Страница:
Кто-то занял место напротив, положив на стол перед собой топор. Пахнуло потом и чесноком. Эльга подняла глаза и увидела здоровенного мужика. Мужик жрал ветчину, вытирал жирные пальцы о собственную же бороду и искоса поглядывал на других постояльцев.
– Приятель, – обратился он к Уилару, – девчонкой не поделишься?
Уилар секунду в упор смотрел на него, потом оглянулся назад и щёлкнул пальцами, привлекая внимание хозяина.
– У этого человека есть лошадь? – поинтересовался чернокнижник. Трактирщик испуганно поглядел на детину с топором и почёл за лучшее не отвечать.
– А тебе-то что за дело? – все ещё жуя, спросил детина.
– Я не люблю убивать просто так, – терпеливо объяснил Уилар. – А нам как раз нужна лошадь.
…Лошадь оказалась под стать своему бывшему хозяину – угрюмым туповатым тяжеловозом. Уилар сидел в седле, Эльга – прямо перед ним, цепляясь за шею лошади. Тяжеловоз мерно трусил по тракту. Восходящее солнце слепило Эльге глаза.
– А если хозяин пожалуется? – спросила она вскоре после того, как они отъехали от гостиницы.
– Кому? – усмехнулся Уилар.
– Ну местному сеньору… или стражникам…
– А ему это нужно?
– Не знаю… – Эльга растерялась. – Нет… наверное… Ну а если всё-таки пожалуется?
– И что?
– Они… ну они станут нас преследовать. – Произнеся это, Эльга почему-то почувствовала себя полной дурой.
– А им это нужно? – резонно возразил Уилар.
По прибытии в Кэтекетон тяжеловоз был продан, а вместо него – куплены две лошади для Уилара и Эльги плюс одна заводная, которой предстояло нести поклажу. Эльга ожидала, что они уже на следующий день продолжат путь, но Уилар, кажется, не собирался торопиться. Он снял две комнаты в самой дорогой гостинице и ни в чем себе не отказывал; пил дорогие вина, ел изысканные блюда, развлекался с какими-то девицами, которых приводил к себе в номер поздним вечером… Об Эльге он, впрочем, не забыл: купил ей костюм для верховой езды и ещё несколько мелочей, которых ей очень не хватало в дороге: например, гребень. Но дни тянулись, Уилар по-прежнему приятно проводил время, и Эльга, по сути, оказалась предоставленной сама себе. Чтобы не заскучать, она часто гуляла по городу, смотрела на незнакомых людей и чужие дома… Впрочем, окружающее не казалось таким уж чужим: все это принадлежало людям, живым людям, которые умели плакать и улыбаться и к которым после посещения мира демонов Эльга испытывала почти родственные чувства.
Кэтектон кольцом окружал высокий холм, на вершине которого стоял замок здешнего феодала, лорда Аркрима Сольгота. Ещё ниже текла река, огибая город и холм. В целом Кэтектон выглядел довольно мирно: стражники попивали пиво и играли в кости на посту, дети играли в войну на крепостной стене (других мест, свободных от надоедливых взрослых, в городе было мало), приезжие шумно торговали на рынке, ремесленники трудились в своих мастерских, барон Аркрим и его приближённые занимались своими делами и на глаза народу не показывались – ну и слава Пресветлому… Небольшой переполох вызвало известие о том, что на невольничьем рынке, находившемся на другой стороне реки, в двух милях от Кэтектона, полтора десятка рабов взбунтовались, отняли у охраны оружие и сумели сбежать; впрочем, большую часть из них уже на следующий день поймали и, четвертовав, выставили вдоль дороги в непосредственной близости от рынка, в назидание другим рабам. Но ни на четвертованных, ни на повешенных у городских ворот сами горожане давно уже не обращали никакого внимания: зрелище было привычным, и хотя к вони, издаваемой разлагающимися трупами, привыкнуть было сложнее, старались не замечать и её. Как-то раз, наблюдая за казнью убийцы, Эльга заметила нескольких женщин, терпеливо ждавших рядом с помостом. Когда убийца – довольно молодой ещё человек, одетый в одну лишь длинную рубашку – забился в петле, его член вдруг встал торчком, смешно оттопырив засаленную ткань. Священник на помосте, полузакрыв глаза, вяло бормотал что-то из Книги Жизни, женщины ползали по земле под виселицей, собирая семя умирающего, а стражники зевали и время от времени делали вид, будто собираются разогнать женщин – без особого, впрочем, энтузиазма. Собрав всё, что было им нужно, женщины быстро удалились, что-то бурно друг с другом обсуждая. «Ведьмы», – подумала Эльга. Священник закрыл книгу и, сойдя с помоста, приложился к почти уже опустошённой солдатами бутылке дешёвого вина – скромной плате знахарок за то, чтобы солдаты не слишком настойчиво их отсюда гнали.
Вернувшись в гостиницу, она посидела на табуретке, потом у окна, потом на кровати, потом снова покачалась на табуретке и в конце концов поняла, что ей необходимо с кем-нибудь поговорить. Уилар Бергон был не самым лучшим собеседником, но других знакомых у Эльги в этом городе не было. Выглянув в коридор, Эльга заметила, что дверь в комнату чернокнижника чуть приоткрыта. Постучалась. Никто не ответил. Набравшись смелости, Эльга вошла внутрь.
Уилар был один. Он сидел в кресле у окна и читал книгу. Постель была разобрана и смята, на столе, среди бумаг, пергаментных свитков и свечных огарков, громоздился недоеденный ужин и початая бутылка вина.
Уилар читал. Эльга молча переминалась с ноги на ногу. Через минуту чернокнижник изволил наконец обратить на неё внимание.
– Что тебе?
– Я видела повешение… – Сбиваясь, Эльга стала рассказывать то, чему сегодня стала свидетельницей. – Почему он… ну… это… – Она смутилась, не зная, как «это» назвать.
– Почему он кончил? – Уилар закрыл книгу и посмотрел в окно. – На виселице можно умереть от двух причин. Если ломаются шейные позвонки, смерть наступает очень быстро. Но если тебе не повезло, будешь умирать от удушения. Это несколько дольше. Предчувствуя смерть, организм бунтует, тело скручивают судороги, человек может мочиться и испражняться одновременно. Естественный ток крови перекрыт, умирая, мозг наполняется чередой ярких галлюцинаций. Вкупе с напряжением, овладевшим всем телом, и особенно если повешенный молодой, здоровый мужчина – все это подчас приводит к нагнетанию крови в член и семяизвержению – довольно болезненному, хочу заметить. Я читал одну книгу, посвящённую данному вопросу… – Уилар задумался и добавил: – Впрочем, магистр медицины Агналет ан Скун из Къянлатского Университета полагает, что семяизвержение вызывается не столько физиологическими причинами, сколько желанием самого умирающего тела заслониться, закрыться от ужаса надвигающейся смерти. И его точка зрения также заслуживает рассмотрения… Ты что, никогда не видела, как вешают людей?
Эльга покачала головой. Лекторский тон Уилара привёл её в состояние лёгкого ступора.
– В Греуле преступникам отрубают головы… – тихо сказала она.
– Ах да… – Уилар кивнул. – Ты ведь с побережья.
– Я видела однажды… Эд привёл меня посмотреть… – Эльга содрогнулась от одного воспоминания. – Когда человеку отрубили голову, он какое-то время ещё дёргался… головы нет, а тело ещё живёт… из шеи ударил фонтан крови, который испачкал людей в первом ряду… Но они не… не обратили на это внимания. Заревели, как звери. У Эда… и у других… блестели глаза. Им нравилось на это смотреть. Мне стало дурно. Это было… ужасно.
Эльга замолчала, а затем заговорила снова:
– И эти женщины… сегодня. Они вели себя так, как будто бы… как будто бы были на рынке. Болтали о чем-то, толкались, спорили… Я слышала как-то, что семя мёртвого человека ведьмы собирают, чтобы…
– Ведьмы? – презрительно скривившись, перебил её Уилар. – Ты думаешь, это были ведьмы?.. Эти суеверные дуры, понимающие в ведовстве ещё меньше, чем ты?
– Значит, это просто суеверие? – У Эльги отлегло от сердца. – Брат Бенедикт тоже говорил, что…
– Конечно. Глупость и суеверие. Для того чтобы манипуляции с семенем покойника имели хоть какой-то смысл, осуществлять их необходимо, как минимум, ночью, а не посреди бела дня.
Внутри Эльги что-то сжалось. Окружающий мир снова надвинулся на неё, демонстрируя свою полную непредсказуемость. Она боялась гаданий, боялась колдовства, для которого требуются столь жуткие ингредиенты… Уилар как будто бы успокоил её – но только для того, чтобы напугать ещё больше. «Почему ночью?..» – судорожно думала Эльга. Даже днём она бы никогда не осмелилась приблизиться к повешенному, чтобы искать это под виселицей – в то время как над твоей головой раскачиваются ноги покойного… Ночью же… При мысли о том, как это будет про исходить, Эльгу охватил такой ужас, что ей захотелось кричать. По её представлениям, подобное занятие, да ещё и ночью, должно было стать вернейшим способом оказаться в когтях дьявола – который, как всем известно, вылезает из преисподней на землю каждую ночь в промежутке между вечерней и заутреней.
– Дело не в дьяволе, – сказал Уилар, в который уже раз демонстрируя умение отвечать на её мысли, а не на слова. – Дело в Тайне. – Он помолчал, как будто бы размышляя: стоит ли дальше разговаривать с «замухрышкой» – или попросту выгнать её из комнаты и вернуться к чтению. – Твой беспричинный страх – прямое указание на эту Тайну. Если ты развернёшься и пойдёшь против течения, выбирая направление, где страх наиболее силён, где сопротивление непреодолимо – может быть, ты и придёшь к чему-то большему, чем твоё нынешнее бессмысленное и бездумное существование. Те, кто понимают смысл Искусства, ищут не несколько комочков телесной жидкости, не пальцы, не ногти и не волосы покойника – они ищут Тайну. Семя, волосы или ноги – это всего лишь знак, ориентир, благодаря которому мы выслеживаем свою добычу. В чём-то это похоже на рыбную ловлю: ты следишь за поплавком, но твоя цель – не поплавок, а рыба, скрытая от тебя в своей стихии.
– А какую Тайну найдёт тот, кто будет искать семя покойника ночью под виселицей? Для чего это нужно?
– Не знаю, – пожал плечами Уилар. – Никогда этим не занимался. Ведьмы ищут ингредиенты для своих зелий и снадобий; не хочу сказать о них ничего плохого, но я практикую иные методы. Мой опыт общения с повешенными не слишком велик, и уж конечно я не использую их как склад ингредиентов.
– Опыт общения? – переспросила Эльга, думая, что ослышалась.
Уилар кивнул.
– Они могут многое рассказать, если их попросить.
– Но они же мертвы!..
– Совершенно верно. Их основное достоинство состоит как раз в том, что они уже скончались. При жизни, как правило, это были довольно непривлекательные личности: воры, убийцы, насильники… После смерти от них гораздо больше пользы, чем до неё.
– Неужели мёртвые могут разговаривать?!.
– Смотря кто будет спрашивать. – Уилар усмехнулся. – Впрочем, что касается того случая в Ярне, о котором я тебе рассказываю, меня интересовали не столько сами покойники, сколько та рыба, которую можно выловить с их помощью.
«Ярна? – подумала Эльга. – Там стоит один из крестиков на ею карте…»
Вслух она спросила:
– Что это за рыба?
– В древности существовали различные боги, которые вешали, обезглавливали, оскопляли самих себя, сдирали с себя кожу…
– Для чего?!!
– Чтобы приобрести мудрость. Совершая над собой все эти действия, они – в отличие от людей – не умирали, а переходили в иное качество. Вступая в противоречие с собственной природой, они искали способы выйти за её пределы. Если ты обладаешь достаточным тэнгамом, достаточной уверенностью и знаниями, достаточными для того, чтобы понимать язык этих богов, то, найдя людей, умерщвлённых схожим способом, ты можешь удостоиться беседы с ними.
– Они… вселяются в покойников? – прошептала Эльга.
– Нет. Ты снова пытаешься все упорядочить. Никто ни в кого не вселяется. Вряд ли ты меня поймёшь, но в некотором смысле покойники – это и есть те самые боги. Сам факт их необычной смерти сделал их таковыми.
– Они стали богами после смерти?
– Опять – нет. В данном случае я говорю не о личности казнённых, а об их сущности. Эта сущность была подвергнута изменениям: живое стало мёртвым. Сущность лишилась одних качеств, зато приобрела другие. Схожими качествами обладают и упомянутые мною боги, но при этом их качества более «первичны» по отношению к нам. Если снова вернуться к моему примеру с повешенными, то для того, чтобы такое общение состоялось, необходимо: приобретение покойником определённых качеств, вызванных самой спецификой казни (я лично воспринимаю казнь через повешенье как своего рода ритуал; мнение палачей и судьи на этот счёт меня совершенно не интересует), моё собственное обращение к божеству, и его ответ. Три различных действия, соединённые вместе тэнгамом, разрушают Кельрион и собирают реальность заново, в том виде, к которой я стремлюсь.
– А о чем вы с ними говорили? – спросила Эльга.
Уилар покачал головой.
– Оставим это за рамками беседы. Это уже мои тайны.
– А что такое эти Тайны? Ну сами по себе?
– Этого нельзя объяснить. Кельрион – это зеркало, состоящее из слов… зеркало, которое приковывает к себе наше внимание и не даёт увидеть ничего, кроме себя. Но как описать словами то, что по самой своей природе находится за пределами слов? Можно лишь указать на «то», отличающееся от «этого», указать – но не назвать и не описать. Тайна – это Тайна. Если тебе удастся выследить её… поймать в твои силки… нацепить на крючок… тогда у тебя, может быть, будет вкусный ужин… если, конечно, Тайна не искалечит тебя: как и пойманный зверь, Тайна безжалостна к тем, кто празднует победу раньше времени, к тем, кто забывает, что на самом деле охотники за потаённым разгуливают по краю лезвия над бездной. В этой охоте, когда человек выслеживает Тайну, а Тайна в свою очередь выслеживает человека, нет ни правил, ни законов, работающих одинаково всегда и для всех. Есть лишь несколько рецептов – чисто практического порядка. На ярком свету обнаружить Тайну почти невозможно: наше сознание слишком систематизирует окружающий мир, не оставляя никакого места для потаённого. День – это время порядка и смысла, ночь – это время тайн… Освещённое, зримое, понятное лишено потаённости. Невидимое, сокрытое в темноте, пугающе-бессмысленное лишено привычной нам упорядоченности. Мы цепляемся за зеркало слов, за то или иное описание порядка, именуемое Кельрионом, – и до коликов в животе боимся того, в чем приятной нашему сердцу упорядоченности нет. Мы отвергаем, старательно не замечаем «то». Но тьма старше света, потаённое неизмеримо обширнее упорядоченного. И, отвергаемое нами, оно все равно находит способ вернуться к нам – хотя бы в виде снов или кошмаров… в виде беспричинных страхов… даже в виде тех суеверий, которыми мы от него же стараемся отгородиться. Впрочем, – голос Уилара сделался суше, – сомневаюсь, что мои слова значат для тебя больше, чем воронье карканье в лесу. Твой мир абсолютно упорядочен. Тьма – это зло, свет – это добро; так уничтожим всю тьму и будем жить в свете в идеальной гармонии с благим Господином Добра… верно?.. Мир без тайн, мир, полностью отвечающий нашим представлениям о справедливости – то есть мир, упорядоченный настолько, что его способен постичь даже наш убогий разум – мир, где всё чётко, ясно и понятно…
– Нет.
Эльге показалось, что наступившая тишина звенит, как медные литавры. Во взгляде Уилара промелькнула тень любопытства. Эльга подавила дрожь и произнесла:
– Я увидела кое-что странное. Я… я не знаю, что это.
Уилар приподнял бровь, изображая вежливый интерес.
– Это произошло, когда я шла в гостиницу. Я ни о чем не думала… Вернее, нет, я думала только о том, что увидела… ну об этих женщинах, о виселице… Я ничего вокруг не замечала, просто шла… И тут кто-то взял меня за руку. Я как будто очнулась. Я стояла посреди улицы, а рядом со мной – маленький мальчик. Хорошенький такой, только совсем чумазый. Не знаю почему, но, кажется, я вызвала у него доверие… И он мне говорит: «Там кто-то сидит». Я оглянулась, спрашиваю: «Где?» Тогда он потянул меня за руку. Мы зашли в какой-то полутёмный переулок… там было очень грязно… потом там был закуток между домами… все выглядело не совсем обычным…
– То есть?
Эльга замялась.
– Не знаю, как сказать. Там совсем не было людей. Я ещё подумала: «Кто может жить в этих домах?» Многие двери были заколочены, окна – тоже. Это был как будто бы другой город. Когда мы зашли в тот закуток, мне даже показалось поначалу, будто бы меня заперли в комнате с низким потолком. Мальчик сказал: «Это здесь» – и показал на маленькое окошечко в стене, у самой земли. Я спросила «Что здесь?»… а сама чувствую, что с этим окошком и впрямь что-то не так. «Оно там» – говорит. Я хотела его спросить, что это за «ОНО», но потом поняла, что мальчик знает об этом не больше, чем я… Но оно там было! Оно пряталось от всех, но… но мне кажется, что оно чувствовало и видело нас.
– Оно как-нибудь отреагировало на ваше появление? – спросил Уилар. Эльга вздрогнула. Вопрос подразумевал, что увиденное Эльгой колдун не собирается считать ни блажью, ни галлюцинацией. Все пути отступления были отрезаны.
– Нет… – Эльга помотала головой. – Нет, оно… просто смотрело. Как будто бы оно ждало, что мы предпримем.
– И?
– И… все. Я быстро ушла. Я не хотела там оставаться… Было очень неудобно ощущать, как тебя разглядывают. И вообще… Страшно.
– А что с мальчиком?
– Я увела его с собой. Как только мы вышли из закутка, он вырвал руку и убежал.
– Понятно. – Уилар открыл книгу и стал перелистывать страницы, ища место, на котором он остановился.
– Вы…
– Что?
– Я думала, вы… – Эльга поёжилась. – Думала, вы захотите на это посмотреть.
– Нет, – сухо ответил Уилар. – Не хочу. У меня своего рода пост. Никакого волшебства до полнолуния. Я должен восстановить силы, потраченные на переход в Азагалхад и обратно. Кроме того, это место нашла ты, а не я.
– Его нашёл мальчик…
– Мальчик? – Уилар усмехнулся. – Мальчик ничего не находил. Нельзя сказать, что он тут совсем ни при чём, но то, что он играет в данной истории совершенно иную роль, чем ты предполагаешь, – это уж точно.
– Я вас не понимаю… – Эльга недоуменно пожала плечами. – Какую ещё роль?
– Мальчик – это Свидетель.
«Понятнее не стало», – подумала Эльга.
– Свидетель, – объяснил Уилар, – это тот, кого использует Тайна для того, чтобы заявить охотнику о своём существовании… особенно это касается таких бестолковых соискателей, как ты. Мальчик нужен был только для того, чтобы сообщить тебе о подвальном окне. Как только он это сделал, его роль была исчерпана и он немедленно исчез со сцены. Уверен – если ты перероешь весь этот город, вряд ли ты его найдёшь. А если и найдёшь – вряд ли он тебя узнает. А если и узнает – скорее всего, окажется, что про показанное тебе место он ничего не помнит.
– А если я его туда приведу?
– Ничего не будет. Если ты притащишь туда кого-нибудь постороннего, ты вспугнёшь Тайну и она сбежит. Кстати, это же произойдёт в том случае, если ты начнёшь болтать об этом месте направо и налево.
– И что мне теперь делать? – растерянно спросила Эльга.
Уилар устало вздохнул.
– Я не знаю, с чем именно ты столкнулась, и поэтому не могу ответить на твой вопрос. Могу лишь указать тебе на две возможности. Либо все это твоя галлюцинация, либо нет. Если это галлюцинация и самообман, то и говорить не о чем. В этом случае, что бы ты ни делала, ничего не изменится. Если же это не галлюцинация – значит ты столкнулась с Тайной. В этом случае у тебя опять-таки есть две возможности для действий. Во-первых, ты можешь ничего не делать. Через четыре дня мы уедем из города и этот вопрос будет закрыт сам собой. Во-вторых, ты можешь попробовать поймать Тайну. То, что получится в результате, также можно свести к двум возможностям. Либо у тебя получится, либо нет. Неудача предполагает множество вариантов, начиная потраченным впустую временем и заканчивая мучительной смертью. Успех… это и есть успех. Получишь приз.
– Какой приз?
– Откуда я знаю?
Повисло молчание. Уилар, казалось, совершенно погрузился в чтение. Эльга уже собралась уходить, когда колдун вдруг поднял голову и спросил:
– Кстати. Ты часто видишь такие вещи?
Эльга покачал а головой.
– Нет… Теперь – нет. Когда я была маленькой, это случалось чаще. Многие вещи, которые окружали меня, были пугающими.
– Приятно слышать, что ты хотя бы об этом помнишь. Обычно люди сначала учатся не обращать на Тайны внимания, затем они учатся забывать об этом, а затем – забывают и о том, что что-то забыли.
Эльга подумала и спросила:
– А как мне надо её ловить?
– Ты что, ждёшь от меня подробных инструкций? Совершенно напрасно. Когда маленьких детей учат ходить, им не объясняют, как это делать. Им просто говорят: «иди ко мне». И они либо идут, либо нет. Однако, поскольку я не горю желанием чему-нибудь тебя научить – я даже и призывать тебя ни к чему не буду. Тебя позвало то, что сидит в подвале, – вот у него и спрашивай, чему и как оно собирается тебя учить.
– А что там может быть?
– Все, что угодно. – Уилар сделал короткую паузу, а затем добавил: – Между прочим, сейчас у меня тоже есть выбор. Я могу продолжать болтовню с бестолковой необразованной девчонкой, а могу вернуться к изящным стихам Сежалэра Санскали. Как ты думаешь, какой выбор я сделаю?
…За окном была уже глубокая ночь, а Эльга никак не могла уснуть. Как она ни пыталась устроиться поудобнее, сон не шёл, а в голову постоянно лезли разные мысли. Она вдруг осознала, что находится в комнате совершенно одна. Казалось бы – что тут такого? Но… Детские страхи, над которыми она посмеялась бы при свете, здесь, в темноте, уже не казались такими смешными. Она поняла, почему дети боятся темноты… нет, не так, – она поняла, почему взрослые её не боятся. Они просто привыкли её не замечать, не думать о ней; дети ещё так не умеют. «Взрослые, – подумала Эльга, – похожи на слепых, чувствующих себя уверенно в одной клетке с тигром только потому, что не видят его». Она стала судорожно думать о том, чем можно было бы осветить комнату. При этом она боялась пошевелиться, даже моргнуть – ТО, что скрывалось в темноте (тот самый тигр), могло отреагировать на любое её движение мгновенным нападением. Она лежала и молила Бога, чтобы кто-нибудь зашёл в комнату и избавил её от этого кошмара. Но никого не было. У неё в комнате была масляная лампа, но не было ничего, с помощью чего можно было бы зажечь огонь. Потом она вспомнила, что на первом этаже есть камин. Возможно, угли ещё не совсем потухли. Она может пробраться вниз, зажечь лампу и прогнать тьму. Вот только… Как поступит тигр, если она встанет и начнёт перелезать через его полосатое тело – собираясь в перспективе добраться до дверцы и выбраться из клетки? Эльга скорее доверилась бы тигру, чем темноте. Но выхода у неё не было. Темнота могла съесть её в любой момент, независимо от того, будет ли она двигаться или нет.
…Она долго не могла решиться. Чем дольше она тянула, тем хуже становилось. Она чувствовала, как страх собирается где-то у неё внутри, копится и копится, постепенно распирая лёгкие, готовясь в любую секунду вырваться наружу истошным визгом… Она не закричала только потому, что ясно представила, что с ней сделает Уилар, если она разбудит его посреди ночи.
Уилар был таким же, как эта темнота, плоть от плоти её (если, конечно, предположить, что у темноты может быть плоть). Разозлить его – перспектива ничуть не лучшая, чем и дальше терпеть эту муку. В конце концов она все-таки заставила себя сесть и спустить ноги на пол. Ничего не произошло. Закутавшись в одеяло, она сделала первый шаг к двери, ожидая, что темнота вот-вот придёт в движение и вцепится ей в спину. Но темнота по-прежнему бездействовала, только ухмылялась, наблюдая за ней из разных углов. Эльга на ощупь нашла ручку двери, потянула на себя и вышла в коридор. Холодный пол обжигал ноги. Деревянные ступени поскрипывали, пока она спускалась вниз. Повернув голову в ту сторону, где должен был быть камин, Эльга поняла, что огонь давно умер и угли остыли. Надо было возвращаться – так же, как она пришла сюда, на ощупь. Тьма была плотной и душной. Эльга несколько раз открыла и закрыла глаза. Никакой разницы.
Вернувшись в комнату, она села на сундук у двери. Теперь, когда стало ясно, что её затея с масляной лампой провалилась и нет никакой надежды прогнать тьму, она вдруг обнаружила, что может думать о чем-то ещё, кроме своих страхов. Тьма играла с ней, как кошка с мышью. Возможно даже, ей удастся дожить до утра. Возможно, её оставят в покое, если она будет вести себя так, как вела всегда. Если она ляжет под одеяло и притворится, будто бы спит. Возможно, ей позволят опять научиться не обращать внимания на тьму, затем позволят забыть, а затем позволят забыть о том, что она чтото забыла…
Это было бы проще всего. Эльга уже собиралась так и поступить, но…
– Приятель, – обратился он к Уилару, – девчонкой не поделишься?
Уилар секунду в упор смотрел на него, потом оглянулся назад и щёлкнул пальцами, привлекая внимание хозяина.
– У этого человека есть лошадь? – поинтересовался чернокнижник. Трактирщик испуганно поглядел на детину с топором и почёл за лучшее не отвечать.
– А тебе-то что за дело? – все ещё жуя, спросил детина.
– Я не люблю убивать просто так, – терпеливо объяснил Уилар. – А нам как раз нужна лошадь.
…Лошадь оказалась под стать своему бывшему хозяину – угрюмым туповатым тяжеловозом. Уилар сидел в седле, Эльга – прямо перед ним, цепляясь за шею лошади. Тяжеловоз мерно трусил по тракту. Восходящее солнце слепило Эльге глаза.
– А если хозяин пожалуется? – спросила она вскоре после того, как они отъехали от гостиницы.
– Кому? – усмехнулся Уилар.
– Ну местному сеньору… или стражникам…
– А ему это нужно?
– Не знаю… – Эльга растерялась. – Нет… наверное… Ну а если всё-таки пожалуется?
– И что?
– Они… ну они станут нас преследовать. – Произнеся это, Эльга почему-то почувствовала себя полной дурой.
– А им это нужно? – резонно возразил Уилар.
По прибытии в Кэтекетон тяжеловоз был продан, а вместо него – куплены две лошади для Уилара и Эльги плюс одна заводная, которой предстояло нести поклажу. Эльга ожидала, что они уже на следующий день продолжат путь, но Уилар, кажется, не собирался торопиться. Он снял две комнаты в самой дорогой гостинице и ни в чем себе не отказывал; пил дорогие вина, ел изысканные блюда, развлекался с какими-то девицами, которых приводил к себе в номер поздним вечером… Об Эльге он, впрочем, не забыл: купил ей костюм для верховой езды и ещё несколько мелочей, которых ей очень не хватало в дороге: например, гребень. Но дни тянулись, Уилар по-прежнему приятно проводил время, и Эльга, по сути, оказалась предоставленной сама себе. Чтобы не заскучать, она часто гуляла по городу, смотрела на незнакомых людей и чужие дома… Впрочем, окружающее не казалось таким уж чужим: все это принадлежало людям, живым людям, которые умели плакать и улыбаться и к которым после посещения мира демонов Эльга испытывала почти родственные чувства.
Кэтектон кольцом окружал высокий холм, на вершине которого стоял замок здешнего феодала, лорда Аркрима Сольгота. Ещё ниже текла река, огибая город и холм. В целом Кэтектон выглядел довольно мирно: стражники попивали пиво и играли в кости на посту, дети играли в войну на крепостной стене (других мест, свободных от надоедливых взрослых, в городе было мало), приезжие шумно торговали на рынке, ремесленники трудились в своих мастерских, барон Аркрим и его приближённые занимались своими делами и на глаза народу не показывались – ну и слава Пресветлому… Небольшой переполох вызвало известие о том, что на невольничьем рынке, находившемся на другой стороне реки, в двух милях от Кэтектона, полтора десятка рабов взбунтовались, отняли у охраны оружие и сумели сбежать; впрочем, большую часть из них уже на следующий день поймали и, четвертовав, выставили вдоль дороги в непосредственной близости от рынка, в назидание другим рабам. Но ни на четвертованных, ни на повешенных у городских ворот сами горожане давно уже не обращали никакого внимания: зрелище было привычным, и хотя к вони, издаваемой разлагающимися трупами, привыкнуть было сложнее, старались не замечать и её. Как-то раз, наблюдая за казнью убийцы, Эльга заметила нескольких женщин, терпеливо ждавших рядом с помостом. Когда убийца – довольно молодой ещё человек, одетый в одну лишь длинную рубашку – забился в петле, его член вдруг встал торчком, смешно оттопырив засаленную ткань. Священник на помосте, полузакрыв глаза, вяло бормотал что-то из Книги Жизни, женщины ползали по земле под виселицей, собирая семя умирающего, а стражники зевали и время от времени делали вид, будто собираются разогнать женщин – без особого, впрочем, энтузиазма. Собрав всё, что было им нужно, женщины быстро удалились, что-то бурно друг с другом обсуждая. «Ведьмы», – подумала Эльга. Священник закрыл книгу и, сойдя с помоста, приложился к почти уже опустошённой солдатами бутылке дешёвого вина – скромной плате знахарок за то, чтобы солдаты не слишком настойчиво их отсюда гнали.
Вернувшись в гостиницу, она посидела на табуретке, потом у окна, потом на кровати, потом снова покачалась на табуретке и в конце концов поняла, что ей необходимо с кем-нибудь поговорить. Уилар Бергон был не самым лучшим собеседником, но других знакомых у Эльги в этом городе не было. Выглянув в коридор, Эльга заметила, что дверь в комнату чернокнижника чуть приоткрыта. Постучалась. Никто не ответил. Набравшись смелости, Эльга вошла внутрь.
Уилар был один. Он сидел в кресле у окна и читал книгу. Постель была разобрана и смята, на столе, среди бумаг, пергаментных свитков и свечных огарков, громоздился недоеденный ужин и початая бутылка вина.
Уилар читал. Эльга молча переминалась с ноги на ногу. Через минуту чернокнижник изволил наконец обратить на неё внимание.
– Что тебе?
– Я видела повешение… – Сбиваясь, Эльга стала рассказывать то, чему сегодня стала свидетельницей. – Почему он… ну… это… – Она смутилась, не зная, как «это» назвать.
– Почему он кончил? – Уилар закрыл книгу и посмотрел в окно. – На виселице можно умереть от двух причин. Если ломаются шейные позвонки, смерть наступает очень быстро. Но если тебе не повезло, будешь умирать от удушения. Это несколько дольше. Предчувствуя смерть, организм бунтует, тело скручивают судороги, человек может мочиться и испражняться одновременно. Естественный ток крови перекрыт, умирая, мозг наполняется чередой ярких галлюцинаций. Вкупе с напряжением, овладевшим всем телом, и особенно если повешенный молодой, здоровый мужчина – все это подчас приводит к нагнетанию крови в член и семяизвержению – довольно болезненному, хочу заметить. Я читал одну книгу, посвящённую данному вопросу… – Уилар задумался и добавил: – Впрочем, магистр медицины Агналет ан Скун из Къянлатского Университета полагает, что семяизвержение вызывается не столько физиологическими причинами, сколько желанием самого умирающего тела заслониться, закрыться от ужаса надвигающейся смерти. И его точка зрения также заслуживает рассмотрения… Ты что, никогда не видела, как вешают людей?
Эльга покачала головой. Лекторский тон Уилара привёл её в состояние лёгкого ступора.
– В Греуле преступникам отрубают головы… – тихо сказала она.
– Ах да… – Уилар кивнул. – Ты ведь с побережья.
– Я видела однажды… Эд привёл меня посмотреть… – Эльга содрогнулась от одного воспоминания. – Когда человеку отрубили голову, он какое-то время ещё дёргался… головы нет, а тело ещё живёт… из шеи ударил фонтан крови, который испачкал людей в первом ряду… Но они не… не обратили на это внимания. Заревели, как звери. У Эда… и у других… блестели глаза. Им нравилось на это смотреть. Мне стало дурно. Это было… ужасно.
Эльга замолчала, а затем заговорила снова:
– И эти женщины… сегодня. Они вели себя так, как будто бы… как будто бы были на рынке. Болтали о чем-то, толкались, спорили… Я слышала как-то, что семя мёртвого человека ведьмы собирают, чтобы…
– Ведьмы? – презрительно скривившись, перебил её Уилар. – Ты думаешь, это были ведьмы?.. Эти суеверные дуры, понимающие в ведовстве ещё меньше, чем ты?
– Значит, это просто суеверие? – У Эльги отлегло от сердца. – Брат Бенедикт тоже говорил, что…
– Конечно. Глупость и суеверие. Для того чтобы манипуляции с семенем покойника имели хоть какой-то смысл, осуществлять их необходимо, как минимум, ночью, а не посреди бела дня.
Внутри Эльги что-то сжалось. Окружающий мир снова надвинулся на неё, демонстрируя свою полную непредсказуемость. Она боялась гаданий, боялась колдовства, для которого требуются столь жуткие ингредиенты… Уилар как будто бы успокоил её – но только для того, чтобы напугать ещё больше. «Почему ночью?..» – судорожно думала Эльга. Даже днём она бы никогда не осмелилась приблизиться к повешенному, чтобы искать это под виселицей – в то время как над твоей головой раскачиваются ноги покойного… Ночью же… При мысли о том, как это будет про исходить, Эльгу охватил такой ужас, что ей захотелось кричать. По её представлениям, подобное занятие, да ещё и ночью, должно было стать вернейшим способом оказаться в когтях дьявола – который, как всем известно, вылезает из преисподней на землю каждую ночь в промежутке между вечерней и заутреней.
– Дело не в дьяволе, – сказал Уилар, в который уже раз демонстрируя умение отвечать на её мысли, а не на слова. – Дело в Тайне. – Он помолчал, как будто бы размышляя: стоит ли дальше разговаривать с «замухрышкой» – или попросту выгнать её из комнаты и вернуться к чтению. – Твой беспричинный страх – прямое указание на эту Тайну. Если ты развернёшься и пойдёшь против течения, выбирая направление, где страх наиболее силён, где сопротивление непреодолимо – может быть, ты и придёшь к чему-то большему, чем твоё нынешнее бессмысленное и бездумное существование. Те, кто понимают смысл Искусства, ищут не несколько комочков телесной жидкости, не пальцы, не ногти и не волосы покойника – они ищут Тайну. Семя, волосы или ноги – это всего лишь знак, ориентир, благодаря которому мы выслеживаем свою добычу. В чём-то это похоже на рыбную ловлю: ты следишь за поплавком, но твоя цель – не поплавок, а рыба, скрытая от тебя в своей стихии.
– А какую Тайну найдёт тот, кто будет искать семя покойника ночью под виселицей? Для чего это нужно?
– Не знаю, – пожал плечами Уилар. – Никогда этим не занимался. Ведьмы ищут ингредиенты для своих зелий и снадобий; не хочу сказать о них ничего плохого, но я практикую иные методы. Мой опыт общения с повешенными не слишком велик, и уж конечно я не использую их как склад ингредиентов.
– Опыт общения? – переспросила Эльга, думая, что ослышалась.
Уилар кивнул.
– Они могут многое рассказать, если их попросить.
– Но они же мертвы!..
– Совершенно верно. Их основное достоинство состоит как раз в том, что они уже скончались. При жизни, как правило, это были довольно непривлекательные личности: воры, убийцы, насильники… После смерти от них гораздо больше пользы, чем до неё.
– Неужели мёртвые могут разговаривать?!.
– Смотря кто будет спрашивать. – Уилар усмехнулся. – Впрочем, что касается того случая в Ярне, о котором я тебе рассказываю, меня интересовали не столько сами покойники, сколько та рыба, которую можно выловить с их помощью.
«Ярна? – подумала Эльга. – Там стоит один из крестиков на ею карте…»
Вслух она спросила:
– Что это за рыба?
– В древности существовали различные боги, которые вешали, обезглавливали, оскопляли самих себя, сдирали с себя кожу…
– Для чего?!!
– Чтобы приобрести мудрость. Совершая над собой все эти действия, они – в отличие от людей – не умирали, а переходили в иное качество. Вступая в противоречие с собственной природой, они искали способы выйти за её пределы. Если ты обладаешь достаточным тэнгамом, достаточной уверенностью и знаниями, достаточными для того, чтобы понимать язык этих богов, то, найдя людей, умерщвлённых схожим способом, ты можешь удостоиться беседы с ними.
– Они… вселяются в покойников? – прошептала Эльга.
– Нет. Ты снова пытаешься все упорядочить. Никто ни в кого не вселяется. Вряд ли ты меня поймёшь, но в некотором смысле покойники – это и есть те самые боги. Сам факт их необычной смерти сделал их таковыми.
– Они стали богами после смерти?
– Опять – нет. В данном случае я говорю не о личности казнённых, а об их сущности. Эта сущность была подвергнута изменениям: живое стало мёртвым. Сущность лишилась одних качеств, зато приобрела другие. Схожими качествами обладают и упомянутые мною боги, но при этом их качества более «первичны» по отношению к нам. Если снова вернуться к моему примеру с повешенными, то для того, чтобы такое общение состоялось, необходимо: приобретение покойником определённых качеств, вызванных самой спецификой казни (я лично воспринимаю казнь через повешенье как своего рода ритуал; мнение палачей и судьи на этот счёт меня совершенно не интересует), моё собственное обращение к божеству, и его ответ. Три различных действия, соединённые вместе тэнгамом, разрушают Кельрион и собирают реальность заново, в том виде, к которой я стремлюсь.
– А о чем вы с ними говорили? – спросила Эльга.
Уилар покачал головой.
– Оставим это за рамками беседы. Это уже мои тайны.
– А что такое эти Тайны? Ну сами по себе?
– Этого нельзя объяснить. Кельрион – это зеркало, состоящее из слов… зеркало, которое приковывает к себе наше внимание и не даёт увидеть ничего, кроме себя. Но как описать словами то, что по самой своей природе находится за пределами слов? Можно лишь указать на «то», отличающееся от «этого», указать – но не назвать и не описать. Тайна – это Тайна. Если тебе удастся выследить её… поймать в твои силки… нацепить на крючок… тогда у тебя, может быть, будет вкусный ужин… если, конечно, Тайна не искалечит тебя: как и пойманный зверь, Тайна безжалостна к тем, кто празднует победу раньше времени, к тем, кто забывает, что на самом деле охотники за потаённым разгуливают по краю лезвия над бездной. В этой охоте, когда человек выслеживает Тайну, а Тайна в свою очередь выслеживает человека, нет ни правил, ни законов, работающих одинаково всегда и для всех. Есть лишь несколько рецептов – чисто практического порядка. На ярком свету обнаружить Тайну почти невозможно: наше сознание слишком систематизирует окружающий мир, не оставляя никакого места для потаённого. День – это время порядка и смысла, ночь – это время тайн… Освещённое, зримое, понятное лишено потаённости. Невидимое, сокрытое в темноте, пугающе-бессмысленное лишено привычной нам упорядоченности. Мы цепляемся за зеркало слов, за то или иное описание порядка, именуемое Кельрионом, – и до коликов в животе боимся того, в чем приятной нашему сердцу упорядоченности нет. Мы отвергаем, старательно не замечаем «то». Но тьма старше света, потаённое неизмеримо обширнее упорядоченного. И, отвергаемое нами, оно все равно находит способ вернуться к нам – хотя бы в виде снов или кошмаров… в виде беспричинных страхов… даже в виде тех суеверий, которыми мы от него же стараемся отгородиться. Впрочем, – голос Уилара сделался суше, – сомневаюсь, что мои слова значат для тебя больше, чем воронье карканье в лесу. Твой мир абсолютно упорядочен. Тьма – это зло, свет – это добро; так уничтожим всю тьму и будем жить в свете в идеальной гармонии с благим Господином Добра… верно?.. Мир без тайн, мир, полностью отвечающий нашим представлениям о справедливости – то есть мир, упорядоченный настолько, что его способен постичь даже наш убогий разум – мир, где всё чётко, ясно и понятно…
– Нет.
Эльге показалось, что наступившая тишина звенит, как медные литавры. Во взгляде Уилара промелькнула тень любопытства. Эльга подавила дрожь и произнесла:
– Я увидела кое-что странное. Я… я не знаю, что это.
Уилар приподнял бровь, изображая вежливый интерес.
– Это произошло, когда я шла в гостиницу. Я ни о чем не думала… Вернее, нет, я думала только о том, что увидела… ну об этих женщинах, о виселице… Я ничего вокруг не замечала, просто шла… И тут кто-то взял меня за руку. Я как будто очнулась. Я стояла посреди улицы, а рядом со мной – маленький мальчик. Хорошенький такой, только совсем чумазый. Не знаю почему, но, кажется, я вызвала у него доверие… И он мне говорит: «Там кто-то сидит». Я оглянулась, спрашиваю: «Где?» Тогда он потянул меня за руку. Мы зашли в какой-то полутёмный переулок… там было очень грязно… потом там был закуток между домами… все выглядело не совсем обычным…
– То есть?
Эльга замялась.
– Не знаю, как сказать. Там совсем не было людей. Я ещё подумала: «Кто может жить в этих домах?» Многие двери были заколочены, окна – тоже. Это был как будто бы другой город. Когда мы зашли в тот закуток, мне даже показалось поначалу, будто бы меня заперли в комнате с низким потолком. Мальчик сказал: «Это здесь» – и показал на маленькое окошечко в стене, у самой земли. Я спросила «Что здесь?»… а сама чувствую, что с этим окошком и впрямь что-то не так. «Оно там» – говорит. Я хотела его спросить, что это за «ОНО», но потом поняла, что мальчик знает об этом не больше, чем я… Но оно там было! Оно пряталось от всех, но… но мне кажется, что оно чувствовало и видело нас.
– Оно как-нибудь отреагировало на ваше появление? – спросил Уилар. Эльга вздрогнула. Вопрос подразумевал, что увиденное Эльгой колдун не собирается считать ни блажью, ни галлюцинацией. Все пути отступления были отрезаны.
– Нет… – Эльга помотала головой. – Нет, оно… просто смотрело. Как будто бы оно ждало, что мы предпримем.
– И?
– И… все. Я быстро ушла. Я не хотела там оставаться… Было очень неудобно ощущать, как тебя разглядывают. И вообще… Страшно.
– А что с мальчиком?
– Я увела его с собой. Как только мы вышли из закутка, он вырвал руку и убежал.
– Понятно. – Уилар открыл книгу и стал перелистывать страницы, ища место, на котором он остановился.
– Вы…
– Что?
– Я думала, вы… – Эльга поёжилась. – Думала, вы захотите на это посмотреть.
– Нет, – сухо ответил Уилар. – Не хочу. У меня своего рода пост. Никакого волшебства до полнолуния. Я должен восстановить силы, потраченные на переход в Азагалхад и обратно. Кроме того, это место нашла ты, а не я.
– Его нашёл мальчик…
– Мальчик? – Уилар усмехнулся. – Мальчик ничего не находил. Нельзя сказать, что он тут совсем ни при чём, но то, что он играет в данной истории совершенно иную роль, чем ты предполагаешь, – это уж точно.
– Я вас не понимаю… – Эльга недоуменно пожала плечами. – Какую ещё роль?
– Мальчик – это Свидетель.
«Понятнее не стало», – подумала Эльга.
– Свидетель, – объяснил Уилар, – это тот, кого использует Тайна для того, чтобы заявить охотнику о своём существовании… особенно это касается таких бестолковых соискателей, как ты. Мальчик нужен был только для того, чтобы сообщить тебе о подвальном окне. Как только он это сделал, его роль была исчерпана и он немедленно исчез со сцены. Уверен – если ты перероешь весь этот город, вряд ли ты его найдёшь. А если и найдёшь – вряд ли он тебя узнает. А если и узнает – скорее всего, окажется, что про показанное тебе место он ничего не помнит.
– А если я его туда приведу?
– Ничего не будет. Если ты притащишь туда кого-нибудь постороннего, ты вспугнёшь Тайну и она сбежит. Кстати, это же произойдёт в том случае, если ты начнёшь болтать об этом месте направо и налево.
– И что мне теперь делать? – растерянно спросила Эльга.
Уилар устало вздохнул.
– Я не знаю, с чем именно ты столкнулась, и поэтому не могу ответить на твой вопрос. Могу лишь указать тебе на две возможности. Либо все это твоя галлюцинация, либо нет. Если это галлюцинация и самообман, то и говорить не о чем. В этом случае, что бы ты ни делала, ничего не изменится. Если же это не галлюцинация – значит ты столкнулась с Тайной. В этом случае у тебя опять-таки есть две возможности для действий. Во-первых, ты можешь ничего не делать. Через четыре дня мы уедем из города и этот вопрос будет закрыт сам собой. Во-вторых, ты можешь попробовать поймать Тайну. То, что получится в результате, также можно свести к двум возможностям. Либо у тебя получится, либо нет. Неудача предполагает множество вариантов, начиная потраченным впустую временем и заканчивая мучительной смертью. Успех… это и есть успех. Получишь приз.
– Какой приз?
– Откуда я знаю?
Повисло молчание. Уилар, казалось, совершенно погрузился в чтение. Эльга уже собралась уходить, когда колдун вдруг поднял голову и спросил:
– Кстати. Ты часто видишь такие вещи?
Эльга покачал а головой.
– Нет… Теперь – нет. Когда я была маленькой, это случалось чаще. Многие вещи, которые окружали меня, были пугающими.
– Приятно слышать, что ты хотя бы об этом помнишь. Обычно люди сначала учатся не обращать на Тайны внимания, затем они учатся забывать об этом, а затем – забывают и о том, что что-то забыли.
Эльга подумала и спросила:
– А как мне надо её ловить?
– Ты что, ждёшь от меня подробных инструкций? Совершенно напрасно. Когда маленьких детей учат ходить, им не объясняют, как это делать. Им просто говорят: «иди ко мне». И они либо идут, либо нет. Однако, поскольку я не горю желанием чему-нибудь тебя научить – я даже и призывать тебя ни к чему не буду. Тебя позвало то, что сидит в подвале, – вот у него и спрашивай, чему и как оно собирается тебя учить.
– А что там может быть?
– Все, что угодно. – Уилар сделал короткую паузу, а затем добавил: – Между прочим, сейчас у меня тоже есть выбор. Я могу продолжать болтовню с бестолковой необразованной девчонкой, а могу вернуться к изящным стихам Сежалэра Санскали. Как ты думаешь, какой выбор я сделаю?
…За окном была уже глубокая ночь, а Эльга никак не могла уснуть. Как она ни пыталась устроиться поудобнее, сон не шёл, а в голову постоянно лезли разные мысли. Она вдруг осознала, что находится в комнате совершенно одна. Казалось бы – что тут такого? Но… Детские страхи, над которыми она посмеялась бы при свете, здесь, в темноте, уже не казались такими смешными. Она поняла, почему дети боятся темноты… нет, не так, – она поняла, почему взрослые её не боятся. Они просто привыкли её не замечать, не думать о ней; дети ещё так не умеют. «Взрослые, – подумала Эльга, – похожи на слепых, чувствующих себя уверенно в одной клетке с тигром только потому, что не видят его». Она стала судорожно думать о том, чем можно было бы осветить комнату. При этом она боялась пошевелиться, даже моргнуть – ТО, что скрывалось в темноте (тот самый тигр), могло отреагировать на любое её движение мгновенным нападением. Она лежала и молила Бога, чтобы кто-нибудь зашёл в комнату и избавил её от этого кошмара. Но никого не было. У неё в комнате была масляная лампа, но не было ничего, с помощью чего можно было бы зажечь огонь. Потом она вспомнила, что на первом этаже есть камин. Возможно, угли ещё не совсем потухли. Она может пробраться вниз, зажечь лампу и прогнать тьму. Вот только… Как поступит тигр, если она встанет и начнёт перелезать через его полосатое тело – собираясь в перспективе добраться до дверцы и выбраться из клетки? Эльга скорее доверилась бы тигру, чем темноте. Но выхода у неё не было. Темнота могла съесть её в любой момент, независимо от того, будет ли она двигаться или нет.
…Она долго не могла решиться. Чем дольше она тянула, тем хуже становилось. Она чувствовала, как страх собирается где-то у неё внутри, копится и копится, постепенно распирая лёгкие, готовясь в любую секунду вырваться наружу истошным визгом… Она не закричала только потому, что ясно представила, что с ней сделает Уилар, если она разбудит его посреди ночи.
Уилар был таким же, как эта темнота, плоть от плоти её (если, конечно, предположить, что у темноты может быть плоть). Разозлить его – перспектива ничуть не лучшая, чем и дальше терпеть эту муку. В конце концов она все-таки заставила себя сесть и спустить ноги на пол. Ничего не произошло. Закутавшись в одеяло, она сделала первый шаг к двери, ожидая, что темнота вот-вот придёт в движение и вцепится ей в спину. Но темнота по-прежнему бездействовала, только ухмылялась, наблюдая за ней из разных углов. Эльга на ощупь нашла ручку двери, потянула на себя и вышла в коридор. Холодный пол обжигал ноги. Деревянные ступени поскрипывали, пока она спускалась вниз. Повернув голову в ту сторону, где должен был быть камин, Эльга поняла, что огонь давно умер и угли остыли. Надо было возвращаться – так же, как она пришла сюда, на ощупь. Тьма была плотной и душной. Эльга несколько раз открыла и закрыла глаза. Никакой разницы.
Вернувшись в комнату, она села на сундук у двери. Теперь, когда стало ясно, что её затея с масляной лампой провалилась и нет никакой надежды прогнать тьму, она вдруг обнаружила, что может думать о чем-то ещё, кроме своих страхов. Тьма играла с ней, как кошка с мышью. Возможно даже, ей удастся дожить до утра. Возможно, её оставят в покое, если она будет вести себя так, как вела всегда. Если она ляжет под одеяло и притворится, будто бы спит. Возможно, ей позволят опять научиться не обращать внимания на тьму, затем позволят забыть, а затем позволят забыть о том, что она чтото забыла…
Это было бы проще всего. Эльга уже собиралась так и поступить, но…