Шеллабарджер Сэмюэл. Рыцарь короля

   - Ну, что я говорил? - сказал Блез. - Это наш день.
   Как удачно, что они не потеряли время! Не доезжая развилки, от которой одна дорога сворачивала на юг, к Треву, а вторая вела прямо к Соне, они заметили далеко впереди всадников: те уже миновали развилку и направлялись к реке, обозначавшей собою границу Франции. Очевидно, они намеревались переправиться через неё на плоскодонном пароме вблизи Вильфранша. Это было одно из мест, где король, как он указал в письме, поставил конный отряд.
   Но, когда Блез и Пьер спешились над крутым берегом, чтобы проследить за переправой, они увидели, как вороной и гнедой, поднимая облака брызг, прыгнули прямо в воду и пошли вброд. Очевидно, у путников времени оставалось в обрез, и они предпочли не дожидаться тихоходной барки, которая, как было видно отсюда, стояла на привязи у дальнего берега.
   Река, в это время года обмелевшая и медленная, была усеяна мелкими островками. Кони, передвигаясь от одного острова к другому то вброд, то проплывая несколько ярдов, вскоре уже пересекли реку. Затем вместо того, чтобы въехать в Вильфранш, они повернули к северу вдоль берега, к дороге, которая шла в глубь страны.
   - Нам везет, - заметил Блез. - Я эту дорогу знаю, как свои пять пальцев. Она ведет к Божэ. Но я головой ручаюсь, что они срeжут на запад по тропинке через лес, а после - за холмы к Ламюру. В этом случае они направляются в Форе или в Овернь. Может оказаться в конце концов, что встреча назначена все-таки в Шантеле.
   Перейдя, в свою очередь, реку вброд, они разделились: Пьер поехал искать королевских конников, а Блезу предстояло продолжить погоню.
   - Веди их на Божэ, - наставлял Блез. - Земля после дождя мягкая, вы увидите следы копыт. Если мой братец с сэром Джоном свернут налево по тропинке, о которой мы говорили, я надломлю ветку на каком-нибудь дереве возле поворота. Однако не спускай глаз со следов.
   Он помедлил, мысленно прикидывая возможные задержки, поскольку большая группа конников поневоле будет двигаться медленнее.
   - Если солдаты здесь, то вы отстанете от меня не больше чем на час. Где бы ни остановились мой брат и милорд Руссель, десять против одного, что там же окажется и монсеньор де Бурбон. Ну, а если его ещё не будет ко времени вашего появления, то мы арестуем этих двоих и подождем, пока прибудет герцог.
   Он приветственно поднял перчатку:
   - Желаю удачи!
   И двинулся в направлении Божэ.
   * * *
   Дорога была ещё слишком мягкая и не позволяла ехать быстро, зато на ней четко отпечатывались следы лошадей. Он не мог судить, знают Руссель и Ги о преследовании или нет. Во всяком случае за последние два дня они никак этого не показали. Но теперь, когда они приближаются к цели, естественно было ожидать от них обычных мер предосторожности: они могли свернуть с дороги в каком-нибудь месте, подождать в укрытии и посмотреть, кто проедет мимо.
   Блез понимал, что в этом для него главная опасность. Если дело дойдет до схватки, то у него мало шансов устоять в одиночку против таких опытных бойцов-конников, как его брат и сэр Джон Руссель. Правда, он мог просматривать довольно далеко вперед следы лошадей, и это в некоторой степени уберегало его от такого маневра. Тем не менее, он ехал медленно, навострив уши и глядя во все глаза.
   Как он и ожидал, следы исчезли у поворота на лесную тропу, ведущую на запад, к Ламюру. Осторожно подъехав к этому месту, он обнаружил, что всадники продолжили путь по тропе через лес. Тогда, надломив ветку на заметном месте так, чтобы она свисала, он пустился вслед.
   Начиная отсюда, чем дальше двигался он к западу, тем более знакомой становилась местность; это был длинный ряд поросших лесом холмов, где он охотился в детстве.
   Утро перешло в день. Около полудня он достиг деревни Ламюр и узнал, что чернобородый всадник и его спутник проехали в направлении Бельмона, опережая его на час. Это значило, что теперь они находятся несколько северо-восточнее Роана и определенно направляются в Бурбонне.
   Дальше дорога была лишь чуть пошире верховой тропы. Блез, как и прежде, внимательно вглядывался в следы копыт перед собой. Однако конец пути застал его врасплох - уж слишком он был уверен, что угадал, куда направляется Руссель.
   Он проехал добрых две сотни ярдов, прежде чем понял, что следы исчезли.
   Возвратившись к месту, где они ещё были видны, он обнаружил, что следы сворачивают направо в лес, на едва заметную тропинку, которая ускользнула от его внимания. Он снова заломил ветку, двинулся дальше по следам и успел остановить лошадь как раз вовремя, чтобы не попасть на открытое место.
   Перед ним раскинулась поляна шириной ярдов пятьдесят, посреди которой стоял длинный каменный дом Г-образной формы.
   Блез сразу узнал место: это был охотничий домик Андре де Шамана, дворянина из Божоле и стойкого приверженца коннетабля. Ему вспомнилось, как однажды, много лет назад, он вместе с отцом провел в этом доме ночь по случаю волчьей охоты, на которую съехалось множество дворян.
   Он сидел на коне, скрытый за деревьями, и жадно рассматривал дом. Над поляной стояла странная, почти волшебная тишина спокойного лесного дня. Можно было бы подумать, что в доме никто не живет, если бы не слабая струйка дыма над одной из труб и предательские следы копыт, ведущие к двери.
   В ровном солнечном свете, время от времени расцвечивающем стремительную золотую стрекозу, поляна напоминала какое-то сказочное заколдованное место, на которое неожиданно наткнулся охотник. Окна в свинцовых переплетах взирали на Блеза с передней стены бесстрастными глазами. Внутренним чутьем он ощутил необъяснимую угрозу, таящуюся в самом безмолвии дома.
   Так вот где задумали встретиться заговорщики! Да, место выбрано как нельзя лучше: скрытое, тайное, отдаленное. Оно отрезано от главных проезжих путей холмами и лесами, известно лишь немногим, а уж тех, кто может заподозрить, что его выбрали для такой цели, - раз-два и обчелся. Может быть, как раз в эту минуту там, в доме, великий герцог предает Францию английскому эмиссару...
   Блез вспомнил зал под высокими стропилами, с оружием и охотничьими трофеями по стенам, который тянется вдоль дома, и почти воочию представил сцену перед одним из больших каминов: высокомерного, властного коннетабля, Русселя с его грубо высеченным лицом, бумаги перед ними, Ги де Лальера сбоку.
   Загнать в тенета такую добычу - это что-нибудь да значит! Блез не мог не насладиться своим торжеством. Предчувствие, что сегодняшний день принадлежит ему, что он не оплошает, оправдывалось с блеском. Какой удар! Один из тех, что навечно остаются в исторических хрониках. И честь нанести такой удар принадлежит ему. Он представил себе одобрение короля, счастье Дени де Сюрси, аплодисменты Франции...
   Теперь осталось только дождаться прибытия Пьера с кавалеристами. Неудача возможна лишь в одном случае - если солдаты не появятся вовремя. Но этот день, сказал он себе снова, - мой день.
   Когда он уже собрался повернуть назад, чтобы укрыться поглубже в лесу, в конюшне заржала лошадь. Его конь заржал в ответ, прежде чем он успел помешать ему словом или шпорой. Сразу же в доме поднялся злобный собачий лай, и дверь отворилась.
   Теперь уезжать стало опаснее, чем оставаться на месте, потому что его выдал бы стук копыт. А там, где он стоял, его не могли увидеть из дома, - и он застыл на месте, затаив дыхание.
   Все произошло в несколько секунд. Из дома вышел человек, за ним следовал другой, который держал собаку за ошейник. Этот второй носил густую черную бороду - но он не был Ги де Лальером. А тот, который шел первым, в темном платье и суконной купеческой шапке, как Руссель, - не был английским эмиссаром.
   В ярком солнечном свете Блез отчетливо видел их лица. От ощущения безумной нереальности он вздрогнул. То, что предстало его глазам, могло быть только галлюцинацией. Но он узнал в чернобородом человеке спутника своего брата, который проехал мимо него по улице в Нантюа.
   А одетый в темное купец был... нет, была! - Анна Руссель.
   И тут в голове у Блеза словно свет вспыхнул, только тут он распознал ужасный трюк, потрясающий фарс, в котором ему отвели роль одураченного простофили.
   Блез видел, как Анна внимательно вглядывается в завесу листьев, за которой он скрывался. И в этот миг под копытом его коня треснула ветка.
   - Это вы, господин де Лальер? Добро пожаловать, мсье! - позвала она.
   Ее насмешливый голос четко выделял каждый слог.
   - Я ожидала вас. Не беспокойтесь. Мы здесь одни. Выходите и дайте мне вас поздравить!
   Глава 34
   Природа милосердно устроила так, что человеческое сознание не может мгновенно постичь всю полноту случившегося несчастья. Ошеломляющий удар в первое мгновение кажется не столь болезненным, как укол осиного жала.
   В какой-то степени Блезу уже было понятно, что не только успех его предприятия, не только торжество, которое он ощущал несколько мгновений назад, но и сама жизнь его разлетелась на куски, словно под него подвели мину. Однако он был ещё слишком потрясен, чтобы думать, и ещё менее способен анализировать случившееся.
   Колдовская нереальность охватывала молчаливый дом, залитую солнцем поляну перед ним и две фигуры у дверей. С полминуты он мог только по-прежнему сидеть на коне, застыв в тупом оцепенении.
   Потом Анна позвала снова:
   - Вы меня слышите, мсье де Лальер?
   Машинально повинуясь оклику, он выехал из укрытия. В этот миг для него одинаково хорош был любой толчок. Если бы он успел собраться с мыслями, то, наверное, предпочел бы ускакать куда глаза глядят, лишь бы не терпеть её насмешек. Но сейчас смог лишь проделать несколько привычных движений поклонился, спешился, привязал лошадь, - а затем последовал за ней в дом.
   В торце большого зала горел камин - не столько для тепла, сколько чтобы развеять затхлую сырость помещения, которое, очевидно, долгое время стояло запертым. Блез заметил пожилую пару - судя по всему, сторожей, которые подложили дров в камин, а затем удалились; за ними последовала собака. Бородатый слуга Ги де Лальера закрыл парадную дверь и остановился возле нее, криво ухмыляясь.
   Анна села за стол и указала ему место напротив себя:
   - Не желаете ли присесть? У вас усталый вид, господин де Лальер, мало того, просто отчаявшийся. Такое впечатление, что жизнь гончей собаки пришлась вам не по вкусу...
   Все так же машинально он опустился нa скамью и уронил руки на стол.
   - И все же я поздравляю вас, - продолжала она. - Да-а, если уж вы взяли след, то вас с него не сбить. Я думала, мы сможем оторваться от вас сегодня утром, у Соны. Но нет - вот вы здесь, верный до конца!
   Она улыбнулась, но улыбка была принужденной. Он понимал, что она стремится ранить его, но её слова обнаруживали и её собственное глубокое страдание. Полные боли глаза выдавали её.
   - Я вас честно предупредила, - продолжала она. - Помните, я вам сказала: "Берегитесь, подумайте о себе самом"? Может быть, теперь вам понятно, что иметь меня своим врагом - не безделица. С самого начала это был мой план - да-да, с того самого вечера в Женеве. Ни мой брат, ни ваш к нему не имеют никакого отношения. Я знала, что преследовать нас будете вы. Кого же ещё мог послать маркиз? И я предусмотрела, как можно перехитрить вас, если герцогу Савойскому не удастся перекрыть Эклюзский проход...
   Блез молчал.
   - Итак, вы дали одурачить себя заменой лошадей и черной бородой. И позвольте сообщить вам теперь, чтобы удовлетворить ваше любопытство, что прошлой ночью, пока вы теряли время в Домбе, мой брат и дворяне императора встретились с монсеньором де Бурбоном в Гайете, в Бурбонне. Союз с Англией подписан, и Англия уже двинулась... Вам придется очень быстро скакать, господин де Лальер, чтобы догнать вчерашний день. Однако примите мой совет: возвращайтесь-ка вы в армию. Ваша сила в мускулах, а не в мозгах. Вы совершенно не блещете ни в роли шпиона регентши, ни как агент маркиза.
   Она впервые обратила внимание на его молчание и, прервав речь, спросила с вызовом в голосе:
   - Однако, мсье, что ж вы не поздравите меня?
   К этому времени Блез уже оправился от первого потрясения. Он вспомнил о кавалеристах, которых Пьер да ла Барр ведет сюда из Вильфранша.
   - Для поздравлений сейчас нет времени, мадемуазель. Вы хорошо послужили своему королю, а я своего подвел. Я восхищаюсь вами, как и всегда. Но, ради всего святого, садитесь на коня и уезжайте отсюда сейчас же. Я думаю, вы ещё можете сохранить свободу. Но вам нельзя терять ни минуты.
   Он вскочил в нетерпении.
   - Почему? - спросила она.
   Он объяснил, преодолевая волнение.
   Она осталась сидеть, хотя по лицу её было видно, что подобного поворота событий она не предвидела. Однако её саркастически настроенный спутник, стоявший у стены, мигом перестал ухмыляться - теперь он нервно переминался с ноги на ногу.
   Анна рассматривала Блеза из-под полуприкрытых век.
   - Ну, а вы что будете делать, мсье, когда эти господа прибудут?
   - Я отправлюсь в Лион, - уныло отозвался Блез, - на беседу с королем.
   - Наверное, под конвоем?
   - Может быть... Поторопитесь, прошу вас.
   Она улыбнулась, но он видел, что улыбка далась ей с большим трудом.
   - Вполне возможно, что беседа будет довольно бурной. Если бы дело происходило в Англии, то это стоило бы вам головы.
   Блез пожал плечами. Зная о недоверии короля к себе, выраженном в письме маркизу, он не питал никаких иллюзий относительно своей судьбы. Однако он предпочел не напускать на себя несчастный вид при Анне.
   - Мадемуазель, позвольте ещё раз повторить, что вам не следует терять времени. Я помогу этому человеку управиться с лошадьми.
   Она холодно ответила:
   - А вам-то какая забота, убегу я или нет? Я полагаю, вам нужно хоть чем-то доказать, что вся эта ваша слежка была не напрасной. Если уж вас повесят, то по крайней мере в моей компании - все-таки удовольствие.
   Он понял, что больше не в силах сохранять терпение:
   - Миледи, по моим расчетам, люди короля отставали от меня на час, но они могут быть и ближе. Больше половины этого часа уже прошло. Увольте меня от дальнейших разговоров. Можете думать обо мне все, что вам угодно, но единственное удовольствие, о котором я прошу, - это видеть, как вы уезжаете отсюда.
   - Почему? - повторила она.
   - Праздный вопрос. Найдите ответ сами. А теперь - быстрее! Поторопитесь!
   Она не шелохнулась - и молчала так долго, что слуга осмелился сказать:
   - Мадемуазель, ради Бога...
   При этих словах она взглянула на него:
   - Ох, Этьен, о вас я и забыла. Сожалею об этом. Простите меня - и уезжайте сейчас же. Надеюсь, вы доберетесь до Шантеля. Засвидетельствуйте мое почтение монсеньору де Бурбону и господину де Норвилю, если он там окажется. Скажите им, что меня взяли в плен и, без сомнения, повезут в Лион, пред светлые очи короля. Скажите им, что я сама выбрала такой вариант, ибо рассчитываю, что это пойдет на пользу службе. Они поймут. И скажите им еще, что я не опасаюсь короля, а, наоборот, ожидаю, что он примет меня с почестями. Итак, прощайте и желаю удачи!
   Несмотря на охватившую его панику, слуга все ещё медлил:
   - Но, миледи...
   Время было неподходящее для галантных разговоров. Блез вмешался:
   - Вы что, мадемуазель, с ума сошли? Не думаете же вы, что после всего случившегося король сохранит к вам то же отношение, что и до вашего отъезда из Фонтенбло? Вы помните, что сказал де Варти, - а ведь тогда речь шла только о нашей поездке в Женеву. С тех пор вы ещё и помешали королю в этом важнейшем деле...
   - Посмотрим, мсье.
   - Ему придется обойтись с вами, как с вражеским шпионом, даже если он и пожелает проявить милосердие. Есть ли у него другой выход? Его военачальники...
   - Посмотрим, мсье.
   - Миледи, прошу как милости: уезжайте вместе с этим человеком. Отправляйтесь в Шантель, если думаете, что там будете в безопасности. Честное слово, вы достаточно унизили меня, так не заставляйте ещё и страдать, видя вас пленницей.
   Она ответила ледяным тоном:
   - Какое мне дело до вашего... страдания? Поражаюсь, как это вы ещё можете притворяться. Вы, человек, который лицемерно играл в дружбу, чтобы шпионить за мной, который задешево продал мою веру в вас, чтобы доставить удовольствие своим хозяевам... Ваша роль простака кончена. Я поеду к королю в Лион, причинит это вам страдание или нет.
   Сознавая, что с её точки зрения эта резкость и горечь оправданны, он не мог найти ответа.
   Она добавила, обращаясь к слуге:
   - Ну, а вы чего ждете, Этьен? Ради Бога, убирайтесь, пока есть время. Очень вам благодарна. Ваши услуги были выше всяких похвал. Герцог вас наградит. А теперь повинуйтесь мне - и уезжайте тотчас же.
   Торопливо поклонившись и пробормотав что-то, слуга удалился чуть не бегом. Блез поднялся, прошел к двери, открыл её и бездумно встал на пороге. Спустя пару минут он увидел, как спутник Анны вывел своего коня из конюшни, вскочил в седло и исчез за деревьями на противоположной стороне поляны. А что касается Анны... что ж, она сама решила. Им оставалось только ждать, пока подойдут кавалеристы.
   В конце концов, почему его должно беспокоить, что случится с нею? Она - явный враг, благодаря её энергии и хитрости только что нанесен серьезный урон Франции. Она разрушила жизнь не только Блезу, но и множеству других. Он похолодел при мысли о том, что попадет в немилость маркиз; но и это мелочь по сравнению с опустошениями, которые принесет с собой английское вторжение.
   А теперь она явно надеется обольстить короля и тем временем продолжать свои интриги в пользу Англии. Если она не способна понять, насколько нереальна эта надежда, и предпочитает пожертвовать собой ради своей отчаянной выдумки, - что ж, он тут ничего не может поделать.
   Удивительно, с каким бессердечием сэр Джон Руссель допускает, чтобы она так рисковала собой. Впрочем, это относится и к её трехлетнему пребыванию при французском дворе, и вполне вяжется с грубостью, которую Руссель проявил к ней в доме синдика Ришарде. Точь-в-точь Чайльд-Уотерс... Ее можно использовать до конца, а после выбросить. Королевская служба, роза Тюдоров на цепочке... И никакой любви, и никого не беспокоит, что с нею случится...
   Может быть, этим и объясняются некоторые её порывы, о которых Блез помнил со времени их путешествия из Фонтенбло: её восхищение свободой, естественностью их дружбы... Даже сейчас, разбитый ею наголову, он все равно чувствовал её одиночество - и жалел её.
   В любой миг ожидая услышать приближающихся кавалеристов, он все острее воспринимал лесную тишину и залитую солнечным светом поляну перед собой. Нескончаемое жужжание насекомых казалось все громче...
   Могло случиться, что Пьер не нашел солдат в Вильфранше, что он поехал не по той дороге, что они вообще сюда не доберутся. Это приоткрывало дверь для надежды...
   - Итак, вы даже не пытаетесь оправдываться, защищаться? - донесся до него голос Анны, которая сидела в зале, у него за спиной.
   Они молчали так долго, что он вздрогнул, словно от испуга.
   - Защищаться? От чего, мадемуазель? - спросил он, поворачиваясь.
   - Я назвала вас лицемером и шпионом. Вы что, приемлете эти титулы?
   Ему показалось пустым занятием спорить с нею о словах; однако, подумав мгновение, он ответил:
   - Лицемер - да, в какой-то мере, но не шпион.
   - А первое ещё бесчестнее, чем второе.
   Однако её тон уже утратил прежнюю резкость, и в нем крылся вопрос.
   Он заговорил:
   - Если уж вы взрастили в душе ненависть ко мне, то никакие оправдания и никакая защита не помогут. Вам, верной служанке своего короля, следовало бы первой понять мое положение при вас, когда мы встретились. Я не лгал, но не мог и сказать вам всей правды. Интересно, не были ли вы сами в таком же положении... И в этом отношении - и только в этом - я был лицемером.
   - И только в этом?.. - повторила она.
   - Клянусь честью, да.
   Он пересек зал и, остановившись около нее, посмотрел вниз. Впервые их глаза встретились надолго.
   - Мадемуазель, в тот последний вечер нашего путешествия - вы помните, перед тем, как мы переехали Арв, - когда мне хотелось сказать вам, как сильно... - Он остановился и сделал какой-то неопределенный жест. - Ну, а вы попросили меня ничего не прибавлять, удовлетвориться воспоминаниями о прошлом, имея в виду, конечно, что будущего у нас нет: вы в английском лагере и помолвлены с Жаном де Норвилем, а я - на противоположной стороне... Помните?
   Она медленно кивнула.
   - И вы оказались правы. Но сейчас, когда у меня и в самом деле не осталось будущего, не будет никакого вреда, если я скажу то, что хотел сказать тогда: как сильно я люблю вас. И, конечно, вы не должны думать, что я лицемерю в этом, ибо какую выгоду принесет мне лицемерие? Человек, чья жизнь подходит к концу, способен позволить себе сказать правду. И если я вас люблю, можете ли вы вообразить меня таким Иудой, который готов предать вас ради удовольствия своих хозяев, как вы изволили выразиться? Я этого не делал, и маркиз де Воль не требовал от меня такого предательства. Или, может быть, вы осуждаете меня за то, что я захватил бы вашего брата, если бы нашел его?
   - Нет, потому что иначе вы оказались бы предателем... Я не настолько несправедлива. - Она опустила глаза. Ее руки, сжимающие подлокотники кресла, побелели. - И все-таки вы лицемер.
   - В каком смысле?
   - Как вы можете говорить, что любите меня? Ни один враг не оказал бы вам худшей услуги, чем я. Вы что, разыгрываете из себя святого? Так, что ли? Готовитесь к переходу в лучший мир?..
   Это была странная насмешка, отличная от прежней, и в голосе звучали странные, приводящие в замешательство оттенки. Сжатые губы смягчились. Он вспомнил тот миг на ячменном поле, после своего падения, когда проще было выразить себя перед нею в шутке, чем пытаться произнести невыразимое. И подумал, уловит ли она связь.
   - Нет, мадемуазель, я всего лишь неисправимый романтик.
   - В самом деле?
   Однако она улыбнулась, и он увидел, что она вспомнила.
   - Ну, а я больше не романтик. С тех пор я стала жестче и практичнее. Не ожидайте, что я отвечу тем же и признаюсь в любви к вам... хоть я и рада, что вы не Иуда. Любовь - штука глупая, ей не место в государственных делах. Меня строго обучали с тех пор, как мы виделись последний раз.
   Она снова стала резкой, но он чувствовал, что эта резкость не относится к нему. Он вспомнил железную хватку пальцев сэра Джона Русселя на её плече в тот вечер в Женеве и догадался, какое обучение она имеет в виду.
   - Сожалею об этом, - произнес он, придерживаясь легкого тона, однако, поскольку отныне мне не приходится ожидать обилия государственных дел, я уж позволю себе остаться глупым... Так что разрешите мне ещё раз поторопить вас, ради вас же самой: отправляйтесь в Шантель. Может быть, королевские кавалеристы задержались. Или даже вообще не приедут. Если вы окажете мне эту милость, то я погляжу, как вы уедете в безопасное место, а потом отправлюсь в Лион.
   Она коротко рассмеялась:
   - Ради меня самой! Господи Боже!.. Нет, мсье, в любом случае я останусь вашей пленницей. У меня есть дела в Лионе... И некоторые могут даже иметь отношение к вам.
   На её лице появилось загадочное выражение, которое он хорошо помнил.
   - Ко мне?..
   - Ну да, а откуда же иначе король узнает правду о вас, если не от меня? Его величество жалует мне некую милость... Не пренебрегайте моей помощью.
   Она встала и, подойдя к своим седельным сумкам, вытащила бережно сложенный длинный плащ, который надела вместо купеческой туники. Куаф и шляпа были ещё одним штрихом, прибавившим её облику женственности.
   - Ну вот, - заключила она, разглаживая ленты маски, - вы можете не стыдиться своей пленницы.
   Тем временем Блез снова вернулся к двери. Теперь он уловил в лесу далекий шум и дробный стук копыт. Подошла Анна, стала рядом, прислушиваясь.
   - Мсье, - сказала она торопливо, и он был поражен тем, насколько изменился её голос, - почему вы не солгали мне в тот вечер в доме у синдика, почему не дали мне честное слово и не нарушили его потом, как подобало бы ловкому рассудительному человеку? Если бы вы это сделали, то сейчас имели бы успех и славу. А так - вы потерпели неудачу и стали предателем. И вы ещё ухудшаете свое положение, проявляя внимание ко мне... Ну почему вы так глупы?
   От этой добродушной насмешки у него словно жар растекся по жилам.
   - И все же, - продолжала она, - вы потерпели неудачу, но почетно... Глупец, но благородный человек. Что бы ни случилось с вами или со мною, пожалуйста, помните, что я это сказала.
   За густыми зарослями на противоположной стороне поляны явно скапливались всадники. Судя по звукам, они осторожно передвигались среди деревьев. Затем донеслась резкая команда, и на поляну вынеслись несколько конников, за которыми тут же последовали другие.
   Однако впереди ехал отнюдь не Пьер де ла Барр. Нет, это был очень знатный и знаменитый человек. Любой старый солдат в Западной Европе узнал бы в нем Великого Маршала, Жака де Шабанна, сеньора де ла Палиса.
   - Ну, так что тут у вас случилось? - сварливо спросил он, останавливая коня перед дверью. - Где монсеньор де Бурбон и тот англичанин, за которым вы как будто должны были следить? А это ещё кто?
   Он умолк, взглянув на Анну, которая ещё не надела маску, и его лицо осветилось улыбкой: он узнал её.
   - А-а, миледи Руссель! - Он поклонился. И снова обратился к Блезу: Так где же эти господа?
   - Это была ошибка, монсеньор... Я шел по ложному следу.
   Блез не отводил глаз под пристальным взглядом маршала, однако заметил разочарование и гнев, охватившие всадников, которые сейчас заполнили поляну. Они много часов не покидали седла в твердой надежде на крупную награду, которую обещал король за поимку Бурбона.