Страница:
– Мама, а кто это? – спросил он наконец. Летвила шмыгнула носом и обняла сына.
– Может, останетесь ещё на день?..
Уилар снова покачал головой.
Когда они уже собирались уезжать, староста отогнал детей и, придержав Уиларову лошадь, негромко сказал:
– Тут… это… – оглянулся. – Соседка наша ночью померла.
У Эльги сжалось сердце. «Это я её убила», – поняла девушка, вспомнив все, что было ночью.
– Кто она? – спросил Уилар. – Чем занималась?
– Вдова Натхель. А чем занималась… – Староста сплюнул. – С солдатами из баронского замка спала, потаскуха. Околела – ну и слава Джордайсу. В смысле упокой Пресветлый её грешную душу…
– Как же вы её терпели? – безразличным голосом осведомился чернокнижник, натягивая дорожные перчатки.
– Хотели выгнать, да вот… как-то… – Староста безнадёжно махнул рукой. – Жалели все её, стерву. Куда ж она с детьми-то пойдёт?.. Вот и дожалелись! Вон как она нам за добро отплатила – сына моего со света чуть не сжила, чертовка! Уж не знаю, как и благодарить вас, господин Бергон…
– И много вы ей добра сделали? – хмыкнул Уилар. Старосту вопрос удивил.
– Да уж терпели её из последних сил, – сказал он, ещё раз сплюнув. – А уж пора было выгнать, пора!.. Но к ней… это… и мужики тайком от баб бегали, так что…
– Понятно. Тайком бегали, а прилюдно никто и здороваться не хотел?
– Какой там здороваться! – Верцан замахал руками. – С ней и не разговаривал никто. Бабы плевались, и дёгтем ворота мазали, и поколотили её как-то раз крепко – да все без толку…
– Ну теперь все в порядке. Зло наказано, Свет торжествует. Всего доброго.
– Прощайте, господин Бергон. Удачи вам.
Уилар кивнул и, улыбаясь, выехал за ворота.
– У неё были дети… – тихо сказала Эльга, когда деревня осталась позади. – Если бы я только знала!..
– То ничего бы не стала делать? Так?.. Похоже, Явару серьёзно повезло. – Уилар ухмыльнулся и передразнил Эльгу: – Ах, если бы она только знала!..
– Не смейтесь… Неужели нельзя было отвести порчу так, чтобы никому не повредить?
– Можно. А через неделю после нашего отъезда вдова сглазила бы ещё кого-нибудь. Как тебе такая перспектива?
– Может быть, и не сглазила бы! – воскликнула Эльга.
– Перестань. Ты слышала, как с ней обращались? Её презирала вся деревня. Мужчины плевались, женщины изредка поколачивали, а детишки – ручаюсь – время от времени кидались камнями. Представляешь себе жизнь бок о бок с такими «добрыми соседями»? Удивляюсь, как она половину деревни со свету не сжила… Впрочем, – Уилар усмехнулся, – это как раз можно понять. Вряд ли она была причастна к Искусству. Скорее всего, ей и Явара сглазить удалось по чистой случайности. Чем-то всерьёз достал её этот мальчишка.
– Зачем вы вообще вмешались?! – На глаза Эльги навернулись злые слезы. – И меня втянули!..
– Значит, ты предпочла, чтобы скончался мальчик? – На губах Уилара продолжала играть дьявольская усмешка.
– Не знаю!.. Но я ни за что не поверю, что вам было до него какое-то дело!.. Вам… Вам на всех наплевать!
– Правильно. – Усмешка пропала. – Мне нет дела ни до вдовы, ни до Явара, ни до всей этой вшивой деревни.
– Тогда зачем?..
Уилар долго молчал, а потом негромко сказал:
– Нет ничего тягостнее, чем беспричинное добро, оказанное человеком, с которым тебя ничего не связывает. Староста пустил нас в свой дом, но отказался принимать деньги. Его не побуждал к этому ни страх, ни желание получить какую-либо выгоду. Я должен был сделать что-то в ответ, иначе за мной остался бы долг. А я не люблю быть в долгу.
– Я думала, вы не верите в справедливость…
– Я не верю в справедливость в мировом масштабе, в справедливость, так сказать, с большой буквы. Но если кто-то вторгнется в мою жизнь и навредит мне, я почту себя обязанным отомстить. Так же, если кто-то сделает по отношению ко мне что-нибудь доброе, я буду обязан отплатить ему, нравится мне это или нет. Нельзя постоянно брать что-то из мира и ничего не отдавать взамен. Поступать так – значит ослаблять свой тэнгам, лишать себя удачи и силы. Необходимо соблюдать равновесие.
– Но вы убиваете людей даже не задумываясь…
– По отношению к тем людям, с которыми нас не связывают никакие узы, мы вольны поступать так, как считаем необходимым. Своими поступками мы связываем их с собой. Так же и посторонние, действуя по отношению к нам, связывают нас определёнными узами.
– Вчера вас связал Верцан?..
– Да.
– И если бы вы не отблагодарили его, то лишились бы тэнгама?
– Ничтожно малой его доли. Но допустить небрежность в мелочах – значит обречь себя на поражение при встрече с чем-то действительно важным.
Несколько минут они ехали молча.
– Вы должны были предупредить меня, – сказала Эльга в спину чернокнижнику. – Если вы хотели сохранить силу до полнолуния и колдовать приходилось мне – значит мне и решать было, посылать порчу обратно к вдове или нет!
– Должен был? – переспросил Уилар, оглянувшись через плечо.
Эльга быстро кивнула, пряча взгляд.
Но Уилара, похоже, только позабавил этот комариный бунт.
– Ты слишком высокого мнения о себе, замухрышка, если считаешь, что я тебе что-то «должен», – хмыкнув, сказал он. – К тому же в данном случае я за тебя ничего не решал. Ты сама захотела направить порчу обратно. Забыла?
– Чт-то?!. – Эльга даже поперхнулась от такой наглой лжи. – «Ты должна сказать… Если пришло из сердца, пусть вернётся в сердце… Из глаза – пусть вернётся в глаз!.. Из уст – в уста!..» Разве это не ваши слова?!
– Нет. – Уилар покачал головой. – Я удивился, когда ты произнесла формулу совершенно правильно, без единой ошибки.
– Но ведь это вы мне её сказали!!
– Я ничего не говорил. Я молчал, начиная от того момента, когда посоветовал сосредоточиться на желании помочь мальчику… Следующее, что я сделал сразу после того, как ты закончила процедуру – это укрыл Явара одеялом и предположил, что к завтрашнему утру он будет уже здоров… А между этими двумя событиями я сидел на сундуке и молча наблюдал за тем, что ты делаешь.
– Не может быть!..
– И тем не менее это так.
– Но я же слышала ваш голос!
– Когда ты полезла в подвал к паукам ты, кажется, тоже что-то слышала.
Эльга так растерялась, что даже выпустила из рук поводья. Её лошадь, почувствовав свободу, через несколько шагов замедлила ход и остановилась. Придержал свою лошадь и Уилар.
– Что это?.. – с трудом подавляя дрожь, спросила Эльга.
– Я уже говорил. Скорее всего – твой Советник.
– Что это… т-такое?.
Уилар пожал плечами.
– Сложно сказать. В некотором роде – часть нас самих. Но не только. С тем же успехом можно утверждать, что это нечто постороннее по отношению к нам.
– Это… бес?.. – прошептала Эльга. – Брат Бенедикт говорил, что… что к каждому человеку приставлен бес, чтобы искушать его, и ангел, чтобы помогать…
– А больше им, по-твоему, нечем заняться?.. Ах да, как я мог забыть! Человек – это же пуп вселенной! Мириады чертей и ангелов следят за каждым его шагом, с волнением прислушиваются ко всякому непроизвольному рыганию его ленивой душонки и заплывшего жирком разума!..
– Вы смеётесь…
– Трудно не смеяться над чушью, которой забиты твои мозги.
– Но ведь я сама, своими глазами, видела демонов Азагалхада! Они ведь хотели нас съесть, вы сами об этом говорили!.. По-вашему, мне это тоже померещилось?
– Если ты в зимнем лесу повстречаешься с волком, то неужели смерть одной, никому не нужной тщедушной девчонки мы станем раздувать до масштабов мировой трагедии?.. Между прочим, имея при себе оружие или научившись ставить капканы, ты с таким же успехом можешь решить ваш с волком конфликт в свою пользу. Кто тогда будет воплощением мирового зла ты или волк?
– Но демоны… это другое…
– Совершенно верно. Они куда опаснее. И охотиться на них гораздо сложнее.
– И Советник – это один из таких демонов?
– Нет. Советники бывают самые разные. Некоторые из них совершенно нейтральны, другие – доброжелательны, третьи концентрацией своей злобы превосходят даже демонов Азагалхада. Но это всего лишь отражение неких тайных черт самого человека, а также обстоятельств, при которых возник симбиоз колдуна и Советника. У тебя довольно редкий случай – ты услышала его голос без каких-либо особых усилий со своей стороны.
– А у вас есть Советник?
– Нет.
– Почему?
– Я от него избавился.
– Зачем?..
– Потому что он начал мне мешать. Вначале, не спорю, он был полезен, но чем дальше, тем меньше от него было толку. Кроме того, чем больше я узнавал его, тем меньше доверял. Видишь ли, всем Советникам – вне зависимости от их характера – свойственно коварство. На определённом этапе многие из них начинают вмешиваться в жизнь мага, использовать его в каких-то своих целях или даже пытаться осчастливить его – так, как они сами это понимают. Все это очень утомляет, заставляет постоянно быть настороже, сомневаться в каждой рекомендации, которую слышишь от них.
– И как вы от него избавились?
– С максимальной пользой, конечно. Затеял охоту, поймал, зажарил и съел.
– Это шутка?..
– Святая правда. Охоту мне пришлось вести в одном очень тёмном и недружелюбном месте, по сравнению с которым даже Азагалхад – безопасная, знакомая территория. Если бы не помощь моего учителя, скорее всего, я бы остался там навсегда.
– А кто вас учил?
– Климединг.
– Тот самый, который…
– Да. Кстати, возвращаясь к вопросу о волках и овцах, замечу: когда-то Климединг был человеком.
– Был человеком? А стал?.. Демоном?..
– Да.
– Но почему?!
Уилар пожал плечами.
– А почему бы и нет? Таков путь, который он выбрал.
Глава 9
Холодный ноябрьский ветер забирался под складки плаща, не давая согреться. Эльга, измотанная дорогой, с тупым оцепенением смотрела на каменные стены воздвигнутого на холме монастыря. Поднимавшаяся к монастырю дорога постоянно петляла. Урожай на полях был убран и, оглянувшись назад, на расстоянии полутора миль можно было увидеть посёлок, притихший в ожидании ночи.
Солнце уже утонуло за горизонтом, когда они постучались в монастырские ворота. В посёлке они узнали, что хотя аббатство и пустует, оно не заброшено полностью. Четверо работников по-прежнему присматривали за садами и хозяйством монастыря. Половина из них была нанята ещё покойным настоятелем в деревне, ещё двое – куплены на невольничьем рынке, но ни первые, ни вторые не собирались оставаться в монастыре этой ночью. Кроме того, было ещё трое монахов, не собиравшихся, судя по всему, покидать стены своей обители в это полнолуние. До них-то и пытались достучаться путешественники.
Прошла минута… две… десять… Ответа не было.
Уилар, вздохнув, принялся осматривать стены, выбирая место, где можно было бы перелезть. Однако не успел он приступить к сему занятию, как калитка наконец отворилась.
Выглянувший из ворот рослый человек сразу не понравился Эльге. У него был мрачный недобрый взгляд, скуластое лицо со следами оспин и застарелый шрам наискосок от бровей до подбородка.
– Что вам нужно? – хрипло спросил он.
– Пустите переночевать. – Уилар попытался обойти монаха, но тот резко загородил ему дорогу.
– Ночуйте в деревне.
– До деревни две мили, а уже темнеет, – возразил Уилар. – Боюсь, как бы лошади ноги не переломали.
– До ночи успеете, если поторопитесь.
– Пустите. – По губам Уилара пробежала лёгкая усмешка. – Не откажите в приюте двум усталым путникам.
– Проваливайте. Вам здесь нечего делать.
Монах шагнул назад и хотел было закрыть калитку, но не успел. Эльга не видела, как Уилар ударил, видела лишь, как согнулся вдвое, судорожно хватая воздух полуоткрытым ртом, человек в чёрной рясе.
Уилар оттолкнул его и вошёл внутрь; через несколько секунд послышался шум отодвигаемого засова и скрип давно не смазывавшихся петель. Когда лошади оказались за воротами и Уилар, выполняя роль привратника, стал класть засов на место, монах уже пришёл в себя настолько, что смог выпрямиться и прохрипеть:
– Убирайтесь прочь!
Уилар не ответил, но когда монах, продышавшись, подхватил с земли вилы и довольно лихо крутанул ими в воздухе, чернокнижник насмешливо посмотрел на него, не делая попыток ни напасть, ни защититься. Неизвестно, что прочёл монах в его взгляде, но вилы он опустил и процедил сквозь зубы:
– Клянусь, если бы я только не был слугой Господа!..
– Если бы ты им не был, вряд ли бы мы встретили тебя в этом месте, – резонно заметил Уилар, рассёдлывая лошадей.
– Если бы не мои обеты!!! – Сжимая вилы в руках, монах тоскливо посмотрел на небо. – Таких, как ты, в прежние дни я резал на ремни по трое зараз!..
– Не переживай, никто не собирается грабить твой монастырь. Переночуем и завтра утром уедем.
Когда Уилар направился к большому каменному дому, примыкающему к церкви, Эльга схватила свою сумку и поспешила за ним – ей ни на минуту не хотелось оставаться рядом с мрачным монахом, который, очевидно, в своей прошлой жизни был наёмником или солдатом какого-нибудь барона… в лучшем случае.
– Предупреждаю в последний раз – убирайтесь, – прохрипел монах им в спину. – Говорю для вашей же пользы.
Уилар показал пальцем на большие окна на первом этаже.
– Что это? Трапезная?.. Надеюсь, у вас найдётся что-нибудь, чем можно промочить горло?
– Вы ничего не получите!
– Значит, возьмём сами.
Вина в трапезной не нашлось, зато оно обнаружилось в погребе – в изрядных количествах. Уилар нацедил полный кувшин из бочонка, наполнил кубышку солёными овощами, жестом велел Эльге прихватить связку колбас и двинулся наверх.
Монах сидел за столом, мрачно уставившись перед собой. При появлении на столе выуженной из погреба снеди он презрительно скривился:
– Да вы, я вижу, обыкновенное ворьё… Но, как сказано в Книге Жизни, всё, взятое неправедно, обернётся во вред берущему.
Эльга села за стол молча, не смея поднять на монаха глаз. «А ведь он прав, – подумала она. – Так нельзя».
– Ошибаетесь, – сказал Уилар, наливая себе вина. – Воры действуют тайно, скрываются, боятся. А мы, как видите, не таимся.
– Невелика разница!..
– Такая же, как между грабителем на большой дороге и бароном, стригущим деньги со всех проезжих. Разница невелика, вы правы. Но она есть.
Монах поднял глаза.
– Не боитесь, что я позову людей?
– Зовите. – Уилар пожал плечами, разжёвывая кусок колбасы. Поскольку монах не двинулся с места, он полюбопытствовал: – Вы бы представились, что ли?.. У вас такое лицо, любезный, что если бы не эта ряса, вас самого за бандита можно было бы принять.
– Я Эвард, брат-привратник, – ответил монах. – А что до этого, – он коснулся шрама на лице, – то прежде, чем уверовать, вёл я жизнь неправедную и пагубную. Но милостив Пресветлый, не допустил моей душе погибнуть!.. Может быть, не допустит и вашей погибели, если покаявшись, оставите стезю греха…
– Знаменательно, – сказал Уилар. – Что в монастыре, основанном господином Эвардом Сольготом, по сути – обыкновенным грабителем и убийцей, по прошествии ста лет последним монахом остаётся человек по имени Эвард, который в недалёком прошлом, по собственному же признанию, также был работником ножа и топора.
Монах напрягся и процедил:
– Ах ты…
– Любопытное совпадение, не правда ли? – Уилар раскусил солёный помидор.
– Я изменился, – с тихой угрозой произнёс Эвард-привратник. – Да, я был обыкновенным разбойником, когда десять лет назад попросил убежища в монастыре. Настоятель Тельбарт не отказал мне и не выдал лесной страже, хотя те очень желали получить мою голову. И в то время, пока я был вынужден оставаться в монастыре, Тельбарт и другие монахи разговаривали со мной… И когда лесная стража ушла, и я мог уйти, я остался. Через два года я был пострижен. Я забыл свою прошлую жизнь, как забыл своё прошлое имя, получив новое – имя святого покровителя нашего монастыря… И не тебе, проходимец, оскорблять память святого! Хотя я и оставил своё прежнее занятие, при виде людей, подобных тебе, я порой жалею, что в моих руках пастырский посох, а не топор!
– Святого? – переспросил Уилар, приподняв бровь. – А что такого выдающегося совершил ваш святой?
– Он распространил истинную веру в этих Богом забытых краях!
– Верно, – кивнул Уилар. – Огнём и мечом.
– Ничего лучшего эти язычники, не раз, не два и не три отвергавшие джорданитскую церковь, и не заслуживали! Они творили богопротивные обряды, служили демонам, занимались порчей и колдовством! Даже и теперь, по прошествии стольких лет многие из них втайне оставляют узелки на деревьях, другие ставят за порог дома блюдце с молоком, а третьи, собираясь в лес, рисуют на земле святой символ и растирают его ногами, силясь добиться покровительства у демонов, до сих пор ещё обитающих в чащах, у леших и русалок!
– Я нисколько не собираюсь как-либо оправдывать этих невежественных крестьян в ваших глазах и дискутировать на тему, являются ли лешие, русалки и домовые демонами или не являются, – сказал Уилар, зевнув. – Однако – пока у нас ещё есть время – позволю себе сделать небольшой исторический экскурс… чтобы те, – тут он посмотрел на Эльгу, – кто не слишком хорошо себе представляют, чем же на самом деле занимался святой Эвард и каким образом он стал святым, вынесли из этой беседы хоть что-нибудь полезное… Так вот, Эвард был одним из тех многочисленных баронов, которые во время оно на сих землях вели между собой бесконечные войны. Впрочем, «баронами» как минимум половину из них назвать можно с большой натяжкой, поскольку это были обычные предводители вооружённых банд, захватывавшие деревни и грабившие всех проезжих. Если банда могла продержаться в захваченной деревне больше месяца, её предводитель обычно объявлял себя «бароном» и продолжал вести бесконечную войну с другими «баронами», а также с иными босоногими кандидатами на этот громкий титул. Эвард Сольгот был как раз одним из таких «самовыдвиженцев». Только, в отличие от остальных, он был немного умнее. Он быстро смекнул, какие преимущества ему может дать союз с церковью. И в самом деле договориться не стоило большого труда. Во-первых, он получил высочайшую санкцию и благословение, во-вторых, из Сарейза сюда потекли деньги. На эти деньги он сформировал довольно приличную армию и, не гнушаясь ни подкупом, ни поголовным истреблением всех, кого не удавалось подкупить, быстро подчинил себе все окрестные земли. Браво! – Уилар похлопал в ладоши. – Герцог Ларвотский принял его присягу, сделал своим вассалом и даже одарил графским титулом. И тогда пришло время расплачиваться по старым долгам. И с таким же рвением, с каким он прежде истреблял прочих «баронов», святой Эвард принялся насаждать истинную веру. И надо сказать, насадил. Не желающие переходить в джорданитскую церковь попросту истреблялись. Либо – в лучшем случае – их дома сжигались, а их самих прогоняли прочь за пределы графства. Ведь в самом деле, – Уилар, будто в порыве благочестия, возвёл глаза к потолку, – не могут же истинные единобожники жить рядом с какими-то презренными многобожниками! Немыслимо!.. Но изгоняли, повторяю, их в самом лучшем случае. Как правило, их просто убивали. Из Сарейза сюда присылали монахов, которые разливались соловьями перед толпами людей, палками загоняемых на службу. В конце концов Эвард решил сделать церкви великолепный подарок. Было основано то самое аббатство, в котором мы в данный момент находимся. До конца строительства Эвард, правда, не дожил, графскую корону после братоубийственной резни принял один из его многочисленных сыновей… нынешний хозяин Кэтектона, граф Аркрим Сольгот – его прямой потомок. А в святом городе Сарейзе прелаты, посовещавшись, решили канонизировать покойного – за выдающиеся заслуги в деле распространения религии Пресветлого. Аббатство, достроенное как раз к этому моменту, было решено назвать его именем. Что и говорить, неплохая карьера для бандита… не так ли, брат Эвард?
Брат Эвард, с бешенством смотревший на чернокнижника во время его речи, ничего не ответил.
– Между прочим, – поинтересовался Уилар, – а где ещё двое братьев? В деревне нам сказали, что здесь осталось трое монахов. Где они?
– Какое вам дело?!
– Любопытно.
– Я больше не собираюсь с вами разго… Постойте! Вы сказали «в деревне»?! Значит, вы расспрашивали о монастыре?.. И, несмотря на услышанное, вы сюда приехали?! Вы знаете, что здесь происходит?!..
– Вы не ответили на мой вопрос, – напомнил Уилар.
– Какой ещё вопрос?
– Где двое других братьев? Почему мы их здесь не видим?..
– Не ваше дело. – Эвард медленно поднялся из-за стола. – Кто вы такие? Для чего вы сюда приехали?! Отвечайте!
– Предлагаю сделку, – сказал Уилар.
– Какую ещё сделку?! – процедил Эвард.
– Самую обыкновенную. Расскажите, что случилось с двумя вашими товарищами, а я, в качестве ответной любезности, объясню вам, что за чертовщина творится тут вот уже на протяжении столетия.
– Хорошо. – Эвард шумно выдохнул, стараясь обуздать свой гнев. – Мне нечего скрывать. Я последний, вот и все. Брат Бальвет сбежал неделю назад. Что до брата Ягульфа, то он… Он… Шесть лет назад он видел дьявола и приказал запереть себя в подземной келье, с тем чтобы он мог целиком посвятить себя молитве и усмирению плоти. С тех пор он так и живёт там. Хотя он и бормочет по большей части что-то совершенно невразумительное, его духовный подвиг воистину велик. Вот уже шесть лет он не моется, не стрижёт волосы и ногти, обходится только водой и самой простой пищей. Временами бесы в бессильной злобе – ведь они давно утратили власть над его душой – овладевают его телом и заставляют лёгкие, горло и рот брата Ягульфа изрыгать страшнейшие богохульства, делая это, несомненно, для того чтобы смутить пребывающую в постоянной молитве праведную душу. Хотя я каждый день ношу ему еду, порой мне, в силу моей духовной немощи, бывает невыносим один его вид… И тогда я изумляюсь силе брата Ягульфа, терпящего все это вот уже не один год, и склоняюсь перед ним. Его душе ничего уже не угрожает… но и помощи от брата Ягульфа за пределами кельи нет никакой… – Эвард помолчал и добавил: – Хотя моя вера и слаба, я не уйду. Каждый год адский дух, которому поклонялись нечестивцы, истреблённые святым Эвардом, убивает кого-нибудь из монахов, но испугаться дьявола и бежать, как брат Бальверт, – значит предать веру… Да простит Господь этому трусу его маловерие… Вы довольны? – Он посмотрел на Уилара. – Теперь я хочу узнать, кто вы такие и зачем вы сюда приехали.
– Меня зовут Уилар Бергон, – представился чернокнижник. – Но прежде чем перейти к причинам моего визита, я расскажу, что тут происходило после основания монастыря. Как я уже говорил, святой Эвард очень ревностно насаждал истинную веру. Вы, например, упомянули, что местные жители до сих пор оставляют узелки на деревьях. Но этот обычай в нынешнее время полностью потерял какой-либо смысл. Прежде – до начала деятельности святого Эварда – в лесу рос огромный дуб, который почитали священным. Именно на его ветвях и следовало оставлять узелки. Но Эвард спилил дуб и сжёг, и местные, за неимением подлинной святыни, начали развешивать узелки где попало. Сомневаюсь, что кто-нибудь из них сейчас помнит подлинный смысл этого обычая. В скобках замечу, что если кто-нибудь вздумает подпалить церковь, весь джорданитский клир поднимет дружный вопль «богохульство!» – в то время как уничтожение чужой святыни считается делом вполне приемлемым и обычным…
– Опять эта собачья брехня! – Брат-привратник в гневе хлопнул ладонью по столу. – Я уже не сомневаюсь в том, что сижу за одним столом с проклятым язычником! Но если вы полагаете, что меня растрогает уничтожение какого-то там дерева…
– Нисколько не предполагаю.
– Тогда зачем вы об этом говорите?
– Вы ведь хотели знать, что тут происходит?
– Да, но какое отношение все это имеет к…
– Я как раз к этому перехожу. У гнусных язычников, которые здесь обитали, – Уилар сделал короткую паузу, – помимо прочих святынь, весьма почиталась та группа холмов, на одном из которых ныне стоит монастырь. Очевидно, возведение аббатства именно в этом месте должно было означать – по мысли святого Эварда или кого-нибудь из тех клириков, которые подкинули ему эту замечательную идею – окончательную победу истинной веры над нечестивыми суевериями невежественных дикарей. Если и были какие-то предупреждения, ни святой Эвард, ни его сподвижники не придали им решительно никакого значения. А между тем следовало бы прислушаться. Следовало бы задуматься над рассказами о том, что некоторые из этих холмов – пустые внутри. Следовало бы обратить внимание на то, что хотя местные жители и почитают это место, сами они предпочитают не приближаться к холмам и уж тем более никому из них не приходит мысль построить здесь дом или даже провести ночь на вершине. Если бы Эвард прислушался к местным басням, он, может быть, узнал бы, что хотя по представлениям его невежественных крестьян внутри холмов таятся несметные сокровища, никого из них даже под страхом смерти нельзя заставить начать здесь какие-то раскопки.
– Может, останетесь ещё на день?..
Уилар снова покачал головой.
Когда они уже собирались уезжать, староста отогнал детей и, придержав Уиларову лошадь, негромко сказал:
– Тут… это… – оглянулся. – Соседка наша ночью померла.
У Эльги сжалось сердце. «Это я её убила», – поняла девушка, вспомнив все, что было ночью.
– Кто она? – спросил Уилар. – Чем занималась?
– Вдова Натхель. А чем занималась… – Староста сплюнул. – С солдатами из баронского замка спала, потаскуха. Околела – ну и слава Джордайсу. В смысле упокой Пресветлый её грешную душу…
– Как же вы её терпели? – безразличным голосом осведомился чернокнижник, натягивая дорожные перчатки.
– Хотели выгнать, да вот… как-то… – Староста безнадёжно махнул рукой. – Жалели все её, стерву. Куда ж она с детьми-то пойдёт?.. Вот и дожалелись! Вон как она нам за добро отплатила – сына моего со света чуть не сжила, чертовка! Уж не знаю, как и благодарить вас, господин Бергон…
– И много вы ей добра сделали? – хмыкнул Уилар. Старосту вопрос удивил.
– Да уж терпели её из последних сил, – сказал он, ещё раз сплюнув. – А уж пора было выгнать, пора!.. Но к ней… это… и мужики тайком от баб бегали, так что…
– Понятно. Тайком бегали, а прилюдно никто и здороваться не хотел?
– Какой там здороваться! – Верцан замахал руками. – С ней и не разговаривал никто. Бабы плевались, и дёгтем ворота мазали, и поколотили её как-то раз крепко – да все без толку…
– Ну теперь все в порядке. Зло наказано, Свет торжествует. Всего доброго.
– Прощайте, господин Бергон. Удачи вам.
Уилар кивнул и, улыбаясь, выехал за ворота.
– У неё были дети… – тихо сказала Эльга, когда деревня осталась позади. – Если бы я только знала!..
– То ничего бы не стала делать? Так?.. Похоже, Явару серьёзно повезло. – Уилар ухмыльнулся и передразнил Эльгу: – Ах, если бы она только знала!..
– Не смейтесь… Неужели нельзя было отвести порчу так, чтобы никому не повредить?
– Можно. А через неделю после нашего отъезда вдова сглазила бы ещё кого-нибудь. Как тебе такая перспектива?
– Может быть, и не сглазила бы! – воскликнула Эльга.
– Перестань. Ты слышала, как с ней обращались? Её презирала вся деревня. Мужчины плевались, женщины изредка поколачивали, а детишки – ручаюсь – время от времени кидались камнями. Представляешь себе жизнь бок о бок с такими «добрыми соседями»? Удивляюсь, как она половину деревни со свету не сжила… Впрочем, – Уилар усмехнулся, – это как раз можно понять. Вряд ли она была причастна к Искусству. Скорее всего, ей и Явара сглазить удалось по чистой случайности. Чем-то всерьёз достал её этот мальчишка.
– Зачем вы вообще вмешались?! – На глаза Эльги навернулись злые слезы. – И меня втянули!..
– Значит, ты предпочла, чтобы скончался мальчик? – На губах Уилара продолжала играть дьявольская усмешка.
– Не знаю!.. Но я ни за что не поверю, что вам было до него какое-то дело!.. Вам… Вам на всех наплевать!
– Правильно. – Усмешка пропала. – Мне нет дела ни до вдовы, ни до Явара, ни до всей этой вшивой деревни.
– Тогда зачем?..
Уилар долго молчал, а потом негромко сказал:
– Нет ничего тягостнее, чем беспричинное добро, оказанное человеком, с которым тебя ничего не связывает. Староста пустил нас в свой дом, но отказался принимать деньги. Его не побуждал к этому ни страх, ни желание получить какую-либо выгоду. Я должен был сделать что-то в ответ, иначе за мной остался бы долг. А я не люблю быть в долгу.
– Я думала, вы не верите в справедливость…
– Я не верю в справедливость в мировом масштабе, в справедливость, так сказать, с большой буквы. Но если кто-то вторгнется в мою жизнь и навредит мне, я почту себя обязанным отомстить. Так же, если кто-то сделает по отношению ко мне что-нибудь доброе, я буду обязан отплатить ему, нравится мне это или нет. Нельзя постоянно брать что-то из мира и ничего не отдавать взамен. Поступать так – значит ослаблять свой тэнгам, лишать себя удачи и силы. Необходимо соблюдать равновесие.
– Но вы убиваете людей даже не задумываясь…
– По отношению к тем людям, с которыми нас не связывают никакие узы, мы вольны поступать так, как считаем необходимым. Своими поступками мы связываем их с собой. Так же и посторонние, действуя по отношению к нам, связывают нас определёнными узами.
– Вчера вас связал Верцан?..
– Да.
– И если бы вы не отблагодарили его, то лишились бы тэнгама?
– Ничтожно малой его доли. Но допустить небрежность в мелочах – значит обречь себя на поражение при встрече с чем-то действительно важным.
Несколько минут они ехали молча.
– Вы должны были предупредить меня, – сказала Эльга в спину чернокнижнику. – Если вы хотели сохранить силу до полнолуния и колдовать приходилось мне – значит мне и решать было, посылать порчу обратно к вдове или нет!
– Должен был? – переспросил Уилар, оглянувшись через плечо.
Эльга быстро кивнула, пряча взгляд.
Но Уилара, похоже, только позабавил этот комариный бунт.
– Ты слишком высокого мнения о себе, замухрышка, если считаешь, что я тебе что-то «должен», – хмыкнув, сказал он. – К тому же в данном случае я за тебя ничего не решал. Ты сама захотела направить порчу обратно. Забыла?
– Чт-то?!. – Эльга даже поперхнулась от такой наглой лжи. – «Ты должна сказать… Если пришло из сердца, пусть вернётся в сердце… Из глаза – пусть вернётся в глаз!.. Из уст – в уста!..» Разве это не ваши слова?!
– Нет. – Уилар покачал головой. – Я удивился, когда ты произнесла формулу совершенно правильно, без единой ошибки.
– Но ведь это вы мне её сказали!!
– Я ничего не говорил. Я молчал, начиная от того момента, когда посоветовал сосредоточиться на желании помочь мальчику… Следующее, что я сделал сразу после того, как ты закончила процедуру – это укрыл Явара одеялом и предположил, что к завтрашнему утру он будет уже здоров… А между этими двумя событиями я сидел на сундуке и молча наблюдал за тем, что ты делаешь.
– Не может быть!..
– И тем не менее это так.
– Но я же слышала ваш голос!
– Когда ты полезла в подвал к паукам ты, кажется, тоже что-то слышала.
Эльга так растерялась, что даже выпустила из рук поводья. Её лошадь, почувствовав свободу, через несколько шагов замедлила ход и остановилась. Придержал свою лошадь и Уилар.
– Что это?.. – с трудом подавляя дрожь, спросила Эльга.
– Я уже говорил. Скорее всего – твой Советник.
– Что это… т-такое?.
Уилар пожал плечами.
– Сложно сказать. В некотором роде – часть нас самих. Но не только. С тем же успехом можно утверждать, что это нечто постороннее по отношению к нам.
– Это… бес?.. – прошептала Эльга. – Брат Бенедикт говорил, что… что к каждому человеку приставлен бес, чтобы искушать его, и ангел, чтобы помогать…
– А больше им, по-твоему, нечем заняться?.. Ах да, как я мог забыть! Человек – это же пуп вселенной! Мириады чертей и ангелов следят за каждым его шагом, с волнением прислушиваются ко всякому непроизвольному рыганию его ленивой душонки и заплывшего жирком разума!..
– Вы смеётесь…
– Трудно не смеяться над чушью, которой забиты твои мозги.
– Но ведь я сама, своими глазами, видела демонов Азагалхада! Они ведь хотели нас съесть, вы сами об этом говорили!.. По-вашему, мне это тоже померещилось?
– Если ты в зимнем лесу повстречаешься с волком, то неужели смерть одной, никому не нужной тщедушной девчонки мы станем раздувать до масштабов мировой трагедии?.. Между прочим, имея при себе оружие или научившись ставить капканы, ты с таким же успехом можешь решить ваш с волком конфликт в свою пользу. Кто тогда будет воплощением мирового зла ты или волк?
– Но демоны… это другое…
– Совершенно верно. Они куда опаснее. И охотиться на них гораздо сложнее.
– И Советник – это один из таких демонов?
– Нет. Советники бывают самые разные. Некоторые из них совершенно нейтральны, другие – доброжелательны, третьи концентрацией своей злобы превосходят даже демонов Азагалхада. Но это всего лишь отражение неких тайных черт самого человека, а также обстоятельств, при которых возник симбиоз колдуна и Советника. У тебя довольно редкий случай – ты услышала его голос без каких-либо особых усилий со своей стороны.
– А у вас есть Советник?
– Нет.
– Почему?
– Я от него избавился.
– Зачем?..
– Потому что он начал мне мешать. Вначале, не спорю, он был полезен, но чем дальше, тем меньше от него было толку. Кроме того, чем больше я узнавал его, тем меньше доверял. Видишь ли, всем Советникам – вне зависимости от их характера – свойственно коварство. На определённом этапе многие из них начинают вмешиваться в жизнь мага, использовать его в каких-то своих целях или даже пытаться осчастливить его – так, как они сами это понимают. Все это очень утомляет, заставляет постоянно быть настороже, сомневаться в каждой рекомендации, которую слышишь от них.
– И как вы от него избавились?
– С максимальной пользой, конечно. Затеял охоту, поймал, зажарил и съел.
– Это шутка?..
– Святая правда. Охоту мне пришлось вести в одном очень тёмном и недружелюбном месте, по сравнению с которым даже Азагалхад – безопасная, знакомая территория. Если бы не помощь моего учителя, скорее всего, я бы остался там навсегда.
– А кто вас учил?
– Климединг.
– Тот самый, который…
– Да. Кстати, возвращаясь к вопросу о волках и овцах, замечу: когда-то Климединг был человеком.
– Был человеком? А стал?.. Демоном?..
– Да.
– Но почему?!
Уилар пожал плечами.
– А почему бы и нет? Таков путь, который он выбрал.
Глава 9
Ах, вот и кто меня сможет обогреть?
Ах, вот и кто приготовит ложе?
Где те двери, что открыты для меня?
Но ждёт меня за ними кто же?
Вечен ли ветра пронзительный вой?
Бесконечен неба стремительный бег.
Мрачен лес в ожиданье дождя
Холодным ноябрём.
Дон выходит к чёрным кругам,
Ворон кружит над её головой,
Иссиня-чёрные перья обоих
Иссечены дождём.
Где твои белые птицы, Энгус?
Где твои юные жрицы, Фрейя?
Кто ещё выйдет на Чёрный Самайн
Холодным ноябрём?
Сиды открыты, но сиды ушли,
Мрачен лес в ожиданье дождя,
Воин – не воин и ворон его
Думают об одном…
Ах, вот и кто меня сможет обогреть?
Ах, вот и кто приготовит ложе?
Где те двери, что открыты для меня?
Но ждёт меня за ними кто же?
«Башня Rowan»
Холодный ноябрьский ветер забирался под складки плаща, не давая согреться. Эльга, измотанная дорогой, с тупым оцепенением смотрела на каменные стены воздвигнутого на холме монастыря. Поднимавшаяся к монастырю дорога постоянно петляла. Урожай на полях был убран и, оглянувшись назад, на расстоянии полутора миль можно было увидеть посёлок, притихший в ожидании ночи.
Солнце уже утонуло за горизонтом, когда они постучались в монастырские ворота. В посёлке они узнали, что хотя аббатство и пустует, оно не заброшено полностью. Четверо работников по-прежнему присматривали за садами и хозяйством монастыря. Половина из них была нанята ещё покойным настоятелем в деревне, ещё двое – куплены на невольничьем рынке, но ни первые, ни вторые не собирались оставаться в монастыре этой ночью. Кроме того, было ещё трое монахов, не собиравшихся, судя по всему, покидать стены своей обители в это полнолуние. До них-то и пытались достучаться путешественники.
Прошла минута… две… десять… Ответа не было.
Уилар, вздохнув, принялся осматривать стены, выбирая место, где можно было бы перелезть. Однако не успел он приступить к сему занятию, как калитка наконец отворилась.
Выглянувший из ворот рослый человек сразу не понравился Эльге. У него был мрачный недобрый взгляд, скуластое лицо со следами оспин и застарелый шрам наискосок от бровей до подбородка.
– Что вам нужно? – хрипло спросил он.
– Пустите переночевать. – Уилар попытался обойти монаха, но тот резко загородил ему дорогу.
– Ночуйте в деревне.
– До деревни две мили, а уже темнеет, – возразил Уилар. – Боюсь, как бы лошади ноги не переломали.
– До ночи успеете, если поторопитесь.
– Пустите. – По губам Уилара пробежала лёгкая усмешка. – Не откажите в приюте двум усталым путникам.
– Проваливайте. Вам здесь нечего делать.
Монах шагнул назад и хотел было закрыть калитку, но не успел. Эльга не видела, как Уилар ударил, видела лишь, как согнулся вдвое, судорожно хватая воздух полуоткрытым ртом, человек в чёрной рясе.
Уилар оттолкнул его и вошёл внутрь; через несколько секунд послышался шум отодвигаемого засова и скрип давно не смазывавшихся петель. Когда лошади оказались за воротами и Уилар, выполняя роль привратника, стал класть засов на место, монах уже пришёл в себя настолько, что смог выпрямиться и прохрипеть:
– Убирайтесь прочь!
Уилар не ответил, но когда монах, продышавшись, подхватил с земли вилы и довольно лихо крутанул ими в воздухе, чернокнижник насмешливо посмотрел на него, не делая попыток ни напасть, ни защититься. Неизвестно, что прочёл монах в его взгляде, но вилы он опустил и процедил сквозь зубы:
– Клянусь, если бы я только не был слугой Господа!..
– Если бы ты им не был, вряд ли бы мы встретили тебя в этом месте, – резонно заметил Уилар, рассёдлывая лошадей.
– Если бы не мои обеты!!! – Сжимая вилы в руках, монах тоскливо посмотрел на небо. – Таких, как ты, в прежние дни я резал на ремни по трое зараз!..
– Не переживай, никто не собирается грабить твой монастырь. Переночуем и завтра утром уедем.
Когда Уилар направился к большому каменному дому, примыкающему к церкви, Эльга схватила свою сумку и поспешила за ним – ей ни на минуту не хотелось оставаться рядом с мрачным монахом, который, очевидно, в своей прошлой жизни был наёмником или солдатом какого-нибудь барона… в лучшем случае.
– Предупреждаю в последний раз – убирайтесь, – прохрипел монах им в спину. – Говорю для вашей же пользы.
Уилар показал пальцем на большие окна на первом этаже.
– Что это? Трапезная?.. Надеюсь, у вас найдётся что-нибудь, чем можно промочить горло?
– Вы ничего не получите!
– Значит, возьмём сами.
Вина в трапезной не нашлось, зато оно обнаружилось в погребе – в изрядных количествах. Уилар нацедил полный кувшин из бочонка, наполнил кубышку солёными овощами, жестом велел Эльге прихватить связку колбас и двинулся наверх.
Монах сидел за столом, мрачно уставившись перед собой. При появлении на столе выуженной из погреба снеди он презрительно скривился:
– Да вы, я вижу, обыкновенное ворьё… Но, как сказано в Книге Жизни, всё, взятое неправедно, обернётся во вред берущему.
Эльга села за стол молча, не смея поднять на монаха глаз. «А ведь он прав, – подумала она. – Так нельзя».
– Ошибаетесь, – сказал Уилар, наливая себе вина. – Воры действуют тайно, скрываются, боятся. А мы, как видите, не таимся.
– Невелика разница!..
– Такая же, как между грабителем на большой дороге и бароном, стригущим деньги со всех проезжих. Разница невелика, вы правы. Но она есть.
Монах поднял глаза.
– Не боитесь, что я позову людей?
– Зовите. – Уилар пожал плечами, разжёвывая кусок колбасы. Поскольку монах не двинулся с места, он полюбопытствовал: – Вы бы представились, что ли?.. У вас такое лицо, любезный, что если бы не эта ряса, вас самого за бандита можно было бы принять.
– Я Эвард, брат-привратник, – ответил монах. – А что до этого, – он коснулся шрама на лице, – то прежде, чем уверовать, вёл я жизнь неправедную и пагубную. Но милостив Пресветлый, не допустил моей душе погибнуть!.. Может быть, не допустит и вашей погибели, если покаявшись, оставите стезю греха…
– Знаменательно, – сказал Уилар. – Что в монастыре, основанном господином Эвардом Сольготом, по сути – обыкновенным грабителем и убийцей, по прошествии ста лет последним монахом остаётся человек по имени Эвард, который в недалёком прошлом, по собственному же признанию, также был работником ножа и топора.
Монах напрягся и процедил:
– Ах ты…
– Любопытное совпадение, не правда ли? – Уилар раскусил солёный помидор.
– Я изменился, – с тихой угрозой произнёс Эвард-привратник. – Да, я был обыкновенным разбойником, когда десять лет назад попросил убежища в монастыре. Настоятель Тельбарт не отказал мне и не выдал лесной страже, хотя те очень желали получить мою голову. И в то время, пока я был вынужден оставаться в монастыре, Тельбарт и другие монахи разговаривали со мной… И когда лесная стража ушла, и я мог уйти, я остался. Через два года я был пострижен. Я забыл свою прошлую жизнь, как забыл своё прошлое имя, получив новое – имя святого покровителя нашего монастыря… И не тебе, проходимец, оскорблять память святого! Хотя я и оставил своё прежнее занятие, при виде людей, подобных тебе, я порой жалею, что в моих руках пастырский посох, а не топор!
– Святого? – переспросил Уилар, приподняв бровь. – А что такого выдающегося совершил ваш святой?
– Он распространил истинную веру в этих Богом забытых краях!
– Верно, – кивнул Уилар. – Огнём и мечом.
– Ничего лучшего эти язычники, не раз, не два и не три отвергавшие джорданитскую церковь, и не заслуживали! Они творили богопротивные обряды, служили демонам, занимались порчей и колдовством! Даже и теперь, по прошествии стольких лет многие из них втайне оставляют узелки на деревьях, другие ставят за порог дома блюдце с молоком, а третьи, собираясь в лес, рисуют на земле святой символ и растирают его ногами, силясь добиться покровительства у демонов, до сих пор ещё обитающих в чащах, у леших и русалок!
– Я нисколько не собираюсь как-либо оправдывать этих невежественных крестьян в ваших глазах и дискутировать на тему, являются ли лешие, русалки и домовые демонами или не являются, – сказал Уилар, зевнув. – Однако – пока у нас ещё есть время – позволю себе сделать небольшой исторический экскурс… чтобы те, – тут он посмотрел на Эльгу, – кто не слишком хорошо себе представляют, чем же на самом деле занимался святой Эвард и каким образом он стал святым, вынесли из этой беседы хоть что-нибудь полезное… Так вот, Эвард был одним из тех многочисленных баронов, которые во время оно на сих землях вели между собой бесконечные войны. Впрочем, «баронами» как минимум половину из них назвать можно с большой натяжкой, поскольку это были обычные предводители вооружённых банд, захватывавшие деревни и грабившие всех проезжих. Если банда могла продержаться в захваченной деревне больше месяца, её предводитель обычно объявлял себя «бароном» и продолжал вести бесконечную войну с другими «баронами», а также с иными босоногими кандидатами на этот громкий титул. Эвард Сольгот был как раз одним из таких «самовыдвиженцев». Только, в отличие от остальных, он был немного умнее. Он быстро смекнул, какие преимущества ему может дать союз с церковью. И в самом деле договориться не стоило большого труда. Во-первых, он получил высочайшую санкцию и благословение, во-вторых, из Сарейза сюда потекли деньги. На эти деньги он сформировал довольно приличную армию и, не гнушаясь ни подкупом, ни поголовным истреблением всех, кого не удавалось подкупить, быстро подчинил себе все окрестные земли. Браво! – Уилар похлопал в ладоши. – Герцог Ларвотский принял его присягу, сделал своим вассалом и даже одарил графским титулом. И тогда пришло время расплачиваться по старым долгам. И с таким же рвением, с каким он прежде истреблял прочих «баронов», святой Эвард принялся насаждать истинную веру. И надо сказать, насадил. Не желающие переходить в джорданитскую церковь попросту истреблялись. Либо – в лучшем случае – их дома сжигались, а их самих прогоняли прочь за пределы графства. Ведь в самом деле, – Уилар, будто в порыве благочестия, возвёл глаза к потолку, – не могут же истинные единобожники жить рядом с какими-то презренными многобожниками! Немыслимо!.. Но изгоняли, повторяю, их в самом лучшем случае. Как правило, их просто убивали. Из Сарейза сюда присылали монахов, которые разливались соловьями перед толпами людей, палками загоняемых на службу. В конце концов Эвард решил сделать церкви великолепный подарок. Было основано то самое аббатство, в котором мы в данный момент находимся. До конца строительства Эвард, правда, не дожил, графскую корону после братоубийственной резни принял один из его многочисленных сыновей… нынешний хозяин Кэтектона, граф Аркрим Сольгот – его прямой потомок. А в святом городе Сарейзе прелаты, посовещавшись, решили канонизировать покойного – за выдающиеся заслуги в деле распространения религии Пресветлого. Аббатство, достроенное как раз к этому моменту, было решено назвать его именем. Что и говорить, неплохая карьера для бандита… не так ли, брат Эвард?
Брат Эвард, с бешенством смотревший на чернокнижника во время его речи, ничего не ответил.
– Между прочим, – поинтересовался Уилар, – а где ещё двое братьев? В деревне нам сказали, что здесь осталось трое монахов. Где они?
– Какое вам дело?!
– Любопытно.
– Я больше не собираюсь с вами разго… Постойте! Вы сказали «в деревне»?! Значит, вы расспрашивали о монастыре?.. И, несмотря на услышанное, вы сюда приехали?! Вы знаете, что здесь происходит?!..
– Вы не ответили на мой вопрос, – напомнил Уилар.
– Какой ещё вопрос?
– Где двое других братьев? Почему мы их здесь не видим?..
– Не ваше дело. – Эвард медленно поднялся из-за стола. – Кто вы такие? Для чего вы сюда приехали?! Отвечайте!
– Предлагаю сделку, – сказал Уилар.
– Какую ещё сделку?! – процедил Эвард.
– Самую обыкновенную. Расскажите, что случилось с двумя вашими товарищами, а я, в качестве ответной любезности, объясню вам, что за чертовщина творится тут вот уже на протяжении столетия.
– Хорошо. – Эвард шумно выдохнул, стараясь обуздать свой гнев. – Мне нечего скрывать. Я последний, вот и все. Брат Бальвет сбежал неделю назад. Что до брата Ягульфа, то он… Он… Шесть лет назад он видел дьявола и приказал запереть себя в подземной келье, с тем чтобы он мог целиком посвятить себя молитве и усмирению плоти. С тех пор он так и живёт там. Хотя он и бормочет по большей части что-то совершенно невразумительное, его духовный подвиг воистину велик. Вот уже шесть лет он не моется, не стрижёт волосы и ногти, обходится только водой и самой простой пищей. Временами бесы в бессильной злобе – ведь они давно утратили власть над его душой – овладевают его телом и заставляют лёгкие, горло и рот брата Ягульфа изрыгать страшнейшие богохульства, делая это, несомненно, для того чтобы смутить пребывающую в постоянной молитве праведную душу. Хотя я каждый день ношу ему еду, порой мне, в силу моей духовной немощи, бывает невыносим один его вид… И тогда я изумляюсь силе брата Ягульфа, терпящего все это вот уже не один год, и склоняюсь перед ним. Его душе ничего уже не угрожает… но и помощи от брата Ягульфа за пределами кельи нет никакой… – Эвард помолчал и добавил: – Хотя моя вера и слаба, я не уйду. Каждый год адский дух, которому поклонялись нечестивцы, истреблённые святым Эвардом, убивает кого-нибудь из монахов, но испугаться дьявола и бежать, как брат Бальверт, – значит предать веру… Да простит Господь этому трусу его маловерие… Вы довольны? – Он посмотрел на Уилара. – Теперь я хочу узнать, кто вы такие и зачем вы сюда приехали.
– Меня зовут Уилар Бергон, – представился чернокнижник. – Но прежде чем перейти к причинам моего визита, я расскажу, что тут происходило после основания монастыря. Как я уже говорил, святой Эвард очень ревностно насаждал истинную веру. Вы, например, упомянули, что местные жители до сих пор оставляют узелки на деревьях. Но этот обычай в нынешнее время полностью потерял какой-либо смысл. Прежде – до начала деятельности святого Эварда – в лесу рос огромный дуб, который почитали священным. Именно на его ветвях и следовало оставлять узелки. Но Эвард спилил дуб и сжёг, и местные, за неимением подлинной святыни, начали развешивать узелки где попало. Сомневаюсь, что кто-нибудь из них сейчас помнит подлинный смысл этого обычая. В скобках замечу, что если кто-нибудь вздумает подпалить церковь, весь джорданитский клир поднимет дружный вопль «богохульство!» – в то время как уничтожение чужой святыни считается делом вполне приемлемым и обычным…
– Опять эта собачья брехня! – Брат-привратник в гневе хлопнул ладонью по столу. – Я уже не сомневаюсь в том, что сижу за одним столом с проклятым язычником! Но если вы полагаете, что меня растрогает уничтожение какого-то там дерева…
– Нисколько не предполагаю.
– Тогда зачем вы об этом говорите?
– Вы ведь хотели знать, что тут происходит?
– Да, но какое отношение все это имеет к…
– Я как раз к этому перехожу. У гнусных язычников, которые здесь обитали, – Уилар сделал короткую паузу, – помимо прочих святынь, весьма почиталась та группа холмов, на одном из которых ныне стоит монастырь. Очевидно, возведение аббатства именно в этом месте должно было означать – по мысли святого Эварда или кого-нибудь из тех клириков, которые подкинули ему эту замечательную идею – окончательную победу истинной веры над нечестивыми суевериями невежественных дикарей. Если и были какие-то предупреждения, ни святой Эвард, ни его сподвижники не придали им решительно никакого значения. А между тем следовало бы прислушаться. Следовало бы задуматься над рассказами о том, что некоторые из этих холмов – пустые внутри. Следовало бы обратить внимание на то, что хотя местные жители и почитают это место, сами они предпочитают не приближаться к холмам и уж тем более никому из них не приходит мысль построить здесь дом или даже провести ночь на вершине. Если бы Эвард прислушался к местным басням, он, может быть, узнал бы, что хотя по представлениям его невежественных крестьян внутри холмов таятся несметные сокровища, никого из них даже под страхом смерти нельзя заставить начать здесь какие-то раскопки.