Шеллабарджер Сэмюэл. Рыцарь короля

   Так они его и оставили.
   * * *
   А в другой комнате, на первом этаже, король и де ла Палис стояли у кушетки умирающего де Норвиля. Изворотливый до последней минуты, он ускользал от них; и глаза их были суровы, а губы плотно сжаты. Над ним не удастся учинить королевское правосудие на большой площади в Лионе в назидание прочим негодяям. Помехой тому будет смерть. Однако, может быть, он заговорит, прежде чем умереть...
   Де Норвиль отослал дворцового капеллана, которого позвали для совершения последних таинств (ибо в этом нельзя было отказать даже последнему негодяю - такой отказ считался смертным грехом).
   - Нет, нет, дом Тома, - прохрипел он, - не утруждайтесь. Я могу дурачить других, но не себя...
   И король нашел в этом некоторое утешение. В конце концов, ад неплохая замена большой площади в Лионе, и пребывание там тянется дольше. Теперь, стоя рядом с ла Палисом, он смотрел в лицо де Норвиля, все ещё красивое, когда его не искажала гримаса боли. Глаза были закрыты, на губах то и дело выступала кровавая пена, он быстро слабел.
   - Ну! - проворчал де ла Палис. - Вы так ничего и не хотите сказать нам? Что вы потеряете теперь, говоря правду?
   Ответа не последовало. Маршал прибавил:
   - Черт побери, дьявол унес удачу...
   И тут де Норвиль внезапно открыл глаза. Губы его скривились:
   - А что я выиграю? Вот в этом все дело, господа...
   Однако минуту спустя он прошептал:
   - У меня есть время ответить на один вопрос.
   - Скажите мне, - спросил король, - какую роль сыграла в этом миледи Руссель?
   - Да... - Де Норвиль захлебнулся на миг кровью, клокотавшей в горле. Письмо к ней... от сэра Джона... в моем бумажнике. Инструкции ей.
   Ему удалось улыбнуться.
   - На этот раз не подделка. Совершенно убийственное!
   Он указал на боковой карман. Де ла Палис вынул оттуда несколько бумаг, в том числе и письмо, которое передал королю.
   Франциск поспешно развернул его, повернувшись к свечам. Лицо его потемнело.
   - Действительно! - сказал он, закончив читать. - Такая же Иуда, как вы.
   Де Норвиль сделал невероятное усилие, чтобы сказать:
   - Мы с нею так похожи. Вместе мы могли бы достигнуть... огромной власти в Европе. Приподнимите меня немного, господин де ла Палис. Мне будет легче говорить.
   Маршал хмуро приподнял его, сунул за спину подушку и отступил.
   - Большое спасибо, - сказал де Норвиль, переведя дыхание. - Да... одаренная женщина... хладнокровный ум. Она смеялась над... доверчивостью вашего величества.
   Его голос слабел:
   - "Король дурак" - так она обычно говорила... "Король - дурак".
   Де ла Палис поднял руку, но Франциск перехватил ее:
   - Нет. Слушайте внимательно. И запоминайте то, что слышите.
   Глаза де Норвиля блеснули. Лицо исказилось гримасой - то ли боли, то ли торжества, трудно было сказать.
   - Она давала мне советы... насчет покушения. Но я не хотел использовать яд... оружие женщины... Может быть, я ошибся... По-моему... она боится вида крови... Ее единственная слабость...
   Приступ кашля сотряс его тело, на губах выступила красная пена.
   - Передайте ей... мою любовь.
   Де ла Палис перебил:
   - Правда ли это? Вспомните, то, что вы сказали, приведет её на костер.
   - Моя предсмертная исповедь, - прошептал де Норвиль. - Смотрите же... передайте ей мою любовь.
   Начались судороги. Де Норвиль повалился на бок, сдернув покрывало, и минуту спустя затих. Когда де ла Палис перевернул тело, на искаженное лицо было страшно смотреть.
   Король и маршал, отвернувшись, перекрестились.
   - Жаль, - пробормотал де ла Палис, - что мы не смогли узнать больше.
   - Мы узнали достаточно, - процедил король. - Клянусь моей душой, его труп сгорит на одном костре с нею.
   Глава 55
   Луиза Савойская в сопровождении маркиза де Воля покинула Лион сразу же после получения известия о безрассудном поступке короля - его неожиданном отъезде. Она мчалась во весь опор до самой ночи и, снова пустившись в путь на рассвете, прибыла в Шаван-ла-Тур утром следующего дня. Страх подгонял её.
   Известие, что изменить дату выезда предложил королю де Норвиль, подтверждало подозрения насчет него и указывало на неминуемую опасность. Со своей обычной предусмотрительностью регентша позаботилась, чтобы ла Палис прибыл в Фер заранее, имея день в запасе, но весь её план был все-таки достаточно рискованным и не исключал непредвиденных случайностей.
   Тем сильнее было её торжество, когда всадник, высланный вперед на разведку, вернулся с известием о событиях прошлой ночи - смерти де Норвиля и о том, что король жив, здоров и вне опасности.
   Все произошло в полном соответствии с её желанием, и, сходя с лошади на парадном дворе Шаван-ла-Тура, она имела полное основание бурно радоваться.
   Однако ни она, ни маркиз не были настолько бестактны, чтобы подчеркивать свою помощь королю. Франциск выглядел смиренным и виноватым и нуждался не в упреках, а в утешении.
   - Честное слово, мне так стыдно, - сказал он им, - в такой ситуации, как эта, я предпочел бы находиться в окружении своих врагов, а не друзей. И я самым униженным образом прошу ваши светлости проявить милосердие и не сыпать мне соль на раны. Они и без того достаточно саднят...
   Это был прозрачный намек на то, чтобы его мать и старый министр обошли молчанием многие подробности и возложили всю вину на де Норвиля. Его величество оказался не единственным, кого ввел в заблуждение этот непревзойденный лицемер и негодяй. Даже проницательный канцлер Дюпра был совершенно одурачен, как и большинство придворных.
   - Да, - заявила регентша, - воистину можно утверждать, что проклятый де Норвиль заключил союз с самим сатаной. Стало быть, нет ничего удивительного в том, что король, несмотря на всю свою врожденную проницательность и интуицию, стал жертвой дьявольских козней, от которых не были защищены и величайшие святые.
   Однако точнее всего сущность де Норвиля сумел выразить в немногих словах Дени де Сюрси:
   - Он был, ваше величество - говорю это с грустью, - самым совершенным образцом человека нашей новой, современной эпохи, какого я имел несчастье знать. Он был воплощением ума - не имея ни сердца, ни малейшей крупицы веры... Красоту он любил, но не находил в ней ничего божественного. А это однобокое, ничем не одушевленное почитание разума и искусства - убеждение, которое превращает человека в дьявола. Возблагодарим же небо за нашу глупость - если это глупость, - которая побуждает нас к страху Божьему и к почитанию прошлого. Ибо таким образом мы склоняемся к тому, чтобы меньше думать о себе... и о нашей банальной бренности...
   Франциск согласился:
   - Верно говорите, господин маркиз, верно говорите. Я буду держать вашу мысль в памяти... Однако как же сохранить в тайне это мерзопакостное дело? Нельзя допустить до всеобщего сведения, что короля надули, как дурачка, это не пойдет на пользу общественным интересам. Мы не должны оказываться в смешном положении.
   - Я распорядилась насчет этого, - вмешалась регентша. - Вы приехали сюда инкогнито, и в письменных документах об этом визите не будет упомянуто. Ваши дворяне, которых прошлой ночью захватили врасплох и обезоружили, имеют все основания держать язык за зубами. Маршал ручается за своих кавалеристов. Мерзавцы низкого звания, принявшие участие в покушении, будут повешены незамедлительно. И, наконец, не помешает, чтобы миледи Руссель сожгли в Фере или в Монбризоне по обвинению в заговоре и покушении на убийство вашего величества. Вот тогда не будет ни слухов, ни сплетен.
   - Благодарю вас, мадам, - одобрил король. - Вы подумали обо всем. Я поклялся, что тело де Норвиля привяжут к ней и бросят в тот же костер. И отвезут их туда вместе, в одной телеге. Они были так похожи, по его словам. "Передайте ей мою любовь", - так он сказал, испуская последний вздох... Честное слово, их нельзя разлучать.
   Луиза улыбнулась своей скупой улыбкой:
   - Очень уместное суждение. Пусть в глазах общества она будет связана с ним, а не с вашим величеством. Она может потребовать суда, однако, как чужеземная шпионка, она стоит вне закона. Она уже знает свой приговор?
   - Он будет вынесен сейчас же.
   И король отправил слугу сообщить страже, чтобы привели английскую женщину, известную под именем Анна Руссель.
   - Только не размякните, - предупредила регентша, искоса взглянув на него.
   Король вспыхнул:
   - Мадам, быть зачарованным - не преступление, как ваше высочество только что подчеркнули. Однако, поверьте мне, чары начисто разрушены минувшей ночью... А чародейка должна сгореть.
   Тем временем королевское решение относительно Анны Руссель довели до всеобщего сведения, как и обвинения против нее, высказанные умирающим де Норвилем.
   Об этом поведал Блезу тот самый стражник, что стоял у дверей де Норвиля и был свидетелем его смерти.
   "Его величество, - рассказал стражник, - страшно разъярился на мадемуазель де Руссель не только из-за того, что случилось, но и по причине письма, которое представил де Норвиль в подтверждение своих слов. Хуже всего было обвинение в том, что миледи отравила бы короля, если бы де Норвиль позволил ей. И в довершение всего она ещё и смеялась над королем и называла его дураком".
   Добрый солдат, рассказывая это, всего лишь подлизывался к Блезу, как герою дня и новому фавориту. Ему случилось быть среди кавалеристов маршала, которые присутствовали в охотничьем домике де Шамана, и он знал о проделке Анны, чуть не стоившей Блезу жизни. Рассказ солдата мог быть для него только приятным - ведь Блез наверняка жаждал возмездия.
   Так что бравый кавалерист никак не мог взять в толк, почему мсье де Лальер слушает его с таким мрачным видом.
   Что касается "исповеди" де Норвиля, то Блез сразу же понял, что это был последний укус подыхающей гадюки. Разговор, который он подслушал в комнате Анны, вполне это подтверждал. Однако о письме он ничего не слышал. Он не знал, было ли ей известно о нем, и, несмотря на поздний час, послал пажа выяснить, не может ли он переговорить с ней.
   - Очень сожалею, мсье, - сказал юноша, вернувшись. - Миледи теперь заключена под стражу, и никто не может разговаривать с ней без приказа короля.
   После этого Блез всю ночь не смыкал глаз, хотя и был совершенно измотан. Человек, которому все в Шаван-ла-Туре бесконечно завидовали, мог считать свой успех лишь самой горькой иронией судьбы. Из-за этого успеха Анна Руссель, женщина, которую он любил больше жизни, оказалась обречена если ему каким-то образом не удастся её спасти.
   Он прекрасно понимал, насколько трудна эта задача. Король уже не испытывал никакого влечения к Анне. Страстная влюбленность превратилась в черную ненависть.
   Все события свидетельствовали против неё - и отчасти справедливо. Она воспользовалась своим обаянием, завлекла короля в ловушку, с тем чтобы захватить его в плен. Утверждение, что она не хотела его смерти и играла ненавистную ей роль из-за своей верности английской короне, - слабое оправдание. В глазах короля она все равно оставалась виновной.
   В голове у Блеза, метавшегося на постели, кошмарные картины ужасной смерти, уготованной Анне, чередовались с фантастическими планами её спасения - слишком далекими от реальности, чтобы их стоило обдумывать всерьез. Нет, если уж можно как-то спасти Анну, то не силой, а убедив короля хитрыми и умными аргументами. Он сочинял в уме одну речь за другой, понимая, что, когда наступит час, ему придется пустить в ход всю свою смекалку, импровизировать на ходу - и надеяться на Бога.
   Прибытие утром маркиза де Воля пробудило в нем надежду.
   Стремясь заручиться его поддержкой, он излил вельможе свои чувства, как только смог поговорить с ним наедине. Однако де Сюрси не был склонен ему сочувствовать.
   - Сын мой, - ответил он, - я хорошо понимаю, что ты увлечен этой женщиной. Ее очарование проявлялось не раз и в полной мере. Возможно, она не так виновата, как кажется. Однако факт остается фактом: она могла отказаться служить приманкой на крючке де Норвиля - и не отказалась. Она совсем не дура и должна была понимать, с человеком какого рода имеет дело. Следовательно, не её заслуга, что король жив и королевство не находится в столь тяжелом положении, чтобы не оставалось надежды его спасти. Казнь на костре ужасна - я искренне желаю, чтобы её не существовало, однако виновные в покушениях на жизнь короля подвергались и более жутким наказаниям. Не вижу основания щадить её, когда многих других, куда более невиновных, посылали на костер. Нет, сын мой, чтобы речами спасти её, потребовался бы язык самого покойного де Норвиля, а он, видит Бог, сделал все, чтобы подписать ей смертный приговор...
   Де Норвиль! Внезапно Блеза словно озарило. Как действовал бы де Норвиль в этом случае? Разве он спорил бы по поводу отдельных сомнительных моментов, разве цеплялся бы за мелочи, если бы пожелал спасти ее? Конечно, нет!
   Чтобы её погубить, он до последнего вздоха, не стесняясь, громоздил одну ложь на другую. И если для того, чтобы защитить её, нужен де Норвиль, - что ж, придется действовать так же, как это делал покойник.
   Пусть де Норвиль спасет её от мести де Норвиля! Жгучая ненависть, которую Блез питал к нему, живому или мертвому, находила удовлетворение в этой мысли.
   Глядя на проблему глазами де Норвиля, Блез решил как можно лучше использовать свое единственное значительное преимущество. Прошлой ночью в бою он, рискуя жизнью, не раз и не два спасал короля. Прежние подозрения государя обернулись своей противоположностью, и все, что ни сказал бы сейчас Блез, прозвучит убедительно. Однако ему необходима удача. Он должен сыграть роль де Норвиля прежде, чем король произнесет приговор Анне и поставит себя тем самым в такое положение, что не сможет отступить, не теряя достоинства.
   - Монсеньор, - попросил он маркиза, - не окажете ли вы мне, по крайней мере, такую милость: намекните королю, что я был бы благодарен за краткую аудиенцию до вынесения окончательного приговора миледи Руссель. Есть некоторые обстоятельства, о которых я ещё не сообщил ему - и, честно говоря, вашей светлости тоже, - и которые относятся к делу.
   - Это я обещаю, - согласился де Сюрси, - однако, сын мой, Богом заклинаю, будь осторожен. Твое положение сейчас как нельзя прочное. Не погуби себя ради глупых сантиментов, ради чувства к женщине, которая того не заслуживает.
   - Не сомневайтесь, я буду по-настоящему осторожен, монсеньор, ответил Блез.
   Потом, все время мысленно оглядываясь на де Норвиля, он поспешил уйти, чтобы придать себе как можно более презентабельный вид. Образцовый негодяй, которого он сейчас копировал, всегда выглядел безупречно. Король не любил людей неухоженных, неряшливо одетых.
   С помощью двух пажей, которые сегодня были готовы оказать любую услугу господину де Лальеру, Блез сбрил бороду, подстриг и причесал волосы, достал себе новый костюм из гардероба де Норвиля и достиг надлежащей степени великолепия.
   Если бы только Анна, беспокоился он, подыграла в нужную минуту! Это был ещё один рискованный момент. Он все отдал бы за возможность обменяться с нею двумя словами. Хотя её и обвиняли в двуличии, он более всего боялся присущей ей честности.
   Затем он снова поспешил к маркизу в надежде, что тот обеспечил ему желанную аудиенцию. Но удача, увы, изменила ему, - Франциск уже отдал приказ, чтобы миледи Руссель привели к нему в большой зал. Король и регентша заняли свои места. Для разговора с глазу на глаз не оставалось времени.
   Самое большее, что удалось сделать де Сюрси, - это получить для Блеза сердечное приглашение присутствовать при вынесении приговора.
   - И правда, - сказал король, - это я ему должен.
   Глава 56
   Переступив порог большого зала, Блез почувствовал, как у него похолодело в груди от страха. У стены сидели Франциск и регентша. Рядом с ними стоял ла Палис. При короле несли дежурство де ла Гиш, де Брюж и де Монпеза, имевшие подобающий случаю удрученный вид. У дверей и вдоль стен были расставлены часовые - кавалеристы маршала. Чтобы говорить перед такой аудиторией, Блезу потребуется вдвое больше смелости и красноречия, чем если бы он беседовал с королем наедине.
   Однако при мысли о де Норвиле он успокоился и приободрился. Разве этот подлец растерялся бы даже перед полным залом людей? Де Норвиль сумел бы великолепно воспользоваться таким случаем. Он просто держался бы ещё более нагло и самоуверенно. А что под силу мерзавцу, то может сделать и Блез, тем более, что ему абсолютно безразлично, что с ним произойдет в случае провала.
   Увидев его и маркиза, король поманил их рукой:
   - Подойдите сюда, господа. Справедливость требует, чтобы вы, мои добрые друзья, стояли рядом со мною при завершении дела, в котором вы сыграли столь достойную роль. Я надеюсь сейчас вознаградить вас за... король помедлил, - за досадные неудобства, которые вы, возможно, претерпели в связи с... этим делом, - вознаградить, свершив правосудие над вашим и моим врагом.
   Блез отвесил королю и регентше такой поклон, что и сам де Норвиль не постыдился бы его.
   Луиза улыбнулась ему:
   - А-а, господин де Лальер! Я слыхала о вас просто поразительные вещи. Вы с лихвой оправдали мои надежды. Будьте уверены, я этого не забуду.
   - И я в восторге, - с удовлетворением вставил король, - оттого, что вижу вас восстановившим силы после трудов прошлой ночи. Клянусь честью, вы просто преобразились...
   Он прервал речь, потому что господин де Люпе, стоявший у двери, объявил о прибытии арестованной.
   Улыбки исчезли. Лица окаменели. Под суровыми взглядами, в полной тишине, Анна Руссель в одиночестве направилась через зал к своим августейшим судьям. С невозмутимым лицом, высоко подняв голову, она медленно шествовала, словно принимала участие в какой-то придворной церемонии.
   На ней был длинный зеленый плащ, который оттенял бронзу её волос и как бы прибавлял ей роста. Бесстрашная, стройная, величественная, как королева, она произвела впечатление даже на враждебно настроенных зрителей; молчание ещё более сгустилось, когда она приблизилась к королю.
   Ее поведение облагораживало происходящее. Она была не просто женщиной, подлежащей суду, - она была знатной дамой великой державы, воплощением славного рода Русселов, гордости Англии.
   Она остановилась в нескольких шагах от короля и сделала глубокий реверанс, какого требовало хорошее воспитание; однако на колени она не встала, и никто не оказался настолько мелочным, чтобы добиваться исправления этой ошибки.
   Последовало непродолжительное молчание. Как, в отчаянии думал Блез, как заговорить в таких обстоятельствах? Каким предлогом воспользоваться, чтобы его выслушали прежде, чем король предъявит обвинение Анне, за которым сразу же последует приговор? Очень многое зависит от правильного выбора момента!
   И тут удача неожиданно повернулась к нему лицом: вместо того, чтобы обратиться к Анне, король взглянул на него.
   - Господин де Лальер, некоторое время назад, в Сен-Жюсте, введенный в заблуждение коварством негодяя, которого вы отправили прошлой ночью в ад и тем оказали мне большую услугу, я приговорил вас к смерти в присутствии этой женщины - сообщницы и приманки де Норвиля. Тогда она праздновала победу. Ныне будет только справедливо, чтобы торжествовали вы, зная, что она понесла заслуженное возмездие за свои происки, для расстройства которых вы сделали столь многое. Я поздравляю вас.
   Блез глубоко вздохнул. Он взглянул на Анну: она смотрела на него странным взглядом, которого он не мог понять. Она слегка улыбнулась.
   - Ваше величество, - ответил он в лучшем де-норвилевском стиле, - вы воплощение доброты. Это дает мне смелости молить ваше величество о разрешении раскрыть тайну, которую из-за обилия событий прошлой ночи и нынешнего дня я не успел сообщить вашему величеству. Я убежден, сир, что сведения, которые я, если позволите, представлю вам на рассмотрение, сослужат должную службу правосудию и вашей королевской воле.
   - Вот как? - Король пристально взглянул на него. - Ну что ж, говорите.
   Де Сюрси поджал губы и отрицательно качнул головой, но Блез не смотрел на него.
   - Прежде всего, сир, невозможно поверить, чтобы миледи Руссель была сообщницей мерзавца де Норвиля, поскольку она так же всем сердцем принадлежала мне, как была предана всей душой вашему величеству. И это нисколько не удивительно, ибо я имею честь сообщить вашему величеству, что миледи - моя нареченная невеста.
   Если бы прямо в середину просторного зала ударила молния с ясного неба, то её действие не было бы столь поразительным. Всеобщее изумление выразилось в безмолвном оцепенении. Однако никто из присутствующих не выглядел столь ошеломленным, как сама Анна Руссель. Ее губы приоткрылись. Широко распахнутые глаза уставились на Блеза с видом полнейшего непонимания.
   - Ваша нареченная невеста! - наконец выдохнул Франциск. - Но она была помолвлена с де Норвилем.
   Теперь, проломив брешь в стене и став ногой в пролом, Блез решил любой ценой удержать позицию. Нагромождать ложь на ложь. Не давать тем, кто её слышит, времени на размышление. Однако в полном соответствии с методами де Норвиля добавлять иногда каплю истины - для большего правдоподобия.
   - Да, сир, она была помолвлена прежде, чем встретилась с ним, - это сделали её брат, милорд Руссель, и кардинал Йоркский. Но она с гордостью отказалась от такой помолвки и сделала мне честь, пообещав свою руку.
   - Когда это было? - резко спросила регентша.
   - Мадам, если бы я не старался всеми силами строго придерживаться истины, то сказал бы, что во время нашей поездки в Женеву, потому что именно в то время мы по-настоящему поняли свои чувства друг к другу. Но миледи состояла тогда на службе у своего короля, я же, конечно, принадлежал его величеству королю Франции. Мы согласились подождать окончания её службы и лишь после этого обручиться и дать друг другу обеты верности, чтобы оба могли чувствовать себя свободно, поступая по велению совести и в интересах наших враждующих государей. И в самом деле, она блестяще действовала в пользу Генриха Английского... Однако, чтобы быть точным, мадам, скажу, что мы обменялись обетами в охотничьем домике господина де Шамана, после того, как она так провела меня. Ибо тогда она решила, что её служба Англии подошла к концу. Этим, сир, - он повернулся к Франциску, - этим и объясняется, почему миледи Руссель не скрывалась от ареста, несмотря на самые пылкие мои настояния. Она отправилась в Лион не для того, чтобы участвовать в заговоре против вашего величества, но чтобы спасти мне жизнь.
   - Однако, послушайте, - запротестовал король, - она не сделала ничего, насколько я помню...
   - Сир, с вашего позволения, она сделала все. Она обеспечила мой побег из Пьер-Сиза...
   И, чтобы не давать времени на неудобные вопросы, Блез пустился в подробности насчет мэтра Тибо и его подкупа, чем ещё больше замутил воду. Пока он говорил, его взгляд то и дело обращался к Анне. Она смотрела на него со странным, то ли недоуменным, то ли насмешливым выражением, которое нисколько не придавало ему уверенности... О Господи, если бы она только подтвердила его слова! Должна же она понимать, что, если не поддержит его, на его шее затянется петля, которую он сам же и завязывает. И чувствуя в этот миг твердую почву под ногами, прибавил:
   - Разве это не так, миледи?
   К его безмерному облегчению, она кивнула:
   - Да... Это правда.
   - Ну, за это, - воскликнул король, - я ей благодарен, клянусь Богом. Но разве не действовала она заодно с де Норвилем, когда приехала сюда, в Шаван-ла-Тур, притворилась его невестой, старалась понравиться нам, скрывала его заговор и тем самым содействовала ему, так что мы чуть не потеряли нашу жизнь? И это, по-вашему, называется верность вам и преданность нам?
   Лед настолько тонок, что выглядит как прозрачная вода... А ну-ка, пусть де Норвиль заговорит так, как никогда не говорил раньше!
   - Сир, я прошу ваше величество вспомнить о дьявольских чарах, которые пускал в ход этот архизлодей де Норвиль, чтобы представляться перед вашим величеством светоносным ангелом. Таковы были эти чары, что даже госпожа регентша или монсеньор де Воль не могли лишить его ореола в глазах вашего величества. А теперь обратимся к положению миледи: пленница, признанная английская шпионка... Если бы она предупредила ваше величество об этом двуличном негодяе, разве её слова были бы удостоены внимания, - кто она такая, чтобы верить ей? Разве, напротив, она не лишилась бы единственной возможности оказать услугу вашему величеству? Нет, сир, она была вынуждена, хотя и против своей воли, пойти на поводу у де Норвиля и, для вида действуя с ним заодно, рисковать даже жизнью своей ради вашего величества, что она и показала в полной мере прошлой ночью, прикрыв ваше величество своим телом от шпаги де Норвиля.
   Блез взглянул на регентшу:
   - Как иначе можно было разоблачить де Норвиля, если не позволить ему самому сделать это? Разве вы не согласны, мадам?
   Луиза Савойская явно уклонялась от прямого ответа. Она вовсе не желала принять на себя вину за такой рискованный план, как тот, которому она сама содействовала.
   - Наверное... - пробормотала она.
   - По крайней мере, так считала миледи, - продолжал Блез. - Когда я прибыл сюда, мы сразу же переговорили. Я сообщил ей о присутствии монсеньора маршала в Фере. Все, что произошло потом, всецело обусловлено её распорядительностью. Если бы мы не были союзниками на службе вашего величества, как иначе я мог бы укрыться в её комнате? И в связи с этим было бы уместно разоблачить ложь, с помощью которой де Норвиль перед смертью пытался погубить ее...