Страница:
Марта окинула пиршественный стол недоверчивым взглядом. Все эти незнакомые, непонятные блюда казались слишком подозрительными, чтобы начинать обед с них. До барашка, лежавшего слева, ей было не дотянуться, а утку с яблоками, находившуюся справа, безжалостно терзал большеголовый молодой человек с огромными уродливыми губами. Посему Марта решила начать с малого – с рыбного салата с яйцами и майонезом.
Уилар налил себе вина из серебряного кувшина, сделал маленький глоток и несколько секунд прислушивался к своим ощущениям.
– Неплохое винцо, – подвёл он итог. – Марта? – Ведьма кивнула. Уилар отыскал пустой кубок и налил ей тоже. Эльга некоторое время ждала, что он нальёт и ей, но чёрный маг, кажется, вовсе забыл про свою спутницу. Это её обидело. Решив уязвить Уилара, она натянуто улыбнулась большеголовому и толстогубому молодому человеку, сидевшему напротив, и бесстрашно протянула через стол свой кубок.
– Вы не поухаживаете за мной?
Губастый перестал резать утку и уставился на Эльгу мутными водянистыми глазами. Смотрел он этими глазами по очереди, поскольку каждый из них двигался по собственной траектории. Толстые губы расплылись в отдалённое подобие улыбки. По подбородку текла слюна, которую молодой человек время от времени шумно всасывал обратно.
«Это же юродивый!..» – ужаснулась Эльга. Она не ожидала встретить тут никого подобного, но, кроме того, её ещё обманула и одежда молодого человека: отнюдь не бедная, украшенная на рукавах и воротнике серебряным шитьём.
– Простите, сударыня, лучше его не просить, – поспешно затараторила сидевшая рядом с юродивым женщина. – Сердце у него доброе, но, сами видите… – Она быстро, привычным движением, вытерла губастому подбородок. Юродивый протестующее замычал. «Это его мать, – подумала Эльга. – Интересно, зачем их вообще сюда пригласили?..»
– Давай, Мальц, я тебе уточки отрежу… Кушай, кушай… Только потихоньку, не запачкайся… Вы не думайте, сударыня, – продолжала мать юродивого, – что он глупее вас или меня. Это сейчас он так беспокоится, потому что людей много, а вообще он много такого знает, что ни вы, ни я не знаем и не узнаем никогда…
– Алдаты, – вдруг сколько мог громко с набитым ртом произнёс полоумный Мальц.
– Что он сказал? – осторожно переспросила Эльга.
– Солдаты, – перевела мать Мальца. – Это его какие-то солдаты напугали. Пока сюда ехали, только про них и говорил.
– Откуда вы? – спросила женщину Марта Весфельж.
– Из Чаги. Поселенье такое в Клемэрском королевстве. Я – Ана, а это сын мой, Мальц.
– Мальц из Чаги? – потянула Марта. – Это который у одного обнищавшего графа в замке золотой клад нашёл, да такой, что тот граф не только свои заложенные земли обратно выкупил, но и новые прикупил? Это тот Мальц, который, говорят, королю Кетману предсказание про семь красных птиц сделал?
Порозовевшая Ана из Чаги несколько раз кивнула и с гордостью посмотрела на своего сына. Было видно, что известность ей льстит.
– Что ещё за предсказание? – жуя, поинтересовался Уилар.
– Неужели не слышал? – удивилась Марта. – Ну ты даёшь, дружочек! История-то известная. В общем, как Клемэрский король про этого предсказателя прослышал, так и приказал к себе немедля доставить. А тот ему, значит, говорит, так мол и так, прилетят к тебе семь красных птиц, которые сожгут и тебя и всю твою землю. Ну король, само собой, за такое предсказание обиделся, однако мальчика пожалел и ничем вредить ему не стал. А спустя неделю – нате раз! – прибывают ко двору семь послов… – Марта понизила голос и быстро оглянулась. – Семь послов из Шарданиэта. И все как один в красных плащах! Ну король тут про предсказание вспомнил и приказал этих послов схватить, ни на какое особливое достоинство их невзирая. А как схватили, оказалось, что у них и письма есть, и деньги уже приготовлены, чтобы, значит, кого надо в королевстве подкупить, Кетмана со света сжить, а на престол его брата возвести, с тем чтобы тот в свою очередь присягу императору северному дал… Правильно я сказываю? – обратилась она к женщине. Та, уже совершенно красная, снова закивала. Её сын пролил на стол соус и теперь сосредоточенно что-то рисовал.
– Аааа… Так вот из-за чего три года тому назад чуть было войны между Шарданиэтом и Клемэром не случилось! – потянул сидевший рядом с Эльгой престарелый алхимик Зальц Онтберг.
– Думаю, не только из-за этого, – откликнулся Уилар, точным движением нанизывая оливку на кончик ножа.
– А я думаю, что если б их не схватили, война б началась уж как пить дать, – заявила Марта Весфельж. – В Империи я родилась, скока уж лет тут небо копчу, и так и помру тут, наверное, а все одно: чем дольше живу, тем больше убеждаюсь – если где Империя войну не начала, то тока потому ещё, что не может, а вовсе не потому, что намерений таких не имеет.
– Ага, – кивнул Уилар. – Ты, главное, ори об этом на каждом углу, да погромче. Особенно в этом замке. Тебе что, игристое в голову ударило? Забыла, где мы находимся?
– А что?.. – Марта быстро оглянулась на стол, за которым сидел герцог Айлис Джельсальтар – один из ближайших родственников нынешнего Северного Императора Яглата Скельпура. – Что такого? Правду-то люди все равно знают. Всем глотки не заткнёшь!
– Точно, – снова согласился Уилар. – И вот поэтому глотки всегда затыкают самым говорливым.
– Боишься? – сладко прищурилась ведьма.
– Дрожу от страха, – хмыкнул Уилар, подзывая ближайшего слугу. – Отрежь-ка мне кусочек во-он того барашка… Вообще я не понимаю твоего недовольства, Марта, – продолжил он, получив требуемое. – Что тебе не нравится? Войны всегда были и всегда будут. Великие империи создаются вовсе не путём мирных переговоров.
– А то я не знаю! – отозвалась Марта. – Тока оттого что мы знаем, что говно говном называется, говном оттого оно быть не перестаёт.
– Твои замечания, Марта, как всегда точны и даже где-то афористичны. – Уилар промокнул салфеткой губы. – Но ты не заметила, что мы сейчас… обедаем? Нет, не заметила?..
– А что я такого сказала? – удивилась ведьма.
– Да как тебе сказать… – Уилар негромко вздохнул. – Налить ещё вина?
– Налей, налей… А чего, кстати, оно такое жёлтое и пенится, будто моча?
Мышцы на лице Уилара окаменели – кажется, он тщетно пытался сдержать улыбку.
– Кхе-кхе, – откашлялся алхимик – Я, конечно, извиняюсь, что перебиваю ваш диспут, однако не знает ли кто – если уж мы вообще заговорили о войне и мире, – отчего под городом расположен военный лагерь?
– Под каким городом? – спросил Уилар.
– Под этим городом, под этим самым городом, сударь мой.
– Вы думаете? Мы приехали только вчера. Никакого военного лагеря поблизости от города мы не видели.
– Так вы, наверное, с юга ехали?
Уилар кивнул.
– С северной стороны лагерь стоит, – объяснил Зальц Онтберг. – За Лайфекликом сразу. И не у дороги, а в глуши, скрытно так.
– Счас же зима! – Удивилась Марта. – Какой лагерь?.. Они ж там околеют все!
– Вот в том-то странность, сударыня. Летом о войсках на земле герцога Джельсальтара узнав, я б никак удивляться не стал, потому как хозяин наш мирным нравом вовсе не славен. Но зимой? Зачем? Для чего? Непонятно.
– А вы-то откуда про этот лагерь узнали? – спросил Уилар. – Мимо ехали или в хрустальном шаре посмотрели?
– В хрустальном шаре отыскать я его так и не смог, хотя и пытался, – вздохнул алхимик. – А про лагерь рассказал мне оборотень один… ну который в птицу превращается… – Зальц Онтберг огляделся, пытаясь обнаружить в толпе гостей своего знакомого. – Он, значит, летел… летел… вот черт, имя из головы вылетело!..
– Барон Мерхольг ан Сорвейт?
– Упаси вас боже! Я этому головорезу и руки не подам…
«A он вам её и не предложит», – мысленно прокомментировал Уилар это замечание. Алхимик, телепатическими способностями не обладавший, продолжал распинаться:
– …Нет-нет, другой оборотень. Который в ястреба превращается. Он, значит, летел и вот видит…
– Хазмес Гирфольт? – предположила Марта.
– Вот-вот! – обрадовался алхимик. – Именно он!
– Знаю этого засранца. – Ведьма поморщилась.
– Кто таков? – спросил Уилар, обернувшись.
– Засранец. – Ведьма явно не была расположена разговаривать на эту тему.
– Что он тебе сделал?
– Курицу мою украл, паршивец, – неохотно призналась Марта.
– Курицу? – Уилар улыбнулся. – Он что, как и ты, под Тондейлом живёт?
– К счастью, нет!.. Прилетал как-то раз… Года два тому назад, а может быть, и три.
Зальц Онтберг попытался вернуть беседу в первоначальное русло:
– И все-таки непонятно, для чего солдаты, да ещё зимой…
– Алдаты! – бесцеремонно перебил его Мальц. Все посмотрели на юродивого. Некоторое время над этой частью стола висело молчание. Мальц, смутившись от всеобщего внимания, опустил глаза и снова принялся при помощи соуса и жира выводить на столе свои каракули.
Зальц откашлялся и предпринял ещё одну попытку:
– Так вот. Непонятно, для чего…
– Этот ваш Хазмес или как его там – он не пытался подлететь поближе, выяснить, кто это? – спросил Уилар.
– Нет, но… Впрочем, в том, что эти войска принадлежат герцогу, нет никаких сомнений…
– Почему вы так думаете?
– Потому что Хазмес Гирфольт своими глазами видел там знамя Айлиса.
– Ну это ещё ни о чем не говорит, – заметила Марта.
– То есть?
– А то, что тряпку на палку любую можно повесить. Лишь бы тряпка была.
– То есть… вы хотите сказать, это могли быть люди, которые только выдавали себя за людей Джельсальтара?! – Было видно, что Зальц сильно обеспокоился. – Но… Если это так, нужно немедленно предупредить герцога!
– Не нужно, – успокоил его Уилар.
– Почему?! – подозрительным тоном спросил алхимик. – Вы что-то об этом знаете?
– Я знаю только то, что к Лайфеклику можно подойти лишь с одной стороны, по узкой и крутой дороге, которую перегораживает не одна застава. Этот город невозможно взять силой.
– А ты прав, – подумав, заявила Марта. – Надо совсем без царя в голове быть, чтобы затевать открытую войну со Скельвурами!
– Я думаю, что военный отряд, который видел этот ястреб, и в самом деле принадлежит герцогу, – сказал Уилар Зальцу Онтбергу. – Меня наличие такого отряда совершенно не удивляет… странно только, почему он расквартирован не в городе…
– И почему же вас это не удивляет? Вы ожидали чего-то подобного?
– Конечно. – Уилар пожал плечами и налил себе ещё вина. – Вспомните, для чего мы все здесь собрались. Церковь давно ведёт с нами беспощадную войну. Для джорданитов мы все – отродья дьявола, подлежащие полному и безоговорочному истреблению. И если теперь, по про шествии столетии преследовании и убийств, мы наконец-таки осмелимся принять вызов, нам потребуется собственное войско – и кто как не Айлис Джельсальтар, Мерхольг ан Сорвейт и Агиль ан Пральмет нам его предоставит? Вас, любезный Зальц, все ещё удивляет то, что Джельсальтар начал собирать солдат? Меня – нет.
Чернокнижник лежал на кровати, закинув руку за голову. Вопросительно посмотрел на Эльгу. То ли он находился в благодушном настроении после застолья, то ли в последнее время Эльга окончательно осмелела, но этот взгляд не вызвал у неё и тени той робости, которую прежде она испытывала от одной мысли о Страшном Человеке.
В комнате ощущался едва заметный запах ароматного масла.
– Простите. Я давно хотела спросить. – Она сделала паузу. Уилар кивнул, предлагая ей продолжать. – Помните ту деревню, где вы заставили меня вылечить мальчика… снять с него порчу… помните?.. Вы тогда сказали… ну когда я закончила… сказали, что надо нарисовать круг в воздухе… Или это тоже был Советник?
Уилар кивнул.
– Советник. Я ничего не говорил.
– Я давно хотела спросить… Почему? Ведь круг – это знак Пресветлого?.. Ведь всем известно… да и вы сами говорили… сила Господина Добра разрушает магию!
– У этого символа много значений, – ответил Уилар. – Они не противоречат друг другу, а как бы составляют разные грани единого смысла. И возник этот символ куда раньше религии Преблагого Джордайса. Среди чисел круг означает ноль или пустоту. На востоке этим символом обозначают круговорот времени, бесконечное взаимопревращение вещей. На западе, в Ярне, полагают, что это символ вечности, символ божественного мирового порядка, символ совершенства. Но если говорить о практическом применении этого знака, то это ограничение, указание на тот порядок, ту реальность, которую ты выбираешь и в которой и дальше намерен находиться. Отсюда проистекает и другое значение: защита, отделение себя от каких бы то ни было враждебных сил, которые просто не смогут войти в «твоё» пространство. Для этой цели маги и рисуют круги вокруг места, где собираются совершить обряд, – некоторые круги предназначены для защиты, другие для концентрации и упорядочивания энергии. Ещё можно… – Уилар оборвал сам себя. – Но об этом как-нибудь в другой раз…
Эльга, посмотрев по направлению его взгляда, оторопела. В дальнем углу комнаты Марта Весфельж, совершенно голая, с интересом прислушиваясь к разговору, неторопливо натирала своё тело тем самым ароматным маслом, запах которого Эльга ощутила сразу, как только открыла дверь. Ошеломлённый взгляд девушки её нисколько не смутил. Зато Эльга была готова от смущения провалиться сквозь землю.
– Да… Так вот, – продолжал Уилар, задумчиво рассматривая белое тело Марты. – Ты нарисовала круг для того, чтобы завершить исцеление мальчика, поставить точку в своих действиях и одновременно – защитить его от порчи, которая, не нарисуй ты круга, снова могла вернуться к нему… И не случайно, что джорданиты используют именно этот символ. Когда они рисуют круг, конечно, это даёт им защиту от колдовства, но вместе с тем они ограничивают, ещё более упорядочивают тот мир, в котором живут, кладут ещё один ряд кирпичей в стену, что окружает их крохотный мирок и отделяет от той бесконечности, которая находится за его пределами. Маг выбирает свою реальность сам и рисует круг для того, чтобы закрепить её, джорданит делает то же самое, но он полагает реальность, в которой живёт, единственной из возможных, и прикладывает, даже не осознавая этого, все силы к тому, чтобы укрепить стены собственной тюрьмы.
Уилар замолчал. Сообразив, что это всё, Эльга, красная как рак (Марта Весфельж подняла одну ногу и стала смазывать маслом внутреннюю сторону бедра), опустив глаза, пробормотала:
– Спасибо.
И, выскочив из комнаты, она поспешно закрыла за собой дверь. Ещё через десять минут она решила, что неплохо бы прогуляться – возня, скрип кровати и приглушённый смех, доносившиеся из соседней комнаты, не давали толком сосредоточиться ни на одной мысли. Она накинула плащ, влезла в сапожки, вышла в коридор и спустилась во двор. Холодный воздух быстро остудил её разгорячённую кожу. Когда стало совсем холодно, она заглянула в конюшню и покормила Бурую – лошадку, которую Уилар купил для неё ещё в Кэтектоне. Поболтала с конюхами и вернулась к себе. Возня в соседней комнате к этому времени уже утихла. Застилая постель, Эльга снова мысленно вернулась к причине, заставившей её вспомнить странные обстоятельства, сопровождавшие снятие порчи с Явара. За прошедшим обедом все пили вино, шумно и много разговаривали. Эльга молчала – она всегда терялась рядом с незнакомыми людьми, особенно если их было так много. От нечего делать она стала разглядывать то, что рисует юродивый.
Эльга увидела, что он рисует всего-навсего… круг.
Среди тарелок, кувшинов и чаш полоумный Мальц из Чаги, сосредоточенно закусив губу, чертил самый обыкновенный круг из красного соуса.
Глава 14
Зал, где должно было состояться собрание, к полудню едва успели приготовить. Это было центральное, самое большое помещение замка, обычно использовавшееся для торжественных приёмов и встреч. Зал был очень высок, объединяя целых два этажа, имел превосходную акустику и был великолепно отделан. У стены, противоположной входу, стоял трон – высокое кресло из резного дерева. Обычно это было единственное сиденье в зале, но нынче, в силу предполагаемой длительности заседания (и, возможно, не одного), почти все пространство от трона до дверей было заставлено всевозможными скамьями, стульями и креслами, которые были перенесены сюда буквально из всех частей замка. Сиденья побогаче были установлены впереди, полукругом перед троном, сиденья победнее – за ними. В последних рядах и у стен поставили несколько скамеек, притащенных из столовой. Сам трон, впрочем, сдвинули в сторону, а на его место установили деревянное возвышение с высоким свежесколоченным каркасом, закрытым спереди красивой тканью, – настоящую трибуну. Рыцари Джельсальтара отнеслись к перестановке с большим удивлением, но герцог, похоже, изо всех сил стремился к тому, чтобы собравшиеся не подумали, что он претендует на какое-либо руководство. Впрочем, когда речь зашла о выборе председателя, долго не колебались – конечно же, Джельсальтар, который был не только наиболее сильным магом из всех присутствующих, но и хозяином замка, представлялся наиболее подходящей кандидатурой.
Порядок собрания предполагался следующий: сначала должны были выступать докладчики самого разного рода и звания – от барона Мерхольга, в чьи земли было совершено организованное вторжение, до простолюдинки Аглы Керфеж, чья семья была взята в заложники и по сей день пребывала в застенках Гермельской тюрьмы – после того как самой Агле чудом удалось скрыться от шээлитов, избежав, таким образом, почти неминуемой смерти за колдовство. Из приглашённых далеко не все затаили на Церковь какую-либо обиду – некоторые, как стало ясно Уилару из разговоров перед началом заседания, собирались отстаивать необходимость мирных переговоров с сарейзским первосвященником. Другие, пользуясь случаем, приготовили доклады, не имеющие к основной повестке дня никакого отношения: кто-то собирался похвастаться своими новыми открытиями в области Искусства, Келмереш-Зимородок (тот самый друид в драном плаще) – потребовать, чтобы прекратилась безрассудная вырубка западных лесов, Зальц Онтберг – объявить, среди всего прочего, что им открыта формула философского камня и что теперь ему требуется богатый меценат, который смог бы оплатить изготовление оного камня. Эрбаст Ринолье также подготовил небольшой доклад, посвящённый новейшим исследованиям в области психокинеза, но опасался, что ему не позволят выступить, так как он не получил официального приглашения. По завершении докладов предполагалось, что герцог выступит с каким-то заявлением. Этого ждали больше всего, хотя в точности никто не знал, что именно это будет за заявление. Каждый связывал с этим заявлением свои личные надежды – Мерхольг ан Сорвейт надеялся, что ему окажут помощь в войне, Агла Керфеж – что каким-то чудом вернут её семью из тюрьмы, а некий молодой и до крайности озлобленный человек, жену которого не так давно сожгли по подозрению в ведовстве, очевидно, рассчитывал, что ему дадут меч и позволят срубить пару-тройку шээлитских голов.
Когда наконец последние приготовления были завершены и городские колокола пробили двенадцать раз, слуги открыли дубовые двустворчатые двери тронного зала. Колдуны и чародеи начали рассаживаться по своим местам. Уилар выбрал место в середине, нисколько не стремясь занять куда более почётное кресло в первых рядах. Похоже, вопрос собственного статуса волновал его куда меньше, чем оживлённая беседа на неизвестном Эльге языке, которую он затеял с высоким, чуть смуглым человеком, облачённым в необычную, очень широкую, черно-золотую одежду. Передняя часть головы, вплоть до макушки, была у него выбрита, а длинные чёрные волосы, остававшиеся сзади, завязаны в тугую косу, доходившую до пояса. Этого человека, прибывшего в замок Джельсальтара ранним утром, Уилар представил Эльге ещё за завтраком. Поначалу, когда незнакомец отказался принимать мясную пищу и ограничился яблочным компотом, Эльга прониклась к нему симпатией, решив, что он соблюдает декабрьский пост, но это впечатление быстро изменилось, когда Уилар назвал имя своего знакомца и раскрыл его род занятий. Его звали Сезат Сеот-ко, и он был Мастером Проклятий.
Когда все уселись, горнист сыграл короткую мелодию. Шум немного утих. Герцог поднял правую руку, собираясь произнести вступительную речь. Но ему этого сделать не дали. Не успел он начать, как у Мальца из Чаги случилась истерика. Юродивый визжал, выл и катался по полу. По залу прокатилась волна шепотков. Мать Мальца, красная от стыда, тщетно пыталась унять своё разбуянившееся чадо. Наконец его удалось вывести из зала.
Этот эпизод произвёл на Эльгу самое неприятное впечатление. «Зачем они вообще его позвали?» – недоумевала она, глядя вслед Мальцу, за которым уже закрывались двери.
Похоже, этот вопрос задавала себе не только она одна. В зале снова поднялся шум – говорили все разом, и обычным способом, и мысленно. Общее настроение, собиравшееся из отдельных мыслей и чувств каждого из присутствующих, было настолько плотным, что казалось, его можно потрогать рукой.
Уилар и Сезат Сеот-ко, замолчавшие было, когда заиграл горнист, обменялись несколькими короткими репликами.
Герцог снова поднял руку, призывая к тишине. Особенного эффекта это не произвело, и поэтому он кивнул горнисту. Тот поднёс к губам трубу. Прогремело несколько звонких, пронзительных нот. У становившаяся тишина в первые мгновения вызвала у Эльги ощущение, что она попросту потеряла способность слышать.
Айлис Джельсальтар все тем же ровным, спокойным и неизменно доброжелательным тоном приветствовал всех присутствующих и произнёс короткую вступительную речь, состоявшую в основном из обтекаемых, значительных внешне и бессодержательных внутри фраз, произносить которые – по какому бы то ни было случаю – способен любой представитель сильных мира сего.
Когда он закончил, настала очередь докладчиков.
Первым был известный еретик граф Альброн, земли которого были аннексированы Церковью ещё пять лет тому назад. Вслед за ним на трибуну вышел Мерхольг ан Сорвейт, вслед за ним – ещё какой-то несправедливо обиженный барон и так далее. Одни жалобщики говорили коротко, другие – пространно расписывали все подробности творившихся с ними злодеяний. Речи некоторых из них, сбивчивые и чрезмерно переполненные несущественными деталями, вызывали у собравшихся больше скуки, чем сочувствия, речи других, более красноречивые, подогревали настроения собравшихся. На исходе первого часа на трибуну взошёл человек, с первого взгляда не вызвавший у Эльги ничего, кроме сочувствия, – седоволосый, уже начинающий лысеть, тщедушный старичок с добрыми глазами. Он представился мирным бюргером из Оскельда и поведал, что из-за преследования властей и Церкви был вынужден бежать из города, бросив все своё имущество, нажитое более чем за десять лет. В основном он печалился об оставленных книгах, которые были брошены разъярёнными шээлитами в огонь. Зал, как и Эльга, внимал старичку в основном сочувственно – исключая лишь тех немногих, кто был с ним знаком лично. Двое его знакомцев сидели совсем рядом с Эльгой, и девушка могла хорошо слышать их комментарии.
– Как, он ещё жив? – со странной полуулыбкой негромко заметил Сезат Сеот-ко. У него был странный акцент – все согласные он выговаривал очень мягко и говорил быстрее, чем следовало, не делая почти никаких пауз между словам.
Уилар, усмехнувшись в ответ, кивнул.
– Куда он денется, старый лис?
Заметив недоуменный взгляд Эльги, чернокнижник пояснил, кивнув в сторону старичка, подходившего к финалу своей трогательной речи:
– Это Мэзгрим ан Хъет. Один из самых лучших некромантов нашего убогого мира.
После престарелого некроманта настала очередь Аглы Керфеж. Жалобщиков было много, многие из них перечисляли не только свои личные обиды, но и рассказывали о беззакониях, производимых по отношению к другим, уже мёртвым людям или не сумевшим по тем или иным причинам прибыть в замок. Некоторые приносили жалобы столь незначительные, что их после сообщений о пытках и убийствах было даже как-то неловко слушать: одному запретили издавать и распространять свою книгу, на другого наложили крупный штраф, у третьего изъяли часть его личной библиотеки. Впрочем, таких жалобщиков было немного и долго говорить им не позволяли. В целом же картина вырисовывалась и в самом деле безрадостная. Во многих случаях преследовали не только тех, кто занимался колдовством, но также их ближних друзей и родственников. Агиль ан Пральмет рассказал о массовых казнях, во время которых были почти начисто вырезаны два небольших городка в Клемэре. Речь, правда, шла не о колдунах, а о еретиках, которых к колдунам приравняли. Еретики были преданы анафеме, заочно обвинены в колдовстве и наведении порчи и объявлены вне закона. Таким образом, они автоматически лишились всех прав, в том числе и имущественных – чем не замедлили воспользоваться их соседи. Жаловаться королю было бесполезно – объявленного вне закона безнаказанно может убить любой человек. В общем, воронам был устроен настоящий пир, соседи неплохо обогатились, король Кетман молча закрыл глаза на происходящее, а «святое джорданитово воинство», разгромив ещё пару соседних деревушек и получив напоследок благословение сарейзского прелата, разбрелось по домам.
Уилар налил себе вина из серебряного кувшина, сделал маленький глоток и несколько секунд прислушивался к своим ощущениям.
– Неплохое винцо, – подвёл он итог. – Марта? – Ведьма кивнула. Уилар отыскал пустой кубок и налил ей тоже. Эльга некоторое время ждала, что он нальёт и ей, но чёрный маг, кажется, вовсе забыл про свою спутницу. Это её обидело. Решив уязвить Уилара, она натянуто улыбнулась большеголовому и толстогубому молодому человеку, сидевшему напротив, и бесстрашно протянула через стол свой кубок.
– Вы не поухаживаете за мной?
Губастый перестал резать утку и уставился на Эльгу мутными водянистыми глазами. Смотрел он этими глазами по очереди, поскольку каждый из них двигался по собственной траектории. Толстые губы расплылись в отдалённое подобие улыбки. По подбородку текла слюна, которую молодой человек время от времени шумно всасывал обратно.
«Это же юродивый!..» – ужаснулась Эльга. Она не ожидала встретить тут никого подобного, но, кроме того, её ещё обманула и одежда молодого человека: отнюдь не бедная, украшенная на рукавах и воротнике серебряным шитьём.
– Простите, сударыня, лучше его не просить, – поспешно затараторила сидевшая рядом с юродивым женщина. – Сердце у него доброе, но, сами видите… – Она быстро, привычным движением, вытерла губастому подбородок. Юродивый протестующее замычал. «Это его мать, – подумала Эльга. – Интересно, зачем их вообще сюда пригласили?..»
– Давай, Мальц, я тебе уточки отрежу… Кушай, кушай… Только потихоньку, не запачкайся… Вы не думайте, сударыня, – продолжала мать юродивого, – что он глупее вас или меня. Это сейчас он так беспокоится, потому что людей много, а вообще он много такого знает, что ни вы, ни я не знаем и не узнаем никогда…
– Алдаты, – вдруг сколько мог громко с набитым ртом произнёс полоумный Мальц.
– Что он сказал? – осторожно переспросила Эльга.
– Солдаты, – перевела мать Мальца. – Это его какие-то солдаты напугали. Пока сюда ехали, только про них и говорил.
– Откуда вы? – спросила женщину Марта Весфельж.
– Из Чаги. Поселенье такое в Клемэрском королевстве. Я – Ана, а это сын мой, Мальц.
– Мальц из Чаги? – потянула Марта. – Это который у одного обнищавшего графа в замке золотой клад нашёл, да такой, что тот граф не только свои заложенные земли обратно выкупил, но и новые прикупил? Это тот Мальц, который, говорят, королю Кетману предсказание про семь красных птиц сделал?
Порозовевшая Ана из Чаги несколько раз кивнула и с гордостью посмотрела на своего сына. Было видно, что известность ей льстит.
– Что ещё за предсказание? – жуя, поинтересовался Уилар.
– Неужели не слышал? – удивилась Марта. – Ну ты даёшь, дружочек! История-то известная. В общем, как Клемэрский король про этого предсказателя прослышал, так и приказал к себе немедля доставить. А тот ему, значит, говорит, так мол и так, прилетят к тебе семь красных птиц, которые сожгут и тебя и всю твою землю. Ну король, само собой, за такое предсказание обиделся, однако мальчика пожалел и ничем вредить ему не стал. А спустя неделю – нате раз! – прибывают ко двору семь послов… – Марта понизила голос и быстро оглянулась. – Семь послов из Шарданиэта. И все как один в красных плащах! Ну король тут про предсказание вспомнил и приказал этих послов схватить, ни на какое особливое достоинство их невзирая. А как схватили, оказалось, что у них и письма есть, и деньги уже приготовлены, чтобы, значит, кого надо в королевстве подкупить, Кетмана со света сжить, а на престол его брата возвести, с тем чтобы тот в свою очередь присягу императору северному дал… Правильно я сказываю? – обратилась она к женщине. Та, уже совершенно красная, снова закивала. Её сын пролил на стол соус и теперь сосредоточенно что-то рисовал.
– Аааа… Так вот из-за чего три года тому назад чуть было войны между Шарданиэтом и Клемэром не случилось! – потянул сидевший рядом с Эльгой престарелый алхимик Зальц Онтберг.
– Думаю, не только из-за этого, – откликнулся Уилар, точным движением нанизывая оливку на кончик ножа.
– А я думаю, что если б их не схватили, война б началась уж как пить дать, – заявила Марта Весфельж. – В Империи я родилась, скока уж лет тут небо копчу, и так и помру тут, наверное, а все одно: чем дольше живу, тем больше убеждаюсь – если где Империя войну не начала, то тока потому ещё, что не может, а вовсе не потому, что намерений таких не имеет.
– Ага, – кивнул Уилар. – Ты, главное, ори об этом на каждом углу, да погромче. Особенно в этом замке. Тебе что, игристое в голову ударило? Забыла, где мы находимся?
– А что?.. – Марта быстро оглянулась на стол, за которым сидел герцог Айлис Джельсальтар – один из ближайших родственников нынешнего Северного Императора Яглата Скельпура. – Что такого? Правду-то люди все равно знают. Всем глотки не заткнёшь!
– Точно, – снова согласился Уилар. – И вот поэтому глотки всегда затыкают самым говорливым.
– Боишься? – сладко прищурилась ведьма.
– Дрожу от страха, – хмыкнул Уилар, подзывая ближайшего слугу. – Отрежь-ка мне кусочек во-он того барашка… Вообще я не понимаю твоего недовольства, Марта, – продолжил он, получив требуемое. – Что тебе не нравится? Войны всегда были и всегда будут. Великие империи создаются вовсе не путём мирных переговоров.
– А то я не знаю! – отозвалась Марта. – Тока оттого что мы знаем, что говно говном называется, говном оттого оно быть не перестаёт.
– Твои замечания, Марта, как всегда точны и даже где-то афористичны. – Уилар промокнул салфеткой губы. – Но ты не заметила, что мы сейчас… обедаем? Нет, не заметила?..
– А что я такого сказала? – удивилась ведьма.
– Да как тебе сказать… – Уилар негромко вздохнул. – Налить ещё вина?
– Налей, налей… А чего, кстати, оно такое жёлтое и пенится, будто моча?
Мышцы на лице Уилара окаменели – кажется, он тщетно пытался сдержать улыбку.
– Кхе-кхе, – откашлялся алхимик – Я, конечно, извиняюсь, что перебиваю ваш диспут, однако не знает ли кто – если уж мы вообще заговорили о войне и мире, – отчего под городом расположен военный лагерь?
– Под каким городом? – спросил Уилар.
– Под этим городом, под этим самым городом, сударь мой.
– Вы думаете? Мы приехали только вчера. Никакого военного лагеря поблизости от города мы не видели.
– Так вы, наверное, с юга ехали?
Уилар кивнул.
– С северной стороны лагерь стоит, – объяснил Зальц Онтберг. – За Лайфекликом сразу. И не у дороги, а в глуши, скрытно так.
– Счас же зима! – Удивилась Марта. – Какой лагерь?.. Они ж там околеют все!
– Вот в том-то странность, сударыня. Летом о войсках на земле герцога Джельсальтара узнав, я б никак удивляться не стал, потому как хозяин наш мирным нравом вовсе не славен. Но зимой? Зачем? Для чего? Непонятно.
– А вы-то откуда про этот лагерь узнали? – спросил Уилар. – Мимо ехали или в хрустальном шаре посмотрели?
– В хрустальном шаре отыскать я его так и не смог, хотя и пытался, – вздохнул алхимик. – А про лагерь рассказал мне оборотень один… ну который в птицу превращается… – Зальц Онтберг огляделся, пытаясь обнаружить в толпе гостей своего знакомого. – Он, значит, летел… летел… вот черт, имя из головы вылетело!..
– Барон Мерхольг ан Сорвейт?
– Упаси вас боже! Я этому головорезу и руки не подам…
«A он вам её и не предложит», – мысленно прокомментировал Уилар это замечание. Алхимик, телепатическими способностями не обладавший, продолжал распинаться:
– …Нет-нет, другой оборотень. Который в ястреба превращается. Он, значит, летел и вот видит…
– Хазмес Гирфольт? – предположила Марта.
– Вот-вот! – обрадовался алхимик. – Именно он!
– Знаю этого засранца. – Ведьма поморщилась.
– Кто таков? – спросил Уилар, обернувшись.
– Засранец. – Ведьма явно не была расположена разговаривать на эту тему.
– Что он тебе сделал?
– Курицу мою украл, паршивец, – неохотно призналась Марта.
– Курицу? – Уилар улыбнулся. – Он что, как и ты, под Тондейлом живёт?
– К счастью, нет!.. Прилетал как-то раз… Года два тому назад, а может быть, и три.
Зальц Онтберг попытался вернуть беседу в первоначальное русло:
– И все-таки непонятно, для чего солдаты, да ещё зимой…
– Алдаты! – бесцеремонно перебил его Мальц. Все посмотрели на юродивого. Некоторое время над этой частью стола висело молчание. Мальц, смутившись от всеобщего внимания, опустил глаза и снова принялся при помощи соуса и жира выводить на столе свои каракули.
Зальц откашлялся и предпринял ещё одну попытку:
– Так вот. Непонятно, для чего…
– Этот ваш Хазмес или как его там – он не пытался подлететь поближе, выяснить, кто это? – спросил Уилар.
– Нет, но… Впрочем, в том, что эти войска принадлежат герцогу, нет никаких сомнений…
– Почему вы так думаете?
– Потому что Хазмес Гирфольт своими глазами видел там знамя Айлиса.
– Ну это ещё ни о чем не говорит, – заметила Марта.
– То есть?
– А то, что тряпку на палку любую можно повесить. Лишь бы тряпка была.
– То есть… вы хотите сказать, это могли быть люди, которые только выдавали себя за людей Джельсальтара?! – Было видно, что Зальц сильно обеспокоился. – Но… Если это так, нужно немедленно предупредить герцога!
– Не нужно, – успокоил его Уилар.
– Почему?! – подозрительным тоном спросил алхимик. – Вы что-то об этом знаете?
– Я знаю только то, что к Лайфеклику можно подойти лишь с одной стороны, по узкой и крутой дороге, которую перегораживает не одна застава. Этот город невозможно взять силой.
– А ты прав, – подумав, заявила Марта. – Надо совсем без царя в голове быть, чтобы затевать открытую войну со Скельвурами!
– Я думаю, что военный отряд, который видел этот ястреб, и в самом деле принадлежит герцогу, – сказал Уилар Зальцу Онтбергу. – Меня наличие такого отряда совершенно не удивляет… странно только, почему он расквартирован не в городе…
– И почему же вас это не удивляет? Вы ожидали чего-то подобного?
– Конечно. – Уилар пожал плечами и налил себе ещё вина. – Вспомните, для чего мы все здесь собрались. Церковь давно ведёт с нами беспощадную войну. Для джорданитов мы все – отродья дьявола, подлежащие полному и безоговорочному истреблению. И если теперь, по про шествии столетии преследовании и убийств, мы наконец-таки осмелимся принять вызов, нам потребуется собственное войско – и кто как не Айлис Джельсальтар, Мерхольг ан Сорвейт и Агиль ан Пральмет нам его предоставит? Вас, любезный Зальц, все ещё удивляет то, что Джельсальтар начал собирать солдат? Меня – нет.
* * *
…Эльга сидела в своей комнате и тщетно пыталась «вызвать на разговор» Советника. Советник отмалчивался, как будто бы его никогда и не было. Иногда ей казалось, что она вплотную подходит к тому состоянию, когда этот, явленный, и другой, скрытный и таинственный, колдовской мир соприкасаются, и можно, находясь в одном, слышать или видеть другой. Но каждый раз это состояние проходило мимо – как будто бы Эльга с закрытыми глазами пыталась вставить ключ в замочную скважину и никак не могла попасть. Скорее всего, причина заключалась в том, что она выпила слишком много вина за обедом, который плавно перетёк в ужин – зимой здесь, на севере, солнце заходило рано. Предприняв ещё несколько бесплодных попыток, Эльга подошла к двери в комнату Уилара, постучалась и открыла её.Чернокнижник лежал на кровати, закинув руку за голову. Вопросительно посмотрел на Эльгу. То ли он находился в благодушном настроении после застолья, то ли в последнее время Эльга окончательно осмелела, но этот взгляд не вызвал у неё и тени той робости, которую прежде она испытывала от одной мысли о Страшном Человеке.
В комнате ощущался едва заметный запах ароматного масла.
– Простите. Я давно хотела спросить. – Она сделала паузу. Уилар кивнул, предлагая ей продолжать. – Помните ту деревню, где вы заставили меня вылечить мальчика… снять с него порчу… помните?.. Вы тогда сказали… ну когда я закончила… сказали, что надо нарисовать круг в воздухе… Или это тоже был Советник?
Уилар кивнул.
– Советник. Я ничего не говорил.
– Я давно хотела спросить… Почему? Ведь круг – это знак Пресветлого?.. Ведь всем известно… да и вы сами говорили… сила Господина Добра разрушает магию!
– У этого символа много значений, – ответил Уилар. – Они не противоречат друг другу, а как бы составляют разные грани единого смысла. И возник этот символ куда раньше религии Преблагого Джордайса. Среди чисел круг означает ноль или пустоту. На востоке этим символом обозначают круговорот времени, бесконечное взаимопревращение вещей. На западе, в Ярне, полагают, что это символ вечности, символ божественного мирового порядка, символ совершенства. Но если говорить о практическом применении этого знака, то это ограничение, указание на тот порядок, ту реальность, которую ты выбираешь и в которой и дальше намерен находиться. Отсюда проистекает и другое значение: защита, отделение себя от каких бы то ни было враждебных сил, которые просто не смогут войти в «твоё» пространство. Для этой цели маги и рисуют круги вокруг места, где собираются совершить обряд, – некоторые круги предназначены для защиты, другие для концентрации и упорядочивания энергии. Ещё можно… – Уилар оборвал сам себя. – Но об этом как-нибудь в другой раз…
Эльга, посмотрев по направлению его взгляда, оторопела. В дальнем углу комнаты Марта Весфельж, совершенно голая, с интересом прислушиваясь к разговору, неторопливо натирала своё тело тем самым ароматным маслом, запах которого Эльга ощутила сразу, как только открыла дверь. Ошеломлённый взгляд девушки её нисколько не смутил. Зато Эльга была готова от смущения провалиться сквозь землю.
– Да… Так вот, – продолжал Уилар, задумчиво рассматривая белое тело Марты. – Ты нарисовала круг для того, чтобы завершить исцеление мальчика, поставить точку в своих действиях и одновременно – защитить его от порчи, которая, не нарисуй ты круга, снова могла вернуться к нему… И не случайно, что джорданиты используют именно этот символ. Когда они рисуют круг, конечно, это даёт им защиту от колдовства, но вместе с тем они ограничивают, ещё более упорядочивают тот мир, в котором живут, кладут ещё один ряд кирпичей в стену, что окружает их крохотный мирок и отделяет от той бесконечности, которая находится за его пределами. Маг выбирает свою реальность сам и рисует круг для того, чтобы закрепить её, джорданит делает то же самое, но он полагает реальность, в которой живёт, единственной из возможных, и прикладывает, даже не осознавая этого, все силы к тому, чтобы укрепить стены собственной тюрьмы.
Уилар замолчал. Сообразив, что это всё, Эльга, красная как рак (Марта Весфельж подняла одну ногу и стала смазывать маслом внутреннюю сторону бедра), опустив глаза, пробормотала:
– Спасибо.
И, выскочив из комнаты, она поспешно закрыла за собой дверь. Ещё через десять минут она решила, что неплохо бы прогуляться – возня, скрип кровати и приглушённый смех, доносившиеся из соседней комнаты, не давали толком сосредоточиться ни на одной мысли. Она накинула плащ, влезла в сапожки, вышла в коридор и спустилась во двор. Холодный воздух быстро остудил её разгорячённую кожу. Когда стало совсем холодно, она заглянула в конюшню и покормила Бурую – лошадку, которую Уилар купил для неё ещё в Кэтектоне. Поболтала с конюхами и вернулась к себе. Возня в соседней комнате к этому времени уже утихла. Застилая постель, Эльга снова мысленно вернулась к причине, заставившей её вспомнить странные обстоятельства, сопровождавшие снятие порчи с Явара. За прошедшим обедом все пили вино, шумно и много разговаривали. Эльга молчала – она всегда терялась рядом с незнакомыми людьми, особенно если их было так много. От нечего делать она стала разглядывать то, что рисует юродивый.
Эльга увидела, что он рисует всего-навсего… круг.
Среди тарелок, кувшинов и чаш полоумный Мальц из Чаги, сосредоточенно закусив губу, чертил самый обыкновенный круг из красного соуса.
Глава 14
Не должен находится у тебя проводящий сына своего или дочь свою через огонь, прорицатель, гадатель, ворожея, чародей.
Обаятель, вызывающий духов, волшебник и вопрошающий мёртвых;
Ибо мерзок перед Господом всякий, делающий это.
Библия, Втор. 18:10
Зал, где должно было состояться собрание, к полудню едва успели приготовить. Это было центральное, самое большое помещение замка, обычно использовавшееся для торжественных приёмов и встреч. Зал был очень высок, объединяя целых два этажа, имел превосходную акустику и был великолепно отделан. У стены, противоположной входу, стоял трон – высокое кресло из резного дерева. Обычно это было единственное сиденье в зале, но нынче, в силу предполагаемой длительности заседания (и, возможно, не одного), почти все пространство от трона до дверей было заставлено всевозможными скамьями, стульями и креслами, которые были перенесены сюда буквально из всех частей замка. Сиденья побогаче были установлены впереди, полукругом перед троном, сиденья победнее – за ними. В последних рядах и у стен поставили несколько скамеек, притащенных из столовой. Сам трон, впрочем, сдвинули в сторону, а на его место установили деревянное возвышение с высоким свежесколоченным каркасом, закрытым спереди красивой тканью, – настоящую трибуну. Рыцари Джельсальтара отнеслись к перестановке с большим удивлением, но герцог, похоже, изо всех сил стремился к тому, чтобы собравшиеся не подумали, что он претендует на какое-либо руководство. Впрочем, когда речь зашла о выборе председателя, долго не колебались – конечно же, Джельсальтар, который был не только наиболее сильным магом из всех присутствующих, но и хозяином замка, представлялся наиболее подходящей кандидатурой.
Порядок собрания предполагался следующий: сначала должны были выступать докладчики самого разного рода и звания – от барона Мерхольга, в чьи земли было совершено организованное вторжение, до простолюдинки Аглы Керфеж, чья семья была взята в заложники и по сей день пребывала в застенках Гермельской тюрьмы – после того как самой Агле чудом удалось скрыться от шээлитов, избежав, таким образом, почти неминуемой смерти за колдовство. Из приглашённых далеко не все затаили на Церковь какую-либо обиду – некоторые, как стало ясно Уилару из разговоров перед началом заседания, собирались отстаивать необходимость мирных переговоров с сарейзским первосвященником. Другие, пользуясь случаем, приготовили доклады, не имеющие к основной повестке дня никакого отношения: кто-то собирался похвастаться своими новыми открытиями в области Искусства, Келмереш-Зимородок (тот самый друид в драном плаще) – потребовать, чтобы прекратилась безрассудная вырубка западных лесов, Зальц Онтберг – объявить, среди всего прочего, что им открыта формула философского камня и что теперь ему требуется богатый меценат, который смог бы оплатить изготовление оного камня. Эрбаст Ринолье также подготовил небольшой доклад, посвящённый новейшим исследованиям в области психокинеза, но опасался, что ему не позволят выступить, так как он не получил официального приглашения. По завершении докладов предполагалось, что герцог выступит с каким-то заявлением. Этого ждали больше всего, хотя в точности никто не знал, что именно это будет за заявление. Каждый связывал с этим заявлением свои личные надежды – Мерхольг ан Сорвейт надеялся, что ему окажут помощь в войне, Агла Керфеж – что каким-то чудом вернут её семью из тюрьмы, а некий молодой и до крайности озлобленный человек, жену которого не так давно сожгли по подозрению в ведовстве, очевидно, рассчитывал, что ему дадут меч и позволят срубить пару-тройку шээлитских голов.
Когда наконец последние приготовления были завершены и городские колокола пробили двенадцать раз, слуги открыли дубовые двустворчатые двери тронного зала. Колдуны и чародеи начали рассаживаться по своим местам. Уилар выбрал место в середине, нисколько не стремясь занять куда более почётное кресло в первых рядах. Похоже, вопрос собственного статуса волновал его куда меньше, чем оживлённая беседа на неизвестном Эльге языке, которую он затеял с высоким, чуть смуглым человеком, облачённым в необычную, очень широкую, черно-золотую одежду. Передняя часть головы, вплоть до макушки, была у него выбрита, а длинные чёрные волосы, остававшиеся сзади, завязаны в тугую косу, доходившую до пояса. Этого человека, прибывшего в замок Джельсальтара ранним утром, Уилар представил Эльге ещё за завтраком. Поначалу, когда незнакомец отказался принимать мясную пищу и ограничился яблочным компотом, Эльга прониклась к нему симпатией, решив, что он соблюдает декабрьский пост, но это впечатление быстро изменилось, когда Уилар назвал имя своего знакомца и раскрыл его род занятий. Его звали Сезат Сеот-ко, и он был Мастером Проклятий.
Когда все уселись, горнист сыграл короткую мелодию. Шум немного утих. Герцог поднял правую руку, собираясь произнести вступительную речь. Но ему этого сделать не дали. Не успел он начать, как у Мальца из Чаги случилась истерика. Юродивый визжал, выл и катался по полу. По залу прокатилась волна шепотков. Мать Мальца, красная от стыда, тщетно пыталась унять своё разбуянившееся чадо. Наконец его удалось вывести из зала.
Этот эпизод произвёл на Эльгу самое неприятное впечатление. «Зачем они вообще его позвали?» – недоумевала она, глядя вслед Мальцу, за которым уже закрывались двери.
Похоже, этот вопрос задавала себе не только она одна. В зале снова поднялся шум – говорили все разом, и обычным способом, и мысленно. Общее настроение, собиравшееся из отдельных мыслей и чувств каждого из присутствующих, было настолько плотным, что казалось, его можно потрогать рукой.
Уилар и Сезат Сеот-ко, замолчавшие было, когда заиграл горнист, обменялись несколькими короткими репликами.
Герцог снова поднял руку, призывая к тишине. Особенного эффекта это не произвело, и поэтому он кивнул горнисту. Тот поднёс к губам трубу. Прогремело несколько звонких, пронзительных нот. У становившаяся тишина в первые мгновения вызвала у Эльги ощущение, что она попросту потеряла способность слышать.
Айлис Джельсальтар все тем же ровным, спокойным и неизменно доброжелательным тоном приветствовал всех присутствующих и произнёс короткую вступительную речь, состоявшую в основном из обтекаемых, значительных внешне и бессодержательных внутри фраз, произносить которые – по какому бы то ни было случаю – способен любой представитель сильных мира сего.
Когда он закончил, настала очередь докладчиков.
Первым был известный еретик граф Альброн, земли которого были аннексированы Церковью ещё пять лет тому назад. Вслед за ним на трибуну вышел Мерхольг ан Сорвейт, вслед за ним – ещё какой-то несправедливо обиженный барон и так далее. Одни жалобщики говорили коротко, другие – пространно расписывали все подробности творившихся с ними злодеяний. Речи некоторых из них, сбивчивые и чрезмерно переполненные несущественными деталями, вызывали у собравшихся больше скуки, чем сочувствия, речи других, более красноречивые, подогревали настроения собравшихся. На исходе первого часа на трибуну взошёл человек, с первого взгляда не вызвавший у Эльги ничего, кроме сочувствия, – седоволосый, уже начинающий лысеть, тщедушный старичок с добрыми глазами. Он представился мирным бюргером из Оскельда и поведал, что из-за преследования властей и Церкви был вынужден бежать из города, бросив все своё имущество, нажитое более чем за десять лет. В основном он печалился об оставленных книгах, которые были брошены разъярёнными шээлитами в огонь. Зал, как и Эльга, внимал старичку в основном сочувственно – исключая лишь тех немногих, кто был с ним знаком лично. Двое его знакомцев сидели совсем рядом с Эльгой, и девушка могла хорошо слышать их комментарии.
– Как, он ещё жив? – со странной полуулыбкой негромко заметил Сезат Сеот-ко. У него был странный акцент – все согласные он выговаривал очень мягко и говорил быстрее, чем следовало, не делая почти никаких пауз между словам.
Уилар, усмехнувшись в ответ, кивнул.
– Куда он денется, старый лис?
Заметив недоуменный взгляд Эльги, чернокнижник пояснил, кивнув в сторону старичка, подходившего к финалу своей трогательной речи:
– Это Мэзгрим ан Хъет. Один из самых лучших некромантов нашего убогого мира.
После престарелого некроманта настала очередь Аглы Керфеж. Жалобщиков было много, многие из них перечисляли не только свои личные обиды, но и рассказывали о беззакониях, производимых по отношению к другим, уже мёртвым людям или не сумевшим по тем или иным причинам прибыть в замок. Некоторые приносили жалобы столь незначительные, что их после сообщений о пытках и убийствах было даже как-то неловко слушать: одному запретили издавать и распространять свою книгу, на другого наложили крупный штраф, у третьего изъяли часть его личной библиотеки. Впрочем, таких жалобщиков было немного и долго говорить им не позволяли. В целом же картина вырисовывалась и в самом деле безрадостная. Во многих случаях преследовали не только тех, кто занимался колдовством, но также их ближних друзей и родственников. Агиль ан Пральмет рассказал о массовых казнях, во время которых были почти начисто вырезаны два небольших городка в Клемэре. Речь, правда, шла не о колдунах, а о еретиках, которых к колдунам приравняли. Еретики были преданы анафеме, заочно обвинены в колдовстве и наведении порчи и объявлены вне закона. Таким образом, они автоматически лишились всех прав, в том числе и имущественных – чем не замедлили воспользоваться их соседи. Жаловаться королю было бесполезно – объявленного вне закона безнаказанно может убить любой человек. В общем, воронам был устроен настоящий пир, соседи неплохо обогатились, король Кетман молча закрыл глаза на происходящее, а «святое джорданитово воинство», разгромив ещё пару соседних деревушек и получив напоследок благословение сарейзского прелата, разбрелось по домам.