Страница:
Зажатый, как в тиски, между женой и ужасными господами, крестьянин сумел издать лишь неясный звук, который мог означать все, что угодно.
Де Флерак взорвался:
- Ба! Разве вы не видите, сударь, что эта старая ведьма врет? И если она врет, то мы вздернем её со всем выводком прямо на этом дереве! Смотри, свинья старая, это вредно для здоровья - мешать королевскому делу. Дайте света, мы поглядим, что там внутри...
- Эй! Де Лальер! - вдруг позвал он. И, не получив ответа, проворчал: Судя по всему, их могли и убить... Надо заглянуть в дом, мсье де Варти.
Блез с Анной у себя на сеновале почувствовали, как по двору прокатилась волна страха. В конце концов, крестьяне ничего не выигрывали, укрывая своих гостей от преследования короля, потерять же они могли очень многое. Оден, явно готовый признаться, пробормотал, должно быть, что-то, потому что де Флерак гаркнул:
- Ага! Ну-ка, ну-ка! Ты что-то там сказал, а?
- Ничего он не может сказать, кроме правды, я надеюсь, - вмешалась Одетта.
И обещание грядущего семейного скандала, прозвучавшее в её голосе, снова заткнуло рот её мужу. А она продолжала, вдруг разразившись бурей:
- Монсеньору, значит, угодно думать, что мы способны на убийство! Это такие-то люди, как мы! Да будет известно монсеньору герцогу, что мы владеем своей землей по наследству и никому не задолжали ни лиарда!.. - Ее речь зазвучала с удвоенной скоростью и пылом. - Зажги-ка свечу от очага, Жанно. Пусть эти высокородные господа войдут. Пусть поищут среди нас трупы. И пусть их тысяча чертей заберет! Вы подумайте - убийцы! Это про нас-то! Нечестивая ваша кровь!..
- Господи Иисусе, прекрасная дама! - успокаивал её де Варти. Придержи язычок, ради Бога! Мой друг ничего такого не имел в виду, но мы отвечаем перед королем...
Зажегся свет. Голоса постепенно утихли - все вошли в дом.
Анна перевела дух.
- Отважное сердце! Наше счастье, что в этой семейке она мужчина. Может быть...
Голоса послышались снова.
- Фи! - выдохнул кто-то с отвращением. - Я чуть не задохнулся. Как они живут в этом чаду, хотел бы я знать? Я насчитал там восемь душ! Бр-р-р! Ничего удивительного, что миледи с де Лальером ретировались отсюда сегодня утром... Иначе они умерли бы. Я лучше заночевал бы в конюшне.
Из тени липы показался де Флерак.
- А вы знаете, это мысль. Заглянем-ка туда. Если игра нечестная, то их лошади...
И он зашагал через двор.
- Ну вот!.. - пробормотал Блез.
Оставался лишь один шанс, очень незначительный. Их кони стояли в самых дальних стойлах, за всеми хозяйскими животными. Света у де Флерака не было. Если он не станет искать слишком старательно...
Его шаги слышались уже у самого порога, прямо под ними.
Де Варти заметил небрежным тоном, стоя за его спиной:
- Эти люди на вид достаточно честны. Похоже, они говорят правду. Если мадемуазель выехала сегодня утром, то сейчас она уже в Савойе - и на том дело кончено...
Де Флерак поскользнулся на кучке навоза и чуть не сел со всего маху на пол. Выругавшись, он сделал ещё несколько шагов - и снова поскользнулся. Когда его глаза привыкли к темноте, он разглядел пару волов, несколько овец, корову, худой крестец клячи, явно крестьянской...
Поскользнувшись в третий раз, он решил покончить с обыском и на ощупь выбрался обратно.
- Ни черта не видно, - сказал он. - Проклятье, там и шею недолго сломать... об испачканном платье я уж не говорю... Что теперь?
Анна с облегчением прижалась головой к плечу Блеза.
- Что теперь? - повторил де Варти тем же небрежным тоном. - Да ничего, поедем обратно в ту гостиницу в соседней деревне. На вид она вполне сносная.
- Но мы могли бы проскочить до Сен-Боннета.
- Это ещё зачем? Вы, должно быть, любите скакать удовольствия ради. У нас нет ни пропуска в Савойю, ни права задерживать мадемуазель там.
- Значит, вы прекращаете погоню?
- Естественно...
Де Варти потянулся и взглянул на луну.
- Черт побери, как вы легко к этому отнеслись... - заметил его спутник.
- Более чем легко, - де Варти зевнул, - более чем легко, мсье де Флерак. Прежде всего - можем ли мы надеяться, что король поблагодарит нас за возвращение предмета своей страсти, когда узнает, что она сбежала с де Лальером? Товар из вторых рук, друг мой - кто в этом усомнится? - теперь уже определенно из вторых рук...
Де Варти коротко хохотнул, и его спутник откликнулся таким же смешком. Блез почувствовал, как сжалась и напряглась рядом с ним Анна. Он покраснел до корней волос.
- Как вы думаете, Флерак, - продолжал де Варти, - доставит его величеству удовольствие подбирать то, что бросил его солдат? Посчитает ли он забавной шуткой, что де Лальер получил даром то, чего он добивался чуть ли не силой? Ну уж нет, клянусь всеми дьяволами!
- Да, маловероятно, - согласился де Флерак. - Счастливчик этот де Лальер... Очень красивая кобылка. Но ему теперь лучше обходить короля десятой дорогой...
- Это уж его дело, - пожал плечами де Варти. - А что касается нас кто скажет, что мы не старались изо всех сил выполнить приказ его величества? После разговора с этой скандальной старухой де Перон в Сансе мы скакали так, что чуть кишки не вытрясло. Не наша вина, что эта английская шельма и её кавалер настолько опередили нас.
- Что правда, то правда.
- А кроме того, господин друг мой, есть ещё одна сторона дела. Вам не была оказана милость побеседовать с госпожой регентшей перед отъездом, а я эту милость имел. Вы знаете, как она смотрит искоса, когда замышляет какую-нибудь дьявольщину?
- Мне ли не знать! - де Флерак кивнул головой.
- Ну так вот, глядя на меня именно таким образом, она сказала: "Счастливого пути, господин де Варти. Желаю вам удачно провалить погоню за миледи Руссель. Конечно, поступайте, как велел вам король; но лично я буду весьма сожалеть о вашем успехе и запомню его надолго... Мудрому довольно, господин де Варти!"
- Ого! - задумался собеседник. - Если б я знал! Отчего ж вы мне раньше не сказали?
- Ради вашего душевного спокойствия. Но теперь мы с чистой совестью можем вернуться ко двору без мадемуазель англичанки - и более счастливо, чем с нею. Вы согласны?
- Тысячу раз! - В голосе де Флерака прозвучала благодарность.
Оба возвратились к своим лошадям. Минуту спустя стук копыт на более спокойном аллюре, чем прежде, утих вдали.
Долгую минуту ни Блез, ни Анна не говорили ни слова. Это молчание не нужно было объяснять. Услышать мнение света - убедительнее, чем воображать себе его.
Лишь когда тетушка Одетта со своим супругом украдкой выбрались во двор, Анна сказала отрешенно:
- Надо спуститься и поблагодарить их.
Эту ночь Блез провел на своей стороне сеновала, не сомкнув глаз, точно зная, что Анна на своей тоже не спит.
Глава 23
Из Сен-Боннета в Бург-ан-Брес, затем в Нантюа и далее в Шатильон-де-Мишель... Однако теперь, в горах, на усталых лошадях, они ехали намного медленнее - впрочем, особенно прохлаждаться не позволял пустеющий кошелек Блеза. Клонился к вечеру пятый день после выезда из усадьбы Одена, когда, преодолев горы Юра по дороге, идущей через перевал Кредо и Эклюзский проход, они заметили вдалеке, справа, купол Монблана, уловили блеск озера Леман и увидели теснящиеся друг к другу шпили церквей Женевы.
В Шатильоне, на последней их остановке, Анна надела очень помятое платье, красновато-коричневое с золотом, и не менее измятый французский чепец; и теперь, когда складки одежды расправились, она выглядела достаточно пристойно, чтобы не стесняться случайной встречи с савойскими придворными. Она ещё сидела в седле по-мужски, но юбки свисали почти до стремян. Знакомый куаф и шляпа исчезли. Волосы, причесанные на прямой пробор и наполовину скрытые под головным убором в виде полумесяца, в лучах заходящего солнца отливали бронзовым блеском.
Блез тоже принарядился, надев костюм, который купил у придворного дворянина герцогини Ангулемской, и снял повязку, скрывавшую рану на голове.
С переменой одежды они неожиданно стали сильнее ощущать стеснение, которое чувствовали с той минуты, как подслушали разговор королевских гонцов. Но оно скорее придавало новую глубину установившейся между ними связи, а не разрушало её.
- Почти конец пути, - задумчиво произнес Блез, глядя вдаль.
Она кивнула, вполголоса повторив его слова:
- Да, почти конец... Завтра я буду при дворе. "Ваше высочество! Ваша светлость!" Вечная служба! А все, что было сейчас, - останется в прошлом...
- Которого вам никогда не искупить. - Блез старался говорить как можно небрежнее. - Помните? Я спрашивал вас об этом в ту ночь, когда нас чуть не накрыл де Варти. Видит Бог, он ясно высказал, что думает свет. Не приходится сомневаться, регентша хотела скомпрометировать вас... Я сожалею, что мы сыграли ей на руку.
- Сожалеете? - переспросила она. - Правда?
Их взгляды встретились.
- Нет, клянусь Богом!
- А если вы считаете, что меня волнует то, о чем говорил господин де Варти, вы очень ошибаетесь. - Она замолчала на минуту, губы её плотно сжались. - Волноваться? Единственное, что меня всегда будет волновать при воспоминании об этих днях, - что однажды я была свободна. Десять дней - из целой жизни по правилам. Наша дружба. Я буду помнить её всю жизнь. Нет, надеюсь, что мне никогда этого не искупить.
- Вы это серьезно говорите?
- Как никогда... А кроме того, - она воздела руку в шутливом отчаянии, - есть ли при дворе хоть одна женщина, высокого или низкого положения, которая не является мишенью для сплетен? Мне это безразлично: мы с вами знаем правду и можем позволить себе посмеяться...
- А что скажет ваш брат?
Анна не раз с благоговейным страхом говорила о сэре Джоне Русселе, своем единокровном брате, который заменил ей отца и, по-видимому, имел над нею полную власть. По этим разговорам Блез понял, что он - человек суровый и что она его боится.
- Думаю, он поймет... - Но голос её прозвучал не вполне уверенно. Он-то знает, почему мне было необходимо так спешить в Женеву. Он не из тех, кто поставит даже целомудрие выше, чем соображения... - она спохватилась, чем некоторые другие вещи.
Не имела ли она в виду "соображения государственные"? Сейчас она ближе всего подошла к упоминанию о действительной цели своей поездки в Женеву.
Но Анна уже быстро переменила тему:
- Нет, мсье де Лальер, что касается меня, то я считаю: это наше путешествие стоит любой цены, которую придется за него заплатить, - кроме неприятностей для вас. Вот это меня беспокоит больше всего. Если король...
Она не высказала своих опасений вслух.
Блез пожал плечами:
- Надеюсь, её высочество вытащит меня...
В этот миг его совершенно не волновала эта сторона будущего. Душа Блеза была слишком полна впечатлениями недавних дней, он ещё помнил пыль дорог и яркий солнечный свет, мелькание гор, лесов и полей, бесчисленные постоялые дворы и гостиничные камины, - все, что было связано с Анной и служило фоном их путешествия. Запахи седельной кожи и лошадиного пота, августовские ветры и дожди - все это будет всегда напоминать ему о ней...
- Хотел бы я иметь такой талант, - продолжал он, - чтобы рассказать, что эта поездка значила для меня...
Ему хотелось бы сказать - если бы он сумел выразить свои чувства словами, - что, по сравнению со скукой и однообразием жизни в гарнизонах и на войне, почти исключительно в мужском окружении, - жизни, полной грубых людей и грубых эмоций, общение с ней внутренне обогатило его. Как Дени де Сюрси открыл перед ним перспективы более широкие и заманчивые, чем армейская карьера, так дни, проведенные с Анной Руссель, помогли ему узнать иной уровень чувств - возвышенных и тонких.
Но говорить об этом вслух, даже если бы он обладал таким даром, казалось неуместным. Многое из того, было в мыслях, куда легче выразили его глаза и интонация.
- Но вы говорите об этом, - прибавил он, - как о чем-то прошедшем, что осталось только вспоминать. Разве это все?
Она перебила его:
- Мсье, вы можете оказать мне ещё одну милость? До Женевы только одна лига или около того. Давайте на это короткое время удовлетворимся тем, что оглянемся на прошлое. Разве вы не понимаете, что я хочу сказать?.. И ничего не будем прибавлять.
- Как хотите, - произнес он. - Но не думайте...
- Пожалуйста, - улыбнулась она, - ну, пожалуйста!
Он прикусил губу и улыбнулся в ответ:
- Обещайте по крайней мере, что я смогу навещать вас в Женеве, пока не уеду. Вы не откажете мне в этом?
Если она и помедлила с ответом (или ему просто показалось?), то лишь на мгновение:
- Конечно, не откажу. Я буду рада видеть вас... очень, очень рада.
Некоторое время они ехали молча.
Когда она заговорила снова, Блез понял, что её слова относятся к тому, о чем она не хотела говорить прямо, хотя, казалось, не имели явной связи с только что оставленной темой.
- Я вам когда-нибудь показывала вот это?
Она достала из выреза лифа золотую медаль, которая висела у неё на шее. Блез и раньше замечал тонкую цепочку, но думал, что она носит какой-то амулет или памятный подарок, может быть, от де Норвиля, - и потому не решался спросить.
Однако он увидел нечто совсем иное: рельефно изображенную пятилепестковую розу Тюдоров, знакомую ему по английским гербам, которых он насмотрелся три года назад на Поле Золотой Парчи. Анна сняла медаль с цепочки и подала ему - рассмотреть поближе.
- Английская эмблема, - заметил он, любуясь превосходной ювелирной работой и ощущая полновесную тяжесть драгоценного металла. - Мы по дороге на всем экономили, а вы, оказывается, носили при себе целое состояние!
Она рассмеялась:
- Да, состояние, но неужели вы думаете, что я бы с ним рассталась из-за нескольких дней голодовки? Этот знак вручил мне наш возлюбленный государь, сам король Генрих Восьмой, перед моим отъездом во Францию. Такие эмблемы есть у немногих - только у тех, кто предан его величеству и кому он полностью доверяет.
- Большая честь, - пробормотал Блез.
- Более того, мсье. Это обет. Обязательство. Я не принадлежу себе. Разве вы не в том же положении?
Блез припомнил решение, которое принял в Лальере.
- Пожалуй, что так... если вы имеете в виду королевскую службу.
Она кивнула и забрала у него медаль.
- Служба трону была традицией нашей семьи. Я воспитана в этой традиции, как в вере. Я и сказать вам не могу, как часто этот кусочек золота служил утешением мне при французском дворе!..
- Понимаю, - произнес он.
Однако имел в виду не эмблему. Блез понял её мягкое предостережение, почти извинение: она давала понять, что им предстоит проститься навсегда.
И хоть ехали они бок о бок, он почувствовал, как расширяется пропасть, разделившая их.
- Наверное, мне следует сказать вам, - добавила она как бы между прочим, - что я была помолвлена с Жаном де Норвилем по желанию короля.
Больше она ничего не сказала, да в этом и не было нужды.
Избегая говорить напрямик, она хотела облегчить разлуку им обоим.
Когда солнце скользнуло за хребты гор Юра, быстро опустился вечер. Сумерки перешли в темноту. Редкие огни приближающегося города стали заметнее. На далеком берегу озера зажглись костры, а затем вспыхнул фейерверк, которым город - больше из любви к празднествам, чем от избытка верноподданнических чувств - все ещё отмечал визит в Женеву их высочеств Карла Савойского и его молодой жены Беатрисы Португальской.
- Регентша говорила мне, - заметил Блез, - что двор расположился не в городе, а за его стенами, в Куван-де-Пале. Проводить вас туда?
- Нет, - ответила Анна. - Мне сообщили, что для меня нанято помещение в доме синдика < Синдик - в средневековой Европе глава гильдии, цеха; ныне - глава городского самоуправления.> Ришарде на Гран-Мезель, недалеко от собора. Это устроил господин де Норвиль, которому я обязана, кстати, и местом при герцогском дворе.
Блез не смог удержаться от вопроса:
- Он в Женеве?
- Сейчас нет. Его задержали во Франции дела герцога Бурбонского.
Теперь они вплотную приблизились к пригородам Женевы, которые виднелись за деревянным мостом через реку Арв.
Луна, выбираясь из-за далеких гор, постепенно превращала темноту в серебристое сияние. Оно напоминало об открытой двери сеновала у сельского домика сьера Одена; оно напоминало о других местах и минутах, которые сейчас вдруг оказались такими далекими...
Захваченные одной и той же мыслью, они остановили коней перед самым мостом и замерли в седлах, глядя вниз, на бегущую воду.
Наконец, сняв перчатку, она подала ему руку - и задержала в его руке. Никакие слова не сказали бы так много. Он поднес её руку к губам - раз, ещё раз, ещё и ещё раз, но она не пыталась высвободить пальцы.
Все, что нельзя было - и не нужно было - высказать вслух, они знали и так. И когда она внезапно наклонилась к нему, он привлек её к себе и поцеловал в губы. Она страстно ответила на этот поцелуй. Потом, выпрямившись в седле, посмотрела вдаль, но он не смог увидеть её глаз.
- Надо ехать, - пробормотала она, - если мы хотим успеть до закрытия ворот...
В старом городе Блез спросил дорогу к дому синдика - это оказался красивый особняк на одной из главных улиц. На его стук вышел слуга с фонарем.
- Да, миледи Руссель ожидают здесь с нетерпением, - подтвердил он. Не угодно ли войти, мсье, мадам...
Блез придержал ей стремя, и Анна ступила на порог. Он шагнул назад.
Она ответила реверансом на его поклон.
- Прощайте, мсье де Лальер, и ещё раз примите мою благодарность.
Другой слуга увел её лошадь. Дверь закрылась.
Блез рассеянно направился вниз по склону горы, по темным улицам, к гостинице, которую ему указал Дени де Сюрси три недели назад, когда они расставались в Роане, - гостиница называлась "Три короля" и стояла на площади того же названия.
Три недели? Они казались годами.
Глава 24
Случилась одна из тех внезапных удач, которые укрепляют веру человека в провидение: на следующий день, в предвечерний час, когда Блез уныло сидел за кувшином вина в общем зале гостиницы, он вдруг услышал шум во дворе стук копыт, конское ржание и человеческие голоса - то, что всегда сопровождает приезд путников, а затем знакомый голос мигом подхватил его на ноги и заставил одним прыжком выскочить из комнаты.
Дени де Сюрси!
Судя по всему, что было известно Блезу, он мог бы болтаться здесь в ожидании приезда маркиза ещё целую неделю. Ему пришлось бы отыскать Ле-Тоннелье, французского тайного агента, и заняться шпионским ремеслом, что, как надеялись король и регентша, могло бы раскрыть личность английского связного, посланного к Бурбону. Ну а раз здесь маркиз, он возьмет в свои руки эту грязную работу, а заодно и последующую ответственность за все.
Но это было лишь одно из десятка дел, которые он страстно желал обсудить со своим патроном. Что будет теперь с его собственной карьерой? Блеза тошнило от интриг и бесплодных обещаний, которых он наслушался при дворе. В сравнении с ними армейская жизнь снова показалась ему привлекательной. После разлуки с Анной в его душе осталась лишь боль и пустота, и война в Италии обещала стать для него заманчивым развлечением. Кроме того, он остался без гроша в кармане...
Приезд де Сюрси, таким образом, решал многие проблемы.
Маркиз едва успел сойти с коня, как Блез уже появился перед ним; и, хотя молодой человек пытался преклонить колено, де Сюрси крепко обнял его и радостно расцеловал в обе щеки. При виде его доброго умного лица, успевшего немного обветриться за время разлуки, у Блеза на глаза навернулись слезы.
- Ну, мсье сын мой, ну, дружок! - воскликнул маркиз. - Когда же ты приехал? Насколько ты преуспел в своих делах? Какие новости при дворе? Слава Богу! Хотел бы я получать по кроне всякий раз, когда думал о тебе от самого Роана! Три недели, так ведь? Ну да, три недели и один день... Надеюсь, все прошло хорошо?
Потом, когда Блез быстро оглядел остальных путников и вопросительно взглянул на маркиза, де Сюрси добавил:
- Де ла Барра с нами нет, но, боюсь, он вскоре появится. Клянусь Богом, дружище Блез, когда я думал о тебе, то частенько проклинал на чем свет стоит - посадил ты мне на шею этого чертенка-стрелка. Святые апостолы! Что за озорник, что за вертопрах! Даже в лучшие свои времена ты не мог бы с ним тягаться. Я отослал его в Лион с письмом к маршалу де ла Палису - лишь бы на время избавиться от него. Он чуть было не сорвал всю мою миссию.
- Женщины?.. - простонал Блез.
- Нет! О-о, если бы... но он влюбился в твою сестру и по этой причине хранит целомудрие. Нет - пари, скандалы, постоянные поиски поводов для ссор - первый забияка, одним словом... В таком городишке, как Люцерн, который кишмя кишит самыми отчаянными солдатами Европы, ему было вдоволь потехи. Когда я уговаривал парламент поставить нам десять тысяч пикинеров, то успеху этого дела никак не мог способствовать молодой нахал, затевающий драки в тавернах. Так что я его отправил...
Де Сюрси ухмыльнулся:
- Могу поспорить, что, вернувшись, он привезет нам новости не только из Лиона, но и из Лальера!
- А пикинеры? - спросил Блез.
- Не беспокойся. Первые отряды уже на марше. Его величество будет доволен. Ну, а ты как, сынок? Ты-то как? Не терпится узнать.
- У меня письмо к вашей светлости от короля. И другие новости тоже есть.
- Хорошо! Поужинаем вместе и поговорим.
Гостиница "Три короля" обслуживала в основном иностранцев. Когда маркиза со свитой устроили, как подобает министру Франции, время ужина пять часов - давно миновало. Потом, оставшись наконец за столом наедине с де Сюрси, Блез вручил ему письмо короля и начал свой рассказ; когда же он закончил его и ответил на вопросы маркиза, ужин уже был съеден и со стола убрано.
Блез не сомневался, что де Сюрси отнесется к рассказу с интересом, но в его быстрых оценивающих взглядах, восклицаниях и коротких замечаниях проявлялось нечто большее, чем простой интерес. Время от времени нахмуренные брови или резкий вздох выдавали волнение слушателя.
- Итак, монсеньор, - заключил Блез, - вот вкратце и вся история. Вы поймете, насколько я счастлив оставить это дело на ваше попечение и как сильно нуждаюсь в вашем совете.
Маркиз протяжно вздохнул.
- Клянусь честью, нет ничего вернее пословицы о том, что человек предполагает, а Бог располагает. Когда я посылал тебя ко двору, думал ли кто-нибудь из нас, что заварится такая каша? Я надеялся, что это поручение обратит на тебя внимание короля и будет способствовать твоему успеху, какое бы поприще ты ни избрал. Увы! Уж внимание на тебя он точно обратил... Король не забудет тебя, бедный мой Блез. Я надеялся также, что ты получишь хоть небольшое представление о службе, которой так восхищался в тот вечер в Роане, чем весьма мне польстил... Ничего себе небольшое представление! Черт побери, я никак не рассчитывал, что тебя без церемоний окунут в эту самую службу по самые уши и поручат столь щекотливую миссию прежде, чем ты хоть немного пооботрешься. Ты чувствуешь теперь, что жизнь - не шахматная партия, а игра в кости?.. Но одно, по-видимому, ясно...
Де Сюрси сидел, потирая подбородок. Пауза тянулась так долго, что Блез не выдержал и спросил:
- Что ясно, монсеньор?
- Да то, что ты попал в этот поток и придется теперь плыть по течению. Выкарабкаться на сушу ты не можешь.
- Не понимаю...
Встав с кресла, маркиз прошелся по комнате, потом застыл у окна и рассеянно уставился на площадь, слабо освещенную фонарем у подъезда гостиницы и такими же фонарями у дверей домов на другой стороне. Издалека доносилось бормотание Роны между сваями моста Пон-Бати.
- Попробую объяснить, - сказал он, вернувшись наконец на свое место. Давай-ка рассмотрим проблему - прежде всего с точки зрения госпожи регентши, талантами которой я всегда восхищался, а сейчас могу лишь искренне изумляться. В этом деле она сослужила Франции хорошую службу хотя и за твой счет. Имея в виду две цели, она ловко использовала тебя для достижения обеих. Двойной ход величайшей тонкости!
- Две цели? - повторил Блез.
- Да. Первая из них - обнаружить, кого кардинал Уолси посылает к Бурбону, дабы можно было схватить этого человека, - желательно при переговорах с герцогом. Этого гонца ожидают в самом скором времени. Вполне вероятно, что миледи Руссель располагает сведениями, которые будут ценны для него. Поэтому герцогиня и поддержала желание миледи спешно попасть в Женеву и использовала тебя в своей комбинации. Но это ещё не все, есть и вторая цель. Герцогиня не против, чтобы король забавлялся с фаворитками, но при условии, что их держит в руках его мать. Ты что думаешь, мадам де Шатобриан попала в немилость просто потому, что надоела королю, или мадемуазель д'Эйли завоевывает королевскую благосклонность исключительно благодаря своим прелестям? Конечно, нет. Эта английская девица может стать опасной, если её перехватят и вернут ко двору прежде, чем она покинет Францию. Значит, её надо так скомпрометировать, чтобы королю она стала даром не нужна, даже если его курьеры привезут её обратно. И в этом деле ты тоже как нельзя лучше подходил для целей регентши.
- Да-а, - протянул Блез, - теперь мне ясно. Но что же другое я мог сделать?
- Ничего - у тебя ведь, как я сказал, нет опыта в таких делах. Заметь, госпожа регентша могла использовать многих других, а выбрала тебя.
- И обещания ничего не стоят? Она дала слово оправдать меня перед королем.
Де Флерак взорвался:
- Ба! Разве вы не видите, сударь, что эта старая ведьма врет? И если она врет, то мы вздернем её со всем выводком прямо на этом дереве! Смотри, свинья старая, это вредно для здоровья - мешать королевскому делу. Дайте света, мы поглядим, что там внутри...
- Эй! Де Лальер! - вдруг позвал он. И, не получив ответа, проворчал: Судя по всему, их могли и убить... Надо заглянуть в дом, мсье де Варти.
Блез с Анной у себя на сеновале почувствовали, как по двору прокатилась волна страха. В конце концов, крестьяне ничего не выигрывали, укрывая своих гостей от преследования короля, потерять же они могли очень многое. Оден, явно готовый признаться, пробормотал, должно быть, что-то, потому что де Флерак гаркнул:
- Ага! Ну-ка, ну-ка! Ты что-то там сказал, а?
- Ничего он не может сказать, кроме правды, я надеюсь, - вмешалась Одетта.
И обещание грядущего семейного скандала, прозвучавшее в её голосе, снова заткнуло рот её мужу. А она продолжала, вдруг разразившись бурей:
- Монсеньору, значит, угодно думать, что мы способны на убийство! Это такие-то люди, как мы! Да будет известно монсеньору герцогу, что мы владеем своей землей по наследству и никому не задолжали ни лиарда!.. - Ее речь зазвучала с удвоенной скоростью и пылом. - Зажги-ка свечу от очага, Жанно. Пусть эти высокородные господа войдут. Пусть поищут среди нас трупы. И пусть их тысяча чертей заберет! Вы подумайте - убийцы! Это про нас-то! Нечестивая ваша кровь!..
- Господи Иисусе, прекрасная дама! - успокаивал её де Варти. Придержи язычок, ради Бога! Мой друг ничего такого не имел в виду, но мы отвечаем перед королем...
Зажегся свет. Голоса постепенно утихли - все вошли в дом.
Анна перевела дух.
- Отважное сердце! Наше счастье, что в этой семейке она мужчина. Может быть...
Голоса послышались снова.
- Фи! - выдохнул кто-то с отвращением. - Я чуть не задохнулся. Как они живут в этом чаду, хотел бы я знать? Я насчитал там восемь душ! Бр-р-р! Ничего удивительного, что миледи с де Лальером ретировались отсюда сегодня утром... Иначе они умерли бы. Я лучше заночевал бы в конюшне.
Из тени липы показался де Флерак.
- А вы знаете, это мысль. Заглянем-ка туда. Если игра нечестная, то их лошади...
И он зашагал через двор.
- Ну вот!.. - пробормотал Блез.
Оставался лишь один шанс, очень незначительный. Их кони стояли в самых дальних стойлах, за всеми хозяйскими животными. Света у де Флерака не было. Если он не станет искать слишком старательно...
Его шаги слышались уже у самого порога, прямо под ними.
Де Варти заметил небрежным тоном, стоя за его спиной:
- Эти люди на вид достаточно честны. Похоже, они говорят правду. Если мадемуазель выехала сегодня утром, то сейчас она уже в Савойе - и на том дело кончено...
Де Флерак поскользнулся на кучке навоза и чуть не сел со всего маху на пол. Выругавшись, он сделал ещё несколько шагов - и снова поскользнулся. Когда его глаза привыкли к темноте, он разглядел пару волов, несколько овец, корову, худой крестец клячи, явно крестьянской...
Поскользнувшись в третий раз, он решил покончить с обыском и на ощупь выбрался обратно.
- Ни черта не видно, - сказал он. - Проклятье, там и шею недолго сломать... об испачканном платье я уж не говорю... Что теперь?
Анна с облегчением прижалась головой к плечу Блеза.
- Что теперь? - повторил де Варти тем же небрежным тоном. - Да ничего, поедем обратно в ту гостиницу в соседней деревне. На вид она вполне сносная.
- Но мы могли бы проскочить до Сен-Боннета.
- Это ещё зачем? Вы, должно быть, любите скакать удовольствия ради. У нас нет ни пропуска в Савойю, ни права задерживать мадемуазель там.
- Значит, вы прекращаете погоню?
- Естественно...
Де Варти потянулся и взглянул на луну.
- Черт побери, как вы легко к этому отнеслись... - заметил его спутник.
- Более чем легко, - де Варти зевнул, - более чем легко, мсье де Флерак. Прежде всего - можем ли мы надеяться, что король поблагодарит нас за возвращение предмета своей страсти, когда узнает, что она сбежала с де Лальером? Товар из вторых рук, друг мой - кто в этом усомнится? - теперь уже определенно из вторых рук...
Де Варти коротко хохотнул, и его спутник откликнулся таким же смешком. Блез почувствовал, как сжалась и напряглась рядом с ним Анна. Он покраснел до корней волос.
- Как вы думаете, Флерак, - продолжал де Варти, - доставит его величеству удовольствие подбирать то, что бросил его солдат? Посчитает ли он забавной шуткой, что де Лальер получил даром то, чего он добивался чуть ли не силой? Ну уж нет, клянусь всеми дьяволами!
- Да, маловероятно, - согласился де Флерак. - Счастливчик этот де Лальер... Очень красивая кобылка. Но ему теперь лучше обходить короля десятой дорогой...
- Это уж его дело, - пожал плечами де Варти. - А что касается нас кто скажет, что мы не старались изо всех сил выполнить приказ его величества? После разговора с этой скандальной старухой де Перон в Сансе мы скакали так, что чуть кишки не вытрясло. Не наша вина, что эта английская шельма и её кавалер настолько опередили нас.
- Что правда, то правда.
- А кроме того, господин друг мой, есть ещё одна сторона дела. Вам не была оказана милость побеседовать с госпожой регентшей перед отъездом, а я эту милость имел. Вы знаете, как она смотрит искоса, когда замышляет какую-нибудь дьявольщину?
- Мне ли не знать! - де Флерак кивнул головой.
- Ну так вот, глядя на меня именно таким образом, она сказала: "Счастливого пути, господин де Варти. Желаю вам удачно провалить погоню за миледи Руссель. Конечно, поступайте, как велел вам король; но лично я буду весьма сожалеть о вашем успехе и запомню его надолго... Мудрому довольно, господин де Варти!"
- Ого! - задумался собеседник. - Если б я знал! Отчего ж вы мне раньше не сказали?
- Ради вашего душевного спокойствия. Но теперь мы с чистой совестью можем вернуться ко двору без мадемуазель англичанки - и более счастливо, чем с нею. Вы согласны?
- Тысячу раз! - В голосе де Флерака прозвучала благодарность.
Оба возвратились к своим лошадям. Минуту спустя стук копыт на более спокойном аллюре, чем прежде, утих вдали.
Долгую минуту ни Блез, ни Анна не говорили ни слова. Это молчание не нужно было объяснять. Услышать мнение света - убедительнее, чем воображать себе его.
Лишь когда тетушка Одетта со своим супругом украдкой выбрались во двор, Анна сказала отрешенно:
- Надо спуститься и поблагодарить их.
Эту ночь Блез провел на своей стороне сеновала, не сомкнув глаз, точно зная, что Анна на своей тоже не спит.
Глава 23
Из Сен-Боннета в Бург-ан-Брес, затем в Нантюа и далее в Шатильон-де-Мишель... Однако теперь, в горах, на усталых лошадях, они ехали намного медленнее - впрочем, особенно прохлаждаться не позволял пустеющий кошелек Блеза. Клонился к вечеру пятый день после выезда из усадьбы Одена, когда, преодолев горы Юра по дороге, идущей через перевал Кредо и Эклюзский проход, они заметили вдалеке, справа, купол Монблана, уловили блеск озера Леман и увидели теснящиеся друг к другу шпили церквей Женевы.
В Шатильоне, на последней их остановке, Анна надела очень помятое платье, красновато-коричневое с золотом, и не менее измятый французский чепец; и теперь, когда складки одежды расправились, она выглядела достаточно пристойно, чтобы не стесняться случайной встречи с савойскими придворными. Она ещё сидела в седле по-мужски, но юбки свисали почти до стремян. Знакомый куаф и шляпа исчезли. Волосы, причесанные на прямой пробор и наполовину скрытые под головным убором в виде полумесяца, в лучах заходящего солнца отливали бронзовым блеском.
Блез тоже принарядился, надев костюм, который купил у придворного дворянина герцогини Ангулемской, и снял повязку, скрывавшую рану на голове.
С переменой одежды они неожиданно стали сильнее ощущать стеснение, которое чувствовали с той минуты, как подслушали разговор королевских гонцов. Но оно скорее придавало новую глубину установившейся между ними связи, а не разрушало её.
- Почти конец пути, - задумчиво произнес Блез, глядя вдаль.
Она кивнула, вполголоса повторив его слова:
- Да, почти конец... Завтра я буду при дворе. "Ваше высочество! Ваша светлость!" Вечная служба! А все, что было сейчас, - останется в прошлом...
- Которого вам никогда не искупить. - Блез старался говорить как можно небрежнее. - Помните? Я спрашивал вас об этом в ту ночь, когда нас чуть не накрыл де Варти. Видит Бог, он ясно высказал, что думает свет. Не приходится сомневаться, регентша хотела скомпрометировать вас... Я сожалею, что мы сыграли ей на руку.
- Сожалеете? - переспросила она. - Правда?
Их взгляды встретились.
- Нет, клянусь Богом!
- А если вы считаете, что меня волнует то, о чем говорил господин де Варти, вы очень ошибаетесь. - Она замолчала на минуту, губы её плотно сжались. - Волноваться? Единственное, что меня всегда будет волновать при воспоминании об этих днях, - что однажды я была свободна. Десять дней - из целой жизни по правилам. Наша дружба. Я буду помнить её всю жизнь. Нет, надеюсь, что мне никогда этого не искупить.
- Вы это серьезно говорите?
- Как никогда... А кроме того, - она воздела руку в шутливом отчаянии, - есть ли при дворе хоть одна женщина, высокого или низкого положения, которая не является мишенью для сплетен? Мне это безразлично: мы с вами знаем правду и можем позволить себе посмеяться...
- А что скажет ваш брат?
Анна не раз с благоговейным страхом говорила о сэре Джоне Русселе, своем единокровном брате, который заменил ей отца и, по-видимому, имел над нею полную власть. По этим разговорам Блез понял, что он - человек суровый и что она его боится.
- Думаю, он поймет... - Но голос её прозвучал не вполне уверенно. Он-то знает, почему мне было необходимо так спешить в Женеву. Он не из тех, кто поставит даже целомудрие выше, чем соображения... - она спохватилась, чем некоторые другие вещи.
Не имела ли она в виду "соображения государственные"? Сейчас она ближе всего подошла к упоминанию о действительной цели своей поездки в Женеву.
Но Анна уже быстро переменила тему:
- Нет, мсье де Лальер, что касается меня, то я считаю: это наше путешествие стоит любой цены, которую придется за него заплатить, - кроме неприятностей для вас. Вот это меня беспокоит больше всего. Если король...
Она не высказала своих опасений вслух.
Блез пожал плечами:
- Надеюсь, её высочество вытащит меня...
В этот миг его совершенно не волновала эта сторона будущего. Душа Блеза была слишком полна впечатлениями недавних дней, он ещё помнил пыль дорог и яркий солнечный свет, мелькание гор, лесов и полей, бесчисленные постоялые дворы и гостиничные камины, - все, что было связано с Анной и служило фоном их путешествия. Запахи седельной кожи и лошадиного пота, августовские ветры и дожди - все это будет всегда напоминать ему о ней...
- Хотел бы я иметь такой талант, - продолжал он, - чтобы рассказать, что эта поездка значила для меня...
Ему хотелось бы сказать - если бы он сумел выразить свои чувства словами, - что, по сравнению со скукой и однообразием жизни в гарнизонах и на войне, почти исключительно в мужском окружении, - жизни, полной грубых людей и грубых эмоций, общение с ней внутренне обогатило его. Как Дени де Сюрси открыл перед ним перспективы более широкие и заманчивые, чем армейская карьера, так дни, проведенные с Анной Руссель, помогли ему узнать иной уровень чувств - возвышенных и тонких.
Но говорить об этом вслух, даже если бы он обладал таким даром, казалось неуместным. Многое из того, было в мыслях, куда легче выразили его глаза и интонация.
- Но вы говорите об этом, - прибавил он, - как о чем-то прошедшем, что осталось только вспоминать. Разве это все?
Она перебила его:
- Мсье, вы можете оказать мне ещё одну милость? До Женевы только одна лига или около того. Давайте на это короткое время удовлетворимся тем, что оглянемся на прошлое. Разве вы не понимаете, что я хочу сказать?.. И ничего не будем прибавлять.
- Как хотите, - произнес он. - Но не думайте...
- Пожалуйста, - улыбнулась она, - ну, пожалуйста!
Он прикусил губу и улыбнулся в ответ:
- Обещайте по крайней мере, что я смогу навещать вас в Женеве, пока не уеду. Вы не откажете мне в этом?
Если она и помедлила с ответом (или ему просто показалось?), то лишь на мгновение:
- Конечно, не откажу. Я буду рада видеть вас... очень, очень рада.
Некоторое время они ехали молча.
Когда она заговорила снова, Блез понял, что её слова относятся к тому, о чем она не хотела говорить прямо, хотя, казалось, не имели явной связи с только что оставленной темой.
- Я вам когда-нибудь показывала вот это?
Она достала из выреза лифа золотую медаль, которая висела у неё на шее. Блез и раньше замечал тонкую цепочку, но думал, что она носит какой-то амулет или памятный подарок, может быть, от де Норвиля, - и потому не решался спросить.
Однако он увидел нечто совсем иное: рельефно изображенную пятилепестковую розу Тюдоров, знакомую ему по английским гербам, которых он насмотрелся три года назад на Поле Золотой Парчи. Анна сняла медаль с цепочки и подала ему - рассмотреть поближе.
- Английская эмблема, - заметил он, любуясь превосходной ювелирной работой и ощущая полновесную тяжесть драгоценного металла. - Мы по дороге на всем экономили, а вы, оказывается, носили при себе целое состояние!
Она рассмеялась:
- Да, состояние, но неужели вы думаете, что я бы с ним рассталась из-за нескольких дней голодовки? Этот знак вручил мне наш возлюбленный государь, сам король Генрих Восьмой, перед моим отъездом во Францию. Такие эмблемы есть у немногих - только у тех, кто предан его величеству и кому он полностью доверяет.
- Большая честь, - пробормотал Блез.
- Более того, мсье. Это обет. Обязательство. Я не принадлежу себе. Разве вы не в том же положении?
Блез припомнил решение, которое принял в Лальере.
- Пожалуй, что так... если вы имеете в виду королевскую службу.
Она кивнула и забрала у него медаль.
- Служба трону была традицией нашей семьи. Я воспитана в этой традиции, как в вере. Я и сказать вам не могу, как часто этот кусочек золота служил утешением мне при французском дворе!..
- Понимаю, - произнес он.
Однако имел в виду не эмблему. Блез понял её мягкое предостережение, почти извинение: она давала понять, что им предстоит проститься навсегда.
И хоть ехали они бок о бок, он почувствовал, как расширяется пропасть, разделившая их.
- Наверное, мне следует сказать вам, - добавила она как бы между прочим, - что я была помолвлена с Жаном де Норвилем по желанию короля.
Больше она ничего не сказала, да в этом и не было нужды.
Избегая говорить напрямик, она хотела облегчить разлуку им обоим.
Когда солнце скользнуло за хребты гор Юра, быстро опустился вечер. Сумерки перешли в темноту. Редкие огни приближающегося города стали заметнее. На далеком берегу озера зажглись костры, а затем вспыхнул фейерверк, которым город - больше из любви к празднествам, чем от избытка верноподданнических чувств - все ещё отмечал визит в Женеву их высочеств Карла Савойского и его молодой жены Беатрисы Португальской.
- Регентша говорила мне, - заметил Блез, - что двор расположился не в городе, а за его стенами, в Куван-де-Пале. Проводить вас туда?
- Нет, - ответила Анна. - Мне сообщили, что для меня нанято помещение в доме синдика < Синдик - в средневековой Европе глава гильдии, цеха; ныне - глава городского самоуправления.> Ришарде на Гран-Мезель, недалеко от собора. Это устроил господин де Норвиль, которому я обязана, кстати, и местом при герцогском дворе.
Блез не смог удержаться от вопроса:
- Он в Женеве?
- Сейчас нет. Его задержали во Франции дела герцога Бурбонского.
Теперь они вплотную приблизились к пригородам Женевы, которые виднелись за деревянным мостом через реку Арв.
Луна, выбираясь из-за далеких гор, постепенно превращала темноту в серебристое сияние. Оно напоминало об открытой двери сеновала у сельского домика сьера Одена; оно напоминало о других местах и минутах, которые сейчас вдруг оказались такими далекими...
Захваченные одной и той же мыслью, они остановили коней перед самым мостом и замерли в седлах, глядя вниз, на бегущую воду.
Наконец, сняв перчатку, она подала ему руку - и задержала в его руке. Никакие слова не сказали бы так много. Он поднес её руку к губам - раз, ещё раз, ещё и ещё раз, но она не пыталась высвободить пальцы.
Все, что нельзя было - и не нужно было - высказать вслух, они знали и так. И когда она внезапно наклонилась к нему, он привлек её к себе и поцеловал в губы. Она страстно ответила на этот поцелуй. Потом, выпрямившись в седле, посмотрела вдаль, но он не смог увидеть её глаз.
- Надо ехать, - пробормотала она, - если мы хотим успеть до закрытия ворот...
В старом городе Блез спросил дорогу к дому синдика - это оказался красивый особняк на одной из главных улиц. На его стук вышел слуга с фонарем.
- Да, миледи Руссель ожидают здесь с нетерпением, - подтвердил он. Не угодно ли войти, мсье, мадам...
Блез придержал ей стремя, и Анна ступила на порог. Он шагнул назад.
Она ответила реверансом на его поклон.
- Прощайте, мсье де Лальер, и ещё раз примите мою благодарность.
Другой слуга увел её лошадь. Дверь закрылась.
Блез рассеянно направился вниз по склону горы, по темным улицам, к гостинице, которую ему указал Дени де Сюрси три недели назад, когда они расставались в Роане, - гостиница называлась "Три короля" и стояла на площади того же названия.
Три недели? Они казались годами.
Глава 24
Случилась одна из тех внезапных удач, которые укрепляют веру человека в провидение: на следующий день, в предвечерний час, когда Блез уныло сидел за кувшином вина в общем зале гостиницы, он вдруг услышал шум во дворе стук копыт, конское ржание и человеческие голоса - то, что всегда сопровождает приезд путников, а затем знакомый голос мигом подхватил его на ноги и заставил одним прыжком выскочить из комнаты.
Дени де Сюрси!
Судя по всему, что было известно Блезу, он мог бы болтаться здесь в ожидании приезда маркиза ещё целую неделю. Ему пришлось бы отыскать Ле-Тоннелье, французского тайного агента, и заняться шпионским ремеслом, что, как надеялись король и регентша, могло бы раскрыть личность английского связного, посланного к Бурбону. Ну а раз здесь маркиз, он возьмет в свои руки эту грязную работу, а заодно и последующую ответственность за все.
Но это было лишь одно из десятка дел, которые он страстно желал обсудить со своим патроном. Что будет теперь с его собственной карьерой? Блеза тошнило от интриг и бесплодных обещаний, которых он наслушался при дворе. В сравнении с ними армейская жизнь снова показалась ему привлекательной. После разлуки с Анной в его душе осталась лишь боль и пустота, и война в Италии обещала стать для него заманчивым развлечением. Кроме того, он остался без гроша в кармане...
Приезд де Сюрси, таким образом, решал многие проблемы.
Маркиз едва успел сойти с коня, как Блез уже появился перед ним; и, хотя молодой человек пытался преклонить колено, де Сюрси крепко обнял его и радостно расцеловал в обе щеки. При виде его доброго умного лица, успевшего немного обветриться за время разлуки, у Блеза на глаза навернулись слезы.
- Ну, мсье сын мой, ну, дружок! - воскликнул маркиз. - Когда же ты приехал? Насколько ты преуспел в своих делах? Какие новости при дворе? Слава Богу! Хотел бы я получать по кроне всякий раз, когда думал о тебе от самого Роана! Три недели, так ведь? Ну да, три недели и один день... Надеюсь, все прошло хорошо?
Потом, когда Блез быстро оглядел остальных путников и вопросительно взглянул на маркиза, де Сюрси добавил:
- Де ла Барра с нами нет, но, боюсь, он вскоре появится. Клянусь Богом, дружище Блез, когда я думал о тебе, то частенько проклинал на чем свет стоит - посадил ты мне на шею этого чертенка-стрелка. Святые апостолы! Что за озорник, что за вертопрах! Даже в лучшие свои времена ты не мог бы с ним тягаться. Я отослал его в Лион с письмом к маршалу де ла Палису - лишь бы на время избавиться от него. Он чуть было не сорвал всю мою миссию.
- Женщины?.. - простонал Блез.
- Нет! О-о, если бы... но он влюбился в твою сестру и по этой причине хранит целомудрие. Нет - пари, скандалы, постоянные поиски поводов для ссор - первый забияка, одним словом... В таком городишке, как Люцерн, который кишмя кишит самыми отчаянными солдатами Европы, ему было вдоволь потехи. Когда я уговаривал парламент поставить нам десять тысяч пикинеров, то успеху этого дела никак не мог способствовать молодой нахал, затевающий драки в тавернах. Так что я его отправил...
Де Сюрси ухмыльнулся:
- Могу поспорить, что, вернувшись, он привезет нам новости не только из Лиона, но и из Лальера!
- А пикинеры? - спросил Блез.
- Не беспокойся. Первые отряды уже на марше. Его величество будет доволен. Ну, а ты как, сынок? Ты-то как? Не терпится узнать.
- У меня письмо к вашей светлости от короля. И другие новости тоже есть.
- Хорошо! Поужинаем вместе и поговорим.
Гостиница "Три короля" обслуживала в основном иностранцев. Когда маркиза со свитой устроили, как подобает министру Франции, время ужина пять часов - давно миновало. Потом, оставшись наконец за столом наедине с де Сюрси, Блез вручил ему письмо короля и начал свой рассказ; когда же он закончил его и ответил на вопросы маркиза, ужин уже был съеден и со стола убрано.
Блез не сомневался, что де Сюрси отнесется к рассказу с интересом, но в его быстрых оценивающих взглядах, восклицаниях и коротких замечаниях проявлялось нечто большее, чем простой интерес. Время от времени нахмуренные брови или резкий вздох выдавали волнение слушателя.
- Итак, монсеньор, - заключил Блез, - вот вкратце и вся история. Вы поймете, насколько я счастлив оставить это дело на ваше попечение и как сильно нуждаюсь в вашем совете.
Маркиз протяжно вздохнул.
- Клянусь честью, нет ничего вернее пословицы о том, что человек предполагает, а Бог располагает. Когда я посылал тебя ко двору, думал ли кто-нибудь из нас, что заварится такая каша? Я надеялся, что это поручение обратит на тебя внимание короля и будет способствовать твоему успеху, какое бы поприще ты ни избрал. Увы! Уж внимание на тебя он точно обратил... Король не забудет тебя, бедный мой Блез. Я надеялся также, что ты получишь хоть небольшое представление о службе, которой так восхищался в тот вечер в Роане, чем весьма мне польстил... Ничего себе небольшое представление! Черт побери, я никак не рассчитывал, что тебя без церемоний окунут в эту самую службу по самые уши и поручат столь щекотливую миссию прежде, чем ты хоть немного пооботрешься. Ты чувствуешь теперь, что жизнь - не шахматная партия, а игра в кости?.. Но одно, по-видимому, ясно...
Де Сюрси сидел, потирая подбородок. Пауза тянулась так долго, что Блез не выдержал и спросил:
- Что ясно, монсеньор?
- Да то, что ты попал в этот поток и придется теперь плыть по течению. Выкарабкаться на сушу ты не можешь.
- Не понимаю...
Встав с кресла, маркиз прошелся по комнате, потом застыл у окна и рассеянно уставился на площадь, слабо освещенную фонарем у подъезда гостиницы и такими же фонарями у дверей домов на другой стороне. Издалека доносилось бормотание Роны между сваями моста Пон-Бати.
- Попробую объяснить, - сказал он, вернувшись наконец на свое место. Давай-ка рассмотрим проблему - прежде всего с точки зрения госпожи регентши, талантами которой я всегда восхищался, а сейчас могу лишь искренне изумляться. В этом деле она сослужила Франции хорошую службу хотя и за твой счет. Имея в виду две цели, она ловко использовала тебя для достижения обеих. Двойной ход величайшей тонкости!
- Две цели? - повторил Блез.
- Да. Первая из них - обнаружить, кого кардинал Уолси посылает к Бурбону, дабы можно было схватить этого человека, - желательно при переговорах с герцогом. Этого гонца ожидают в самом скором времени. Вполне вероятно, что миледи Руссель располагает сведениями, которые будут ценны для него. Поэтому герцогиня и поддержала желание миледи спешно попасть в Женеву и использовала тебя в своей комбинации. Но это ещё не все, есть и вторая цель. Герцогиня не против, чтобы король забавлялся с фаворитками, но при условии, что их держит в руках его мать. Ты что думаешь, мадам де Шатобриан попала в немилость просто потому, что надоела королю, или мадемуазель д'Эйли завоевывает королевскую благосклонность исключительно благодаря своим прелестям? Конечно, нет. Эта английская девица может стать опасной, если её перехватят и вернут ко двору прежде, чем она покинет Францию. Значит, её надо так скомпрометировать, чтобы королю она стала даром не нужна, даже если его курьеры привезут её обратно. И в этом деле ты тоже как нельзя лучше подходил для целей регентши.
- Да-а, - протянул Блез, - теперь мне ясно. Но что же другое я мог сделать?
- Ничего - у тебя ведь, как я сказал, нет опыта в таких делах. Заметь, госпожа регентша могла использовать многих других, а выбрала тебя.
- И обещания ничего не стоят? Она дала слово оправдать меня перед королем.