Страница:
Лурад презрительно скривил губы.
– Лабренн свалял дурака, надеясь оказаться терпеливее русских, у них каменные задницы со времен Вышинского и Громыко.
– Ты так и сказал в Страсбурге?
– Я им сказал, что нужно включить в сделку новый пункт именно сейчас, и, к счастью, у нас есть подходящая тема, которая как раз ждет ассигнований...
– «Гранд Тур Наветт»?
Эмиль Лурад ухмыльнулся.
– Наш «челнок» – то, что действительно нужно русским, в это совместное предприятие им придется вложить солидную сумму. Более того, как часть совместной программы проект станет наконец экономически оправданным, что раньше было невозможно.
– Как? – воскликнул Джерри. – Ты ведь всегда соглашался, что...
– Что это фантастический проект, который может стать еще одним шагом в освоении Солнечной системы, – холодно ответил Лурад. – Но для ЕКА он превратился бы в новый «Спейсвилль», а то и почище! Почему, ты думаешь, нам никогда не давали под него денег? По-твоему, все политики идиоты?
– Иногда мне действительно так казалось... – сухо заметил Джерри.
Лурад вздохнул.
– Ты что, Джерри, и впрямь такой наивный? – спросил он. – Да что бы мы делали с этими новыми кораблями? У нас уже есть «Конкордски», и «Дедал», и автоматизированные грузовики – стало быть, полная система обеспечения для «Спейсвилля»...
– Ты с ума сошел, Эмиль! – воскликнул Джерри. – Имея «Гранд Тур Наветт», мы сможем основать базу на Луне, колонию на Марсе, доберемся до астероидного кольца, до Юпитера, Титана...
– А чем мы, по-твоему, будем платить за все это, когда просадим все деньги за несколько лет на сам ГТН? – отрезал Лурад. – Как мы окупим такие гигантские затраты?
– Я об этом не подумал... – пробормотал Джерри.
– Зато в Страсбурге думали все эти годы! – резко сказал Лурад. – Лабренн не был против нашей программы. Как мог хоть один работник Агентства, всерьез интересующийся будущим космических исследований, остаться равнодушным? Но ни Лабренн, ни любой другой трезвомыслящий руководитель не отважился бы включить эту тему в бюджет, потому что все прекрасно знали – политики ее не оплатят.
– Но ты это сделал, Эмиль.
Лурад откинулся на спинку стула, сцепил руки на затылке и самодовольно улыбнулся.
– Это и мне бы не удалось, если б переговоры с русскими не зашли в тупик. Тут-то я и понял, что слияние общеевропейской и русской космических программ полностью меняет дело. Им ГТН подходит идеально. У них уже есть лунная научная база, которую они хотят превратить в настоящую колонию. Они уже побывали на Марсе и собираются устроить там постоянную базу. И мечтают добраться до Юпитера. И начали прикидывать, как переправлять лед – направленными ядерными взрывами с лун Юпитера на Марс, чтобы на нем стала возможна жизнь. У них все учтено. Имея «Гранд Тур», они покорят Солнечную систему.
– Ты и об этом говорил в Страсбурге? – воскликнул Джерри; голова у него шла кругом.
– Конечно, – сказал Лурад. – На следующей неделе вопрос о дополнительных ассигнованиях пройдет через Европейский парламент, под проект создадут особый фонд, а поскольку, спасибо тебе, предварительную проработку мы уже сделали, мы представим ее русским, так сказать, в качестве приданого. И если они хотят, чтобы свадьба состоялась, а они хотят этого, им придется пойти на финансирование по меньшей мере сорока процентов совместной космической программы, иначе ГТН так и останется в чертежах. Они поймут, что это наше последнее предложение, и им придется его принять.
– Господи... – простонал Джерри. Мечта его жизни вот-вот должна воплотиться в металле; откуда же это странное ощущение пустоты под ложечкой?
Эмиль подался вперед и с удивлением поглядел на него.
– В чем дело, Джерри? Мы мечтали об этом столько лет!
...Придуманные им челноки покоряют Солнечную систему, летят на Марс, Юпитер, Сатурн, растут лунные города, колония на Марсе, обо всем этом он мечтал, боролся за это, надеялся... Но...
– Ты хочешь отдать все это им? – воскликнул он.
– Кому – им? – простодушно спросил Эмиль.
– Долбаным русским!
Эмиль Лурад пристально поглядел на него.
– Ты что, Джерри, газет не читаешь? – сказал он. – Они – это мы, или вот-вот станут! Мы не собираемся выносить наши мелкие шовинистические дрязги в Солнечную систему, мы будем строить наше будущее вместе – как европейцы!
– Мы... – медленно повторил Джерри. – Как европейцы?
Лурад пожал плечами.
– Если угодно, как представители человечества. Джерри, ты сам первый, поверил в свою мечту и ради нее уехал из Америки, чтобы работать здесь! Неужто после всего, что тебе пришлось пережить, ты скажешь, что не хочешь поделиться своей мечтой с русскими накануне ее осуществления? Да ты женат на русской! Ты что, вспомнил, что ты янки, превратился в махрового шовиниста?
– Нет... – проговорил Джерри. – Конечно нет. Я на твоей стороне, Эмиль.
В эту минуту своего триумфа он не держал зла на русских, и ощущение, что он вот-вот расплачется, возникло вовсе не из-за них. Просто он вдруг осознал, что будет строить свои челноки и это положит начало великим космическим странствиям. Он представил себе чудесную перспективу и вновь ощутил вкус шоколадного мороженого, политого шоколадным сиропом, и вкус шоколада на шоколаде вызвал у него в памяти картину на телеэкране: бугристая лунная поверхность. И снова донеслись до него – сквозь все эти годы, сквозь космический вакуум и шум атмосферных помех – гордые слова: «“Игл” совершил посадку...»
Джерри знал: не за себя ему сейчас обидно до слез. Впервые с тех пор, как он покинул родные края, чтобы служить будущему, входящему сегодня в дверь. Он оплакивал в душе былую Америку.
– Ну как, Джерри? – спросил Эмиль Лурад и на миг стал прежним юным Эмилем, с дружеским участием глядящим на своего наставника. – Ты хочешь работать с нами?
– Конечно, хочу, Эмиль, – быстро ответил Джерри.
И у меня есть на то причины, подумал он, которых тебе, европейцу, до конца не понять.
– Хорошо, – сказал Эмиль. – Без тебя было бы совсем не то.
Перед Джерри снова был директор. Эмиль Лурад нажал на кнопку переговорного устройства, голос его зазвучал бодро:
– Пригласите сюда Патриса Корно.
Джерри встал, чтобы поздороваться с Патрисом, и тот по-французски расцеловал его в обе щеки; это европейское приветствие уже не смущало Джерри, по крайней мере, когда его приветствовал не случайный знакомый, а старый приятель. Корно с давних пор был одним из «космических фанатов»: под началом Джерри он начинал как инженер-испытатель, потом вместе с ним готовил головные образцы, после чего резко пошел вверх. Когда-то это был высокий, угловатый, неряшливо одетый юнец с копной нечесаных черных волос и обоймой авторучек в нагрудном кармане. Теперь он стал ассистентом руководителя проекта «Спейсвилль», тронутые сединой волосы были аккуратно уложены, элегантный зеленовато-оливковый костюм сидел на нем безупречно.
– Ты, конечно, будешь работать с нами над «Гранд Тур Наветт», да, Джерри? – спросил Патрис, когда они уселись.
– С вами? – переспросил Джерри. – Ты что, бросаешь «Спейсвилль», Патрис? А я думал, ты скоро станешь руководителем всего проекта... – Его растрогало желание Корно отказаться от блестящей карьеры ради работы под его началом.
Корно удивленно посмотрел на Лурада. Директор ответил ему быстрым, неловким взглядом.
– Ты разве не сказал ему, Эмиль? – спросил Патрис.
– Что он должен был мне сказать?
– Я назначил Патриса руководителем проекта ГТН, Джерри, – ровным голосом произнес Лурад.
Джерри словно ударили в живот. На некоторое время он просто застыл, бессмысленно глядя директору в глаза. Эмиль Лурад отвечал ему тоже неподвижным взглядом, сохраняя бесстрастное выражение лица.
Пока рассудок Джерри боролся с чувствами, время, казалось, остановилось. Лурад, надо отдать ему должное, не торопил его, давая возможность трезво оценить ситуацию и собраться с мыслями.
– Что ж, Эмиль, если быть честным, не могу сказать, что я совсем не разочарован, – наконец проговорил он и выдавил из себя жалкую улыбочку. – Но, наверное, ты прав. Я конструктор, а не администратор, никогда администратором не был, да, пожалуй, никогда не стану...
Он повернулся к Патрису Корно.
– Нет проблем, Патрис. Ну, был я раньше твоим начальником, что с того? Я с удовольствием буду работать главным инженером проекта под твоим руководством, говорю тебе честно. – Он протянул ему руку.
И когда Патрис Корно, чуть помешкав, пожал ее, Джерри, к своему удивлению, понял, что сказал совершенно искренне. В конце концов, у него нет никакой охоты выбивать деньги и ругаться со смежниками. Проектировать космические корабли и следить за сборкой – вот дело, за которое он возьмется с истинной радостью.
Собственно говоря, подумал Джерри, это мне стоило бы пожалеть Патриса. Ему достанутся все неприятности, а мне – одни сливки.
– Боюсь, ничего не выйдет, Джерри, – грустно сказал Эмиль Лурад.
– Что?
– Боюсь, что я не смогу назначить тебя даже главным инженером проекта, – сказал директор ЕКА, уставившись в стол и не подымая на Джерри глаз. – Ты должен войти в мое положение...
– Ах ты, мать твою, я еще должен входить в твое положение! – заорал Джерри.
– Боюсь, я тоже ничего не понимаю, Эмиль, – сказал Патрис. – Если ты думаешь, что мы с Джерри не сработаемся, ты ошибаешься. Я хочу, чтобы он был у меня главным инженером, это самое логичное.
– Нельзя, – отрезал Эмиль Лурад.
– Да почему, черт возьми?
– По двум причинам, Патрис. Первая и основная: русские никогда не согласятся, чтобы Джерри занял в проекте такой высокий пост. Только не американец, перебежчик он или нет, и уж, во всяком случае, не человек, который... продемонстрировал свою ненадежность, передав нам американскую технологию «саней»...
– Сукин ты сын! – воскликнул Джерри.
– C'est la merde [53], Эмиль, – сказал Патрис Корно.
Эмиль Лурад пожал плечами.
– La merde, peut ?tre [54], но такова политическая ситуация, и я вынужден с ней считаться. И еще с тем, что русские в любом случае захотят иметь в проекте своего человека. Это вторая причина.
Корно поджал губы, нахмурился, кивнул.
– Несомненно, – сказал он.
Джерри вскочил на ноги и закричал не помня себя, как не кричал никогда в жизни:
– Да где был бы этот проект без меня, суки вы все! Где был бы без меня ты, Эмиль? Да если б ты не продал мой проект этим вшивым русским, ты бы вообще не сидел в этом кресле! Меня тошнит от твоих разговоров! Ты же был моим другом, Эмиль! Когда ты успел стать таким говном?
Казалось, Патрис Корно ошеломлен этим взрывом, он вжался в стул и глядел на них выпученными глазами. Но директор ЕКА сидел спокойно и ждал, пока Джерри кончит бушевать. А потом заговорил тихим голосом, без злобы или укора.
– У тебя была мечта, Джерри, – сказал он. – Это была стоящая мечта, и ты поделился ею со мной, и с Патрисом, и со многими другими вроде нас. Ради этого ты покинул свою страну и терпел нападки и унижения, а иногда и презрение – зато делал нужное дело. Вот цена, которую пришлось заплатить тебе... – Он помолчал, вздохнул и заговорил снова: – А вот цена, которую пришлось заплатить мне, чтобы мечта эта наконец стала реальностью. Мне пришлось предать старого друга, которому я стольким обязан, пришлось проглотить его ненависть и свое собственное отвращение. Чтобы «Гранд Тур Наветт» стал реальностью, я должен совершить страшную несправедливость. Я прошу у тебя прощения, Джерри, хотя знаю, что у меня нет на это права, но я знаю и то, что во имя нашей общей веры я поступаю правильно. Иначе мне поступить нельзя. И ты это тоже знаешь, разве не так?
Джерри обмяк на своем стуле, полностью опустошенный. Даже гнев его прошел. Потому что Эмиль, конечно, был прав. Раз русские все равно не согласятся на его назначение главным инженером проекта, то для Эмиля все попытки сделать это значат одно: загубить проект.
– Да, Эмиль, знаю, – устало произнес он. – На твоем месте я поступил бы так же, как это ни гнусно.
– Но это же просто невозможно! – воскликнул Патрис Корно. – Без Джерри нам не обойтись. Я не могу без него работать, и пусть русские катятся к дьяволу!
– Абсолютно согласен, – сказал Эмиль Лурад.
– Как – согласен? – опешил Джерри.
– У меня есть для тебя предложение, Джерри, я хотел сделать его с самого начала, – сказал Лурад, – но знал, что ты наверняка откажешься, пока... пока не прояснятся все эти печальные обстоятельства.
– И какое же?..
– Я хочу назначить тебя консультантом по проектированию системы управления...
– Консультантом? Что еще за чушь собачья?
– Ради твоей же пользы, – сказал Эмиль Лурад. – Уж тут-то русские ничего не смогут возразить...
– Стало быть, я должен оставить место главного инженера проекта и работать каким-то консультантом, – горько сказал Джерри. – У меня ведь жена, двое детей и невыкупленные закладные, Эмиль...
– Одновременно я сделаю тебя старшим специалистом, – сказал Лурад.
– Старшим – кем? Специалистом? Это еще что за чертовщина?
Эмиль чуть улыбнулся.
– Это моя выдумка, чтобы платить тебе столько, сколько руководителю проекта. В конце концов, я все-таки директор и могу сделать для старого друга такую малость...
– Что этот чертов «консультант по проектированию» должен делать?
Улыбка Эмиля Лурада стала шире.
– Разумеется, что попросит его руководитель проекта.
– Гениально, Эмиль! – воскликнул Патрис Корно.
– Ну-ка, дайте сообразить, – медленно произнес Джерри. – Выходит, я буду получать как руководитель проекта и работать более или менее в качестве главного конструктора, прикрываясь этим дерьмовым фальшивым титулом...
– Вроде того, – сказал Эмиль.
– А какой-то русский будет надувать щеки и делать вид, что все результаты – его заслуга.
Эмиль пожал плечами.
– Уж не обессудь, Джерри, это лучшее, что я сейчас могу для тебя сделать.
– Пакостно это все, – пробормотал Джерри.
– Могло быть и хуже, Джерри, – заметил Патрис.
Лурад встал из-за стола и прошел через весь кабинет к картинке, вырезанной из старого журнала.
– Помнишь, Джерри? – сказал он. – Помнишь время, когда мы были веселыми «космическими фанатами», а твой «Гранд Тур» – сном, дремой? Что ж, теперь сон сбудется – с тобой или без тебя. Все сводится к вопросу: что есть реальная ценность – судьбы мечтателей или их мечты?
Джерри Рид смотрел на рисунок – воплощение мечты, которой он жил все эти годы. И снова почувствовал вкус шоколадного мороженого с шоколадным сиропом. И снова услышал донесшийся до него сквозь годы голос Роба Поста: «Ты будешь жить в золотом веке космических исследований, парень. Ты можешь стать одним их тех, кто сделает все это. Решайся. Ты можешь ходить по водам. Тебе придется отказаться от всего остального, но ты сможешь ходить по водам!»
Джерри вздохнул. Пожал плечами.
– Я с тобой, Эмиль, – сказал он наконец. – И ты знал это с самого начала.
Директор ЕКА посмотрел на него и кивнул. В глазах его стояли слезы.
– Да, старый друг, – сказал он. – Я знал это.
X
– Лабренн свалял дурака, надеясь оказаться терпеливее русских, у них каменные задницы со времен Вышинского и Громыко.
– Ты так и сказал в Страсбурге?
– Я им сказал, что нужно включить в сделку новый пункт именно сейчас, и, к счастью, у нас есть подходящая тема, которая как раз ждет ассигнований...
– «Гранд Тур Наветт»?
Эмиль Лурад ухмыльнулся.
– Наш «челнок» – то, что действительно нужно русским, в это совместное предприятие им придется вложить солидную сумму. Более того, как часть совместной программы проект станет наконец экономически оправданным, что раньше было невозможно.
– Как? – воскликнул Джерри. – Ты ведь всегда соглашался, что...
– Что это фантастический проект, который может стать еще одним шагом в освоении Солнечной системы, – холодно ответил Лурад. – Но для ЕКА он превратился бы в новый «Спейсвилль», а то и почище! Почему, ты думаешь, нам никогда не давали под него денег? По-твоему, все политики идиоты?
– Иногда мне действительно так казалось... – сухо заметил Джерри.
Лурад вздохнул.
– Ты что, Джерри, и впрямь такой наивный? – спросил он. – Да что бы мы делали с этими новыми кораблями? У нас уже есть «Конкордски», и «Дедал», и автоматизированные грузовики – стало быть, полная система обеспечения для «Спейсвилля»...
– Ты с ума сошел, Эмиль! – воскликнул Джерри. – Имея «Гранд Тур Наветт», мы сможем основать базу на Луне, колонию на Марсе, доберемся до астероидного кольца, до Юпитера, Титана...
– А чем мы, по-твоему, будем платить за все это, когда просадим все деньги за несколько лет на сам ГТН? – отрезал Лурад. – Как мы окупим такие гигантские затраты?
– Я об этом не подумал... – пробормотал Джерри.
– Зато в Страсбурге думали все эти годы! – резко сказал Лурад. – Лабренн не был против нашей программы. Как мог хоть один работник Агентства, всерьез интересующийся будущим космических исследований, остаться равнодушным? Но ни Лабренн, ни любой другой трезвомыслящий руководитель не отважился бы включить эту тему в бюджет, потому что все прекрасно знали – политики ее не оплатят.
– Но ты это сделал, Эмиль.
Лурад откинулся на спинку стула, сцепил руки на затылке и самодовольно улыбнулся.
– Это и мне бы не удалось, если б переговоры с русскими не зашли в тупик. Тут-то я и понял, что слияние общеевропейской и русской космических программ полностью меняет дело. Им ГТН подходит идеально. У них уже есть лунная научная база, которую они хотят превратить в настоящую колонию. Они уже побывали на Марсе и собираются устроить там постоянную базу. И мечтают добраться до Юпитера. И начали прикидывать, как переправлять лед – направленными ядерными взрывами с лун Юпитера на Марс, чтобы на нем стала возможна жизнь. У них все учтено. Имея «Гранд Тур», они покорят Солнечную систему.
– Ты и об этом говорил в Страсбурге? – воскликнул Джерри; голова у него шла кругом.
– Конечно, – сказал Лурад. – На следующей неделе вопрос о дополнительных ассигнованиях пройдет через Европейский парламент, под проект создадут особый фонд, а поскольку, спасибо тебе, предварительную проработку мы уже сделали, мы представим ее русским, так сказать, в качестве приданого. И если они хотят, чтобы свадьба состоялась, а они хотят этого, им придется пойти на финансирование по меньшей мере сорока процентов совместной космической программы, иначе ГТН так и останется в чертежах. Они поймут, что это наше последнее предложение, и им придется его принять.
– Господи... – простонал Джерри. Мечта его жизни вот-вот должна воплотиться в металле; откуда же это странное ощущение пустоты под ложечкой?
Эмиль подался вперед и с удивлением поглядел на него.
– В чем дело, Джерри? Мы мечтали об этом столько лет!
...Придуманные им челноки покоряют Солнечную систему, летят на Марс, Юпитер, Сатурн, растут лунные города, колония на Марсе, обо всем этом он мечтал, боролся за это, надеялся... Но...
– Ты хочешь отдать все это им? – воскликнул он.
– Кому – им? – простодушно спросил Эмиль.
– Долбаным русским!
Эмиль Лурад пристально поглядел на него.
– Ты что, Джерри, газет не читаешь? – сказал он. – Они – это мы, или вот-вот станут! Мы не собираемся выносить наши мелкие шовинистические дрязги в Солнечную систему, мы будем строить наше будущее вместе – как европейцы!
– Мы... – медленно повторил Джерри. – Как европейцы?
Лурад пожал плечами.
– Если угодно, как представители человечества. Джерри, ты сам первый, поверил в свою мечту и ради нее уехал из Америки, чтобы работать здесь! Неужто после всего, что тебе пришлось пережить, ты скажешь, что не хочешь поделиться своей мечтой с русскими накануне ее осуществления? Да ты женат на русской! Ты что, вспомнил, что ты янки, превратился в махрового шовиниста?
– Нет... – проговорил Джерри. – Конечно нет. Я на твоей стороне, Эмиль.
В эту минуту своего триумфа он не держал зла на русских, и ощущение, что он вот-вот расплачется, возникло вовсе не из-за них. Просто он вдруг осознал, что будет строить свои челноки и это положит начало великим космическим странствиям. Он представил себе чудесную перспективу и вновь ощутил вкус шоколадного мороженого, политого шоколадным сиропом, и вкус шоколада на шоколаде вызвал у него в памяти картину на телеэкране: бугристая лунная поверхность. И снова донеслись до него – сквозь все эти годы, сквозь космический вакуум и шум атмосферных помех – гордые слова: «“Игл” совершил посадку...»
Джерри знал: не за себя ему сейчас обидно до слез. Впервые с тех пор, как он покинул родные края, чтобы служить будущему, входящему сегодня в дверь. Он оплакивал в душе былую Америку.
– Ну как, Джерри? – спросил Эмиль Лурад и на миг стал прежним юным Эмилем, с дружеским участием глядящим на своего наставника. – Ты хочешь работать с нами?
– Конечно, хочу, Эмиль, – быстро ответил Джерри.
И у меня есть на то причины, подумал он, которых тебе, европейцу, до конца не понять.
– Хорошо, – сказал Эмиль. – Без тебя было бы совсем не то.
Перед Джерри снова был директор. Эмиль Лурад нажал на кнопку переговорного устройства, голос его зазвучал бодро:
– Пригласите сюда Патриса Корно.
Джерри встал, чтобы поздороваться с Патрисом, и тот по-французски расцеловал его в обе щеки; это европейское приветствие уже не смущало Джерри, по крайней мере, когда его приветствовал не случайный знакомый, а старый приятель. Корно с давних пор был одним из «космических фанатов»: под началом Джерри он начинал как инженер-испытатель, потом вместе с ним готовил головные образцы, после чего резко пошел вверх. Когда-то это был высокий, угловатый, неряшливо одетый юнец с копной нечесаных черных волос и обоймой авторучек в нагрудном кармане. Теперь он стал ассистентом руководителя проекта «Спейсвилль», тронутые сединой волосы были аккуратно уложены, элегантный зеленовато-оливковый костюм сидел на нем безупречно.
– Ты, конечно, будешь работать с нами над «Гранд Тур Наветт», да, Джерри? – спросил Патрис, когда они уселись.
– С вами? – переспросил Джерри. – Ты что, бросаешь «Спейсвилль», Патрис? А я думал, ты скоро станешь руководителем всего проекта... – Его растрогало желание Корно отказаться от блестящей карьеры ради работы под его началом.
Корно удивленно посмотрел на Лурада. Директор ответил ему быстрым, неловким взглядом.
– Ты разве не сказал ему, Эмиль? – спросил Патрис.
– Что он должен был мне сказать?
– Я назначил Патриса руководителем проекта ГТН, Джерри, – ровным голосом произнес Лурад.
Джерри словно ударили в живот. На некоторое время он просто застыл, бессмысленно глядя директору в глаза. Эмиль Лурад отвечал ему тоже неподвижным взглядом, сохраняя бесстрастное выражение лица.
Пока рассудок Джерри боролся с чувствами, время, казалось, остановилось. Лурад, надо отдать ему должное, не торопил его, давая возможность трезво оценить ситуацию и собраться с мыслями.
– Что ж, Эмиль, если быть честным, не могу сказать, что я совсем не разочарован, – наконец проговорил он и выдавил из себя жалкую улыбочку. – Но, наверное, ты прав. Я конструктор, а не администратор, никогда администратором не был, да, пожалуй, никогда не стану...
Он повернулся к Патрису Корно.
– Нет проблем, Патрис. Ну, был я раньше твоим начальником, что с того? Я с удовольствием буду работать главным инженером проекта под твоим руководством, говорю тебе честно. – Он протянул ему руку.
И когда Патрис Корно, чуть помешкав, пожал ее, Джерри, к своему удивлению, понял, что сказал совершенно искренне. В конце концов, у него нет никакой охоты выбивать деньги и ругаться со смежниками. Проектировать космические корабли и следить за сборкой – вот дело, за которое он возьмется с истинной радостью.
Собственно говоря, подумал Джерри, это мне стоило бы пожалеть Патриса. Ему достанутся все неприятности, а мне – одни сливки.
– Боюсь, ничего не выйдет, Джерри, – грустно сказал Эмиль Лурад.
– Что?
– Боюсь, что я не смогу назначить тебя даже главным инженером проекта, – сказал директор ЕКА, уставившись в стол и не подымая на Джерри глаз. – Ты должен войти в мое положение...
– Ах ты, мать твою, я еще должен входить в твое положение! – заорал Джерри.
– Боюсь, я тоже ничего не понимаю, Эмиль, – сказал Патрис. – Если ты думаешь, что мы с Джерри не сработаемся, ты ошибаешься. Я хочу, чтобы он был у меня главным инженером, это самое логичное.
– Нельзя, – отрезал Эмиль Лурад.
– Да почему, черт возьми?
– По двум причинам, Патрис. Первая и основная: русские никогда не согласятся, чтобы Джерри занял в проекте такой высокий пост. Только не американец, перебежчик он или нет, и уж, во всяком случае, не человек, который... продемонстрировал свою ненадежность, передав нам американскую технологию «саней»...
– Сукин ты сын! – воскликнул Джерри.
– C'est la merde [53], Эмиль, – сказал Патрис Корно.
Эмиль Лурад пожал плечами.
– La merde, peut ?tre [54], но такова политическая ситуация, и я вынужден с ней считаться. И еще с тем, что русские в любом случае захотят иметь в проекте своего человека. Это вторая причина.
Корно поджал губы, нахмурился, кивнул.
– Несомненно, – сказал он.
Джерри вскочил на ноги и закричал не помня себя, как не кричал никогда в жизни:
– Да где был бы этот проект без меня, суки вы все! Где был бы без меня ты, Эмиль? Да если б ты не продал мой проект этим вшивым русским, ты бы вообще не сидел в этом кресле! Меня тошнит от твоих разговоров! Ты же был моим другом, Эмиль! Когда ты успел стать таким говном?
Казалось, Патрис Корно ошеломлен этим взрывом, он вжался в стул и глядел на них выпученными глазами. Но директор ЕКА сидел спокойно и ждал, пока Джерри кончит бушевать. А потом заговорил тихим голосом, без злобы или укора.
– У тебя была мечта, Джерри, – сказал он. – Это была стоящая мечта, и ты поделился ею со мной, и с Патрисом, и со многими другими вроде нас. Ради этого ты покинул свою страну и терпел нападки и унижения, а иногда и презрение – зато делал нужное дело. Вот цена, которую пришлось заплатить тебе... – Он помолчал, вздохнул и заговорил снова: – А вот цена, которую пришлось заплатить мне, чтобы мечта эта наконец стала реальностью. Мне пришлось предать старого друга, которому я стольким обязан, пришлось проглотить его ненависть и свое собственное отвращение. Чтобы «Гранд Тур Наветт» стал реальностью, я должен совершить страшную несправедливость. Я прошу у тебя прощения, Джерри, хотя знаю, что у меня нет на это права, но я знаю и то, что во имя нашей общей веры я поступаю правильно. Иначе мне поступить нельзя. И ты это тоже знаешь, разве не так?
Джерри обмяк на своем стуле, полностью опустошенный. Даже гнев его прошел. Потому что Эмиль, конечно, был прав. Раз русские все равно не согласятся на его назначение главным инженером проекта, то для Эмиля все попытки сделать это значат одно: загубить проект.
– Да, Эмиль, знаю, – устало произнес он. – На твоем месте я поступил бы так же, как это ни гнусно.
– Но это же просто невозможно! – воскликнул Патрис Корно. – Без Джерри нам не обойтись. Я не могу без него работать, и пусть русские катятся к дьяволу!
– Абсолютно согласен, – сказал Эмиль Лурад.
– Как – согласен? – опешил Джерри.
– У меня есть для тебя предложение, Джерри, я хотел сделать его с самого начала, – сказал Лурад, – но знал, что ты наверняка откажешься, пока... пока не прояснятся все эти печальные обстоятельства.
– И какое же?..
– Я хочу назначить тебя консультантом по проектированию системы управления...
– Консультантом? Что еще за чушь собачья?
– Ради твоей же пользы, – сказал Эмиль Лурад. – Уж тут-то русские ничего не смогут возразить...
– Стало быть, я должен оставить место главного инженера проекта и работать каким-то консультантом, – горько сказал Джерри. – У меня ведь жена, двое детей и невыкупленные закладные, Эмиль...
– Одновременно я сделаю тебя старшим специалистом, – сказал Лурад.
– Старшим – кем? Специалистом? Это еще что за чертовщина?
Эмиль чуть улыбнулся.
– Это моя выдумка, чтобы платить тебе столько, сколько руководителю проекта. В конце концов, я все-таки директор и могу сделать для старого друга такую малость...
– Что этот чертов «консультант по проектированию» должен делать?
Улыбка Эмиля Лурада стала шире.
– Разумеется, что попросит его руководитель проекта.
– Гениально, Эмиль! – воскликнул Патрис Корно.
– Ну-ка, дайте сообразить, – медленно произнес Джерри. – Выходит, я буду получать как руководитель проекта и работать более или менее в качестве главного конструктора, прикрываясь этим дерьмовым фальшивым титулом...
– Вроде того, – сказал Эмиль.
– А какой-то русский будет надувать щеки и делать вид, что все результаты – его заслуга.
Эмиль пожал плечами.
– Уж не обессудь, Джерри, это лучшее, что я сейчас могу для тебя сделать.
– Пакостно это все, – пробормотал Джерри.
– Могло быть и хуже, Джерри, – заметил Патрис.
Лурад встал из-за стола и прошел через весь кабинет к картинке, вырезанной из старого журнала.
– Помнишь, Джерри? – сказал он. – Помнишь время, когда мы были веселыми «космическими фанатами», а твой «Гранд Тур» – сном, дремой? Что ж, теперь сон сбудется – с тобой или без тебя. Все сводится к вопросу: что есть реальная ценность – судьбы мечтателей или их мечты?
Джерри Рид смотрел на рисунок – воплощение мечты, которой он жил все эти годы. И снова почувствовал вкус шоколадного мороженого с шоколадным сиропом. И снова услышал донесшийся до него сквозь годы голос Роба Поста: «Ты будешь жить в золотом веке космических исследований, парень. Ты можешь стать одним их тех, кто сделает все это. Решайся. Ты можешь ходить по водам. Тебе придется отказаться от всего остального, но ты сможешь ходить по водам!»
Джерри вздохнул. Пожал плечами.
– Я с тобой, Эмиль, – сказал он наконец. – И ты знал это с самого начала.
Директор ЕКА посмотрел на него и кивнул. В глазах его стояли слезы.
– Да, старый друг, – сказал он. – Я знал это.
Евангелие для инопланетян
Сегодня преподобный Айк Эккерман сообщил, что обсуждал с видными протестантскими священниками возможность учреждения общественного фонда, чтобы отправить Евангелие к звезде Барнарда.
«Если на ее четвертой планете действительно есть разумные существа, они тоже дети Божьи, и души их нуждаются в спасении, – заявил он. – Раз русские могут отправить им сообщение, то можем и мы, и не только о своем существовании, но о том, что у нас на Земле побывал Иисус Христос, – пусть услышат благую весть и возрадуются в Господе».
«Вэлли ньюс»
X
От постоянной носки рукава обтрепались, подкладку в проймах дважды приходилось подшивать, а молнию заменить на новую, но блестящая, синяя с белым – цвета бейсбольной команды «Лос-Анджелес Доджерз» – куртка, подаренная ему отцом на шестнадцатилетие, оставалась любимой одеждой Роберта Рида. Он таскал ее в жаркие летние дни, натягивал поверх толстых свитеров в зимние холода, носил под дождем, несмотря на мольбы матери и насмешки Франи, и всегда надевал в школу, хотя его и дразнили за это «гринго». Он любил эту куртку и любил отца за то, что он позаботился заказать ее для него в далекой Калифорнии. Слева на груди было затейливо вышито белым – наподобие эмблемы команды на спине – его имя: Боб.
Роберту Риду, сколько он себя помнил, всегда хотелось, чтобы его звали Боб. На французском не так-то легко выговорить это имя, оно напоминало имена агрессивных гринго: Джо, Текс, Эл, – поэтому учителя всегда переиначивали его на французский лад – Робер; их примеру следовали и ребята, когда им хотелось его уязвить; они знали, как он это ненавидит. Мать тоже называла его Робером, когда говорила с ним по-французски, то есть когда была на него сердита; обычно она звала его Бобби. Друзья говорили «Бобби-и»; для урожденных французов это был самый удобопроизносимый вариант. Так же его звала и Франя, выговаривая второй слог с противным поскуливанием, когда хотела над ним поиздеваться. Он и мысленно называл себя Бобби.
Только отец звал его на старый добрый американский манер – Боб. Только отец знал, что это для него значит. Только отец понимал, как трудно быть американцем в Европе.
Америку стали презирать в Европе задолго до того, как Бобби подрос и смог понять, почему и за что. Когда он начал замечать, что он не такой, как другие, – ребята, которым Бобби не сделал ничего плохого, издевались над ним и обзывали гадкими словами, – отец попытался объяснить ему, отчего все это.
– Ты гринго, пап?
– Я американец, Боб. Гринго – плохое слово, так здесь называют американцев те, кто нас не любит, вроде как в Штатах иногда говорят: ниггеры, макаронники, лягушатники. От воспитанных людей таких слов не услышишь.
– А я американец?
– Не совсем, Боб, но, когда подрастешь, ты сможешь стать им, если захочешь.
– А что, американцем быть плохо?
– Нет, Боб, американцем быть не плохо, и французом не плохо, и русским, только...
– Так почему тогда американцев не любят?
Отец помолчал, и на лице у него появилось странное отсутствующее выражение.
– Потому что... потому что иногда Соединенные Штаты Америки делают плохие вещи, Боб... – сказал он.
– А другие страны делают плохие вещи?
– Еще как, другие страны натворили столько плохого, куда больше Америки, гораздо, гораздо больше...
– А почему тогда ненавидят нас, а не их?
Тут отец как-то чудно посмотрел на него и не отвечал довольно долго.
– Ты попал в самую точку, Боб, – наконец сказал он, – но кабы я знал, что тебе ответить... – Глаза его заблестели, и показалось, что он вот-вот заплачет. – Когда-то Америку все любили. Америка спасла Европу от самых настоящих мерзавцев. Америка простила своих врагов и на свои деньги отстроила разрушенные страны. И еще, американцы совершили настоящее чудо, Боб, мы были первые, кто полетел на Луну. Нас любили, нами восхищались, мы были гордостью всего мира...
Отец провел рукой по глазам, прежде чем заговорить снова.
– А потом... потом с Америкой что-то случилось, и... Америка перестала делать все эти чудесные вещи, и... начала поступать плохо... может, и не хуже, чем другие страны, но... Не знаю, Боб, я в этом толком не могу разобраться. Ну, представь: всем нравится Пер-Ноэль [55], но если вместо того, чтобы раздавать подарки на Рождество, он вдруг напьется и станет клянчить деньги на улице... это же хуже, чем другой пьяница и попрошайка на его месте, правда?
– Я не пойму, пап...
Но отец только пожал плечами и вздохнул глубоко-глубоко.
– Да и я тоже, сынок, – сказал он. – Я тоже.
Когда Бобби был маленьким, отец часто дарил ему модели самых знаменитых американских ракет, целая коллекция их и теперь пылилась, забытая, в углу комнаты: «Аполлон», «Сатурн-5», «Игл», «Колумбия» и все остальные. Бобби этим особенно не увлекался, но он любил отца и, когда ему было десять лет, взял все свои сбережения – он откладывал деньги, полученные от отца же на карманные расходы, – и купил ему на день рождения отличную модель сверхзвукового бомбардировщика «Терминатор», всю металлическую, с убирающимися шасси, изменяющейся геометрией крыла и даже со снарядиками на пружинах, которые, если нажать на кабину, выстреливали снизу.
Бобби заплакал, когда отец развернул подарок и выругался.
– Тебе не нравится? – сквозь слезы пропыхтел он.
Отец взял его на руки и вытер ему глаза.
– Это замечательная модель, Боб, – сказал он, – и все тут сделано очень здорово, как по-настоящему, надо отдать этим паршивцам должное. И большое-пребольшое тебе спасибо за подарок. Но... но ты, наверное, уже достаточно подрос и поймешь... чем я занимаюсь, и почему я здесь, и почему я так расстроился, когда увидел эту штуку...
И он рассказал ему. Как он, еще в детстве, видел первых людей на Луне, американцев. И про своего дядю Роба. И про несчастье с «Челленджером». И про программу «звездных войн». И как чудесная страна, первой добравшаяся до Луны, постепенно превратилась в плохую. И про то, что «Терминатор», этот бомбардировщик, мог бы стать настоящим космолетом вроде «Конкордски». Про то, как он уехал во Францию строить настоящие космические корабли. И о прекрасном лайнере, который он придумал и над которым ему не давали работать, потому что он американец.
Десятилетний Бобби тогда еще во многом не мог разобраться, но понял своим десятилетним сердцем главное.
Раньше американцы были самым великим народом на Земле и сделали чудесное дело, и папка хотел помочь им сделать еще много чудесного. А потом что-то втянуло или кто-то втянул Америку в плохие дела, и папка так расстроился, что уехал из Америки работать здесь, и вот он попал во Францию и хотел строить ракеты, а ему не дали, потому что ненавидели его за то, что он американец.
И когда отец закончил, Бобби обнял его крепко-крепко.
– Я тоже ненавижу Америку, пап! – объявил он. – Америка плохая! А почему мы не станем французами? Или... или можно русскими, как мама!
– Нет, Боб, – твердо ответил ему отец. – Ты не должен ненавидеть Америку. Не забывай, что когда-то быть американцем считалось очень здорово и почетно. Мы были первыми людьми, которые ступили на другое небесное тело, и никто никогда этого у нас не отнимет. Настоящие американцы – это мы, я да ты, сынок, и, если мы об этом забудем, негодяи, которые убивают мечты, возьмут верх.
Именно тогда отец стал давать ему старые американские научно-фантастические романы, заказывать для него в Штатах календари бейсбольных встреч, подарил ему биту, мячи и бейсбольную рукавицу. Отец выписывал ему американские спортивные журналы и кассеты со старыми американскими фильмами. Он достал ему компьютерную дискету с «Американской видеоэнциклопедией» и игровые программы с бейсболом и американским футболом. И замечательный атлас Соединенных Штатов, тоже на дискете, – только коснись «мыши», и на экране появится цветное изображение любого места в Америке. В комнате Бобби скопилась уйма всего этого добра: и Американская энциклопедия, и настенная карта Штатов, и ковер со статуей Свободы, и звездно-полосатое покрывало, афиши и портреты знаменитых бейсболистов, которых он никогда не видел, груды американских спортивных журналов и старых комиксов, модели классических «кадиллаков» и старых «бьюиков», обломки мотоциклов – дошло до того, что мать поругалась из-за этого с отцом.
Как-то раз, когда ему было лет тринадцать, он подслушал их спор.
– Это противоестественно, Джерри, ты заставляешь его жить в придуманной Америке собственной юности, с тех пор прошло больше двадцати лет, да и тогда Америка такой не была.
– А как насчет этой русской чепухи, которой ты пичкаешь Франю?
– Из моих книг, журналов и пластинок она действительно узнает что-то новое, я не забиваю ей комнату старым хламом! Наверное, ты до того заморочил парню голову, что от Америки ему не избавиться, но уж раз так, позволь мне, по крайней мере, помочь ему разобраться в истории Соединенных Штатов, а не просто копить старое барахло или, как ты говорил двадцать лет назад, все эти милые сердцу реликвии!
– Только если ты не будешь пичкать его антиамериканской пропагандой!
– Ну знаешь, Джерри!
И его русская мать стала давать ему книги о Соединенных Штатах – без антиамериканской пропаганды, но и без оголтелой ругани в адрес Европы, которую изрыгали тогда милитаристы «Американского Бастиона». Это были книги Твена, Мелвилла, Сэлинджера, Керуака, Роберта Пенна Уоррена. Биографии Линкольна, Франклина Делано Рузвельта, Малколма Икса, Мартина Лютера Кинга, Юджина В. Дебса. Исторические сочинения Токвиля, Хэлберстэма, Рэттри. Труды Джефферсона и Пейна. Копии старых американских фильмов: «Аб Линкольн в Иллинойсе», «ПД-109», «Вся президентская рать», «Рожденная четвертого июля»...
Роберту Риду, сколько он себя помнил, всегда хотелось, чтобы его звали Боб. На французском не так-то легко выговорить это имя, оно напоминало имена агрессивных гринго: Джо, Текс, Эл, – поэтому учителя всегда переиначивали его на французский лад – Робер; их примеру следовали и ребята, когда им хотелось его уязвить; они знали, как он это ненавидит. Мать тоже называла его Робером, когда говорила с ним по-французски, то есть когда была на него сердита; обычно она звала его Бобби. Друзья говорили «Бобби-и»; для урожденных французов это был самый удобопроизносимый вариант. Так же его звала и Франя, выговаривая второй слог с противным поскуливанием, когда хотела над ним поиздеваться. Он и мысленно называл себя Бобби.
Только отец звал его на старый добрый американский манер – Боб. Только отец знал, что это для него значит. Только отец понимал, как трудно быть американцем в Европе.
Америку стали презирать в Европе задолго до того, как Бобби подрос и смог понять, почему и за что. Когда он начал замечать, что он не такой, как другие, – ребята, которым Бобби не сделал ничего плохого, издевались над ним и обзывали гадкими словами, – отец попытался объяснить ему, отчего все это.
– Ты гринго, пап?
– Я американец, Боб. Гринго – плохое слово, так здесь называют американцев те, кто нас не любит, вроде как в Штатах иногда говорят: ниггеры, макаронники, лягушатники. От воспитанных людей таких слов не услышишь.
– А я американец?
– Не совсем, Боб, но, когда подрастешь, ты сможешь стать им, если захочешь.
– А что, американцем быть плохо?
– Нет, Боб, американцем быть не плохо, и французом не плохо, и русским, только...
– Так почему тогда американцев не любят?
Отец помолчал, и на лице у него появилось странное отсутствующее выражение.
– Потому что... потому что иногда Соединенные Штаты Америки делают плохие вещи, Боб... – сказал он.
– А другие страны делают плохие вещи?
– Еще как, другие страны натворили столько плохого, куда больше Америки, гораздо, гораздо больше...
– А почему тогда ненавидят нас, а не их?
Тут отец как-то чудно посмотрел на него и не отвечал довольно долго.
– Ты попал в самую точку, Боб, – наконец сказал он, – но кабы я знал, что тебе ответить... – Глаза его заблестели, и показалось, что он вот-вот заплачет. – Когда-то Америку все любили. Америка спасла Европу от самых настоящих мерзавцев. Америка простила своих врагов и на свои деньги отстроила разрушенные страны. И еще, американцы совершили настоящее чудо, Боб, мы были первые, кто полетел на Луну. Нас любили, нами восхищались, мы были гордостью всего мира...
Отец провел рукой по глазам, прежде чем заговорить снова.
– А потом... потом с Америкой что-то случилось, и... Америка перестала делать все эти чудесные вещи, и... начала поступать плохо... может, и не хуже, чем другие страны, но... Не знаю, Боб, я в этом толком не могу разобраться. Ну, представь: всем нравится Пер-Ноэль [55], но если вместо того, чтобы раздавать подарки на Рождество, он вдруг напьется и станет клянчить деньги на улице... это же хуже, чем другой пьяница и попрошайка на его месте, правда?
– Я не пойму, пап...
Но отец только пожал плечами и вздохнул глубоко-глубоко.
– Да и я тоже, сынок, – сказал он. – Я тоже.
Когда Бобби был маленьким, отец часто дарил ему модели самых знаменитых американских ракет, целая коллекция их и теперь пылилась, забытая, в углу комнаты: «Аполлон», «Сатурн-5», «Игл», «Колумбия» и все остальные. Бобби этим особенно не увлекался, но он любил отца и, когда ему было десять лет, взял все свои сбережения – он откладывал деньги, полученные от отца же на карманные расходы, – и купил ему на день рождения отличную модель сверхзвукового бомбардировщика «Терминатор», всю металлическую, с убирающимися шасси, изменяющейся геометрией крыла и даже со снарядиками на пружинах, которые, если нажать на кабину, выстреливали снизу.
Бобби заплакал, когда отец развернул подарок и выругался.
– Тебе не нравится? – сквозь слезы пропыхтел он.
Отец взял его на руки и вытер ему глаза.
– Это замечательная модель, Боб, – сказал он, – и все тут сделано очень здорово, как по-настоящему, надо отдать этим паршивцам должное. И большое-пребольшое тебе спасибо за подарок. Но... но ты, наверное, уже достаточно подрос и поймешь... чем я занимаюсь, и почему я здесь, и почему я так расстроился, когда увидел эту штуку...
И он рассказал ему. Как он, еще в детстве, видел первых людей на Луне, американцев. И про своего дядю Роба. И про несчастье с «Челленджером». И про программу «звездных войн». И как чудесная страна, первой добравшаяся до Луны, постепенно превратилась в плохую. И про то, что «Терминатор», этот бомбардировщик, мог бы стать настоящим космолетом вроде «Конкордски». Про то, как он уехал во Францию строить настоящие космические корабли. И о прекрасном лайнере, который он придумал и над которым ему не давали работать, потому что он американец.
Десятилетний Бобби тогда еще во многом не мог разобраться, но понял своим десятилетним сердцем главное.
Раньше американцы были самым великим народом на Земле и сделали чудесное дело, и папка хотел помочь им сделать еще много чудесного. А потом что-то втянуло или кто-то втянул Америку в плохие дела, и папка так расстроился, что уехал из Америки работать здесь, и вот он попал во Францию и хотел строить ракеты, а ему не дали, потому что ненавидели его за то, что он американец.
И когда отец закончил, Бобби обнял его крепко-крепко.
– Я тоже ненавижу Америку, пап! – объявил он. – Америка плохая! А почему мы не станем французами? Или... или можно русскими, как мама!
– Нет, Боб, – твердо ответил ему отец. – Ты не должен ненавидеть Америку. Не забывай, что когда-то быть американцем считалось очень здорово и почетно. Мы были первыми людьми, которые ступили на другое небесное тело, и никто никогда этого у нас не отнимет. Настоящие американцы – это мы, я да ты, сынок, и, если мы об этом забудем, негодяи, которые убивают мечты, возьмут верх.
Именно тогда отец стал давать ему старые американские научно-фантастические романы, заказывать для него в Штатах календари бейсбольных встреч, подарил ему биту, мячи и бейсбольную рукавицу. Отец выписывал ему американские спортивные журналы и кассеты со старыми американскими фильмами. Он достал ему компьютерную дискету с «Американской видеоэнциклопедией» и игровые программы с бейсболом и американским футболом. И замечательный атлас Соединенных Штатов, тоже на дискете, – только коснись «мыши», и на экране появится цветное изображение любого места в Америке. В комнате Бобби скопилась уйма всего этого добра: и Американская энциклопедия, и настенная карта Штатов, и ковер со статуей Свободы, и звездно-полосатое покрывало, афиши и портреты знаменитых бейсболистов, которых он никогда не видел, груды американских спортивных журналов и старых комиксов, модели классических «кадиллаков» и старых «бьюиков», обломки мотоциклов – дошло до того, что мать поругалась из-за этого с отцом.
Как-то раз, когда ему было лет тринадцать, он подслушал их спор.
– Это противоестественно, Джерри, ты заставляешь его жить в придуманной Америке собственной юности, с тех пор прошло больше двадцати лет, да и тогда Америка такой не была.
– А как насчет этой русской чепухи, которой ты пичкаешь Франю?
– Из моих книг, журналов и пластинок она действительно узнает что-то новое, я не забиваю ей комнату старым хламом! Наверное, ты до того заморочил парню голову, что от Америки ему не избавиться, но уж раз так, позволь мне, по крайней мере, помочь ему разобраться в истории Соединенных Штатов, а не просто копить старое барахло или, как ты говорил двадцать лет назад, все эти милые сердцу реликвии!
– Только если ты не будешь пичкать его антиамериканской пропагандой!
– Ну знаешь, Джерри!
И его русская мать стала давать ему книги о Соединенных Штатах – без антиамериканской пропаганды, но и без оголтелой ругани в адрес Европы, которую изрыгали тогда милитаристы «Американского Бастиона». Это были книги Твена, Мелвилла, Сэлинджера, Керуака, Роберта Пенна Уоррена. Биографии Линкольна, Франклина Делано Рузвельта, Малколма Икса, Мартина Лютера Кинга, Юджина В. Дебса. Исторические сочинения Токвиля, Хэлберстэма, Рэттри. Труды Джефферсона и Пейна. Копии старых американских фильмов: «Аб Линкольн в Иллинойсе», «ПД-109», «Вся президентская рать», «Рожденная четвертого июля»...