не спускаются на лоб, а торчат кверху. Разве можно быть с такими волосами настоящим охотником? Его лицо наполовину побледнело. Он стал нашим человеком только наполовину. А ведь был слух, что Айе ловил даже черно-бурых лисиц. Был слух, что он хороший стрелок. Теперь он, пожалуй, не застрелит тюленя поблизости. Слушать нам его непристойно. Его тело не одето в оленью шкуру, оно завернуто в таньгинское полотнище. Худое нам может принести такой человек! - закричал старик с дрожью в голосе.
   Айе с волнением слушал старика. Охотники переглядывались между собой.
   - Старик, - нарочито спокойно сказал Айе, - оттого что мои волосы легли по-другому, я не разучился стрелять.
   - Люди, поставьте ему дальнюю цель! Пусть отстрелит кончик оленьего рога. Тогда мы посмотрим, наш ли ты человек! - сказал старик.
   Охотники быстро выползли из полога. Какой-то парень подбежал к старику и передал ему ветвистые оленьи рога.
   Старик внимательно осмотрел их, не торопясь вынул свой нож и сделал надрез на самом кончике маленького отростка.