Страница:
– Пей, – сказал Уилар. И демон пил.
– Ты станешь Стражем этого места, – не открывая рта, произнёс чернокнижник. – Ты откроешь для меня шестые врата, когда я призову тебя, и проведёшь меня к тому источнику, в котором был рождён.
Эльга не видела, но ощущала, как нечто, исходящее от Уилара и Скайлагги, проникает в демона, истязая и порабощая его сущность. Вряд ли это существо, некогда умершее и вновь возвращённое к подобию жизни, могло испытывать физическую боль, но страдания, причиняемые ему магией Уилара, были, очевидно, какого-то иного рода. Оно приняло пищу из рук Уилара, следом за пищей оно было вынуждено принять и боль. Оно сделало ещё одну попытку вырваться из рук чернокнижника и, не помышляя уже о том, чтобы увлечь его за собой, всего лишь хотело уйти вниз, спрятаться, переждать… Но, хотя оно и было гораздо сильнее обычного человека, освободиться ему не удалось. Теперь Эльге казалось, что она понимает природу необыкновенной силы и ловкости Уилара: очевидно, в состояние, позволившее ей час назад победить теневого охотника, Уилар мог переходить по своему желанию в любое время.
Вой истязаемого демона ударил Эльгу, как молот.
Она закрыла уши руками, но это не помогло – вой раздавался на том же уровне, где прежде звучали голоса ушедших альвов (естественно, полностью перекрывая их) – и проникал не в уши, а сразу в несчастную Эльгину голову.
– Неееет!!! – выл Страж.
– Кто твой господин?
– Т… Тыыыы!!!
– Ты выполнишь то, для чего я тебя создал?
– ДА!!!
Уилар разжал руки.
Но это было ещё не все.
Страж не ушёл под воду. Он помедлил, а затем повернулся и указал на Эльгу полуразложившимся пальцем с длинным ногтем.
– Я все ещё голоден. Отдай мне её!
– Её?.. – переспросил Уилар. Пожал плечами. – Возьми, если сможешь.
На слове «возьми» он бросил Эльге свой змееподобный посох; на слове «сможешь» Эльга его поймала. «Скайлагга», – мысленно прошептала девушка, принимая оружие. Страж колодца рванулся к ней, но застыл, встретив вместо жертвы предмет, наделённый смертоносным тэнгамом. Тогда – очень медленно – Страж вновь повернулся к Уилару…
«Он отдал мне посох, но сам остался без защиты…» – подумала Эльга. Страж, полагавший так же, напасть тем не менее на Уилара уже не смел и не мог, колдовские узы, наложенные на него в тот миг, когда он признал своё подчинённое положение, угрожали ему новой мучительной пыткой, буде он осмелится восстать против своего хозяина. Уилар доброжелательно улыбнулся, не отводя взгляда от жуткого лица Стража. Ещё несколько секунд демон медлил, поворачивая голову то к Эльге, то к своему ненавидимому господину. Затем он бесшумно ушёл вниз, оставив после себя только пену на поверхности осквернённого водоёма.
– Великолепный экзобиологический образец, – сказал чернокнижник, встряхивая плащ и подбирая с земли инструменты. – Поднимайся на ноги, замухрышка! Ничего весёлого сегодня больше не будет, но нам нужно поторопиться – с рассветом переход между Альфхеймом и Кельрионом закроется. Ты ведь не хочешь провести в этом мире весь следующий год?.. И будь любезна, верни мне Скайлаггу.
На обратном пути Эльга думала о том, что было бы, если бы Страж не испугался Скайлагги, а бросился к ней… Сумела бы она справиться с ним?.. Она победила теневого охотника, но это отняло у неё почти всю энергию, которую, как она ощущала, ей предстоит ещё очень долго восстанавливать.
Несмотря на бодрое, прямо-таки лучезарное настроение, было видно, что Уилар сильно устал – может быть, ещё больше, чем Эльга. Тем не менее они шли так быстро, как только могли – рассвет и в самом деле был уже близок. На склоне холма, прежде чем войти в подземелье, Они оглянулась в последний раз, желая сохранить в памяти осколок этого удивительного мира, некогда тесно переплетённого с Кельрионом. Но если прежде, когда она только входила в лес, ей казалось, что она прикасается – может быть, и не совсем по праву к чему-то древнему, прекрасному или даже святому, то теперь она ощущала откровенную вражду этого леса.
То, что они сотворили – вернее, творил только Уилар, она была невольной свидетельницей и соучастницей, – каким-то образом исказило, извратило магию этого места, и без того потерявшего почти всю силу после ухода бессмертных и не сумевшего теперь оказать сопротивление новым врагам.
«То, что мы сделали, – мерзость», – подумала Эльга, с болью и отчаянием смотря на умирающий лес.
И голоса согласились с ней.
«Будьте прокляты», – прошептали они вслед уходящим.
Глава 10
В трактире было тепло, пахло луком и подгоревшей кашей. После шестичасовой скачки по стылому лесу Эльгу, оказавшуюся в тепле, разморило настолько, что, если бы не голод, она заснула бы прямо тут, за столом. Снаружи уже давно стемнело. Ещё один день пути остался позади. Служанка принесла горячую кашу, лепёшки и вяленую оленину. Когда путешественники поели, на столе появился кувшин с горячим вином.
Уилар развернул карту.
– Через Мольтегский перевал мы не поедем, – сообщил он спустя минуту. – Там опасно путешествовать весной и осенью, а сейчас, в преддверии зимы, это просто неосуществимо. Если пойдёт снег, мы либо свернём себе шеи, либо застрянем в какой-нибудь дрянной гостинице до весны. Следовательно, – его палец переместился влево, – придётся идти через Анвегнос. Это увеличит наш путь в полтора раза, однако к началу декабря, полагаю, мы успеем добраться до Лайфеклика.
– Там будет чародейский сбор? – сонно спросила Эльга.
Уилар кивнул.
– А зачем? – зевнула Эльга.
– Что – зачем?
– Зачем чародеям собираться вместе?
– Чтобы обменяться опытом. Или для того, чтобы решить какую-нибудь общую проблему.
– А на этот раз?..
– Я не знаю. Но могу предположить. Большинство моих коллег на дух не выносят друг друга. Тем не менее Мерхольг сказал, что на этой встрече будут все. Нетрудно сделать вывод, что речь пойдёт не об обмене опытом, а о решении проблемы.
– Какой?
– Джорданитская церковь и её бог объявили нам войну. По-твоему, это не проблема? Или ты уже забыла об этом?
Эльга опустила взгляд. Менее всего на свете она хотела как-либо враждовать с Господином Добра, в которого до сих пор верила в глубине души. Но, как и Уилар, другая сторона не предлагала ей никакого выбора. Это отношение церкви озвучил фогт Эллиуна, приравняв Эльгу и матушку Марго – только из-за наличия у них колдовского Дара – к дьяволопоклонникам, подлежащим уничтожению. В результате она и в самом деле связалась с чёрным магом, который убивал кого хотел, кощунствовал, поднимал мёртвых и был с демонами запанибрата. На память снова пришло то, что они учинили три дня назад – сначала в мире людей, затем в мире альвов.
– Мы не должны были так поступать… – тихо сказала она. И в ответ на вопросительный взгляд Уилара пояснила: – В альвийском мире.
– Почему?
– Не знаю… Это место… как храм. Вы как будто специально сначала здесь, в Кельрионе, в Эвардовом монастыре, потом там…
Уилар пожал плечами.
– А что в монастыре?
– Вы убили священника.
– Ничего подобного. Тупицу, который не хотел нас пускать, прикончил Страж.
– А в подвале?
– Этого сумасшедшего?.. – Уилар усмехнулся. – Да я, можно сказать, выполнил за шээлитов их работу. Этот… как его?.. брат Ягульф, кажется?.. Ты думаешь, он молился твоему любимому Джордайсу? Как бы не так! Ты что, не слышала его бормотания?.. Джордайс это, по-твоему, «госпожа».. Брат Ягульф уже не один год молился в своей келье Хальзаане, притом – одной из самых разрушительных её ипостасей: женщине-рыбе с зубами во влагалище и звериными глазами вместо сосков!..
– Откуда… вы все это знаете? – От удивления Эльга проснулась окончательно. – Вы же его никогда раньше не…
– Он сам проорал мне имя своей «госпожи»… Перед тем, как я перерезал ему глотку.
– Но как же… почему этого не знали другие монахи? Они же считали его чуть ли не святым!
– Минутку. Праведником его называл только тот суеверный полудурок, который так и порывался вступить со всеми подряд в «духовную брань». Что думали о брате Ягульфе остальные монахи, нам неизвестно – к нашему появлению они все либо разбежались, либо были уже мертвы. Возможно, кто-то догадывался об истинной вере брата Ягульфа. Другие, возможно, полагали, что он молится какой-нибудь джорданитской святой… Ягульф мог попросту водить их за нос – сумасшедшие иногда бывают очень хитрыми.
Эльга не нашла, что возразить.
– Даже если и так, все равно… это был человек…
Уилар зевнул.
– Они нас прокляли. Это вас тоже не волнует?.. – произнесла она, надеясь хотя бы таким способом разбить ледяное бездушие собеседника.
– Ты о голосах? – уточнил Уилар.
– Да.
– Я же предупреждал, чтобы ты не слушала ту чушь, которую они несут!
– Извините! – Эльга разозлилась настолько, что даже сумела подпустить в голос чуть-чуть издёвки. – Даже если я затыкала уши, это им ничуть не мешало! Они говорили прямо у меня в голове!
– Можешь забыть об их проклятьях. Это пустая болтовня…
– Вы так уверены?
– Уверен. Во-первых, чтобы проклятье сбылось, его должен произносить тот, кто обладает тэнгамом. У этих бесплотных голосов, как ты можешь догадаться, никакой силы уже не осталось. Единственной их целью было обмануть нас, отвлечь, заставить сомневаться и в конце концов – потерять время. Во-вторых, даже и тогда, когда проклятье наполнено силой, это не так страшно, как может показаться. Проклятие, как и благословение, – это некий толчок, выбивающий предмет или живое существо из рамок обыденного в область необычного, туда, где живут Тайны и чудеса. Вспомни героев, о которых поют в балладах, – многие из них были прокляты (или освящены благословением), а кто помнит об их соотечественниках, оставшихся внутри обыденного мира? В некотором роде проклятье – это особый дар, с которым надо уметь обращаться, и тогда из него можно извлечь не меньше пользы, чем из банального благословения. В отличие от благословения, чья сила ненавязчива и мягка, проклятье – очень сильный толчок в строго заданном направлении. Обычно эта сила вредна или даже смертоносна… но если ты сумеешь схватить её и использовать по собственному усмотрению, тогда… – Уилар улыбнулся. – Тогда тебе стоит сказать «большое спасибо» тому, кто тебя проклял. Как сказал один древний философ: то, что не убивает меня, делает меня сильнее.
– Но каким образом проклятье может принести пользу?
– Тот, кто тебя проклял, становится уязвим для тебя. Проникни в проклинающего и отними его силу. Естественно, это возможно только в том случае, если твой тэнгам больше и ты намерена использовать его для этой цели. Кроме того, само проклятье может защитить тебя. Если тебя прокляли, сказав «Ты сгоришь», спокойно бросайся в море или бурную реку – ты не утонешь. В действии любого проклятья можно найти зёрна тэнгама, которые движут им; обычный человек, подвергнутый их действию, погибнет или лишится удачи; колдун же способен отыскать эти зёрна и использовать их по своему усмотрению. Даже если проклятие приводит тебя к смерти, сумей перестать быть тем, что ты есть. Тогда проклятье исчерпает свою инерцию, а ты, вновь вернувшись в человеческое состояние, возможно, откроешь в себе новую грань Дара. Это – как поединок. Если тебя бьют ножом и ты не успеваешь увернуться, тебя могут убить, но если ты уклоняешься, захватываешь руку и ломаешь противнику кисть, ты ничего не теряешь, а, напротив, приобретаешь – тот самый нож…
Эльга поёжилась и сказала:
– Вы, кажется, хорошо знаете, о чем говорите…
Уилар кивнул.
– На востоке живут люди, сделавшие искусство проклятий своей профессией. – Он помолчал. – Их очень немного. Как-то раз я встречался с одним из них… Не с мастером, всего лишь с учеником… Если бы он стал моим врагом, не знаю, кого я опасался бы больше – его или Климединга.
– Почему? – удивилась Эльга, вспомнив страшную силу, едва не уничтожившую их в Азагалхаде.
– Насколько я понимаю, – негромко сказал Уилар, – они научились управлять временем. Каким образом – я не знаю.
Последующие дни были заполнены монотонной тряской на лошадях, холодным ветром и мокрым снегом, походной едой, к которой Эльга уже начала привыкать, и короткими периодами блаженного тепла и сытости, если им случалось останавливаться в трактире. Она слишком уставала за день, чтобы вечерами думать о чем-либо или расспрашивать Уилара о волшебстве. Но однажды он сам заговорил с ней.
– Ты впадаешь в апатию, – сказал он, остановив лошадь на вершине холма.
Что такое «апатия», Эльга не знала, но общий смысл был ясен. Возразить было нечего – да и можно ли было ожидать чего-либо иного после долгой скачки по промёрзшей земле, мимо чёрных голых деревьев? Они двигались на север, навстречу наступающей зиме, оставляя по правую руку предгорья, за которыми начинался Партграут, Нижний Хребет.
С некоторым трудом – ныли все мышцы – Эльга пожала плечами.
– Это дорога…
– Нет. – Уилар покачал головой. – Дело в желании.
– Что?.
– Ты желаешь жить в мире, где ничто от тебя не зависит. К этому направлена твоя воля. И миру не остаётся ничего другого, как следовать твоим желаниям.
– Вы хотите сказать, что я устаю потому, что сама хочу этого?
Колдун кивнул. Эльга недоверчиво покачала головой. Она хотела добавить «Это полная чушь», но вовремя прикусила язычок. Нельзя забывать, с кем она разговаривает. Если у Уилара плохое настроение, эта короткая фраза вполне может стать её некрологом.
– Мир – нечто большее, чем тебе кажется, – сказал чернокнижник. – И сама ты – нечто большее, чем то, что ты есть. Твоё желание, как и желание любого другого человека – желание не как эмоция, а как акт воли, пусть даже и неосознанный – способен изменить этот мир так же легко, как горшечник меняет форму куска глины.
– Значит, этот мир – всего лишь фантазия? Сбудется все, что я пожелаю?
– Нет, не фантазия. Кусок глины реален, от горшечника зависит лишь, какую форму он ему придаст.
Эльге неожиданно пришла в голову мысль, которую она поспешила высказать:
– Но ведь недостаточно только желать вылепить кувшин! Нужны ещё руки, которые проделают эту работу…
– Тэнгам – твои руки.
– Но ведь тэнгам есть не у всех! А вы говорите – желание любого…
– Поправлюсь. Свободный тэнгам, не задействованный на то, чтобы делать стены этого мира как можно твёрже и выше. У некоторых людей – таких, например, как ты, изначально есть немного свободного тэнгама. О таких людях говорят, что у них есть Дар. И учить колдовству их обычно куда легче, чем остальных. Но возможность накопить свободный тэнгам потенциально есть у всех. Однако даже если Одарённые зачастую зарывают свои талант в землю, то среди прочих сумевших развить Дар и вовсе считанные единицы.
Порыв ветра едва не сорвал с головы Эльги капюшон плаща. Её лошадь заржала, замотала головой и шагнула назад. Придерживая капюшон одной рукой, перекрывая вой ветра, Эльга прокричала:
– А если я захочу, чтобы сейчас наступило лето?! Моё желание сбудется?.
Уилар пожал плечами и предложил:
– Попробуй.
Они снова тронулись в путь. Эльга думала о тепле, о солнце, о жарком летнем воздухе, о душистом яблоневом саду матушки Марго… Уилар и прежде говорил о том, что воля человека способна изменить мир, но сегодня что-то сдвинулось в ней, слова чародея обрели какой-то новый смысл. И хотя Уилар был злым, бездушным человеком, на этот раз он рассказал ей что-то очень важное. Свою связь с мирозданием она ощутила вдруг очень ясно. Она была частью этого мира, но и мир был частью её, и управлять происходящим и в нем процессами было не более сложно, чем управлять собственным телом. Эльга вдруг поняла, что она – как ребёнок, пытающийся научиться ходить. Глаза слезились от ветра, но она больше не пыталась укрыться за тканью плаща. Она вырвалась вперёд; кобыла, к которой перешло возбуждённое настроение хозяйки, пошла бодрой игривой рысью… Эльге казалось, что от всего в мире к ней течёт сила, прогоняя усталость и вязкое отупение последних дней. «Он дал нам этот мир как дар, – подумала она о Боге, – и если управлять миром – грех, то не меньший грех – управлять собственным телом». В этом странном состоянии сознания она почти утратила чувство времени, мили и минуты пролетали незаметно, принося вместо скуки – радость, вместо усталости – силу. Она очнулась оттого, что изменилось освещение. Переходя в обычный, «бытовой» ритм жизни, она с удивлением поняла, что с момента разговора на холме прошло уже несколько часов и близится вечер. Ветер давно стих; всюду была разлита какая-то необыкновенная тишина. Мглистые облака, закрывавшие в последние дни весь небосклон, поредели; золотое солнце, склонявшееся к горизонту, целовало своими лучами юную всадницу. Этот свет сиял ясно и ровно и не слепил Эльге глаза. Она вдруг поняла, что бездумно улыбается чему-то одновременно далёкому и близкому, исполненному тепла и любви… Это ощущение осталось даже после того, как всадник в чёрном плаще, словно живое воплощение тьмы, поравнялся с ней. Некоторое время они ехали вровень, ни о чём не говоря. Слова были больше не нужны. «У нас нет почти ничего общего, – подумала Эльга. – Но нас что-то связывает… Я только не понимаю – что?..»
Они остановились на ночлег вблизи старой полуразрушенной башни, некогда являвшейся, возможно, жилищем местного феодала. На стенах были видны следы копоти и зияли дыры там, где поработали человеческие руки. Очевидно – как обычно и происходило в таких случаях – население окрестных деревень время от времени наведывалось сюда, чтобы разжиться камнем, а если повезёт, то и кусками металла.
Рассёдлывая лошадей, собирая хворост, приготавливая пищу, Эльга и Уилар обменивались ничего не значащими, повседневными фразами. И только когда все дела были сделаны и каша с салом потихоньку доходила в снятом с огня котелке, Эльга, грея над костром руки, беспечно сказала:
– А лето все-таки не наступило! – и улыбнулась.
– Как ты думаешь, почему? – негромко спросил Уилар.
Её первым побуждением было сказать «не знаю», но внезапно она поняла, что, ответив так, солжёт. Уилар обращался к ней как к равной (что само по себе являлось целым событием), он был уверен, что она сможет ответить на вопрос – и, в общем-то, был прав. «Не знаю» потеряло всю свою прежнюю привлекательность. Она знала ответ.
– Мир этого не захотел, – просто сказала она. Уилар кивнул.
– То, что кажется тебе волей мира, складывается из бесчисленных желаний тех, кто этот мир составляет. В этой округе живут тысячи людей, убеждённых в том, что зима уже не за горами. Воздух, землю, деревья и скалы населяют мириады духов, многие из которых со всей страстью желают наступления зимы – ибо зима означает для них пробуждение ото сна. Они приходят вместе с первыми холодами, но они же сами и несут эти холода. Их воля, как и твоя, творит окружающую реальность. И нет ничего удивительного в том, что воля одного человека, только начинающего осваивать Искусство, гаснет в соцветии воль людей и духов, желающих, чтобы все происходило согласно установленному распорядку.
– Но тогда получается, что ничего нельзя изменить, – возразила Эльга. – Получается, что чудеса невозможны. – Она покачала головой. За последние недели она слишком хорошо убедилась в обратном.
– Подумай, – предложил Уилар.
– Если убедить какую-то часть тех, кто верит в приход зимы… – начала она через несколько секунд.
– Двадцать лет назад в Ярне случилась сильная засуха, – кивнул Уилар. – Обмелели реки, погибли посевы, люди от ужасной жары теряли разум или пребывали в полуобморочном состоянии. Тогда первосвященник Сарейза, углядев в этом кару Божью, призвал всех верующих покаяться и молить Джордайса о ниспослании дождя. Верующие стали молиться. Притом не только в Ярне, но и во многих других странах, ибо призыв первосвященника касался всех… Как ты думаешь, что произошло дальше?
Эльга не ответила. Она мучительно пыталась вспомнить что-то, связанное с Ярной… Кажется, это был один из рассказов её отца… О каких-то событиях незадолго до её рождения…
Внезапно она вспомнила. Подняла на Уилара распахнутые глаза.
– Подождите! Двадцать лет назад в Ярне не было засухи! Там было… наводнение!
– Совершенно верно. – Уилар кивнул. – Наводнение, и притом настолько сильное, что почти все забыли о засухе, которая ему предшествовала. Дождь шёл почти две недели, не переставая. Некоторые города были буквально потоплены, поля превратились в болота, низины – в озера. Погибли несколько тысяч человек, а если сюда прибавить всех тех, кто подох от голода осенью и зимой…
– Вы хотите сказать, что Бог послал такой сильный дождь в ответ на людские молитвы? – с сильным сомнением спросила Эльга.
– Бог? – Уилар рассмеялся. – При чем тут Бог? Ты что, полагаешь, что Святой Джордайс решил поиздеваться над своими верными слугами и в ответ на просьбу избавить землю от засухи утопил города в воде?.. Хотя мы с тобой по-разному относимся к этому властолюбивому божку, в одном мы можем согласиться – Пресветлый тут ни при чём… Дождь вызвали люди, направившие свою волю и веру туда, куда указывал им глава той огромной секты, которая захватила полмира.
Эльга покачала головой. Она пыталась отыскать какое-нибудь противоречие в услышанном, но ничего не могла найти. И в самом деле, если это сделал Джордайс, то он не благ и не добр. Если не Джордайс… тогда кто? Выходило, что Уилар снова оказывается прав. Если вера одного человека способна сдвинуть гору или низвести молнию с неба, то на что способна объединённая воля тысячи людей?.. Десяти тысяч?.. Миллиона?..
– Однако объединение людей в единонаправленный организм – не самый лучший способ творить чудеса, – продолжал Уилар. – Несмотря на очевидные преимущества, слишком много недостатков. В конечном итоге, если полностью слепить людей в одно целое, сделать их послушными орудиями воли верховного жреца или бога, очень скоро вся эта слепая масса вовсе перестанет генерировать какую-либо веру. Тэнгама в них останется не больше, чем в деревянных солдатиках, выставленных на парад. С другой стороны, если оставить каждому его личную волю, положившись на то, что при необходимости все эти маленькие воли сольются в единую «симфонию», возникнет другая трудность. Для того чтобы произвести какое-либо чудо, нужно будет убедить каждого отдельного человека, что это нужно именно ему. Чем больше масса, тем разнороднее и неповоротливее она будет… Кстати! Каша уже готова.
Они поставили котелок на землю, подложили несколько камней, чтобы он не опрокинулся, сели напротив друг друга и принялись за ужин. Некоторое время ели молча. Когда показалось дно, Уилар снова заговорил:
– Поскольку ни ты, ни я не собираемся становиться на религиозный, или, точнее, сектантский путь преобразования мира, перед нами остаётся ещё одна возможность. Мы можем действовать в согласии с установившимся порядком, но при этом из всех возможностей будем выбирать ту, которая нам подходит лучше других, и прилагать свою волю к тому, чтобы осуществить её.
– Кажется, я понимаю, – тихо сказала Эльга. – Нельзя превратить зиму в лето… Но можно сделать зиму тёплой или холодной, вызвать снегопад или создать ясную погоду…
– Ты права. – Уилар чуть улыбнулся. – Хотя и не во всем. Поменять зиму и лето местами вполне возможно. У тебя попросту недостаёт тэнгама, чтобы осуществить подобное чудо.
«Но как это сделать?..» – Эльга едва сдержалась, чтобы не задать вопрос вслух. Что-то подсказывало ей, что она не должна спрашивать.
После короткого молчания Уилар продолжил:
– Только наш тэнгам, наш опыт и наше упорство определяют масштабы, в которых мы можем изменять мир. Мы можем вовсе отвергнуть видимый миропорядок и принять какой-либо другой, ибо видимый мир лишь ничтожная часть мира подлинного.
Он протянул руку к огню. Огонь охватил её… не причиняя никакого вреда.
– Всегда, отвергая один миропорядок, мы выбираем какой-либо другой – и в нём то, что прежде было невозможно, может стать естественной частью реальности.
Эльга, не отводя взгляда от глаз чернокнижника, повторила его движение. Медленно перевела взгляд на собственную кисть, объятую огнём. Хотя она ощущала прикосновение огня к своей коже, не было ни боли, ни чрезмерного жара. Пламя лизало её пальцы, как верная псина, почуявшая своего хозяина.
Глава 11
– Ты станешь Стражем этого места, – не открывая рта, произнёс чернокнижник. – Ты откроешь для меня шестые врата, когда я призову тебя, и проведёшь меня к тому источнику, в котором был рождён.
Эльга не видела, но ощущала, как нечто, исходящее от Уилара и Скайлагги, проникает в демона, истязая и порабощая его сущность. Вряд ли это существо, некогда умершее и вновь возвращённое к подобию жизни, могло испытывать физическую боль, но страдания, причиняемые ему магией Уилара, были, очевидно, какого-то иного рода. Оно приняло пищу из рук Уилара, следом за пищей оно было вынуждено принять и боль. Оно сделало ещё одну попытку вырваться из рук чернокнижника и, не помышляя уже о том, чтобы увлечь его за собой, всего лишь хотело уйти вниз, спрятаться, переждать… Но, хотя оно и было гораздо сильнее обычного человека, освободиться ему не удалось. Теперь Эльге казалось, что она понимает природу необыкновенной силы и ловкости Уилара: очевидно, в состояние, позволившее ей час назад победить теневого охотника, Уилар мог переходить по своему желанию в любое время.
Вой истязаемого демона ударил Эльгу, как молот.
Она закрыла уши руками, но это не помогло – вой раздавался на том же уровне, где прежде звучали голоса ушедших альвов (естественно, полностью перекрывая их) – и проникал не в уши, а сразу в несчастную Эльгину голову.
– Неееет!!! – выл Страж.
– Кто твой господин?
– Т… Тыыыы!!!
– Ты выполнишь то, для чего я тебя создал?
– ДА!!!
Уилар разжал руки.
Но это было ещё не все.
Страж не ушёл под воду. Он помедлил, а затем повернулся и указал на Эльгу полуразложившимся пальцем с длинным ногтем.
– Я все ещё голоден. Отдай мне её!
– Её?.. – переспросил Уилар. Пожал плечами. – Возьми, если сможешь.
На слове «возьми» он бросил Эльге свой змееподобный посох; на слове «сможешь» Эльга его поймала. «Скайлагга», – мысленно прошептала девушка, принимая оружие. Страж колодца рванулся к ней, но застыл, встретив вместо жертвы предмет, наделённый смертоносным тэнгамом. Тогда – очень медленно – Страж вновь повернулся к Уилару…
«Он отдал мне посох, но сам остался без защиты…» – подумала Эльга. Страж, полагавший так же, напасть тем не менее на Уилара уже не смел и не мог, колдовские узы, наложенные на него в тот миг, когда он признал своё подчинённое положение, угрожали ему новой мучительной пыткой, буде он осмелится восстать против своего хозяина. Уилар доброжелательно улыбнулся, не отводя взгляда от жуткого лица Стража. Ещё несколько секунд демон медлил, поворачивая голову то к Эльге, то к своему ненавидимому господину. Затем он бесшумно ушёл вниз, оставив после себя только пену на поверхности осквернённого водоёма.
– Великолепный экзобиологический образец, – сказал чернокнижник, встряхивая плащ и подбирая с земли инструменты. – Поднимайся на ноги, замухрышка! Ничего весёлого сегодня больше не будет, но нам нужно поторопиться – с рассветом переход между Альфхеймом и Кельрионом закроется. Ты ведь не хочешь провести в этом мире весь следующий год?.. И будь любезна, верни мне Скайлаггу.
На обратном пути Эльга думала о том, что было бы, если бы Страж не испугался Скайлагги, а бросился к ней… Сумела бы она справиться с ним?.. Она победила теневого охотника, но это отняло у неё почти всю энергию, которую, как она ощущала, ей предстоит ещё очень долго восстанавливать.
Несмотря на бодрое, прямо-таки лучезарное настроение, было видно, что Уилар сильно устал – может быть, ещё больше, чем Эльга. Тем не менее они шли так быстро, как только могли – рассвет и в самом деле был уже близок. На склоне холма, прежде чем войти в подземелье, Они оглянулась в последний раз, желая сохранить в памяти осколок этого удивительного мира, некогда тесно переплетённого с Кельрионом. Но если прежде, когда она только входила в лес, ей казалось, что она прикасается – может быть, и не совсем по праву к чему-то древнему, прекрасному или даже святому, то теперь она ощущала откровенную вражду этого леса.
То, что они сотворили – вернее, творил только Уилар, она была невольной свидетельницей и соучастницей, – каким-то образом исказило, извратило магию этого места, и без того потерявшего почти всю силу после ухода бессмертных и не сумевшего теперь оказать сопротивление новым врагам.
«То, что мы сделали, – мерзость», – подумала Эльга, с болью и отчаянием смотря на умирающий лес.
И голоса согласились с ней.
«Будьте прокляты», – прошептали они вслед уходящим.
Глава 10
И вот я скажу вам: то, что мы называем жизнью – ещё не все, что нами прожито; это лишь часть жизни. Того, чем мы живём, слишком много, больше, чем способен вобрать наш разум. Поэтому мы лишь отбираем то или другое, что нам подходит, и кое-как сплетаем из отобранного упрощённое действо; и это сплетение мы называем жизнью. Но сколько при этом оставляем в стороне, сколько обходим странных и страшных вещей, боже ты мой! Если бы люди осознали это! Но мы способны жить лишь одной упрощённой жизнью. Прожить и пережить больше было бы свыше наших сил. У нас недостало бы мочи вынести жизнь, если бы большую часть её мы не теряли по дороге.
Карел Чапек, «Рассказы из другого кармана»
В трактире было тепло, пахло луком и подгоревшей кашей. После шестичасовой скачки по стылому лесу Эльгу, оказавшуюся в тепле, разморило настолько, что, если бы не голод, она заснула бы прямо тут, за столом. Снаружи уже давно стемнело. Ещё один день пути остался позади. Служанка принесла горячую кашу, лепёшки и вяленую оленину. Когда путешественники поели, на столе появился кувшин с горячим вином.
Уилар развернул карту.
– Через Мольтегский перевал мы не поедем, – сообщил он спустя минуту. – Там опасно путешествовать весной и осенью, а сейчас, в преддверии зимы, это просто неосуществимо. Если пойдёт снег, мы либо свернём себе шеи, либо застрянем в какой-нибудь дрянной гостинице до весны. Следовательно, – его палец переместился влево, – придётся идти через Анвегнос. Это увеличит наш путь в полтора раза, однако к началу декабря, полагаю, мы успеем добраться до Лайфеклика.
– Там будет чародейский сбор? – сонно спросила Эльга.
Уилар кивнул.
– А зачем? – зевнула Эльга.
– Что – зачем?
– Зачем чародеям собираться вместе?
– Чтобы обменяться опытом. Или для того, чтобы решить какую-нибудь общую проблему.
– А на этот раз?..
– Я не знаю. Но могу предположить. Большинство моих коллег на дух не выносят друг друга. Тем не менее Мерхольг сказал, что на этой встрече будут все. Нетрудно сделать вывод, что речь пойдёт не об обмене опытом, а о решении проблемы.
– Какой?
– Джорданитская церковь и её бог объявили нам войну. По-твоему, это не проблема? Или ты уже забыла об этом?
Эльга опустила взгляд. Менее всего на свете она хотела как-либо враждовать с Господином Добра, в которого до сих пор верила в глубине души. Но, как и Уилар, другая сторона не предлагала ей никакого выбора. Это отношение церкви озвучил фогт Эллиуна, приравняв Эльгу и матушку Марго – только из-за наличия у них колдовского Дара – к дьяволопоклонникам, подлежащим уничтожению. В результате она и в самом деле связалась с чёрным магом, который убивал кого хотел, кощунствовал, поднимал мёртвых и был с демонами запанибрата. На память снова пришло то, что они учинили три дня назад – сначала в мире людей, затем в мире альвов.
– Мы не должны были так поступать… – тихо сказала она. И в ответ на вопросительный взгляд Уилара пояснила: – В альвийском мире.
– Почему?
– Не знаю… Это место… как храм. Вы как будто специально сначала здесь, в Кельрионе, в Эвардовом монастыре, потом там…
Уилар пожал плечами.
– А что в монастыре?
– Вы убили священника.
– Ничего подобного. Тупицу, который не хотел нас пускать, прикончил Страж.
– А в подвале?
– Этого сумасшедшего?.. – Уилар усмехнулся. – Да я, можно сказать, выполнил за шээлитов их работу. Этот… как его?.. брат Ягульф, кажется?.. Ты думаешь, он молился твоему любимому Джордайсу? Как бы не так! Ты что, не слышала его бормотания?.. Джордайс это, по-твоему, «госпожа».. Брат Ягульф уже не один год молился в своей келье Хальзаане, притом – одной из самых разрушительных её ипостасей: женщине-рыбе с зубами во влагалище и звериными глазами вместо сосков!..
– Откуда… вы все это знаете? – От удивления Эльга проснулась окончательно. – Вы же его никогда раньше не…
– Он сам проорал мне имя своей «госпожи»… Перед тем, как я перерезал ему глотку.
– Но как же… почему этого не знали другие монахи? Они же считали его чуть ли не святым!
– Минутку. Праведником его называл только тот суеверный полудурок, который так и порывался вступить со всеми подряд в «духовную брань». Что думали о брате Ягульфе остальные монахи, нам неизвестно – к нашему появлению они все либо разбежались, либо были уже мертвы. Возможно, кто-то догадывался об истинной вере брата Ягульфа. Другие, возможно, полагали, что он молится какой-нибудь джорданитской святой… Ягульф мог попросту водить их за нос – сумасшедшие иногда бывают очень хитрыми.
Эльга не нашла, что возразить.
– Даже если и так, все равно… это был человек…
Уилар зевнул.
– Они нас прокляли. Это вас тоже не волнует?.. – произнесла она, надеясь хотя бы таким способом разбить ледяное бездушие собеседника.
– Ты о голосах? – уточнил Уилар.
– Да.
– Я же предупреждал, чтобы ты не слушала ту чушь, которую они несут!
– Извините! – Эльга разозлилась настолько, что даже сумела подпустить в голос чуть-чуть издёвки. – Даже если я затыкала уши, это им ничуть не мешало! Они говорили прямо у меня в голове!
– Можешь забыть об их проклятьях. Это пустая болтовня…
– Вы так уверены?
– Уверен. Во-первых, чтобы проклятье сбылось, его должен произносить тот, кто обладает тэнгамом. У этих бесплотных голосов, как ты можешь догадаться, никакой силы уже не осталось. Единственной их целью было обмануть нас, отвлечь, заставить сомневаться и в конце концов – потерять время. Во-вторых, даже и тогда, когда проклятье наполнено силой, это не так страшно, как может показаться. Проклятие, как и благословение, – это некий толчок, выбивающий предмет или живое существо из рамок обыденного в область необычного, туда, где живут Тайны и чудеса. Вспомни героев, о которых поют в балладах, – многие из них были прокляты (или освящены благословением), а кто помнит об их соотечественниках, оставшихся внутри обыденного мира? В некотором роде проклятье – это особый дар, с которым надо уметь обращаться, и тогда из него можно извлечь не меньше пользы, чем из банального благословения. В отличие от благословения, чья сила ненавязчива и мягка, проклятье – очень сильный толчок в строго заданном направлении. Обычно эта сила вредна или даже смертоносна… но если ты сумеешь схватить её и использовать по собственному усмотрению, тогда… – Уилар улыбнулся. – Тогда тебе стоит сказать «большое спасибо» тому, кто тебя проклял. Как сказал один древний философ: то, что не убивает меня, делает меня сильнее.
– Но каким образом проклятье может принести пользу?
– Тот, кто тебя проклял, становится уязвим для тебя. Проникни в проклинающего и отними его силу. Естественно, это возможно только в том случае, если твой тэнгам больше и ты намерена использовать его для этой цели. Кроме того, само проклятье может защитить тебя. Если тебя прокляли, сказав «Ты сгоришь», спокойно бросайся в море или бурную реку – ты не утонешь. В действии любого проклятья можно найти зёрна тэнгама, которые движут им; обычный человек, подвергнутый их действию, погибнет или лишится удачи; колдун же способен отыскать эти зёрна и использовать их по своему усмотрению. Даже если проклятие приводит тебя к смерти, сумей перестать быть тем, что ты есть. Тогда проклятье исчерпает свою инерцию, а ты, вновь вернувшись в человеческое состояние, возможно, откроешь в себе новую грань Дара. Это – как поединок. Если тебя бьют ножом и ты не успеваешь увернуться, тебя могут убить, но если ты уклоняешься, захватываешь руку и ломаешь противнику кисть, ты ничего не теряешь, а, напротив, приобретаешь – тот самый нож…
Эльга поёжилась и сказала:
– Вы, кажется, хорошо знаете, о чем говорите…
Уилар кивнул.
– На востоке живут люди, сделавшие искусство проклятий своей профессией. – Он помолчал. – Их очень немного. Как-то раз я встречался с одним из них… Не с мастером, всего лишь с учеником… Если бы он стал моим врагом, не знаю, кого я опасался бы больше – его или Климединга.
– Почему? – удивилась Эльга, вспомнив страшную силу, едва не уничтожившую их в Азагалхаде.
– Насколько я понимаю, – негромко сказал Уилар, – они научились управлять временем. Каким образом – я не знаю.
Последующие дни были заполнены монотонной тряской на лошадях, холодным ветром и мокрым снегом, походной едой, к которой Эльга уже начала привыкать, и короткими периодами блаженного тепла и сытости, если им случалось останавливаться в трактире. Она слишком уставала за день, чтобы вечерами думать о чем-либо или расспрашивать Уилара о волшебстве. Но однажды он сам заговорил с ней.
– Ты впадаешь в апатию, – сказал он, остановив лошадь на вершине холма.
Что такое «апатия», Эльга не знала, но общий смысл был ясен. Возразить было нечего – да и можно ли было ожидать чего-либо иного после долгой скачки по промёрзшей земле, мимо чёрных голых деревьев? Они двигались на север, навстречу наступающей зиме, оставляя по правую руку предгорья, за которыми начинался Партграут, Нижний Хребет.
С некоторым трудом – ныли все мышцы – Эльга пожала плечами.
– Это дорога…
– Нет. – Уилар покачал головой. – Дело в желании.
– Что?.
– Ты желаешь жить в мире, где ничто от тебя не зависит. К этому направлена твоя воля. И миру не остаётся ничего другого, как следовать твоим желаниям.
– Вы хотите сказать, что я устаю потому, что сама хочу этого?
Колдун кивнул. Эльга недоверчиво покачала головой. Она хотела добавить «Это полная чушь», но вовремя прикусила язычок. Нельзя забывать, с кем она разговаривает. Если у Уилара плохое настроение, эта короткая фраза вполне может стать её некрологом.
– Мир – нечто большее, чем тебе кажется, – сказал чернокнижник. – И сама ты – нечто большее, чем то, что ты есть. Твоё желание, как и желание любого другого человека – желание не как эмоция, а как акт воли, пусть даже и неосознанный – способен изменить этот мир так же легко, как горшечник меняет форму куска глины.
– Значит, этот мир – всего лишь фантазия? Сбудется все, что я пожелаю?
– Нет, не фантазия. Кусок глины реален, от горшечника зависит лишь, какую форму он ему придаст.
Эльге неожиданно пришла в голову мысль, которую она поспешила высказать:
– Но ведь недостаточно только желать вылепить кувшин! Нужны ещё руки, которые проделают эту работу…
– Тэнгам – твои руки.
– Но ведь тэнгам есть не у всех! А вы говорите – желание любого…
– Поправлюсь. Свободный тэнгам, не задействованный на то, чтобы делать стены этого мира как можно твёрже и выше. У некоторых людей – таких, например, как ты, изначально есть немного свободного тэнгама. О таких людях говорят, что у них есть Дар. И учить колдовству их обычно куда легче, чем остальных. Но возможность накопить свободный тэнгам потенциально есть у всех. Однако даже если Одарённые зачастую зарывают свои талант в землю, то среди прочих сумевших развить Дар и вовсе считанные единицы.
Порыв ветра едва не сорвал с головы Эльги капюшон плаща. Её лошадь заржала, замотала головой и шагнула назад. Придерживая капюшон одной рукой, перекрывая вой ветра, Эльга прокричала:
– А если я захочу, чтобы сейчас наступило лето?! Моё желание сбудется?.
Уилар пожал плечами и предложил:
– Попробуй.
Они снова тронулись в путь. Эльга думала о тепле, о солнце, о жарком летнем воздухе, о душистом яблоневом саду матушки Марго… Уилар и прежде говорил о том, что воля человека способна изменить мир, но сегодня что-то сдвинулось в ней, слова чародея обрели какой-то новый смысл. И хотя Уилар был злым, бездушным человеком, на этот раз он рассказал ей что-то очень важное. Свою связь с мирозданием она ощутила вдруг очень ясно. Она была частью этого мира, но и мир был частью её, и управлять происходящим и в нем процессами было не более сложно, чем управлять собственным телом. Эльга вдруг поняла, что она – как ребёнок, пытающийся научиться ходить. Глаза слезились от ветра, но она больше не пыталась укрыться за тканью плаща. Она вырвалась вперёд; кобыла, к которой перешло возбуждённое настроение хозяйки, пошла бодрой игривой рысью… Эльге казалось, что от всего в мире к ней течёт сила, прогоняя усталость и вязкое отупение последних дней. «Он дал нам этот мир как дар, – подумала она о Боге, – и если управлять миром – грех, то не меньший грех – управлять собственным телом». В этом странном состоянии сознания она почти утратила чувство времени, мили и минуты пролетали незаметно, принося вместо скуки – радость, вместо усталости – силу. Она очнулась оттого, что изменилось освещение. Переходя в обычный, «бытовой» ритм жизни, она с удивлением поняла, что с момента разговора на холме прошло уже несколько часов и близится вечер. Ветер давно стих; всюду была разлита какая-то необыкновенная тишина. Мглистые облака, закрывавшие в последние дни весь небосклон, поредели; золотое солнце, склонявшееся к горизонту, целовало своими лучами юную всадницу. Этот свет сиял ясно и ровно и не слепил Эльге глаза. Она вдруг поняла, что бездумно улыбается чему-то одновременно далёкому и близкому, исполненному тепла и любви… Это ощущение осталось даже после того, как всадник в чёрном плаще, словно живое воплощение тьмы, поравнялся с ней. Некоторое время они ехали вровень, ни о чём не говоря. Слова были больше не нужны. «У нас нет почти ничего общего, – подумала Эльга. – Но нас что-то связывает… Я только не понимаю – что?..»
Они остановились на ночлег вблизи старой полуразрушенной башни, некогда являвшейся, возможно, жилищем местного феодала. На стенах были видны следы копоти и зияли дыры там, где поработали человеческие руки. Очевидно – как обычно и происходило в таких случаях – население окрестных деревень время от времени наведывалось сюда, чтобы разжиться камнем, а если повезёт, то и кусками металла.
Рассёдлывая лошадей, собирая хворост, приготавливая пищу, Эльга и Уилар обменивались ничего не значащими, повседневными фразами. И только когда все дела были сделаны и каша с салом потихоньку доходила в снятом с огня котелке, Эльга, грея над костром руки, беспечно сказала:
– А лето все-таки не наступило! – и улыбнулась.
– Как ты думаешь, почему? – негромко спросил Уилар.
Её первым побуждением было сказать «не знаю», но внезапно она поняла, что, ответив так, солжёт. Уилар обращался к ней как к равной (что само по себе являлось целым событием), он был уверен, что она сможет ответить на вопрос – и, в общем-то, был прав. «Не знаю» потеряло всю свою прежнюю привлекательность. Она знала ответ.
– Мир этого не захотел, – просто сказала она. Уилар кивнул.
– То, что кажется тебе волей мира, складывается из бесчисленных желаний тех, кто этот мир составляет. В этой округе живут тысячи людей, убеждённых в том, что зима уже не за горами. Воздух, землю, деревья и скалы населяют мириады духов, многие из которых со всей страстью желают наступления зимы – ибо зима означает для них пробуждение ото сна. Они приходят вместе с первыми холодами, но они же сами и несут эти холода. Их воля, как и твоя, творит окружающую реальность. И нет ничего удивительного в том, что воля одного человека, только начинающего осваивать Искусство, гаснет в соцветии воль людей и духов, желающих, чтобы все происходило согласно установленному распорядку.
– Но тогда получается, что ничего нельзя изменить, – возразила Эльга. – Получается, что чудеса невозможны. – Она покачала головой. За последние недели она слишком хорошо убедилась в обратном.
– Подумай, – предложил Уилар.
– Если убедить какую-то часть тех, кто верит в приход зимы… – начала она через несколько секунд.
– Двадцать лет назад в Ярне случилась сильная засуха, – кивнул Уилар. – Обмелели реки, погибли посевы, люди от ужасной жары теряли разум или пребывали в полуобморочном состоянии. Тогда первосвященник Сарейза, углядев в этом кару Божью, призвал всех верующих покаяться и молить Джордайса о ниспослании дождя. Верующие стали молиться. Притом не только в Ярне, но и во многих других странах, ибо призыв первосвященника касался всех… Как ты думаешь, что произошло дальше?
Эльга не ответила. Она мучительно пыталась вспомнить что-то, связанное с Ярной… Кажется, это был один из рассказов её отца… О каких-то событиях незадолго до её рождения…
Внезапно она вспомнила. Подняла на Уилара распахнутые глаза.
– Подождите! Двадцать лет назад в Ярне не было засухи! Там было… наводнение!
– Совершенно верно. – Уилар кивнул. – Наводнение, и притом настолько сильное, что почти все забыли о засухе, которая ему предшествовала. Дождь шёл почти две недели, не переставая. Некоторые города были буквально потоплены, поля превратились в болота, низины – в озера. Погибли несколько тысяч человек, а если сюда прибавить всех тех, кто подох от голода осенью и зимой…
– Вы хотите сказать, что Бог послал такой сильный дождь в ответ на людские молитвы? – с сильным сомнением спросила Эльга.
– Бог? – Уилар рассмеялся. – При чем тут Бог? Ты что, полагаешь, что Святой Джордайс решил поиздеваться над своими верными слугами и в ответ на просьбу избавить землю от засухи утопил города в воде?.. Хотя мы с тобой по-разному относимся к этому властолюбивому божку, в одном мы можем согласиться – Пресветлый тут ни при чём… Дождь вызвали люди, направившие свою волю и веру туда, куда указывал им глава той огромной секты, которая захватила полмира.
Эльга покачала головой. Она пыталась отыскать какое-нибудь противоречие в услышанном, но ничего не могла найти. И в самом деле, если это сделал Джордайс, то он не благ и не добр. Если не Джордайс… тогда кто? Выходило, что Уилар снова оказывается прав. Если вера одного человека способна сдвинуть гору или низвести молнию с неба, то на что способна объединённая воля тысячи людей?.. Десяти тысяч?.. Миллиона?..
– Однако объединение людей в единонаправленный организм – не самый лучший способ творить чудеса, – продолжал Уилар. – Несмотря на очевидные преимущества, слишком много недостатков. В конечном итоге, если полностью слепить людей в одно целое, сделать их послушными орудиями воли верховного жреца или бога, очень скоро вся эта слепая масса вовсе перестанет генерировать какую-либо веру. Тэнгама в них останется не больше, чем в деревянных солдатиках, выставленных на парад. С другой стороны, если оставить каждому его личную волю, положившись на то, что при необходимости все эти маленькие воли сольются в единую «симфонию», возникнет другая трудность. Для того чтобы произвести какое-либо чудо, нужно будет убедить каждого отдельного человека, что это нужно именно ему. Чем больше масса, тем разнороднее и неповоротливее она будет… Кстати! Каша уже готова.
Они поставили котелок на землю, подложили несколько камней, чтобы он не опрокинулся, сели напротив друг друга и принялись за ужин. Некоторое время ели молча. Когда показалось дно, Уилар снова заговорил:
– Поскольку ни ты, ни я не собираемся становиться на религиозный, или, точнее, сектантский путь преобразования мира, перед нами остаётся ещё одна возможность. Мы можем действовать в согласии с установившимся порядком, но при этом из всех возможностей будем выбирать ту, которая нам подходит лучше других, и прилагать свою волю к тому, чтобы осуществить её.
– Кажется, я понимаю, – тихо сказала Эльга. – Нельзя превратить зиму в лето… Но можно сделать зиму тёплой или холодной, вызвать снегопад или создать ясную погоду…
– Ты права. – Уилар чуть улыбнулся. – Хотя и не во всем. Поменять зиму и лето местами вполне возможно. У тебя попросту недостаёт тэнгама, чтобы осуществить подобное чудо.
«Но как это сделать?..» – Эльга едва сдержалась, чтобы не задать вопрос вслух. Что-то подсказывало ей, что она не должна спрашивать.
После короткого молчания Уилар продолжил:
– Только наш тэнгам, наш опыт и наше упорство определяют масштабы, в которых мы можем изменять мир. Мы можем вовсе отвергнуть видимый миропорядок и принять какой-либо другой, ибо видимый мир лишь ничтожная часть мира подлинного.
Он протянул руку к огню. Огонь охватил её… не причиняя никакого вреда.
– Всегда, отвергая один миропорядок, мы выбираем какой-либо другой – и в нём то, что прежде было невозможно, может стать естественной частью реальности.
Эльга, не отводя взгляда от глаз чернокнижника, повторила его движение. Медленно перевела взгляд на собственную кисть, объятую огнём. Хотя она ощущала прикосновение огня к своей коже, не было ни боли, ни чрезмерного жара. Пламя лизало её пальцы, как верная псина, почуявшая своего хозяина.
Глава 11
Потоки воды его не мочат,
Ветра не пронизывают.
Он ступает как тигр, движется, как дракон;
Он заставляет духов плакать, а богов рыдать.
Голова длинной в три фута – кто он?