Шпанов Николай Николаевич. Поджигатели (Книга 1)

   Незнакомец подул на молоко — пенка сморщилась. Он сделал глоток и вопросительно взглянул на Кроне.
   Кроне приказал Отто рассказать о поездке с Ремом в Мюнхен. Отто хотел отделаться коротким пересказом того, что видел, но всякий раз, когда он замолкал, опуская какую-нибудь деталь, незнакомец быстро поднимал на него взгляд, и слова сами слетали с языка Отто.
   Когда Отто кончил рассказывать, человек в пенсне допил молоко и встал. Воротник его плаща отогнулся. Отто увидел шитьё чёрного мундира. Такое шитьё мог носить только один человек во всей Германии. Этим человеком был Гиммлер… Гиммлер прошёлся по комнате. Остановился и молча кивнул Кроне. Тот сказал, обращаясь к Отто:
   — Темнота наступает к десяти. В десять вы вызовете Рема к задней калитке сада…
   При воспоминании о Хайнесе тошнота поднялась к горлу Отто. Но возразить не было сил.
   — Вы должны иметь оружие, — сказал Кроне.
   Отто облизал пересохшие губы:
   — Оно при мне.
   — Покажите!
   Отто положил в руку Кроне маленький маузер. Кроне вынул обойму и осмотрел патроны.
   — Нет, — сказал он и достал из кармана другой пистолет. Он показал Отто красные головки разрывных пуль.
   Отто нашёл в себе силы сказать:
   — Но… это невозможно…
   На лице Кроне появилась улыбка, та самая вкрадчивая улыбка, какую Отто запомнил с их первого свидания.
   Он покорно взял пистолет.
   За окном послышалось шуршание шин по песку. Кроне выглянул и сказал Гиммлеру:
   — Ваш авто.
   Гиммлер ушёл, не попрощавшись.
   Отто так и не услышал его голоса. Автомобиль уехал. Кроне достал из буфета бутылку коньяку, налил большую рюмку и пододвинул Отто.
   — Я вас рекомендовал, а вы ведёте себя, как школьник.
   Отто медленно выпил коньяк.
   — Я не смогу оставаться у штурмовиков, — сказал он.
   — Ваша работа не станет обременительней от перемены места. — Кроне поднял рюмку. — За здоровье личного адъютанта генерала фон Гаусса!
   — Опять рейхсвер?!
   Кроне взглянул на часы.
   — Теперь — в постель, — сказал он. — Можете спать до вечера.
   Придя на виллу, Отто узнал, что Рем и Хайнес в саду. Он обошёл всю центральную часть парка. В одной из боковых аллей он издали увидел тощую тень Хайнеса. Отто свернул в кусты и осторожно, по газону, подошёл с другой стороны к скамейке, на которую только что сели Хайнес и Рем. Отто понимал, что если его здесь увидит кто-нибудь из охраны Рема, то его не спасёт даже положение адъютанта.
   Отто слышал каждое слово. Рем говорил громко:
   — Гитлер сам назначил тридцатое июня. Он сказал: «Я вынесу своё решение там, на встрече командиров в Висзее».
   — Вот сволочь!
   — Он будет здесь в моих руках.
   — Вся прислуга у «Хайнцельбауэра» сменена.
   — Чорт с нею!
   — Люди Гиммлера заполняют все окрестности.
   — Чорт с ними!
   — Ты стал непозволительно самонадеян. Эти сволочи держат камень за пазухой. А какой — не могу понять. Геринг распустил всю свою личную охрану, — задумчиво произнёс Хайнес.
   — Дурак, это были мои лучшие люди. Я уступил их ему.
   — Поэтому он и заменил их эсесовцами, которых притащил из Франконии. Далюге вызван из Померании. Все это мне не нравится.
   — Перестань каркать, — раздражённо проворчал Рем. — Я им ещё покажу, кто я такой!.. Всем! И Адольфу и генералам вместе с господами из Клуба Господ. Додуматься до того, чтобы заставить Союз офицеров исключить меня из списков!.. Меня!
   — И после этого они хотят, чтобы штурмовики им в чём-нибудь верили… Когда же приедет Карл?
   — Должен быть с минуты на минуту. Он чего-то боялся, говорил о каких-то документах.
   — Он прислал их мне. Это описание поджога рейхстага.
   — Ах, это! Он советовался со мною. Я сказал ему: не писать слишком откровенно. Не вставил ли Карл какие-нибудь имена, которые не следует опубликовывать? — обеспокоенно спросил Рем. — Уж нет ли там и нас с тобою?
   — Да, он нас называет.
   — Дай, дай сюда, — сказал Рем. — Даже если уберут Карла, мир ещё не будет разрушен и нам с тобою нужно будет жить.
   — Не думаю, чтобы дело ограничилось Карлом.
   — Вечно ты хнычешь. Дай же письмо!
   Хайнес неохотно протянул Рему конверт. Рем вынул лист и попытался что-либо прочесть при свете зажигалки.
   — Что за чорт, я ничего не могу разобрать.
   — Да, вечером плохо видно. Карл написал это на жёлтой бумаге.
   — Что за глупость!
   — Это та, неразмокающая. Мы взяли у Александера.
   — А! — Рем сложил конверт вдвое и сунул в нагрудный карман. — Прочту дома.
   — Только верни, смотри.
   Внезапно Хайнес вскочил и вгляделся в кусты:
   — Кто там?!
   Он раздвинул ветви.
   Отто стиснул зубы и задержал дыхание.
   — Твои нервы ни к чорту! — сказал Рем.
   — Мне стоит труда заставить себя не пристрелить этого твоего Шверера.
   — Что ты против него имеешь?
   — Он их человек. У Геринга и Гиммлера чересчур много денег, чтобы нам с ними тягаться. Нужно как можно скорее договориться с Рейнландом.
   — Они сами придут ко мне договариваться.
   — Деньги, деньги, Эрнст. Без них — крышка.
   — Они потекут, когда выяснится, что сила на нашей стороне.
   — Не знаю, Эрнст, право не знаю… Мне кажется, это не та последовательность: деньги там, где сила. Не обстоит да дело наоборот: сила там, где деньга?
   — Без меня всем им крышка: и Круппу и Тиссену — всем.
   — Они договорились с Гитлером у тебя за спиной.
   — Дай мне только захватить его самого.
   — А если он не придёт?
   — Тридцатого утром он будет здесь!
   Рем поднялся и, взяв Хайнеса под руку, пошёл к дому.
   — Тебе нужно полечить нервы, старина.
   …Гитлер должен приехать тридцатого! Знал ли об этом Кроне? Весь район наверняка будет под усиленной охраной. Отто не успеет сделать и шагу после своего выстрела… Холодный озноб охватил его. Связаться с Кроне не было возможности. Приходилось действовать на собственный страх и риск. А Хайнес, словно предчувствуя что-то, ни на шаг не отходил от Рема.
   Вскоре на вилле стали заметны приготовления к приезду важных гостей.
   Отто взглянул на часы: без десяти десять:
   — Мне нужно вам доложить кое о чём, — набравшись храбрости, сказал он Рему.
   — Докладывайте, — ответил тот.
   Отто оглянулся: всюду был народ.
   — Может быть, выйдем в сад? Мне бы хотелось…
   Рем вышел на веранду. Отто ощупал карман, где лежал пистолет Кроне. В тот момент, когда они уже спускались по ступенькам к аллее, сзади послышались тяжёлые шаги.
   — Алло! Эрнст, вернись-ка, ты тут нужен!
   Это был Хайнес.
   Взяв Рема под руку, он настойчиво повёл его назад, к дому, и, оставив его там, вернулся, жестом пригласив Отто следовать за ним.
   Хайнес направился прямо туда, куда Отто собирался отвести Рема. Шагов за десять до калитки Хайнес остановился и резко бросил:
   — Вы глупец, Шверер! Эта игра не для вас.
   Рука Хайнеса мелькнула в воздухе. Отто быстрым движением уклонился от наведённого на него пистолета и послал в голову Хайнеса разрывную пулю. В то же мгновение Отто увидел почти рядом с собою Кроне.
   — Кто это?
   — Хайнес, — пробормотал Отто.
   — О, идиот!
   Быстро обшаривая карманы убитого, Кроне не слышал, как в боковой аллее раздались быстрые шаги. Отто сразу узнал тяжёлую походку Рема. Та же уверенность, что внезапно овладела Отто, когда он увидел направленный на себя пистолет Хайнеса, руководила им теперь. Он нагнулся к обронённому Хайнесом пистолету. Прежде чем Кроне успел поднять голову, Отто выстрелил ему в спину.
   — Что это! — задыхаясь, крикнул Рем.
   — Вот… он стрелял в Хайнеса!
   Хриплый вопль вырвался из груди Рема:
   — Эдмунд?!
   — Эдмунд… — бормотал Рем. — Сволочи!.. Вот с кого они начали… — Он тяжело поднялся, ткнул ногой тело Кроне. — Нужно было взять его живым!
   — Я думал, что успею спасти Хайнеса.
   Несколько человек бежали со стороны дома. Первым подбежал Карл Эрнст. Мельком взглянув на трупы, он крикнул:
   — Скорей! Мы должны уехать сейчас же…
   Рем неуклюже побежал по аллее. Отто остался в тени деревьев.
   Прочь отсюда! Как можно скорее и как можно дальше… Отто рванул железную калитку и в тот же момент получил сильный удар по голове.
   Он не помнил, как его подхватили и бросили в автомобиль. Несколько охранников прыгнули в машину, и она исчезла в темноте.
   Автомобиль, увозивший Отто, был уже далеко, когда Кроне зашевелился и, отталкиваясь от земли локтями, пополз к калитке.
   В голове гудело так, словно тут, совсем рядом, работал авиационный мотор. Отто осторожно разомкнул веки и увидел, что лежит в самолёте, на полу между креслами. В креслах сидят люди. Их сапоги у самого его лица.
   Над Отто раздался насмешливый возглас:
   — Эй, ребята, он пришёл в себя!
   — Врач велел сделать ему укол, — произнёс другой голос.
   Отто сделал попытку привстать, но сапог эсесовца прижал его к полу.
   — Ну, ну, спокойно! Эсесовец нагнулся со шприцем в руке.
   — Я сам, — пробормотал Отто.
   — Валяй!
   Но второй эсесовец перехватил шприц.
   Отто поспешно засучил рукав. Эсесовец с размаху вонзил иглу. Отто застонал и принялся растирать вздувшийся на руке желвак.
   Спрашивать, куда и зачем его везут, было бы бесполезно. Но странно — страх проходил. Да, Отто отчётливо сознавал, что страха больше нет. Так вот зачем ему сделали укол! Чтобы он не потерял голову от страха.
   Отто не заметил, как уснул. Он проснулся от толчка при посадке самолёта.
   Переступая порог кабины, Отто в отсвете сигнальных огней увидел знакомые контуры аэровокзала Темпельгоф, иглу пилона над командной вышкой. Он в Берлине.
   Через минуту он сидел в просторном автомобиле рядом с офицером. В потёмках Отто не мог разглядеть его форму. Тускло отсвечивало серебро погонов. Но именно эта деталь и успокоила Отто: не гестаповец!
   Офицер предложил Отто папиросу, но ни на один его вопрос не ответил.
   Наконец автомобиль остановился. Офицер вышел и жестом пригласил Отто следовать за ним. Тот успел только заметить, что они входят в большой особняк. В просторном вестибюле лакей принял их фуражки. Он не задал спутнику Отто никакого вопроса, из чего Отто заключил, что офицер здесь свой человек.
   Кабина лифта бесшумно взлетела на второй этаж. Они очутились в нарядной приёмной с большим столом, заваленным альбомами.
   Офицер указал Отто на кресло и скрылся за массивной дверью. Отто искоса взглянул на серебряную табличку на переплёте одного из альбомов. Первые слова были: «Герману, Герингу…»
   Он у Геринга!
   Дверь, за которой скрылся офицер, бесшумно распахнулась, и в ней показались двое в чёрных мундирах гестапо. Они прошли через приёмную, не взглянув на Отто. Ещё несколько минут томительной тишины. Новые гестаповцы, — опять двое, — появились в приёмной и уселись в креслах по другую сторону стола. У одного из них на левой щеке был шрам в виде двух полумесяцев, сходившихся концами. Отто определил след укуса человека. На воротнике этого эсесовца Отто разглядел шитьё бригаденфюрера. У его соседа были петлицы группенфюрера. Важные птицы!
   В дверях кабинета показался адъютант:
   — Господин Далюге!
   Группенфюрер поднялся и пошёл в кабинет. Отто ждал, что дверь, как и прежде, бесшумно затворится, но адъютант пригласил и бригаденфюрера со шрамом. И снова дверь не затворилась. Адъютант обернулся к Отто:
   — Прошу.
   Мысли вихрем неслись в голове Отто. Нет, повидимому, речь идёт не о простом допросе! Предстоит что-то совсем иное.
   Всем существом своим ощущая непонятную бодрость. Отто прошёл в дверь.
   Перед ним была огромная комната, затянутая по стенам темнозолотой парчой. В многочисленных бра на стенах вместо электрических лампочек театрально мерцали восковые свечи. Но то, что Отто увидел в следующий момент, поразило его больше золотых обоев и больше свечей. Прямо напротив входа на пространстве стены, свободном от картин и бра, висел огромный старинный меч палача. Ржавчина на тусклой стали казалась пятнами запёкшейся крови. Этот меч висел здесь как символ взятой на себя Герингом миссии начальника прусской тайной полиции, министра внутренних дел и правой руки фюрера, Геринга, бросившего когда-то крылатое словцо о том, что с его приходом к власти покатятся головы.
   В ту же минуту Отто увидел и самого Геринга. Он сидел за непомерно большим, как и все в этом кабинете, письменным столом, между двумя высокими канделябрами, в которых так же, как на стенах, горели свечи.
   От многочисленных свечей в комнате с плотно задёрнутыми шторами было душно. Геринг сидел в распахнутом мундире. Под расстёгнутой сорочкой виднелась жирная, розовая, лишённая растительности, как у женщины, грудь.
   Отто подошёл к столу. Каблуки его стукнули друг о друга, руки легли по швам.
   — Майор Шверер? Ваша служба у штаб-шефа Рема окончена?
   — Так точно, экселенц!
   Геринг быстро переглянулся с Далюге и спросил Отто:
   — Почему?
   Колебание Отто длилось не более десятой доли секунды, он решил ставить ва-банк.
   — Мертвецам адъютанты не нужны, экселенц!
   — Почему вы думаете, что он… — Не договорив, Геринг уставился на Отто.
   — Даже если это и не так, то у врага фюрера и вашего я служить не буду, экселенц!
   Подумав, Геринг сказал:
   — Послезавтра вы явитесь к генерал-полковнику Гауссу. Ему нужен адъютант, которому он мог бы доверять. Нам тоже нужен именно такой человек, от которого у него не было бы секретов. Вас он знает с детства. Он должен вас полюбить… Вы все поняли?
   — Так точно, экселенц!
   Прежде всего Отто понял, что дёшево отделался. Повидимому, хвалёное всезнайство гестапо на этот раз оказалось не на высоте: эти господа не подозревают, кто убил Кроне…
   Да, чорт возьми, он, Отто, начинает приобретать настоящую цену не только в собственных глазах! Пешек в этот кабинет, наверное, не приглашают. Послезавтра он адъютант Гаусса? Ну что же…
   — Это послезавтра, — словно прочитав его мысли, сказал Геринг. — А сейчас вы мне ещё понадобитесь в качестве адъютанта штаб-шефа. Вот, — толстым пальцем он ткнул в сторону бригаденфюрера со шрамом на щеке, — вы поступаете в распоряжение этого господина. Если он доложит мне, что вы оказались на высоте, можете на меня рассчитывать. Если нет, — звание адъютанта Рема остаётся за вами навеки. Ясно?
   Геринг, не поднимаясь из-за стола, небрежно приподнял руку.
   Следом за Отто вышел и бригаденфюрер со шрамом.
   Они сели в автомобиль. На этот раз шторы в нём не были опущены, и Отто мог видеть, что делается на улицах.
   По дороге гестаповец спросил:
   — Вы знаете Шлейхера?
   — О, да!
   — Вам приходилось бывать у него с Ремом?
   — Да.
   — Так что, он вас знает в лицо?
   — Да.
   — Очень хорошо… Нужно добиться свидания с ним.
   — Можно предупредить его по телефону.
   — Наш визит должен быть неожиданным.
   Бригаденфюрер крикнул шофёру:
   — Остановитесь у моей квартиры!
   Он вернулся через несколько минут, и Отто увидел на нём вместо формы гестапо мундир рейхсвера. Бригаденфюрер назвал шофёру знакомый Отто адрес Шлейхера в Нойбабельсберге.
   Отто окинул взглядом свой измятый мундир с полуоторванным рукавом.
   — В таком виде невозможно явиться к генералу, — сказал он.
   — Что же вы молчали? — с досадой воскликнул бригаденфюрер. — У меня можно было переодеться!
   Отто назвал шофёру адрес Сюзанн. У неё в шкафу всегда висело несколько его штатских и военных костюмов.

28

   Несмотря на то, что время близилось к рассвету, в окнах берлинского бюро английской газеты «Ежедневный курьер» ещё горел свет.
   В одной из комнат, уронив голову на руки, за конторкой спал секретарь бюро.
   В другой комнате, кабинете Роу, стучала машинка. Роу работал, не обращая внимания на Паркера. Американец сидел неподвижно, откинувшись на спинку кресла и сложив кисти больших, таких же красных, как его лицо, рук на набалдашнике трости. Глаза его были полузакрыты, к губе прилип окурок потухшей сигареты. Трудно было понять, спит он или с невозмутимым спокойствием ждёт, пока Роу обратит на него внимание. Тут он фигурировал уже в качестве пишущего инженера, «почти журналиста» Чарльза Друммонда.
   Роу сидел за машинкой без пиджака, с развязанным галстуком. Он торопливо достукивал корреспонденцию, которую предстояло передать по телефону в Лондон. Прошли блаженные времена Веймарской республики, когда передача любого известия в любой пункт мира была только делом расторопности журналиста. Теперь немецкий цензор хотел знать не только то, что было изображено на бумаге буквами, но и то, что можно было «подразумевать» под текстом любой телеграммы. Приходилось ломать себе голову, чтобы шифр каждой передачи в Лондоне имел вид невинной корреспондентской телеграммы. А события назревали такие, что каждая минута была на счёту. Только что пришло зашифрованное сообщение о том, что в рейнском замке Шрейбера закончилось секретное совещание рурских промышленников с Гитлером. Результаты совещания, вероятно, никогда не станут предметом гласности, но и то, что Роу знал, требовало немедленной передачи в Лондон. Тут уже нельзя было воспользоваться обычным путём пересылки секретной корреспонденции через парижскую редакцию «Салона». События развивались молниеносно. Необходимо было действовать, не задерживаясь ни на секунду.
   По сведениям, которыми располагал Роу, самолёт Гитлера прямо из Кёльна должен был лететь в Мюнхен. Туда он мог прибыть только под утро 30-го. А на тридцатое назначена «большая чистка». Роу нужно было спешить.
   Машинка стучала.
   Роу выдернул листок из-под валика.
   — Хэлло, Джонни, живо в цензуру — и на телеграф! Спешная в Лондон. Дело в минутах.
   Спавший в соседней комнате секретарь вскочил, выхватил из рук Роу листок и умчался. Роу подошёл к рефрижератору, достал сифон. Какое душное лето! Не бесятся ли наци от жары?
   Роу жадно сглотнул слюну, глядя, как струя из сифона с шумом наполняла стакан. Но в стакане было ещё меньше половины, когда пришлось оставить сифон и взяться за трубку зазвонившего телефона.
   — А, малютка! Что это вам не спится? — начал было шутливо Роу, узнав голос Сюзанн. В душе он выругал её: ведь сказано же этой дуре раз и навсегда — не звонить в бюро!
   Но то, что он услышал, заставило его забыть все.
   — Я говорю из уличного автомата, — быстро говорила Сюзанн. — В Висзее прилетел Гиммлер. Убит Хайнес…
   — Ага!
   — Не перебивайте! Я тороплюсь: сегодня ночью ожидается прибытие туда Гитлера. Двое поехали к Шлейхеру…
   — Когда?
   — Сейчас.
   — Кто?
   Ответа не было. Сюзанн повесила трубку.
   Кто и зачем поехал к Шлейхеру? Какую связь это могло иметь с происходящим в Висзее?
   Роу хлопнул себя по лбу: они поехали убивать Шлейхера! Коричневые или чёрные? Не все ли равно! Пришёл час и генерала-политика. Что нужно делать? Сообщить властям, звонить в полицию? Должен ли Шлейхер быть убит?.. Ах, чорт возьми! Если бы можно было позвонить в Лондон!..
   Однако нужно было принимать решение самому. Что может быть самым важным при создавшихся обстоятельствах? Точно знать, кем будет убит Шлейхер. Кто бы ни убрал тайного кандидата в канцлеры — Рем, Гитлер или генералы рейхсвера, — они не захотят разглашения правды. Роу щёлкнул пальцами. Фотоснимок убийцы! Нужен снимок убийцы!..
   Мысли Роу прервал голос Паркера:
   — Я не могу быть полезен?
   Роу наморщил лоб.
   — Нет… пожалуй, нет. — Роу, на ходу натягивая пиджак, устремился к выходу. — Вы меня извините, дружище. Это неотложно!
   — Ничего, наверно, увидимся в Лондоне, я туда собираюсь на-днях, — невозмутимо проговорил Паркер и, заперев за Роу дверь, подошёл к столу, выдвинул ящик и стал просматривать лежавшие в нём бумаги…
 
   Быстро переодевшись у Сюзанн в свежий мундир, Отто сел в автомобиль, где его с нетерпением ждал бригаденфюрер.
   — Что я должен сказать Шлейхеру? — спросил Отто.
   — Все что хотите. Только бы он вышел к нам…
   Им долго не отпирали. Наконец появился лакей в пиджаке с поднятым воротником, накинутом прямо на пижаму.
   — Личный адъютант штаб-шефа СА. Совершенно экстренное дело к генерал-полковнику, — уверенно сказал Отто.
   — Но… генерал ещё спит, — нерешительно проговорил лакей.
   — Разбудите немедленно!
   Через несколько минут лакей вернулся и провёл Отто и бригаденфюрера в приёмную.
   Отто задал себе вопрос: зачем понадобился именно он? Разве не мог этот гестаповец приехать с поручением Геринга и вызвать генерала без помощи Отто?
   — Что же, собственно говоря, должен я ему сказать? — спросил он.
   — Вы скажете, что Рему необходим список нового правительства.
   — Какого правительства?..
   — Ах, да замолчите же и слушайте, что вам приказывают, — грубо оборвал гестаповец. — Рему нужен список нового кабинета, подписанный Шлейхером!
   У Шлейхера, когда он вошёл, был растерянный вид человека, внезапно разбуженного. Он остановился на пороге, не решаясь войти. За его спиною послышались лёгкие шаги. Женский голос спросил:
   — Что случилось, Курт?
   — Иди, иди, ничего особенного, — нетвёрдо ответил Шлейхер и вошёл в комнату.
   — В чем дело, господа? — спросил он, когда женские шаги замолкли в отдалении.
   — Штаб-шеф просит немедленно прислать ему со мною список министров, — сказал Отто и увидел, как нервно задёргалось веко Шлейхера.
   — Не могу понять, какой список он имел в виду?
   Шлейхер несколько мгновений стоял в нерешительности. Потом повернулся к столику, на котором стоял телефон.
   В руке бригаденфюрера мелькнул пистолет. Раздался выстрел. Он показался Отто таким негромким, как будто стреляли где-то далеко. Шлейхер обернулся, поднял руку и прикрыл ею глаза. Пистолет щёлкнул ещё и ещё. Только после третьего выстрела генерал упал. Одновременно с этим Отто почувствовал тёплую рукоять пистолета, вложенного ему в руку бригаденфюрером. Он хотел бросить оружие, но пальцы гестаповца сжали ему кисть. Отто ни о чём не думал. Он совершенно ясно ощутил, что теперь у него только две возможности: или из этого пистолета застрелить бригаденфюрера, или застрелиться самому. И, как накануне, когда инстинкт подсказал ему, что он должен выстрелить в спину Кроне, точно так же теперь рука его сама поднялась, чтобы послать пулю в гестаповца. Но в этот момент порывисто распахнулась дверь и вбежала женщина. С воплем ужаса она бросилась к генералу, распростёртому на полу в луже крови.
   Позже Отто никогда не мог понять, сам ли он нашёл третий выход, или прочёл его во взгляде бригаденфюрера, но он сделал два шага, нагнулся над прильнувшей к убитому женщиной и выпустил ей в голову две пули…
 
   При выходе из дома произошла заминка. Роу, не вылезая из подкатившего к тротуару автомобиля, наставил на Отто и бригаденфюрера объектив аппарата, щёлкнул затвором и, дав полный газ, уехал. Это было сделано так неожиданно, что гестаповец опомнился лишь тогда, когда Роу уже был далеко.
   Бригаденфюрер втолкнул Отто в автомобиль, вскочил сам и крикнул шофёру:
   — Скорей!
   Шофёр мчался по молчаливым предрассветным улицам, то и дело меняя направление. Бригаденфюрер назвал какой-то адрес.
   — Ну, кажется, все… — Но Отто только показалось, что он это сказал. Его губы дрожали так, что в действительности издали нечто едва понятное, что с трудом разобрал бригаденфюрер.
   — Ещё одно маленькое дело! — Бригаденфюрер улыбнулся, и шрам на его щеке сложился в уродливый иероглиф.
   Автомобиль остановился у подъезда особняка. Отто не имел представления, где они находятся. Гестаповец вышел и позвонил. Дверь отворилась так же не скоро, как и в доме Шлейхера. Но здесь гестаповца, повидимому, знали. Лакей молча посторонился и пропустил его в дом.
   Отто остался в машине.
   Ему казалось, что он ждёт бесконечно.
   Не вынимая часов из кармана, он нажал репетир. Крошечные молоточки начали весело отзванивать старую песенку. Господи боже мой, сколько детских воспоминаний связано с этим наивным мотивом: «О танненбаум, о танненбаум…»
   Отто так и не сосчитал ударов репетира.
   Дверь подъезда распахнулась.
   Отто увидел Папена. За вице-канцлером следовал с огромным портфелем в руке человек, которого Отто знал по портретам, — секретарь Бозе.
   Тощая фигура Папена в тёмном костюме, стоячий туго накрахмаленный воротничок, чёрная шляпа с большими полями, даже самое лицо вице-канцлера — худое, сумрачное, с редкой, словно вылезшей щёточкой усов, — все показалось Отто невыносимо постным, будничным.
   Несмотря на ясное утро, в левой руке Папена был зонтик. Правой рукой он прижимал ко рту платок. Все это Отто успел заметить за то время, что понадобилось Папену, чтобы пройти несколько шагов от подъезда до автомобиля. Но Отто думал не о том, что видел. В его памяти с необыкновенной быстротой пронеслось всё, что он читал и слышал о борьбе за канцлерское кресло, происходившей между Папеном и Гитлером.
   Отто стало ясно, что этот человек, устало шагающий по дорожке палисадника, идёт навстречу своей смерти, — как Хайнес, как Рем, как Шлейхер.
   Отто отодвинулся в самый угол автомобиля, ожидая, что Папен сядет рядом с ним, а с другой стороны сядет бригаденфюрер, и они куда-то повезут вице-канцлера.