«Уилар говорил, что если сделать то, чего больше всего боишься, что-то может измениться, – пришла сумасшедшая мысль. – Темнота охотится за мной. Что, если я начну выслеживать её так же, как она выслеживает меня?.» Как только появилась эта мысль, пришло и ясное осознание того, насколько опасным может быть это занятие. Вполне возможно, что до сих пор она оставалась живой только потому, что тьма относилась к ней с пренебрежительным снисхождением, как и ко всем остальным людям на земле. Но если она перестанет делать вид, будто тигра нет с ней в одной клетке, игра в поддавки закончится. И либо тигр разорвёт её, либо…
   «Либо я стану такой же, как Уилар, – подумала Эльга. – Я больше никого и никогда не буду бояться. Я смогу идти туда, куда захочу, а не просто плыть по течению».
   «Но, – сделал её разум последнюю попытку воспротивиться этому безумию, – как я узнаю, что именно нужно делать? Любая ошибка может привести меня к поражению, а я даже не знаю, с чего начать!..»
   Но она подавила этот голос. Если принять за основу, что она должна сделать именно то, что её пугает, все остальное становилось вполне очевидным. Эльга оделась и обулась. Открыла ставни. Все окна были чёрными, как будто бы город полностью вымер. Луны не было видно, в воздухе кружил снег – первый снег в этом году. Эльга перелезла через подоконник, встала на карниз, добралась до угла, где бревна деревянного дома были сложены крест-накрест, и осторожно, ежеминутно рискуя упасть, спустилась на землю. Если бы кто-нибудь спросил у неё, почему она выбрала такой странный способ для того, чтобы покинуть спальню, она бы не смогла ответить – хотя бы потому, что на самом деле ничего не выбирала. Начиная охоту за Тайной, она перестала рационально оценивать свои поступки: ей пришлось приложить слишком много сил для подавления протестов со стороны разума, чтобы теперь обращаться к его помощи.
   Она по-прежнему боялась тьмы, боялась боли, боялась того, что её ждёт, но в ней произошла странная метаморфоза: какая-то часть её личности отстранилась от Эльги-трусихи и как будто бы наблюдала за происходящим со стороны. По следу собственного страха, как охотничья собака, Эльга бездумно продвигалась к тому, что являлось источником страха – к Тайне и тьме. На улицах Кэтектона по-прежнему никого не было. Здоровенная псина, рывшаяся в отбросах, при виде девушки подняла голову вверх и тоскливо завыла.
   Несмотря на то что шёл снег, воздух был на удивление тёплым. Ветра не было. Снежинки таяли, едва касаясь земли. Чёрный город спал беспробудным мёртвым сном. Мгла заволокла небо, не пропуская ни лунный, ни звёздный свет.
   Где-то рядом раздались голоса: двое людей – возможно, стоящие в ночном патруле стражники – вели неспешный разговор. «Это за углом», – подумала Эльга. Но когда она добралась до перекрёстка, то никого не увидела. Улица была пустынна. Голоса, однако, продолжали звучать. Они проплыли прямо перед Эльгой, невидимые собеседники в пустом городе. Пустота, установившаяся в её голове, дрогнула и едва не рассыпалась обломками мыслей, но Эльга сумела запретить себе думать о том, что она видит и слышит. На дороге, которую она выбрала, с ней могло произойти все, что угодно. Отвлекаться было нельзя.
   …Она брела, спотыкаясь, по переулку до тех пор, пока не наткнулась на показанный Свидетелем закуток. Здесь было совсем темно. Подвального окошка не было видно, но Эльга точно помнила, где оно должно находиться. Она присела на корточки, но этого оказалось недостаточно. Тогда она легла в грязь, и, ничего не видя, на ощупь вползла внутрь.
   Туннель оказался длинным и абсолютно беспросветным. Стены были покрыты чем-то мягким и липким, похожим на хлопья плесени или паутины. Здесь было тепло и душно, пахло сыростью и разложением. Приступ клаустрофобии едва не заставил её остановиться. Прекратить движение ей не дала одна-единственная мысль: если она перестанет ползти, будет ещё хуже. В какой-то момент ей представилось, что она ползёт по чьей-то кишке, которая чем дальше, тем становится все уже и уже – и эта мысль также не способствовала хорошему самочувствию. Через некоторое время возникла уверенность, что теперь ей необходимо свернуть. Она не стала думать о том, как она будет менять направление здесь, в узком туннеле, в который даже её худенькие плечи пролезали с большим трудом. Она просто последовала совету – и там, где указывал голос, немедленно нырнула вниз. В этом месте непрерывность туннеля была нарушена; проваливаясь куда-то, Эльга окончательно потеряла способность ориентации. Ниша, в которой она очутилась, была неглубокой – лёжа на спине, она старалась не дышать глубоко, так как кончиком носа упиралась во внешнюю стенку туннеля, из которого только что вывалилась. Возникло ощущение, что она находится в могиле, в склепе… Что-то проползло совсем рядом – размером не меньше крысы, но с гораздо большим числом лап. Когда волна паники отхлынула, она снова услышала какой-то беззвучный голос, терпеливо объясняющий, как ей следует выгнуть тело и в каком направлении, чтобы двигаться дальше. Последовав совету, она и в самом деле обнаружила у изголовья своего «ложа» ещё одну дыру, скрытую прядями плесени. Нырнув в проем, она провалилась гораздо глубже, чем в первый раз, но плесень и паутина смягчили удар. Теперь беззвучный советчик, кажется, хотел, чтобы она перестала двигаться. Она так и поступила… Многолапых тварей здесь водилось в превеликом множестве. Они беспокойно ползали по телу Эльги, карябали своими коготочками её кожу, путались в её волосах, сидели на груди и животе… «Это пауки, – подумала Эльга, – крупные, как крысы». Сказать, что в этот момент она испытывала ужас, – значит не сказать ничего. Если бы она только знала, с чем столкнётся… она бы никогда не вышла из дома. Ей хотелось завизжать, вскочить, вырваться из этого душного кошмара… Но она не смела даже пошевелиться. Ощущение, возникшее ещё в гостинице ощущение, что если она двинется с места, тьма немедленно вцепится в неё, – вернулась с удесятерённой ясностью. И на этот раз Эльга знала, что так и будет. К счастью для неё самой, ей удалось перестать думать о том, что с ней происходит: прикосновения пауков стали просто чьими-то прикосновениями, которые приходилось терпеть. Один из пауков неторопливо пополз прямо по её лицу, волоча за собой раздувшееся брюшко. Наступая лапами на её веки и губы, некоторое время он как будто бы раздумывал, куда ему теперь повернуть. Добравшись до её подбородка и посидев там некоторое время, он развернулся и, кажется, вознамерился ползти обратно. Эльга по-прежнему не шевелилась. Поразмыслив, паук воткнул лапы в щель между её губами – грубо, разорвав губы до крови. «Ну вот и все… – пришла угасающая мысль. – Теперь меня искусают и съедят…» Паук повторил движение, ещё более нетерпеливо. «Чего он хочет?..» – подумала Эльга. Попыталась прислушаться к голосу невидимого советника, но паника, бушевавшая в ней, была настолько сильна, что она больше не слышала ничего, кроме своих собственных бессвязных мыслей. Пауку наконец удалось раздвинуть её губы. Стоило Эльге чуть приоткрыть рот, как эта тварь просунула лапки между зубами и втянула своё мохнатое тельце в образовавшийся проем. Челюсти Эльги стянула судорога. Выплюнуть паука она не могла, перекусить – тоже: он быстро продвинулся вглубь и сжал лапками основание языка, вызвав у Эльги непроизвольный рвотный рефлекс. К счастью, желудок был пуст – вытекло немного жёлчи, после чего судорожные сокращения желудка прекратились.
   Паук сидел неподвижно, не выказывая никакой обеспокоенности происходящим. Эльга отчётливо ощущала каждую лапку, сжимающую её язык, каждый сегмент его жирного тельца… В нижней части его брюшка имелся какой-то шип, карябавший её горло каждый раз, когда она сглатывала. Откуда-то она знала, что паук ядовит – ядовит настолько, что если ей все-таки удастся поймать его зубами и раскусить, она умрёт через несколько секунд. Правда (отметила какая-то часть её сознания), он старался сидеть на языке так, чтобы по возможности все-таки не касаться её кожи своим шипом. Страх почти прошёл. Она вдруг поняла, что не обращает на тварей, ползающих по её телу, никакого внимания. То, что все это больше её не беспокоит, удивило Эльгу, пожалуй, больше всего. «Пора уходить», – сказал голос. Эльга поднялась и встала, стараясь не делать резких движений. Изогнувшись, она вползла в «склеп», а затем вернулась в тоннель. Последние пауки покинули её тело и, быстро семеня лапками, вернулись в своё убежище. Эльга по ползла обратно. Что-то сдвинулось в окружающем её мире… холодный воздух коснулся её лица, а вытянутая вперёд рука обнаружила не скользкую стену туннеля, а пустое пространство. Эльга выползла наружу и побрела к постоялому двору…
   Во время обратного пути каждую секунду она ощущала существо, обосновавшееся у основания её языка. Большую часть времени паук сидел неподвижно, лишь иногда принимаясь чистить лапки или какую-нибудь иную часть тела. Она очнулась только у дверей гостиницы. Некоторое время она просто тупо смотрела на дверь. Не сразу, рывками, возвращалась способность думать. «Как я вернусь обратно?..» Дверь была заперта, а забираться в комнату через окно… нет, на такой подвиг она сейчас не была способна. В растерянности Эльга коснулась дверной ручки… и, к своему удивлению, обнаружила, что дверь открыта.
   В общем зале было светло – горел огонь в камине, мерцала установленная посреди стола масляная лампа. На скамье сидел Уилар.
   «Он меня ждал», – подумала девушка, переступая порог. Она вдруг поняла, что говорить о том, что с ней произошло, сейчас нельзя. Впрочем, откуда-то осознала и то, что Уилар ничего не спросит.
   – Налить тебе вина? – спросил чернокнижник. Эльга кивнула. В три глотка осушила кубок. Паук прижался к её языку как можно плотнее, демонстрируя своё молчаливое неодобрение к этому наводнению.
   – Спасибо, – хрипло сказала Эльга. – За то, что помогли мне… там.
   – Я не помогал, – возразил Уилар.
   – Я слышала ваш голос.
   – Мой?
   – Во всяком случае чей-то, очень похожий.
   – Он говорил тебе, что делать?
   Эльга кивнула. Уилар помолчал, а потом сказал:
   – Скорее всего, это был твой Советник.
   Пауза.
   – Как-нибудь я расскажу тебе об этих существах поподробнее. Но не сейчас.
   – Хорошо.
   – У тебя на губах кровь, – заметил колдун.
   – Я знаю. Мне нужно помыться.

Глава 8

   И я думаю о том, каким бы это было чудом, если б то чудо, которого человек ждёт вечно, оказалось кучей дерьма, наваленной благочестивым «учеником» в биде. Что, если б в последний момент, когда пиршественный стол накрыт и гремят цимбалы, неожиданно кто-то внёс бы серебряное блюдо с двумя огромными кусками дерьма, а что это дерьмо, мог бы почувствовать и слепой? Это было бы чудеснее, чем самая невероятная мечта, чем все, чего ждёт человек и чего он ищет. Потому что это было бы нечто такое, о чем никто не мечтал и чего никто никогда не ждал.
Генри Миллер, «Tpoпик Рака»

   Следующие несколько дней Эльга заново училась есть и пить. Учиться, к сожалению, приходилось методом проб и ошибок – если она делала что-то неправильно, паук начинал шевелиться, вызывая рвотные спазмы, иногда настолько сильные, что Эльга переставала дышать. Вскоре она поняла, что если отправлять пищу в рот маленькими порциями и тщательно пережёвывать её, прежде чем проглотить, паук не будет проявлять беспокойства. При виде мяса она теперь испытывала чувство тошноты, зато молоко могла пить литрами.
   Уилар, больше от скуки, чем из желания чему-либо научить «замухрышку», познакомил её с азами астрологии. Эльга узнала, что само по себе влияние тринадцати созвездий Небесного Круга слишком постоянно, чтобы что-то изменить в рамках мира или отдельной человеческой жизни; однако Луна, которая в течение года поочерёдно сочетается браком с каждым из тринадцати созвездий, может усиливать или ослаблять – в зависимости от фазы – влияние того или иного созвездия. Растущей луне и полнолунию покровительствовала серебряная богиня Сомэлите, луне убивающей и новолунию – чёрная Хальзаана. Положение осложнялось наличием девяти блуждающих звёзд, местонахождение которых также необходимо было учитывать при астрологических вычислениях.
   Из Кэтектона они уехали за два дня до полнолуния.
   Эльга не спрашивала, куда они направляются. Она знала, что у её спутника есть какие-то планы на одну из ближайших ночей. Эти планы сильно попахивали колдовством – что в случае Уилара почти наверняка подразумевало смерть или что-нибудь ещё более жуткое.
   Некоторое время они ехали вдоль реки, но вскоре покинули тракт и свернули на север; по мере удаления от города деревушки стали попадаться все реже, кучкуясь поблизости от замков местных феодалов. На исходе первого дня они остановились на ночь в доме деревенского старосты. Хозяина дома – дородного крестьянина с окладистой бородой – звали Верцан, а его жену – рослую, широкоплечую женщину с красными руками – Летвилой. От предложенных Уиларом денег староста наотрез отказался. Сели ужинать – за общим столом, всей семьёй, уступив гостям лучшие места. Так как было уже темно, зажгли сальные свечи. Интересовались, как и положено, новостями, но как-то невпопад и без особого интереса. Дети сидели тихо, что тоже показалось Эльге необычным. «У них какое-то несчастье». – подумала она. Уилар ел молча, обходясь, как правило, односложными ответами. Вялая беседа немного оживилась лишь в самом конце ужина, когда Верцан полюбопытствовал, больше для порядка, куда же направляются его гости.
   – Я слышал, дальше на севере будет монастырь… – сказал Уилар.
   – Эвардово аббатство? – приподнял бровь Верцан. – Оно вам нужно?
   Уилар кивнул. Эльга заметила, как Летвила быстро нарисовала в воздухе круг.
   – Так оно ж пустое, – подумав, сообщил хозяин.
   – Вот как? – По тону Уилара нельзя было определить, удивлён он этой новостью или нет. – А что случилось?
   На этот раз крутила пальцами в воздухе вся семья, не исключая и детей. «Дурное место?..» – подумала Эльга и почувствовала, как по спине пробежал холодок.
   – Так давно уж оно опустело… Поначалу хотели большое аббатство создать. Монастырские стены и церковь из камня сложили, монахов поселили. Из самого Сарейза, из города святого, говорят, многие прибывали… Приезжали они, да только не приживались тут. То ли с баронами местными землю поделить не смогли, то ли… – Верцан сделал паузу, а потом, понизив голос, продолжил: – То ли, говорят, проклятье на холме, где монастырь построен. Как там оно на самом деле, один Господь да святой Эвард знают, да только вот каждый год в одну и ту же ночь умирал в Эвардовом аббатстве один из монахов. Или из путешественников, в монастыре на ночь остававшихся. Умирал или с ума сходил. Или старел разом. Как настоятель Тельбарт. Всего два года прошло, как из Сарейза прибыл. Кровь с молоком, прут стальной мог в узел завязать, от роду лет сорока, не старше… а как в комнату его после той ночи пришли, так глядят – лежит на кровати иссохший и полоумный старец, который ни встать не может, ни двух слов связать… Умер после того, не прожив и недели.
   Уилар задумчиво кивнул. «Он этого не знал… подумала Эльга. – Но он не удивлён». Она вздрогнула, услышав заключительные слова Верцана:
   – А ночь та самая, в которую чертовщина вся эта и происходит, всегда одна и та же. Ночь, за Старым Празднеством следующая. А Старое-то Празднество, сударь мой, как раз завтра и будет. Так что если есть у вас какие дела в Эвардовом аббатстве, в котором никто, почитай, и не живёт уже, то мой вам совет: отложите-ка лучше их на день-другой. У нас оставайтесь, а послезавтра с утра и отправляйтесь себе в путь с Богом.
   Уилар покачал головой.
   – Ну как знаете. – Верцан пожал плечами и отодвинул от своего края стола пустую плошку. – Но на ночь-то там уж не оставайтесь, если душа дорога…
   – Девушку пожалейте, – встряла Летвила, бросив на Эльгу жалостливый взгляд. – И правда, оставайтесь у нас. Нельзя вам туда ехать…
   Уилар оставил эту реплику без комментариев.
   – Дочь ваша? Или жена? – спросил староста, показав глазами на Эльгу.
   – Дочь, – ответил чернокнижник.
   Летвила закусила губу, не решаясь больше влезать в мужской разговор, но видно было – она всем сердцем переживает за молодую гостью, с которой из-за «отцовского» упрямства в скором времени могла произойти беда. Эльге стало даже как-то неловко от этого искреннего участия. «Если бы вы только знали, кого собираетесь приютить в своём доме!.. – с тоской подумала она, отводя взгляд. – Напрасно тревожитесь… Ворон ворону глаз не выклюет…»
   – Не хотите ли пива? – предложил староста. – Или, может, бражки?.. Лета, спустись-ка в погребок…
   Уилар жестом остановил хозяйку.
   – Благодарю. – Он повернулся и показал в противоположный угол дома, скрытый от глаз лоскутной занавеской. – Кто там?
   – Сын мой, Явар. – Староста сдвинул брови. – Слёг он второго дня… А как вы узнали?..
   – Я могу его осмотреть?
   Верцан удивился, но возражать не стал:
   – Смотрите.
   Уилар поднялся и поманил к себе Эльгу.
   За занавеской обнаружились сундук, скамья и две кровати, на одной из которых лежал паренёк лет восьми-девяти. Лицо у него было бледным, осунувшимся, глаза слезились, сухие губы были полуоткрыты. Он не слишком хорошо понимал, что происходит вокруг, и лишь сжался и застонал, когда Уилар приблизил к его лицу горящую свечу. Колдун некоторое время рассматривал лицо мальчика.
   – Он ссорился с кем-нибудь в последнее время? – спросил Уилар, не оборачиваясь.
   – Да нет как будто бы… – Верцан пожал плечами. – Хотя, может, и дрался с кем из соседских… Только разве ж это ссора?..
   – Чужие приходили в деревню?
   – До вас, почитай, седмицы три никого не было…
   – Хмм… А скажите-ка, ваш сын, случаем, не посещал ли недавно Эвардово аббатство?
   Верцан вздрогнул и нарисовал в воздухе круг.
   – Нет, сохрани Пресветлый…
   – Может быть, без вашего ведома?
   – Нет. Не могло такого быть. Это ж конным туда – день пути, а пешим если – то все четыре будет. И обратно столько же. А мой Явар ни разу ещё ночью нигде не пропадал… А вы, господин Бергон, для чего все эти вопросы задаёте?..
   Уилар наконец обернулся.
   – Это не болезнь, – сказал чернокнижник. – Это порча.
   Летвила тихо ахнула, прикрыв рот ладонью.
   – Попробую ему помочь, – продолжал Уилар. – Мне потребуется немного воды.
   – Так вы, значит… – Во взгляде деревенского старосты мелькнул страх. – Вы и сами, значит…
   – Ничего подобного. Я магистр богословия. Изгоняю нечистую силу святыми заклинаниями, чтением молитв и всенощным бдением. – Уилар произнёс это таким непререкаемым тоном, что на какой-то момент даже Эльга ему поверила.
   Получив из рук Летвилы кувшин с водой и глиняную плошку, Уилар вытолкал растерянную семью из этой части избы и задёрнул занавеску.
   – Магистр богословия… – пробормотал он, возвращаясь к кровати Явара. – Снимаю сглаз, вешаю на уши… Эльга, иди сюда. Следи за тем, что я рисую.
   Он стал водить указательным пальцем по краю кровати, делая паузы между каждым отдельным знаком.
   – Тебе знаком какой-нибудь из этих символов?
   – Нет. – Эльга помотала головой.
   – В Кроличьей норе ты не видела ничего похожего?
   – Где?!
   – В том подвале, в который ты лазила ночью в Кэтектоне, – терпеливо объяснил чернокнижник. – Люди моей профессии называют такие места Кроличьими норами. Это жаргон.
   – Там не было никаких знаков, – растерялась Эльга. – И никаких кроликов. Только голос, который советовал, что делать… Потом… Там были большие пауки. Один из них залез мне в… – Она закашлялась – не могла больше говорить.
   – Он остался в тебе? – спросил Уилар.
   Эльга кивнула.
   Чернокнижник задумчиво потёр подбородок. Через минуту он поднял с пола кувшин.
   – Поскольку я не собираюсь нарушать свой пост, – сообщил Уилар, наполняя плошку водой, – снимать порчу придётся тебе.
   – Мне?! Но я…
   – Хочешь, чтобы мальчик умер?
   – Нет, но…
   – Тогда будешь делать то, что я скажу.
   Эльга хотела сказать, что она не сумеет, но не посмела. Она уже усвоила, что Страшного Человека не интересует её мнение. Он делал то, что считал нужным, и всегда добивался того, чего хотел.
   – А вы уверены, что это именно порча, а не болезнь? – робко спросила она.
   Уилар тяжело вздохнул.
   – У тебя, как и у большинства безмозглых людишек, населяющих этот мир, есть две потрясающие способности: принимать на веру абсолютную чушь и высказывать свои суждения о предметах, совершенно им незнакомых… Ты никогда не пыталась давать советы солдату, как правильно размахивать алебардой?
   – Нет.
   – А давать советы капитану, как управлять кораблём? Священнику – как правильно проводить богослужение?
   – Нет, конечно…
   – По-твоему, я плохо разбираюсь в своём ремесле?
   – Нет…
   – Тогда какого черта ты спрашиваешь, уверен ли я? – Уилар, приподняв мальчика, стянул с него рубашку. – Поверь мне, я разбираюсь в вопросах наведения порчи не хуже, чем первосвященник Гиллиом – в богословии.
   – Но кому это могло понадобиться? – жалобно спросила Эльга. И торопливо добавила: – Я не сомневаюсь, я просто… не понимаю. Он ведь ещё совсем ребёнок!
   – Кому угодно. – Уилар пожал плечами. – Судя по всему, это, так сказать, «дикое проклятье» – то есть выполненное без каких-либо предварительных процедур, путём концентрации одного лишь желания причинить вред. Жертва должна находиться в зоне прямой видимости на расстоянии не больше десяти-пятнадцати шагов… Скорее всего, кто-то из соседей постарался.
   – Вы думаете, в деревне живёт колдун?
   – Нет. Для того чтобы сглазить – а тем более ребёнка – колдуном быть совершенно необязательно. Достаточно иметь хоть чуть-чуть свободного тэнгама и желание напакостить. Но таким же желанием можно повернуть проклятие вспять. Сейчас мы этим и займёмся. Будь любезна, сплюнь сюда немного яда. – Уилар под нёс к её лицу плошку.
   Она не стала спрашивать, что он имеет в виду – откуда-то она уже это знала. Паук в её горле приподнялся на лапках и поднял брюшко, готовясь приступить к своей работе. Когда Эльга склонилась над плошкой, паук несколько раз содрогнулся. Она увидела, что её слюна, капающая в воду, имеет желтоватый оттенок.
   – Достаточно, – сказал Уилар. Он забрал плошку, протянул ей кувшин и предупредил: – Не вздумай сглатывать то, что осталось. Сполосни рот и сплюнь где-нибудь в углу.
   Когда Эльга выполнила требование, последовали дальнейшие распоряжения.
   – Сядь рядом с ним на кровать. Размешай слюну и воду. Будешь рисовать знаки, которые я покажу, у него на лбу, на губах, на груди и на всех суставах. И будь любезна, желай ему помочь – так сильно, как только можешь. Без твоего желания любые знаки – все равно что лошадь без ног. Только твой тэнгам способен собрать заклинание воедино и заставить его работать.
   И Эльга начала желать. Это оказалось не так-то просто – желать чего-то всеми силами души, одновременно в точности перерисовывая странные витиеватые буквы, которые Уилар чертил на скамье. В какой-то момент она почувствовала озноб – «внутреннее тепло» истекало из неё, как клубы пара, и впитывалось, втягивалось подсыхающими влажными знаками, оставленными её пальцем на теле Явара. Голова закружилась, заломило виски… Лицо Явара покрыла испарина. На миг Эльге представилось, что его тело – мешок без костей, в котором бьётся, силясь найти выход наружу, сгусток чего-то тёмного.
   – Теперь ты должна сказать: пусть то, что пришло, выйдет вон и вернётся назад. Если оно пришло из сердца – пусть вернётся в сердце. Если пришло из глаза – пусть вернётся в глаз. Если пришло из уст – пусть вернётся в уста. Откуда бы ни пришло оно, пусть вернётся туда же.
   Эльга повторила. Явар засипел и выгнулся дугой на кровати. Не глазами, а чем-то другим Эльга ощутила, как сгусток, метавшийся внутри мальчика, вытек из семи отверстий в его теле и, собравшись над его грудью в зловещий пульсирующий ком, метнулся куда-то прочь.
   – Теперь нарисуй в воздухе круг, – пришла очередная подсказка. – Вокруг себя и вокруг мальчика… Все. Церемония окончена.
   Уилар забрал из рук Эльги плошку с водой, отодвинул занавеску и вышел во двор. Беспокойно скулившая дворовая псина при его появлении отпрыгнула назад, припала к земле и глухо зарычала. Не обращая внимания на собаку, Уилар выплеснул воду, смешанную с Эльгиной слюной, за калитку, а саму плошку бросил на землю и раздавил сапогом – принимать пищу из этой посуды было нельзя. Вернулся в дом. Эльга сидела на скамье, бессильно прислонившись к стене. Притихшее семейство напряжённо следило за «магистром богословия» и его дочерью.
   – Все, – сказал Уилар, укрывая мальчика одеялом. – Завтра он будет здоров. А сейчас пусть спит.
   – А как же это… бденье всенощное?.. – робко напомнил Верцан.
   – На этот раз можно будет обойтись без бдения, – совершенно серьёзным тоном ответил Уилар. – Хватило и десятикратного упоминания имени святого Эварда для того, чтобы вернуть эту порчу туда, откуда она пришла.
   Эльга, услышав эти слова, несмотря на не отпускавшую её телесную слабость, не смогла не улыбнуться.
 
   Проснулись с рассветом и, наскоро позавтракав, стали собираться в путь. От шума проснулись дети – и в том числе Явар. В одной рубашке, босиком, он вышел на середину комнаты и долго с удивлением рассматривал гостей.