Страница:
Они познакомились на приеме в Монако и через два часа были в постели. Они жили в одном номере на лыжном курорте в Альпах, гостили друг у друга в Брюсселе и Париже, и все это без какого-либо подобия любви или серьезных отношений. Они были друзьями и по временам партнерами по постели.
Жить с Пьером – примерно то же, что делить квартиру с любовником и доброй подругой одновременно: на свой лад Пьер был для Сони и тем и другим. Они могли пойти на вечеринку вместе, а уйти порознь и потом сравнивать эротические впечатления. Несколько Сониных подруг по «Красной Угрозе», к примеру, Таня, Лена и Катринка, имели такие отношения с понимающими парнями в Париже, Мюнхене или Лондоне, но Соне казалось, что ей повезло. С одной стороны, Пьер, несомненно, был хорошим любовником и всегда хотел ее, если не подворачивалось что-нибудь интересное. С другой – он постоянно таскал ее в ночные клубы и на вечера, где все мужчины, увы, интересовались лишь друг другом.
Соня на такси доехала до квартиры Пьера, и консьерж, которому Пьер оставил ключи, впустил ее. Сам Пьер с помутневшим взглядом и с бутылкой холодного шампанского явился на следующее утро часов в одиннадцать.
– Славно провел ночку? – поинтересовалась Соня, чмокнув его в знак приветствия.
Пьер пожал плечами, воздел руки, как бы прося прощения, и проследовал на кухню.
– Довольно приятная маленькая венгерка, – легко сказал он, счищая фольгу с бутылки. Он ухмыльнулся Соне, хлопнул пробкой и разлил шампанское по бокалам в форме тюльпанов. – А это, как-никак, – сказал он, – первоклассное сухое, малышка.
Они чокнулись и в обход буфета двинулись в комнату довольно странного вида. Мебели здесь как таковой не было, не было даже пола – в обычном смысле. Диван, стойки, набитые электронной аппаратурой, грибовидные столики, ковровые дорожки, книжные шкафы, шкафчики, лампы – все это, казалось, плавно перетекает из одного в другое и произрастает из мягких ковров. Большое венецианское окно с видом на внутренний двор и две зеркальные стены делали комнату по ощущению безграничной. Идеальное место для вечеринок или даже оргий, и оно в изобилии повидало все это, по крайней мере, если верить Пьеру.
– Ну, какие планы на большие каникулы? – спросил Пьер, плюхнувшись на пухлый диван.
– Я здесь, не так ли? – спросила Соня, присаживаясь рядом, но в некотором отдалении.
– Ты намерена провести две недели в Париже? Со мной? – с сомнением или, возможно, с опаской спросил Пьер. По правде говоря, им ни разу не пришлось провести вместе больше двух дней.
– Тебя это не прельщает? – Соня смотрела на него широко открытыми, невинными глазами.
– А, ну да, конечно, я польщен, – с заминкой выговорил Пьер. – Mais [31], я не совсем этого ждал, ch?rie [32]...
...Выяснилось, что он ждет подружку из Лондона – будущую порнозвезду, по его словам, – которой он обещал устроить рекламу в «Пари-мач» и даже в «Шпигеле» (что было совершенным надувательством).
– Ну и чудовище ты, Пьер Глотье, – воскликнула Соня, салютуя ему бокалом.
– Ты не сердишься на меня, а?
– Ну-ну, я тебя разыгрывала. Ясное дело, я не собираюсь быть все две недели с тобой. Несколько дней, несколько вечеринок, а потом...
– Я иду на три в ближайшие четыре дня...
– ...а потом – в дорогу, незнамо куда – с кем встречусь.
– Вот это – моя Соня! – с восторгом воскликнул Пьер, явственно успокаиваясь. – Обещаю сделать все и подобрать тебе что-нибудь интересное.
С точки зрения американского космического инженера, видевшего штаб-квартиру НАСА в Хьюстоне, парижская штаб-квартира Европейского космического агентства была весьма непрезентабельна. Она помещалась в переулке рядом с улицей Суффре, за спиной Эколь Милитер [33] и грандиозного здания ЮНЕСКО. Это был грязно-белый корпус, этакий официальный модерн, затерянный среди больших и солидных жилых домов. Если бы не флаги, украшавшие его голый фасад, его можно было принять за здание средней школы где-нибудь в Сан-Фернандо Вэлли. Правда, школа в Сан-Фернандо имела собственную автостоянку, а здесь Андре Дойчеру пришлось парковаться на улице.
Они поднялись на третий этаж, и Андре ввел Джерри в приемную, большой зал без окон. Одна стена была огромным телеэкраном, на остальных помещались цветные фотографии челнока «Гермес», Земли из космоса и взлетающей со стартовой площадки в Куру ракеты «Ариан-супер». За черным металлическим столом сидели трое мужчин. Они встали, когда Джерри и Андре вошли в зал, и по очереди обменялись с Джерри рукопожатиями. Андре представлял их.
Никола Брандузи – высокий смуглый итальянец в элегантном легком костюме. Йен Баннистер – взъерошенный, тяжеловатый англичанин. Доминик Фабр – еще один француз, как и Андре – смуглый и как будто с примесью арабской крови.
Фабр был руководителем какого-то «Проекта Икар», Баннистер – менеджером того же проекта, а Брандузи представлял отдел кадров. Они прилично говорили по-английски. Джерри объяснили, что это – рабочий язык ЕКА, когда в работе участвует международный инженерный персонал.
– Как вам понравился Париж, мистер Рид? – спросил Фабр. – Андре говорил, что вы здесь впервые. Надеюсь, он устроил вам хорошее времяпрепровождение.
Джерри улыбнулся ему.
– Pas de probl?mes [34], – произнес он одну из немногих французских фраз, которых нахватался у Николь.
Фабр тоже улыбнулся. Андре фыркнул.
– Не приступить ли нам к делу, джентльмены? – сказал Баннистер.
– Без сомнения, Йен, – сказал Фабр. – Вы более или менее знакомы с «Дедалом», мистер Рид?
Джерри кивнул.
– Я читал литературу и видел фильм в де ля Виллет, – сказал он. Ему было интересно – кто на самом деле придумал, чтобы Николь сводила его туда.
– Это следующий гигантский шаг в космос, Джерри, – могу я вас так называть – Джерри? – сказал Баннистер. – Возможно, не такой эффектный, как русское марсианское предприятие, но в итоге куда более важный. Пока что дело обстоит так: хоть убейся, но человек может вырваться из земного притяжения одним путем – на носу огромных чертовски примитивных ракет, которые – не важно, возвращается аппарат или нет, – требуют колоссальных дорогих стартовых комплексов – а их мало, это настоящая драма. На «Дедале» же мы полетим прямо на орбиту с любого крупного аэропорта мира.
– Космические путешествия станут реальностью, хотя бы для тех, кто сможет за это заплатить, – сказал Фабр. – Проблема, конечно, – деловых поездок, как на Земле, не предвидится.
– Уже десятилетие, как у нас есть проклятый двигатель, а насчет корпуса остановка лишь за материалами и сооружением, – раздраженно сказал Баннистер. – Мы бы выкатили первый образец менее чем через два года.
– Мы не можем добиться финансирования, Джерри, – сказал Андре Дойчер. – Парламент Объединенной Европы ради престижа дал санкцию на три «Дедала», но другой конструкции – для доставки спутников на орбиту, – полнейшее расточительство, такая малая партия будет идиотски дорогой.
– Бессмыслица, – сказал Баннистер. – Даже если мы сможем делать их по цене в тридцать процентов от установленной, на потоке, как авиалайнеры.
– Почему бы и нет? – возразил Джерри. – Наверняка для такой машины найдется рынок!
– Вы так думаете, да? – сказал Баннистер. – А банкиров интересует лишь стоимость пассажиро-мили. Они смеются над нами, вспоминая крах затеи с «конкордом». Он был втрое быстрее, чем «Боинг-747», и вот вам – полный коммерческий провал.
Андре:
– Они требуют, чтобы мы разместили двести пятьдесят пассажиров и не думали о полетах на орбиты. У нас есть готовое компромиссное решение – суборбитальный самолетик на сто семьдесят пять пассажиров. С дополнительным горючим и жидким кислородом сможем возить на низкую орбиту семьдесят пять человек или очень неплохой груз.
Фабр:
– Но чтобы получить деньги на значащую партию этих машин, мы должны сделать ее высокоорбитальной.
Баннистер:
– Этого пока нет. Мы между молотом и наковальней: либо мы расходуем бюджет ЕКА на три малых орбитальных «Дедала», либо нам финансируют целый флот гиперзвуковых лайнеров, не выходящих на орбиты.
Андре:
– Либо как-нибудь оправдать постройку компромиссного варианта.
– Геостационарная станция! – воскликнул Джерри, уловив наконец смысл их намеков.
Андре:
– Точно, Джерри. Люди из «Меридьен» уже согласились внести двадцать процентов средств для зоны отдыха на геостационарной орбите, если мы гарантируем транспорт. Еще несколько компаний готовы вложить деньги, чтобы устроить интернаты для богатых стариков, больницы с нуль-гравитацией и реабилитационные центры. Такой комплекс был бы идеальной базой для запуска и обслуживания спутников связи.
– И базой снабжения, которая необходима, чтобы колония на Луне стала по-настоящему жизнеспособной, – сказал Баннистер.
– Затем ее можно будет увеличивать, используя материалы с Луны, что обойдется вдвое дешевле, чем доставка с Земли...
– Там можно будет собирать большие корабли, способные обеспечивать постоянную колонию на Марсе...
– И обратным ходом возить железные астероиды из Пояса...
– Возможно, лед со спутников Юпитера...
– Вы говорите о строительстве настоящего города в космосе! – воскликнул Джерри. – Вы говорите об освоении всей Солнечной системы!
Глаза Йена Баннистера буравили его с такой напряженностью, какой Джерри не приходилось видеть много лет; он думал, что огонь инженерной страсти навсегда ушел из этого мира.
На мгновение ему почудилось, будто из далекого прошлого сквозь большую вазу с шоколадным мороженым «Хааген Даазс», плавающим в шоколадном сиропе «Хершиз», на него глядят глаза Роба Поста. Джерри почувствовал, как по телу пробегают мурашки. Но тут Баннистер сказал твердым, решительным тоном:
– Вы чертовски правы, это так, мой мальчик.
– На всю работу уйдет не одно десятилетие, – сказал Фабр.
– Ведь мы знаем, как это сделать, Доминик, – настаивал Баннистер. – Не потребуется никаких эпохальных открытий. Всего-то и нужно – засучить рукава и взяться за работу!
– И получить финансирование, Йен, – сказал Андре. – Из-за этого мы и взялись за проект «Икар», Джерри.
– Недостающая деталь головоломки... – сказал Фабр. – Йен?
– Нам нужен способ выведения «Дедала» с низкой орбиты на стационарную, – заговорил Баннистер. – Что-то вроде ваших проклятых военных «саней», но потяжелее. Самолет поднимается с полосы аэропорта на околоземную орбиту, стыкуется с «санями», и его тащат на синхронную. Вы видели прикидку в парке де ля Виллет.
– Это и есть «Проект Икар»?
Баннистер кивнул.
– Ну?
Все замолчали, и все смотрели на Джерри. Наконец он спросил:
– Что – ну?
– Что ты думаешь об этом? – рявкнул Баннистер.
Джерри посмотрел на него, потом на Андре, на Фабра и снова на Баннистера. Он думал над ответом. Картина, которую ему открыли, была грандиозна. Возвращалась его юношеская мечта; он ощутил в себе энергию, страсть и надежду, он снова был маленьким мальчиком, прижавшимся носом к витрине кондитерского магазина, и он страстно хотел прорваться в этот чарующий круг. Но реальность, как всегда, была несколько иной, и с легким нервическим вздохом Джерри наконец решился.
– Это дерьмо.
Тишина была мертвой. Ни один взгляд не дрогнул. Джерри смотрел прямо в глаза англичанина. Баннистер молчал. Ничего не оставалось делать – только говорить все до конца.
– Сильные магнитные захваты – а нужны сильные, чтобы удержать аппарат при ускорении, – развалят ваши электронные системы, – сказал Джерри. – Выхлоп «саней» будет поджаривать аппарат. Если тягу не направить прямо по центральной оси, шансы на управляемость близки к нулю. – Он пожал плечами. – Простите, Йен, но раз уж просили, получайте. Никто еще не пытался сконструировать аппарат, способный таскать такую махину, но, по существу, это – усиленная конструкция «космических саней». Я проработал над ними несколько лет и знаю, о чем говорю. Что еще? Вся конструкция – херня!
Джерри сжался, ожидая неизбежного взрыва, но ничего не произошло.
– Мы это знаем, парень, – мягко сказал Баннистер. – И знаем – да ты и сам это говоришь, – что ваша группа с ее военными разработками опережает нас на несколько лет. И мы знаем, у тебя есть кое-что полезное для нас, то, что поможет нам перековать этот чертов меч в превосходное орало.
Щедрые траты на его отпуск, отель «Риц», Николь стали понятны. ЕКА не просто вербовало молодого блестящего инженера – былое невезенье, приведшее его в гнусную затею с «космическими санями», превратилось в везенье. Он стал ключом к технологии, которая заставит эту изумительную программу заработать. Вот изысканная ирония судьбы – работа, которую Джерри ненавидел, привела его сюда, к настоящему делу...
Итальянец Никола Брандузи не произнес ни слова в течение всей этой технической беседы, словно говорили по-гречески. Сейчас он придвинулся к Джерри, улыбнулся – теперь все смотрели на него.
– Мы приготовили предложения для вас, мистер Рид. Десять тысяч ЭКЮ в месяц плюс все социальные льготы, с ежегодным пересмотром жалованья. Пятьдесят тысяч подъемных при условии трехлетнего контракта, и, конечно, ЕКА пустит в ход все свои возможности, чтобы помочь вам найти квартиру в Париже.
– Работа в моей команде, Джерри, – сказал Баннистер. – Что скажешь, мой мальчик?
– Безусловно, заманчиво, – пробормотал Джерри.
Очень заманчиво – хотя и не неожиданно, потому что Андре с самого начала прояснил намерения ЕКА – купить его за хорошие деньги; правда, условия оказались соблазнительней, чем он мог себе представить. С другой стороны, за конструкцию «саней», то есть за его часть проекта, можно было заплатить и вдвое больше. И все же, когда контракт оказался на столе, он был потрясен.
– У вас есть время, мистер Рид, – сказал Брандузи. – Мы понимаем: на такой шаг не решишься с легкостью.
– Время есть в любом смысле, – добродушно заметил Баннистер. – Погуляй по Парижу, подумай. Не спеши, ты у меня еще отсидишь себе задницу.
– Мы можем обсудить это за ленчем, – предложил Андре. – Есть пристойный марокканский ресторанчик, недалеко от...
– Если ты не против, я бы вернулся в отель, – пролепетал Джерри. – Я пока не голоден, мне бы подумать...
Они затеяли великое дело, эти европейцы, и, если оно удастся, Джерри Рид будет на гребне успеха – главную машину, буксир, сконструирует он. Его фантазия уже летела дальше, к следующему шагу – о нем они пока не помышляли: согласовать конструкцию буксира с американскими топливными баками – постоянными баками, возвращаемыми на Землю. Получится космоплан, который сможет возить туристов на Луну, может быть, – на Марс, и, если он, Джерри, сумеет войти в этот проект, он станет создателем чуда, и тогда...
Всю свою жизнь он ждал такого случая. Стать одним из творцов золотого века космических исследований, одним из покорителей Луны, и Марса, и неведомых дальних просторов. Всю жизнь он знал, что, когда ему выпадет шанс, он примет его без малейших колебаний. Оставит все, бросит все – примет.
Он сможет пройти по водам.
Он оставит все, чтобы пройти по водам.
...Соня Ивановна Гагарина стала уже интересоваться, сколько ей придется ждать удачи. Пьер Глотье привел ее на второй прием, и дело опять шло к тому, что она останется с ним. Не то чтобы Соня возражала, но через два дня приезжает лондонская порнозвезда, и, если к тому времени Соня не подыщет кого-нибудь интересного, ей придется провести остаток отпуска на собственные средства.
Пьер принимал любое журналистское задание – от рок-музыки и похабщины вроде английского секс-диска до церковных дел, например, избрания нового папы – все что хотите плюс космические программы Объединенной Европы. Прелесть вылазок с Пьером в том, что нельзя предугадать, где ты окажешься. Иногда это раздражало. В последний раз они оказались на приеме в журнале «Ла кюизин юмен», посвященном транснациональному гурманству. Там был невероятный буфет с деликатесами со всех концов света, и Соня ухитрилась идиотски обожраться. А мужчины на этом вечере были, увы, среднего возраста, большинство в сопровождении жен, толстозадые обжоры, понабежавшие на бесплатную еду и выпивку. Пьер обещал, что сегодняшний вечер будет интересней, но забыл объяснить, что тащит ее на прием, устроенный агентством фоторекламы. Демонстрировался соблазнительный живой товар для международных рекламных соглашений.
Пришлось Соне закатить ему взбучку – как обычно, дружескую и веселую. Соня напомнила, что порнозвезда приезжает послезавтра и Пьер будет занят, а никого подходящего для Сони так и не нашли.
Пьер шлепнул себя по лбу и воскликнул:
– Вот дерьмо! Я и забыл! Не волнуйся, завтра будет еще один раут – интернациональный. Англичане, итальянцы, датчане, немцы, бельгийцы, и, кто знает, вдруг албанец, мальтиец, новозеландец или даже легендарный андоррец пополнит твою коллекцию!
После знаменательной встречи Андре Дойчер подбросил Джерри к отелю и оставил его наедине со своими мыслями.
Вечером Андре появился вместе с Йеном Баннистером, и они отправились ужинать в «превосходную копию подлинного английского ресторана» – как объявил Баннистер.
На следующий день Андре повел его на ленч с Никола Брандузи в приличный – правда, едва дотягивающий до стандартов Лос-Анджелеса – бар у Енисейских полей. После ленча Джерри продемонстрировали несколько квартир, которые ЕКА представляло ему на выбор.
Вечером того же дня Андре возил его ужинать, на этот раз в китайский ресторан где-то на северо-востоке Парижа, в месте под названием Бельвилль.
На третий день Андре позвонил ему после завтрака и снова позвал на ленч, заодно пропев дифирамбы некоей Мари-Кристине – она может пойти с Джерри на прием, который устраивает ЕКА. Джерри впервые с тех пор, как «Б-747» сел в Париже, отстоял свою независимость.
– Спасибо, Андре, не стоит, – сказал он. – Я хочу посмотреть, сумею ли я сам устроить себе ленч. Ты можешь отвезти меня на обед, но без шлюшек, ладно? Если нам вечером нужно быть на приеме, я хочу проверить, сумею ли я с собой управляться в своем новом качестве – если ты понимаешь, что я имею в виду...
– Bien s?r, – мягко ответил Андре. – Pas de probl?mes, je comprends [35], – и добавил свободней и непосредственней: – Да, действительно хорошая идея, Джерри.
Джерри оделся, вышел и отправился через Вандомскую площадь к Тюильри и далее по правому берегу Сены к Сен-Жермен.
Он уже бывал в этих местах с Андре и Николь. Повсюду толпились туристы, и ресторанчики попадались на каждом шагу. Во многих меню были на русском, немецком, японском и английском языках дополнительно к французскому, поэтому Джерри решил, что там – самое удачное из всех возможных мест для его первой самостоятельной экскурсии в парижские тайны. Он еще погулял, заглянул в Нотр-Дам – для порядка, чтобы отметиться, перешел на Левый берег и на бульваре Сен-Мишель увидел типичную французскую закусочную.
...Вроде бы все вышло как надо: он заказал – наугад – фирменное блюдо (не стандартную интернациональную дрянь, которая, конечно, тоже была в меню). Сумел заказать и вино – то, что пил с Николь. Еда оказалась съедобной, вино – хорошим. Он прицелился было познакомиться с девушками-соседками, но те не говорили по-английски, а поняв, что он – американец, нахмурились и грубо повернулись к нему спиной.
– Ну и хрен с вами, кобылицы! – негодующе крикнул Джерри.
Он подозвал официанта, расплатился, пересчитал сдачу, оставил положенные чаевые и ушел. Неудача с девушками несколько испортила настроение, но солнце светило ярко, живот был набит, Джерри слегка захмелел; он решил, что плевать ему на этих девчонок, что он будет держаться своего плана, своей игры: поесть настоящей французской еды в настоящем французском ресторане – самому, без посторонней помощи, а потом гулять, не глядя, куда идет, пока не заблудится. И тогда посмотреть, сможет ли он найти дорогу в «Риц», не прибегая к услугам такси. Он не мог этого объяснить, но знал, что его маленькая затея входит в процедуру окончательного решения.
...Имей он политические убеждения, ему – несмотря на всю антипатию к «Космокрепости Америка» – пришлось бы работать над ней всю жизнь, пришлось бы оставаться в Проекте, разрушившем и карьеру Роба Поста, и надежду на достойную американскую космическую программу. У него не было политических убеждений. Его сердце принадлежало мечте о космосе, мечте, к которой страстно стремилась ЕКА – не НАСА... Так что он мог принять предложение ЕКА с чистой душой – его личная цель и отвлеченная мечта полностью совпадали, и он будет совершенной задницей, если не пошлет подальше «Роквелл» ради проекта «Икар».
Посмотри в лицо правде, говорил он себе, сворачивая с бульвара Сен-Жермен в незнакомые переулки. Единственное, что удерживает тебя от решения, – страх перед одиночеством в чужом городе. Сверх всего, в Париже нет настоящих друзей, да что там – во всей Европе. И он не говорит по-французски...
Париж и манил и пугал его. Джерри страстно хотел стать его частью, быть его уроженцем, изучать его бесконечные лабиринты. Казалось, здесь нет двух улиц, которые пересекались бы под прямым углом, на уличных табличках были французские названия, которые невозможно было запомнить, и он, Джерри, был здесь – в паутине переулков, в толпе красивых женщин, с которыми он не мог заговорить, среди ресторанов, в которых он не мог толком заказать еду или кружку пива. Так он ходил, пока не потерялся – и не только в прямом смысле этого слова.
Итак, в чем была истинная суть его затеи? Вот в чем: если он не способен сам отыскать дорогу в отель, нечего думать о том, чтобы стать парижанином! И вот, заблудившись как следует, Джерри решил отыскать дорогу к Сене, а там найти дорогу будет просто: идти вдоль реки от Нотр-Дам по направлению к Эйфелевой башне, там будет Лувр, затем Тюильри, а там через сад на север к Вандомской площади.
Ладно, где Сена? На севере? А где он?
Джерри бродил кругами и все больше запутывался. Понемногу он стал паниковать. Улочки были похожи одна на другую; он мог поклясться, что на этой, например, он был уже раза четыре. Люди, фланирующие вокруг казалось, обитали в иной реальности, а французское бормотание и непонятные надписи приобрели некий зловещий смысл.
Он заставил себя постоять спокойно и подумать. Рано или поздно подъедет такси, нужно будет произнести магические слова: «Отель “Риц”!» – и он спасен. Паника утихла. Ведь это всего лишь игра, которую он ведет с самим собой. Ну-ка, давай – постарайся ее выиграть! Как выходят из лабиринта? Надо идти вдоль стены, каждый раз поворачивая направо, пока не выйдешь.
Джерри пошел по узкой улочке. На первом перекрестке свернул направо, потом еще раз, и еще, и еще... Этот дурацкий маленький лабиринт с двух сторон ограничен бульварами Сен-Жермен и Сен-Мишель, а с третьей – Сеной. Рано или поздно лабиринт будет разгадан. Он приободрился и вскоре вышел на бульвар Сен-Мишель. На севере в полной красе возвышались шпили Нотр-Дам, а неподалеку виднелась та самая brasserie [36], в которой он обедал. Теперь нужно пройти по бульвару до реки, теперь все просто.
Но почему он не ощутил вкуса победы? Почему он чувствует себя так, словно его обманули? Или действительно обманули? Как ни крути, он здесь чужой, себя не обманешь.
Ну и черт с ним! – подумал он раздраженно.
На другой стороне улицы выстроилась очередь такси. Уже поздно, вечером – прием, и не было толку тащиться пешком к отелю, чтобы доказать то, что он уже – увы – доказал.
– Отель «Риц»! – сказал он, садясь в машину, и его повезли через Сену, к старому красному ковру и старой магии «Рица».
Больше никаких шлюх, обещал он себе, по крайней мере, пока я не стану самостоятельным. Это, по крайней мере, игра, в которой парень знает наверняка, выиграл он или проиграл.
Жить с Пьером – примерно то же, что делить квартиру с любовником и доброй подругой одновременно: на свой лад Пьер был для Сони и тем и другим. Они могли пойти на вечеринку вместе, а уйти порознь и потом сравнивать эротические впечатления. Несколько Сониных подруг по «Красной Угрозе», к примеру, Таня, Лена и Катринка, имели такие отношения с понимающими парнями в Париже, Мюнхене или Лондоне, но Соне казалось, что ей повезло. С одной стороны, Пьер, несомненно, был хорошим любовником и всегда хотел ее, если не подворачивалось что-нибудь интересное. С другой – он постоянно таскал ее в ночные клубы и на вечера, где все мужчины, увы, интересовались лишь друг другом.
Соня на такси доехала до квартиры Пьера, и консьерж, которому Пьер оставил ключи, впустил ее. Сам Пьер с помутневшим взглядом и с бутылкой холодного шампанского явился на следующее утро часов в одиннадцать.
– Славно провел ночку? – поинтересовалась Соня, чмокнув его в знак приветствия.
Пьер пожал плечами, воздел руки, как бы прося прощения, и проследовал на кухню.
– Довольно приятная маленькая венгерка, – легко сказал он, счищая фольгу с бутылки. Он ухмыльнулся Соне, хлопнул пробкой и разлил шампанское по бокалам в форме тюльпанов. – А это, как-никак, – сказал он, – первоклассное сухое, малышка.
Они чокнулись и в обход буфета двинулись в комнату довольно странного вида. Мебели здесь как таковой не было, не было даже пола – в обычном смысле. Диван, стойки, набитые электронной аппаратурой, грибовидные столики, ковровые дорожки, книжные шкафы, шкафчики, лампы – все это, казалось, плавно перетекает из одного в другое и произрастает из мягких ковров. Большое венецианское окно с видом на внутренний двор и две зеркальные стены делали комнату по ощущению безграничной. Идеальное место для вечеринок или даже оргий, и оно в изобилии повидало все это, по крайней мере, если верить Пьеру.
– Ну, какие планы на большие каникулы? – спросил Пьер, плюхнувшись на пухлый диван.
– Я здесь, не так ли? – спросила Соня, присаживаясь рядом, но в некотором отдалении.
– Ты намерена провести две недели в Париже? Со мной? – с сомнением или, возможно, с опаской спросил Пьер. По правде говоря, им ни разу не пришлось провести вместе больше двух дней.
– Тебя это не прельщает? – Соня смотрела на него широко открытыми, невинными глазами.
– А, ну да, конечно, я польщен, – с заминкой выговорил Пьер. – Mais [31], я не совсем этого ждал, ch?rie [32]...
...Выяснилось, что он ждет подружку из Лондона – будущую порнозвезду, по его словам, – которой он обещал устроить рекламу в «Пари-мач» и даже в «Шпигеле» (что было совершенным надувательством).
– Ну и чудовище ты, Пьер Глотье, – воскликнула Соня, салютуя ему бокалом.
– Ты не сердишься на меня, а?
– Ну-ну, я тебя разыгрывала. Ясное дело, я не собираюсь быть все две недели с тобой. Несколько дней, несколько вечеринок, а потом...
– Я иду на три в ближайшие четыре дня...
– ...а потом – в дорогу, незнамо куда – с кем встречусь.
– Вот это – моя Соня! – с восторгом воскликнул Пьер, явственно успокаиваясь. – Обещаю сделать все и подобрать тебе что-нибудь интересное.
С точки зрения американского космического инженера, видевшего штаб-квартиру НАСА в Хьюстоне, парижская штаб-квартира Европейского космического агентства была весьма непрезентабельна. Она помещалась в переулке рядом с улицей Суффре, за спиной Эколь Милитер [33] и грандиозного здания ЮНЕСКО. Это был грязно-белый корпус, этакий официальный модерн, затерянный среди больших и солидных жилых домов. Если бы не флаги, украшавшие его голый фасад, его можно было принять за здание средней школы где-нибудь в Сан-Фернандо Вэлли. Правда, школа в Сан-Фернандо имела собственную автостоянку, а здесь Андре Дойчеру пришлось парковаться на улице.
Они поднялись на третий этаж, и Андре ввел Джерри в приемную, большой зал без окон. Одна стена была огромным телеэкраном, на остальных помещались цветные фотографии челнока «Гермес», Земли из космоса и взлетающей со стартовой площадки в Куру ракеты «Ариан-супер». За черным металлическим столом сидели трое мужчин. Они встали, когда Джерри и Андре вошли в зал, и по очереди обменялись с Джерри рукопожатиями. Андре представлял их.
Никола Брандузи – высокий смуглый итальянец в элегантном легком костюме. Йен Баннистер – взъерошенный, тяжеловатый англичанин. Доминик Фабр – еще один француз, как и Андре – смуглый и как будто с примесью арабской крови.
Фабр был руководителем какого-то «Проекта Икар», Баннистер – менеджером того же проекта, а Брандузи представлял отдел кадров. Они прилично говорили по-английски. Джерри объяснили, что это – рабочий язык ЕКА, когда в работе участвует международный инженерный персонал.
– Как вам понравился Париж, мистер Рид? – спросил Фабр. – Андре говорил, что вы здесь впервые. Надеюсь, он устроил вам хорошее времяпрепровождение.
Джерри улыбнулся ему.
– Pas de probl?mes [34], – произнес он одну из немногих французских фраз, которых нахватался у Николь.
Фабр тоже улыбнулся. Андре фыркнул.
– Не приступить ли нам к делу, джентльмены? – сказал Баннистер.
– Без сомнения, Йен, – сказал Фабр. – Вы более или менее знакомы с «Дедалом», мистер Рид?
Джерри кивнул.
– Я читал литературу и видел фильм в де ля Виллет, – сказал он. Ему было интересно – кто на самом деле придумал, чтобы Николь сводила его туда.
– Это следующий гигантский шаг в космос, Джерри, – могу я вас так называть – Джерри? – сказал Баннистер. – Возможно, не такой эффектный, как русское марсианское предприятие, но в итоге куда более важный. Пока что дело обстоит так: хоть убейся, но человек может вырваться из земного притяжения одним путем – на носу огромных чертовски примитивных ракет, которые – не важно, возвращается аппарат или нет, – требуют колоссальных дорогих стартовых комплексов – а их мало, это настоящая драма. На «Дедале» же мы полетим прямо на орбиту с любого крупного аэропорта мира.
– Космические путешествия станут реальностью, хотя бы для тех, кто сможет за это заплатить, – сказал Фабр. – Проблема, конечно, – деловых поездок, как на Земле, не предвидится.
– Уже десятилетие, как у нас есть проклятый двигатель, а насчет корпуса остановка лишь за материалами и сооружением, – раздраженно сказал Баннистер. – Мы бы выкатили первый образец менее чем через два года.
– Мы не можем добиться финансирования, Джерри, – сказал Андре Дойчер. – Парламент Объединенной Европы ради престижа дал санкцию на три «Дедала», но другой конструкции – для доставки спутников на орбиту, – полнейшее расточительство, такая малая партия будет идиотски дорогой.
– Бессмыслица, – сказал Баннистер. – Даже если мы сможем делать их по цене в тридцать процентов от установленной, на потоке, как авиалайнеры.
– Почему бы и нет? – возразил Джерри. – Наверняка для такой машины найдется рынок!
– Вы так думаете, да? – сказал Баннистер. – А банкиров интересует лишь стоимость пассажиро-мили. Они смеются над нами, вспоминая крах затеи с «конкордом». Он был втрое быстрее, чем «Боинг-747», и вот вам – полный коммерческий провал.
Андре:
– Они требуют, чтобы мы разместили двести пятьдесят пассажиров и не думали о полетах на орбиты. У нас есть готовое компромиссное решение – суборбитальный самолетик на сто семьдесят пять пассажиров. С дополнительным горючим и жидким кислородом сможем возить на низкую орбиту семьдесят пять человек или очень неплохой груз.
Фабр:
– Но чтобы получить деньги на значащую партию этих машин, мы должны сделать ее высокоорбитальной.
Баннистер:
– Этого пока нет. Мы между молотом и наковальней: либо мы расходуем бюджет ЕКА на три малых орбитальных «Дедала», либо нам финансируют целый флот гиперзвуковых лайнеров, не выходящих на орбиты.
Андре:
– Либо как-нибудь оправдать постройку компромиссного варианта.
– Геостационарная станция! – воскликнул Джерри, уловив наконец смысл их намеков.
Андре:
– Точно, Джерри. Люди из «Меридьен» уже согласились внести двадцать процентов средств для зоны отдыха на геостационарной орбите, если мы гарантируем транспорт. Еще несколько компаний готовы вложить деньги, чтобы устроить интернаты для богатых стариков, больницы с нуль-гравитацией и реабилитационные центры. Такой комплекс был бы идеальной базой для запуска и обслуживания спутников связи.
– И базой снабжения, которая необходима, чтобы колония на Луне стала по-настоящему жизнеспособной, – сказал Баннистер.
– Затем ее можно будет увеличивать, используя материалы с Луны, что обойдется вдвое дешевле, чем доставка с Земли...
– Там можно будет собирать большие корабли, способные обеспечивать постоянную колонию на Марсе...
– И обратным ходом возить железные астероиды из Пояса...
– Возможно, лед со спутников Юпитера...
– Вы говорите о строительстве настоящего города в космосе! – воскликнул Джерри. – Вы говорите об освоении всей Солнечной системы!
Глаза Йена Баннистера буравили его с такой напряженностью, какой Джерри не приходилось видеть много лет; он думал, что огонь инженерной страсти навсегда ушел из этого мира.
На мгновение ему почудилось, будто из далекого прошлого сквозь большую вазу с шоколадным мороженым «Хааген Даазс», плавающим в шоколадном сиропе «Хершиз», на него глядят глаза Роба Поста. Джерри почувствовал, как по телу пробегают мурашки. Но тут Баннистер сказал твердым, решительным тоном:
– Вы чертовски правы, это так, мой мальчик.
– На всю работу уйдет не одно десятилетие, – сказал Фабр.
– Ведь мы знаем, как это сделать, Доминик, – настаивал Баннистер. – Не потребуется никаких эпохальных открытий. Всего-то и нужно – засучить рукава и взяться за работу!
– И получить финансирование, Йен, – сказал Андре. – Из-за этого мы и взялись за проект «Икар», Джерри.
– Недостающая деталь головоломки... – сказал Фабр. – Йен?
– Нам нужен способ выведения «Дедала» с низкой орбиты на стационарную, – заговорил Баннистер. – Что-то вроде ваших проклятых военных «саней», но потяжелее. Самолет поднимается с полосы аэропорта на околоземную орбиту, стыкуется с «санями», и его тащат на синхронную. Вы видели прикидку в парке де ля Виллет.
– Это и есть «Проект Икар»?
Баннистер кивнул.
– Ну?
Все замолчали, и все смотрели на Джерри. Наконец он спросил:
– Что – ну?
– Что ты думаешь об этом? – рявкнул Баннистер.
Джерри посмотрел на него, потом на Андре, на Фабра и снова на Баннистера. Он думал над ответом. Картина, которую ему открыли, была грандиозна. Возвращалась его юношеская мечта; он ощутил в себе энергию, страсть и надежду, он снова был маленьким мальчиком, прижавшимся носом к витрине кондитерского магазина, и он страстно хотел прорваться в этот чарующий круг. Но реальность, как всегда, была несколько иной, и с легким нервическим вздохом Джерри наконец решился.
– Это дерьмо.
Тишина была мертвой. Ни один взгляд не дрогнул. Джерри смотрел прямо в глаза англичанина. Баннистер молчал. Ничего не оставалось делать – только говорить все до конца.
– Сильные магнитные захваты – а нужны сильные, чтобы удержать аппарат при ускорении, – развалят ваши электронные системы, – сказал Джерри. – Выхлоп «саней» будет поджаривать аппарат. Если тягу не направить прямо по центральной оси, шансы на управляемость близки к нулю. – Он пожал плечами. – Простите, Йен, но раз уж просили, получайте. Никто еще не пытался сконструировать аппарат, способный таскать такую махину, но, по существу, это – усиленная конструкция «космических саней». Я проработал над ними несколько лет и знаю, о чем говорю. Что еще? Вся конструкция – херня!
Джерри сжался, ожидая неизбежного взрыва, но ничего не произошло.
– Мы это знаем, парень, – мягко сказал Баннистер. – И знаем – да ты и сам это говоришь, – что ваша группа с ее военными разработками опережает нас на несколько лет. И мы знаем, у тебя есть кое-что полезное для нас, то, что поможет нам перековать этот чертов меч в превосходное орало.
Щедрые траты на его отпуск, отель «Риц», Николь стали понятны. ЕКА не просто вербовало молодого блестящего инженера – былое невезенье, приведшее его в гнусную затею с «космическими санями», превратилось в везенье. Он стал ключом к технологии, которая заставит эту изумительную программу заработать. Вот изысканная ирония судьбы – работа, которую Джерри ненавидел, привела его сюда, к настоящему делу...
Итальянец Никола Брандузи не произнес ни слова в течение всей этой технической беседы, словно говорили по-гречески. Сейчас он придвинулся к Джерри, улыбнулся – теперь все смотрели на него.
– Мы приготовили предложения для вас, мистер Рид. Десять тысяч ЭКЮ в месяц плюс все социальные льготы, с ежегодным пересмотром жалованья. Пятьдесят тысяч подъемных при условии трехлетнего контракта, и, конечно, ЕКА пустит в ход все свои возможности, чтобы помочь вам найти квартиру в Париже.
– Работа в моей команде, Джерри, – сказал Баннистер. – Что скажешь, мой мальчик?
– Безусловно, заманчиво, – пробормотал Джерри.
Очень заманчиво – хотя и не неожиданно, потому что Андре с самого начала прояснил намерения ЕКА – купить его за хорошие деньги; правда, условия оказались соблазнительней, чем он мог себе представить. С другой стороны, за конструкцию «саней», то есть за его часть проекта, можно было заплатить и вдвое больше. И все же, когда контракт оказался на столе, он был потрясен.
– У вас есть время, мистер Рид, – сказал Брандузи. – Мы понимаем: на такой шаг не решишься с легкостью.
– Время есть в любом смысле, – добродушно заметил Баннистер. – Погуляй по Парижу, подумай. Не спеши, ты у меня еще отсидишь себе задницу.
– Мы можем обсудить это за ленчем, – предложил Андре. – Есть пристойный марокканский ресторанчик, недалеко от...
– Если ты не против, я бы вернулся в отель, – пролепетал Джерри. – Я пока не голоден, мне бы подумать...
Они затеяли великое дело, эти европейцы, и, если оно удастся, Джерри Рид будет на гребне успеха – главную машину, буксир, сконструирует он. Его фантазия уже летела дальше, к следующему шагу – о нем они пока не помышляли: согласовать конструкцию буксира с американскими топливными баками – постоянными баками, возвращаемыми на Землю. Получится космоплан, который сможет возить туристов на Луну, может быть, – на Марс, и, если он, Джерри, сумеет войти в этот проект, он станет создателем чуда, и тогда...
Всю свою жизнь он ждал такого случая. Стать одним из творцов золотого века космических исследований, одним из покорителей Луны, и Марса, и неведомых дальних просторов. Всю жизнь он знал, что, когда ему выпадет шанс, он примет его без малейших колебаний. Оставит все, бросит все – примет.
Он сможет пройти по водам.
Он оставит все, чтобы пройти по водам.
...Соня Ивановна Гагарина стала уже интересоваться, сколько ей придется ждать удачи. Пьер Глотье привел ее на второй прием, и дело опять шло к тому, что она останется с ним. Не то чтобы Соня возражала, но через два дня приезжает лондонская порнозвезда, и, если к тому времени Соня не подыщет кого-нибудь интересного, ей придется провести остаток отпуска на собственные средства.
Пьер принимал любое журналистское задание – от рок-музыки и похабщины вроде английского секс-диска до церковных дел, например, избрания нового папы – все что хотите плюс космические программы Объединенной Европы. Прелесть вылазок с Пьером в том, что нельзя предугадать, где ты окажешься. Иногда это раздражало. В последний раз они оказались на приеме в журнале «Ла кюизин юмен», посвященном транснациональному гурманству. Там был невероятный буфет с деликатесами со всех концов света, и Соня ухитрилась идиотски обожраться. А мужчины на этом вечере были, увы, среднего возраста, большинство в сопровождении жен, толстозадые обжоры, понабежавшие на бесплатную еду и выпивку. Пьер обещал, что сегодняшний вечер будет интересней, но забыл объяснить, что тащит ее на прием, устроенный агентством фоторекламы. Демонстрировался соблазнительный живой товар для международных рекламных соглашений.
Пришлось Соне закатить ему взбучку – как обычно, дружескую и веселую. Соня напомнила, что порнозвезда приезжает послезавтра и Пьер будет занят, а никого подходящего для Сони так и не нашли.
Пьер шлепнул себя по лбу и воскликнул:
– Вот дерьмо! Я и забыл! Не волнуйся, завтра будет еще один раут – интернациональный. Англичане, итальянцы, датчане, немцы, бельгийцы, и, кто знает, вдруг албанец, мальтиец, новозеландец или даже легендарный андоррец пополнит твою коллекцию!
После знаменательной встречи Андре Дойчер подбросил Джерри к отелю и оставил его наедине со своими мыслями.
Вечером Андре появился вместе с Йеном Баннистером, и они отправились ужинать в «превосходную копию подлинного английского ресторана» – как объявил Баннистер.
На следующий день Андре повел его на ленч с Никола Брандузи в приличный – правда, едва дотягивающий до стандартов Лос-Анджелеса – бар у Енисейских полей. После ленча Джерри продемонстрировали несколько квартир, которые ЕКА представляло ему на выбор.
Вечером того же дня Андре возил его ужинать, на этот раз в китайский ресторан где-то на северо-востоке Парижа, в месте под названием Бельвилль.
На третий день Андре позвонил ему после завтрака и снова позвал на ленч, заодно пропев дифирамбы некоей Мари-Кристине – она может пойти с Джерри на прием, который устраивает ЕКА. Джерри впервые с тех пор, как «Б-747» сел в Париже, отстоял свою независимость.
– Спасибо, Андре, не стоит, – сказал он. – Я хочу посмотреть, сумею ли я сам устроить себе ленч. Ты можешь отвезти меня на обед, но без шлюшек, ладно? Если нам вечером нужно быть на приеме, я хочу проверить, сумею ли я с собой управляться в своем новом качестве – если ты понимаешь, что я имею в виду...
– Bien s?r, – мягко ответил Андре. – Pas de probl?mes, je comprends [35], – и добавил свободней и непосредственней: – Да, действительно хорошая идея, Джерри.
Джерри оделся, вышел и отправился через Вандомскую площадь к Тюильри и далее по правому берегу Сены к Сен-Жермен.
Он уже бывал в этих местах с Андре и Николь. Повсюду толпились туристы, и ресторанчики попадались на каждом шагу. Во многих меню были на русском, немецком, японском и английском языках дополнительно к французскому, поэтому Джерри решил, что там – самое удачное из всех возможных мест для его первой самостоятельной экскурсии в парижские тайны. Он еще погулял, заглянул в Нотр-Дам – для порядка, чтобы отметиться, перешел на Левый берег и на бульваре Сен-Мишель увидел типичную французскую закусочную.
...Вроде бы все вышло как надо: он заказал – наугад – фирменное блюдо (не стандартную интернациональную дрянь, которая, конечно, тоже была в меню). Сумел заказать и вино – то, что пил с Николь. Еда оказалась съедобной, вино – хорошим. Он прицелился было познакомиться с девушками-соседками, но те не говорили по-английски, а поняв, что он – американец, нахмурились и грубо повернулись к нему спиной.
– Ну и хрен с вами, кобылицы! – негодующе крикнул Джерри.
Он подозвал официанта, расплатился, пересчитал сдачу, оставил положенные чаевые и ушел. Неудача с девушками несколько испортила настроение, но солнце светило ярко, живот был набит, Джерри слегка захмелел; он решил, что плевать ему на этих девчонок, что он будет держаться своего плана, своей игры: поесть настоящей французской еды в настоящем французском ресторане – самому, без посторонней помощи, а потом гулять, не глядя, куда идет, пока не заблудится. И тогда посмотреть, сможет ли он найти дорогу в «Риц», не прибегая к услугам такси. Он не мог этого объяснить, но знал, что его маленькая затея входит в процедуру окончательного решения.
...Имей он политические убеждения, ему – несмотря на всю антипатию к «Космокрепости Америка» – пришлось бы работать над ней всю жизнь, пришлось бы оставаться в Проекте, разрушившем и карьеру Роба Поста, и надежду на достойную американскую космическую программу. У него не было политических убеждений. Его сердце принадлежало мечте о космосе, мечте, к которой страстно стремилась ЕКА – не НАСА... Так что он мог принять предложение ЕКА с чистой душой – его личная цель и отвлеченная мечта полностью совпадали, и он будет совершенной задницей, если не пошлет подальше «Роквелл» ради проекта «Икар».
Посмотри в лицо правде, говорил он себе, сворачивая с бульвара Сен-Жермен в незнакомые переулки. Единственное, что удерживает тебя от решения, – страх перед одиночеством в чужом городе. Сверх всего, в Париже нет настоящих друзей, да что там – во всей Европе. И он не говорит по-французски...
Париж и манил и пугал его. Джерри страстно хотел стать его частью, быть его уроженцем, изучать его бесконечные лабиринты. Казалось, здесь нет двух улиц, которые пересекались бы под прямым углом, на уличных табличках были французские названия, которые невозможно было запомнить, и он, Джерри, был здесь – в паутине переулков, в толпе красивых женщин, с которыми он не мог заговорить, среди ресторанов, в которых он не мог толком заказать еду или кружку пива. Так он ходил, пока не потерялся – и не только в прямом смысле этого слова.
Итак, в чем была истинная суть его затеи? Вот в чем: если он не способен сам отыскать дорогу в отель, нечего думать о том, чтобы стать парижанином! И вот, заблудившись как следует, Джерри решил отыскать дорогу к Сене, а там найти дорогу будет просто: идти вдоль реки от Нотр-Дам по направлению к Эйфелевой башне, там будет Лувр, затем Тюильри, а там через сад на север к Вандомской площади.
Ладно, где Сена? На севере? А где он?
Джерри бродил кругами и все больше запутывался. Понемногу он стал паниковать. Улочки были похожи одна на другую; он мог поклясться, что на этой, например, он был уже раза четыре. Люди, фланирующие вокруг казалось, обитали в иной реальности, а французское бормотание и непонятные надписи приобрели некий зловещий смысл.
Он заставил себя постоять спокойно и подумать. Рано или поздно подъедет такси, нужно будет произнести магические слова: «Отель “Риц”!» – и он спасен. Паника утихла. Ведь это всего лишь игра, которую он ведет с самим собой. Ну-ка, давай – постарайся ее выиграть! Как выходят из лабиринта? Надо идти вдоль стены, каждый раз поворачивая направо, пока не выйдешь.
Джерри пошел по узкой улочке. На первом перекрестке свернул направо, потом еще раз, и еще, и еще... Этот дурацкий маленький лабиринт с двух сторон ограничен бульварами Сен-Жермен и Сен-Мишель, а с третьей – Сеной. Рано или поздно лабиринт будет разгадан. Он приободрился и вскоре вышел на бульвар Сен-Мишель. На севере в полной красе возвышались шпили Нотр-Дам, а неподалеку виднелась та самая brasserie [36], в которой он обедал. Теперь нужно пройти по бульвару до реки, теперь все просто.
Но почему он не ощутил вкуса победы? Почему он чувствует себя так, словно его обманули? Или действительно обманули? Как ни крути, он здесь чужой, себя не обманешь.
Ну и черт с ним! – подумал он раздраженно.
На другой стороне улицы выстроилась очередь такси. Уже поздно, вечером – прием, и не было толку тащиться пешком к отелю, чтобы доказать то, что он уже – увы – доказал.
– Отель «Риц»! – сказал он, садясь в машину, и его повезли через Сену, к старому красному ковру и старой магии «Рица».
Больше никаких шлюх, обещал он себе, по крайней мере, пока я не стану самостоятельным. Это, по крайней мере, игра, в которой парень знает наверняка, выиграл он или проиграл.
Пусть Германия сделает первый шаг
Любой разговор о приеме Советского Союза в Объединенную Европу – чтобы уравновесить так называемую «германскую экономическую гегемонию», – вызывает вопли ярости. Так что поддержка этого предложения немцами может показаться донкихотской и даже непатриотичной.
Верно, каждый немец от зеленейшего из зеленых до ортодоксов, тайно вышивающих свастики на нижнем белье, может гневаться из-за нашего истинного места в сердцах наших собратьев европейцев.
Верно и то, что мы добились экономического превосходства тяжким трудом, умением и выбором культурных ценностей, а не подлыми интригами. Справедливо также, что у нас нет ни перевеса голосов в Страсбурге, ни военной мощи, которую можно бы использовать для чего-либо более зловещего, чем охрана нашего благосостояния.
Но, увы, верно и то, что мы дали европейским братьям серьезный повод бояться нас. И если сейчас этот страх не имеет больше рациональных оснований, то с эмоциями должно считаться.
Вскоре мы получим возможность для последнего экзорцизма[37], мы сумеем прогнать призрак Третьего рейха навсегда.