Шеллабарджер Сэмюэл. Рыцарь короля

   - Ну так вот! Я намерена отдохнуть. Прямо сейчас. С места не сдвинусь, пока не пройдет колотье в боку. Что бы вы там ни говорили, есть предел даже моему терпению.
   Блез растерянно уставился на матрону, которой недоставало только длинных ушей, чтобы выглядеть родной сестрой своего неторопливого скакуна.
   Тем временем подтянулась и остальная часть небольшого отряда - двое верховых слуг, за спиной у одного из них сидела на дамском седле камеристка Анны, и двое погонщиков с мулами, нагруженными багажом; все они беспорядочно сгрудились посреди дороги.
   "И это называется спешить, - думал Блез, - так мы собираемся оказаться недосягаемыми для короля! Да при таком темпе через двое суток мы все ещё будем настолько близко от Фонтенбло, что нас догонят, даже не поднимая лошадей в галоп. Что за дурацкая история!"
   Он грыз от злости большой палец перчатки и чувствовал себя в безвыходном положении.
   Миледи Руссель была, однако, не столь беспомощна:
   - Поехали, господин де Лальер, - предложила она, - поехали вперед, а мадам де Перон догонит нас, когда у неё появится свободное время... До скорого свидания, мадам...
   Она повернула лошадь и подобрала поводья.
   - Никогда! - воскликнула мадам. - Остановитесь, мадемуазель! Остановитесь, слышите? Я запрещаю! Никогда не позволю вам уехать с посторонним мужчиной! Вы на моем попечении! Я за вас отвечаю!.. Ах, какое несчастье!.. Стой, дерзкая девчонка! Стой...
   Ответом ей был стук копыт. Поднялось облако пыли. Сквозь него было смутно видно, как Анна несется галопом по дороге, как сворачивает и исчезает за поворотом.
   - Мсье! - завопила всполошившаяся компаньонка. - За ней! Верните ее! Что за чертовка!.. Ох, пресвятая дева...
   Блеза не надо было подгонять. За спиной у него уже затихали, отдаляясь, причитания мадам де Перон. Конь, которого он получил из королевских конюшен, был прекрасным скакуном и почти не нуждался в шпорах.
   Через две минуты он уже заметил лошадь Анны на полпути к вершине следующего холма и облегченно вздохнул. Вряд ли девушка замыслила какую-то хитрость - по крайней мере сейчас, когда игра только начинается. Однако от главной дороги отходило множество боковых тропинок, и кто знает, что может взбрести на ум молодой женщине с таким характером...
   Она остановила лошадь на вершине холма, ожидая его, - её грациозный силуэт четко выделялся на фоне неба. Как все хорошие наездницы, на охоте и в долгих поездках она сидела на коне по-мужски; на ней были штаны с буфами, обтягивающие стройные ноги, и сапожки до колен из мягкой кожи. На мужской камзол с широкими рукавами, стянутыми у запястья, она накинула свободную безрукавку, а волосы упрятала от пыли в полотняный куаф, поверх которого надела фетровую шляпу с круглыми, отогнутыми кверху полями.
   - У нас в Англии есть пословица, - сказала она, когда он подъехал, что у лучника должно быть две тетивы.
   Ее французский язык был безукоризненным, только иногда она произносила слова немного протяжно, что придавало её речи теплую задушевность, особенно когда она улыбалась.
   - И что же сие значит, мадемуазель, в нашем случае?
   - Да всего лишь то, что раз уговорами мадам де Перон не сдвинешь с места, её нужно расшевелить как-то иначе. Несмотря на свою занудливоость, она - верная душа и скорее умрет, чем позволит мне скрыться с глаз. Подождем её здесь. Она сейчас явится... Но я беру обратно свои слова.
   Он глянул вопросительно.
   - Я имею в виду слова насчет романа. Можете вы представить себе сэра Амадиса или Гавейна, - не говоря уже о Ланселоте Озерном < Амадис, Гавейн, Ланселот - рыцари Круглого Стола, герои легенд и средневековых романов о короле Артуре.>, - обреченного гнать стадо женщин, лакеев и мулов чуть ли не через всю Францию, особенно если одна из женщин - мадам де Перон? Нет, мне жаль вас, господин де Лальер. Нам с вами надо было жить несколько веков назад...
   - Ну почему же? - возразил он только для того, чтобы поддержать разговор. - Дело не в эпохе, а во взгляде на жизнь. Нам кажется, будто все прошлое полно романтики, а все настоящее уныло и невзрачно. Но, ей-Богу, я уверен, что монсеньоры Амадис, Гавейн и прочие пришли бы в изумление, узнав, что сделали из них братцы-поэты. И кто знает, не сочинит ли когда-нибудь некий борзописец и о нас с вами подобную сказку? Что же касается драконов - вот погодите, доберется до нас мадам де Перон!..
   Анна расхохоталась:
   - Вот это истинно по-французски: все разобрать по косточкам... Ну, а мы, англичане, любим чувство - хоть и не любим его показывать.
   Было ли это приглашением к более приятной теме? Впрочем, если и так, то она тут же передумала и вдруг, сдвинув маску на лоб, как козырек, полной грудью вдохнула утренний воздух.
   - Жарко, - объяснила она. - При вас мне не нужно носить маску. Она напоминает о дворе. Какое счастье быть свободной, вы себе и представить не можете!
   Ему показалось, что день, и без того ясный, сейчас, когда она открыла лицо, стал ещё яснее. При нем маска не нужна... Может быть, эта фраза и не имела никакого подтекста, но он вообразил, что Анна подразумевала нечто большее, чем её буквальное значение.
   Они постояли немного молча, глядя с холма вниз. Было безоблачное августовское утро, такое раннее, что жаворонки ещё висели высоко в небе, и переливчатые звуки их песен пронизывали пространство.
   Ячменные поля, ещё не сжатые, расстилались по склону холма там, где отступали леса, и среди золота колосьев, словно драгоценные камни, краснели маки и синели васильки. Но большую часть пейзажа занимал древний лес, который катился через холмы на восток до самого горизонта, лишь кое-где разрываемый, словно прорехами, клочками полей.
   Церковная колокольня, одиноко возвышаясь над лесом, где-то посередине, обозначала невидимую отсюда деревеньку - горстку лачуг под соломенными крышами, с хозяйственными службами; две или три группы конических башен, высокомерно теснящиеся поодаль, указывали расположение замков, окруженных полями и крестьянскими хижинами.
   Там, где Сена лениво несла воды к северу, виднелись её серебристые излучины, окаймленные лугами. Но лес господствовал над всем этим вот уже много веков подряд; и, отступая, он все ещё бросал вызов человеку-строителю и человеку-охотнику. Даже большие дороги на Санс, шириною в двенадцать футов, не могли покрыть морщинами его лицо.
   - Черт побери! - вдруг воскликнула Анна. - Неужто вы не чувствуете себя счастливым, очутившись далеко от этого вонючего двора? Что там духи! Она снова глубоко вдохнула воздух. - Вы вот это понюхайте! А если говорить о жизни, то что это за жизнь - по правилам и церемониалу? Мсье, я родилась на западе Англии. Нет слаще воздуха и красивее земли, чем там. Мне нравится мечтать о ней. Но я так долго была в тюрьме... Ох уж эти мне дворы! - Она пожала плечами. - Ну ладно, нечего охать и вздыхать. Каждый делает то, что должен. Только в такой день, на воле, под открытым небом...
   Она предоставила ему самому заканчивать мысль и снова замолчала; её устремленные вдаль глаза были полны света.
   Тем временем Блез привыкал к сюрпризам. Он приготовился терпеть обычные для известной придворной красотки высокомерие, хитрость или кокетство. Он не удивился бы, если бы она грубила или льстила ему. Но её открытая естественность сбивала его с толку. И вовсе не помогала понять её - отнюдь, девушка представлялась ему все более непредсказуемой. Казалось, что тайна, которая чувствовалась в Анне, органически присуща её натуре как странный цвет её глаз, как глубина присуща морю. Он ясно понимал, что нужно благодарить регентшу за то, что она отрекомендовала его как простого солдата. Иначе Анна Руссель, возможно, не была бы столь открытой.
   - Скажите мне, - вдруг спросила она, - известно ли вам, почему нам необходимо так спешить, по крайней мере пока мы не минуем Дижон?
   Ответ на этот вопрос не был простым делом. Блез не имел права показать, что ему известно слишком много, - это насторожило бы её. С другой стороны, не могла же регентша дать ему поручение, требующее поспешности, вообще без всяких объяснений.
   Он ответил осторожно:
   - Мне известно, что вы хотите как можно быстрее добраться до Женевы, мадемуазель. И мне известно, что её высочество герцогиня Ангулемская также стремится поскорее выпроводить за пределы страны англичанку - ведь идет война, и, выходит, вы - враг Франции. Она намекнула также, что король не разделяет ни вашего желания, ни её и может послать погоню, чтобы задержать вас... Но предполагается, как вам, мадемуазель, легко понять, что мне об этом ничего неизвестно - ради моего спокойствия. Ее высочество приказала просто: не терять времени.
   Лицо Анны на миг вспыхнуло румянцем:
   - Король всегда... гм... галантен, господин де Лальер. Весьма галантен. Может быть, это отчасти и есть причина моей торопливости.
   - Я понимаю, - кивнул он.
   Их глаза встретились, и открытость его взгляда успокоила её. Краска смущения исчезла.
   - Однако мадам д'Ангулем права, - продолжала она. - Поскольку сейчас идет война, я - враг Франции.
   - Вы верны своему государю, миледи, как я - своему. Этого следовало ожидать.
   - И пока длится война, я делала и буду делать все, что в моих силах, чтобы помочь Англии.
   - Вы имеете на это право, миледи, как и я - действовать в противоположном направлении...
   - Ну что ж, значит, мы можем быть друзьями, - сказала она с внезапной теплотой в голосе, - до того предела, за которым становимся врагами. Мне нравится ваша честность. Тяжело жить среди людей, постоянно притворяясь, а нам с вами придется прожить рядом несколько дней. Слава Богу, что вы не придворный! Я начинаю предвкушать удовольствие от этого путешествия.
   На её щеках снова заалел румянец. Она прикусила губу, словно сказала лишнее.
   Охваченный внезапным жаром, Блез неожиданно для самого себя ответил:
   - Я тоже, мадемуазель.
   Потом они отвели глаза друг от друга, и она стала теребить ленты своей маски.
   От подножия холма до них донесся стук копыт.
   - Вот приближается наш дракон, - засмеялась она. - Увы, увы! Бедные мои уши!
   - Ага, мошенница! - раздался снизу голос, все приближаясь. - Вот уважение, которое вы мне оказываете! Разве такого отношения я заслуживаю? И - о Боже милосердный! - я обнаруживаю вас с голым лицом на общедоступной дороге! Ну, погодите у меня! Погодите!
   Анна передернула плечами и опустила маску.
   И грянула буря.
   Глава 17
   По мере того, как утро переходило в день, на дороге появлялось все больше путников, направляющихся в Париж. Как ни нервничали Анна и Блез, маленький караван продвигался ещё медленнее, и у мадам де Перон стало теперь одной причиной для жалоб меньше. Все это было тем досаднее, что де Лальер понимал: не будь у них с Анной такого большого эскорта, они живо проложили бы себе путь.
   Он все недоумевал: почему, черт возьми, регентша настаивала на необходимости торопиться - а сама поставила их в условия, которые сделали спешку невозможной? Конечно, молодую знатную женщину вроде Анны должен сопровождать подобающий эскорт; но если это так, то быстрое движение - во всяком случае, по такому оживленному тракту, как дижонская дорога, совершенно исключалось. Во всем этом было не больше смысла, чем если бы людям приказали бежать наперегонки, а потом спутали ноги.
   Блезу казалось, что все кругом сговорились их задерживать. Нищие со своими язвами и увечьями выползали из облаков пыли и плюхались на дорогу, словно жабы, прямо перед лошадьми, а наезжать на них не позволяло сострадание. Стада коров и свиней, которых гнали на парижские рынки, вереница закованных в цепи полуголых преступников, плетущихся на север, на королевские галеры, цыганский табор, купцы со своим товаром, компании путников, объединившихся ради безопасности в дороге, обозы тяжело нагруженных телег - через все это приходилось как-то пробираться.
   Наконец, когда уже давно миновал час второго завтрака, утомленные путники достигли селения Монтро у слияния Сены и Йонны и свернули к трактиру под вывеской "Зеленый крест".
   - Более мучительных пяти лиг, - пожаловался Блез лакею Жану, смывая с лица пыль у трактирного колодца, - мне в жизни не приходилось проезжать.
   - Это просто чудо, что нам удалось продвинуться хоть на столько, ответил тот. - Однако, надеюсь, мсье не рассчитывает к вечеру добраться до Вильнева. Если старая дама выдержит дальше Санса, я согласен своего мула слопать.
   Блез угрюмо кивнул.
   - "Когда не можешь делать то, что хочешь, - процитировал он, - делай то, что можешь".
   И, отряхнув одежду, он пошел обедать с дамами в отдельной комнате, в стороне от шума и сутолоки общего зала гостиницы.
   Спутницы его сняли маски, кожа под ними выделялась бледным пятном на фоне загоревшего за утро лица, и это создавало странное впечатление словно они были одновременно и без масок, и в масках. Обе дамы выглядели задумчивыми, хотя каждая на свой лад.
   Мысли миледи Руссель, похоже, витали где-то далеко. Она ела и пила машинально, привычно управляясь с ножом и бокалом, и не обращала никакого внимания ни на сомнительного качества мясо, ни на отвратительное вино.
   Мадам де Перон, напротив, демонстрировала специфическую задумчивость человека, которого беспокоят волдыри от седла. Она осторожно опустилась на скамейку и старалась двигаться как можно меньше. И без того несчастное выражение её карих глаз стало поистине трагическим. Когда она обгладывала жесткое мясо с ножки старого петуха, зажаренного на прогорклом масле, уголки её рта страдальчески опустились.
   Ее задумчивость непременно должна была кончиться взрывом; и когда наконец трапеза завершилась, мадам де Перон обтерла жир с пальцев и сделала решительное заявление.
   - Мсье, - произнесла она ледяным тоном, - после всех страданий сегодняшнего утра можно было бы надеяться, что вы по крайней мере приведете нас в какое-нибудь место получше этой гнусной харчевни. Все это вполне соответствует вашему пренебрежительному и низкому обращению. Вы явно не годитесь для того, чтобы сопровождать в путешествии дам. Здешний сортир мерзость неописуемая. Блохи - страшная опасность. Пища, которую мы съели, истинная отрава, и если нам удастся отделаться только расстройством желудка, то можно будет возблагодарить Бога. Мсье, я протестую.
   Миледи Руссель, отведя взгляд от раскрытого окна, весело посмотрела на Блеза и вздернула одну бровь. Это его немного утешило.
   - Сожалею, мадам, - искренне произнес он, - но, как видите, другой гостиницы здесь нет, и я полагал, что вы скорее согласитесь сойти с седла даже в столь неблагопристойном месте, чем ехать без обеда.
   - Жалкое оправдание! - рявкнула дама. - Разве нет здесь частных домов, куда мы могли бы заехать? Мы встретили множество таких. Обитатели их были бы счастливы принять у себя придворных. Или монастырь в полулиге отсюда мы его миновали. Нет, мсье, это, - она указала пальцем на грязные стены комнаты, - это непростительно.
   - Однако мадам, надеюсь, припомнит, - убеждал её Блез, - сколь затруднительно пользоваться гостеприимством дворянина или монастыря, не задерживаясь из-за бесед куда дольше, чем позволяет срочность нашего путешествия. Если мы рассчитываем достигнуть Вильнева-на-Йонне сегодня вечером, то не можем позволить себе более одного часа...
   - Довольно! - оборвала его мадам де Перон. - Мсье, вы помешались на срочности. Вы ни о чем больше не думаете. Давайте покончим с этим раз и навсегда. Я, мсье, - она положила руку на свой могучий бюст, - отказываюсь тащиться день за днем в жаре и пыли. Я слишком стара для таких плясок. Я настаиваю на своих правах, даже если вы и мадемуазель де Руссель решите пренебречь ими.
   - Если бы вы, мадам, согласились потерпеть только до Дижона, взмолился Блез.
   - "Только"! Ничего себе! Чтобы вам было ясно - с этого часа мы путешествуем с должным достоинством! Я уже получила несколько ран за сегодняшнее утро, и мне нужно время и покой, чтобы они зажили.
   - Ран? - повторила Анна. - О Господи! Где же они?
   - Если говорить грубо, любезная госпожа, то на моей задней части. Я не столь твердозадая, как вы. Я ободрана до крови. Для меня мука даже просто сидеть.
   - Ну что за чепуха! - воскликнула Анна. - Потертости от седла - это пустяк. У меня они бывали десятки раз.
   - Позвольте мне, мадемуазель, самой судить о своем состоянии. Я пышно сложена сзади, и поэтому там легко образуются волдыри. А потом они превращаются в кровоточащие раны. Но, конечно, я не могу рассчитывать на ваше сострадание... - глаза мадам де Перон наполнились слезами, - или на чье бы то ни было вообще...
   Последовало неловкое молчание. Анна подавила улыбку.
   - Ах, да нет же, - посочувствовала она, - я вас так понимаю. Это ужасное неудобство. Я весьма сожалею. Но позвольте мне помочь вам. Если господин де Лальер удалится, я осмотрю ваши раны и попробую полечить их.
   - Благодарю вас, - шмыгнула носом компаньонка. - Мсье...
   Ощущая, что холодные взгляды обеих дам выметают его из комнаты, Блез сыграл отступление и закрыл за собой дверь, но ничего не мог поделать воображение рисовало ему, как Анна занимается лечением "ран".
   Чтобы хоть немного ускорить отъезд, он отыскал трактирщика и расплатился. Счет составил полкроны за всех; и, ожидая во дворе, пока приготовят лошадей и мулов, Блез сообразил, что не сможет долго выступать в роли главного казначея. Ему придется найти взаимопонимание с миледи Руссель. Это будет чрезвычайно неудобный разговор; однако, когда в кармане денег в обрез на его собственные расходы, ничего другого не остается.
   Он вспомнил о своем широком жесте перед регентшей - и от всей души пожалел о нем. Потом, отложив эту щекотливую проблему в дальний угол, он распорядился, чтобы на седло мадам де Перон положили мягкую подушку.
   * * *
   Наконец, сопровождаемая Анной, появилась компаньонка - она двигалась, как деревянная, с видом мученицы, шествующей на костер, и была снова безжалостно усажена на мула. Блез понимал, что, предложи "Зеленый крест" хоть сколько-нибудь терпимые условия, мадам де Перон и шагу не сделала бы дальше. Конечно, уговорить её проехать мимо прекрасной гостиницы в Сансе совершенно нереально, и Блез, превращая неизбежность в свою заслугу, пообещал остановиться на ночь там. Это означало не доехать нескольких лиг до конца первого этапа, который он себе наметил; однако, если учесть утренние задержки, восемь лиг, отделявшие Монтро от Санса, составят немалый путь...
   К счастью, прежней тесноты на дороге уже не было, и они хоть и медленно, но без задержек двигались вдоль красивой долины Йонны. К концу дня показался собор Санса, возвышающийся своей громадой над стенами и островерхими крышами города; когда небольшая кавалькада наконец въехала во двор гостиницы "Корона", уже спустились сумерки и воздух был полон кухонных ароматов - готовили ужин.
   Дамы вместе с камеристкой сразу же отправились в свою комнату; им подали туда ужин на троих, а Блез поужинал один в своей спальне, которую ему, к счастью, не пришлось ни с кем делить.
   Вспоминая прошедший день, он с унынием представлял ожидающую его до самой Савойи длинную вереницу медленных переездов, бесконечные задержки и жалобы мадам де Перон. Что же касается скорости, то о ней можно забыть. И если король пожелает воспрепятствовать бегству миледи Руссель в Женеву, то у него будет сколько угодно времени на это после возвращения с двухдневной охоты.
   А тут ещё незадача с деньгами. Если обед в убогой таверне в Монтро обошелся в полкроны, то этот ночлег в более дорогой гостинице наверняка потянет на все пятнадцать ливров.
   Блез отказался от намерения поговорить на этот счет с Анной сегодня вечером, но откладывать разговор больше чем до завтрашнего утра нельзя. Его немного раздражало, что миледи Руссель воспринимала все как должное и не пыталась облегчить ему задачу. Ей было бы гораздо проще самой заговорить на эту тему. Но, конечно, женщины...
   И тут его внимание привлек какой-то звук за дверью. Повторяющийся тихий стук, словно кончиками пальцев. Поднявшись, он распахнул дверь - и смущенно отступил: на пороге стояла Анна Руссель.
   - Вы, мадемуазель?!
   - Да, - шепнула она, - я понимаю, что это совершенно неприлично, но мне необходимо с вами поговорить.
   Проскользнув в комнату, она тихо прикрыла дверь, не звякнув щеколдой, и замерла, прислушиваясь.
   Очевидно, она встала с постели, потому что из-под надетого поверх ночной сорочки дорожного плаща мадам де Перон выглядывали домашние туфли и были видны тонкие лодыжки. Ее распущенные волосы поблескивали, как бронза, в свете горевших на столе свечей. Она казалась выше, чем в костюме для верховой езды, и даже более очаровательной - может быть, из-за своего импровизированного наряда.
   Блез не был бы французом, и притом молодым, если бы не ощутил волнения в крови, так внезапно оказавшись наедине с нею в своей комнате, за запертой дверью. Она и сама это понимала, щеки её были румянее обычного, а в голосе звучала нарочитая небрежность.
   - По-моему, меня никто не услышал. Они обе храпели, когда я выходила. Мсье, нам нужно сразу же принять решение. Завтра будет слишком поздно. Я не могу сложа руки торчать здесь целый день из-за этих "ран" мадам де Перон. Нам нельзя терять времени, вы и сами знаете.
   Она подошла к столу и села; Блез занял место напротив. Само присутствие Анны отвлекало его, он ощущал некоторый трепет, но пытался сделать вид, словно в такой беседе нет ничего необычного.
   - Вы думаете, что король... - Он не стал договаривать.
   - Я думаю, что король может действовать, как мальчишка, у которого отняли игрушку, и откажется считаться с матерью. Но у меня есть и другие причины для спешки...
   Ее веки над странными овальными глазами дрогнули. Она замолчала на миг, прежде чем продолжить:
   - А мадам де Перон теперь заявляет, что завтра не двинется с места. Честно говоря, я и сама не верю, что она в состоянии ехать. Она вся одеревенела, как палка, и на заду у неё болячки величиной с талер. Однако при всем сочувствии ждать её я не могу. Я должна продолжать путь... Господи, и зачем регентша повесила нам на шею такую обузу!
   Блез в замешательстве пожал плечами. Его самого целый день мучил тот же вопрос... Однако, Боже милостивый, что за прелесть эта англичанка! Этот сочный рот, пухлая нижняя губка...
   - Вы можете что-нибудь предложить, мсье? Вспомните, мы ведь союзники...
   Насколько Блез мог видеть, существовала лишь одна возможность. Однако он не смел предложить столь возмутительный выход - особенно из-за волнения, которое ощущал в крови. Мотивы такого предложения показались бы подозрительными даже ему самому. Девушка её положения не может уезжать с молодым кавалеристом без компаньонки-дуэньи. На этот счет общепринятые условности тверды, как гранит.
   - Ради святого Иоанна, миледи! Хотел бы я знать, что предложить!
   - Ну, а я знаю.
   Но тут же её лицо померкло, словно она вспомнила о каком-то препятствии, которое на миг упустила из виду. Наконец она спросила, запинаясь:
   - Мсье... не окажете ли мне... любезность? Вы можете... одолжить мне немного денег... несколько крон?
   И пояснила при виде его явного удивления:
   - Видите ли, случай покинуть двор представился так внезапно, что у меня не было возможности получить средства у парижского банкира, которому было приказано снабжать меня деньгами. Мадам регентша от щедрот своих, губы Анны тронула улыбка, - дала мне пять крон на мелкие расходы с таким видом, словно это целое состояние. Три я успела потратить на чаевые, ещё не распрощавшись с двором. Быть стесненной в средствах - это такое неудобство!..
   - Но... во имя Бога, мадемуазель, как же вы рассчитывали оплачивать расходы свои и своих спутников до Женевы? Или ваш казначей - мадам де Перон?
   - Нет, мсье, мне дали понять, что наш казначей - вы.
   - Я?! - У Блеза глаза на лоб полезли.
   - Да... Мадам д'Ангулем сообщила мне, что вы снабжены деньгами.
   - Но я не получил ни одного су от мадам д'Ангулем! У меня в кошельке всего девять крон и пять денье. Я намеревался просить вас...
   Они сидели, уставясь друг на друга через стол.
   И вдруг лицо Анны прояснилось. Глаза вспыхнули зеленым огнем.
   - Ах ты старая лиса, черт тебя побери! А мы-то ещё удивлялись насчет мадам де Перон! Все ясно! Только не говорите мне, что ничего не поняли!
   - Не понял - чего? - возразил Блез. - Кроме низкопробной шутки...
   - Нет, мсье, только не шутка. Тонко рассчитанный ход. Отличная игра. Вот слушайте: могла ли регентша предложить нам с вами отправиться в Женеву вдвоем? Конечно же нет. Как бы она объяснила это королю, не говоря уж об элементарной благопристойности? Да, она не могла этого предложить - зато могла устроить так, чтобы мы вынуждены были взять вину на себя. Подумайте сами: старуха не может дальше ехать, к тому же в любом случае денег на дорогу нет! Все это ясно, как Божий день. Если мы будем действовать по собственному почину, в чем тогда вина герцогини? Она может только вздыхать и качать головой. А нам с вами деваться некуда, мы вынуждены действовать так, а не иначе.
   - Вы имеете в виду, она заранее рассчитывала на то, что мы покинем остальных?
   - Но это же очевидно! На что ещё она могла рассчитывать? Держу пари, если бы мы оказались такими простаками, что не поняли намека, то она пришла бы в бешенство. Учтите, регентша может и скупа, но не до такой степени, чтобы испортить свою игру. Она хочет выставить меня из Франции. Заметьте: денег она не дала, однако снабдила нас хорошими лошадьми, а у всех остальных - мулы или клячи. Нет, мсье де Лальер, я вынуждена запятнать свою репутацию, а вы должны мне в этом помочь... - Она улыбнулась ему своей загадочной улыбкой и прибавила: - Пожалуйста!