Страница:
Стук в дверь разбудил её, развеяв кошмар. Несколько секунд она лежала неподвижно – её мозг, так и не сумевший отдохнуть за прошедший час, безуспешно пытался начать работать. Стук повторился. Полагая, что это Уилар, Эльга встала и открыла дверь. Открыла – и отшатнулась: на пороге, широко улыбаясь, стоял Канье Шабрез.
– Я могу войти? – поинтересовался он, галантно поклонившись.
Эльга сглотнула. Кошмар продолжался и после пробуждения. Её мозг наконец проснулся и заработал с бешеной скоростью.
– Н-нет!.. – выдавила она, мигом припомнив все полузабытые детские сказки. «Где посох?!» Скосила глаза. Скайлагга лежала там, где она её оставила – на табуретке у кровати.
Канье улыбнулся ещё больше. Похоже, поведение Эльги его попросту забавляло.
– Пока Отец разговаривал с вашим другом, мы приготовили ужин. Позвольте мне проводить вас. – Он предложил руку.
– Я не знаю… – Эльга растерялась. – Уилар…
– Они с Отцом уже там.
– Минутку. – ей наконец удалось взять себя в руки. – Мне нужно привести себя в порядок.
Не дожидаясь ответа, она закрыла дверь перед носом Канье, как можно тише и быстрее задвинула засов и села на кровать. «Скайлагга» – произнесла она мысленно, положив руку на посох. Скайлагга была живым существом – во всяком случае не менее живым, чем любой из Шабрезов, которые хотя и дышали смертным холодом, тем не менее ходили, разговаривали и улыбались. Скайлагга была живой, хотя и несколько в другом роде: Эльге она казалась сгустком черноты, знающим только одно чувство: ненависть. Изливавшееся из посоха зло, как ни странно, подействовало на Эльгу отрезвляюще.
«Надо идти, – подумала она. – Ну не съедят же они меня, в самом деле…»
– …Вяленое мясо? Вырезка? Холодец?
– Лучше всего обычное жаркое, – ответил Уилар, мягко глядя в глаза красавицы. – Какой холодец в такую погоду?
Найзе ответ чем-то не понравился, и она слегка наморщила носик. Впрочем, она тут же переключилась на гостью.
– А вы?
– Мне то же самое, – быстро сказала Эльга – и одновременно Уилар произнёс:
– Она ничего не будет. – Вышла неловкая заминка, и Уилар попытался обратить все в шутку: – Знаете ли, моя дочь такая набожная – соблюдает зимний церковный пост.
Найза заулыбалась, переводя взгляд от «отца» к «дочери». Эльга разозлилась. Какого черта Уилар издевается над ней, да ещё и в таком месте?! Ему прекрасно известно, что никакого поста она не соблюдает – по его же собственной милости.
– Вообще-то я бы не отказалась от кусочка чего-нибудь горячего, – вполголоса заметила она, усаживаясь за стол.
– Вообще-то на твоём месте я бы сначала поинтересовался, чьё мясо сегодня подают, – так же тихо ответил Уилар.
Эльга присмотрелась к выставленным на скатерти блюдам.
– А чьё?.. апт… – Она издала какой-то непонятный звук, подавившись собственным вопросом. Шабрезы вежливо улыбались, а на столе, между кувшином, большой тарелкой с холодцом и бутылкой красного вина (вина ли???), на фарфоровом блюдце лежала отрезанная человеческая кисть, обильно посыпанная солью. Раньше их там лежали две, но одна из них перекочевала в тарелку Гиллиома, и он сосредоточенно кромсал её ножом.
– Как прошла охота, возлюбленные мои Дети? – С отеческой заботой поинтересовался граф Шабрез.
– Мы торопились, Отец, – ответил Канье. – Наверное, нам следует прогуляться по лесу ещё и завтра – найти что-нибудь к празднику Длинной Ночи.
– Хмм, – сказал граф. – Я слышал голоса двоих…
– Так и есть, – сказала Найза. – Но самку по большей части мы уже приготовили. – Она показала глазами на стол. – Все-таки у нас гости, – и мило улыбнулась Уилару.
– А кто второй? – спросил граф.
– Какой-то старик, – развёл руками Канье. – Но, согласитесь, Отец, подавать такое на праздник…
Молодая часть семейства дружно согласилась с ним: подавать на праздник, который бывает раз в году, какого-то старикашку! Немыслимо!
«Меня сейчас стошнит», – подумала Эльга.
– Любезные мои Дети! – ласково сказал граф Йонган. – Сколько уже раз я предупреждал вас, чтобы вы не охотились каждый день… Да, я прекрасно помню, какой завтра день! – повысил он голос, чтобы перекрыть возмущённые возгласы молодёжи. – Точнее какая ночь. Самая лучшая, самая прекрасная, самая длинная ночь в году. Однако вспомните и вы всё то, о чем я предупреждал вас неоднократно! Столь безудержно увлекаясь охотой, вы ставите под угрозу экологический баланс нашего маленького края!
– Отец, – тряхнув кудряшками, прервала тягостное молчание Найза. – Который уже год вы пугаете нас этими же самыми словами. Объясните наконец, что означает выражение, которое вы так любите употреблять, – «экологический баланс»! – потребовала она.
– Сию минуту объясню, моя сахарная, – медовым голосом сказал граф. – Экологический баланс – это когда все хорошо и спокойно, когда наши хомячки тихо сидят в своих домиках, целый день размножаются и знай нагуливают себе жирок. А нарушается он тогда, сладкая моя, когда наши хомячки беспокоятся и разбегаются или жалуются шээлитам, которые сейчас как раз сидят тут, неподалёку. – Сладость пропала, и каждое новое слово Йонгана звучало все резче: – А шээлиты приходят и вставляют в твою упругую белую попку здоровенный осиновый кол. Вот что такое нарушенный экологический баланс, моя рыбонька. – Он с отвращением оглядел четырех Детей. – Разговор окончен. Того, что вы принесли, нам хватит на неделю. Понятно?
– Конечно, Отец, – сквозь зубы произнёс Канье, опустив глаза. – Конечно, Отец, все будет так, как вы скажете.
Ужин начался в молчании. Эльга мысленно молилась, чтобы хозяева замка не принялись вцепляться друг другу в глотки прямо здесь и сейчас. Точнее – она хотела помолиться, но произнеся «Господи!..», осеклась и испуганно оглянулась – молитва Владыке Света, пусть даже и мысленная, за одним столом с такой компанией была не самой лучшей идеей. Тем не менее драки не случилось – старый Шабрез держал семью в ежовых рукавицах, и всерьёз перечить ему никто не смел. Обстановка потихоньку разряжалась. Музыканты, как заведённые, играли одну мелодию за другой, без перерыва. Йонган Шабрез вёл непринуждённую беседу с Уиларом, которому вообще уделял гораздо больше внимания, чем собственным Детям, всем четверым вместе взятым.
– Налить тебе вина? – во время одной из пауз в разговоре предложил Эльге Уилар.
– А это вино? – спросила она, с подозрением рассматривая бутыль с какой-то темно-красной жидкостью.
Уилар кивнул и разлил жидкость по кубкам. Кровь, впрочем, на столе тоже присутствовала – но не в бутылках, а в кувшинах. Кровь была ещё совсем свежей, когда Эльга садилась за стол, она заметила, что над кувшинами поднимается пар.
В это время принесли заказанное Уиларом жаркое.
Эльгу едва не вырвало, когда он взял в руки нож и вилку и, рассуждая на какую-то отвлечённую тему, принялся за еду. Когда тема иссякла, Уилар рассказал, при каких обстоятельствах впервые попробовал человеческое мясо.
– …Я употребляю его очень редко, – сказал чернокнижник. – И уж никогда – до сегодняшнего дня – не рассматривал его просто как пищу. Обычно каннибализм, как и любое другое противоестественное действие, используется в разного рода магических процедурах для того, чтобы разрушить те самые пределы «естественного», которые определяют то, что мы есть, нашу природу…
– А, – кивнул граф, – так вы были на востоке?
– Да, именно там я и попробовал его впервые, – кивнул Уилар. – Это было лет двадцать назад, когда мы путешествовали вместе с Сезатом Сеот-ко…
– Кто это?
– Мастер Проклятий.
– О! – Граф покачал головой. – Они ещё остались? Поразительно. Даже семьсот лет тому назад не так-то просто было найти кого-нибудь из их маленького Ордена. Сейчас же, мне казалось…
– Сезат был одним из последних. – Уилар вздохнул. – К сожалению, его тоже убили на Лайфеклике…
– Возмутительно! Такого редкого специалиста…
– Полностью с вами согласен, – сказал Уилар. – Вдобавок он был моим другом, так что его смерть мне неприятна вдвойне… Правда, в то время, когда мы с ним путешествовали по удивительному Востоку, он был ещё только подмастерьем. Так вот, в качестве обмена опытом он научил меня прелюбопытнейшей процедуре, давно практикуемой в их Ордене. Вяленое человеческое мясо использовалось ими для того, чтобы погружаться в мир мёртвых…
Дальше Уилар перешёл к технической стороне обряда, и Эльга перестала его слушать. Ей ещё никогда не было так мерзко. Эта непринуждённая беседа, этот омерзительный обед были в сто крат хуже даже того, что они сделали в Эвардовом аббатстве или в Альфхейме, когда Уилар осквернил источник, а голоса прокляли их обоих. Вместе с тем она не воспринимала про исходящее так, как восприняла бы ещё месяц назад. За время путешествия в ней появился какой-то внутренний стержень. Она научилась защищать себя, возводить стены между средоточием своей души и окружающим миром. Она по-прежнему считала зло злом, а мерзость – мерзостью, но теперь она обнаружила, что умеет отстраняться от собственных чувств. Одну её часть мутило от того, что она видела и слышала, другая же часть холодно и бесстрастно следила за происходящим. В общем-то, было неплохо контролировать свои эмоции, быть всегда (или хотя бы иногда) такой же уверенной в своих действиях, как Уилар Бергон, но Эльгу беспокоило то, с какой стремительностью развивается в ней это холодное, безжалостное «я». Что, если оно будет развиваться и дальше? Не исчезнет ли в какой-то момент прежняя Эльга – способная любить, верить и сострадать?
Она вдруг поняла, что у неё что-то спрашивают. Подняла голову. Кресла справа от неё были пусты Уилар и Найза уже кружились в вальсе. Канье наклонялся к ней, широко улыбаясь, Джерхальт тоже был на ногах, но держался немного поодаль и вёл себя более степенно.
– Что вы сказали? – переспросила Эльга.
– Вы танцуете? – с бархатной хрипотцой в голосе осведомился Канье, наклоняясь ещё ниже.
Одна часть Эльги запаниковала, но другая часть та самая, расчётливая и холодная – изобразила на лице улыбку и, руководствуясь давно назревшим желанием поставить нахального Шабреза на место, сообщила:
– Конечно, танцую. Но мне больше нравится ваш брат. – И, мило улыбаясь, подошла к Джерхальту. Спустя несколько секунд по залу кружились уже две пары. Джерхальт – наиболее симпатичный (точнее, наименее отвратительный) из графовых деток – что-то вполголоса говорил ей, она что-то отвечала, почти не задумываясь над ответами. Она увидела кое-что странное, но осознать, что именно увидела, сумела не сразу. И лишь когда во время танца их с Джерхальтом пара вновь повернулась так, что Эльга смогла увидеть Уилара и Найзу, она поняла, на чем споткнулся её взгляд. Мраморный пол отражал не хуже зеркала, но, взглянув на отражение, можно было увидеть, что Уилар танцует в обнимку с пустотой. Найзы не было. Эльга подняла глаза – Найза была, улыбающаяся и вполне осязаемая. «Боже мой…» – подумала Эльга. У неё все-таки хватило выдержки, чтобы не сбиться с такта, и ни разу, пока танец не подошёл к концу, не посмотреть вниз, чтобы выяснить, имеется ли отражение у её собственного партнёра.
– Как вы можете такое делать? Вас самого не тошнит?
– Ты о чём?
– Вы знаете, о чём!
– Хорошо. – Уилар кашлянул. – Предположим, что знаю. Ответь-ка тогда на вопрос: человек – это душа или тело?
– И то и другое вместе.
– Значит, если их разделить, человек исчезнет?
– Нет. Останется душа.
– Значит, душа – это и есть человек?
– Ну… да.
– Тогда скажи мне пожалуйста, – Уилар сладко зажмурился, – что же плохого в том, чтобы есть человеческое мясо? Тело, как учит наша святая церковь, которую я люблю всем сердцем, есть прах. Так чем же один прах хуже или лучше другого? Чем же человеческий прах так отличается от праха, скажем, говяжьего или куриного, который ты употребляешь в пищу с таким удовольствием?
– Я не хочу с вами спорить, – заявила Эльга.
– Да потому что тебе нечего возразить, – кивнул чернокнижник.
– Нет, есть. – Эльга со злостью посмотрела на Уилара.
– Я слушаю.
– Вы… вы сами знаете, что так нельзя! Просто нельзя – и все!
– Вот. – Уилар поднял палец. – Точно. Нельзя. Именно поэтому я это и делаю. Ты меня раскусила.
Эльга молчала, бессильно глядя на своего спутника.
– Заметь, – продолжал чернокнижник. – Я тебя предупредил, когда ты садилась за стол. Каждому своё, и давай закончим этот разговор. Я не мешаю тебе, когда ты молишься своему божку, и ты будь любезна не мешать мне, когда я делаю то, что считаю нужным.
– Не мешаете?! – задохнулась Эльга. – Да вы… да вы почти уничтожили мою веру! Вы топчете всё… всё… – У неё не хватало слов. – Все святое… и все просто человеческое… И вы ещё говорите, что «не мешаете мне»?!
– Ну… – Уилар пожал плечами. – Если получается, что прав я, а не ты, кто же в этом виноват? Если твою веру так легко растоптать, вера ли это вообще?.. – Он помолчал и добавил: – Впрочем, я всегда утверждал, что вся джорданитская религия – это одно большое суеверие.
– Зато то, во что вы верите, наверное, и есть сама святая истина, – огрызнулась Эльга.
– А ты ещё помнишь, во что я верю? – Уилар рассмеялся. – Мы об этом уже разговаривали в Азагалхаде. Я верю в себя. Попробуй-ка разрушить мою веру!
Эльга не нашла, что ответить. Через несколько шагов Уилар остановился и сказал:
– Кстати, хотел тебе кое-что показать. Пойдём… – И потянул девушку за собой.
Они спустились по какой-то старой лестнице, потом снова поднялись. Заброшенное крыло замка, где не было ни Шабрезов, ни даже их слуг. В одной из пыльных, пустующих комнат Уилар остановился. Противоположную от входа стену надвое разделяла полуколонна, в нижней четверти оформленная в виде скульптуры широкоголового, низенького человечка с огромным ртом, снабжённым впечатляющими зубами. Каменное украшение находилось в таком же запущенном состояние, как все крыло. Скульптуру покрывал слой грязи, камень крошился, многих деталей уже было не различить, но было ещё видно, что тот, кто создавал скульптуру, хотел придать карлику крайне воинственное и упрямое выражение – и это вполне ему удалось. Карлик производил двойственное впечатление – с одной стороны, неприступного, даже злого создания, с другой – Эльга почувствовала грусть, потому что карлик казался одиноким, нелюдимым стариком, для которого не нашлось места в современном мире. Он был похож на старого цепного пса – когда-то ценимого за свою злость, а теперь подслеповатого, больного и никому не нужного.
– Знаешь, кто это? – спросил Уилар. Эльга покачала головой.
– Это бес, – сказал чернокнижник.
Эльга отступила на полшага. Конечно, это была всего лишь скульптура, которая никак не могла ей повредить, но ощущения после слов Уилара у Эльги возникли самые пренеприятнейшие. Некоторые вещи, которые выходят из человеческих рук, становятся чем-то большим, чем просто вещами. Всю свою жизнь Эльга молилась перед статуэтками ангелов и святых. Она не была идолопоклонницей, она твёрдо усвоила, что это всего лишь образы, но она знала, что и образы могут нести в себе некоторую, пусть даже и отражённую, божественную силу. И если перед святыми изображениями она ощущала благоговение, то чувства, которые вызвало в ней изображение беса, были прямо противоположными. От жалости, испытанной ею в первые мгновения, не осталось и следа.
Она с опасением посмотрела на каменную скульптуру. Когда она перевела взгляд на Уилара, страх не исчез, а только усилился, хотя и стал несколько иного рода: она заранее опасалась того, что может сделать её спутник. В последнее время она забылась, даже начала ему доверять, а между тем делать этого совершенно не следовало. Теперь она всерьёз опасалась, как бы Уилар не начал поклоняться этому уродливому существу или не выкинул бы ещё чего-нибудь в этом роде. После сегодняшнего ужина от него всего можно было ожидать.
Уилар задумчиво смотрел на древнюю скульптуру.
– Таких уже давно не делают, – сказал он наконец. – Только в этом замке он и мог сохраниться.
– Они ему поклоняются? – прошептала Эльга. – Ну, Шабрезы?..
– Нет. – Уилар улыбнулся. – Бесам никогда не поклонялись. Поклоняться можно только тому, что ты считаешь выше себя.
– Зачем же тогда?..
– А зачем люди держат собак?
– Собаки помогают людям. И вообще они добрые. А бесы… – Эльга подозрительно посмотрела на чернокнижника. – Уж не станете ли вы убеждать меня в том, что они хорошие и добрые?
– Собаки не всегда добрые. Один раз я сам был свидетелем, как одичавшая голодная собачья стая набросилась на человека.
– Но такое бывает редко! Когда я жила в Греуле, у наших соседей была собака. Вы и представить себе не можете, какая она была добрая!
– Люди приручили собак отнюдь не за их доброту. Людям требовались их зубы и нюх. Им нужен был кто-то, кто охранял бы их дома, их стада от волков. И точно так же они приспособили бесов к тому, чтобы те охраняли их от разных злых духов. Они приносили своим домашним бесам жертвы, но никогда не поклонялись им как богам. Эти жертвы были чем-то вроде кормёжки, которой хозяин обеспечивает своего цепного пса в обмен на ту работу, которую пёс выполняет.
– Бесы – это и есть злые духи! – твёрдо заявила Эльга.
– Сейчас это и в самом деле стало так. – Уилар вздохнул. – Но когда-то слово «бес» не несло в себе того безусловно отрицательного значения, которое ты сегодня в него вкладываешь. Церковь собрала в кучу всех сверхъестественных существ и разделила их на две неравные категории. С одной категорией – с ангелами, являющимися, по сути, всего лишь вестниками божественной воли – общение допускается, а на всех остальных вешается ярлык «демоны» и указывается как на источник безусловного зла, в котором нет ничего доброго. А ведь этих духов было огромное множество и злых, и нейтральных, и даже добрых, а чаще всего злых, нейтральных или добрых в зависимости от той или иной ситуации. Церковь поставила знак равенства между такими словами, как «дьявол», «демон», «бес», «нечисть» – а ведь это по своей природе далеко не одно и то же. В конце концов словом «бес» стали называть как раз тех духов, от которых когда-то давно жившие в домах бесы и оберегали людей. Неудивительно, что теперь ты их боишься.
– Одни демоны оберегали людей… от других?.. А вам не кажется, что это похоже… ну как если бы какая-то банда собирает деньги с деревни под тем предлогом, что они будто бы «защищают» людей от других банд?
– Да, только если они не «будто бы», а на самом деле защищают (или хотя бы делают вид) и не берут слишком много, их называют «стражниками» и не видят в их существовании ничего плохого. – Уилар усмехнулся. Кивнул в сторону полуколонны. – Но такие существа, как это, защищали людей от злых духов куда лучше, чем нынешние стражники защищают крестьян от бандитов. Они и в самом деле во многом напоминали цепных псов. Собака очень похожа на волка, но все же между ними есть существенная разница.
– А как они защищали людей?..
– Собаку приручили не сразу. Так же было и с бесами. Очень немногие колдуны обладали достаточными знаниями, опытом и навыками, чтобы приручать и правильно использовать их. Когда находился такой мастер, бес присоединялся к нему и в момент той или иной процедуры объединялся с человеком, изменяя его сознание и увеличивая его тэнгам. В таком состоянии человек мог совершать странные, нелепые или пугающие поступки. Бес изображён таким страшным именно потому, что он должен был пугать злых духов. К сожалению, было большое количество людей, пытавшихся приручить бесов, но не обладавших должным самоконтролем. В этом случае странных или неприличных поступков становилось больше, а пользы от сотрудничества – меньше. Ещё больше было тех, кто по каким-то причинам был открыт для проникновения, но вступил в контакт не с бесами, а со злыми духами, которые заставляли людей кататься по земле, мычать, реветь, биться в конвульсиях и повреждать себя. «Беситься», «бесноватый», «бешеный» – все эти слова появились именно в то время, когда люди, желая получить в помощники беса, по случайности или неопытности пускали в свой дом не «собаку», а «волка». Бес – это дух ярости, одержимости, дух, который наводит ужас на врагов. Здесь, на материке, церковь подвела черту под попытками приручить их. Впрочем, их – точнее, похожих на них созданий – все ещё используют на севере. Думаю, ты слышала о северных воинах, впадающих в бешеную ярость и не чувствующих ни боли, ни ран?
Эльга кивнула. Уилар подошёл к скульптуре и провёл пальцами по длинному языку беса. На языке имелись какие-то трещинки, которые привлекли его внимание.
– Забавное существо… – пробормотал чернокнижник. – Прячет своё имя во рту…
Установилось продолжительное молчание, которое Эльга в конце концов решила прервать:
– Но я все равно не собираюсь пускать его в себя! – заявила она на всякий случаи.
Уилар рассмеялся.
– Я тебе и не предлагаю. У нас с тобой совсем другая магия.
– Тогда зачем вы мне все это рассказываете?
– Я думал, тебе будет интересно. Ты же любишь, – в голосе чернокнижника появилась насмешливая нотка, – таких вот несчастных, обиженных, одиноких…
– Вы что, предлагаете мне его пожалеть? – недоверчиво спросила Эльга.
Уилар несколько секунд разглядывал её, а потом сказал:
– Потихоньку учишься цинизму. Это хорошо.
– Подождите… – Эльга быстро посмотрела на злобного карлика. – Вы и в самом деле считаете, что ему нужна моя жалость?
– Нет, не нужна. Это упрямое, гордое и совсем не доброе существо. Но даже мне, – Уилар понизил голос, – даже мне его немного жаль.
– Почему? – изумилась Эльга.
– Потому что он и в самом деле одинок. Вот уже много лет… Он был беззаветно предан своим хозяевам, был готов защищать их от кого бы то ни было… и так продолжалось до тех пор, пока его хозяева сами не превратились в созданий, от которых он и ему подобные должны защищать людей.
С этими словами Уилар покинул комнату. Прежде чем последовать за ним, Эльга в последний раз оглянулась на уродливую скульптуру. Она по-прежнему не доверяла этой пакости, но теперь, помимо страха, в её душе появилось и что-то ещё. Так и не разобравшись в своих чувствах, она поспешила уйти.
Ощутив беспокойство, он вернулся в Кельрион и открыл глаза. В комнате было темно, но темнота не мешала ему видеть. В комнате не было окон, но это не мешало ему знать, что сейчас – около половины пятого и что только что зашло солнце. Когда сумерки погаснут, начнётся Длинная Ночь. На соседней кровати спала Эльга. Всё было тихо и спокойно. Но что-то было не так. Он только не мог понять, что именно. И это ему не нравилось. В последний раз способность черпать из мира чистое знание подвела его в замке Лайфеклик, и тогда на них напали шээлиты. Что будет на этот раз?
Он попытался сосредоточиться на том смутном ощущении опасности, которое выдернуло его из странствия по глубинным областям тьмы. Что-то промелькнуло на самой границе восприятия, что-то, укрытое самой тьмой столь надёжно, что сделать подобное мог лишь мастер, не уступающий Уилару Бергону или даже превосходящий его в Искусстве и Силе. «Климединг?.» Уилар отбросил это предположение как невероятное. Климединг не настолько глуп, чтобы появляться в замке Шабрез… Но он мог послать кого-нибудь и укрыть посланника с помощью своих чар… Уилар быстро встал, натянул сапоги. Он спал одетым – в таком месте ни стоило чересчур расслабляться.
Он помедлил, прежде чем выйти из комнаты. Протянул руку, чтобы взять Скайлаггу. Замер. Кого бы не прислал Климединг, это наверняка шпион, а не боец. Любое мало-мальски могущественное создание не сумело бы пройти незамеченным сквозь охранные чары, окружающие замок. Значит, это что-то совсем незаметное, какая-нибудь призрачная тень или Тайна с минимальным тэнгамом, достаточным лишь для того, чтобы Климединг смог узнать, о чем договорились его враги. Скайлагга, бесспорно, обладала массой достоинств, но в поисках шпиона она не столько поможет, сколько помешает. Так и не взяв посоха, он открыл дверь и вышел в коридор.
– Я могу войти? – поинтересовался он, галантно поклонившись.
Эльга сглотнула. Кошмар продолжался и после пробуждения. Её мозг наконец проснулся и заработал с бешеной скоростью.
– Н-нет!.. – выдавила она, мигом припомнив все полузабытые детские сказки. «Где посох?!» Скосила глаза. Скайлагга лежала там, где она её оставила – на табуретке у кровати.
Канье улыбнулся ещё больше. Похоже, поведение Эльги его попросту забавляло.
– Пока Отец разговаривал с вашим другом, мы приготовили ужин. Позвольте мне проводить вас. – Он предложил руку.
– Я не знаю… – Эльга растерялась. – Уилар…
– Они с Отцом уже там.
– Минутку. – ей наконец удалось взять себя в руки. – Мне нужно привести себя в порядок.
Не дожидаясь ответа, она закрыла дверь перед носом Канье, как можно тише и быстрее задвинула засов и села на кровать. «Скайлагга» – произнесла она мысленно, положив руку на посох. Скайлагга была живым существом – во всяком случае не менее живым, чем любой из Шабрезов, которые хотя и дышали смертным холодом, тем не менее ходили, разговаривали и улыбались. Скайлагга была живой, хотя и несколько в другом роде: Эльге она казалась сгустком черноты, знающим только одно чувство: ненависть. Изливавшееся из посоха зло, как ни странно, подействовало на Эльгу отрезвляюще.
«Надо идти, – подумала она. – Ну не съедят же они меня, в самом деле…»
* * *
Все в том же зале, на длинном столе, были разложены готовые блюда, тарелки, салфетки и разные столовые приборы. Йонган, как и полагалось хозяину, занимал место во главе стола, Уилар сидел слева от Найзы, второе место рядом с чернокнижником было свободно и предназначалось, судя по всему, для Эльги. Стараясь держаться независимо и не обращать внимания на скользившего рядом Канье, Эльга направилась к столу. Она подошла как раз в тот момент, когда Найза выясняла гастрономические пристрастия гостя.– …Вяленое мясо? Вырезка? Холодец?
– Лучше всего обычное жаркое, – ответил Уилар, мягко глядя в глаза красавицы. – Какой холодец в такую погоду?
Найзе ответ чем-то не понравился, и она слегка наморщила носик. Впрочем, она тут же переключилась на гостью.
– А вы?
– Мне то же самое, – быстро сказала Эльга – и одновременно Уилар произнёс:
– Она ничего не будет. – Вышла неловкая заминка, и Уилар попытался обратить все в шутку: – Знаете ли, моя дочь такая набожная – соблюдает зимний церковный пост.
Найза заулыбалась, переводя взгляд от «отца» к «дочери». Эльга разозлилась. Какого черта Уилар издевается над ней, да ещё и в таком месте?! Ему прекрасно известно, что никакого поста она не соблюдает – по его же собственной милости.
– Вообще-то я бы не отказалась от кусочка чего-нибудь горячего, – вполголоса заметила она, усаживаясь за стол.
– Вообще-то на твоём месте я бы сначала поинтересовался, чьё мясо сегодня подают, – так же тихо ответил Уилар.
Эльга присмотрелась к выставленным на скатерти блюдам.
– А чьё?.. апт… – Она издала какой-то непонятный звук, подавившись собственным вопросом. Шабрезы вежливо улыбались, а на столе, между кувшином, большой тарелкой с холодцом и бутылкой красного вина (вина ли???), на фарфоровом блюдце лежала отрезанная человеческая кисть, обильно посыпанная солью. Раньше их там лежали две, но одна из них перекочевала в тарелку Гиллиома, и он сосредоточенно кромсал её ножом.
– Как прошла охота, возлюбленные мои Дети? – С отеческой заботой поинтересовался граф Шабрез.
– Мы торопились, Отец, – ответил Канье. – Наверное, нам следует прогуляться по лесу ещё и завтра – найти что-нибудь к празднику Длинной Ночи.
– Хмм, – сказал граф. – Я слышал голоса двоих…
– Так и есть, – сказала Найза. – Но самку по большей части мы уже приготовили. – Она показала глазами на стол. – Все-таки у нас гости, – и мило улыбнулась Уилару.
– А кто второй? – спросил граф.
– Какой-то старик, – развёл руками Канье. – Но, согласитесь, Отец, подавать такое на праздник…
Молодая часть семейства дружно согласилась с ним: подавать на праздник, который бывает раз в году, какого-то старикашку! Немыслимо!
«Меня сейчас стошнит», – подумала Эльга.
– Любезные мои Дети! – ласково сказал граф Йонган. – Сколько уже раз я предупреждал вас, чтобы вы не охотились каждый день… Да, я прекрасно помню, какой завтра день! – повысил он голос, чтобы перекрыть возмущённые возгласы молодёжи. – Точнее какая ночь. Самая лучшая, самая прекрасная, самая длинная ночь в году. Однако вспомните и вы всё то, о чем я предупреждал вас неоднократно! Столь безудержно увлекаясь охотой, вы ставите под угрозу экологический баланс нашего маленького края!
– Отец, – тряхнув кудряшками, прервала тягостное молчание Найза. – Который уже год вы пугаете нас этими же самыми словами. Объясните наконец, что означает выражение, которое вы так любите употреблять, – «экологический баланс»! – потребовала она.
– Сию минуту объясню, моя сахарная, – медовым голосом сказал граф. – Экологический баланс – это когда все хорошо и спокойно, когда наши хомячки тихо сидят в своих домиках, целый день размножаются и знай нагуливают себе жирок. А нарушается он тогда, сладкая моя, когда наши хомячки беспокоятся и разбегаются или жалуются шээлитам, которые сейчас как раз сидят тут, неподалёку. – Сладость пропала, и каждое новое слово Йонгана звучало все резче: – А шээлиты приходят и вставляют в твою упругую белую попку здоровенный осиновый кол. Вот что такое нарушенный экологический баланс, моя рыбонька. – Он с отвращением оглядел четырех Детей. – Разговор окончен. Того, что вы принесли, нам хватит на неделю. Понятно?
– Конечно, Отец, – сквозь зубы произнёс Канье, опустив глаза. – Конечно, Отец, все будет так, как вы скажете.
Ужин начался в молчании. Эльга мысленно молилась, чтобы хозяева замка не принялись вцепляться друг другу в глотки прямо здесь и сейчас. Точнее – она хотела помолиться, но произнеся «Господи!..», осеклась и испуганно оглянулась – молитва Владыке Света, пусть даже и мысленная, за одним столом с такой компанией была не самой лучшей идеей. Тем не менее драки не случилось – старый Шабрез держал семью в ежовых рукавицах, и всерьёз перечить ему никто не смел. Обстановка потихоньку разряжалась. Музыканты, как заведённые, играли одну мелодию за другой, без перерыва. Йонган Шабрез вёл непринуждённую беседу с Уиларом, которому вообще уделял гораздо больше внимания, чем собственным Детям, всем четверым вместе взятым.
– Налить тебе вина? – во время одной из пауз в разговоре предложил Эльге Уилар.
– А это вино? – спросила она, с подозрением рассматривая бутыль с какой-то темно-красной жидкостью.
Уилар кивнул и разлил жидкость по кубкам. Кровь, впрочем, на столе тоже присутствовала – но не в бутылках, а в кувшинах. Кровь была ещё совсем свежей, когда Эльга садилась за стол, она заметила, что над кувшинами поднимается пар.
В это время принесли заказанное Уиларом жаркое.
Эльгу едва не вырвало, когда он взял в руки нож и вилку и, рассуждая на какую-то отвлечённую тему, принялся за еду. Когда тема иссякла, Уилар рассказал, при каких обстоятельствах впервые попробовал человеческое мясо.
– …Я употребляю его очень редко, – сказал чернокнижник. – И уж никогда – до сегодняшнего дня – не рассматривал его просто как пищу. Обычно каннибализм, как и любое другое противоестественное действие, используется в разного рода магических процедурах для того, чтобы разрушить те самые пределы «естественного», которые определяют то, что мы есть, нашу природу…
– А, – кивнул граф, – так вы были на востоке?
– Да, именно там я и попробовал его впервые, – кивнул Уилар. – Это было лет двадцать назад, когда мы путешествовали вместе с Сезатом Сеот-ко…
– Кто это?
– Мастер Проклятий.
– О! – Граф покачал головой. – Они ещё остались? Поразительно. Даже семьсот лет тому назад не так-то просто было найти кого-нибудь из их маленького Ордена. Сейчас же, мне казалось…
– Сезат был одним из последних. – Уилар вздохнул. – К сожалению, его тоже убили на Лайфеклике…
– Возмутительно! Такого редкого специалиста…
– Полностью с вами согласен, – сказал Уилар. – Вдобавок он был моим другом, так что его смерть мне неприятна вдвойне… Правда, в то время, когда мы с ним путешествовали по удивительному Востоку, он был ещё только подмастерьем. Так вот, в качестве обмена опытом он научил меня прелюбопытнейшей процедуре, давно практикуемой в их Ордене. Вяленое человеческое мясо использовалось ими для того, чтобы погружаться в мир мёртвых…
Дальше Уилар перешёл к технической стороне обряда, и Эльга перестала его слушать. Ей ещё никогда не было так мерзко. Эта непринуждённая беседа, этот омерзительный обед были в сто крат хуже даже того, что они сделали в Эвардовом аббатстве или в Альфхейме, когда Уилар осквернил источник, а голоса прокляли их обоих. Вместе с тем она не воспринимала про исходящее так, как восприняла бы ещё месяц назад. За время путешествия в ней появился какой-то внутренний стержень. Она научилась защищать себя, возводить стены между средоточием своей души и окружающим миром. Она по-прежнему считала зло злом, а мерзость – мерзостью, но теперь она обнаружила, что умеет отстраняться от собственных чувств. Одну её часть мутило от того, что она видела и слышала, другая же часть холодно и бесстрастно следила за происходящим. В общем-то, было неплохо контролировать свои эмоции, быть всегда (или хотя бы иногда) такой же уверенной в своих действиях, как Уилар Бергон, но Эльгу беспокоило то, с какой стремительностью развивается в ней это холодное, безжалостное «я». Что, если оно будет развиваться и дальше? Не исчезнет ли в какой-то момент прежняя Эльга – способная любить, верить и сострадать?
Она вдруг поняла, что у неё что-то спрашивают. Подняла голову. Кресла справа от неё были пусты Уилар и Найза уже кружились в вальсе. Канье наклонялся к ней, широко улыбаясь, Джерхальт тоже был на ногах, но держался немного поодаль и вёл себя более степенно.
– Что вы сказали? – переспросила Эльга.
– Вы танцуете? – с бархатной хрипотцой в голосе осведомился Канье, наклоняясь ещё ниже.
Одна часть Эльги запаниковала, но другая часть та самая, расчётливая и холодная – изобразила на лице улыбку и, руководствуясь давно назревшим желанием поставить нахального Шабреза на место, сообщила:
– Конечно, танцую. Но мне больше нравится ваш брат. – И, мило улыбаясь, подошла к Джерхальту. Спустя несколько секунд по залу кружились уже две пары. Джерхальт – наиболее симпатичный (точнее, наименее отвратительный) из графовых деток – что-то вполголоса говорил ей, она что-то отвечала, почти не задумываясь над ответами. Она увидела кое-что странное, но осознать, что именно увидела, сумела не сразу. И лишь когда во время танца их с Джерхальтом пара вновь повернулась так, что Эльга смогла увидеть Уилара и Найзу, она поняла, на чем споткнулся её взгляд. Мраморный пол отражал не хуже зеркала, но, взглянув на отражение, можно было увидеть, что Уилар танцует в обнимку с пустотой. Найзы не было. Эльга подняла глаза – Найза была, улыбающаяся и вполне осязаемая. «Боже мой…» – подумала Эльга. У неё все-таки хватило выдержки, чтобы не сбиться с такта, и ни разу, пока танец не подошёл к концу, не посмотреть вниз, чтобы выяснить, имеется ли отражение у её собственного партнёра.
* * *
К большому облегчению для Эльги, надолго ужин не затянулся. Ночь была на исходе, и гостеприимных хозяев тянуло в сон. Тепло распрощались и разошлись до следующего вечера. На пути в их собственную спальню она сказала Уилару:– Как вы можете такое делать? Вас самого не тошнит?
– Ты о чём?
– Вы знаете, о чём!
– Хорошо. – Уилар кашлянул. – Предположим, что знаю. Ответь-ка тогда на вопрос: человек – это душа или тело?
– И то и другое вместе.
– Значит, если их разделить, человек исчезнет?
– Нет. Останется душа.
– Значит, душа – это и есть человек?
– Ну… да.
– Тогда скажи мне пожалуйста, – Уилар сладко зажмурился, – что же плохого в том, чтобы есть человеческое мясо? Тело, как учит наша святая церковь, которую я люблю всем сердцем, есть прах. Так чем же один прах хуже или лучше другого? Чем же человеческий прах так отличается от праха, скажем, говяжьего или куриного, который ты употребляешь в пищу с таким удовольствием?
– Я не хочу с вами спорить, – заявила Эльга.
– Да потому что тебе нечего возразить, – кивнул чернокнижник.
– Нет, есть. – Эльга со злостью посмотрела на Уилара.
– Я слушаю.
– Вы… вы сами знаете, что так нельзя! Просто нельзя – и все!
– Вот. – Уилар поднял палец. – Точно. Нельзя. Именно поэтому я это и делаю. Ты меня раскусила.
Эльга молчала, бессильно глядя на своего спутника.
– Заметь, – продолжал чернокнижник. – Я тебя предупредил, когда ты садилась за стол. Каждому своё, и давай закончим этот разговор. Я не мешаю тебе, когда ты молишься своему божку, и ты будь любезна не мешать мне, когда я делаю то, что считаю нужным.
– Не мешаете?! – задохнулась Эльга. – Да вы… да вы почти уничтожили мою веру! Вы топчете всё… всё… – У неё не хватало слов. – Все святое… и все просто человеческое… И вы ещё говорите, что «не мешаете мне»?!
– Ну… – Уилар пожал плечами. – Если получается, что прав я, а не ты, кто же в этом виноват? Если твою веру так легко растоптать, вера ли это вообще?.. – Он помолчал и добавил: – Впрочем, я всегда утверждал, что вся джорданитская религия – это одно большое суеверие.
– Зато то, во что вы верите, наверное, и есть сама святая истина, – огрызнулась Эльга.
– А ты ещё помнишь, во что я верю? – Уилар рассмеялся. – Мы об этом уже разговаривали в Азагалхаде. Я верю в себя. Попробуй-ка разрушить мою веру!
Эльга не нашла, что ответить. Через несколько шагов Уилар остановился и сказал:
– Кстати, хотел тебе кое-что показать. Пойдём… – И потянул девушку за собой.
Они спустились по какой-то старой лестнице, потом снова поднялись. Заброшенное крыло замка, где не было ни Шабрезов, ни даже их слуг. В одной из пыльных, пустующих комнат Уилар остановился. Противоположную от входа стену надвое разделяла полуколонна, в нижней четверти оформленная в виде скульптуры широкоголового, низенького человечка с огромным ртом, снабжённым впечатляющими зубами. Каменное украшение находилось в таком же запущенном состояние, как все крыло. Скульптуру покрывал слой грязи, камень крошился, многих деталей уже было не различить, но было ещё видно, что тот, кто создавал скульптуру, хотел придать карлику крайне воинственное и упрямое выражение – и это вполне ему удалось. Карлик производил двойственное впечатление – с одной стороны, неприступного, даже злого создания, с другой – Эльга почувствовала грусть, потому что карлик казался одиноким, нелюдимым стариком, для которого не нашлось места в современном мире. Он был похож на старого цепного пса – когда-то ценимого за свою злость, а теперь подслеповатого, больного и никому не нужного.
– Знаешь, кто это? – спросил Уилар. Эльга покачала головой.
– Это бес, – сказал чернокнижник.
Эльга отступила на полшага. Конечно, это была всего лишь скульптура, которая никак не могла ей повредить, но ощущения после слов Уилара у Эльги возникли самые пренеприятнейшие. Некоторые вещи, которые выходят из человеческих рук, становятся чем-то большим, чем просто вещами. Всю свою жизнь Эльга молилась перед статуэтками ангелов и святых. Она не была идолопоклонницей, она твёрдо усвоила, что это всего лишь образы, но она знала, что и образы могут нести в себе некоторую, пусть даже и отражённую, божественную силу. И если перед святыми изображениями она ощущала благоговение, то чувства, которые вызвало в ней изображение беса, были прямо противоположными. От жалости, испытанной ею в первые мгновения, не осталось и следа.
Она с опасением посмотрела на каменную скульптуру. Когда она перевела взгляд на Уилара, страх не исчез, а только усилился, хотя и стал несколько иного рода: она заранее опасалась того, что может сделать её спутник. В последнее время она забылась, даже начала ему доверять, а между тем делать этого совершенно не следовало. Теперь она всерьёз опасалась, как бы Уилар не начал поклоняться этому уродливому существу или не выкинул бы ещё чего-нибудь в этом роде. После сегодняшнего ужина от него всего можно было ожидать.
Уилар задумчиво смотрел на древнюю скульптуру.
– Таких уже давно не делают, – сказал он наконец. – Только в этом замке он и мог сохраниться.
– Они ему поклоняются? – прошептала Эльга. – Ну, Шабрезы?..
– Нет. – Уилар улыбнулся. – Бесам никогда не поклонялись. Поклоняться можно только тому, что ты считаешь выше себя.
– Зачем же тогда?..
– А зачем люди держат собак?
– Собаки помогают людям. И вообще они добрые. А бесы… – Эльга подозрительно посмотрела на чернокнижника. – Уж не станете ли вы убеждать меня в том, что они хорошие и добрые?
– Собаки не всегда добрые. Один раз я сам был свидетелем, как одичавшая голодная собачья стая набросилась на человека.
– Но такое бывает редко! Когда я жила в Греуле, у наших соседей была собака. Вы и представить себе не можете, какая она была добрая!
– Люди приручили собак отнюдь не за их доброту. Людям требовались их зубы и нюх. Им нужен был кто-то, кто охранял бы их дома, их стада от волков. И точно так же они приспособили бесов к тому, чтобы те охраняли их от разных злых духов. Они приносили своим домашним бесам жертвы, но никогда не поклонялись им как богам. Эти жертвы были чем-то вроде кормёжки, которой хозяин обеспечивает своего цепного пса в обмен на ту работу, которую пёс выполняет.
– Бесы – это и есть злые духи! – твёрдо заявила Эльга.
– Сейчас это и в самом деле стало так. – Уилар вздохнул. – Но когда-то слово «бес» не несло в себе того безусловно отрицательного значения, которое ты сегодня в него вкладываешь. Церковь собрала в кучу всех сверхъестественных существ и разделила их на две неравные категории. С одной категорией – с ангелами, являющимися, по сути, всего лишь вестниками божественной воли – общение допускается, а на всех остальных вешается ярлык «демоны» и указывается как на источник безусловного зла, в котором нет ничего доброго. А ведь этих духов было огромное множество и злых, и нейтральных, и даже добрых, а чаще всего злых, нейтральных или добрых в зависимости от той или иной ситуации. Церковь поставила знак равенства между такими словами, как «дьявол», «демон», «бес», «нечисть» – а ведь это по своей природе далеко не одно и то же. В конце концов словом «бес» стали называть как раз тех духов, от которых когда-то давно жившие в домах бесы и оберегали людей. Неудивительно, что теперь ты их боишься.
– Одни демоны оберегали людей… от других?.. А вам не кажется, что это похоже… ну как если бы какая-то банда собирает деньги с деревни под тем предлогом, что они будто бы «защищают» людей от других банд?
– Да, только если они не «будто бы», а на самом деле защищают (или хотя бы делают вид) и не берут слишком много, их называют «стражниками» и не видят в их существовании ничего плохого. – Уилар усмехнулся. Кивнул в сторону полуколонны. – Но такие существа, как это, защищали людей от злых духов куда лучше, чем нынешние стражники защищают крестьян от бандитов. Они и в самом деле во многом напоминали цепных псов. Собака очень похожа на волка, но все же между ними есть существенная разница.
– А как они защищали людей?..
– Собаку приручили не сразу. Так же было и с бесами. Очень немногие колдуны обладали достаточными знаниями, опытом и навыками, чтобы приручать и правильно использовать их. Когда находился такой мастер, бес присоединялся к нему и в момент той или иной процедуры объединялся с человеком, изменяя его сознание и увеличивая его тэнгам. В таком состоянии человек мог совершать странные, нелепые или пугающие поступки. Бес изображён таким страшным именно потому, что он должен был пугать злых духов. К сожалению, было большое количество людей, пытавшихся приручить бесов, но не обладавших должным самоконтролем. В этом случае странных или неприличных поступков становилось больше, а пользы от сотрудничества – меньше. Ещё больше было тех, кто по каким-то причинам был открыт для проникновения, но вступил в контакт не с бесами, а со злыми духами, которые заставляли людей кататься по земле, мычать, реветь, биться в конвульсиях и повреждать себя. «Беситься», «бесноватый», «бешеный» – все эти слова появились именно в то время, когда люди, желая получить в помощники беса, по случайности или неопытности пускали в свой дом не «собаку», а «волка». Бес – это дух ярости, одержимости, дух, который наводит ужас на врагов. Здесь, на материке, церковь подвела черту под попытками приручить их. Впрочем, их – точнее, похожих на них созданий – все ещё используют на севере. Думаю, ты слышала о северных воинах, впадающих в бешеную ярость и не чувствующих ни боли, ни ран?
Эльга кивнула. Уилар подошёл к скульптуре и провёл пальцами по длинному языку беса. На языке имелись какие-то трещинки, которые привлекли его внимание.
– Забавное существо… – пробормотал чернокнижник. – Прячет своё имя во рту…
Установилось продолжительное молчание, которое Эльга в конце концов решила прервать:
– Но я все равно не собираюсь пускать его в себя! – заявила она на всякий случаи.
Уилар рассмеялся.
– Я тебе и не предлагаю. У нас с тобой совсем другая магия.
– Тогда зачем вы мне все это рассказываете?
– Я думал, тебе будет интересно. Ты же любишь, – в голосе чернокнижника появилась насмешливая нотка, – таких вот несчастных, обиженных, одиноких…
– Вы что, предлагаете мне его пожалеть? – недоверчиво спросила Эльга.
Уилар несколько секунд разглядывал её, а потом сказал:
– Потихоньку учишься цинизму. Это хорошо.
– Подождите… – Эльга быстро посмотрела на злобного карлика. – Вы и в самом деле считаете, что ему нужна моя жалость?
– Нет, не нужна. Это упрямое, гордое и совсем не доброе существо. Но даже мне, – Уилар понизил голос, – даже мне его немного жаль.
– Почему? – изумилась Эльга.
– Потому что он и в самом деле одинок. Вот уже много лет… Он был беззаветно предан своим хозяевам, был готов защищать их от кого бы то ни было… и так продолжалось до тех пор, пока его хозяева сами не превратились в созданий, от которых он и ему подобные должны защищать людей.
С этими словами Уилар покинул комнату. Прежде чем последовать за ним, Эльга в последний раз оглянулась на уродливую скульптуру. Она по-прежнему не доверяла этой пакости, но теперь, помимо страха, в её душе появилось и что-то ещё. Так и не разобравшись в своих чувствах, она поспешила уйти.
* * *
…Уилар плыл во тьме, собирая Тайны. Не зная ничего, он был всеведущ был вездесущ, не присутствуя нигде. Тьма – неописуемая, безначальная и бесконечная, не ведала противоположностей. Не было разделений на «то» и «это». Знание вливалось в Уилара как холодный ток, и все, что от него требовалось – не ставить преград на пути потока, не мутить его в бесплодной попытке удержать, объявить своей собственностью. Для того чтобы знать, здесь, во тьме, не требовался рассудок.Ощутив беспокойство, он вернулся в Кельрион и открыл глаза. В комнате было темно, но темнота не мешала ему видеть. В комнате не было окон, но это не мешало ему знать, что сейчас – около половины пятого и что только что зашло солнце. Когда сумерки погаснут, начнётся Длинная Ночь. На соседней кровати спала Эльга. Всё было тихо и спокойно. Но что-то было не так. Он только не мог понять, что именно. И это ему не нравилось. В последний раз способность черпать из мира чистое знание подвела его в замке Лайфеклик, и тогда на них напали шээлиты. Что будет на этот раз?
Он попытался сосредоточиться на том смутном ощущении опасности, которое выдернуло его из странствия по глубинным областям тьмы. Что-то промелькнуло на самой границе восприятия, что-то, укрытое самой тьмой столь надёжно, что сделать подобное мог лишь мастер, не уступающий Уилару Бергону или даже превосходящий его в Искусстве и Силе. «Климединг?.» Уилар отбросил это предположение как невероятное. Климединг не настолько глуп, чтобы появляться в замке Шабрез… Но он мог послать кого-нибудь и укрыть посланника с помощью своих чар… Уилар быстро встал, натянул сапоги. Он спал одетым – в таком месте ни стоило чересчур расслабляться.
Он помедлил, прежде чем выйти из комнаты. Протянул руку, чтобы взять Скайлаггу. Замер. Кого бы не прислал Климединг, это наверняка шпион, а не боец. Любое мало-мальски могущественное создание не сумело бы пройти незамеченным сквозь охранные чары, окружающие замок. Значит, это что-то совсем незаметное, какая-нибудь призрачная тень или Тайна с минимальным тэнгамом, достаточным лишь для того, чтобы Климединг смог узнать, о чем договорились его враги. Скайлагга, бесспорно, обладала массой достоинств, но в поисках шпиона она не столько поможет, сколько помешает. Так и не взяв посоха, он открыл дверь и вышел в коридор.