Шеллабарджер Сэмюэл. Рыцарь короля

Шеллабарджер Сэмьюэл
Рыцарь короля

   Сэмьюэл Шеллабарджер
   РЫЦАРЬ КОРОЛЯ
   исторический роман
   Перевод с английского Э.Маринина и Д.Галина
   Моей дочери Ингрид
   Часть первая
   Глава 1
   Клерон спал - если, конечно, можно сказать так о старом опытном волкодаве, в полной мере сознающем свое положение и ответственность. Клерон мог закрыть глаза, но остальные органы чувств оставались начеку. Растянувшись на площадке бельведера - искусственного холма, откуда открывался вид на двор замка и на большую дорогу за его стенами, - он лежал в блаженном покое. Сквозь дрему он ощущал приятное тепло июльского солнца, ветерок с гор ерошил его густую шерсть. Знакомые звуки убаюкивали: вот кудахчут куры, разбежавшиеся по двору замка, обширному, в три акра, хлопают крыльями и воркуют голуби вокруг конической голубятни; в хлевах, которые вместе с конюшнями, часовней и другими строениями образуют два выступающих крыла по бокам шато - главного здания замка, хрюкают свиньи; назойливо жужжат мухи и пчелы; время от времени кто-то проезжает по дороге - все эти привычные звуки не привлекали внимания Клерона..
   Еще ярче и живее было половодье запахов. Огромная куча навоза между коровником и конюшней, утиный пруд посреди двора, кухня в главном здании, огород и плодовые деревья по другую сторону дома - все вносило в него свою долю. Долетали и более отдаленные запахи из соседней деревушки Лальер, от окружающих её сенокосных лугов и хлебных полей. Но самые чарующие запахи доносил ветер с поросших соснами гор - они сулили охоту! И все это, смешиваясь, создавало букет восхитительных ощущений.
   Кто-то вытаскивал ведро с водой из колодца возле кухни, где-то точили нож на камне - первые намеки на такой ещё неблизкий ужин...
   И вдруг Клерон насторожился: уши встали торчком, глаза раскрылись. Послышался какой-то новый звук, появился запах, который заслуживал внимания, - едва уловимая струйка.
   Он поднял голову, изучая её. Клерон не относился к числу горячих голов - напротив, он был нетороплив и разборчив. И голос приберегал для важных сообщений; поэтому, когда "говорил" Клерон, прислушивались все обитатели замка.
   Частый глухой стук лошадиных копыт по толстому слою пыли на дороге из Ла-Палиса, стук, не слышный пока никому, кроме него, - тот ли это случай, о котором надо докладывать? Сам по себе стук, может быть, ничего и не значил - мало ли всадников проезжает по этой дороге... Но в сочетании с мимолетным запахом, принесенным ветром, запахом, пробуждающим смутные, но такие приятные воспоминания...
   Клерон приподнялся на передних лапах и замер в напряженном ожидании. Еще порыв ветра... Он вскочил на все четыре лапы, большой, сухопарый, нетерпеливый. Его хвост, обычно не слишком подвижный, заметался из стороны в сторону. Он поднял голову и издал звук, за который получил свою кличку < Клерон (фр. Clairon) - труба, горн; трубач, горнист.>. И его сигнал долетел до каждого уголка замка.
   Собаки внизу, во дворе, встрепенулись, подали свои реплики и образовали хор. Лошади в стойлах поставили уши стрелкой и забили копытами. Утки заторопились к пруду. Куры закудахтали. Из дверей и окон стали выглядывать люди.
   - Это Клерон!..
   * * *
   В круглой башне, в комнате, окно которой выходило на восток, мадам Констанс де Лальер, строгая, прямая и негнущаяся, обучала свою дочь Рене хорошенькую девушку пятнадцати лет - тончайшим нюансам вежливости и благовоспитанности. Сегодня вечером ожидали гостей, и это требовало повторения курса хороших манер.
   Мадам де Лальер сидела на скамье, стоящей под прямым углом к двустворчатому окну; её осанка была безукоризненна. Если бы кому-нибудь вздумалось привязать сзади к её головному убору в форме полумесяца шнурок с грузиком, то этот отвес вытянулся бы струной, не касаясь плеч. Воспитанная в строгих правилах двора покойной Анны де Божэ, герцогини Бурбонской, она не одобряла свободной манеры держаться и вообще легкомыслия современных девиц, хотя и высказывала недовольство с присущим ей чувством юмора..
   Видит Бог, с этой Рене ей понадобится немало и терпения, и юмора, ибо никогда ещё не знала она столь рассеянного и ветреного существа женского пола. Однако, известно, что у мягкосердечной матери вырастают слабые духом дети; и она вовсе не собиралась пренебрегать своим родительским долгом.
   Рене послушно стояла перед матерью.
   Они достигли того места урока, когда мягкость была бы непростительным грехом.
   - Знай же, - произнесла мадам де Лальер строгим голосом, - что если ты позволишь себе ещё раз зевнуть - я сказала, один только раз, милочка! - то я надаю тебе пощечин. И не воображай, что я потерплю твою дерзость. Я содрогаюсь при одной мысли о том, что случилось бы, вздумай я зевнуть в присутствии своей воспитательницы при дворе мадам де Бурбон. Последствия были бы в высшей степени неприятны, уверяю тебя... Ты поняла меня, милочка?
   Рене попыталась изобразить раскаяние, но на её милом личике оно получилось больше похожим на озорство.
   - Умоляю вас простить меня, госпожа матушка.
   - Это будет зависеть от твоего поведения. Ты ещё не ответила на вопрос, который я тебе задала, когда этот бесстыдный зевок помешал нашей беседе.
   - Я не знаю... - запинаясь, пробормотала Рене.
   - Возможно, вы забыли мой вопрос? Он был недостоин вашего внимания, мадемуазель? Вы предпочитаете глазеть на Кукареку?
   И мадам де Лальер бросила суровый взгляд на карликового спаниеля дочери - черное как смоль крохотное создание с шелковистой шерсткой и длинными ушами, которое сидело, сочувственно моргая выразительными глазами. Подобно Клерону, Кукареку получил свою кличку за голосок, слегка напоминающий петушиный крик... Под властным взором старшей хозяйки он виновато съежился, опрокинулся на спину и умоляюще сложил лапки.
   - Нет, мама, - в голосе Рене прозвучала переливчатая, как у певчего дрозда, серебристая нотка, против которой невозможно было устоять, - но, когда вы говорили, у меня в голове промелькнула мысль, и я признаюсь...
   - Что за мысль?
   - О приметах. Я видела сегодня утром трех пауков вместе. А кошка мыла себе уши двумя лапками одновременно. Вот так, посмотрите. И я подумала, а вдруг...
   - О, поддержи меня, святая Екатерина! - вздохнула мать. - С тобой можно с ума сойти. Посмотри, как я не жалею трудов, дабы преподать тебе манеры, принятые в хорошем обществе, без чего ты не сможешь ни завоевать положение в свете, ни доставить удовольствие мужу, если Господь по милосердию своему пошлет тебе хоть какого-нибудь, - а ты тут болтаешь мне о пауках и кошках!
   - Но ведь и вы верите в приметы, мадам. Вот я нашла вчера на большой дороге подкову, она лежала концами ко мне. А мимо как раз проходил сам сьер Франсуа-Ведун... Так он меня поздравил и объяснил: это значит, что ко мне не позже чем через неделю явится поклонник. Сьер Франсуа сказал мне, чтобы я её повесила на розовой ленте.
   Констанс де Лальер перекрестилась:
   - Этот мужик - известный повелитель волков и сам оборотень, пробормотала она. - У него дурной глаз. Я ведь запретила тебе разговаривать с ним. Он может наслать на тебя чары, а может, уже наслал.
   - Неужели вы не позволите мне её повесить? - взмолилась Рене.
   Мать притворилась, что колеблется, но потом кивнула. Она увидела в этом ниспосланную небом счастливую возможность дать дочери ещё один урок. И, кроме того, никто не посмеет отрицать, что подкова в самом деле приносит удачу.
   - Я позволю, - объявила она, - но при одном условии: ты будешь со всем вниманием относиться к нашим занятиям, пока не появится этот самый поклонник. Иначе я её выкину, ибо без хороших манер ты не сможешь его удержать и навлечешь на наш дом позор и бесчестье. Договорились?
   Тактика оказалась верной. У Рене загорелись глаза:
   - Я буду стараться!
   - Хорошо! Повторим вначале простые вопросы. Предположим, что здесь появляется твой поклонник. Он граф или барон. Вот он входит. - Мадам де Лальер повелительно указала на дверь: - Он стоит там!
   Призвав на помощь всю свою фантазию, Рене безмолвно уставилась на воображаемого кавалера.
   - Ну, - поторопила её мать, - что дальше?
   Рене неуклюже сделала реверанс.
   - Фи! Что ты дергаешься, словно в холодную воду присела? Он же тебя за птичницу примет. Еще раз - и помедленнее!
   На этот раз Рене согнула колени, медленно присела и плавно поднялась.
   - Намного лучше. Ну, а дальше? Как ты будешь к нему обращаться? Даже люди хорошего воспитания иногда этим пренебрегают, но ты должна строго следовать правилам.
   - Мсье...
   - Можно, конечно, и так. Но более подобает называть графа или барона...
   - Монсеньор.
   - Верно. Конечно, "мсье" можно сказать о человеке любого происхождения - и о принце, и о простом дворянине: например, "мсье де Бурбон", "мсье де Вандом", но обращаясь к аристократу высокого ранга, обычно говорят "монсеньор". Ну, а теперь предположим, что твой поклонник - рыцарь, тогда ты скажешь?..
   - Мессир.
   - Правильно. А как обратиться к простому дворянину, вроде твоего отца?
   Рене перебила:
   - Я предпочла бы мужа как раз такого положения, матушка. Мне не нужен высокородный и могущественный сеньор. При нем я чувствовала бы себя слишком ничтожной.
   - Ну, ты для такого и не подходишь, - сухо заметила мать. - Однако отвечай на мой вопрос.
   - Дворянину я сказала бы "мсье" или "мессир".
   - Хорошо. А если он, допустим, доктор или адвокат?
   - Ой, нет, - воскликнула Рене.
   - Конечно, нет, но допустим.
   Девушка сморщила носик:
   - Мэтр.
   - Хорошо, мой друг. Не будем огорчать тебя сьером Жаном, торговцем, или сьером Жаком, арендатором. Но представь себе, что твои поклонники, которые занимают разное положение, все одновременно явились засвидетельствовать почтение твоему отцу - хоть это, ручаюсь, и невероятно. Как следует принять их? Как рассадить их в главном зале? Это не так просто...
   Со двора до них донесся приглушенный стенами лай Клерона. Кукареку вскочил на ноги; мадам де Лальер запнулась; темные глаза Рене широко раскрылись.
   - Кто-то едет, - прошептала она. - Клерон не обращает внимания на пустяки. Он лаял почти так же, когда в полдень подъехал мсье де Норвиль. Только на этот раз дружелюбнее...
   Мать пожала плечами, но во взгляде её появилась задумчивость.
   - Вероятно, это по делам герцога или по поводу сегодняшнего вечернего собрания. Война носится в воздухе, помилуй нас, Господи! Похоже, у нас отныне будет достаточно гостей... Тем более следует обучаться хорошим манерам, - добавила она. - Ну, значит, как я сказала...
   Клерон залаял чаще. Маленькие ножки Рене беспокойно заерзали, как будто кафельный пол под ними раскалился.
   - Ах, мадам, позвольте мне только разочек выглянуть в окно, что выходит во двор. Я сразу же вернусь. Одну только минуточку...
   И старшая де Лальер сдалась. К тому же ей и самой было любопытно.
   - Ну хорошо, - согласилась она.
   Рене и Кукареку исчезли. Взметнулся вихрь юбок, раздался быстрый топоток ног через большой зал, мелкой дробью застучали каблучки по винтовой лестнице южной башенки.
   - По крайней мере надень чепец как следует, - воззвала в пустоту мадам де Лальер. - Он у тебя съехал на самый затылок! Боже праведный, ну не девчонка, а просто кузнечик!
   Она с улыбкой поднялась со скамьи, как всегда, неспешным шагом пересекла соседнюю комнату и подошла к окну, выходящему во двор.
   * * *
   За закрытыми дверями главного зала на первом этаже три дворянина рассматривали карту. Хоть и примитивно нарисованная, она тем не менее достаточно верно изображала центральные и восточные провинции Франции, а также лежащее за её восточной границей герцогство Савойское (которое в то время включало и Женеву). Карта эта представляла главным образом огромные владения Карла, герцога Бурбонского и принца крови, который носил ещё и высшее воинское звание коннетабля - верховного главнокомандующего.
   Старший из дворян что-то показывал на этой части карты, прижимая большой палец к бумаге так сильно, что побелел ноготь.
   - Бурбонне, - перечислял он, - Ле-Форе, Овернь, Ла-Марш, Божоле, Ле-Домб, Жиан, горы Ардеш... Что за владения! Королевство в королевстве! И кто-то надеется, что монсеньор герцог передаст их матери короля по несправедливому приговору бесстыдного, бесчестного суда! И это в то время, как всеми договорами и указами установлено, что женщина не может наследовать указанный домен! < Домен - часть поместья (вотчины), на которой феодал вел собственное хозяйство.> Однако герцог понимает, что у него нет никаких шансов противостоять интересам короля...
   Говоря, он глухо постукивал по карте кулаком. Его лицо с крупными чертами, грубо высеченными, как на старой скульптуре, обрамленное седеющими волосами до плеч, ровно подстриженными на лбу, было краснее обычного. В этом мрачном, плохо освещенном пустом зале, украшенном только старомодными доспехами и оружием, которые в беспорядке висели на одной из стен, Антуан де Лальер, сеньор Лальера, производил впечатление человека из прошлого. Подобно большинству дворян, он вполне мог позволить себе модную бархатную шляпу, однако на нем был старый, весь в пятнах берет из домотканого сукна, какие носили лет сорок назад, - такой, наверное, мог надеть Людовик Одиннадцатый < Людовик XI (1423 - 1483), король Франции с 1461 г., умный и жестокий правитель, в быту отличался демонстративной, доходящей до лицемерия скромностью.>. Прочая его одежда, хоть и не столь древнего вида, была подчеркнуто, почти вызывающе старомодной. Ибо консерватизм поистине являлся его принципом и непоколебимым убеждением.
   Полной противоположностью выглядел привлекательный дворянин, который сидел справа от него и согласно кивал головой, когда де Лальер ударял кулаком по карте. Впрочем, слово "привлекательный" по отношению к Жану де Норвилю, доверенному лицу герцога Бурбонского, следовало бы рассматривать как умаление его достоинств. Он был настоящий красавец - блондин с ангельской внешностью, в которой, однако, не замечалось ни капли женственности. Его коротко подстриженные волосы имели легкий рыжеватый оттенок, несколько сильнее выраженный в модной юношеской бородке. Глаза, в зависимости от освещения, меняли цвет от сапфирово-синего до черного; их цвет, казалось, отражался в сапфире перстня. Весь он, от белого пера на шляпе до швов на туфлях с квадратными носками, являл собой образец совершенства.
   Единственное, что, вопреки всем стараниям де Норвиля, портило его ангельский вид, - это несколько складочек у рта..
   Де Норвиль был савойским аристократом и, по сути дела, иностранцем, однако, унаследовав от недавно умершей жены крупные земельные владения в Фор(, он стал в некотором роде вассалом Бурбона, которому теперь служил, выполняя конфиденциальные поручения. Благодаря обаянию и способностям де Норвиль добился высокого положения и благосклонности коннетабля.
   - Конечно, герцог знает об этом, - остановил он де Лальера. Парижский парламент в следующем месяце намерен издать указ, направленный против него. Это прекрасное владение, - он коротко махнул рукой в сторону карты, - захватит король, который уже требует Ла-Марш и виконтства Карлат и Мюрат. Нет сомнения, такое возможно. И тогда - многая лета дому Валуа и прощай, дом Бурбонов... если только...
   Он улыбнулся, не закончив фразы.
   Антуан де Лальер снова взорвался:
   - И прощай все: справедливость, честь, старый уклад жизни! Господа, я уже шестьдесят лет наблюдаю, куда катится Франция. Где сейчас герцогства Бургундское и Бретонское? Узурпированы королем. Где сейчас феодальные права дворянства? Узурпированы королем. И вот теперь, в 1523 году, последнее крупное ленное владение, наше герцогство Бурбонское, ожидает топора. Истинно говорю вам, господа: придет день, когда мы, французские дворяне, станем не более чем рабами и лакеями короля!..
   - Если только... - повторил де Норвиль. - Господа, вы присутствовали на последнем собрании дворян герцога в Монбризоне, которое состоялось на прошлой неделе. Там вы нашли множество согласных с вами. Так что же?
   Глаза старика вспыхнули фанатичным огнем:
   - Герцог может рассчитывать на нас. Так ведь, сын мой?
   Ги де Лальер, сидевший по левую руку от отца, кивнул. Он был человек немногословный. Многие находили, что это, как и некоторые черты его внешности, делало Ги де Лальера похожим на самого герцога Карла Бурбонского, и он с немалой гордостью всячески старался подчеркнуть свое сходство с ним. Подобно герцогу, он был высок и темноволос, носил густую черную бороду, одевался во все черное и надевал под шляпу куаф < Куаф плотно прилегающая к голове шапочка.>.
   Сдерживаемая пылкость придавала его речи странный трепет.
   - Монсеньор коннетабль знает, что может рассчитывать на нас. Мы получили от него наши земли и принесли клятву верности. Я служил под его знаменами при Мариньяно и в Пикардии. Но сейчас настало время оказать нам доверие. В Монбризоне ходили слухи о союзе с императором, но ничего определенного сказано не было... За исключением того, что мы не можем одни бороться со всей остальной Францией. Собирается ли герцог сражаться вообще? Ему следовало быть откровеннее с нами.
   Де Норвиль перебил его:
   - А с какой же иной целью, по-вашему, я прибыл сюда?
   Он понизил голос:
   - Поймите, господа, это величайшая тайна. Одно лишь слово королю о том, что зреет, - и весь заговор рухнет. Умоляю вас иметь это в виду. Общество в Монбризоне было слишком многолюдным для доверительных разговоров. Между нами говоря, там присутствовали не только дворяне из Бурбонне, Форе и Оверни. В своих личных покоях герцог беседовал наедине с Андриеном де Круа, посланником императора, который тайно прибыл из Бург-ан-Бреса, что в Савойе.
   - А! - воскликнул Антуан де Лальер. - Сеньор де Борен из Фландрии! Я встречал его в Италии.
   - Он самый, - подтвердил кивком собеседник. - И между герцогом Бурбонским и императором Карлом Пятым < Карл V Габсбург (1500 - 1558), испанский король (Карлос I), император Священной Римской Империи в 1519 1556 г.г.> был заключен договор о взаимной помощи и взаимной выгоде, который скоро вступит в силу. Но мог ли герцог открыто объявить это в столь большом собрании? У короля везде есть шпионы. А кроме того, не все вассалы Бурбона готовы поднять оружие против остальной Франции... Взять, к примеру, вашу семью. Ведь ваш сын состоит на службе у короля.
   Старший де Лальер вскипел:
   - Черт побери! Вы намекаете, что, поскольку мой сын Блез служит в тяжелой кавалерии, в роте господина де Баярда, мы - его старший брат и я менее верны герцогу?!
   Де Норвиль выдержал сердитый взгляд старика.
   - Будь у меня сомнения в вашей верности, разве заговорил бы я при вас о договоре с императором? Однако ведь это правда, что ваш младший сын Блез воспитывался в доме своего крестного отца, маркиза де Воля - главного интригана и шпиона короля Франциска.
   - И моего старого товарища, - заявил Антуан. - Тогда он был всего лишь Дени де Сюрси. Если он и продался двору, разве это отразилось на мне? Блез появился в доме маркиза незадолго до смерти прежнего короля и покинул этот дом восемнадцатилетним. Как младший сын, он должен сам пробивать себе дорогу. Я слышал, Блез достаточно хорошо показал себя в армии, хотя он преизрядный шалопай и сорвиголова; но я не видел его три года. Тысяча чертей и все дьяволы, на что вы намекаете?
   - Совершенно ни на что. - Ясная улыбка де Норвиля не могла быть более искренней и открытой. - Я всего лишь хотел сказать, друг мой, что если уж у вас и вашего сына, которых герцог считает своими вернейшими друзьями, есть близкий родственник во вражеском стане, то что же тогда говорить о двух десятках других участников собрания в Монбризоне, о которых монсеньор почти ничего не знает? Вы упрекаете его в недостатке доверия к вам. Вовсе нет! Можно доверять друзьям, но не быть опрометчивым. Герцог предпочитает конфиденциально договариваться с теми, в ком уверен, и потому посылает меня своим представителем. Письма монсеньора вы видели. Вопрос в том, можем ли мы положиться на соседей-дворян, которых вы созвали сюда сегодня вечером?
   - Полностью, - сказал Ги де Лальер. - Я ручаюсь за них своей жизнью.
   - Ну что ж, господа, вот так выглядит план в общих чертах. Подробностями займемся позже.
   И де Норвиль поведал, что следует, не теряя времени, сплачивать Бурбонне, Форе и Овернь вокруг герцога и быть в полной готовности, ожидая сигнала к восстанию. Призыв к нему прозвучит в следующем месяце или, самое позднее, в сентябре, когда король поведет свое войско через горы для очередной попытки вернуть Ломбардию.
   Тогда восточная Франция запылает у него за спиной, валом повалят германские наемники, император нападет из Испании, а Англия вторгнется с севера. Французская монархия, если вообще уцелеет, сможет лишь прозябать в качестве бедного вассала своих соседей. Карл Бурбонский будет провозглашен суверенным государем и получит в супруги сестру императора < Элеонора Австрийская (1498 - 1558) - старшая сестра императора Карла V, вдова португальского короля; была обещана Карлом в жены коннетаблю Бурбону, но после договора в Камбре (1529 г.) выдана за Франциска I.>. Однако план требует величайшей секретности. Если кто-нибудь из господ на вечерней встрече...
   - Я же сказал вам, - прервал его Ги, - что ручаюсь за них своей жизнью. Какие договоренности были достигнуты с Англией?
   Де Норвиль удовлетворенно кивнул.
   - Я прибыл из Англии две недели назад с хорошими новостями. Похоже, что... - Он запнулся. - Ну и голосище у этого вашего пса! Он меня встретил утром этаким колокольным боем... А сейчас кто прибывает?
   - А вот посмотрим, - отозвался старший де Лальер и встал. Собеседники последовали за ним и остановились у главного входа. Рене с Кукареку уже стояли на лестнице.
   Голос Клерона достиг высшей силы. Топот несущихся галопом лошадей кажется, двух, - мог теперь не расслышать разве что глухой. Кони чуть замедлили бег на коротком подъеме от дороги к замку. Потом между надвратными башенками на противоположном конце двора появился один из всадников, он чуть придержал коня, давая возможность своему спутнику поравняться с ним, описал шляпой круг над головой и закричал во все горло.
   На лице Антуана де Лальера смешались радость и тревога. Он испуганно выругался:
   - Святая Варвара! Помяни только дьявола, и он тут как тут... Это же сам Блез!
   Глава 2
   Зрители - к этой минуте уже все без исключения обитатели замка - не успели даже как следует удивиться неожиданному прибытию Блеза де Лальера. Гикнув, как при кавалерийской атаке, и прокричав своему спутнику "За мной!", он галопом понесся через двор к группе, собравшейся у главного входа.
   На пути несущейся лошади в центре двора оказался небольшой бассейн футов < Фут - около 0,3 метра.> тридцати в длину и восемнадцати в ширину, который использовался как садок для рыбы и пруд для уток. Когда всадник, очевидно позабывший об этом препятствии, поскакал прямо к бассейну, прибавив скорость на твердом грунте немощеного участка, раздался предостерегающий крик.
   - Гром Божий тебя разрази! - завопил Антуан да Лальер. - Дурак бешеный! Смотри, куда тебя несет!
   Но всадник с криком "Ура! Го-го-го!" пришпорил коня, поднял его в воздух в высоком прыжке, перелетел через пруд, приземлился чуть ли не в десяти футах от кинувшихся врассыпную зрителей, заскользил на мощеном пятачке перед дверью и, почти уже врезавшись в стену дома, мастерским маневром развернул коня, взметнув его на дыбы, и закончил представление широким взмахом шляпы.
   Впрочем, тут же едва не на голову ему опустился второй всадник, который тоже сумел перелететь через пруд, но потерял стремена и, подпрыгивая в седле, с трудом остановился в нескольких ярдах < Ярд - 3 фута, около 0,9 метра>.
   В тот же миг Блез, соскочив с седла, преклонил перед отцом колено:
   - Да хранит вас Бог, господин отец мой, и да убережет он от бед всю компанию!
   Все ещё потрясенный впечатлениями последних нескольких секунд взлетающими в воздухе конями, бешеными всадниками, визгом служанок и кудахтаньем перепуганных кур, вихрем закружившихся по двору, - Антуан де Лальер принял сыновнее приветствие слишком горячо:
   - Воистину, да хранит нас Бог - от дураков вроде тебя! Тысяча чертей! Сперва чуть не стоптал конем всю компанию - и тут же, дух перевести не успел, желает нам уберечься от бед! Клянусь кровью неверных, тебя надо на привязи держать!
   Но затем его губы расплылись в улыбке:
   - Однако не могу не признать - смелый прыжок и удачно выполнен!
   Он сжал Блеза в объятиях, а потом отстранил от себя, чтобы разглядеть хорошенько.
   - Добро пожаловать домой! Гляжу, ты нарастил мяса на костях с тех пор, как мы виделись последний раз.
   Родные и домочадцы сгрудились вокруг прибывшего.
   Это был широкоплечий, крепко сбитый молодой человек двадцати трех лет, сейчас обильно припорошенный пылью. Гладко выбритое загорелое лицо лучилось дружелюбием и добрым озорством, оно было на редкость скуластое, с широко расставленными, необычайно живыми глазами, прямой и крупный нос был помечен сбоку небольшим шрамом. Довершал картину большой, выразительный рот.
   Стоя несколько поодаль на пороге парадной двери, втайне проклиная прибытие Блеза в столь неподходящий момент, Жан де Норвиль наблюдал сцену приветствия - и постепенно успокаивался.
   Судя по виду, Блез де Лальер был типичным удальцом-кавалеристом, куда больше мускулов, чем мозгов - таких легко найти в любой отборной роте королевского войска. Они беспечны, словно ветер, буйны, как школьники, мускулисты и грациозны в движениях, как пантеры, однако опытному человеку вертеть ими несложно...